Страница:
людей за спасение своих судов. Так, учебный корабль "Ленинградсовет"
выдержал более ста налетов бомбардировщиков. Транспорт "Казахстан"
подвергался ожесточенным атакам самолетов в течение всего дня. На его борту
находилось до 5 тысяч человек, в том числе 356 раненых. Утром вблизи острова
Вайндло при очередном вражеском налете одна из бомб попала в мостик, вывела
из строя рулевое управление и машину. На "Казахстане" возник пожар.
Несколько часов все, кто находился на судне, боролись с огнем. В это время
вражеские самолеты продолжали атаки, сбрасывая бомбы и обстреливая из
пулеметов транспорт и плававших в воде людей. Подошедшие тральщики подбирали
тонущих. Транспорт тем временем сносило к острову Вайндло. Из высадившихся
затем на берег 2300 бойцов и командиров был сформирован полк под
командованием полковника Потемина. Он немедленно начал готовиться к обороне
острова. Через несколько дней транспорт "Казахстан" пришел в Кронштадт.
Полк, сформированный Потеминым, был доставлен различными мелкими кораблями и
катерами сначала на остров Гогланд, а затем в Кронштадт и принял в
дальнейшем активное участие в обороне Ленинграда.
Так завершился редкий по трудности и опасности прорыв Краснознаменного
Балтийского флота из Таллинна. Личный состав флота и эвакуируемых войск
проявил в этом переходе беспредельное мужество и храбрость. Героями были не
одиночки, а сотни, тысячи красноармейцев, краснофлотцев и командиров.
Задача, поставленная перед Краснознаменным Балтийским флотом,-
прорваться в район Ленинграда - была решена. Боевое ядро флота удалось
сохранить, оно сыграло затем важную роль в обороне города Ленина. Попытка
врага уничтожить силами авиации основной костяк кораблей КБФ, связанных
обороной конвоев в тесном и пересеченном островами районе моря, оказалась
безуспешной. Из 195 кораблей, транспортных и вспомогательных судов 53
погибли на переходе. При этом ни один боевой корабль не был потоплен
пикирующими бомбардировщиками, несмотря на их многочисленные атаки.
Самой трагической потерей в таллиннском переходе была гибель людей.
Транспорты и корабли приняли \87\ на борт 23 тысячи человек. Погибло более 4
тысяч.
Впоследствии некоторые товарищи высказывали мнение, что Военный совет
КБФ допустил ошибку, отказавшись использовать для прорыва южный фарватер
из-за опасной близости побережья, занятого противником, имевшим там
артиллерию. Сейчас можно только гадать, легче ли был бы прорыв южным
фарватером.
Высказывалось немало и иных мнений.
Для меня бесспорно одно - то, что эвакуацию Таллинна в целом следует
признать успешной, хотя тогда и были допущены определенные промахи. И
правильно поступил Главный морской штаб, который стремился не только
проанализировать события, но и найти ошибки, чтобы их не повторили на других
флотах. Не случайно в конце сентября, когда Ставка приняла решение об
эвакуации Одессы, на Черноморский флот были даны подробные указания о том,
чего следует избегать, памятуя опыт эвакуации Таллинна.
Наши потери при прорыве флота из Таллинна в Кронштадт могли быть
значительно меньшими, имей мы не три с половиной десятка тральщиков, а
минимум сотню. Но где их было взять?
Беда состояла не только в том, что до войны мы мало строили тральщиков.
Одна из причин больших потерь заключалась в недостаточной сплаванности
боевых кораблей с тральщиками и особенно в отсутствии сплаванности
транспортов и вспомогательных кораблей. При переходе тесными, пересеченными
районами в условиях большой минной опасности нам дорого обошлось то, что в
мирное время мы мало отрабатывали сплаванность. Боевые корабли, сведенные в
специальные отряды, имели задачу прикрыть транспорты от ударов торпедных
катеров и подводных лодок. После того как был пройден Гогланд, они ушли
вперед, а транспорты, не имевшие достаточных зенитных средств, оказались, по
существу, без защиты от настойчивых и массированных налетов вражеской
авиации. Тех же боевых кораблей, которые оставались в непосредственном
охранении транспортов, оказалось слишком мало для отражения атак с воздуха.
Результат был бы, возможно, другой, если бы большая часть эскадренных
миноносцев и сторожевых кораблей охраняла транспорты по всему маршруту
перехода. Но об этом легко рассуждать теперь.
И все же Краснознаменному Балтийскому флоту \88\ удалось в чрезвычайно
трудных условиях вывести из осажденного Таллинна в тыловые базы девять
десятых боевых кораблей. Огромной заслугой команд кораблей, особенно тех,
что составляли отряд прикрытия, является спасение людей с гибнувших судов.
Благодаря их беспримерному героизму из 17 с лишним тысяч человек,
находившихся на тонущих судах или уже в воде, более 12 тысяч человек удалось
спасти и доставить в Кронштадт.
Переход кораблей Балтийского флота в Кронштадт в конце августа 1941
года трудно назвать эвакуацией гарнизона. Это был, по сути дела, прорыв
Балтийского флота в Кронштадт Финским заливом, оба берега которого
находились в руках противника. Корабли действительно "прорывались" - ведь
минные поля, немецкая авиация и катера противодействовали на каждом шагу.
В первых числах июля 1941 года в Москву прибыли члены английской
военной миссии. Чаще всего мне приходилось встречаться с контр-адмиралом Дж.
Майлсом, но первым меня посетил генерал М. Макфарлан. Его посещение хорошо
запомнилось еще и потому, что в тот жаркий июльский день он явился с
официальным визитом... в шортах... Хотя я знал, что шорты допускаются
английской летней формой, однако был все же несколько обескуражен и шутливо
намекнул Макфарлану на слишком короткие брюки.
12 июля меня вызвали в Кремль и передали, что предстоит подписание
англо-советского соглашения. Как стало известно позднее, в эти дни
английский посол Стаффорд Криппс имел две беседы с И. В. Сталиным.
На церемонии подписания соглашения{16} присутствовал генерал Макфарлан.
После подписания соглашения Сталин долго беседовал с Макфарланом - старшим
военным представителем нашего союзника Англии. Обсуждались конкретные
проблемы совместного ведения войны против Германии. Соглашение
предусматривало взаимную помощь и содержало обязательства не заключать
сепаратного мира. \89\
С подписанием соглашения рассеялись, между прочим, и наши сомнения
относительно миссии сидевшего в Англии гитлеровского посланца Гесса:
англичане не пошли на сговор с фюрером. Московское соглашение нарушило
замыслы Гитлера воевать поочередно на Западе и на Востоке. Теперь ему
предстояло вести войну одновременно на два фронта.
Выступая по радио вечером 22 июня, Черчилль заявил, что за последние
двадцать пять лет никто не был более последовательным противником
коммунизма, чем он. Но теперь у англичан одна неизменная цель: они полны
решимости уничтожить Гитлера и нацистский режим. Поэтому любое государство,
которое борется против нацизма, получит их помощь.
- Такова наша политика,- заключил премьер.- Мы окажем России и русскому
народу всю помощь, какую только сможем.
Макфарлана я видел еще один-два раза, а позднее узнал, что он назначен
военным губернатором Гибралтара. С Майлсом же виделся часто. Этот строевой
адмирал держался без лишней чопорности и дипломатии.
Уже при первой встрече у нас зашел разговор о совместном обеспечении
намечавшихся морских коммуникаций, и Майлс обещал немедленно доложить в
адмиралтейство свои соображения, возникшие в результате нашей беседы. Затем
говорили о взаимной технической информации. В двух областях опыт и техника
английского флота могли быть нам полезны: у англичан был большой, хотя и
печальный, опыт борьбы с электромагнитными минами, а, кроме того, их боевые
корабли имели более совершенные радиолокаторы. Майлс любезно согласился
немедленно запросить свое начальство о возможности передачи нам информации
по этим вопросам и выразил уверенность, что ответ придет быстро. Затем он
сообщил об успехах своих соотечественников в области гидролокации. Испытав
на себе силу подводного оружия в первую мировую войну, англичане долго и
упорно искали средства борьбы с подводными лодками. И вот появился "асдик" -
прибор, который позволял на ходу и на сравнительно большом расстоянии
обнаруживать подводные лодки.
Забегая вперед, хочу подчеркнуть, что особой помощи от англичан по
минному делу мы не получили. Они предоставили нам лишь несекретные образцы
мин, не имевшие большой ценности. \90\
Мы же, со своей стороны, всячески стремились помочь союзникам, когда в
наших руках оказывались образцы немецких мин и торпед.
Когда со временем возросли перевозки военных грузов из Англии в
Архангельск и Мурманск, на Севере была организована специальная группа
конвоев из английских моряков; руководил ею глава миссии адмирал Дж. Майлс.
После тяжелого и опасного перехода, который нередко сопровождался большими
потерями, командиры конвоев приезжали из Архангельска в Москву, и я принимал
их, выражая благодарность. Майлс, как правило, сопровождал своих
соотечественников. Мы усаживались за стол в комнате отдыха и воздавали
должное мужеству тех, кто вел конвой. Возглавлять конвой назначались опытные
моряки, призванные на службу в военное время. Им присваивалось временное
звание "коммодор" - нечто среднее между капитаном 1 ранга и контр-адмиралом.
Эти пожилые офицеры, несшие тяжелую службу, были достойны большего, но
консерватизм в английском флоте, видимо, не позволял нарушать установившиеся
традиции.
Распрощались мы с контр-адмиралом Майлсом в 1943 году. Пожимая ему руку
в последний раз, я не думал, что он когда-нибудь напомнит о себе. А он
напомнил. Когда Германия капитулировала и на Потсдамской конференции решили
разделить трофейный немецкий флот, три адмирала - советский, английский и
американский - осуществляли выполнение этих решений. После моего отъезда из
Потсдама наш флот представлял в комиссии адмирал Гордей Иванович Левченко.
Он и передал однажды привет от вице-адмирала Майлса.
- А, старый знакомый! - заметил я и, зная, что англичане неохотно
пошли-на дележ немецкого флота и всячески тормозили его, не без любопытства
спросил, как ведет себя Майлс.
Левченко рассказал, что, когда все трофейные корабли были распределены
на три приблизительно равные группы и по каждому классу кораблей составили
три списка, а затем начали тянуть жребий, Майлс охотно предложил свою
фуражку, куда сложили бумажные трубочки, и с удовольствием вытащил свое
"счастье". Но я забежал далеко вперед.
Летом 1941 года нас очень интересовало отношение США к войне в Европе.
Америка в то время еще не выступала открыто на стороне Англии и Советского
Союза, \91\ но ее помощь Великобритании, возраставшая с каждым днем, должна
была рано или поздно привести к открытому конфликту со странами "оси", хотя
обострившиеся отношения с Японией до поры до времени еще связывали Америке
руки.
В Москве ждали прибытия представителя Соединенных Штатов. Им оказался
ставший известным в годы войны влиятельный советник и специальный
представитель президента Ф. Рузвельта Гарри Гопкинс. Он приехал в Москву в
конце июля 1941 года. Посещение Гопкинса запомнилось мне особенно потому,
что он прибыл в Советский Союз, а затем улетел от нас на Британские острова
через Архангельск, и мне довелось заниматься обеспечением его встречи и
проводов.
Однажды вечером, когда я в числе других товарищей был у И. В. Сталина в
особняке близ станции метро "Кировская", где обосновалась Ставка, была
объявлена воздушная тревога. Все отправились в убежище. Чтобы попасть в
него, нужно было выйти во двор, перебраться по узким мосткам к лифту в
большом соседнем здании и спуститься в метро.
По дороге Сталин продолжал начатый незадолго рассказ о беседе в тот
день с Гопкинсом. "Да, видимо, нам придется вступить в войну",- запомнились
мне слова Гопкинса, которые повторил в разговоре с нами И. В. Сталин. Думал
ли Гопкинс, говоря это, о войне с Германией, ибо американо-германские
отношения к тому времени находились на грани военного конфликта, или
предвидел провал шедших в Вашингтоне переговоров с Японией? Вступит ли
Америка в войну? Решение этого вопроса имело тогда большое значение.
Как мне стало известно позднее, в переговорах Сталина с Гопкинсом
важное место занимал вопрос о номенклатуре и количестве грузов, намечавшихся
к отправке в Советский Союз, и о проводке караванов судов к нашим берегам.
1 августа Гопкинс был в Архангельске и разговаривал с командующим
Беломорской военной флотилией контр-адмиралом М. М. Долининым, от которого я
вскоре получил телеграмму:
"...Гопкинс снова предупредил меня о большом потоке грузов, которые
пойдут морем в Архангельск. Интересовался, можем ли мы обеспечить
одновременную проводку двадцати транспортов в Белое море в зимнее время".
\92\
Вечером 1 августа Гопкинс улетел на Британские острова. При его
значительном содействии в сентябре - октябре 1941 года состоялась Московская
конференция представителей СССР, Англии и США. На конференции{17} были
решены важные вопросы объединения усилий трех великих держав для достижения
победы над фашистской Германией и вопросы помощи Советскому Союзу
снабжением.
В то время, не без влияния Гопкинса, президент США Ф. Рузвельт занимал
положительную позицию относительно того, чтобы британские вооруженные силы в
Европе действовали активнее. Черчилль, как известно, придерживался иной
точки зрения: второй фронт был открыт только летом 1944 года.
Ближе познакомиться с Гопкинсом мне довелось значительно позднее, на
Крымской конференции в 1945 году. В мае 1945 года он с женой снова прибыл в
Москву и присутствовал на дипломатическом приеме Наркоминдела в особняке на
Спиридоновке. Рядом с молодой, пышущей здоровьем женой Гопкинс выглядел
плохо. Приветливое лицо его было очень бледно. В то время он был тяжело
болен и скончался в 1946 году.
Теперь нам известно, кто из политических деятелей США и Англии и в
какой степени искренне, доброжелательно относился к нашей стране.
Дальновидный политический деятель Ф. Рузвельт был прогрессивнее многих, и в
частности - прогрессивнее своего преемника Г. Трумэна. За это его до сих пор
осуждают реакционеры-соотечественники. Его коллега по тройственной коалиции
У. Черчилль, как известно, не скрывал своей неприязни к советскому строю. Но
он вынужден был, учитывая мощь Красной Армии, отдавать ей должное, хотя ряд
бесед между ним и Сталиным, на которых я присутствовал, свидетельствовал не
только об имевшихся противоречиях, но порою даже о вражде, плохо скрываемой
Черчиллем. И понятно, почему вскоре после окончания войны, в марте 1946
года, Черчилль произнес речь в Фултоне, где снова взялся за
антикоммунистическое оружие.
Гарри Гопкинс до конца своих дней оставался благожелательно настроенным
к Советскому Союзу и, как мне думается, дал немало разумных советов новому
президенту, сменившему Рузвельта. Не его вина, что эти советы не пошли
Трумэну впрок. \93\
О наших речных флотилиях в литературе сказано незаслуженно мало.
Думаю, что не обижу наших военных историков и мемуаристов, если скажу,
что они (и я в том числе) в большом долгу перед моряками речных кораблей. И
мне хочется в какой-то мере возместить этот долг, в данном случае по
отношению к Пинской флотилии.
Наличие у нас речных флотилий показывает, какое значение придавалось
Генеральным штабом и Наркоматом ВМФ совместным действиям в случае войны.
Еще в предвоенные годы, руководствуясь едиными стратегическими планами,
наши флотилии учились тесно взаимодействовать с сухопутными частями. И в
этом прежде всего заслуга оперативных органов. Не случайно, анализируя
действия сил советского Военно-Морского Флота на реках и озерах, западный
историк Ю. Майстер отмечает, что "советское командование речных и озерных
флотилий успешнее справилось со своими задачами", чем немецко-фашистское
командование. Моряки наших флотилий сделали все, чтобы помочь сухопутным
войскам задержать, остановить врага, когда он рвался в глубь страны, а затем
вместе с ними двинулись на запад, громя и тесня фашистских захватчиков.
Опыт гражданской войны, а позже - боев во время конфликта на КВЖД
показал, как необходимо боевое содружество моряков речных кораблей с армией.
Вот почему мы всегда уделяли внимание речным флотилиям, и в частности
Днепровской (впоследствии Пинской), главной базой которой долгое время был
Киев. Осенью 1939 года, после освобождения Западной Украины и Западной
Белоруссии, наша граница передвинулась западнее. Речные корабли решено было
перебазировать поближе к ней (на случай военных действий мы оптимистически
рассматривали Киев как город далекого тыла). Мне довелось обсуждать этот
вопрос с начальником Генерального штаба Б. М. Шапошниковым, а потом
докладывать о нем И. В. Сталину. Было принято предложение Наркомата ВМФ
перевести командование флотилии в Пинск, где уже с осени 1939 года
базировались некоторые наши корабли. \94\
Значение Пинской флотилии особенно возросло, когда стала очевидной
опасность нападения фашистской Германии. В январе 1940 года правительство
приняло решение построить 9 новых мониторов и 85 бронекатеров; большая их
часть предназначалась для Пинской флотилии.
Полностью осуществить эти планы мы не успели, но к началу войны Пинская
флотилия представляла значительную силу: ее мониторы, канонерские лодки,
сторожевые корабли и бронекатера были вооружены морскими орудиями,
крупнокалиберными пулеметами. Все корабли входили в дивизионы, отряды и
группы однородных кораблей. Такая форма организации позволяла сделать
управление достаточно гибким и эффективно использовать флотилию.
Утром 22 июня 1941 года, всего через несколько часов после того, как
фашистская авиация обрушила ураганный огонь на советские погранзаставы, на
Брестскую крепость, корабли Пинской флотилии уже шли Днепровско-Бугским
каналом в Кобрин, на помощь войскам 4-й армии Западного фронта на брестском
направлении. Передовой отряд (монитор и четыре бронекатера) шел под флагом
начальника штаба флотилии капитана 2 ранга Г. И. Брахтмана.
Мы в Наркомате ВМФ внимательно следили за тем, как развертываются
события в приграничных западных районах. Первые доклады начальника Главного
морского штаба начинались обычно с положения на Балтике, на Дунае и на
Пинской флотилии. Уже к 24 июня стало ясно, что планы действий флотилии,
разработанные в мирное время, нарушены. Севернее и южнее Днепровско-Бугского
канала с ожесточенными боями отходили от Бреста части 4-й армии. Опасаясь
начавшегося падения уровня воды в канале - немцам все-таки удалось
разбомбить шлюзы,- командующий флотилией контр-адмирал Д. Д. Рогачев решил
вывести корабли на Припять.
Дмитрий Дмитриевич до войны много лет провел на кораблях различных
речных флотилий, отлично знал специфику службы на реках, а специальность
речника не такая уж простая, как может показаться.
Итак, соединения Пинской флотилии оказались на стыке двух крупных групп
неприятельских армий - "Юг" и "Центр", наступавших вдоль берегов Припяти.
Эта же река стала естественным рубежом и двух \95\ наших фронтов: Западного
и Юго-Западного. Вместе с войсками отступала и флотилия. Сосредоточившись в
Мозыре, корабли помогали переправлять сухопутные части через реку.
Обстановка сложилась так, что связь со штабом флотилии часто
прерывалась, оперативные сводки о действиях кораблей поступали к нам
нерегулярно. Приходилось зачастую полагаться на то, что командование
флотилии будет самостоятельно принимать нужные решения. И надо сказать, оно
оказалось на должной высоте. Нередко корабли вели бой, когда один берег был
захвачен фашистами. Случалось им также прорываться по реке, когда враг был
уже на обоих берегах. И в этой сложной обстановке моряки сражались
мужественно, со знанием дела. Артиллерийским огнем корабли поддерживали
войска, оборонявшие предмостные позиции, прикрывали свои переправы и
разрушали вражеские, высаживали десанты. Моряки смело вступали в бой, даже
если на каждое корабельное орудие приходилось по нескольку вражеских.
Во второй половине июля в районе Кременчуг - Черкассы фашистам удалось
выйти к Днепру. Корабли флотилии старались помочь нашим стойко оборонявшимся
частям. На мой взгляд, одной из самых замечательных боевых операций флотилии
в те дни был ночной набег на позиции противника в районе села Гребени.
Захватив это село на западном берегу Днепра, враг стягивал туда свои
части: готовился форсировать реку. В темную, безлунную ночь на 3 августа
отряд кораблей под командованием капитана 1 ранга И. Л. Кравца - монитор
"Левачев", плавучая база "Белоруссия" и два бронекатера - скрытно
приблизился к селу Гребени и открыл шквальный огонь из орудий и пулеметов. В
свете вспыхнувших на берегу пожаров было видно, как мечутся по улицам
застигнутые врасплох фашисты.
Вокруг кораблей беспрерывно поднимались всплески - это открыли ответный
огонь немецкие батареи. Одно прямое попадание, другое... Тяжело ранен
лейтенант Кротов, управлявший огнем "Левачева". Его место занял командир
башни старшина Буланый, хотя он тоже был ранен.
Поддержанные артиллерией кораблей, наши части выбили немцев из
Гребеней. "Дали пить немцам из Днепра!" - шутили потом моряки. Более
шестисот убитых и тяжело раненных гитлеровцев, автомашины с \96\
боеприпасами, мотоциклы, понтоны, приготовленные для переправы,- все это
осталось на улицах села как убедительное доказательство меткости корабельных
артиллеристов.
В августе постепенно возникала угроза окружения наших войск под Киевом.
В середине месяца в районе Кременчуга находились монитор "Жемчужин" и
канонерские лодки "Верный" и "Передовой". Они не раз оказывались под сильным
огнем врага. В одном из боев "Жемчужин", получив несколько прямых попаданий,
вышел из строя. Поврежденная канонерская лодка "Передовой" потеряла ход и не
могла помочь монитору. Тогда командир "Верного" старший лейтенант А. Ф.
Терехин, искусно маневрируя под огнем, взял "Жемчужина" на буксир и вывел
его из-под обстрела, хотя "Верный" тоже получил серьезные повреждения. После
этого боя "Верному" было приказано прорваться в Черкассы. На берегу
находились фашисты, а прорываться пришлось днем. Перед кораблем стояла
сплошная стена огня. Но, маневрируя и отстреливаясь, канонерская лодка
продолжала пробиваться. Четыре часа длился неравный бой. Дважды разрывами
снарядов сбивало флаг корабля, но каждый раз его поднимали снова.
И "Верный" прошел сквозь огневую завесу. На берегу горели немецкие
бронемашины и танки, уничтоженные его меткими комендорами.
В конце августа вся излучина Днепра от Черкасс до Херсона оказалась в
руках врага. Командованию флотилии стало ясно, что надежды на отход теперь
нет. Но моряки, сознавая это, продолжали самоотверженно помогать сухопутным
частям, в особенности при переправе на левый берег Днепра севернее Киева.
Военный совет Юго-Западного фронта поблагодарил их в приказе: "Задачи вами
выполнены в духе традиций советских моряков".
15-19 сентября флотилия вела последние бои под Киевом. Четыре монитора
и несколько катеров, пока не вышли снаряды, били по переправе немецких
войск. Когда был израсходован весь боезапас, моряки взорвали свои корабли,
подняв на них сигналы: "Погибаю, но не сдаюсь!" Ни один корабль флотилии не
достался врагу.
Теперь моряки стали воевать на суше. Первый отряд - 640 человек - в
районе Нежина любой ценой должен был сдержать врага, чтобы обеспечить отход
\97\ 37-й армии. К концу дня 13 сентября в отряде осталось в живых всего
несколько десятков человек. Отойдя к Борисполю, они присоединились к одной
из частей.
В сентябрьских боях под Киевом погиб комиссар флотилии И. И. Кузнецов.
18 сентября был тяжело ранен командующий флотилией Д. Д. Рогачев. Но это
стало известно не сразу. Сначала я узнал, что контр-адмирал Д. Д. Рогачев
находится в Полтаве в госпитале, а о комиссаре флотилии И. И. Кузнецове мы
долго не имели достоверных сведений. Позже моряки, вышедшие из окружения под
Киевом, рассказали, что он погиб в бою при прорыве.
Стало известно, что многие моряки Пинской флотилии, пройдя сотни
километров по захваченной врагом земле, перешли линию фронта и вернулись на
флот. Одну из таких групп привел капитан-лейтенант С. П. Лысенко, командир
дивизиона бронекатеров. Затопив катера, моряки спрятали на груди боевые
флаги кораблей и пронесли их через все опасности. С. П. Лысенко и его
подчиненные отважно сражались под Сталинградом. Храбрый командир, став уже
капитаном 3 ранга, погиб в бою, когда вел бронекатер к волжскому берегу. А
воспитанные им моряки закончили войну на Шпрее и Дунае, под Веной и
Берлином.
С особым чувством перечитываешь теперь строки приказа Военного совета
Юго-Западного фронта от 10 сентября 1941 года, в котором говорится, что
моряки Пинской флотилии в борьбе с немецкими фашистами показали и показывают
образцы мужества и отваги, не щадя ни крови, ни самой жизни... Десятки
командиров и краснофлотцев были представлены тогда к правительственным
выдержал более ста налетов бомбардировщиков. Транспорт "Казахстан"
подвергался ожесточенным атакам самолетов в течение всего дня. На его борту
находилось до 5 тысяч человек, в том числе 356 раненых. Утром вблизи острова
Вайндло при очередном вражеском налете одна из бомб попала в мостик, вывела
из строя рулевое управление и машину. На "Казахстане" возник пожар.
Несколько часов все, кто находился на судне, боролись с огнем. В это время
вражеские самолеты продолжали атаки, сбрасывая бомбы и обстреливая из
пулеметов транспорт и плававших в воде людей. Подошедшие тральщики подбирали
тонущих. Транспорт тем временем сносило к острову Вайндло. Из высадившихся
затем на берег 2300 бойцов и командиров был сформирован полк под
командованием полковника Потемина. Он немедленно начал готовиться к обороне
острова. Через несколько дней транспорт "Казахстан" пришел в Кронштадт.
Полк, сформированный Потеминым, был доставлен различными мелкими кораблями и
катерами сначала на остров Гогланд, а затем в Кронштадт и принял в
дальнейшем активное участие в обороне Ленинграда.
Так завершился редкий по трудности и опасности прорыв Краснознаменного
Балтийского флота из Таллинна. Личный состав флота и эвакуируемых войск
проявил в этом переходе беспредельное мужество и храбрость. Героями были не
одиночки, а сотни, тысячи красноармейцев, краснофлотцев и командиров.
Задача, поставленная перед Краснознаменным Балтийским флотом,-
прорваться в район Ленинграда - была решена. Боевое ядро флота удалось
сохранить, оно сыграло затем важную роль в обороне города Ленина. Попытка
врага уничтожить силами авиации основной костяк кораблей КБФ, связанных
обороной конвоев в тесном и пересеченном островами районе моря, оказалась
безуспешной. Из 195 кораблей, транспортных и вспомогательных судов 53
погибли на переходе. При этом ни один боевой корабль не был потоплен
пикирующими бомбардировщиками, несмотря на их многочисленные атаки.
Самой трагической потерей в таллиннском переходе была гибель людей.
Транспорты и корабли приняли \87\ на борт 23 тысячи человек. Погибло более 4
тысяч.
Впоследствии некоторые товарищи высказывали мнение, что Военный совет
КБФ допустил ошибку, отказавшись использовать для прорыва южный фарватер
из-за опасной близости побережья, занятого противником, имевшим там
артиллерию. Сейчас можно только гадать, легче ли был бы прорыв южным
фарватером.
Высказывалось немало и иных мнений.
Для меня бесспорно одно - то, что эвакуацию Таллинна в целом следует
признать успешной, хотя тогда и были допущены определенные промахи. И
правильно поступил Главный морской штаб, который стремился не только
проанализировать события, но и найти ошибки, чтобы их не повторили на других
флотах. Не случайно в конце сентября, когда Ставка приняла решение об
эвакуации Одессы, на Черноморский флот были даны подробные указания о том,
чего следует избегать, памятуя опыт эвакуации Таллинна.
Наши потери при прорыве флота из Таллинна в Кронштадт могли быть
значительно меньшими, имей мы не три с половиной десятка тральщиков, а
минимум сотню. Но где их было взять?
Беда состояла не только в том, что до войны мы мало строили тральщиков.
Одна из причин больших потерь заключалась в недостаточной сплаванности
боевых кораблей с тральщиками и особенно в отсутствии сплаванности
транспортов и вспомогательных кораблей. При переходе тесными, пересеченными
районами в условиях большой минной опасности нам дорого обошлось то, что в
мирное время мы мало отрабатывали сплаванность. Боевые корабли, сведенные в
специальные отряды, имели задачу прикрыть транспорты от ударов торпедных
катеров и подводных лодок. После того как был пройден Гогланд, они ушли
вперед, а транспорты, не имевшие достаточных зенитных средств, оказались, по
существу, без защиты от настойчивых и массированных налетов вражеской
авиации. Тех же боевых кораблей, которые оставались в непосредственном
охранении транспортов, оказалось слишком мало для отражения атак с воздуха.
Результат был бы, возможно, другой, если бы большая часть эскадренных
миноносцев и сторожевых кораблей охраняла транспорты по всему маршруту
перехода. Но об этом легко рассуждать теперь.
И все же Краснознаменному Балтийскому флоту \88\ удалось в чрезвычайно
трудных условиях вывести из осажденного Таллинна в тыловые базы девять
десятых боевых кораблей. Огромной заслугой команд кораблей, особенно тех,
что составляли отряд прикрытия, является спасение людей с гибнувших судов.
Благодаря их беспримерному героизму из 17 с лишним тысяч человек,
находившихся на тонущих судах или уже в воде, более 12 тысяч человек удалось
спасти и доставить в Кронштадт.
Переход кораблей Балтийского флота в Кронштадт в конце августа 1941
года трудно назвать эвакуацией гарнизона. Это был, по сути дела, прорыв
Балтийского флота в Кронштадт Финским заливом, оба берега которого
находились в руках противника. Корабли действительно "прорывались" - ведь
минные поля, немецкая авиация и катера противодействовали на каждом шагу.
В первых числах июля 1941 года в Москву прибыли члены английской
военной миссии. Чаще всего мне приходилось встречаться с контр-адмиралом Дж.
Майлсом, но первым меня посетил генерал М. Макфарлан. Его посещение хорошо
запомнилось еще и потому, что в тот жаркий июльский день он явился с
официальным визитом... в шортах... Хотя я знал, что шорты допускаются
английской летней формой, однако был все же несколько обескуражен и шутливо
намекнул Макфарлану на слишком короткие брюки.
12 июля меня вызвали в Кремль и передали, что предстоит подписание
англо-советского соглашения. Как стало известно позднее, в эти дни
английский посол Стаффорд Криппс имел две беседы с И. В. Сталиным.
На церемонии подписания соглашения{16} присутствовал генерал Макфарлан.
После подписания соглашения Сталин долго беседовал с Макфарланом - старшим
военным представителем нашего союзника Англии. Обсуждались конкретные
проблемы совместного ведения войны против Германии. Соглашение
предусматривало взаимную помощь и содержало обязательства не заключать
сепаратного мира. \89\
С подписанием соглашения рассеялись, между прочим, и наши сомнения
относительно миссии сидевшего в Англии гитлеровского посланца Гесса:
англичане не пошли на сговор с фюрером. Московское соглашение нарушило
замыслы Гитлера воевать поочередно на Западе и на Востоке. Теперь ему
предстояло вести войну одновременно на два фронта.
Выступая по радио вечером 22 июня, Черчилль заявил, что за последние
двадцать пять лет никто не был более последовательным противником
коммунизма, чем он. Но теперь у англичан одна неизменная цель: они полны
решимости уничтожить Гитлера и нацистский режим. Поэтому любое государство,
которое борется против нацизма, получит их помощь.
- Такова наша политика,- заключил премьер.- Мы окажем России и русскому
народу всю помощь, какую только сможем.
Макфарлана я видел еще один-два раза, а позднее узнал, что он назначен
военным губернатором Гибралтара. С Майлсом же виделся часто. Этот строевой
адмирал держался без лишней чопорности и дипломатии.
Уже при первой встрече у нас зашел разговор о совместном обеспечении
намечавшихся морских коммуникаций, и Майлс обещал немедленно доложить в
адмиралтейство свои соображения, возникшие в результате нашей беседы. Затем
говорили о взаимной технической информации. В двух областях опыт и техника
английского флота могли быть нам полезны: у англичан был большой, хотя и
печальный, опыт борьбы с электромагнитными минами, а, кроме того, их боевые
корабли имели более совершенные радиолокаторы. Майлс любезно согласился
немедленно запросить свое начальство о возможности передачи нам информации
по этим вопросам и выразил уверенность, что ответ придет быстро. Затем он
сообщил об успехах своих соотечественников в области гидролокации. Испытав
на себе силу подводного оружия в первую мировую войну, англичане долго и
упорно искали средства борьбы с подводными лодками. И вот появился "асдик" -
прибор, который позволял на ходу и на сравнительно большом расстоянии
обнаруживать подводные лодки.
Забегая вперед, хочу подчеркнуть, что особой помощи от англичан по
минному делу мы не получили. Они предоставили нам лишь несекретные образцы
мин, не имевшие большой ценности. \90\
Мы же, со своей стороны, всячески стремились помочь союзникам, когда в
наших руках оказывались образцы немецких мин и торпед.
Когда со временем возросли перевозки военных грузов из Англии в
Архангельск и Мурманск, на Севере была организована специальная группа
конвоев из английских моряков; руководил ею глава миссии адмирал Дж. Майлс.
После тяжелого и опасного перехода, который нередко сопровождался большими
потерями, командиры конвоев приезжали из Архангельска в Москву, и я принимал
их, выражая благодарность. Майлс, как правило, сопровождал своих
соотечественников. Мы усаживались за стол в комнате отдыха и воздавали
должное мужеству тех, кто вел конвой. Возглавлять конвой назначались опытные
моряки, призванные на службу в военное время. Им присваивалось временное
звание "коммодор" - нечто среднее между капитаном 1 ранга и контр-адмиралом.
Эти пожилые офицеры, несшие тяжелую службу, были достойны большего, но
консерватизм в английском флоте, видимо, не позволял нарушать установившиеся
традиции.
Распрощались мы с контр-адмиралом Майлсом в 1943 году. Пожимая ему руку
в последний раз, я не думал, что он когда-нибудь напомнит о себе. А он
напомнил. Когда Германия капитулировала и на Потсдамской конференции решили
разделить трофейный немецкий флот, три адмирала - советский, английский и
американский - осуществляли выполнение этих решений. После моего отъезда из
Потсдама наш флот представлял в комиссии адмирал Гордей Иванович Левченко.
Он и передал однажды привет от вице-адмирала Майлса.
- А, старый знакомый! - заметил я и, зная, что англичане неохотно
пошли-на дележ немецкого флота и всячески тормозили его, не без любопытства
спросил, как ведет себя Майлс.
Левченко рассказал, что, когда все трофейные корабли были распределены
на три приблизительно равные группы и по каждому классу кораблей составили
три списка, а затем начали тянуть жребий, Майлс охотно предложил свою
фуражку, куда сложили бумажные трубочки, и с удовольствием вытащил свое
"счастье". Но я забежал далеко вперед.
Летом 1941 года нас очень интересовало отношение США к войне в Европе.
Америка в то время еще не выступала открыто на стороне Англии и Советского
Союза, \91\ но ее помощь Великобритании, возраставшая с каждым днем, должна
была рано или поздно привести к открытому конфликту со странами "оси", хотя
обострившиеся отношения с Японией до поры до времени еще связывали Америке
руки.
В Москве ждали прибытия представителя Соединенных Штатов. Им оказался
ставший известным в годы войны влиятельный советник и специальный
представитель президента Ф. Рузвельта Гарри Гопкинс. Он приехал в Москву в
конце июля 1941 года. Посещение Гопкинса запомнилось мне особенно потому,
что он прибыл в Советский Союз, а затем улетел от нас на Британские острова
через Архангельск, и мне довелось заниматься обеспечением его встречи и
проводов.
Однажды вечером, когда я в числе других товарищей был у И. В. Сталина в
особняке близ станции метро "Кировская", где обосновалась Ставка, была
объявлена воздушная тревога. Все отправились в убежище. Чтобы попасть в
него, нужно было выйти во двор, перебраться по узким мосткам к лифту в
большом соседнем здании и спуститься в метро.
По дороге Сталин продолжал начатый незадолго рассказ о беседе в тот
день с Гопкинсом. "Да, видимо, нам придется вступить в войну",- запомнились
мне слова Гопкинса, которые повторил в разговоре с нами И. В. Сталин. Думал
ли Гопкинс, говоря это, о войне с Германией, ибо американо-германские
отношения к тому времени находились на грани военного конфликта, или
предвидел провал шедших в Вашингтоне переговоров с Японией? Вступит ли
Америка в войну? Решение этого вопроса имело тогда большое значение.
Как мне стало известно позднее, в переговорах Сталина с Гопкинсом
важное место занимал вопрос о номенклатуре и количестве грузов, намечавшихся
к отправке в Советский Союз, и о проводке караванов судов к нашим берегам.
1 августа Гопкинс был в Архангельске и разговаривал с командующим
Беломорской военной флотилией контр-адмиралом М. М. Долининым, от которого я
вскоре получил телеграмму:
"...Гопкинс снова предупредил меня о большом потоке грузов, которые
пойдут морем в Архангельск. Интересовался, можем ли мы обеспечить
одновременную проводку двадцати транспортов в Белое море в зимнее время".
\92\
Вечером 1 августа Гопкинс улетел на Британские острова. При его
значительном содействии в сентябре - октябре 1941 года состоялась Московская
конференция представителей СССР, Англии и США. На конференции{17} были
решены важные вопросы объединения усилий трех великих держав для достижения
победы над фашистской Германией и вопросы помощи Советскому Союзу
снабжением.
В то время, не без влияния Гопкинса, президент США Ф. Рузвельт занимал
положительную позицию относительно того, чтобы британские вооруженные силы в
Европе действовали активнее. Черчилль, как известно, придерживался иной
точки зрения: второй фронт был открыт только летом 1944 года.
Ближе познакомиться с Гопкинсом мне довелось значительно позднее, на
Крымской конференции в 1945 году. В мае 1945 года он с женой снова прибыл в
Москву и присутствовал на дипломатическом приеме Наркоминдела в особняке на
Спиридоновке. Рядом с молодой, пышущей здоровьем женой Гопкинс выглядел
плохо. Приветливое лицо его было очень бледно. В то время он был тяжело
болен и скончался в 1946 году.
Теперь нам известно, кто из политических деятелей США и Англии и в
какой степени искренне, доброжелательно относился к нашей стране.
Дальновидный политический деятель Ф. Рузвельт был прогрессивнее многих, и в
частности - прогрессивнее своего преемника Г. Трумэна. За это его до сих пор
осуждают реакционеры-соотечественники. Его коллега по тройственной коалиции
У. Черчилль, как известно, не скрывал своей неприязни к советскому строю. Но
он вынужден был, учитывая мощь Красной Армии, отдавать ей должное, хотя ряд
бесед между ним и Сталиным, на которых я присутствовал, свидетельствовал не
только об имевшихся противоречиях, но порою даже о вражде, плохо скрываемой
Черчиллем. И понятно, почему вскоре после окончания войны, в марте 1946
года, Черчилль произнес речь в Фултоне, где снова взялся за
антикоммунистическое оружие.
Гарри Гопкинс до конца своих дней оставался благожелательно настроенным
к Советскому Союзу и, как мне думается, дал немало разумных советов новому
президенту, сменившему Рузвельта. Не его вина, что эти советы не пошли
Трумэну впрок. \93\
О наших речных флотилиях в литературе сказано незаслуженно мало.
Думаю, что не обижу наших военных историков и мемуаристов, если скажу,
что они (и я в том числе) в большом долгу перед моряками речных кораблей. И
мне хочется в какой-то мере возместить этот долг, в данном случае по
отношению к Пинской флотилии.
Наличие у нас речных флотилий показывает, какое значение придавалось
Генеральным штабом и Наркоматом ВМФ совместным действиям в случае войны.
Еще в предвоенные годы, руководствуясь едиными стратегическими планами,
наши флотилии учились тесно взаимодействовать с сухопутными частями. И в
этом прежде всего заслуга оперативных органов. Не случайно, анализируя
действия сил советского Военно-Морского Флота на реках и озерах, западный
историк Ю. Майстер отмечает, что "советское командование речных и озерных
флотилий успешнее справилось со своими задачами", чем немецко-фашистское
командование. Моряки наших флотилий сделали все, чтобы помочь сухопутным
войскам задержать, остановить врага, когда он рвался в глубь страны, а затем
вместе с ними двинулись на запад, громя и тесня фашистских захватчиков.
Опыт гражданской войны, а позже - боев во время конфликта на КВЖД
показал, как необходимо боевое содружество моряков речных кораблей с армией.
Вот почему мы всегда уделяли внимание речным флотилиям, и в частности
Днепровской (впоследствии Пинской), главной базой которой долгое время был
Киев. Осенью 1939 года, после освобождения Западной Украины и Западной
Белоруссии, наша граница передвинулась западнее. Речные корабли решено было
перебазировать поближе к ней (на случай военных действий мы оптимистически
рассматривали Киев как город далекого тыла). Мне довелось обсуждать этот
вопрос с начальником Генерального штаба Б. М. Шапошниковым, а потом
докладывать о нем И. В. Сталину. Было принято предложение Наркомата ВМФ
перевести командование флотилии в Пинск, где уже с осени 1939 года
базировались некоторые наши корабли. \94\
Значение Пинской флотилии особенно возросло, когда стала очевидной
опасность нападения фашистской Германии. В январе 1940 года правительство
приняло решение построить 9 новых мониторов и 85 бронекатеров; большая их
часть предназначалась для Пинской флотилии.
Полностью осуществить эти планы мы не успели, но к началу войны Пинская
флотилия представляла значительную силу: ее мониторы, канонерские лодки,
сторожевые корабли и бронекатера были вооружены морскими орудиями,
крупнокалиберными пулеметами. Все корабли входили в дивизионы, отряды и
группы однородных кораблей. Такая форма организации позволяла сделать
управление достаточно гибким и эффективно использовать флотилию.
Утром 22 июня 1941 года, всего через несколько часов после того, как
фашистская авиация обрушила ураганный огонь на советские погранзаставы, на
Брестскую крепость, корабли Пинской флотилии уже шли Днепровско-Бугским
каналом в Кобрин, на помощь войскам 4-й армии Западного фронта на брестском
направлении. Передовой отряд (монитор и четыре бронекатера) шел под флагом
начальника штаба флотилии капитана 2 ранга Г. И. Брахтмана.
Мы в Наркомате ВМФ внимательно следили за тем, как развертываются
события в приграничных западных районах. Первые доклады начальника Главного
морского штаба начинались обычно с положения на Балтике, на Дунае и на
Пинской флотилии. Уже к 24 июня стало ясно, что планы действий флотилии,
разработанные в мирное время, нарушены. Севернее и южнее Днепровско-Бугского
канала с ожесточенными боями отходили от Бреста части 4-й армии. Опасаясь
начавшегося падения уровня воды в канале - немцам все-таки удалось
разбомбить шлюзы,- командующий флотилией контр-адмирал Д. Д. Рогачев решил
вывести корабли на Припять.
Дмитрий Дмитриевич до войны много лет провел на кораблях различных
речных флотилий, отлично знал специфику службы на реках, а специальность
речника не такая уж простая, как может показаться.
Итак, соединения Пинской флотилии оказались на стыке двух крупных групп
неприятельских армий - "Юг" и "Центр", наступавших вдоль берегов Припяти.
Эта же река стала естественным рубежом и двух \95\ наших фронтов: Западного
и Юго-Западного. Вместе с войсками отступала и флотилия. Сосредоточившись в
Мозыре, корабли помогали переправлять сухопутные части через реку.
Обстановка сложилась так, что связь со штабом флотилии часто
прерывалась, оперативные сводки о действиях кораблей поступали к нам
нерегулярно. Приходилось зачастую полагаться на то, что командование
флотилии будет самостоятельно принимать нужные решения. И надо сказать, оно
оказалось на должной высоте. Нередко корабли вели бой, когда один берег был
захвачен фашистами. Случалось им также прорываться по реке, когда враг был
уже на обоих берегах. И в этой сложной обстановке моряки сражались
мужественно, со знанием дела. Артиллерийским огнем корабли поддерживали
войска, оборонявшие предмостные позиции, прикрывали свои переправы и
разрушали вражеские, высаживали десанты. Моряки смело вступали в бой, даже
если на каждое корабельное орудие приходилось по нескольку вражеских.
Во второй половине июля в районе Кременчуг - Черкассы фашистам удалось
выйти к Днепру. Корабли флотилии старались помочь нашим стойко оборонявшимся
частям. На мой взгляд, одной из самых замечательных боевых операций флотилии
в те дни был ночной набег на позиции противника в районе села Гребени.
Захватив это село на западном берегу Днепра, враг стягивал туда свои
части: готовился форсировать реку. В темную, безлунную ночь на 3 августа
отряд кораблей под командованием капитана 1 ранга И. Л. Кравца - монитор
"Левачев", плавучая база "Белоруссия" и два бронекатера - скрытно
приблизился к селу Гребени и открыл шквальный огонь из орудий и пулеметов. В
свете вспыхнувших на берегу пожаров было видно, как мечутся по улицам
застигнутые врасплох фашисты.
Вокруг кораблей беспрерывно поднимались всплески - это открыли ответный
огонь немецкие батареи. Одно прямое попадание, другое... Тяжело ранен
лейтенант Кротов, управлявший огнем "Левачева". Его место занял командир
башни старшина Буланый, хотя он тоже был ранен.
Поддержанные артиллерией кораблей, наши части выбили немцев из
Гребеней. "Дали пить немцам из Днепра!" - шутили потом моряки. Более
шестисот убитых и тяжело раненных гитлеровцев, автомашины с \96\
боеприпасами, мотоциклы, понтоны, приготовленные для переправы,- все это
осталось на улицах села как убедительное доказательство меткости корабельных
артиллеристов.
В августе постепенно возникала угроза окружения наших войск под Киевом.
В середине месяца в районе Кременчуга находились монитор "Жемчужин" и
канонерские лодки "Верный" и "Передовой". Они не раз оказывались под сильным
огнем врага. В одном из боев "Жемчужин", получив несколько прямых попаданий,
вышел из строя. Поврежденная канонерская лодка "Передовой" потеряла ход и не
могла помочь монитору. Тогда командир "Верного" старший лейтенант А. Ф.
Терехин, искусно маневрируя под огнем, взял "Жемчужина" на буксир и вывел
его из-под обстрела, хотя "Верный" тоже получил серьезные повреждения. После
этого боя "Верному" было приказано прорваться в Черкассы. На берегу
находились фашисты, а прорываться пришлось днем. Перед кораблем стояла
сплошная стена огня. Но, маневрируя и отстреливаясь, канонерская лодка
продолжала пробиваться. Четыре часа длился неравный бой. Дважды разрывами
снарядов сбивало флаг корабля, но каждый раз его поднимали снова.
И "Верный" прошел сквозь огневую завесу. На берегу горели немецкие
бронемашины и танки, уничтоженные его меткими комендорами.
В конце августа вся излучина Днепра от Черкасс до Херсона оказалась в
руках врага. Командованию флотилии стало ясно, что надежды на отход теперь
нет. Но моряки, сознавая это, продолжали самоотверженно помогать сухопутным
частям, в особенности при переправе на левый берег Днепра севернее Киева.
Военный совет Юго-Западного фронта поблагодарил их в приказе: "Задачи вами
выполнены в духе традиций советских моряков".
15-19 сентября флотилия вела последние бои под Киевом. Четыре монитора
и несколько катеров, пока не вышли снаряды, били по переправе немецких
войск. Когда был израсходован весь боезапас, моряки взорвали свои корабли,
подняв на них сигналы: "Погибаю, но не сдаюсь!" Ни один корабль флотилии не
достался врагу.
Теперь моряки стали воевать на суше. Первый отряд - 640 человек - в
районе Нежина любой ценой должен был сдержать врага, чтобы обеспечить отход
\97\ 37-й армии. К концу дня 13 сентября в отряде осталось в живых всего
несколько десятков человек. Отойдя к Борисполю, они присоединились к одной
из частей.
В сентябрьских боях под Киевом погиб комиссар флотилии И. И. Кузнецов.
18 сентября был тяжело ранен командующий флотилией Д. Д. Рогачев. Но это
стало известно не сразу. Сначала я узнал, что контр-адмирал Д. Д. Рогачев
находится в Полтаве в госпитале, а о комиссаре флотилии И. И. Кузнецове мы
долго не имели достоверных сведений. Позже моряки, вышедшие из окружения под
Киевом, рассказали, что он погиб в бою при прорыве.
Стало известно, что многие моряки Пинской флотилии, пройдя сотни
километров по захваченной врагом земле, перешли линию фронта и вернулись на
флот. Одну из таких групп привел капитан-лейтенант С. П. Лысенко, командир
дивизиона бронекатеров. Затопив катера, моряки спрятали на груди боевые
флаги кораблей и пронесли их через все опасности. С. П. Лысенко и его
подчиненные отважно сражались под Сталинградом. Храбрый командир, став уже
капитаном 3 ранга, погиб в бою, когда вел бронекатер к волжскому берегу. А
воспитанные им моряки закончили войну на Шпрее и Дунае, под Веной и
Берлином.
С особым чувством перечитываешь теперь строки приказа Военного совета
Юго-Западного фронта от 10 сентября 1941 года, в котором говорится, что
моряки Пинской флотилии в борьбе с немецкими фашистами показали и показывают
образцы мужества и отваги, не щадя ни крови, ни самой жизни... Десятки
командиров и краснофлотцев были представлены тогда к правительственным