Ладлэм Роберт. Наследие Скарлатти

   Презрев собственную гордость, она молила его:
   – Я не угрожаю, поймите. Пожалуйста, выслушайте меня. Постарайтесь понять... Я беспомощна. И мне невозможно помочь!
   По морщинистым щекам Элизабет текли слезы. Лицо ее было мертвенно-бледным, под глазами чернели круги – следы этой страшной ночи. Господи, подумал Кэнфилд, Элизабет Скарлатти похожа на живой труп. Ярость отступила.
   – Не бывает, чтобы совсем нельзя было помочь. Не верьте тому, кто это вам говорит.
   – Вы любите ее?
   – Да. И поскольку я ее люблю, вам нечего бояться. Я преданно служу обществу. Но куда более преданно служу нашим с вами интересам.
   – Но это не способно изменить сложившуюся ситуацию.
   – Вы не вправе делать подобные выводы, вы обязаны рассказать мне, что в действительности произошло.
   – Вы не оставляете мне иного выбора?
   – Нет, не оставляю.
   – Тогда пусть простит вас Бог. Вы берете на себя огромную ответственность. Теперь вы ответственны за наши жизни.
   Она рассказала ему все как есть.
   Мэтью Кэнфилд понял, что надо делать: настала пора встретиться с маркизом де Бертольдом.

Глава 31

   В пятидесяти семи милях к юго-востоку от Лондона, на берегу моря находится морской курорт Рамсгит. Неподалеку от него, в стороне от шоссе, в поле стояла деревянная хижина примерно двадцать на двадцать футов. Сквозь маленькие ее оконца пробивался наружу тусклый в предутреннем тумане свет. Приблизительно ярдах в ста к северу от хижины виднелось солидное строение – некогда это был амбар. Теперь он служил ангаром для двух монопланов. Один из них как раз и выкатывали сейчас наружу трое мужчин в серых комбинезонах.
   В хижине, попивая черный кофе, сидел за столом наголо бритый мужчина. Красноватый рубец над правым глазом зудел, и мужчина то и дело почесывал его.
   Закончив читать лежавшее перед ним письмо, он поднял глаза на курьера в шоферском комбинезоне. Содержание письма явно взбесило бритоголового.
   – Маркиз зарвался! Мюнхен дал предельно ясные инструкции: Роулинсов нельзя было убивать в Штатах! Их следовало доставить в Цюрих и убить в Цюрихе!
   – Для беспокойства нет причин. Ликвидация была организована чисто, подозрения исключены. Маркиз хотел, чтобы вы знали это. Оба погибли в автомобильной катастрофе.
   – Кто же в это поверит? Черт вас подери, кто?! Ублюдки! Мюнхен не намерен рисковать, и в Цюрихе риск был бы исключен! – Алстер Скарлетт поднялся из-за стола, подошел к маленькому окошку, из которого открывался вид на поле. Самолет был почти готов к полету. Нет, так дело не пойдет. Надо успокоиться. Он не любил летать во взвинченном состоянии. В таком состоянии в воздухе можно совершить непоправимую ошибку. Он хорошо знал это по собственному опыту.
   Будь проклят этот Бертольд! Роулинсов конечно же необходимо было убрать. После того как Картрайт все узнал, Роулинс запаниковал и приказал своему зятю убить Элизабет Скарлатти. Чудовищная ошибка! Забавно, поймал он себя на мысли, а ведь уже давно он не воспринимает старую даму как собственную мать. Просто Элизабет Скарлатти... Да, убирать Роулинсов там, в Штатах, было сущим безумием! Как теперь узнать, какие и кто задавал им вопросы? И разве трудно теперь выйти на Бертольда?
   – Вопреки тому, что случилось... – начал было Лэбиш.
   – Что? – Скарлетт повернулся к нему. Он уже принял решение.
   – Маркиз хотел бы сообщить вам, что несмотря на то, что произошло с Бутройдом, все ведущие к нему нити похоронены вместе с Роулинсами.
   – Не совсем, Лэбиш. Не совсем. – Голос Скарлетта звучал жестко. – Маркиз де Бертольд получил приказ доставить Роулинсов в Швейцарию. Он не повиновался. Крайне прискорбный факт.
   – Извините, сэр?
   Скарлетт протянул руку к летной куртке, висевшей на спинке стула. И сказал спокойно и деловито:
   – Убейте его.
   – Сэр!
   – Убейте его! Убейте маркиза де Бертольда. Сегодня же!
   – Но послушайте! Я не верю своим ушам!
   – Ну уж нет – это вы меня слушайте! В Мюнхене меня должна ждать телеграмма, в которой вы сообщите, что этот идиот мертв!.. И, Лэбиш, сделайте так, чтобы не было сомнений, кто именно убил его. Его убили ьы! Нам не нужны сейчас никакие вопросы и расследования!.. Затем сразу же возвращайтесь сюда. Мы вывезем вас в другую страну.
   – Мсье. Я работаю у маркиза пятнадцать лет! Он был добр ко мне!.. Я не могу...
   – Чего вы не можете?
   – Мсье... – Француз опустился на колени. – Не просите меня...
   – Я не прошу. Я приказываю. Мюнхен приказывает!

* * *

   Холл на четвертом этаже фирмы «Бертольд и сыновья» был необычайно просторным. В стене напротив входа были огромные белые двери в стиле Людовика XIV – они вели в святая святых маркиза де Бертольда. С правой стороны в комнате стояли полукругом шесть обитых коричневой кожей кресел – словно в кабинете какого-нибудь состоятельного сельского сквайра – с приземистым, прямоугольной формы кофейным столиком перед ними. На столике лежала аккуратная стопка самых модных журналов. С левой стороны находился огромных размеров белый письменный стол с позолоченным бордюром. За столом восседала миловидная брюнетка с завитками волос, аккуратно выложенными на лбу. Но Кэнфилд поначалу не обратил особого внимания на красоту и благородство черт секретарши – он никак не мог оправиться от первого впечатления, точнее, шока, произведенного общей цветовой гаммой холла: пурпурные стены и портьеры на окнах из черного бархата от пола до потолка.
   Боже праведный, подумал Кэнфилд. Ведь это же точная копия холла в доме Алстера Скарлетта!
   В креслах сидели два джентльмена средних лет в костюмах от «Сэвил Роу». Они были погружены в чтение журналов. Чуть поодаль справа от них стоял мужчина в шоферской форме без головного убора, сцепив руки за спиной.
   Кэнфилд подошел к письменному столу. Секретарша с локончиками на лбу сразу же заметила его.
   – Мистер Кэнфилд?
   – Да.
   – Маркиз ждет вас, сэр. – Она сразу же поднялась с места и направилась к громадным белым дверям. Кэнфилд заметил, что один из джентльменов, сидевших слева, огорчился. Он тихо чертыхнулся и вновь погрузился в чтение.
   – Добрый день, мистер Кэнфилд. – Четвертый маркиз Шателеро стоял за огромным столом и протягивал ему руку. – Мы не встречались прежде, но посланник от Элизабет Скарлатти всегда желанный гость. Прошу вас, садитесь!
   Таким Кэнфилд и представлял себе маркиза – разве только чуть повыше ростом. Маркиз был прекрасно сложен, довольно приятной наружности, подтянутый, с приятным звучным голосом. Однако при всей его мужественности, мужественности покорителя Маттерхорна и Юнгфрау, было в нем нечто не вяжущееся с мужеством, изнеженность, что ли. А может, все дело в костюме? Он был слишком уж щегольской!
   – Рад нашей встрече, – улыбнулся Кэнфилд, пожимая руку французу. – Однако в затруднении. Как мне вас величать – мсье Бертольд или монсеньер маркиз?
   – Я бы мог добавить к этому ряду несколько отнюдь не лестных имен, данных мне вашими соотечественниками. – Маркиз рассмеялся. – А вы, пожалуйста, действуйте в русле французской традиции, столь презираемой чопорными британцами. Меня устраивает обыкновенное «Бертольд». Сегодня обращение «маркиз» не более чем дань давно вышедшей из моды традиции, романтическая красивость. – Француз улыбнулся и предложил Кэнфилду сесть в кресло напротив письменного стола. Жак Луи Омон де Бертольд, четвертый маркиз Шателеро, был чрезвычайно любезен, признал Кэнфилд.
   – Приношу искренние извинения за то, что невольно нарушил ваш распорядок дня.
   – Распорядки для того и составляются, чтобы их нарушать. В противном случае жизнь, согласитесь, превращается в рутину.
   – Не стану попусту занимать ваше время, сэр. Элизабет Скарлатти желает вступить с вами в переговоры.
   Жак Луи Бертольд откинулся в кресле и изобразил на своем лице изумление:
   – Переговоры?.. Боюсь, я не вполне понимаю... Переговоры о чем?
   – Это сообщит вам сама мадам Скарлатти при личной встрече.
   – Мне доставит удовольствие встретиться с мадам Скарлатти в любое удобное для нее время, но я не могу себе представить, о чем пойдет речь. Судя по всему, это не касается каких-то вопросов бизнеса.
   – Возможно, речь пойдет о ее сыне, Алстере Скарлетте.
   Бертольд пристально посмотрел на Кэнфилда.
   – Увы, в данном случае я вряд ли могу быть полезным, я не имел удовольствия... Как всякий человек, регулярно читающий газеты, я знаю, что он исчез несколько месяцев назад. Но не более того.
   – И вы ничего не знаете о Цюрихе?
   Жак Бертольд выпрямился в своем кресле.
   – О Цюрихе?
   – Нам все об этом известно.
   – Я плохо вас понимаю.
   – Странно. Речь идет о группе из четырнадцати человек. Но может появиться и пятнадцатый... Элизабет Скарлатти.
   Кэнфилд слышал, как прерывисто дышит Бертольд.
   – Из каких источников вы почерпнули эту информацию? И какое вы имеете к этому отношение?
   – Я знаю об этом от Алстера Скарлетта. Иначе как я мог оказаться здесь!
   – Я вам не верю. И не понимаю, о чем вы говорите. – Бертольд поднялся из-за стола.
   – О Боже! Мадам Скарлатти заинтересована... И дело не в ней! В вас! И других! У нее есть к вам деловое предложение, и, будь я на вашем месте, я бы его выслушал!
   – Но вы не на моем месте, сэр! Боюсь, вынужден просить вас покинуть кабинет. Между мадам Скарлатти и компаниями Бертольда не существует никаких деловых отношений.
   Кэнфилд не шелохнулся. Он продолжал сидеть и спокойно гнуть свою линию:
   – Тогда попытаюсь выразить свою мысль иначе. Я считаю, вам следует с ней встретиться. Побеседовать... Для вашего же блага. Для блага Цюриха.
   – Вы мне угрожаете?
   – Если вы не сделаете этого, она, мне кажется, сотворит нечто ужасное. Не мне вам объяснять, какая власть сосредоточена в руках этой женщины... Вы связаны с ее сыном... А она встречалась с ним сегодня ночью!
   Бертольд замер на месте. Кэнфилд не мог понять, чем объясняется растерянность француза, – фактом ли встречи Скарлетта с матерью или тем, что об этом знает Кэнфилд.
   Наконец Бертольд ответил:
   – Все, о чем вы говорите, не имеет ко мне никакого отношения.
   – Я нашел альпинистскую веревку! Альпинистскую! Я обнаружил ее на полу платяного шкафа в вашем конференц-зале в гостинице «Савой»!
   – Что-что?
   – Вы прекрасно слышали, что я сказал. Прекратим дурачить друг друга!
   – Вы проникли в помещение моей фирмы?
   – Да, проник! И это только первый шаг. Мы располагаем полным списком. Вам, вероятно, известны эти имена? Додэ и Д'Альмейда, ваши земляки, если не ошибаюсь... Олаффсен, Лэндор, Тиссен, фон Шнитцлер, Киндорф... Ваши нынешние партнеры – мистер Мастерсон и мистер Ликок! Еще несколько человек, но, я уверен, их имена вам известны куда лучше, чем мне!
   – Довольно! Довольно, мсье! – Маркиз де Бертольд медленно, как бы с опаской, опустился в кресло и уставился на Кэнфилда. – Мы продолжим разговор. Но люди ждут приема. Было бы крайне неловко отказать им. Я постараюсь быстро освободиться. Подождите меня пока в холле.
   Бертольд поднял телефонную трубку и обратился к секретарше:
   – Мсье Кэнфилд подождет, пока я закончу послеобеденный прием. Каждую встречу прерывайте по истечении пяти минут, если я сам к тому времени не выпровожу посетителя. Что? Лэбиш? Очень хорошо, пусть войдет. – Француз опустил руку в карман пиджака и достал связку ключей.
   Кэнфилд направился к огромной белой двустворчатой двери и не успел ее отворить, как одна из створок стремительно распахнулась, и в кабинет вошел человек в шоферском комбинезоне.
   – Простите, мсье, – произнес он с порога.

* * *

   Кэнфилд вышел и улыбнулся секретарше. Прошел к полукружью кресел, к ожидавшим приема джентльменам, сел поближе ко входу в кабинет Бертольда и взял с журнального столика «Лондон иллюстрейтед ньюс». Он заметил, что один из джентльменов ужасно нервничает. Ерзая в кресле, он совершенно машинально перелистывал страницы «Панча». Другой господин, напротив, был погружен в чтение какой-то статьи в «Куотерли ре вью».
   Вдруг внимание Кэнфилда привлек непримечательный в сущности жест крайне раздраженного господина: он резко выбросил левую руку, нагнулся и взглянул на часы. Желание взглянуть на часы в подобной ситуации вполне естественно. И не это поразило Кэнфилда. Его внимание привлекли запонки. Квадратные, с двумя диагональными полосками. Красной и черной. Это была точная копия запонки, по которой он опознал Чарльза Бутройда в каюте Элизабет Скарлатти. Цвета те же самые, что обои и шторы в приемных и маркиза, и Алстера Скарлетта.
   Нервный господин заметил на себе взгляд Кэнфилда и быстро опустил руку в карман пиджака.
   – Извините, я пытался разглядеть время на ваших часах. Мои спешат.
   – Двадцать минут пятого.
   – Благодарю.
   Теперь господин сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла, но нервничать не перестал. Второй господин, обращаясь к нему, сказал:
   – Бэзил, если ты не успокоишься, тебя удар хватит!
   – Тебе хорошо говорить, Артур! А я опаздываю на встречу! Я объяснял Жаку, что сегодня тяжелый день, что у меня дел по горло, но он настоял, чтобы я пришел.
   – Кто-кто, а он умеет настоять на своем.
   – Да, и нагрубить при этом.
   Последующие пять минут прошли в полной тишине, если не считать шелеста бумаг на столе у секретарши.
   Огромная левая половина белых дверей раскрылась, и показался шофер. Он аккуратно закрыл за собой дверь, и Кэнфилд заметил, что тот даже слегка подергал ручку, желая убедиться, прочно ли она закрыта. Это выглядело странно.
   Мужчина в комбинезоне подошел к секретарше, наклонился и что-то доверительно пошептал ей на ухо. Это сообщение явно раздосадовало ее. Шофер передернул плечами и быстро двинулся к двери справа от лифта, ведущей на лестничную площадку.
   Секретарша вложила несколько листов бумаги в плотный конверт и, обращаясь к сидевшим в креслах джентльменам, сообщила:
   – Извините, господа, сегодня маркиз де Бертольд никого принять не сможет. Мы приносим свои извинения за доставленное вам беспокойство.
   – Но послушайте, ради Бога, мисс! – Нервный господин вскочил с кресла. – Это просто что-то невиданное! Я сижу здесь уже три четверти часа, и это при том, что маркиз сам настоятельно просил меня зайти!
   – Еще раз извините, сэр, я передам ваше неудовольствие.
   – Этого мало! Передайте маркизу де Бертольду, что я не уйду отсюда, пока он меня не примет!
   И он с торжественным видом сел.
   А тот, другой, по имени Артур, встал и направился к лифту.
   – Господи, разве тебе дано исправить французские манеры? Люди потратили на это века. Идем, Бэзил. Заглянем в «Дорчестер» и посидим там часок-другой.
   – Не могу, Артур. Не сойду с этого места, пока не добьюсь своего.
   – Как знаешь. Звони мне, не пропадай. Кэнфилд остался сидеть вместе с нервным Бэзилом. Он тоже твердо решил дождаться продолжения разговора.
   – Позвоните маркизу снова, прошу вас, мисс, – сказал Бэзил.
   Она позвонила даже несколько раз, но ответа не последовало.
   Кэнфилд встревожился. Он подошел к огромным двойным дверям и постучал. И снова ответа не последовало. Он попытался открыть дверь: сначала одну створку, потом другую – они были заперты.
   Бэзил вскочил с кресла. Секретарша инстинктивно схватилась за телефонную трубку и начала часто-часто нажимать на кнопку вызова, а под конец просто не отнимала пальца от кнопки.
   – Отоприте дверь, – приказал Кэнфилд.
   – О, я не знаю...
   – Я знаю! Дайте ключ!
   Девушка приоткрыла верхний ящик стола, потом подняла глаза на американца:
   – Может, все-таки подождать?
   – Черт побери! Дайте ключ!
   – Да, сэр! – Она выбрала из связки ключей один и протянула Кэнфилду. Он распахнул дверь настежь.
   Их взорам предстало ужасное зрелище: маркиз сидел, уткнувшись лицом в свой роскошный письменный стол, изо рта у него тонкой струйкой текла кровь, высунувшийся наружу язык распух, глаза, казалось, вылезли из орбит – он был удушен гарротой.
   Секретарша завопила, но в обморок не упала. Бэзила будто подключили к электросети, он беспрерывно повторял: «О Боже! О Боже! О Боже!» Кэнфилд подошел к столу и приподнял руку Бертольда. Потом отпустил, и она безвольно повисла.
   Девушка вопила все громче, на ее крик прибежали двое служащих. Они сразу догадались о случившемся. Один из них рванулся назад, к лестнице, крича во всю мощь легких, другой медленно, с опаской, приблизился к Бертольду.
   Сбежались остальные сотрудники фирмы, со всех сторон слышалось:
   – О Боже!
   Кэнфилд тряс за плечи секретаршу, пытаясь заставить ее замолчать. «Позвоните в полицию», – твердил он, но девица не слушала. Кэнфилд не хотел звонить сам, сейчас важно было не отвлекаться, никого не упустить из виду, особенно Бэзила.
   Сквозь толпу к ним пробился респектабельного вида высокий седовласый джентльмен в двубортном костюме в тонкую полоску.
   – Мисс Ричарде! Мисс Ричарде! Бога ради, что случилось?
   – Вот что случилось! – воскликнул Кэнфилд, стараясь перекричать гомон возбужденных голосов и указывая на труп.
   Кэнфилд пристальнее вгляделся в мужчину, задавшего вопрос. Что-то знакомое показалось ему в облике этого господина, хотя людей такого типа в мире Скарлатти множество.
   – Вы позвонили в полицию? – осведомился джентльмен.
   Кэнфилд заметил, что Бэзил продирается сквозь толпу к лифту.
   – Нет, полиция не извещена, – крикнул Кэнфилд. – Позвоните туда! И хорошо бы закрыть эти двери.
   Он поспешил за Бэзилом, делая вид, что намерен лично закрыть двери, но аристократического вида усатый господин крепко вцепился в лацкан его пиджака.
   – Так это вы его обнаружили?
   – Да. Отпустите меня.
   – Как вас зовут, молодой человек?
   – Что?
   – Я спрашиваю, как вас зовут.
   – Дерек. Джеймс Дерек! А теперь поторопитесь вызвать полицию!
   Кэнфилд схватил усача за запястье и сильно стиснул, тот убрал руку с лацкана, и Кэнфилд ринулся за Бэзилом.
   Респектабельный господин поморщился и повернулся к секретарше.
   – Вам известно имя этого человека, мисс Ричарде? Я не расслышал. Девушка рыдала.
   – Его зовут Даррен или Дерен. Джеймс Дерек.
   Джентльмен с нафабренными усами испытующе глядел на секретаршу. Так, она знает имя этого человека...
   И распорядился:
   – Звоните в полицию, мисс Ричарде. Звоните в полицию!
   – Слушаюсь, мистер Пул.
   Мистер Пул поспешил вернуться к себе в кабинет, он хотел побыть один. Значит, они это сделали! Цюрих вынес Жаку смертный приговор! Они убили его самого близкого друга, покровителя, человека, дороже которого у него не было никого на свете. Человека, который дал ему. Пулу, все, сделал для него все возможное.
   Человека, за которого, не задумываясь, он отдал бы жизнь.
   Они поплатятся! Они жестоко поплатятся! Он, Пул, никогда не подводил Бертольда при жизни. Он не подведет его и после смерти.
   Но слишком много неясного. Очень много. Это Кэнфилд, который почему-то назвался чужим именем, старая леди – Элизабет Скарлатти...
   А главное, Генрих Крюгер, этот урод. Пул не сомневался, что он – сын Элизабет Скарлатти. В конце концов, сам Бертольд сказал ему об этом.
   Интересно, знает ли это еще кто-нибудь? С площадки третьего этажа, забитой сотрудниками Бертольда, Кэнфилд разглядел Бэзила, который, изо всех сил орудуя локтями, пробивался по лестнице вниз. Кэнфилд закричал:
   – Очистите дорогу! Расступитесь! Прибыл доктор, я должен спуститься за ним и препроводить наверх.
   Уловка сработала, толпа расступилась. Когда Кэнфилд добежал до первого этажа, Бэзил уже исчез из виду. Кэнфилд выскочил на улицу и увидел, что тот стоял посередине Воксхолл-роуд и, размахивая руками, пытался поймать такси. Брюки у него были в грязи – видно, в спешке он поскользнулся и упал коленями в лужу.
   Из окон фирмы «Бертольд и сыновья» раздавались вопли, собирая у входа изрядную толпу зевак.
   Кэнфилд рванулся вперед.
   Бэзил судорожно схватился за дверцу подъехавшего такси и влез в салон. Кэнфилд успел помешать тому захлопнуть дверцу, втиснулся внутрь, оттеснив Бэзила в дальний конец сиденья.
   – Что вы себе позволяете! Что вы делаете! – Бэзил был испуган, но голоса, однако, не повышал: он не хотел привлекать к себе внимание шофера.
   Американец крепко схватил Бэзила за руку и отдернул рукав, чтобы видна была красно-черная запонка.
   – Цюрих, Бэзил, Цюрих! – прошептал Кэнфилд.
   – О чем вы говорите?
   – Чертов идиот, я на твоей стороне! Или буду на твоей, если они оставят тебя в живых!
   – О Боже! О Боже! – пролепетал Бэзил. Кэнфилд отпустил руку Бэзила, и она безвольно упала ему на колени. Кэнфилд сидел прямо и говорил, словно самому себе:
   – Ведь и так все ясно. Отпираться бессмысленно.
   – Я не знаю вас, сэр! Я не знаю вас! – Бэзил был близок к обмороку.
   – Вы забываете, что я все видел.
   – Но выслушайте меня! Я не имею к этому никакого отношения! Я был в приемной вместе с вами!
   – Конечно, ясно, что это дело рук шофера. Но многие захотят узнать, почему вы сбежали. Быть может, ваша задача состояла в том, чтобы удостовериться, что работенка сделана как надо?
   – Это абсурд.
   – Тогда зачем же вы сбежали?
   – Я... Я...
   – Где мы с вами можем спокойно посидеть минут десять – пятнадцать? Я не хотел бы создавать впечатление, будто мы сбежали с места происшествия.
   – Наверное, в моем клубе...
   – Прекрасно! Назовите адрес.

Глава 32

   – С чего это, черт возьми, вы взяли, что я был там? – кричал в телефонную трубку Джеймс Дерек. – Я с середины дня здесь, в «Савое». Да, конечно. Примерно с трех часов. Нет, она здесь, рядом. – У англичанина вдруг перехватило дыхание. Когда он заговорил вновь, его почти не было слышно, он не поверил своим ушам: – Боже праведный!.. Как ужасно... Да. Да, я понял.
   Элизабет Скарлатти сидела напротив него и читала досье Бертольда. Услышав, как изменился вдруг голос Дерека, она подняла на него глаза. Продолжая говорить по телефону, он уставился на нее.
   – Да. Он ушел отсюда ровно в три тридцать. Вместе с Фергюсоном, нашим сотрудником. Они должны были встретиться с миссис Скарлетт у «Типпина», а оттуда он собирался направиться к Бертольду... Я не знаю. Он просил ее оставаться с Фергюсоном, пока не вернется от Бертольда. Фергюсон должен позвонить в... Понимаю. Ради Бога, держите меня в курсе. Я вам позвоню, если что-то узнаю.
   Он положил трубку на рычаг.
   – Бертольд убит.
   – Господи милостивый! Где Джанет?
   – За ней присматривает наш сотрудник. Он докладывал час назад.
   – А Кэнфилд? Где Кэнфилд?
   – Я и сам бы хотел это знать.
   – С ним все в порядке?
   – Откуда же я знаю? По-видимому, занят делами. Там, у Бертольда, он назвался моим именем, а потом исчез!
   – Что случилось с маркизом?
   – Его удавили.
   – О! – Элизабет вдруг живо вспомнила, как на борту «Кальпурнии» Мэтью Кэнфилд показал ей, каким именно способом хотел убить ее Бутройд. – Если он его убил, то наверняка имел на то веские основания!
   – Основания? Какие основания?
   – Для убийства. У него они, должно быть, имелись.
   – Это весьма интересно.
   – Что именно?
   – Вы допускаете, что убил его Кэнфилд.
   – Этого не могло случиться ни при каких обстоятельствах. Потому что Кэнфилд не убийца.
   – Не убивал он Бертольда, если мои слова способны вас успокоить.
   Она с облегчением вздохнула.
   – А известно, кто это сделал?
   – Вероятно, шофер Бертольда. – Странно.
   – Очень. Он служил у него много лет.
   – Наверно, Кэнфилд его и ищет.
   – Вряд ли. Тот ушел минут за десять – двенадцать до того, как обнаружили труп.
   Джеймс Дерек был явно расстроен. Он подошел к Элизабет.
   – В свете того, что произошло, мне хотелось бы задать вам вопрос. Но, разумеется, вы вправе не отвечать...
   – Что за вопрос?
   – Я хотел бы знать, как – или, может, почему – британское министерство иностранных дел предоставило мистеру Кэнфилду полную свободу действий.
   – Мне не понятно, что вы имеете в виду.
   – Что ж, мадам. Если вы не желаете отвечать, я должен с этим смириться. Но поскольку в истории с убийством было использовано мое имя, я полагаю, что имею право на большее, чем... очередная ложь.
   – Очередная... ложь? Вы оскорбляете меня, мистер Дерек.
   – Неужели? Значит, вы вместе с мистером Кэнфилдом прибыли сюда, чтобы поймать с поличным сотрудников вашего посольства, которые вернулись в Соединенные Штаты более четырех месяцев назад?
   – О! – Элизабет снова опустилась на кушетку. Ее не волновало неудовольствие англичанина; ей лишь хотелось, чтобы на этот вопрос ответил сам Кэнфилд. Зато ее весьма обеспокоило упоминание Дерека о британском министерстве иностранных дел.
   – Увы, такова была печальная необходимость.
   – Весьма печальная... Значит, вы не желаете отвечать.
   – Напротив, я ответила вам. Но мне бы хотелось, чтобы вы поточнее объяснили, что значит «полная свобода».
   – У мистера Кэнфилда налажены связи с самым верхним эшелоном нашего правительства, а такие услуги британское министерство иностранных дел, как правило, предоставляет только ведущим политическим деятелям. А не миллионерам, поссорившимся с другими миллионерами из-за акций и вкладов... И уж, извините, не частным гражданам, пусть и пережившим тяжелую личную трагедию.
   Элизабет Скарлатти оцепенела.
   Слова Джеймса Дерека вызвали у нее резкое неудовольствие. Менее всего на свете она желала, чтобы ее действия контролировались «высшими эшелонами». Небольшое агентство Кэнфилда, казалось, было послано ей самим Господом Богом: соглашение с ним давало ей некоторый официальный статус и вместе с тем избавляло от ответственности за возможные последствия. Если бы она решила действовать иначе, ей не составило бы труда подключить любое количество людей как в законодательных, так и в исполнительных сферах США... Значит, отдел, в котором работает Кэнфилд, отнюдь не так прост. Либо сын ее совершил что-то более серьезное, нежели изъятие акций.