Страница:
Потом островитяне — строители лодок смастерили под руководством Ако множество новых пирог и несколько лодок-плотов с мачтами и парусами — в таком количестве, чтобы в случае надобности все население острова могло разместиться на них и переплыть море до какой-либо ближайшей группы островов. Эти просторные плоты самим строителям сначала казались чем-то непонятным и лишним, но когда первый из них был готов и, полный народу, совершил свой испытательный рейс вокруг острова, целесообразность его стала понятна каждому.
Пока одна часть жителей острова, строила пироги и плоты, остальные продолжали рыбачить, охотиться, собирать плоды и коренья. Они делали это не по старинке и собирали не только насущно-необходимое для пропитания на несколько ближайших дней. Еcли нагрянут враги и придется вступить с ними в борьбу, островитяне не смогут ни рыбу ловить, ни охотиться, возможно, что им по целым неделям придется скрываться в лесных чащах, — вот тогда-то и пригодятся запасы продовольствия, и они вовсе не будут лишними. Женщины, дети и старики за несколько недель без особого труда наготовили такую массу продуктов, что их могло хватить жителям острова более чем на полгода. Они навялили много рыбы, насобирали кореньев, насушили плодов, нажарили огромное количество копры. Часть этого добра разместили в новом поселке у Тростникового залива, другую часть запрятали в дебрях центральной части острова, где между двух гор близ маленького родника Ако велел устроить еще одно тайное убежище для женщин, детей и стариков: может случиться, что борьба на острове станет слишком жаркой и опасной, тогда здесь укроются все, кто не сможет участвовать в бою. И хотя все это не вязалось с обычаями ригондцев и их прежним укладом жизни, люди без колебаний выполняли все указания Ако, восхищаясь необыкновенной дальновидностью своего старейшины.
Конечно, трудиться им приходилось гораздо больше, чем раньше, но зато и сделано было за пару месяцев столько, сколько в прежнее время делалось за много лет. Вместо одного поселка теперь стало три, лодочная флотилия удвоилась, к тому же в распоряжении островитян теперь имелась целая дюжина больших плотов, на которых все племя могло уплыть в море в любом направлении.
Это был не шаг, а огромный скачок вперед в их жизни. Топоры и пилы, найденные Ако в бунгало Портера, во много раз ускорили все строительные работы. Каменный век сменился железным веком, который, в свою очередь, пестрел различными элементами двадцатого столетия. Ригондский рыбак, выезжавший в лагуну со своими старыми костяными крючками и острогами, брал теперь с собой металлические крючки, и его улов стал гораздо богаче прежнего. А по вечерам, когда все племя собиралось в своем старом селении, Ако выносил из бунгало Портера небольшой ящик, который умел говорить, петь и играть. Белый человек выдавал это за свое колдовство, сверхчеловеческую силу, но Ако показал внутренность диковинного ящика и все подробно объяснил; островитяне убедились, что это вовсе не чудо, а только умно и хитро устроенная вещь, придуманная человеком.
Когда обширная строительная программа была завершена, Ако начал претворять в жизнь свои остальные замыслы. Он разделил все население на несколько довольно больших групп и каждой дал свое задание. Примерно полтораста юношей и молодых мужчин, физически самых крепких, составляли теперь войско островитян. В то время как одни островитяне ловили рыбу, охотились, собирали плоды и готовили копру, продолжали работу по сооружению нового поселка и лодочной флотилии, группа воинов только половину дня уделяла строительству, во второй же половине — под руководством Ако упражнялась в овладении военным искусством.
Весь арсенал Ако состоял из трех ружей, трех револьверов и нескольких сот патронов. Одну винтовку и револьвер Ако сам привез на остров, а одну винтовку, одну охотничью двустволку и два револьвера в то памятное утро отобрал у Портера. Это немного, но все-таки несколько больше, нежели копья островитян с костяными и каменными наконечниками, старые луки с деревянными и бамбуковыми стрелами и допотопные пращи. Все эти виды оружия появились на свет не для борьбы с человеком, а для охоты.
С неиссякаемым терпением знакомил Ако своих воинов, как обращаться с винтовками и револьверами, учил разбирать и собирать их. Когда же, наконец, это оружие в сознании его питомцев из чего-то сверхъестественного превратилось в вещь обычную и понятную, Ако стал обучать своих соплеменников прицеливанию и только тогда, когда теоретическая часть стрелкового искусства была усвоена, перешел к практическим упражнениям. Примерно четыреста патронов — половину всего запаса — Ако израсходовал на упражнения в стрельбе. Этого оказалось достаточно, чтобы тридцать наиболее способных юношей и мужчин практически овладели искусством стрельбы и без особого труда могли сбить на лету чайку или раздробить на расстоянии тридцати шагов положенный на пень орех. Теперь каждому из этих тридцати можно было смело вручить винтовку — и тогда пусть враг только попробует сунуться!
Ако обучал свое войско и тактике борьбы, скрытному передвижению, разведке и премудростям службы связи, насколько сам в ней смыслил. Все войско он разделил на три подгруппы, по пятьдесят человек в каждой, во главе с командиром, а каждую подгруппу, в свою очередь, — на пять отделений, по десять человек в каждом. Таким образом, всего получилось пятнадцать подразделений, достаточно сильных, чтобы в сложных условиях местности они могли действовать самостоятельно.
«Ах, если бы у меня было для каждого отделения хотя бы по одной винтовке, — мечтал Ако. — Тогда ни один солдат противника не осмелился бы ступить ногой на ригондскую землю».
На вершине самой высокой горы днем и ночью стоял наблюдатель. Он глядел на море, во все стороны, а возле гладкого камня находился деревянный барабан — он рассыплет свою дробь, когда наблюдатель заметит вдали корабль или чужую лодку.
Со времени изгнания Портера прошло уже пять месяцев, но барабан по-прежнему молчал. Пока длилась эта проникнутая ожиданием тишина, островитяне заканчивали устройство своих потайных поселков, продолжали накапливать и возобновлять запасы продовольствия, постигали военное искусство и кое-что делали для удовлетворения своих повседневных нужд — что и составляло истинную и главную цель существования этого племени.
В лагуне были жемчужные раковины. Юноши-островитяне ныряли в пучину и доставали их. Добытые жемчужины становились общей собственностью всего племени, Ако клал их в особый ларец и берег для той поры, когда на острове развернутся обменные операции с приезжими торговцами. Он знает цену этим сверкающим зернам, и не отдаст ни одной жемчужины алчному скупщику за бесценок. Этот ларец с жемчугом, так же как груда копры в складском помещении бунгало, составлял валютный фонд острова — придет время и за них можно будет получить множество хороших и полезных вещей, которые потом племя поделит между родами, по их потребностям и заслугам. Чем больше будет жемчужин и копры, тем больше хороших вещей смогут получить ригондцы. Поэтому правильно, что все племя работает и продолжает умножать свои запасы, хотя их уже скопилось столько, что хватило бы на целый год. Когда-нибудь Ако накупит столько оружия и патронов, что сможет каждому воину выдать по винтовке и по сотне патронов. Потом они выменяют себе достаточное количество одежды, красивой посуды, книг с картинками, первый молочный скот и свиней. И, возможно, настанет время, когда у них будет свой корабль, на котором можно будет отправлять свое добро на континенты и продавать там за полную цену. Все это может осуществиться, если только белые господа в Чужой стране примирятся с тем, что темнокожие островитяне сами устраивают свою жизнь. Если примирятся… Но если нет, тогда…
«Мы должны быть готовы к борьбе», — снова и снова твердил себе Ако.
В бунгало Портера Ако отыскал несколько книг, целый ворох старых журналов и газет и подробный географический атлас. Сам он привез в своем дорожном мешке пару букварей и несколько учебников для начальной школы, в числе их и пособие по английскому языку для начинающих.
На побережье, возле своего жилища, Ако ежедневно собирал на несколько часов детей островитян и терпеливо занимался с ними. Он помнил, как когда-то Мансфилд обучал его самого, и старался подражать методу своего учителя. Конечно, Ако не был таким хорошим учителем, как Мансфилд, и его воспитанники в большинстве своем оказались менее прилежными учениками, нежели сам Ако, поэтому усвоение предметов шло значительно медленнее, но им и спешить было некуда. Мансфилд задался целью — за полтора года сделать из Ако вполне цивилизованного человека. Цель Ако была гораздо скромнее: за два-три года научить детей и юношей-островитян читать и писать по-английски, вооружить их необходимым запасом слов и элементарными знаниями по арифметике. Хорошо зная характер своих соплеменников, он распределил учебный материал таким образом, чтобы чересчур не утомлять своих учеников, но постоянно поддерживать в них живое любопытство. Всякое злоупотребление занятиями могло отпугнуть их от школы и убить в них веру в свои силы.
Ако не оставлял без внимания и взрослых. Каждый вечер он рассказывал им что-нибудь о жизни в других странах, об устройстве вселенной и явлениях природы. Свои лекции он облекал в форму свободного повествования, и они походили скорее на занимательные приключенческие рассказы, чем на учебный материал. Ако начал с рассказов о происхождении мира и строении вселенной, потом описал земной шар и солнечную систему, затем перешел непосредственно к географии.
Шаг за шагом продвигаясь вперед, он делал все более понятными и доступными своим соплеменникам окружающий мир и явления природы. Его память хранила рассказы из истории человечества, рассказы о разных народах и их взаимоотношениях, о человеческом обществе и извечных противоречиях между различными его слоями — словом, всю историю культуры и общества с древних времен до наших дней. И тут ему не надо было торопиться, потому что времени было достаточно. Многое из того, что Ако рассказывал своему племени, островитяне не могли постичь до конца, и ему приходилось некоторые рассказы повторять по нескольку раз, пока кое-что прочно оседало в сознании ригондцев. О многих вещах, отсутствовавших в обиходе островитян, они приобретали лишь приближенное, порою весьма туманное представление, но и эта приближенность давала уже кое-что. В результате рассказов Ако суеверие ригондцев заметно ослабевало, а один мужчина средних лет даже отважился в дневное время пройтись по Тихому берегу — месту пристанища душ умерших, от которого до сей поры все островитяне старались держаться подальше. После этого все подробно расспрашивали смельчака, но он не видел на Тихом берегу ничего такого, чего следовало бояться.
Однако самым главным достижением Ако считал то, что ему удалось лишить белого человека в глазах островитян его божественного ореола. Сверхъестественное, всемогущее существо превратилось в простого смертного человека, который так же рождается, так же умирает и подчинен тем же самым законам бытия, как и все прочие люди,-только он гораздо умнее, искуснее и хитрее во всем, ибо знает больше обитателей острова. Когда они будут знать столько же, сколько белый человек, они смогут тягаться с ним в любом деле — вот почему ригондцы должны много учиться, набираться ума и внимательно слушать рассказы Ако — этим они умножат силу всего племени.
Одной из самых старательных и успевающих учениц Ако оказалась Нелима. Быстрее подавляющего большинства островитян усваивала она все слышанное. Многочисленные вопросы, с которыми она обращалась к Ако, когда они оставались наедине, свидетельствовали о том, что ее ум беспрестанно жаждет все новых понятий и что каждое из этих новых понятий обогащает его. Как бы ни уставал иной раз Ако — а для усталости у него сейчас были причины, — он откликался на каждый вопрос Нелимы и посвящал ей все свои редкие минуты досуга без остатка.
Это была напряженная борьба, мощный водоворот, стремительное движение целого первобытного племени от вековой отсталости к новой, полноценной жизни. Бездну времени, отделяющую это племя от среднего уровня цивилизации текущего столетия, оно хотело перескочить на протяжении одного поколения, даже быстрее. Дерзкий мечтатель Ако был убежден, что в этом нет ничего невозможного.
Однажды вечером после дневных трудов и занятий Ако и Нелима по обыкновению ушли на берег лагуны и, присев на опушке рощицы кокосовых пальм, загляделись на тихий бескрайний пейзаж — вечерний небосвод, сливающийся с океаном. Лениво, вяло разбивались волны о ребристые выступы рифа. Горы отбрасывали чудовищные, длинные тени в море, которое уже начинало сливаться с вечерними сумерками. В лагуне плеснулась какая-то рыба, оставив на зеркальной глади воды мелкие разводы волн, которые постепенно угасали, так и не достигнув берега.
Нелима посмотрела на мужа ясным задумчивым взором и положила руку на его руку.
— Я хочу тебе кое-что сказать, Ако… — заговорила она.
— Я слушаю, Нелима, — ответил Ако и, видя, что у нее не хватает решимости продолжать, ободряюще улыбнулся. — Что у тебя на душе? Тебя что-нибудь тревожит?
— Нет, Ако, у меня большая радость. Я думаю, и ты обрадуешься, когда узнаешь.
— Ты ведь знаешь — все, что тебе доставляет радость, и для меня источник радости. Что же случилось, Нелима?
Тогда она взяла руку мужа и прижала ее к своей груди, под сердцем.
— Ты чувствуешь, Ако?
Ако с минуту прислушивался, потом посмотрел в глаза Нелимы и счастливо улыбнулся.
— У тебя будет ребенок, Нелима.
— Да, Ако, твой ребенок. Теперь я это знаю наверняка. Как мы назовем его, Ако?
Ако долго раздумывал, не переставая улыбаться.
— Не знаю, Нелима, — наконец ответил он. — У нас еще хватит времени выбрать имя своему ребенку. Я знаю только одно: мы должны делать все, чтобы наш ребенок родился на счастливой земле и чтобы у него впереди была прекрасная, свободная жизнь.
— Так оно и будет, Ако… — прошептала Нелима. — Ты же заботишься об этом.
— Может быть, будет, — тихо и задумчиво промолвил Ако. — Я все, все сделаю, чтобы так было.
Долго еще в тот вечер сидели они возле лагуны, мечтая о своем будущем — самом прекрасном и возвышенном будущем, какое они хотели в суровом труде, не щадя своих сил, создать для своего ребенка. Но ведь так же мечтает каждый человек под луной, услышав первое биение новой жизни. Всем дозволено мечтать, но не все мечты сбываются.
— Никуда,
— Ты плохо себя чувствуешь, Леагу? — поинтересовался Ако. Парень выглядел совершенно здоровым, да и не слышно было, чтобы он когда-нибудь болел.
— Я чувствую себя хорошо, но мне неохота работать, — ответил Леагу. — Незачем работать. Мне нравится сидеть на берегу и глядеть, как плавает рыба.
— Но на что это будет похоже, если все остальные станут работать, а ты один будешь сидеть на берегу без дела? — продолжал Ако. — Женщины будут работать, дети будут работать и старые люди — каждый чем-нибудь займется, один Леагу — сильный мужчина, который может сделать больше нескольких женщин и стариков, будет сидеть сложа руки. Самому потом совестно станет. Леагу только мотал головой».
— Не к чему, Ако. Куда нам девать столько съест* ного? Нам и так его хватит больше чем на год.
— А что если приедут белые люди и надо будет с ними драться? Тогда придется жить в лесу.
— Белые не приедут, Ако. Зря мы построили новый поселок у Тростникового залива и еще один в лесу в горном ущелье. Они не понадобятся. Белые люди забыли про Ригонду. Прошло шесть полнолуний. Ни один белый не приплыл к нам. Поэтому Леагу не хочет работать. У меня есть что кушать. А запасов мне не надо.
Прочие островитяне внимательно прислушивались к их разговору. Окинув взглядом толпу, Ако понял, что Леагу не одинок в своем настроении. Некоторые островитяне потупили глаза, когда Ако взглянул им в лицо, другие отвернулись и сделали вид, будто этот, разговор их не касается.
«Неужели я и в самом деле перегнул, хватил через край? — спрашивал себя Ако. — Может быть, им и нелегко привыкнуть к моим темпам? Но время слишком дорого, мы не вправе терять ни одного часа».
Принудительные меры тут не годились, это могло вовсе убить интерес островитян к новым мероприятиям. Что бы ни делалось, они все должны делать по доброй воле, только тогда они будут находить удовольствие в труде и лишь тогда им доставят радость результаты их усилий. У Ако оставался только один путь — убедить своих соплеменников. Теперь, когда в головы некоторых островитян закрались сомнения в целесообразности нововведений, убедить их будет труднее, чем полгода тому назад, но другого выхода у Ако не было. Он погрузился в раздумье и начал соображать, какими бы доводами наиболее убедительно доказать правильность своих действий. С минуту стояла полная тишина. Ако понимал, — от того, как он преодолеет это осложнение, зависит весь его авторитет: либо его положение еще более укрепится, либо островитянам придется избрать себе другого старейшину. Вождь, которому не доверяют, больше не вождь.
Неизвестно, чем бы окончился этот инцидент, если бы внезапно не случилось нечто такое, что вместо Ако разрубило этот гордиев узел и сделало его положение таким прочным, как никогда раньше: на вершине самой высокой горы Рнгонды загремел деревянный барабан. Так долго тщетно ожидаемый сигнал тревоги наконец прозвучал! Каждый островитянин знал, что это означает.
Теперь все взоры обратились на Ако. Леагу смиренно приблизился к старейшине острова и спросил:
— Что мне прикажешь делать, Ако? Теперь мне опять хочется работать. Ты прав. Не сердись на Леагу, Ако. Большим глупцом был Леагу, когда лсотел сидеть на взморье и смотреть на плавающих рыб.
— Ступайте все по своим хижинам и ждите, пока я не скажу вам, что делать, — обратился Ако к людям. — Ты, Ловаи, пойдешь со мной. Мы взберемся на гору и посмотрим, что случилось.
Прежде всего он направился в свое бунгало и захватил с собой оставленную Портером подзорную трубу, а затем вместе с Ловаи поспешил на вершину горы. Барабанный бой все это время не прекращался. Он умолк только тогда, когда наблюдатель заметил на горной тропинке фигуру Ако. . — Что ты увидал? — спросил Ако.
Наблюдатель — молодой парень — взволнованно показал рукой на северо-запад. Взглянув в том направлении, Ако заметил корабль. Это была одна из тех парусно-моторных шхун, которые обслуживали бесконечно растянутые торговые линии Океании. На фок-мачте были подняты паруса, а на корме дымилась короткая труба.
Ако навел подзорную трубу и некоторое время рассматривал пришедшее судно. Судя по всему, это был корабль Южноморского торгового Общества, совершающий свой очередной рейс по островам, разбросанным в этой части океана, собирающий заготовленные агентами Общества запасы товаров и развозивший почту. Регулярное сообщение с Ригондой осуществлялось два раза в год. Как раз теперь и было самое время появиться этому вестнику внешнего мира.
— Что будем делать? — спросил Ловаи. — Не увести ли нам женщин и детей в потайной лагерь?
— Может быть, это совсем и не понадобится делать, — ответил ему Ако.
— Ты думаешь — они пройдут мимо острова?
— Они наверняка зайдут в Ригондскую лагуну, но, может быть, нам вовсе нечего их опасаться. Это торговый корабль, Ловаи. Им нужна наша копра, сушеные плоды и жемчуг. Возможно, они и не знают, что произошло с Портером. Тогда нам будет нетрудно столковаться с ними.
— А что если им известно про нашу расправу с Портером? — не унимался Ловаи. Парень внимательно прислушивался к их разговору, но Ако не заметил на его лице ни малейших признаков страха, лишь напряженное любопытство. ,
— Если им это известно, на острове будет большой шум, — отвечал Ако.
Корабль описал плавную дугу вокруг северного мыса острова, затем развернулся на юг и взял курс на ворота бухты островитян — эта расселина в рифе, видимо, стала известной всем навигаторам Океании.
Сказав наблюдателю, чтобы тот оставил в покое свой барабан, пока не заметит в море чего-либо нового, Ако и Ловаи стали спускаться с горы. В поселке царил переполох. Когда Ако появился у хижин, островитяне засыпали его вопросами:
— Что ты видел? Велика ли опасность? Куда нам податься?
На всякий случай Ако велел увести стариков и женщин с маленькими детьми в лес, а,остальным оставаться на месте. Одно из подразделений своего небольшого войска он разместил в кустах с таким расчетом, чтобы в случае необходимости оно могло преградить путь пришельцам к лагерю и задержать их, пока оставшиеся в хижинах успеют добраться до леса. Остальным мужчинам и юношам Ако велел спокойно заняться чем-нибудь на берегу, возиться у своих пирог и рыболовных онастей. То обстоятельство, что ни один островитянин не вышел сегодня на рыбную ловлю, не могло возбудить никаких подозрений; такое событие, как появление корабля на заброшенном острове, было слишком редким и значительным, чтобы островитяне на день не пренебрегли заведенным порядком жизни, — приезжие сами прекрасно поймут это.
Час спустя корабль вошел в лагуну и стал на якорь. Островитяне приветственно махали прибывшим ру» ками и пучками цветов. На корабле в ответ размахи» вали шапками и платками. Какой-то человек, по-видимому капитан, смотрел в бинокль на берег. Он долго разглядывал бунгало Портера, будто ожидая чего-то, но ничего не дождавшись, приказал спустить шлюпку. Два матроса сели на весла, двое других, вооруженные винтовками, уселись рядом с капитаном на кормовую банку. Через несколько минут лодка причалила к берегу прямо против Портеровского бунгало. Там приезжих ожидал Ако, одетый в белый европейский костюм. Его сопровождало десятка два островитян.
— Ооой тоггпп, — буркнул капитан, мельком взглянув на Ако, и, невзирая на свою внушительную комплекцию, довольно ловко выпрыгнул из шлюпки на берег.
— Соо тоггпп, — учтиво, но сдержанно ответил Ако. Он протянул капитану руку, но тот, казалось, се не заметил и своей руки не подал.
Матросы были не так чванливы, как их начальник, они обменялись с Ако рукопожатием и весело кивнули остальным островитянам.
— Что, мистер Портер еще не встал? — опять пробурчал капитан. — Верно, похмелье после вчерашней попойки. Так-то он встречает своих друзей, проклятая бестия.
Теперь Ако стало ясно, что прибывшим ничего не известно об участи Портера. Он что-то шепнул своему брату Онеаге, и тот поспешил в поселок к хижинам известить островитян, что им ничто не угрожает и люди могут спокойно выходить на побережье. Старики и женщины с малыми ребятами тоже могли теперь возвратиться из леса в свои хижины.
— Сэр, разве вам не известно, что мистера Портера уже несколько месяцев нет на острове? — заговорил Ако. — Ему что-то понадобилось в Сиднее, и, когда мимо Ригонды проходил какой-то корабль, он оставил меня своим заместителем, а сам уехал отсюда. Скоро уже полгода, как его здесь нет.
— Вот как… — удивленно нараспев протянул капитан. — Значит, напрасно я завернул в эту проклятую дыру.
— Почему вы так думаете? — спросил Ако.
— Потому, что я, по расчетам Общества, должен был забрать на Ригонде по крайней мере пять тонн копры и разного другого добра, но теперь придется уезжать с пустыми руками.
— Я ведь сказал вам, что мистер Портер оставил меня своим заместителем, — продолжал Ако, спокойно глядя в кислое лицо моряка. — Я полагаю, что тонн пять копры у нас найдется… и еще кое-что интересующее вас.
— Вот как… — удивился капитан, — значит вы теперь торгуете с этими дикарями? Тогда давайте сюда свой товар.
— Позвольте узнать, какие товары прислало нам Общество? — осведомился Ако.
— Найдется все, что заказывал Портер. Бусы, зер* кальца, табак и мануфактура, несколько ящиков с на* питками.
— Насколько мне известно, Портер заказал также несколько топоров, пил и новые запасы патронов, — сказал Ако, хотя не имел ни малейшего понятия о том, что заказывал Портер. Он назвал эти вещи наудачу, зная, что на других островах они обыкновенно служили предметом обмена. — А что касается бус и зеркал, то старый запас еще не обменен и нам нет расчета держать на складе неходкий товар.
— Вот как… — снова подивился капитан. — Где это видано, чтобы дикари пренебрегали блестящими побрякушками?
— На Ригонде так обстоит дело.
Несколько часов продолжался обмен товарами.
Ако отдал капитану весь запас копры, приготовленный для обмена, довольно много сушеных плодов и несколько десятков жемчужин — не самых больших и красивых, а таких, которые стоило отдать за привезенные товары. Ако наотрез отказался принять дешевые стеклянные побрякушки, какими купцы имели обыкновение надувать островитян. Ни одного ящика напитков и табаку не позволил он оставить на своем складе. Четыре топора, три пилы и полдюжины мотыг казались ему куда более ценными, чем целый бочонок рома или полный бидон виски. Он не отказался и от металлической посуды, ножей и ложек, но был чрезвычайно привередлив в выборе мануфактуры и браЛ только самый добротный и красивый товар. Когда обмен был закончен, капитан Никольсон — так его звалн — прикинул в уме, что на этой сделке Южноморское торговое Общество хорошо если заработало каких-нибудь жалких тридцать процентов. Это уж не коммерция, а чистая благотворительность, и Общество делает глупость, держа на Ригонде такого агента. Надо будет потолковать об этом в Сиднее с кем-нибудь из директоров Общества. Такой агент, как Ако, мог в пару лет разорить своих шефов, а это были солидные шефы, настоящие миллионеры.
Пока одна часть жителей острова, строила пироги и плоты, остальные продолжали рыбачить, охотиться, собирать плоды и коренья. Они делали это не по старинке и собирали не только насущно-необходимое для пропитания на несколько ближайших дней. Еcли нагрянут враги и придется вступить с ними в борьбу, островитяне не смогут ни рыбу ловить, ни охотиться, возможно, что им по целым неделям придется скрываться в лесных чащах, — вот тогда-то и пригодятся запасы продовольствия, и они вовсе не будут лишними. Женщины, дети и старики за несколько недель без особого труда наготовили такую массу продуктов, что их могло хватить жителям острова более чем на полгода. Они навялили много рыбы, насобирали кореньев, насушили плодов, нажарили огромное количество копры. Часть этого добра разместили в новом поселке у Тростникового залива, другую часть запрятали в дебрях центральной части острова, где между двух гор близ маленького родника Ако велел устроить еще одно тайное убежище для женщин, детей и стариков: может случиться, что борьба на острове станет слишком жаркой и опасной, тогда здесь укроются все, кто не сможет участвовать в бою. И хотя все это не вязалось с обычаями ригондцев и их прежним укладом жизни, люди без колебаний выполняли все указания Ако, восхищаясь необыкновенной дальновидностью своего старейшины.
Конечно, трудиться им приходилось гораздо больше, чем раньше, но зато и сделано было за пару месяцев столько, сколько в прежнее время делалось за много лет. Вместо одного поселка теперь стало три, лодочная флотилия удвоилась, к тому же в распоряжении островитян теперь имелась целая дюжина больших плотов, на которых все племя могло уплыть в море в любом направлении.
Это был не шаг, а огромный скачок вперед в их жизни. Топоры и пилы, найденные Ако в бунгало Портера, во много раз ускорили все строительные работы. Каменный век сменился железным веком, который, в свою очередь, пестрел различными элементами двадцатого столетия. Ригондский рыбак, выезжавший в лагуну со своими старыми костяными крючками и острогами, брал теперь с собой металлические крючки, и его улов стал гораздо богаче прежнего. А по вечерам, когда все племя собиралось в своем старом селении, Ако выносил из бунгало Портера небольшой ящик, который умел говорить, петь и играть. Белый человек выдавал это за свое колдовство, сверхчеловеческую силу, но Ако показал внутренность диковинного ящика и все подробно объяснил; островитяне убедились, что это вовсе не чудо, а только умно и хитро устроенная вещь, придуманная человеком.
Когда обширная строительная программа была завершена, Ако начал претворять в жизнь свои остальные замыслы. Он разделил все население на несколько довольно больших групп и каждой дал свое задание. Примерно полтораста юношей и молодых мужчин, физически самых крепких, составляли теперь войско островитян. В то время как одни островитяне ловили рыбу, охотились, собирали плоды и готовили копру, продолжали работу по сооружению нового поселка и лодочной флотилии, группа воинов только половину дня уделяла строительству, во второй же половине — под руководством Ако упражнялась в овладении военным искусством.
Весь арсенал Ако состоял из трех ружей, трех револьверов и нескольких сот патронов. Одну винтовку и револьвер Ако сам привез на остров, а одну винтовку, одну охотничью двустволку и два револьвера в то памятное утро отобрал у Портера. Это немного, но все-таки несколько больше, нежели копья островитян с костяными и каменными наконечниками, старые луки с деревянными и бамбуковыми стрелами и допотопные пращи. Все эти виды оружия появились на свет не для борьбы с человеком, а для охоты.
С неиссякаемым терпением знакомил Ако своих воинов, как обращаться с винтовками и револьверами, учил разбирать и собирать их. Когда же, наконец, это оружие в сознании его питомцев из чего-то сверхъестественного превратилось в вещь обычную и понятную, Ако стал обучать своих соплеменников прицеливанию и только тогда, когда теоретическая часть стрелкового искусства была усвоена, перешел к практическим упражнениям. Примерно четыреста патронов — половину всего запаса — Ако израсходовал на упражнения в стрельбе. Этого оказалось достаточно, чтобы тридцать наиболее способных юношей и мужчин практически овладели искусством стрельбы и без особого труда могли сбить на лету чайку или раздробить на расстоянии тридцати шагов положенный на пень орех. Теперь каждому из этих тридцати можно было смело вручить винтовку — и тогда пусть враг только попробует сунуться!
Ако обучал свое войско и тактике борьбы, скрытному передвижению, разведке и премудростям службы связи, насколько сам в ней смыслил. Все войско он разделил на три подгруппы, по пятьдесят человек в каждой, во главе с командиром, а каждую подгруппу, в свою очередь, — на пять отделений, по десять человек в каждом. Таким образом, всего получилось пятнадцать подразделений, достаточно сильных, чтобы в сложных условиях местности они могли действовать самостоятельно.
«Ах, если бы у меня было для каждого отделения хотя бы по одной винтовке, — мечтал Ако. — Тогда ни один солдат противника не осмелился бы ступить ногой на ригондскую землю».
На вершине самой высокой горы днем и ночью стоял наблюдатель. Он глядел на море, во все стороны, а возле гладкого камня находился деревянный барабан — он рассыплет свою дробь, когда наблюдатель заметит вдали корабль или чужую лодку.
Со времени изгнания Портера прошло уже пять месяцев, но барабан по-прежнему молчал. Пока длилась эта проникнутая ожиданием тишина, островитяне заканчивали устройство своих потайных поселков, продолжали накапливать и возобновлять запасы продовольствия, постигали военное искусство и кое-что делали для удовлетворения своих повседневных нужд — что и составляло истинную и главную цель существования этого племени.
В лагуне были жемчужные раковины. Юноши-островитяне ныряли в пучину и доставали их. Добытые жемчужины становились общей собственностью всего племени, Ако клал их в особый ларец и берег для той поры, когда на острове развернутся обменные операции с приезжими торговцами. Он знает цену этим сверкающим зернам, и не отдаст ни одной жемчужины алчному скупщику за бесценок. Этот ларец с жемчугом, так же как груда копры в складском помещении бунгало, составлял валютный фонд острова — придет время и за них можно будет получить множество хороших и полезных вещей, которые потом племя поделит между родами, по их потребностям и заслугам. Чем больше будет жемчужин и копры, тем больше хороших вещей смогут получить ригондцы. Поэтому правильно, что все племя работает и продолжает умножать свои запасы, хотя их уже скопилось столько, что хватило бы на целый год. Когда-нибудь Ако накупит столько оружия и патронов, что сможет каждому воину выдать по винтовке и по сотне патронов. Потом они выменяют себе достаточное количество одежды, красивой посуды, книг с картинками, первый молочный скот и свиней. И, возможно, настанет время, когда у них будет свой корабль, на котором можно будет отправлять свое добро на континенты и продавать там за полную цену. Все это может осуществиться, если только белые господа в Чужой стране примирятся с тем, что темнокожие островитяне сами устраивают свою жизнь. Если примирятся… Но если нет, тогда…
«Мы должны быть готовы к борьбе», — снова и снова твердил себе Ако.
4
Наряду с этими приготовлениями, Ако проводил еще другую работу, не менее важную для преобразования жизни островитян; уже к концу второго месяца после своего возвращения он учредил на острове нечто вроде школы.В бунгало Портера Ако отыскал несколько книг, целый ворох старых журналов и газет и подробный географический атлас. Сам он привез в своем дорожном мешке пару букварей и несколько учебников для начальной школы, в числе их и пособие по английскому языку для начинающих.
На побережье, возле своего жилища, Ако ежедневно собирал на несколько часов детей островитян и терпеливо занимался с ними. Он помнил, как когда-то Мансфилд обучал его самого, и старался подражать методу своего учителя. Конечно, Ако не был таким хорошим учителем, как Мансфилд, и его воспитанники в большинстве своем оказались менее прилежными учениками, нежели сам Ако, поэтому усвоение предметов шло значительно медленнее, но им и спешить было некуда. Мансфилд задался целью — за полтора года сделать из Ако вполне цивилизованного человека. Цель Ако была гораздо скромнее: за два-три года научить детей и юношей-островитян читать и писать по-английски, вооружить их необходимым запасом слов и элементарными знаниями по арифметике. Хорошо зная характер своих соплеменников, он распределил учебный материал таким образом, чтобы чересчур не утомлять своих учеников, но постоянно поддерживать в них живое любопытство. Всякое злоупотребление занятиями могло отпугнуть их от школы и убить в них веру в свои силы.
Ако не оставлял без внимания и взрослых. Каждый вечер он рассказывал им что-нибудь о жизни в других странах, об устройстве вселенной и явлениях природы. Свои лекции он облекал в форму свободного повествования, и они походили скорее на занимательные приключенческие рассказы, чем на учебный материал. Ако начал с рассказов о происхождении мира и строении вселенной, потом описал земной шар и солнечную систему, затем перешел непосредственно к географии.
Шаг за шагом продвигаясь вперед, он делал все более понятными и доступными своим соплеменникам окружающий мир и явления природы. Его память хранила рассказы из истории человечества, рассказы о разных народах и их взаимоотношениях, о человеческом обществе и извечных противоречиях между различными его слоями — словом, всю историю культуры и общества с древних времен до наших дней. И тут ему не надо было торопиться, потому что времени было достаточно. Многое из того, что Ако рассказывал своему племени, островитяне не могли постичь до конца, и ему приходилось некоторые рассказы повторять по нескольку раз, пока кое-что прочно оседало в сознании ригондцев. О многих вещах, отсутствовавших в обиходе островитян, они приобретали лишь приближенное, порою весьма туманное представление, но и эта приближенность давала уже кое-что. В результате рассказов Ако суеверие ригондцев заметно ослабевало, а один мужчина средних лет даже отважился в дневное время пройтись по Тихому берегу — месту пристанища душ умерших, от которого до сей поры все островитяне старались держаться подальше. После этого все подробно расспрашивали смельчака, но он не видел на Тихом берегу ничего такого, чего следовало бояться.
Однако самым главным достижением Ако считал то, что ему удалось лишить белого человека в глазах островитян его божественного ореола. Сверхъестественное, всемогущее существо превратилось в простого смертного человека, который так же рождается, так же умирает и подчинен тем же самым законам бытия, как и все прочие люди,-только он гораздо умнее, искуснее и хитрее во всем, ибо знает больше обитателей острова. Когда они будут знать столько же, сколько белый человек, они смогут тягаться с ним в любом деле — вот почему ригондцы должны много учиться, набираться ума и внимательно слушать рассказы Ако — этим они умножат силу всего племени.
Одной из самых старательных и успевающих учениц Ако оказалась Нелима. Быстрее подавляющего большинства островитян усваивала она все слышанное. Многочисленные вопросы, с которыми она обращалась к Ако, когда они оставались наедине, свидетельствовали о том, что ее ум беспрестанно жаждет все новых понятий и что каждое из этих новых понятий обогащает его. Как бы ни уставал иной раз Ако — а для усталости у него сейчас были причины, — он откликался на каждый вопрос Нелимы и посвящал ей все свои редкие минуты досуга без остатка.
Это была напряженная борьба, мощный водоворот, стремительное движение целого первобытного племени от вековой отсталости к новой, полноценной жизни. Бездну времени, отделяющую это племя от среднего уровня цивилизации текущего столетия, оно хотело перескочить на протяжении одного поколения, даже быстрее. Дерзкий мечтатель Ако был убежден, что в этом нет ничего невозможного.
Однажды вечером после дневных трудов и занятий Ако и Нелима по обыкновению ушли на берег лагуны и, присев на опушке рощицы кокосовых пальм, загляделись на тихий бескрайний пейзаж — вечерний небосвод, сливающийся с океаном. Лениво, вяло разбивались волны о ребристые выступы рифа. Горы отбрасывали чудовищные, длинные тени в море, которое уже начинало сливаться с вечерними сумерками. В лагуне плеснулась какая-то рыба, оставив на зеркальной глади воды мелкие разводы волн, которые постепенно угасали, так и не достигнув берега.
Нелима посмотрела на мужа ясным задумчивым взором и положила руку на его руку.
— Я хочу тебе кое-что сказать, Ако… — заговорила она.
— Я слушаю, Нелима, — ответил Ако и, видя, что у нее не хватает решимости продолжать, ободряюще улыбнулся. — Что у тебя на душе? Тебя что-нибудь тревожит?
— Нет, Ако, у меня большая радость. Я думаю, и ты обрадуешься, когда узнаешь.
— Ты ведь знаешь — все, что тебе доставляет радость, и для меня источник радости. Что же случилось, Нелима?
Тогда она взяла руку мужа и прижала ее к своей груди, под сердцем.
— Ты чувствуешь, Ако?
Ако с минуту прислушивался, потом посмотрел в глаза Нелимы и счастливо улыбнулся.
— У тебя будет ребенок, Нелима.
— Да, Ако, твой ребенок. Теперь я это знаю наверняка. Как мы назовем его, Ако?
Ако долго раздумывал, не переставая улыбаться.
— Не знаю, Нелима, — наконец ответил он. — У нас еще хватит времени выбрать имя своему ребенку. Я знаю только одно: мы должны делать все, чтобы наш ребенок родился на счастливой земле и чтобы у него впереди была прекрасная, свободная жизнь.
— Так оно и будет, Ако… — прошептала Нелима. — Ты же заботишься об этом.
— Может быть, будет, — тихо и задумчиво промолвил Ако. — Я все, все сделаю, чтобы так было.
Долго еще в тот вечер сидели они возле лагуны, мечтая о своем будущем — самом прекрасном и возвышенном будущем, какое они хотели в суровом труде, не щадя своих сил, создать для своего ребенка. Но ведь так же мечтает каждый человек под луной, услышав первое биение новой жизни. Всем дозволено мечтать, но не все мечты сбываются.
5
Несколько дней спустя, когда Ако поутру совещался с людьми о том, какие работы предстояло сделать в этот день, молодой островитянин Леагу преподнес неприятный сюрприз. Когда Ако спросил Леагу, куда он желает идти — ловить рыбу или собирать плоды, тот отрицательно мотнул головой и угрюмо буркнул:— Никуда,
— Ты плохо себя чувствуешь, Леагу? — поинтересовался Ако. Парень выглядел совершенно здоровым, да и не слышно было, чтобы он когда-нибудь болел.
— Я чувствую себя хорошо, но мне неохота работать, — ответил Леагу. — Незачем работать. Мне нравится сидеть на берегу и глядеть, как плавает рыба.
— Но на что это будет похоже, если все остальные станут работать, а ты один будешь сидеть на берегу без дела? — продолжал Ако. — Женщины будут работать, дети будут работать и старые люди — каждый чем-нибудь займется, один Леагу — сильный мужчина, который может сделать больше нескольких женщин и стариков, будет сидеть сложа руки. Самому потом совестно станет. Леагу только мотал головой».
— Не к чему, Ако. Куда нам девать столько съест* ного? Нам и так его хватит больше чем на год.
— А что если приедут белые люди и надо будет с ними драться? Тогда придется жить в лесу.
— Белые не приедут, Ако. Зря мы построили новый поселок у Тростникового залива и еще один в лесу в горном ущелье. Они не понадобятся. Белые люди забыли про Ригонду. Прошло шесть полнолуний. Ни один белый не приплыл к нам. Поэтому Леагу не хочет работать. У меня есть что кушать. А запасов мне не надо.
Прочие островитяне внимательно прислушивались к их разговору. Окинув взглядом толпу, Ако понял, что Леагу не одинок в своем настроении. Некоторые островитяне потупили глаза, когда Ако взглянул им в лицо, другие отвернулись и сделали вид, будто этот, разговор их не касается.
«Неужели я и в самом деле перегнул, хватил через край? — спрашивал себя Ако. — Может быть, им и нелегко привыкнуть к моим темпам? Но время слишком дорого, мы не вправе терять ни одного часа».
Принудительные меры тут не годились, это могло вовсе убить интерес островитян к новым мероприятиям. Что бы ни делалось, они все должны делать по доброй воле, только тогда они будут находить удовольствие в труде и лишь тогда им доставят радость результаты их усилий. У Ако оставался только один путь — убедить своих соплеменников. Теперь, когда в головы некоторых островитян закрались сомнения в целесообразности нововведений, убедить их будет труднее, чем полгода тому назад, но другого выхода у Ако не было. Он погрузился в раздумье и начал соображать, какими бы доводами наиболее убедительно доказать правильность своих действий. С минуту стояла полная тишина. Ако понимал, — от того, как он преодолеет это осложнение, зависит весь его авторитет: либо его положение еще более укрепится, либо островитянам придется избрать себе другого старейшину. Вождь, которому не доверяют, больше не вождь.
Неизвестно, чем бы окончился этот инцидент, если бы внезапно не случилось нечто такое, что вместо Ако разрубило этот гордиев узел и сделало его положение таким прочным, как никогда раньше: на вершине самой высокой горы Рнгонды загремел деревянный барабан. Так долго тщетно ожидаемый сигнал тревоги наконец прозвучал! Каждый островитянин знал, что это означает.
Теперь все взоры обратились на Ако. Леагу смиренно приблизился к старейшине острова и спросил:
— Что мне прикажешь делать, Ако? Теперь мне опять хочется работать. Ты прав. Не сердись на Леагу, Ако. Большим глупцом был Леагу, когда лсотел сидеть на взморье и смотреть на плавающих рыб.
— Ступайте все по своим хижинам и ждите, пока я не скажу вам, что делать, — обратился Ако к людям. — Ты, Ловаи, пойдешь со мной. Мы взберемся на гору и посмотрим, что случилось.
Прежде всего он направился в свое бунгало и захватил с собой оставленную Портером подзорную трубу, а затем вместе с Ловаи поспешил на вершину горы. Барабанный бой все это время не прекращался. Он умолк только тогда, когда наблюдатель заметил на горной тропинке фигуру Ако. . — Что ты увидал? — спросил Ако.
Наблюдатель — молодой парень — взволнованно показал рукой на северо-запад. Взглянув в том направлении, Ако заметил корабль. Это была одна из тех парусно-моторных шхун, которые обслуживали бесконечно растянутые торговые линии Океании. На фок-мачте были подняты паруса, а на корме дымилась короткая труба.
Ако навел подзорную трубу и некоторое время рассматривал пришедшее судно. Судя по всему, это был корабль Южноморского торгового Общества, совершающий свой очередной рейс по островам, разбросанным в этой части океана, собирающий заготовленные агентами Общества запасы товаров и развозивший почту. Регулярное сообщение с Ригондой осуществлялось два раза в год. Как раз теперь и было самое время появиться этому вестнику внешнего мира.
— Что будем делать? — спросил Ловаи. — Не увести ли нам женщин и детей в потайной лагерь?
— Может быть, это совсем и не понадобится делать, — ответил ему Ако.
— Ты думаешь — они пройдут мимо острова?
— Они наверняка зайдут в Ригондскую лагуну, но, может быть, нам вовсе нечего их опасаться. Это торговый корабль, Ловаи. Им нужна наша копра, сушеные плоды и жемчуг. Возможно, они и не знают, что произошло с Портером. Тогда нам будет нетрудно столковаться с ними.
— А что если им известно про нашу расправу с Портером? — не унимался Ловаи. Парень внимательно прислушивался к их разговору, но Ако не заметил на его лице ни малейших признаков страха, лишь напряженное любопытство. ,
— Если им это известно, на острове будет большой шум, — отвечал Ако.
Корабль описал плавную дугу вокруг северного мыса острова, затем развернулся на юг и взял курс на ворота бухты островитян — эта расселина в рифе, видимо, стала известной всем навигаторам Океании.
Сказав наблюдателю, чтобы тот оставил в покое свой барабан, пока не заметит в море чего-либо нового, Ако и Ловаи стали спускаться с горы. В поселке царил переполох. Когда Ако появился у хижин, островитяне засыпали его вопросами:
— Что ты видел? Велика ли опасность? Куда нам податься?
На всякий случай Ако велел увести стариков и женщин с маленькими детьми в лес, а,остальным оставаться на месте. Одно из подразделений своего небольшого войска он разместил в кустах с таким расчетом, чтобы в случае необходимости оно могло преградить путь пришельцам к лагерю и задержать их, пока оставшиеся в хижинах успеют добраться до леса. Остальным мужчинам и юношам Ако велел спокойно заняться чем-нибудь на берегу, возиться у своих пирог и рыболовных онастей. То обстоятельство, что ни один островитянин не вышел сегодня на рыбную ловлю, не могло возбудить никаких подозрений; такое событие, как появление корабля на заброшенном острове, было слишком редким и значительным, чтобы островитяне на день не пренебрегли заведенным порядком жизни, — приезжие сами прекрасно поймут это.
Час спустя корабль вошел в лагуну и стал на якорь. Островитяне приветственно махали прибывшим ру» ками и пучками цветов. На корабле в ответ размахи» вали шапками и платками. Какой-то человек, по-видимому капитан, смотрел в бинокль на берег. Он долго разглядывал бунгало Портера, будто ожидая чего-то, но ничего не дождавшись, приказал спустить шлюпку. Два матроса сели на весла, двое других, вооруженные винтовками, уселись рядом с капитаном на кормовую банку. Через несколько минут лодка причалила к берегу прямо против Портеровского бунгало. Там приезжих ожидал Ако, одетый в белый европейский костюм. Его сопровождало десятка два островитян.
— Ооой тоггпп, — буркнул капитан, мельком взглянув на Ако, и, невзирая на свою внушительную комплекцию, довольно ловко выпрыгнул из шлюпки на берег.
— Соо тоггпп, — учтиво, но сдержанно ответил Ако. Он протянул капитану руку, но тот, казалось, се не заметил и своей руки не подал.
Матросы были не так чванливы, как их начальник, они обменялись с Ако рукопожатием и весело кивнули остальным островитянам.
— Что, мистер Портер еще не встал? — опять пробурчал капитан. — Верно, похмелье после вчерашней попойки. Так-то он встречает своих друзей, проклятая бестия.
Теперь Ако стало ясно, что прибывшим ничего не известно об участи Портера. Он что-то шепнул своему брату Онеаге, и тот поспешил в поселок к хижинам известить островитян, что им ничто не угрожает и люди могут спокойно выходить на побережье. Старики и женщины с малыми ребятами тоже могли теперь возвратиться из леса в свои хижины.
— Сэр, разве вам не известно, что мистера Портера уже несколько месяцев нет на острове? — заговорил Ако. — Ему что-то понадобилось в Сиднее, и, когда мимо Ригонды проходил какой-то корабль, он оставил меня своим заместителем, а сам уехал отсюда. Скоро уже полгода, как его здесь нет.
— Вот как… — удивленно нараспев протянул капитан. — Значит, напрасно я завернул в эту проклятую дыру.
— Почему вы так думаете? — спросил Ако.
— Потому, что я, по расчетам Общества, должен был забрать на Ригонде по крайней мере пять тонн копры и разного другого добра, но теперь придется уезжать с пустыми руками.
— Я ведь сказал вам, что мистер Портер оставил меня своим заместителем, — продолжал Ако, спокойно глядя в кислое лицо моряка. — Я полагаю, что тонн пять копры у нас найдется… и еще кое-что интересующее вас.
— Вот как… — удивился капитан, — значит вы теперь торгуете с этими дикарями? Тогда давайте сюда свой товар.
— Позвольте узнать, какие товары прислало нам Общество? — осведомился Ако.
— Найдется все, что заказывал Портер. Бусы, зер* кальца, табак и мануфактура, несколько ящиков с на* питками.
— Насколько мне известно, Портер заказал также несколько топоров, пил и новые запасы патронов, — сказал Ако, хотя не имел ни малейшего понятия о том, что заказывал Портер. Он назвал эти вещи наудачу, зная, что на других островах они обыкновенно служили предметом обмена. — А что касается бус и зеркал, то старый запас еще не обменен и нам нет расчета держать на складе неходкий товар.
— Вот как… — снова подивился капитан. — Где это видано, чтобы дикари пренебрегали блестящими побрякушками?
— На Ригонде так обстоит дело.
Несколько часов продолжался обмен товарами.
Ако отдал капитану весь запас копры, приготовленный для обмена, довольно много сушеных плодов и несколько десятков жемчужин — не самых больших и красивых, а таких, которые стоило отдать за привезенные товары. Ако наотрез отказался принять дешевые стеклянные побрякушки, какими купцы имели обыкновение надувать островитян. Ни одного ящика напитков и табаку не позволил он оставить на своем складе. Четыре топора, три пилы и полдюжины мотыг казались ему куда более ценными, чем целый бочонок рома или полный бидон виски. Он не отказался и от металлической посуды, ножей и ложек, но был чрезвычайно привередлив в выборе мануфактуры и браЛ только самый добротный и красивый товар. Когда обмен был закончен, капитан Никольсон — так его звалн — прикинул в уме, что на этой сделке Южноморское торговое Общество хорошо если заработало каких-нибудь жалких тридцать процентов. Это уж не коммерция, а чистая благотворительность, и Общество делает глупость, держа на Ригонде такого агента. Надо будет потолковать об этом в Сиднее с кем-нибудь из директоров Общества. Такой агент, как Ако, мог в пару лет разорить своих шефов, а это были солидные шефы, настоящие миллионеры.