Страница:
Парфянин хитрый, в бегство обращенный,
Врага разил так дерзкою стрелой {3}.
В былые дни ты горевал немало
О том, что страсть во мне не бушевала.
Когда же ты меня воспламенил
И я уже в твоей всецело власти,
Пожар любви своей ты остудил,
И остывает пламя прежней страсти.
Бегу селений, храмов, площадей {1},
Где, упиваясь громкими мольбами,
Коварными, искусными ходами
Меня ты власти подчинишь своей.
Кружусь в кольце однообразных дней
С их масками, турнирами, балами,
И мир с его цветущими садами
Мне опостылел без любви твоей.
Чтоб позабыть тебя, мой Друг жестокий,
Блуждаю я тропою одинокой,
Поняв в конце бесплодного пути:
Чтоб от любви к тебе освободиться,
Должна с собой навеки я проститься
Иль в долгое изгнание уйти,
XVIII {1}
Целуй меня, целуй опять и снова!
Мне поцелуй сладчайший подари
И поцелуй крепчайший повтори.
Тебе - жар поцелуя четверного {2}.
Ты жалуешься? Боль смягчить готова:
Вот самых нежных десять - все бери.
Так счастливы, целуясь до зари,
Мы будем радовать один другого.
И насладимся жизнью мы двойной:
Мы будем и в любимом и собой {3}.
Внемли, Амур, безумному признанью:
Мне скромницею жить невмоготу.
И чувствую я страсти полноту,
Лишь если волю я даю желанью {4}.
XIX {1}
Диана в свежей глубине лесов,
Сразив немало быстроногих ланей,
У речки отдыхала на поляне.
Я шла, как бы во власти смутных снов,
Когда услышала подруги зов:
"О нимфа странная, вернись к Диане!"
И, видя, что нет стрел в моем колчане
И лука нет - грозы для кабанов, -
"Скажи, - спросила, - кто, безумец смелый,
Забрал твой лук и гибельные стрелы?" -
"Прекрасный путник пробудил мой гнев.
Сто стрел в него послала я напрасно
И лук - вослед. Все подобрать успев,
Сто ран он ими мне нанес, несчастной".
Мне предсказали {1}, что настанет час:
Я полюблю того, чей лик так ясно
Был обрисован мне, и в день несчастный
Его лицо узнала я тотчас.
Когда ж любовь слепая в нем зажглась,
То, видя, как меня он любит страстно,
Себя я принуждала ежечасно,
И мне любовь его передалась.
Возможно ль это, чтоб не расцветало
То, что нам небо щедро даровало?
Но лишь услышу ветра злобный вой
И грозной вьюги траурное пенье,
Пойму, что это адский приговор,
Пославший мне моих надежд крушенье.
XXI {1}
Какой пристал мужчине рост? Какое
Дородство, цвет волос, очей, ланит?
Всех прочих чей пленительнее вид -
Кто ранам безнадежнейшим виною?
Чья песнь совместней с доблестью мужскою?
Чья задушевней жалоба звучит?
Кто с нежной лютней чудеса творит?
Кого считать любезностью самою?
Пускай решает кто-нибудь другой,
Ведь я люблю, и суд пристрастен мой.
Один ответ подсказывает чувство:
Каких щедрот природа ни яви
И как ни совершенствуй их искусство ^
Не увеличить им моей любви.
О Феб, лучами счастья озаренный,
Ты зришь всегда своей Любимой лик {1},
И ты, сестра его {2}, блаженства миг
Вновь пьешь, припав к устам Эндимиона.
Венеру видит Марс, и умиленно
Юпитер о минувших днях грустит {3},
Когда с Небес на Небеса скользит
Меркурий юный в синеве бездонной.
Гармонией небесною полно {4},
Так сердце с сердцем бьется заодно;
По если бы, о Боги, вы в разлуке
Влачили дни, мир сбился бы с пути
И вас ничто бы не могло спасти
От горечи моей бессильной муки.
XXIII {1}
Увы! К чему мне хор былых похвал,
И золотых волос моих корона,
И блеск очей, сияющих влюбленно,
Когда Амур в них Солнца зажигал,
Сразив тебя любовью наповал?
О, где, где слабый след слезы соленой
И Смерть, что увенчает благосклонно
Любовь, которой жил ты и дышал?
Затем ли ты служил мне, рыцарь страстный,
Чтоб стала я рабой твоей безгласной?
Прости меня на этот раз, Друг мой,
За боль обид и гнев мой сумасбродный;
Ведь, где б ты ни был, оба мы с тобой
Во власти той же муки безысходной.
О Дамы, не судите слишком строго
За то, что дан любви мне светлый дар,
Что сотни солнц зажгли в груди пожар,
За то, что слез я пролила так много.
Жизнь без любви пустынна и убога,
Хоть мукой платим мы за сладость чар.
И вы страстей узнаете угар,
Попавшись в сети мстительного Бога:
Дитя Амур без пламени Вулкана,
Без красоты, лишь Адонису данной,
Коварство в злобном сердце затая
И пользуясь своей могучей властью,
Вас одарит такой нелепой страстью,
Что бойтесь быть несчастнее, чем я.
Зачем в тот день предстал он предо мной
И душу мне насквозь прожег очами?
Любовь, ужель твое дается пламя,
Чтоб счастье сделать мукою сплошной?
Зачем нам было не дано судьбой
Предвидеть ссоры с плачем и хулами?
Но вечера приходят за утрами,
Все розы долу никнут до одной.
Когда б о власти роковой я знала,
Я б от него столь спешно убежала,
Сколь спешно от его укрылась глаз.
Увы! Что молвлю? Если б вновь забрезжил
Тот день, когда он взоры мне разнежил,
К нему б я легкой птичкой понеслась!
СОНЕТ К ОЛИВЬЕ ДЕ МАНЬИ {1}
Из злата чистого, сребра литого,
Аниса, розанов, гвоздик, лилей,
Что сорваны до утренних лучей,
Сплела венок я чудный и готова
Венчать, обряд изобретая новый,
Создателя прекрасной книги сей;
Он столь вознес красу моих очей,
Что я творца переживу живого.
Считаешь ты: тому, кто так высок,
Приличествует лавровый венок?
Величь поэта пышным воздаяньем.
А мне довольно быть с ним нечужой
И знать: он столь же победитель мой,
Сколь я служу ему завоеваньем.
НА МОГИЛУ ГЮГА САЛЕЛЯ {1}
Прохожий, знай: я - та, стремились взоры чьи
С теченьем времени все более к Маньи;
Прохожий, знай: я - та, кто сушит слез потоки,
Влажнящие его поблекнувшие щеки.
Прохожий, здесь лежит - Господь его спаси! -
Ученейший Салель, родившийся в Керси.
Сестер ученых чтя, он жизнь снискал такую,
Что времени косу крушит и Парку злую;
И знай: покамест свод вершит круговорот,
Покамест желчь горька, покамест сладок мед,
Покамест ручейки, журчащие в низинах,
Ползут среди полей сплетеньем тел змеиных,
Покамест солнца свет сияет в вышние,
Прохожий, пребывать у гроба должно мне -
Чтоб утешать того, кто песнями своими
Неисчислимыми мое возвысил имя.
Вещать, что здесь лежит - Господь его спаси! -
Ученейший Салель, родившийся в Керси.
Когда Амур, непобедимый бог,
Мне сердце пламенем своим зажег,
Безумье, небывалое дотоле,
Будя в крови, в кости, в уме и воле,
Тогда еще излить я не умела
Мучений тяжких моего удела;
Еще от Феба был на то запрет,
Чтоб я пытала силы как поэт.
Но вот он горней яростью своею
Меня настиг, и, одержима ею,
Должна я петь не рокот величавый
Громов Юпитера, не бой кровавый,
Где Марс жестокой тешится игрой:
Он дал мне лиру, чей напев былой
Рожден любовью на брегу Лесбосском,
А стал моих страданий отголоском
О сладостный смычок, дай верный звук,
Чтобы мой голос не сорвался вдруг:
Так много мук поведать предстоит,
Так много бед, превратностей, обид.
Залей палящий жар того горнила,
Что сердце мне почти испепелило.
Уже мне память раны бередит
И взгляд слезой невольною влажнит;
Вот оживают первые волненья
Моей любви; а вот вооруженье,
Что ею на меня обращено:
В моих очах таилося оно,
Метавших некогда такие стрелы
Во всех, чьи взгляды были слишком смелы.
По мне мои же очи изменили
И на меня возмездье обратили.
С насмешкой глядя, как от страсти злой
Горел один и угасал другой
И как лились бесплодных слез потоки,
И вздохи, и моленья, и упреки,
Не уследила я, когда подкралась
Ко мне беда, над коей я смеялась,
И так меня жестоко поразила,
Что даже время боль не утолило;
И я обречена былые муки
Будить, слагая в жалобные звуки
Пережитое. Дамы! Видит Бог,
Сочувственный я заслужила вздох.
Ведь и мое участие, быть может,
Одной из вас когда-нибудь поможет
Поведать о страданиях своих,
О невозвратных радостях былых.
Какой броней ни укрепляйте грудь,
Любовь ее пронзит когда-нибудь,
И чем враждебней к ней вы были вчуже,
Тем в рабстве у нее вам будет хуже.
Не осуждайте строго бедных жен,
Которых поражает Купидон.
И те, что выше нас неизмеримо,
Оказывались так же уязвимы:
Гордыня, красота, происхожденье
Их не спасали от порабощенья
Любви; и ей доступнее всего
Над лучшими из лучших торжество.
Увы Семирамиде венценосной,
Которая в поход победоносный
Шла с эфиопской черною ордой
И, ярый меч подъемля боевой,
Пример являла для своих бойцов,
Храбрейших поражая из врагов;
Она, соседям бедствие готовя,
Еще алкала власти или крови,
Но встретила Любовь - и вот она
И безоружна, и побеждена.
Не заслужило ли ее величье
Пусть муки, но в достойнейшем обличье,
Чем к сыну страсть? Царица, где же ныне
Твоей души воинственной гордыня?
И где твой щит, и где теперь клинок,
Пред коим устоять никто не мог?
Где бранный шлем, что гребень твой вознес
Над белокурым золотом волос?
Где меч твои и доспех неуязвимый,
В котором ты была непобедимой?
Куда упряжка бешеных коней
Умчалась от наездницы своей?
И ты слабейшему сдалась без боя?
И с гордым сердцем сделалось такое,
Что бранной славы больше ты не жаждешь
И лишь, на ложе распростерта, страждешь?
Тебе впервые не удары бранны,
А ласки сладострастные желанны,
И превратить Любовь нашла возможность
Тебя в твою же противоположность.
Пускай же тот, кого мой плач коснется,
Презрением клеймить остережется
Мою беду: возможно, что и он
Любовью так же будет уязвлен.
Вот так одна, что смолоду жестоко
Кляла любовь, молчавшую до срока,
Влюбилась в старости, и поздний пыл
Истоком нежных сетований был.
Приукрашаясь, в ход она пустила
Румяна, притирания, белила,
Борясь напрасно с бороздами теми,
Что на лице ей начертало время.
Седины скрыла от людского взора
Под париком, пришедшимся не впору;
Но чем она себя нарядней мнила,
Тем реже взгляды милого ловила;
А тот ее упорно сторонился
И про себя любви ее стыдился.
Вот так за прежнее старушке этой
И воздалось такою же монетой:
К поклонникам была неумолима -
А ныне влюблена, а не любима.
Так тешится любовь над нами злая,
Противные желанья насылая:
Она полюбит - так не любит он,
А нелюбимый по уши влюблен.
А власть любви, жестокая, как прежде,
Все на бесплодной зиждется надежде.
Перевод Н. Шаховской
II {1}
О черные глаза, взор безучастный,
О вздохи жаркие, о слез ручей,
О мрак напрасно прожданных ночей,
О свет зари, вернувшийся напрасно!
О жалобы, о зов желаний властный,
О бег утраченных бесценных дней,
О мертвецы в сплетениях сетей,
О пытки, мне сужденные, несчастной!
О смех его, о кудри, лоб, рука,
О голос, о виола, вздох смычка -
Вы - факелы для женщины влюбленной!
Меня огнями столькими губя,
Ты искры не похитил для себя,
Моей души касаясь обожженной!
Перевод М. Гордона
О боль желаний! О надежд обманы,
Рубцы от нескончаемых утрат,
И горьких слез бесшумный водопад,
И глаз моих печальные фонтаны.
О гнет, о тяжесть в сердце непрестанно,
Светил небесных полный скорби взгляд,
О чувства первого сладчайший яд,
Ужель мои вы отягчите раны?
Пускай Амур натягивает лук
И от его коварства нет защиты,
Пусть сотни стрел он в грудь мою вонзил,
Израненное тело так разбито,
Что ощутить мильоны новых мук
В душе моей уж недостанет сил.
Перевод Э. Шапиро
С тех пор как в бессердечии своем
Мне душу отравил Амур стрелами,
Сжигает грудь божественное пламя,
Покоя нет ни ночью мне, ни днем,
Не нахожу отрады я ни в чем:
Пускай настанет день с его трудами,
Пускай неслышно смерть придет за нами -
Не удивит меня ничто кругом.
И чем атаки Купидона злее,
Тем в битву с ним вступаем мы смелее,
И снова нас на бой он вызвать рад.
Лишь в пустяках дает нам снисхожденье
Тот, кто исполнен и к Богам презренья,
Но против сильных он сильней стократ.
Перевод Э. Шапиро
Смотри, ведь все живое умирает,
Коль связь души и тела разорвать:
Я только плоть, ты - суть и благодать:
О, где теперь душа моя витает?
Не дли мое беспамятство - кто знает,
В живых меня успеешь ли застать?
Душа, не надо телом рисковать:
Земная часть высокой ожидает.
Вернись, мой друг! но сделай, чтоб свиданье
Мне не сулило нового страданья,
И не суровостью облечь сумей,
А дружественной лаской непритворной
Мгновенье встречи с красотой твоей,
Жестокой прежде, ныне благотворной.
Перевод Н. Шаховской
Тону в пучине и горю в огне,
День ото дня живу я, умирая.
Одна и та же, я всегда другая,
И жизнь то зла, то ласкова ко мне.
Смеюсь и горько плачу в тишине,
На дне услад мучения нашла я.
То я в аду, то я в долине рая,
Цвету и чахну, бодрствуя во сне.
Узнала я давно любви всевластье:
Когда в тоске я стыну ледяной,
Нежданно я спасаюсь от ненастья.
Но, если жду безоблачного счастья
И предвкушаю сладостный покой,
Амур пронзает сердце мне стрелой.
Перевод Ю. Денисова
Завижу ль зелень лавровых ветвей
На белокурой голове, склоненной
Над лютнею, чьей жалобой плененный,
Утес бы дрогнул; слепну ль от лучей
Ста тысяч совершенств души твоей,
Когда сияешь, славой осененный,
Превыше высочайших вознесенный -
Твержу я в глубине души своей:
Все доблести ты смог соединить,
Чтоб быть любимым - но и чтоб любить
Тебе все это, может быть, дано,
Чтоб, добродетелей твоих собранье
Венчая той, чье имя состраданье,
Свою любовь с моею слить в одно?
Перевод Н. Шаховской
Пока в глазах есть слезы изливаться
И час с тобой, ушедшим, изживать,
А голос мой силен одолевать
Рыданья, стон, хоть еле раздаваться;
Пока рукой я в силах струп касаться,
Все, чем ты мил, хоть скромно воспевать,
Пока душа тебя лишь познавать
Единственно желала б научаться, -
На миг еще не склонна умереть.
Но чуть пойму, что взор мой стал слабеть,
Что голос глух, а бег перстов как сонный;
Что разум мой теснит земная сень
И в нем нет сил явить восторг влюбленной,
Смерть умолю затмить мой белый день.
Перевод Ю. Верховского
Пока способны счастие былое
Глаза мои слезами поминать;
Пока мой голос в силах прозвучать
Хотя бы сквозь рыдание глухое;
Пока любовь, владеющую мною,
Рука способна лютне передать;
Пока мой разум не желает знать
Иных желаний, чем дышать тобою, -
Еще я не хотела б умереть.
Но если слезы станут вдруг скудеть,
Рука изменит, голос мой прервется,
И больше в бренном разуме моем
Любовь уже ничем не отзовется -
Пусть лучший день мой станет смертным днем.
Перевод Н. Шаховской
Покуда слезы из очей струятся
В тоске о днях, которых не вернуть,
Пока, чтоб муку сердца обмануть,
Мой голос начинает петь и рваться,
Пока рукою струн могу касаться,
Чтоб в лютню всю любовь мою вдохнуть,
Пока душой к твоей душе прильнуть
Стремлюсь, чтоб больше с ней не расставаться,
Я б не хотела рано умереть,
Но, если не смогу на мир смотреть,
Увянет голос и ослабнут руки,
На сердце набежит унынья тень
И о любви не стану петь в разлуке,
Пусть мрак зальет мой самый светлый день!
Перевод Ю. Денисова
О возвращенье Солнца возвестив,
Зефир струит пред ним благоуханье
И гонит сон, царивший в мирозданье,
Сковав и вод лепечущий разлив,
И землю, ей рядиться запретив
В пестрящее цветами одеянье.
Запели птицы, рощ очарованье.
Докучный путь прохожим оживив;
Заводят нимфы резвые забавы
И в лунном свете в пляске топчут травы.
Ты, обновив природу самое,
Повей и мне, Зефир, весны предтеча:
Заставь вернуться Солнце и мое -
И глянь, как расцвету ему навстречу.
Перевод Н. Шаховской
Целуй меня! Целуй и не жалей!
Прошу, целуй и страстно и влюбленно!
И губы мне терзай сильней, до стона -
Тогда и я целую горячей!
Что, ты устал? Набраться сил сумей!
Я вся твоя - для страсти нет закона.
Целуясь так, без отдыха, бессонно,
В усладах мы не замечаем дней.
Так счастье мы нашли друг в друге тут.
Удвоив жизнь, влюбленные живут,
А без самозабвенья не живу я.
Когда спокойна жизнь, душа больна.
Мне тяжко, если ласк я лишена,
И без страстей застыну я, тоскуя.
Перевод Ю. Денисова
Диана, окруженная толпой
Беспечных Нимф, все утро неустанно
Охотилась. Лишь в полдень на поляну
Она вернулась. Я же за мечтой
Привычной унеслась. Вдруг надо мной
Я слышу голос: "Нимфа, что так странно
Стоишь ты здесь, не глядя на Диану,
И где же стрелы и твой лук тугой?
Ужель сумел среди большой дороги
Украсть твой лук грабитель быстроногий?"
Я отвечала: "Стрелы все и лук
Я беззаботно бросила в пути
Прохожему, но он собрал их вдруг
И сотни ран успел мне нанести".
Перевод Э. Шапиро
Каким быть должен истинный мужчина?
Каков лицом? Какие кудри? Взгляд?
Чьи стрелы безошибочней разят?
В ком смелый ум и сердце властелина?
В чем обаяния его причина?
Чьи песни завлекательней звучат?
Чьей тихой лютни вкрадчивее лад?
В ком нежность, слитая с отвагой львиной?
Уверенно об этом не скажу,
Лишь то, что мне велит любовь, твержу.
Но знаю: мне подсказывает чувство,
Что не смогли б ни взор его, ни речь
При всей волшебной помощи искусства
Сильней мое желание разжечь!
Перевод М. Гордона
Что манит нас в мужчине - губы, руки?
Чьи плечи, рост, осанка, цвет волос?
Чей взор мне душу пронизал насквозь?
И кто виновник нестерпимой муки?
В чьем голосе звучит вся боль разлуки?
Чье пение с тоской переплелось?
В чьем сердце больше теплоты нашлось?
Под чьей рукой нежнее лютни звуки?
Я не могу сказать наверняка,
Пока Амура властная рука
Меня ведет, но взор мой видит ясно,
Что ни искусства трепетная власть,
Ни все, чем одарит нас мир прекрасный,
Разжечь сильней мою не смогут страсть.
Перевод Э. Шапиро
При составлении примечаний нами были использованы следующие издания:
Oeuvres de Louise Labe, publiees par Ch. Boy. P., 1887; это издание
положено в основу перевода.
Labe L. Oeuvres completes / Ed. par E. Giudici. Geneve, 1981;
O'Connor D. Louise Labe: Sa vie et son oeuvre. P., 1926;
Zamaron F. Louise Labe. Dame de Franchise. P., 1968;
Berriot K. Louise Labe. La Belle Rebelle etle Francois nouveau. P.,
1985.
В тексте примечаний названные источники обозначаются лишь именем автора
издания.
Пользуемся случаем, дабы выразить признательность М. Л. Гаспарову,
оказавшему деятельную помощь нашей работе.
1 Зажег впервые пламенем страстей... - В оригинале "En embrasant de sa
cruelle rage" - "Зажегши своим жестоким неистовством". "Жестокое
неистовство" - образ, восходящий к понятию "неистовства" Платона (Федр.
244в, 245), которое, овладевая человеком по воле богов, может быть четырех
родов: прорицательское, религиозно-очистительное, поэтически вдохновенное и
идеально-любовное, определяемое как наивысшая форма "божественного безумия"
(Федр. 249). Этот образ одушевлял всю любовную лирику Возрождения (Морис
Сев, П. де Тийар, Дю Белле, Ронсар и мн. др.) и обычно связывался с
традициями Петрарки. Однако любовь как безумие, охватывающее влюбленного, -
устойчивый мотив лирики трубадуров и труверов. Ср. у Рауля де Суассон: "Car
jeune dame... // M'a mis el cuer une si douce rage" ("Так юная дама... //
Вселила в сердце столь сладостное неистовство"). См.: Chanter M'Estuet.
Songs of the Trouvers. London; Boston, 1981. Ch. 156, II, 3-4. Столь же
часто этот мотив звучит у труверов Моньо д'Арраса, Гаса Брюле, Готье де
Даржьеса и мн. др.
2 Еще недоставало мне уменья // Оплакивать в стихах мои мученья... -
мотив, восходящий к поэзии трубадуров. Ср. у Бернарта де Вентадорна:
"Воспеть весь трепет этих дней / Еще бессилен мой язык" (Бернарт де
Вентадорн. Песни (XIV, 1, 2-3). М., 1979. Пер. В. Дынник).
3 Должна я петь не громы... - Некоторые комментаторы склонны соотносить
эти и следующие строки с отрывком из I элегии Иоанна Секунда: "Pierides
alius dira inter bella cruentet, / Vulneraque ingeminet saeva, necesque
virum, / Cujus bis fuso madefiant sanguine versus... // Nos puerum sancta
volucrem cum matre canamus ff Spargentem tenera tela proterva manu" ("Пусть
средь ужасных войн Пиерид другой обагряет кровью / И удвояет жестокие раны и
убийства людей / Тот, чьи стихи дважды увлажняются разлитою кровью... // Мы
же поем крылатого мальчика с его божественной матерью, // Meчущего
дерзкой рукой нежные стрелы") (см.: Koczorowski S. P. Louise Labe: Etude
litteraire. P., 1925. P. 44). Однако подобному же противопоставлению
посвящена и I элегия Овидия (Любовные элегии I), а в любовной лирике
Возрождения оно стало общим местом (Ронсар, Дю Белле, Маньи),
4 ...пламенную лиру // Воспевшую лесбосскую любовь... - т. е. любовную
поэзию Сафо и Алкея, уроженцев о. Лесбос.
Врага разил так дерзкою стрелой {3}.
В былые дни ты горевал немало
О том, что страсть во мне не бушевала.
Когда же ты меня воспламенил
И я уже в твоей всецело власти,
Пожар любви своей ты остудил,
И остывает пламя прежней страсти.
Бегу селений, храмов, площадей {1},
Где, упиваясь громкими мольбами,
Коварными, искусными ходами
Меня ты власти подчинишь своей.
Кружусь в кольце однообразных дней
С их масками, турнирами, балами,
И мир с его цветущими садами
Мне опостылел без любви твоей.
Чтоб позабыть тебя, мой Друг жестокий,
Блуждаю я тропою одинокой,
Поняв в конце бесплодного пути:
Чтоб от любви к тебе освободиться,
Должна с собой навеки я проститься
Иль в долгое изгнание уйти,
XVIII {1}
Целуй меня, целуй опять и снова!
Мне поцелуй сладчайший подари
И поцелуй крепчайший повтори.
Тебе - жар поцелуя четверного {2}.
Ты жалуешься? Боль смягчить готова:
Вот самых нежных десять - все бери.
Так счастливы, целуясь до зари,
Мы будем радовать один другого.
И насладимся жизнью мы двойной:
Мы будем и в любимом и собой {3}.
Внемли, Амур, безумному признанью:
Мне скромницею жить невмоготу.
И чувствую я страсти полноту,
Лишь если волю я даю желанью {4}.
XIX {1}
Диана в свежей глубине лесов,
Сразив немало быстроногих ланей,
У речки отдыхала на поляне.
Я шла, как бы во власти смутных снов,
Когда услышала подруги зов:
"О нимфа странная, вернись к Диане!"
И, видя, что нет стрел в моем колчане
И лука нет - грозы для кабанов, -
"Скажи, - спросила, - кто, безумец смелый,
Забрал твой лук и гибельные стрелы?" -
"Прекрасный путник пробудил мой гнев.
Сто стрел в него послала я напрасно
И лук - вослед. Все подобрать успев,
Сто ран он ими мне нанес, несчастной".
Мне предсказали {1}, что настанет час:
Я полюблю того, чей лик так ясно
Был обрисован мне, и в день несчастный
Его лицо узнала я тотчас.
Когда ж любовь слепая в нем зажглась,
То, видя, как меня он любит страстно,
Себя я принуждала ежечасно,
И мне любовь его передалась.
Возможно ль это, чтоб не расцветало
То, что нам небо щедро даровало?
Но лишь услышу ветра злобный вой
И грозной вьюги траурное пенье,
Пойму, что это адский приговор,
Пославший мне моих надежд крушенье.
XXI {1}
Какой пристал мужчине рост? Какое
Дородство, цвет волос, очей, ланит?
Всех прочих чей пленительнее вид -
Кто ранам безнадежнейшим виною?
Чья песнь совместней с доблестью мужскою?
Чья задушевней жалоба звучит?
Кто с нежной лютней чудеса творит?
Кого считать любезностью самою?
Пускай решает кто-нибудь другой,
Ведь я люблю, и суд пристрастен мой.
Один ответ подсказывает чувство:
Каких щедрот природа ни яви
И как ни совершенствуй их искусство ^
Не увеличить им моей любви.
О Феб, лучами счастья озаренный,
Ты зришь всегда своей Любимой лик {1},
И ты, сестра его {2}, блаженства миг
Вновь пьешь, припав к устам Эндимиона.
Венеру видит Марс, и умиленно
Юпитер о минувших днях грустит {3},
Когда с Небес на Небеса скользит
Меркурий юный в синеве бездонной.
Гармонией небесною полно {4},
Так сердце с сердцем бьется заодно;
По если бы, о Боги, вы в разлуке
Влачили дни, мир сбился бы с пути
И вас ничто бы не могло спасти
От горечи моей бессильной муки.
XXIII {1}
Увы! К чему мне хор былых похвал,
И золотых волос моих корона,
И блеск очей, сияющих влюбленно,
Когда Амур в них Солнца зажигал,
Сразив тебя любовью наповал?
О, где, где слабый след слезы соленой
И Смерть, что увенчает благосклонно
Любовь, которой жил ты и дышал?
Затем ли ты служил мне, рыцарь страстный,
Чтоб стала я рабой твоей безгласной?
Прости меня на этот раз, Друг мой,
За боль обид и гнев мой сумасбродный;
Ведь, где б ты ни был, оба мы с тобой
Во власти той же муки безысходной.
О Дамы, не судите слишком строго
За то, что дан любви мне светлый дар,
Что сотни солнц зажгли в груди пожар,
За то, что слез я пролила так много.
Жизнь без любви пустынна и убога,
Хоть мукой платим мы за сладость чар.
И вы страстей узнаете угар,
Попавшись в сети мстительного Бога:
Дитя Амур без пламени Вулкана,
Без красоты, лишь Адонису данной,
Коварство в злобном сердце затая
И пользуясь своей могучей властью,
Вас одарит такой нелепой страстью,
Что бойтесь быть несчастнее, чем я.
Зачем в тот день предстал он предо мной
И душу мне насквозь прожег очами?
Любовь, ужель твое дается пламя,
Чтоб счастье сделать мукою сплошной?
Зачем нам было не дано судьбой
Предвидеть ссоры с плачем и хулами?
Но вечера приходят за утрами,
Все розы долу никнут до одной.
Когда б о власти роковой я знала,
Я б от него столь спешно убежала,
Сколь спешно от его укрылась глаз.
Увы! Что молвлю? Если б вновь забрезжил
Тот день, когда он взоры мне разнежил,
К нему б я легкой птичкой понеслась!
СОНЕТ К ОЛИВЬЕ ДЕ МАНЬИ {1}
Из злата чистого, сребра литого,
Аниса, розанов, гвоздик, лилей,
Что сорваны до утренних лучей,
Сплела венок я чудный и готова
Венчать, обряд изобретая новый,
Создателя прекрасной книги сей;
Он столь вознес красу моих очей,
Что я творца переживу живого.
Считаешь ты: тому, кто так высок,
Приличествует лавровый венок?
Величь поэта пышным воздаяньем.
А мне довольно быть с ним нечужой
И знать: он столь же победитель мой,
Сколь я служу ему завоеваньем.
НА МОГИЛУ ГЮГА САЛЕЛЯ {1}
Прохожий, знай: я - та, стремились взоры чьи
С теченьем времени все более к Маньи;
Прохожий, знай: я - та, кто сушит слез потоки,
Влажнящие его поблекнувшие щеки.
Прохожий, здесь лежит - Господь его спаси! -
Ученейший Салель, родившийся в Керси.
Сестер ученых чтя, он жизнь снискал такую,
Что времени косу крушит и Парку злую;
И знай: покамест свод вершит круговорот,
Покамест желчь горька, покамест сладок мед,
Покамест ручейки, журчащие в низинах,
Ползут среди полей сплетеньем тел змеиных,
Покамест солнца свет сияет в вышние,
Прохожий, пребывать у гроба должно мне -
Чтоб утешать того, кто песнями своими
Неисчислимыми мое возвысил имя.
Вещать, что здесь лежит - Господь его спаси! -
Ученейший Салель, родившийся в Керси.
Когда Амур, непобедимый бог,
Мне сердце пламенем своим зажег,
Безумье, небывалое дотоле,
Будя в крови, в кости, в уме и воле,
Тогда еще излить я не умела
Мучений тяжких моего удела;
Еще от Феба был на то запрет,
Чтоб я пытала силы как поэт.
Но вот он горней яростью своею
Меня настиг, и, одержима ею,
Должна я петь не рокот величавый
Громов Юпитера, не бой кровавый,
Где Марс жестокой тешится игрой:
Он дал мне лиру, чей напев былой
Рожден любовью на брегу Лесбосском,
А стал моих страданий отголоском
О сладостный смычок, дай верный звук,
Чтобы мой голос не сорвался вдруг:
Так много мук поведать предстоит,
Так много бед, превратностей, обид.
Залей палящий жар того горнила,
Что сердце мне почти испепелило.
Уже мне память раны бередит
И взгляд слезой невольною влажнит;
Вот оживают первые волненья
Моей любви; а вот вооруженье,
Что ею на меня обращено:
В моих очах таилося оно,
Метавших некогда такие стрелы
Во всех, чьи взгляды были слишком смелы.
По мне мои же очи изменили
И на меня возмездье обратили.
С насмешкой глядя, как от страсти злой
Горел один и угасал другой
И как лились бесплодных слез потоки,
И вздохи, и моленья, и упреки,
Не уследила я, когда подкралась
Ко мне беда, над коей я смеялась,
И так меня жестоко поразила,
Что даже время боль не утолило;
И я обречена былые муки
Будить, слагая в жалобные звуки
Пережитое. Дамы! Видит Бог,
Сочувственный я заслужила вздох.
Ведь и мое участие, быть может,
Одной из вас когда-нибудь поможет
Поведать о страданиях своих,
О невозвратных радостях былых.
Какой броней ни укрепляйте грудь,
Любовь ее пронзит когда-нибудь,
И чем враждебней к ней вы были вчуже,
Тем в рабстве у нее вам будет хуже.
Не осуждайте строго бедных жен,
Которых поражает Купидон.
И те, что выше нас неизмеримо,
Оказывались так же уязвимы:
Гордыня, красота, происхожденье
Их не спасали от порабощенья
Любви; и ей доступнее всего
Над лучшими из лучших торжество.
Увы Семирамиде венценосной,
Которая в поход победоносный
Шла с эфиопской черною ордой
И, ярый меч подъемля боевой,
Пример являла для своих бойцов,
Храбрейших поражая из врагов;
Она, соседям бедствие готовя,
Еще алкала власти или крови,
Но встретила Любовь - и вот она
И безоружна, и побеждена.
Не заслужило ли ее величье
Пусть муки, но в достойнейшем обличье,
Чем к сыну страсть? Царица, где же ныне
Твоей души воинственной гордыня?
И где твой щит, и где теперь клинок,
Пред коим устоять никто не мог?
Где бранный шлем, что гребень твой вознес
Над белокурым золотом волос?
Где меч твои и доспех неуязвимый,
В котором ты была непобедимой?
Куда упряжка бешеных коней
Умчалась от наездницы своей?
И ты слабейшему сдалась без боя?
И с гордым сердцем сделалось такое,
Что бранной славы больше ты не жаждешь
И лишь, на ложе распростерта, страждешь?
Тебе впервые не удары бранны,
А ласки сладострастные желанны,
И превратить Любовь нашла возможность
Тебя в твою же противоположность.
Пускай же тот, кого мой плач коснется,
Презрением клеймить остережется
Мою беду: возможно, что и он
Любовью так же будет уязвлен.
Вот так одна, что смолоду жестоко
Кляла любовь, молчавшую до срока,
Влюбилась в старости, и поздний пыл
Истоком нежных сетований был.
Приукрашаясь, в ход она пустила
Румяна, притирания, белила,
Борясь напрасно с бороздами теми,
Что на лице ей начертало время.
Седины скрыла от людского взора
Под париком, пришедшимся не впору;
Но чем она себя нарядней мнила,
Тем реже взгляды милого ловила;
А тот ее упорно сторонился
И про себя любви ее стыдился.
Вот так за прежнее старушке этой
И воздалось такою же монетой:
К поклонникам была неумолима -
А ныне влюблена, а не любима.
Так тешится любовь над нами злая,
Противные желанья насылая:
Она полюбит - так не любит он,
А нелюбимый по уши влюблен.
А власть любви, жестокая, как прежде,
Все на бесплодной зиждется надежде.
Перевод Н. Шаховской
II {1}
О черные глаза, взор безучастный,
О вздохи жаркие, о слез ручей,
О мрак напрасно прожданных ночей,
О свет зари, вернувшийся напрасно!
О жалобы, о зов желаний властный,
О бег утраченных бесценных дней,
О мертвецы в сплетениях сетей,
О пытки, мне сужденные, несчастной!
О смех его, о кудри, лоб, рука,
О голос, о виола, вздох смычка -
Вы - факелы для женщины влюбленной!
Меня огнями столькими губя,
Ты искры не похитил для себя,
Моей души касаясь обожженной!
Перевод М. Гордона
О боль желаний! О надежд обманы,
Рубцы от нескончаемых утрат,
И горьких слез бесшумный водопад,
И глаз моих печальные фонтаны.
О гнет, о тяжесть в сердце непрестанно,
Светил небесных полный скорби взгляд,
О чувства первого сладчайший яд,
Ужель мои вы отягчите раны?
Пускай Амур натягивает лук
И от его коварства нет защиты,
Пусть сотни стрел он в грудь мою вонзил,
Израненное тело так разбито,
Что ощутить мильоны новых мук
В душе моей уж недостанет сил.
Перевод Э. Шапиро
С тех пор как в бессердечии своем
Мне душу отравил Амур стрелами,
Сжигает грудь божественное пламя,
Покоя нет ни ночью мне, ни днем,
Не нахожу отрады я ни в чем:
Пускай настанет день с его трудами,
Пускай неслышно смерть придет за нами -
Не удивит меня ничто кругом.
И чем атаки Купидона злее,
Тем в битву с ним вступаем мы смелее,
И снова нас на бой он вызвать рад.
Лишь в пустяках дает нам снисхожденье
Тот, кто исполнен и к Богам презренья,
Но против сильных он сильней стократ.
Перевод Э. Шапиро
Смотри, ведь все живое умирает,
Коль связь души и тела разорвать:
Я только плоть, ты - суть и благодать:
О, где теперь душа моя витает?
Не дли мое беспамятство - кто знает,
В живых меня успеешь ли застать?
Душа, не надо телом рисковать:
Земная часть высокой ожидает.
Вернись, мой друг! но сделай, чтоб свиданье
Мне не сулило нового страданья,
И не суровостью облечь сумей,
А дружественной лаской непритворной
Мгновенье встречи с красотой твоей,
Жестокой прежде, ныне благотворной.
Перевод Н. Шаховской
Тону в пучине и горю в огне,
День ото дня живу я, умирая.
Одна и та же, я всегда другая,
И жизнь то зла, то ласкова ко мне.
Смеюсь и горько плачу в тишине,
На дне услад мучения нашла я.
То я в аду, то я в долине рая,
Цвету и чахну, бодрствуя во сне.
Узнала я давно любви всевластье:
Когда в тоске я стыну ледяной,
Нежданно я спасаюсь от ненастья.
Но, если жду безоблачного счастья
И предвкушаю сладостный покой,
Амур пронзает сердце мне стрелой.
Перевод Ю. Денисова
Завижу ль зелень лавровых ветвей
На белокурой голове, склоненной
Над лютнею, чьей жалобой плененный,
Утес бы дрогнул; слепну ль от лучей
Ста тысяч совершенств души твоей,
Когда сияешь, славой осененный,
Превыше высочайших вознесенный -
Твержу я в глубине души своей:
Все доблести ты смог соединить,
Чтоб быть любимым - но и чтоб любить
Тебе все это, может быть, дано,
Чтоб, добродетелей твоих собранье
Венчая той, чье имя состраданье,
Свою любовь с моею слить в одно?
Перевод Н. Шаховской
Пока в глазах есть слезы изливаться
И час с тобой, ушедшим, изживать,
А голос мой силен одолевать
Рыданья, стон, хоть еле раздаваться;
Пока рукой я в силах струп касаться,
Все, чем ты мил, хоть скромно воспевать,
Пока душа тебя лишь познавать
Единственно желала б научаться, -
На миг еще не склонна умереть.
Но чуть пойму, что взор мой стал слабеть,
Что голос глух, а бег перстов как сонный;
Что разум мой теснит земная сень
И в нем нет сил явить восторг влюбленной,
Смерть умолю затмить мой белый день.
Перевод Ю. Верховского
Пока способны счастие былое
Глаза мои слезами поминать;
Пока мой голос в силах прозвучать
Хотя бы сквозь рыдание глухое;
Пока любовь, владеющую мною,
Рука способна лютне передать;
Пока мой разум не желает знать
Иных желаний, чем дышать тобою, -
Еще я не хотела б умереть.
Но если слезы станут вдруг скудеть,
Рука изменит, голос мой прервется,
И больше в бренном разуме моем
Любовь уже ничем не отзовется -
Пусть лучший день мой станет смертным днем.
Перевод Н. Шаховской
Покуда слезы из очей струятся
В тоске о днях, которых не вернуть,
Пока, чтоб муку сердца обмануть,
Мой голос начинает петь и рваться,
Пока рукою струн могу касаться,
Чтоб в лютню всю любовь мою вдохнуть,
Пока душой к твоей душе прильнуть
Стремлюсь, чтоб больше с ней не расставаться,
Я б не хотела рано умереть,
Но, если не смогу на мир смотреть,
Увянет голос и ослабнут руки,
На сердце набежит унынья тень
И о любви не стану петь в разлуке,
Пусть мрак зальет мой самый светлый день!
Перевод Ю. Денисова
О возвращенье Солнца возвестив,
Зефир струит пред ним благоуханье
И гонит сон, царивший в мирозданье,
Сковав и вод лепечущий разлив,
И землю, ей рядиться запретив
В пестрящее цветами одеянье.
Запели птицы, рощ очарованье.
Докучный путь прохожим оживив;
Заводят нимфы резвые забавы
И в лунном свете в пляске топчут травы.
Ты, обновив природу самое,
Повей и мне, Зефир, весны предтеча:
Заставь вернуться Солнце и мое -
И глянь, как расцвету ему навстречу.
Перевод Н. Шаховской
Целуй меня! Целуй и не жалей!
Прошу, целуй и страстно и влюбленно!
И губы мне терзай сильней, до стона -
Тогда и я целую горячей!
Что, ты устал? Набраться сил сумей!
Я вся твоя - для страсти нет закона.
Целуясь так, без отдыха, бессонно,
В усладах мы не замечаем дней.
Так счастье мы нашли друг в друге тут.
Удвоив жизнь, влюбленные живут,
А без самозабвенья не живу я.
Когда спокойна жизнь, душа больна.
Мне тяжко, если ласк я лишена,
И без страстей застыну я, тоскуя.
Перевод Ю. Денисова
Диана, окруженная толпой
Беспечных Нимф, все утро неустанно
Охотилась. Лишь в полдень на поляну
Она вернулась. Я же за мечтой
Привычной унеслась. Вдруг надо мной
Я слышу голос: "Нимфа, что так странно
Стоишь ты здесь, не глядя на Диану,
И где же стрелы и твой лук тугой?
Ужель сумел среди большой дороги
Украсть твой лук грабитель быстроногий?"
Я отвечала: "Стрелы все и лук
Я беззаботно бросила в пути
Прохожему, но он собрал их вдруг
И сотни ран успел мне нанести".
Перевод Э. Шапиро
Каким быть должен истинный мужчина?
Каков лицом? Какие кудри? Взгляд?
Чьи стрелы безошибочней разят?
В ком смелый ум и сердце властелина?
В чем обаяния его причина?
Чьи песни завлекательней звучат?
Чьей тихой лютни вкрадчивее лад?
В ком нежность, слитая с отвагой львиной?
Уверенно об этом не скажу,
Лишь то, что мне велит любовь, твержу.
Но знаю: мне подсказывает чувство,
Что не смогли б ни взор его, ни речь
При всей волшебной помощи искусства
Сильней мое желание разжечь!
Перевод М. Гордона
Что манит нас в мужчине - губы, руки?
Чьи плечи, рост, осанка, цвет волос?
Чей взор мне душу пронизал насквозь?
И кто виновник нестерпимой муки?
В чьем голосе звучит вся боль разлуки?
Чье пение с тоской переплелось?
В чьем сердце больше теплоты нашлось?
Под чьей рукой нежнее лютни звуки?
Я не могу сказать наверняка,
Пока Амура властная рука
Меня ведет, но взор мой видит ясно,
Что ни искусства трепетная власть,
Ни все, чем одарит нас мир прекрасный,
Разжечь сильней мою не смогут страсть.
Перевод Э. Шапиро
При составлении примечаний нами были использованы следующие издания:
Oeuvres de Louise Labe, publiees par Ch. Boy. P., 1887; это издание
положено в основу перевода.
Labe L. Oeuvres completes / Ed. par E. Giudici. Geneve, 1981;
O'Connor D. Louise Labe: Sa vie et son oeuvre. P., 1926;
Zamaron F. Louise Labe. Dame de Franchise. P., 1968;
Berriot K. Louise Labe. La Belle Rebelle etle Francois nouveau. P.,
1985.
В тексте примечаний названные источники обозначаются лишь именем автора
издания.
Пользуемся случаем, дабы выразить признательность М. Л. Гаспарову,
оказавшему деятельную помощь нашей работе.
1 Зажег впервые пламенем страстей... - В оригинале "En embrasant de sa
cruelle rage" - "Зажегши своим жестоким неистовством". "Жестокое
неистовство" - образ, восходящий к понятию "неистовства" Платона (Федр.
244в, 245), которое, овладевая человеком по воле богов, может быть четырех
родов: прорицательское, религиозно-очистительное, поэтически вдохновенное и
идеально-любовное, определяемое как наивысшая форма "божественного безумия"
(Федр. 249). Этот образ одушевлял всю любовную лирику Возрождения (Морис
Сев, П. де Тийар, Дю Белле, Ронсар и мн. др.) и обычно связывался с
традициями Петрарки. Однако любовь как безумие, охватывающее влюбленного, -
устойчивый мотив лирики трубадуров и труверов. Ср. у Рауля де Суассон: "Car
jeune dame... // M'a mis el cuer une si douce rage" ("Так юная дама... //
Вселила в сердце столь сладостное неистовство"). См.: Chanter M'Estuet.
Songs of the Trouvers. London; Boston, 1981. Ch. 156, II, 3-4. Столь же
часто этот мотив звучит у труверов Моньо д'Арраса, Гаса Брюле, Готье де
Даржьеса и мн. др.
2 Еще недоставало мне уменья // Оплакивать в стихах мои мученья... -
мотив, восходящий к поэзии трубадуров. Ср. у Бернарта де Вентадорна:
"Воспеть весь трепет этих дней / Еще бессилен мой язык" (Бернарт де
Вентадорн. Песни (XIV, 1, 2-3). М., 1979. Пер. В. Дынник).
3 Должна я петь не громы... - Некоторые комментаторы склонны соотносить
эти и следующие строки с отрывком из I элегии Иоанна Секунда: "Pierides
alius dira inter bella cruentet, / Vulneraque ingeminet saeva, necesque
virum, / Cujus bis fuso madefiant sanguine versus... // Nos puerum sancta
volucrem cum matre canamus ff Spargentem tenera tela proterva manu" ("Пусть
средь ужасных войн Пиерид другой обагряет кровью / И удвояет жестокие раны и
убийства людей / Тот, чьи стихи дважды увлажняются разлитою кровью... // Мы
же поем крылатого мальчика с его божественной матерью, // Meчущего
дерзкой рукой нежные стрелы") (см.: Koczorowski S. P. Louise Labe: Etude
litteraire. P., 1925. P. 44). Однако подобному же противопоставлению
посвящена и I элегия Овидия (Любовные элегии I), а в любовной лирике
Возрождения оно стало общим местом (Ронсар, Дю Белле, Маньи),
4 ...пламенную лиру // Воспевшую лесбосскую любовь... - т. е. любовную
поэзию Сафо и Алкея, уроженцев о. Лесбос.