Кузьменко Владимир. Древо жизни. Книга 1

   Машинально тронул себя за лицо. Вместо длинных седых усов, которые он аккуратно подрезал вот уже двадцать пять лет, рука его встретила колючую щетину. Такая же щетина была на щеках.
   – Что за дьявол! – выругался он. И вдруг понял, что одежда, которая надета на нем, – это давно забытая им земная одежда. И местность чем-то знакома.
   Он пошёл вперёд, осматриваясь по сторонам, и вдруг обнаружил в себе давно забытую лёгкость движений. Не было привычной грузности. Казалось, ноги сами несут тело, без всякого напряжения и усилий. Это было неожиданно и приятно. Настолько приятно, что он, как бы проверяя себя, подпрыгнул несколько раз на месте и удовлетворённо засмеялся. Он вспомнил. Да, конечно, вчера он заснул здесь после охоты. Это те самые холмы в южной части острова. Вчера?! Но между вчера и сегодня были пятьдесят долгих лет на Элии. Он помнил все подробности своего сна, помнил каждую чёрточку лица Стеллы, Тауры, каждую чёрточку лиц своих сыновей, каждое слово, произнесённое старым мудрым Дуком. Он осмотрел себя. Несомненно, это было тело молодого человека с сильными ногами и руками. Он вспомнил свои руки со вздувшимися венами. Это были другие руки… Неужели сон?.. Он стал вспоминать подробности своей жизни на Элии, зная, что подробности сна забываются и последовательность их часто нарушается, события меняются местами. Сон обычно сопровождается несколькими не связанными между собой сновидениями. И потом, снится ли человеку, что он спит и во сне вспоминает виденный сон? Сон во сне. Это абсурд! Он мог вспомнить все мельчайшие подробности, не путаясь в их последовательности. Концлагерь, восстание, битва в горах, его последующая жизнь на Элии, рождение детей – все это ясно всплыло в памяти, ничуть не нарушая последовательности событий. Если это не сон, то почему он здесь? Куда девалась его старость?
   Тут он обнаружил, что идёт по знакомой тропе. Скоро слева должно показаться болото, подумал Сергей. Действительно, минут через двадцать он подошёл к краю болота. Сомнений не оставалось. Он находился на острове. На том самом острове, куда его поместили после возвращения со Счастливой.
   Ну, что ж… Чем труднее и запутаннее была ситуация, тем спокойнее становился Сергей, и это спокойствие всегда помогало ему быстро находить выход из самых трудных положений. Вдруг острая боль пронзила ему сердце. А как же дети? Мои сыны, которыми я так гордился… неужели это только плод моего воображения, плод сна?! Внутренним слухом и зрением он явно слышал их голоса, видел их лица. Он закрыл глаза и ясно увидел Тауру, спускающуюся по крутому склону горы. В левой руке она держит лук, а правой хватает ветви кустарника. Он явно ощутил боль от удара камня, сорвавшегося из-под ног Тауры.
   Нет! Это не могло быть сном, решил он. Но что же тогда? На этот вопрос он не мог пока найти ответа.
   Задумавшись, он вышел на берег моря. Это было хорошо знакомое ему побережье. До дома на берегу озера оставалось километра три.
   Если это сон, решил он, то я найду дома все без изменения. Идти по песку в тяжёлых сапогах было трудно, и он снова свернул в лес. Вскоре вышел на тропинку, которая вела к дому. Остановился. Здесь он впервые встретил Стеллу! Опустился на землю, почувствовал охватившую его слабость. Ноги просто не держали. Он лёг на землю, стараясь справиться с охватившим его приступом отчаяния. Во сне (был ли это сон?) он был готов к смерти, ждал её и почти смирился с её неизбежностью, находя утешение в своих воспоминаниях прожитого и в продолжении жизни в детях. Он вдруг почувствовал, что потеря реальности воспоминания прожитой жизни воспринимается им как нечто более ужасное, чем сама смерть.
   Наверное, так сходят с ума. Сон или не сон? Мозг его отказывался решать возникшую неопределённость. Если сон – то почему каждая клеточка тела хранит в себе память о пережитом?! Почему память хранит голоса людей, приснившихся ему в этом сне, хранит малейшие оттенки интонации? Бывает ли такое во сне? Можно ли, проснувшись, помнить вкус пищи, прикосновения рук, запахи, имена близких? Но, с другой стороны, можно ли прожить пятьдесят долгих элианских лет и очутиться вновь на том же самом месте, в той же одежде у только что потухшего костра? Реальность убеждала его в одном, память же протестовала. Спор между Реальностью и Памятью разгорался с новой силой, и его Сознание, вслушиваясь в доводы спорящих, взаимоисключающих друг друга, но одинаково справедливых, раздиралось на части в поисках решения и не находило его. Это была грань, за которой должно было последовать безумие. Ведь что такое умопомешательство – несовместимость собственного Я с Реальностью? Или – или. Или сохраняется собственное Я, но тогда это Я заменяет истинную Реальность на Реальность воображения, на модель Реальности, подогнанную под собственное Я. Или Я должно уступить Реальности и снова стать её частью.
   Легко ли сделать правильный выбор? Распознать истинную реальность от реальности воображаемой? Не спешите с ответом! Разве все человечество ради своего собственного Я не создаёт себе воображаемую реальность, угодную этому Я, подгоняемую к этому Я теориями и философскими концепциями? Какая разница между тобой и несчастным рыцарем из Ламанчи? Как и он, ты стремишься к добру и справедливости, а приходишь к злу и насилию.
   Твой антипод – «частица зла, творящая благое». Кто же ты? Добра частица – сеющее зло?
   Можно ли вообще познать реальность, наблюдая её через призму собственного Я? Можно ли подняться над своим собственным Я и осознать себя частицей нечто большего, чем это Я?
   Клетка не может осознать себя частицей организма. Человек способен осознать себя частицей нации, народа, всего человечества. Чем выше мы поднимаемся над своим Я, тем шире открывается кругозор. Способно ли человечество подняться настолько высоко, чтобы осознать себя и своё место в Реальности?
   Постепенно Сергей успокаивался. Не все задачи поддаются немедленному решению и не все они имеют однозначные решения. Надо ждать, решил он. Ждать случая, который предоставит недостающую информацию. Пока же надо заставить себя воспринимать действительность такой, какая она есть, или во всяком случае представляется ощущениям и восприятию. Возбуждение и страх – плохие советчики. Человек должен достичь такой степени самообладания, когда странности Реальности не вызывают страха, а только любопытство и любознательность. Иначе человек уподобится лошади, которая впервые видит верблюда. Тем более, подумал он, странности преследуют с того момента, как я возвратился со Счастливой. Когда-нибудь все разъяснится! А если нет… то не буду же я разбивать себе голову об эти толстые стволы деревьев! Может быть, зло подумал он, кто-то хочет проверить прочность моей психики. Что ж, пусть проверяет! Нахлынувшая злость, как ни странно, помогла ему успокоиться.
   Сергей поднялся. Он не зачеркнул в себе Эрика. Эрика, который руководил восстанием в концлагере, вёл отряд по узкой тропе над обрывом. Впрочем, тогда Эрик был ещё Сергеем. Теперь Сергей хранил в себе Эрика, который хладнокровно уничтожал запертых в звездолёте пришельцев, и Эрика, который заключил Чака в клетку. Этот Эрик был тоже с ним и органически слился с Сергеем. Кто знает, может быть, именно этого Сергея-Эрика ждали здесь, и именно он был здесь нужен?
   Постепенно деревья стали редеть. Вот и знакомый муравейник. Как ни в чем не бывало, так же, как и тогда, муравьи деловито тащили по склону толстую зеленую гусеницу. Сергей постоял возле муравейника. Вид муравьёв ещё более успокоил его. Он сделал несколько шагов и очутился на поляне перед домом.
   – Папа вернулся! – к нему бежала его. шестилетняя дочь Оленька.
   Он подхватил её на руки. Дочь обняла его за шею и сейчас же затараторила, сообщая последние новости. А новости заключались в том, что Володька купал в озере кошку и не слушался маму, лазил по деревьям. Нарушитель же порядка прыгал на веранде, ухватившись за перила, выражая таким образом свою радость при виде возвратившегося отца. На веранде показалась Ольга с дымящейся паром сковородкой. Увидев Сергея, она приветливо помахала ему рукой:
   – Вот хорошо, что успел к обеду! Я уже думала, что ты вернёшься только к вечеру!
   Сергей подошёл к крыльцу и как-то нерешительно приблизился к жене. Та, ещё держа сковородку в руках, подставила ему щеку для поцелуя. Сергей как-то неуклюже и застенчиво, сам себя не понимая, но не имея сил справиться с волнением, поцеловал её и опустился на стул.
   – Я заснул в лесу, – начал он осторожно, – и не помню, хоть убей, сколько я проспал!
   – Я уже привыкла, что ты на сутки уходишь из дому, – с едва уловимым упрёком ответила Ольга.
   – Что? – не веря, переспросил Сергей. – Сутки?
   – Даже больше, если учесть, что ты ушёл вчера утром, а вернулся сегодня к обеду.
   Сергей промолчал.
   – Я думала, ты принесёшь с охоты оленя. У нас уже нет мяса. Но если ты хочешь, я открою тушёнку.
   – Нет! Спасибо!
   – Тогда ешь яичницу с салом. Суп я сегодня не варила. Дети его не едят, а я не знала, когда ты вернёшься.
   Идя сюда, Сергей меньше всего ожидал, что его встретят таким обыденным разговором. Он вспомнил, как искал Проход, представляя себе встречу с женой и детьми. Но из всех картин, которые рисовало ему воображение, ни одна не походила на эту. «Неужели сон?» – снова с каким-то отчаянием подумал он, но сейчас же погасил опасную мысль, решив больше к ней не возвращаться.
   Он стал есть яичницу. По сравнению с той едой, к которой он привык на Элии, эта показалась ему безвкусной. Он поковырялся вилкой и встал из-за стола.
   – Ты что, не голодный?
   – Что-то не хочется, – ответил он и пошёл в кабинет. Здесь все было так, как-будто он вышел отсюда только вчера. На столе аккуратная стопка исписанных бумаг. Рядом листок с незаконченными расчётами. Сергей подошёл и прочёл написанное. Да, это писал он. Странно, что все мгновенно ожило в памяти. Он подержал в руках листок, бросил его на стол и вернулся на веранду. Ольга налила ему кофе. На Элии кофе не выращивали. Вкус его показался странным и даже неприятным. Он сделал глоток и отставил чашку.
   – У тебя нет чая? – попросил он Ольгу.
   – Сейчас заварю! Тебе что, не нравится кофе? – удивилась она. – Ты всегда его любил. – Она отпила из его чашки глоток и пожала плечами: – Кофе как кофе! Растворимый. Может быть, ты хочешь в зёрнах? Я пожарю. Но на это уйдёт время.
   – Нет, спасибо, ничего не надо!
   Он не хотел признаться себе, что совсем не рад встрече. Ольга, дети казались ему чужими. Он испугался, что это заметят.
   – Ну, как твои дела? – спросил он Оленьку. И в этом вопросе невольно прозвучало такое безразличие, что Ольга удивлённо взглянула на него, но сейчас же опустила глаза. Ребёнок тоже интуитивно почувствовал отчуждение и прижался к матери. Стараясь исправить промах, Сергей поднялся и как можно веселее и естественнее сказал, обращаясь к сыну:
   – Пойдём-ка, сына, к озеру, пройдёмся немного!
   – Пошли! – согласился Володька, хватаясь ручонкой за указательный палец отца. Так обычно они гуляли. Володька привык держаться при совместных прогулках за отцовский палец. Этот давно забытый жест поразил Сергея больше всего, и он вдруг почувствовал, что его сердце оттаивает и в нем появляются интерес и нежность к этому маленькому существу.
   – Точно! Пойдите погуляйте, – неизвестно чему обрадовалась Ольга. – А я тем временем что-нибудь приготовлю более существенное!
   – Знаешь что? Приготовь-ка салат с помидорами, огурцами и картошкой! – Сергей вспомнил, что такой салат ему когда-то очень нравился.
   – Может быть, рюмочку?
   – Можно и рюмочку! Только из холодильника!
   Они пошли с Володькой на берег озера. Вдалеке на волнах качался белый предмет. Сергей вспомнил, что это буёк, обозначающий подкормленное место, где с первого же раза брали крупные лещи.
   – Где это ты купал кошку? – спросил он сына.
   Вовка стал взахлёб рассказывать, как он хотел выкупать кошку, а она этого не хотела и убежала, поцарапав ему руки.
   – Во! – показал он свежие царапины.
   Сергей машинально начал водить рукой над поцарапанными ручками ребёнка, как его этому учила Стелла. Вовка смотрел внимательно, а потом сообщил, что уже не болит. Сергей посмотрел на его руки и увидел, что ещё минуту назад воспалённые полосы, покрытые влажными струпьями, подсохли, краснота исчезла. Он почувствовал озноб. Потом появилась дрожь. Долгое время он не мог с ней справиться. Наконец дрожь прошла.
   – Постой-ка! – сказал он сыну, решив продолжить эксперимент. Вспомнив уроки Ваака, он подошёл вплотную к берегу. Через несколько минут вблизи послышались всплески. Ещё минута, и громадный лещ в высоком прыжке выбросился на берег и запрыгал на песке. За ним последовал второй, третий. Сергей расслабился. Он подобрал лещей, нанизал их за жабры на прутик и вернулся с сыном домой.
   – Ого! Какой улов! – воскликнула удивлённая Ольга. – И когда это вы успели?
   – Они сами, мама, сами! – закричал Вовка.
   – Сама рыба не ловится! – назидательно возразила Оленька. – Её удят удочками!
   Вовка стал возражать, но его никто уже не слушал. Сергей постарался перевести разговор на другую тему и поинтересовался, готов ли салат. На мгновение ему показалось, что Ольга улыбнулась какой-то особой, не свойственной ей улыбкой. Почему-то эта улыбка испугала его, и он снова почувствовал дрожь.
   – Ты, я вижу, совсем замёрз! Вот к чему приводят твои ночёвки в лесу! – Она вышла в холл, и было слышно, как открылся холодильник.
   – На-ка, выпей! – протянула она ему рюмку водки.
   Сергей выпил. Ему показалось, что он влил себе внутрь расплавленный металл или кислоту. Все внутри горело. Он закашлялся.
   – Быстро закусывай! – Ольга поставила на стол миску с салатом. Сочные помидоры смягчили жар от выпитого. Сергей почувствовал, что пьянеет, чего никогда раньше с ним не случалось. Он отвык от крепких напитков. Вино на Элии было слабое, не более десяти градусов. Сорокаградусная русская водка в таком случае, конечно, адский напиток.
   – Теперь иди отдыхай! – потребовала Ольга, когда с салатом было покончено. Сергей хотел побыть один и поэтому, не возражая, отправился в кабинет.
   – Не сон! Не сон! – повторял он себе. – Но что же это? Почему здесь ничего не изменилось? Сколько прошло времени?
   Он так и заснул, сидя на диване, и проснулся только утром следующего дня бодрым и окончательно успокоившимся. Странность реальности больше не пугала. Он был счастлив, что прожитая им жизнь на Элии не сон. Где-то в неведомой части Великого Космоса затерялась прекрасная планета, и там живут его дети. Или потомки его детей. Но это теперь неважно. Сейчас самое главное – выдержка! Спокойствие и выдержка, повторял он. Только в спокойном состоянии можно правильно оценить информацию, а главное, заметить её. Посмотрим, что будет дальше.
   В доме все спали. Он взял карабин и отправился в лес.
   Часа через два вернулся, неся на плечах молодого оленя. Ольга уже встала и готовила завтрак. На этот раз она напоила его чаем. Чай был заварен именно так, как он любил и привык пить его на Элии.
   У него снова возникло странное ощущение, что Ольга что-то знает, но скрывает от него. Это странное ощущение дополнялось каким-то непроходящим отчуждением. Он почему-то не мог воспринимать Ольгу как свою жену и ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что Ольга стала другой, что вообще это уже не Ольга.
   Сергей пробовал «прощупать» её память, как его когда-то учил Дук, но у него ничего не получалось. То ли он разучился, так как почти не прибегал к этому на Элии, то ли Ольга не поддавалась его воздействиям и её память и сознание были закрыты для него. Откровенна ли она с ним?
   – Ты не встречала здесь, на острове, девушку?
   – Это было три года назад! – спокойно ответила Ольга. – Я подумала, что это отбившаяся от группы туристка. Я не успела её даже окликнуть, как она убежала, по-видимому, испугавшись. Ты что, её тоже встречал?
   – Да, её звали Стеллой!
   – Вот как! – Ольга ограничилась этим восклицанием и не стала задавать вопросов.
   Больше к этой теме не возвращались. Сергей искал перемены в поведении Ольги, но не находил их. Он сообщил ей имя Стеллы, следовательно, признался, что знал её, но это не вызывало у Ольги естественных, казалось, вопросов. В другом случае он, возможно, обрадовался бы, но сейчас… сейчас это раздражало и даже пугало…
   Пользуясь даром Дука, он стал следить за Ольгой, когда она не подозревала, что её видят. Он не мог объяснить себе, с какой целью это делает. Ольга вела себя естественно, не давая никакой «пищи для размышлений». И все же перемены в ней были. Он их не чувствовал, а скорее предполагал интуитивно. Так ничего и не узнав, наблюдения пришлось прекратить. Возможно, он просто отвык от неё. Не перенёс ли он странность своего положения на жену? Это было вполне вероятно.
   Логика и интуиция… Интуиция что-то нашёптывает, но логика не принимает. Отказывается принимать. Интуиция подобна Кассандре, она знает то, чего не знают остальные, но ей не верят. Да как же ей верить, если то, что говорит Кассандра, противоречит очевидному, фактам, а «факты – упрямая вещь». И факты – троянцы – не верят интуиции – Кассандре. Каждый в своей жизни по крайней мере один раз сжигает свою Трою. Но как отличить голос безумной девицы от множества голосов лжепророков, сидящих в наших мозгах? Как среди множества безумий найти то безумие, которое поведёт тебя к звёздному часу открытия истины? Логика – бюрократ мозга. Она посредственна в своей логичности и логична в своей посредственности. Но мы не имеем ничего лучшего! В крайнем случае, бюрократ может получить хорошее образование. Но прибавит ли это ему ума? Государство порождает бюрократа, Разум – логику. Без них не может существовать ни государство, ни разум. Без них – анархия. Главное – не упустить момент, когда тупость бюрократа становится столь же опасной, как и анархия, и в конечном итоге ведёт к тому же результату.
   Фома Аквинский говорил: «Верю, ибо нелепо!» Верить в нелепость нельзя! Но как отличить настоящую нелепость от видимой нелепости явления, которое наш разум не может схватить полностью и видит только незначительную часть этого явления вне связи с остальными, составляющими целое?
   Ничего так не вредно познанию, как категоричность утверждений. Казалось, став на путь диалектического мышления, мы, понимая изменчивость и противоречия нашего странного мира, должны были бы избегать излишней категоричности суждений. Так нет же! Открыв истину при помощи диалектического мышления, мы возводим своё открытие в догму, тут же забывая, что истина тоже меняется, как меняется и мир, ибо истина – это только отражение этого мира в процессе его развития, так же, как и наше его восприятие, которое должно в своём развитии поспевать за меняющимся миром. Проходит время, и диалектика, подобно тому, как днище корабля обрастает ракушками, обрастает догмами, и уже вместо действительной реальности создаётся реальность вымысла, и мы смотрим на мир через призму этой вымышленной реальности, отвергая все то, что не соответствует нашему вымыслу.
   – Ты рассуждаешь верно! – услышал он голос Ольги. Она стояла в дверях кабинета.
   – Разве я что-то говорил?
   – Да, ты рассуждал вслух, – почему-то смутилась Ольга.
   Сергей был готов поклясться, что не произнёс ни одного слова. Никогда не замечал за собой такого свойства. Он недоверчиво посмотрел на жену, стараясь понять, говорит ли она правду. На секунду ему показалось, что глаза её изменились. В них появилась такая бездонная глубина, сравнимая разве что с глубиной Космоса. Это была какая-то бездна, где одновременно было Все и Ничто, то Великое Ничто, которое порождает Все – Время, Пространство, Звезды. У него закружилась голова. Через секунду он овладел собой и снова взглянул в глаза Ольги. В них светились доброта, участие и ласка.

ГОСТИ НА ОСТРОВЕ

   Прошло четыре месяца. Короткая весна на острове сменилась летом. По краям высохших болот зажужжало комарами покровье спелой черники. У Сергея никогда не хватало терпения собирать эту ягоду. Зато Ольга наслаждалась. Чернику ели с сахаром, просто так, ею начиняли вареники, смешивали в миксере со сметаной. Дети ходили с рожицами и руками, перепачканными её красным, чернеющим на воздухе, соком. Мошкара и комары тоже извлекали свою пользу из ягодного сезона, вволю напиваясь кровью людей, вторгнувшихся в их царство. Единственное средство, которое их могло отпугнуть, – это ветки багульника, который рос у высохшего болота. Но от резкого специфического запаха у самих людей начинала болеть голова. По вечерам Сергею приходилось своим методом лечить искусанные комарами руки и ноги детей. Его способности почему-то не удивляли Ольгу. Она отнеслась к появлению их совершенно спокойно, не расспрашивая, как будто новоявленное чародейство равносильно доморощенной мази из сока подорожника. Не удивляли её и необычно богатые уловы угрей, которые Сергей приносил теперь с рыбалки.
   Угрей коптили, и теперь в кладовой с потолка свисала целая бахрома их чёрных, с коричневым оттенком копчений. Некоторые из них достигали в длину двух метров и были толщиною с руку. На острове росло много бука и граба, древесина которых лучше всего подходит для копчения. Любая пища, если она повторяется каждый день, надоедает. Это не относится к копчёному угрю. Конечно, если не есть его слишком много. Но его можно есть каждый день, и каждый раз вы будете наслаждаться неповторимым вкусом. Во всяком случае он пользовался большим успехом, особенно у детей. Как только на столе появлялся угорь, они уже в предвкушении вкусового наслаждения, которое у детей является главным и наиболее сильным чувством, начинали с нетерпением ёрзать и глотать слюну, ожидая, когда мать даст каждому по куску лакомства. Они рвали его зубами, как голодные волчата, потом обсасывали покрытую золотистым жиром кожу и уже не хотели ничего другого, чтобы подольше сохранить вкусовые воспоминания. Сергей в этом случае смеялся, ему хотелось достать из кладовой ещё и ещё рыбину, но Ольга не разрешала, боясь, что слишком жирная пища навредит детскому желудку.
   Странные отношения установились между ними. Днём Сергей, поглощённый повседневными заботами, как-то расслаблялся. Исчезала его насторожённость. Он видел в Ольге жену. Забытое чувство любви к ней, казалось, вернулось к нему вновь. Как и прежде, он любовался её ловкими и изящными движениями, как и прежде, в нем просыпалась нежность при виде её красивого строгого лица и стройной фигуры. Но наступала ночь, и приглушённая дневными заботами насторожённость возвращалась к нему. Он ничего не мог с собой сделать. Ольга восприняла состояние мужа с присущим ей тактом. Ах, эта тактичность. Она угнетала ещё больше. Сергей начал стыдиться своей «недееспособности» и как-то попытался побороть в себе мешавшую ему мнительность, но потерпел позорное фиаско. Это окончательно вывело его из себя, и он ушёл на несколько дней в лес. Там, на большой поляне, в двух километрах от юго-восточного края большого болота, он построил шалаш и жил в нем. Постелью ему служила охапка сухой травы и шкура убитого оленя, которую он высушил, растянув между деревьев.
   Через несколько дней, успокоившись, он вернулся домой. И опять Ольга ничем себя не выдала. Все было так, как будто он никуда не уходил. Терпению и такту этой женщины не было предела. Единственно, что она высказала ему, был упрёк в том, что он спит на земле. Она настояла, чтобы он брал пару одеял, если собирается заночевать в лесу. Он так и сделал, отнёс одеяла в шалаш, но больше не оставался там на ночь.
   Прошёл ещё месяц. Лето было в разгаре. Поспела брусника. На полянах и опушках леса появились грибы. Как-то вечером, ужиная на веранде, разговорились о них. Сергей очень любил солёные рыжики. Они только недавно стали появляться в ельниках, особенно много их была на южных отрогах горы Франклина, как продолжал называть её Сергей, покрытых еловыми лесами. Решили завтра пойти туда и заночевать, если понадобится, в пещере. Эта пещера, давно открытая им, была их постоянным приютом в походах за рыжиками. Приготовили две большие корзины и легли спать.
   Они были уже в дороге и шли по дну глубокого оврага, конец которого выходил прямо к отрогам горы, как над лесом послышался никогда не слышанный здесь звук. Но Сергей не мог ошибиться в его происхождении – это был гул винтов вертолёта. Он то затихал, то возрастал с новой силой. Наконец, затих. Было ясно, что вертолёт сел рядом с их домом. Побросав корзины, они бросились назад.
   На поляне перед домом стоял большой, окрашенный в защитный цвет вертолёт. У вертолёта расхаживали трое. Два громадного роста негра и белый. Все одеты в комбинезоны военного образца. Белый, вернее, рыжий, так как волосы его носили огненно-рыжий оттенок, увидев возвращавшихся Сергея и Ольгу, приветливо помахал им рукой. Затем достал из нагрудного кармана рацию:
   – Они здесь, шеф! – прокричал он. – Только что вернулись. Есть, шеф! Ждём! – он повернулся к Сергею и протянул руку. – Зовите меня просто Джонни, – представился он. – Это Том, а это Сэм, – указал он на негров. – А это Рональд.
   Сергей обернулся. Из кабины вертолёта спрыгнул на землю пилот и, широко улыбаясь, протянул руку для пожатия.
   – Очень вам рад! – искренне произнёс Сергей, по очереди здороваясь со всеми. – Но чем, – он замялся, подыскивая нужное слово, – чем я обязан вашему прибытию?
   – О, ваше заточение здесь кончилось!