– Я был здесь вместе с отцом. – Алем положил руки на острые колени. – Мы искали, чем бы поживиться.
– А что нашел твой отец?
Мальчишка пожал плечами.
– Ты отведешь меня к нему?
Алем долго смотрел на перстень, лежащий на грязной ладони. Затем сжал пальцы в кулак и убрал перстень в карман. Он поднял взгляд на Борна.
– Я ему ничего не скажу, – тихо промолвил тот. – Обещаю.
Алем кивнул, и они встали. Борн взял у Девиса антисептик и бинт, чтобы обработать руку. Затем мальчишка повел его вниз от этой маленькой, блеклой альпийской лужайки, по головокружительно крутой тропе, извивающейся по обледенелому каменистому склону Рас-Дашана.
Анна не шутила, сказав, что Лернер жаждет крови. Когда Сорайя вышла из лифта на подземном этаже, отведенном «Тифону», ее уже ждали двое. Молодая женщина знала, что даже для того, чтобы спуститься сюда, им были нужны специальные пропуска. Дела плохи и становятся хуже с каждой секундой.
– Исполняющий обязанности директора Лернер хочет поговорить с вами, – сказал тот, что слева.
– Он попросил вас пройти с нами, – подхватил тот, что справа.
Сорайя прибегла к легкомысленному голосу, проникнутому флиртом:
– Мальчики, вам не кажется, что сначала мне нужно немного привести себя в порядок?
Тот, что слева, высокий, сказал:
– Немедленно. Так распорядился исполняющий обязанности директора.
«Или стоики, или евнухи, или и то и другое». Пожав плечами, Сорайя отправилась следом за агентами. Сказать по правде, ничего другого ей и не оставалось. Идя по коридору между двумя ожившими столбами, молодая женщина старалась прогнать прочь беспокойство. Ей сейчас нужно сохранить голову ясной, в то время как все вокруг, похоже, сходят с ума. Несомненно, Лернер постарается ее уколоть, сделает все, что в его силах, чтобы прижать ее к стене. Сорайя уже вдоволь наслушалась про него разных жутких вещей, а ведь он проработал в ЦРУ всего – сколько, полгода? Лернер поймет, что она испытывает к нему неприязнь, и постарается сыграть на этом, подобно зубному врачу-садисту, ковыряющемуся в больном зубе.
В самом конце коридора Сорайя остановилась перед закрытой дверью. Более высокий агент выбил по двери короткую военную дробь заскорузлыми костяшками пальцев. Затем он открыл дверь и отступил в сторону, приглашая Сорайю войти. Однако сам он со своим doppelganger задержался. Они вошли в кабинет следом за ней, закрыли дверь и, отступив назад, застыли у стены, словно подпирая ее своими могучими плечами.
У Сорайи внутри все оборвалось. В одно мгновение Лернер полностью завладел кабинетом Линдроса, зашвырнул все личные вещи прежнего обладателя одному богу известно куда. Все фотографии уже были развернуты лицом к стене, словно отправленные в ссылку.
Исполняющий обязанности заместителя директора сидел за столом Линдроса, опустив свою грузную задницу в кресло Линдроса, и листал бледно-зеленую папку с текущими делами, отвечая на звонки Линдросу так, словно они предназначались ему самому. Впрочем, они действительно предназначаются ему самому, напомнила себе Сорайя, и ее тотчас же охватило уныние. Ей очень захотелось, чтобы Линдрос возвратился; она мысленно помолилась о том, чтобы Борн как можно скорее его отыскал и вернул живым и невредимым. На какой еще исход ей можно надеяться?
– А, мисс Мор. – Лернер положил трубку телефона. – Очень хорошо, что вы к нам присоединились. – Он улыбнулся, но сесть не предложил. Определенно, ему хотелось, чтобы она стояла перед ним, словно провинившийся ученик, которого отчитывает жестокий директор. – Позвольте спросить, где вы пропадали?
Сорайя знала, что Лернеру уже все известно, поскольку предварительно позвонила по сотовому. Судя по всему, он хотел услышать личное признание. Молодая женщина почувствовала, что для него весь мир разбит на множество коробок одинакового размера, в которые он может втиснуть всё и всех, каждого в предназначенный именно для него аккуратный закуток. И при этом он мнит, что тем самым контролирует хаос реальности.
– Я ездила в Мериленд, чтобы утешить мать и сестер Тима Хитнера.
– Существуют определенные правила, – натянуто промолвил Лернер. – И их выдумали не зря. Вам это не приходило в голову?
– Тим был моим другом.
– Вы ошибаетесь, считая, что ЦРУ не может позаботиться о своих людях.
– Я лично знакома с его родными. Я должна была сама сообщить им это скорбное известие. Чтобы хоть чуточку облегчить им боль утраты.
– Вы имеете в виду, что солгали им, сказав, будто Хитнер был героем, а не бестолковым растяпой, невольно поспособствовавшим врагу?
Сорайя отчаянно старалась сохранить равновесие. Она ненавидела себя за то, что робеет перед этим человеком.
– Тим не был оперативным работником. – И тотчас же Сорайя поняла, что допустила тактический промах.
Лернер взял бледно-зеленую папку.
– Однако в вашем письменном отчете указано, что Хитнера привлек к операции непосредственно Джейсон Борн.
– Тим бился над вскрытием шифрованной записки, обнаруженной при Севике, при человеке, под чьим обликом, как нам теперь известно, скрывался Фади. Борн хотел использовать это обстоятельство, чтобы заставить Севика говорить.
Лицо Лернера стало твердым и натянутым, словно кожа барабана. Его глаза превратились в дула пистолетов: черные, смертоносные, готовые извергнуть пулю. Но в остальном его внешность была совершенно заурядной. Он мог бы сойти за продавца обувного магазина или нудного конторского служащего средних лет. Какой эффект, рассудила Сорайя, и требовался. Лицо хорошего оперативного работника должно забываться сразу же.
– Мисс Мор, позвольте выразиться прямо: вы защищаете Джейсона Борна.
– Именно Борн установил личность Фади. Он дал нам отправную точку.
– Странно, что это так называемое установление личности произошло после гибели Хитнера и бегства Севика.
Сорайя не могла поверить своим ушам.
– Неужели вы не верите, что Севик и Фади – один человек?
– Я только хочу сказать, что у вас нет ничего, кроме измышлений бывшего агента, которые ни в коем случае нельзя считать истиной в последней инстанции. Чертовски опасно позволять личным чувствам вставать на пути профессиональных суждений.
– Не сомневаюсь, это не…
– У кого вы получили разрешение на эту небольшую прогулку к семье Хитнера?
Сорайя изо всех сил старалась сохранить равновесие среди всей этой стремительной смены тем.
– А разве на это нужно было получить разрешение?
– Отныне это является обязательным требованием. – Лернер театральным жестом захлопнул папку. – Позвольте дать вам один маленький совет, мисс Мор: впредь больше никогда не покидайте пределы резервации. Это понятно?
– Понятно, – кратко ответила Сорайя.
– Хотелось бы верить. Видите ли, вы отсутствовали последние несколько дней, поэтому пропустили одно важное собрание личного состава. Не желаете, чтобы я вкратце ввел вас в курс дела?
– Я вас слушаю, – стиснув зубы, проскрежетала она.
– В двух словах все сводится к следующему, – любезным тоном начал Лернер, – я меняю задачу «Тифона».
– Что?
– Видите ли, мисс Мор, нашему управлению нужно поменьше созерцать и побольше заниматься делом. Никого нисколько не интересует, что думают и чувствуют мусульманские террористы. Они желают нашей гибели. Следовательно, нам нужно решительно врезать им так, чтобы они отлетели до самого Красного моря. Все так просто.
– Сэр, позвольте заметить, в этой войне нет ничего простого. Она нисколько не похожа на…
– Мисс Мор, не заводитесь напрасно, – резко оборвал ее Лернер.
У Сорайи внутри все забурлило. Этого не может быть! Все задумки Линдроса, вся кропотливая работа отправляется коту под хвост! Ну где же Линдрос, когда он так нужен? Жив ли он? Необходимо в это верить. Однако по крайней мере сейчас командует парадом это чудовище. Хорошо хоть, допрос окончился.
Поставив локти на стол, Лернер сплел пальцы.
– Мне хочется узнать, – сказал он, снова круто меняя тему разговора, – не могли бы вы прояснить еще один вопрос. – Он строго помахал бледно-зеленой папкой. – Во имя всего святого, ну как вам удалось наломать столько дров?
Сорайя стояла не шелохнувшись, несмотря на бушующую внутри ярость. Лернер провел ее, заставив поверить в то, что разговор завершен. На самом деле он лишь начинался. Молодая женщина поняла, что узурпатор места Линдроса только сейчас переходит к истинной причине того, зачем он ее вызвал.
– Вы позволили Борну выпустить Хирама Севика из клетки. Вы были на месте, когда Севик сбежал. Вы приказали вертолетам принять участие в операции. – Он бросил папку на стол. – Кажется, я пока что все излагаю правильно?
Сорайя подумала было о том, чтобы хранить молчание, но затем решила не доставлять Лернеру этого удовлетворения.
– Да, – глухо подтвердила она.
– Это вы занимались Севиком. Вся ответственность лежит на вас.
Отпираться бесполезно. Сорайя расправила плечи.
– Да, на мне.
– По-моему, это достаточное основание для того, чтобы вас уволить, мисс Мор, вы не находите?
– Не знаю.
– В этом вся беда. Вам следовало бы знать. Точно так же, как вам следовало бы знать, что Севика нельзя выпускать из клетки.
Что бы она ни говорила, Лернер обращал это против нее.
– Прошу прощения, но у меня был приказ директора ЦРУ оказывать Борну всяческое содействие.
Лернер долго смотрел на нее, затем чуть ли не покровительственно махнул рукой.
– Черт побери, а почему вы стоите? – спросил он.
Сорайя уселась напротив.
– По поводу Борна. – Лернер посмотрел ей в глаза. – Кажется, вы в этом вопросе вроде как эксперт.
– Я бы так не сказала.
– В вашем досье говорится, что вы работали вместе с Борном в Одессе.
– Наверное, можно лишь сказать, что я знаю Борна чуть лучше других.
Лернер откинулся назад.
– Мисс Мор, определенно вы не можете сказать, что постигли все тонкости своего ремесла.
– Вы правы, не могу.
– В таком случае я абсолютно уверен, что мы с вами сработаемся, что со временем вы будете преданны мне так же, как были преданны Мартину Линдросу.
– Почему вы говорите о Линдросе так, словно его больше нет в живых?
Казалось, что Лернер пропустил ее слова мимо ушей, но она тут же поняла, что для него ее вопрос стал решающим.
– Ну а пока что мне нужно разобраться с текущей ситуацией. Вы занимались делом Севика, и на вас лежит вся ответственность за провал. Следовательно, мне не остается ничего другого, кроме как попросить вас подать заявление об увольнении по собственному желанию.
Сердце Сорайи, подпрыгнув в груди, застряло в горле.
– Об увольнении? – с трудом выдавила она.
Глаза Лернера превратились в буравчики.
– Увольнение «по собственному желанию» в вашем личном деле будет смотреться гораздо лучше. Даже вы должны это понимать.
Сорайя вскочила с места. Лернер обыграл ее, красиво и жестоко, что лишь еще больше ее взбесило. Она прониклась лютой ненавистью к этому человеку, и ей захотелось, чтобы он об этом знал. В противном случае от ее чувства собственного достоинства останется пшик.
– Черт побери, кто вы такой, что заявились сюда и командуете налево и направо?
– Мисс Мор, мы с вами закончили. Собирайте свои вещички. Вы уволены.
Глава 8
– А что нашел твой отец?
Мальчишка пожал плечами.
– Ты отведешь меня к нему?
Алем долго смотрел на перстень, лежащий на грязной ладони. Затем сжал пальцы в кулак и убрал перстень в карман. Он поднял взгляд на Борна.
– Я ему ничего не скажу, – тихо промолвил тот. – Обещаю.
Алем кивнул, и они встали. Борн взял у Девиса антисептик и бинт, чтобы обработать руку. Затем мальчишка повел его вниз от этой маленькой, блеклой альпийской лужайки, по головокружительно крутой тропе, извивающейся по обледенелому каменистому склону Рас-Дашана.
Анна не шутила, сказав, что Лернер жаждет крови. Когда Сорайя вышла из лифта на подземном этаже, отведенном «Тифону», ее уже ждали двое. Молодая женщина знала, что даже для того, чтобы спуститься сюда, им были нужны специальные пропуска. Дела плохи и становятся хуже с каждой секундой.
– Исполняющий обязанности директора Лернер хочет поговорить с вами, – сказал тот, что слева.
– Он попросил вас пройти с нами, – подхватил тот, что справа.
Сорайя прибегла к легкомысленному голосу, проникнутому флиртом:
– Мальчики, вам не кажется, что сначала мне нужно немного привести себя в порядок?
Тот, что слева, высокий, сказал:
– Немедленно. Так распорядился исполняющий обязанности директора.
«Или стоики, или евнухи, или и то и другое». Пожав плечами, Сорайя отправилась следом за агентами. Сказать по правде, ничего другого ей и не оставалось. Идя по коридору между двумя ожившими столбами, молодая женщина старалась прогнать прочь беспокойство. Ей сейчас нужно сохранить голову ясной, в то время как все вокруг, похоже, сходят с ума. Несомненно, Лернер постарается ее уколоть, сделает все, что в его силах, чтобы прижать ее к стене. Сорайя уже вдоволь наслушалась про него разных жутких вещей, а ведь он проработал в ЦРУ всего – сколько, полгода? Лернер поймет, что она испытывает к нему неприязнь, и постарается сыграть на этом, подобно зубному врачу-садисту, ковыряющемуся в больном зубе.
В самом конце коридора Сорайя остановилась перед закрытой дверью. Более высокий агент выбил по двери короткую военную дробь заскорузлыми костяшками пальцев. Затем он открыл дверь и отступил в сторону, приглашая Сорайю войти. Однако сам он со своим doppelganger задержался. Они вошли в кабинет следом за ней, закрыли дверь и, отступив назад, застыли у стены, словно подпирая ее своими могучими плечами.
У Сорайи внутри все оборвалось. В одно мгновение Лернер полностью завладел кабинетом Линдроса, зашвырнул все личные вещи прежнего обладателя одному богу известно куда. Все фотографии уже были развернуты лицом к стене, словно отправленные в ссылку.
Исполняющий обязанности заместителя директора сидел за столом Линдроса, опустив свою грузную задницу в кресло Линдроса, и листал бледно-зеленую папку с текущими делами, отвечая на звонки Линдросу так, словно они предназначались ему самому. Впрочем, они действительно предназначаются ему самому, напомнила себе Сорайя, и ее тотчас же охватило уныние. Ей очень захотелось, чтобы Линдрос возвратился; она мысленно помолилась о том, чтобы Борн как можно скорее его отыскал и вернул живым и невредимым. На какой еще исход ей можно надеяться?
– А, мисс Мор. – Лернер положил трубку телефона. – Очень хорошо, что вы к нам присоединились. – Он улыбнулся, но сесть не предложил. Определенно, ему хотелось, чтобы она стояла перед ним, словно провинившийся ученик, которого отчитывает жестокий директор. – Позвольте спросить, где вы пропадали?
Сорайя знала, что Лернеру уже все известно, поскольку предварительно позвонила по сотовому. Судя по всему, он хотел услышать личное признание. Молодая женщина почувствовала, что для него весь мир разбит на множество коробок одинакового размера, в которые он может втиснуть всё и всех, каждого в предназначенный именно для него аккуратный закуток. И при этом он мнит, что тем самым контролирует хаос реальности.
– Я ездила в Мериленд, чтобы утешить мать и сестер Тима Хитнера.
– Существуют определенные правила, – натянуто промолвил Лернер. – И их выдумали не зря. Вам это не приходило в голову?
– Тим был моим другом.
– Вы ошибаетесь, считая, что ЦРУ не может позаботиться о своих людях.
– Я лично знакома с его родными. Я должна была сама сообщить им это скорбное известие. Чтобы хоть чуточку облегчить им боль утраты.
– Вы имеете в виду, что солгали им, сказав, будто Хитнер был героем, а не бестолковым растяпой, невольно поспособствовавшим врагу?
Сорайя отчаянно старалась сохранить равновесие. Она ненавидела себя за то, что робеет перед этим человеком.
– Тим не был оперативным работником. – И тотчас же Сорайя поняла, что допустила тактический промах.
Лернер взял бледно-зеленую папку.
– Однако в вашем письменном отчете указано, что Хитнера привлек к операции непосредственно Джейсон Борн.
– Тим бился над вскрытием шифрованной записки, обнаруженной при Севике, при человеке, под чьим обликом, как нам теперь известно, скрывался Фади. Борн хотел использовать это обстоятельство, чтобы заставить Севика говорить.
Лицо Лернера стало твердым и натянутым, словно кожа барабана. Его глаза превратились в дула пистолетов: черные, смертоносные, готовые извергнуть пулю. Но в остальном его внешность была совершенно заурядной. Он мог бы сойти за продавца обувного магазина или нудного конторского служащего средних лет. Какой эффект, рассудила Сорайя, и требовался. Лицо хорошего оперативного работника должно забываться сразу же.
– Мисс Мор, позвольте выразиться прямо: вы защищаете Джейсона Борна.
– Именно Борн установил личность Фади. Он дал нам отправную точку.
– Странно, что это так называемое установление личности произошло после гибели Хитнера и бегства Севика.
Сорайя не могла поверить своим ушам.
– Неужели вы не верите, что Севик и Фади – один человек?
– Я только хочу сказать, что у вас нет ничего, кроме измышлений бывшего агента, которые ни в коем случае нельзя считать истиной в последней инстанции. Чертовски опасно позволять личным чувствам вставать на пути профессиональных суждений.
– Не сомневаюсь, это не…
– У кого вы получили разрешение на эту небольшую прогулку к семье Хитнера?
Сорайя изо всех сил старалась сохранить равновесие среди всей этой стремительной смены тем.
– А разве на это нужно было получить разрешение?
– Отныне это является обязательным требованием. – Лернер театральным жестом захлопнул папку. – Позвольте дать вам один маленький совет, мисс Мор: впредь больше никогда не покидайте пределы резервации. Это понятно?
– Понятно, – кратко ответила Сорайя.
– Хотелось бы верить. Видите ли, вы отсутствовали последние несколько дней, поэтому пропустили одно важное собрание личного состава. Не желаете, чтобы я вкратце ввел вас в курс дела?
– Я вас слушаю, – стиснув зубы, проскрежетала она.
– В двух словах все сводится к следующему, – любезным тоном начал Лернер, – я меняю задачу «Тифона».
– Что?
– Видите ли, мисс Мор, нашему управлению нужно поменьше созерцать и побольше заниматься делом. Никого нисколько не интересует, что думают и чувствуют мусульманские террористы. Они желают нашей гибели. Следовательно, нам нужно решительно врезать им так, чтобы они отлетели до самого Красного моря. Все так просто.
– Сэр, позвольте заметить, в этой войне нет ничего простого. Она нисколько не похожа на…
– Мисс Мор, не заводитесь напрасно, – резко оборвал ее Лернер.
У Сорайи внутри все забурлило. Этого не может быть! Все задумки Линдроса, вся кропотливая работа отправляется коту под хвост! Ну где же Линдрос, когда он так нужен? Жив ли он? Необходимо в это верить. Однако по крайней мере сейчас командует парадом это чудовище. Хорошо хоть, допрос окончился.
Поставив локти на стол, Лернер сплел пальцы.
– Мне хочется узнать, – сказал он, снова круто меняя тему разговора, – не могли бы вы прояснить еще один вопрос. – Он строго помахал бледно-зеленой папкой. – Во имя всего святого, ну как вам удалось наломать столько дров?
Сорайя стояла не шелохнувшись, несмотря на бушующую внутри ярость. Лернер провел ее, заставив поверить в то, что разговор завершен. На самом деле он лишь начинался. Молодая женщина поняла, что узурпатор места Линдроса только сейчас переходит к истинной причине того, зачем он ее вызвал.
– Вы позволили Борну выпустить Хирама Севика из клетки. Вы были на месте, когда Севик сбежал. Вы приказали вертолетам принять участие в операции. – Он бросил папку на стол. – Кажется, я пока что все излагаю правильно?
Сорайя подумала было о том, чтобы хранить молчание, но затем решила не доставлять Лернеру этого удовлетворения.
– Да, – глухо подтвердила она.
– Это вы занимались Севиком. Вся ответственность лежит на вас.
Отпираться бесполезно. Сорайя расправила плечи.
– Да, на мне.
– По-моему, это достаточное основание для того, чтобы вас уволить, мисс Мор, вы не находите?
– Не знаю.
– В этом вся беда. Вам следовало бы знать. Точно так же, как вам следовало бы знать, что Севика нельзя выпускать из клетки.
Что бы она ни говорила, Лернер обращал это против нее.
– Прошу прощения, но у меня был приказ директора ЦРУ оказывать Борну всяческое содействие.
Лернер долго смотрел на нее, затем чуть ли не покровительственно махнул рукой.
– Черт побери, а почему вы стоите? – спросил он.
Сорайя уселась напротив.
– По поводу Борна. – Лернер посмотрел ей в глаза. – Кажется, вы в этом вопросе вроде как эксперт.
– Я бы так не сказала.
– В вашем досье говорится, что вы работали вместе с Борном в Одессе.
– Наверное, можно лишь сказать, что я знаю Борна чуть лучше других.
Лернер откинулся назад.
– Мисс Мор, определенно вы не можете сказать, что постигли все тонкости своего ремесла.
– Вы правы, не могу.
– В таком случае я абсолютно уверен, что мы с вами сработаемся, что со временем вы будете преданны мне так же, как были преданны Мартину Линдросу.
– Почему вы говорите о Линдросе так, словно его больше нет в живых?
Казалось, что Лернер пропустил ее слова мимо ушей, но она тут же поняла, что для него ее вопрос стал решающим.
– Ну а пока что мне нужно разобраться с текущей ситуацией. Вы занимались делом Севика, и на вас лежит вся ответственность за провал. Следовательно, мне не остается ничего другого, кроме как попросить вас подать заявление об увольнении по собственному желанию.
Сердце Сорайи, подпрыгнув в груди, застряло в горле.
– Об увольнении? – с трудом выдавила она.
Глаза Лернера превратились в буравчики.
– Увольнение «по собственному желанию» в вашем личном деле будет смотреться гораздо лучше. Даже вы должны это понимать.
Сорайя вскочила с места. Лернер обыграл ее, красиво и жестоко, что лишь еще больше ее взбесило. Она прониклась лютой ненавистью к этому человеку, и ей захотелось, чтобы он об этом знал. В противном случае от ее чувства собственного достоинства останется пшик.
– Черт побери, кто вы такой, что заявились сюда и командуете налево и направо?
– Мисс Мор, мы с вами закончили. Собирайте свои вещички. Вы уволены.
Глава 8
Узкая тропинка, покрытая предательским ледком, по которой вел его Алем, тянулась так долго, что Борну уже начало казаться, будто она никогда не кончится. Однако, завернув за скалу, она спустилась по головокружительно крутому склону на альпийскую лужайку, размерами во много раз превосходящую ту, на которой лежали остовы двух сбитых «Чинуков». Эта лужайка была практически полностью свободна от снега.
Деревенька представляла собой не более чем кучку убогих маленьких лачуг, разделенных сетью улочек, которые были вымощены, судя по всему, просто высохшим навозом. Коричневые козы, бродившие за околицей, подняли свои треугольные головы при приближении двух людей, но, вероятно узнав Алема, тотчас же успокоились и продолжили щипать редкие кустики бурой жесткой травы. Чуть дальше паслись лошади. Почуяв человеческий запах, они заржали, тряся головами.
– Где твой отец? – спросил Борн.
– Как обычно, в кабаке. – Алем поднял взгляд. – Но я вас к нему не поведу. Вы должны идти один. И не говорите ему, что я вам рассказал, как мы рылись в обломках.
Борн кивнул:
– Я дал слово, Алем.
– Не говорите даже о том, что встретились со мной.
– А как я узнаю твоего отца?
– По ноге – левая нога у него очень худая и заметно короче правой. Его зовут Заим.
Борн уже развернулся, когда Алем вложил ему в руку перстень Линдроса.
– Алем, ты его нашел…
– Этот перстень принадлежит вашему другу, – остановил его мальчишка. – Если я верну его вам, быть может, ваш друг останется в живых.
Пришло время поесть. Снова. Оскар Линдрос объяснил сыну, что пленник может сопротивляться как угодно, но он не должен отказываться от еды. Необходимо поддерживать жизненные силы. Разумеется, пленного могут просто заморить голодом, но только в том случае, если хотят его смерти, однако «Дудже» Мартин Линдрос, очевидно, был нужен живым. Конечно, в пищу можно подмешать различные препараты, и, после того как физические пытки не дали результатов, похитители поступили с Линдросом именно так. Все тщетно. Рассудок Мартина был надежно заперт в сейф; об этом в свое время позаботился его отец. Так, например, пентотал натрия развязал ему язык, но он лишь лепетал, словно младенец, не сказав ничего ценного. Все то, что было нужно похитителям, оставалось в сейфе, не доступное никому.
Все подчинялось строгому распорядку, так что теперь Линдроса более или менее оставили в покое. Его регулярно кормили, хотя иногда тюремщики демонстративно плевали в пищу. Один из них упорно не желал убирать за ним испражнения. Когда зловоние стало невыносимым, тюремщики принесли шланг. Мощная струя ледяной воды сбила Линдроса с ног и швырнула в каменную стену. Там он пролежал несколько часов, среди струек воды и крови, сливающихся в розовые ручейки, вытаскивая форель из безмятежной глади озера, одну за другой.
Но все это было несколько недель назад – по крайней мере, так казалось Линдросу. Теперь ему стало лучше. Его даже показали врачу, который наложил швы на самые большие порезы, перебинтовал раны и дал ему антибиотики от лихорадки, непрестанно донимавшей его.
Деревенька представляла собой не более чем кучку убогих маленьких лачуг, разделенных сетью улочек, которые были вымощены, судя по всему, просто высохшим навозом. Коричневые козы, бродившие за околицей, подняли свои треугольные головы при приближении двух людей, но, вероятно узнав Алема, тотчас же успокоились и продолжили щипать редкие кустики бурой жесткой травы. Чуть дальше паслись лошади. Почуяв человеческий запах, они заржали, тряся головами.
– Где твой отец? – спросил Борн.
– Как обычно, в кабаке. – Алем поднял взгляд. – Но я вас к нему не поведу. Вы должны идти один. И не говорите ему, что я вам рассказал, как мы рылись в обломках.
Борн кивнул:
– Я дал слово, Алем.
– Не говорите даже о том, что встретились со мной.
– А как я узнаю твоего отца?
– По ноге – левая нога у него очень худая и заметно короче правой. Его зовут Заим.
Борн уже развернулся, когда Алем вложил ему в руку перстень Линдроса.
– Алем, ты его нашел…
– Этот перстень принадлежит вашему другу, – остановил его мальчишка. – Если я верну его вам, быть может, ваш друг останется в живых.
Пришло время поесть. Снова. Оскар Линдрос объяснил сыну, что пленник может сопротивляться как угодно, но он не должен отказываться от еды. Необходимо поддерживать жизненные силы. Разумеется, пленного могут просто заморить голодом, но только в том случае, если хотят его смерти, однако «Дудже» Мартин Линдрос, очевидно, был нужен живым. Конечно, в пищу можно подмешать различные препараты, и, после того как физические пытки не дали результатов, похитители поступили с Линдросом именно так. Все тщетно. Рассудок Мартина был надежно заперт в сейф; об этом в свое время позаботился его отец. Так, например, пентотал натрия развязал ему язык, но он лишь лепетал, словно младенец, не сказав ничего ценного. Все то, что было нужно похитителям, оставалось в сейфе, не доступное никому.
Все подчинялось строгому распорядку, так что теперь Линдроса более или менее оставили в покое. Его регулярно кормили, хотя иногда тюремщики демонстративно плевали в пищу. Один из них упорно не желал убирать за ним испражнения. Когда зловоние стало невыносимым, тюремщики принесли шланг. Мощная струя ледяной воды сбила Линдроса с ног и швырнула в каменную стену. Там он пролежал несколько часов, среди струек воды и крови, сливающихся в розовые ручейки, вытаскивая форель из безмятежной глади озера, одну за другой.
Но все это было несколько недель назад – по крайней мере, так казалось Линдросу. Теперь ему стало лучше. Его даже показали врачу, который наложил швы на самые большие порезы, перебинтовал раны и дал ему антибиотики от лихорадки, непрестанно донимавшей его.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента