Страница:
– В самую точку. – Севик почесал щеку. – Я хочу сказать, возможно, акцент был славянским. В нем было что-то… может быть, южноукраинское. Знаете, в Одессе, это на берегу Черного моря, где я провел довольно много времени, говор несколько отличается.
Разумеется, Борну это было известно, но он промолчал. Мысленно он отсчитывал время до того момента, как подоспеет с «расколотым» шифром Тим Хитнер.
– Ты по-прежнему продолжаешь лгать, – сказал Борн. – Ты должен был видеть покупателя, когда он забирал товар.
– Однако я его не видел. Я оставил ВИРы в тайнике.
– Имея дело с голосом по телефону? Ну же, Севик, не принимай меня за дурака.
– Но это святая правда. Этот человек назначил мне определенное время и место. Я оставил там половину партии, а час спустя вернулся за половиной от пяти миллионов. На следующий день таким же в точности способом мы завершили сделку. Я никого не видел – и, поверьте, никого и не хотел видеть.
«И опять, – подумал Борн, – такое весьма вероятно, очень разумное решение. Если это правда».
– Человеческие существа рождаются с чувством любопытства.
– Возможно, и так, – кивнув, согласился Севик. – Но у меня нет ни малейшего желания умереть. Этот человек… его люди следили за тайником. Они пристрелили бы меня на месте. И вы, Борн, это прекрасно понимаете. Такая ситуация вам знакома.
Вытряхнув из пачки сигарету, Севик угостил и Борна, но тот отказался. Южноафриканский торговец прикурил от спички из почти пустой книжечки. Заметив удивленный взгляд Борна, он сказал:
– Поскольку поджигать в этой дыре все равно нечего, спички мне оставили.
Борн словно услышал в голове эхо, голос, звучащий вдалеке.
– То было тогда, теперь все будет по-другому, – сказал он, отнимая у Севика спички.
Тот, расставшись без сопротивления с книжечкой, набрал в легкие дым и выпустил его с тихим шелестом, какой производят автомобильные покрышки, проезжающие по мокрому асфальту.
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Эти слова метались у Борна в голове, словно шарики в лототроне.
– Скажите, мистер Борн, вам когда-либо приходилось сидеть в тюрьме?
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Фраза, один раз всплыв в памяти, возвращалась снова и снова, блокируя мысли и рассудок.
Чуть ли не застонав от боли, Борн подтолкнул Севика, и они продолжили путь: Борну захотелось поскорее выйти на свет. Краем глаза он увидел спешащего к ним Тима Хитнера.
– Вы знаете, что это такое, когда тебя лишают свободы? – Севик смахнул с нижней губы крошку табака. – Прожить всю жизнь в бедности. Быть бедным – это все равно что смотреть порнографию: попробовав один раз, уже никогда не остановиться. Понимаете, жизнь без надежды подобна наркотической зависимости. Вы не согласны?
У Борна нестерпимо разболелась голова; каждое повторение каждого слова обрушивалось ударом молотка на внутреннюю стенку черепной коробки. С огромным трудом он понял, что Севик пытается получить хотя бы частичный контроль над ситуацией. Основополагающее правило ведения допроса заключается в том, что следователь никогда не должен отвечать ни на один, даже самый безобидный вопрос. Сделав это, он потеряет свою абсолютную власть.
Борн нахмурился. Он собирался что-то сказать, но что именно?
– Не заблуждайся. Мы держим тебя там, где хотим.
– Меня? – удивленно поднял брови Севик. – Да я ничто, посредник, и только. Вам нужно найти моего покупателя. Какой вам толк от меня?
– Нам известно, что ты можешь вывести нас на покупателя.
– Нет, не могу. Я же говорил вам…
Через чернильные тени и подернутый пеленой свет к ним приближался Хитнер. Что здесь делает Хитнер? Борн с трудом восстановил это в памяти под непрестанный грохот в голове. Казалось, ответ уже был у него в руке, затем выскальзывал, словно скользкая рыба, чтобы тотчас же вынырнуть снова.
– Шифр, Севик. Мы его раскололи.
Великолепно разыграв свою роль, подошедший Хитнер протянул Борну листок бумаги. Тот едва его не выронил, настолько его одолевал нескончаемый гул в ушах.
– Да, заковыристая попалась штучка, – произнес запыхавшийся Хитнер. – Но мне в конце концов удалось ее причесать. Пятнадцатый алгоритм, который я применил, оказался…
Конец его фразы превратился в пронзительный крик шока и боли: Севик воткнул ему прямо в левый глаз тлеющий кончик сигареты. В тот же самый момент он развернул Хитнера, прижимая его спиной к своей груди, и просунул ему локоть левой руки под подбородок.
– Если кто-нибудь приблизится ко мне хотя бы на один шаг, – зловещим тоном произнес Севик, – я сверну ему шею.
– Ты труп, я прикончу тебя прямо сейчас. – Мельком взглянув на Борна, Сорайя надвигалась на Севика, сжимая пистолет в вытянутой руке, второй поддерживая его под рукоятку. Дуло рыскало из стороны в сторону, выискивая возможность. – Севик, ты же не хочешь умереть. Подумай о своей жене и троих детях.
Борн стоял на месте как вкопанный. Севик, увидев это, оскалился.
– Подумай о пяти миллионах, – ответил он.
Взгляд его золотистых глаз на мгновение метнулся к Сорайе. Но Севик уже пятился назад, прочь от нее и от Борна, крепко прижимая к груди истекающий кровью человеческий щит.
– Бежать тебе некуда, – уже более рассудительным тоном промолвила Сорайя. – Нас со всех сторон окружают наши люди. А с ним ты быстро бежать не сможешь.
– Я думаю о пяти миллионах. – Севик пятился прочь от них, прочь от яркого света натриевых прожекторов. Он направлялся в сторону Двадцать третьей улицы, на которой возвышалось здание Национальной академии наук.
Там многолюдно – даже вечером полно туристов, и агентам будет очень нелегко его преследовать.
– В тюрьму я больше не вернусь. Ни на один день.
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Борну захотелось кричать. И вдруг внезапный взрыв памяти стер даже эти слова: он бежал по старинной стертой брусчатке, ему в ноздри бил ветер, пропитанный резким запахом морской соли. Ноша у него на руках стала невыносимо тяжелой. Опустив взгляд, он увидел Мари – нет, окровавленное лицо той незнакомой женщины! Кровь повсюду, она льется ручьями, а он тщетно пытается ее остановить…
– Не будь идиотом, – говорила Севику Сорайя. – Кейптаун? Тебе ни за что не удастся спрятаться от нас. Ни там, ни где бы то ни было еще.
Севик склонил голову набок.
– Но посмотри, что я сделал с ним.
– Он искалечен, но не мертв, – сквозь стиснутые зубы процедила Сорайя. – Отпусти его.
– Только после того, как ты отдашь мне свой пистолет, – насмешливо усмехнулся Севик. – Нет? Видишь? В твоих глазах я уже труп, разве не так, а, Борн?
Борн мучительно медленно выкарабкивался из кошмара. Он увидел, как Севик вышел на Двадцать третью улицу, волоча за собой Хитнера, словно капризного ребенка.
В тот самый момент, когда Борн бросился на него, Севик оттолкнул на них Хитнера.
Все остальное произошло одновременно. Хитнер отлетел вперед, едва удержавшись на ногах. Завизжал тормозами проезжавший мимо черный «Хаммер». Ехавший следом за ним трейлер, загруженный новенькими мотоциклами «Харлей-Дэвидсон», круто вильнул в сторону, избегая столкновения. Оглушительно гудя клаксоном, он чуть не врезался в красный «Лексус», водитель которого, в ужасе выкрутив руль, наскочил на две другие машины. Какую-то долю секунды казалось, что Хитнер споткнулся о бордюр тротуара, но затем у него из груди вырвался фонтан крови, и он повалился вперед, увлекаемый энергией пули.
– О, господи, – простонала Сорайя.
Черный «Хаммер», покачавшись на рессорах, подъехал ближе. Его переднее стекло было чуть опущено, за ним на мгновение зловеще мелькнул навинченный на дуло пистолета глушитель. Сорайя успела выпустить две пули, но тут ответный огонь вынудил их с Борном искать укрытие. Задняя дверь «Хаммера» распахнулась, и Севик нырнул внутрь. Огромная машина рванула с места еще до того, как он успел захлопнуть за собой дверь.
Убрав пистолет, Сорайя подбежала к своему напарнику и, опустившись перед ним на корточки, положила его голову себе на колено.
Борн, услышав в памяти отголоски выстрелов, ощутил, как он освобождается из бархатной темницы, где все вокруг было приглушенным, нечетким. Перескочив через Сорайю и распростертое тело Хитнера, он выбежал на Двадцать третью улицу, следя одним глазом за удаляющимся «Хаммером», а другим – за трейлером с мотоциклами. Водитель трейлера, придя в себя, переключил передачу, трогаясь с места. Борн рванул к прицепу, ухватился за цепь, перегородившую съездной пандус, и забрался наверх.
Не обращая внимания на беспорядочно носящиеся мысли, он вскарабкался на платформу, на которой ровными рядами, словно солдаты на параде, стояли скованные цепями мотоциклы. Дрожащий язычок пламени, разорвавший темноту, огонь спички: прикуривая, Севик преследовал две цели. Во-первых, разумеется, он обеспечивал себя оружием. Во-вторых, подавал сигнал. Черный «Хаммер» ждал наготове. Бегство Севика было тщательно спланировано.
Но кем? И как можно было наперед знать, где он окажется и в какой именно момент?
Сейчас времени искать ответы не было. Борн видел «Хаммер» прямо впереди. Машина не набирала скорость, не петляла в транспортном потоке; водитель пребывал в блаженной уверенности в том, что ему удалось оторваться от погони.
Освободив от цепи ближайший к заднему пандусу мотоцикл, Борн вскочил в седло. Где ключ зажигания? Низко нагнувшись и прикрывая огонек своим телом, Борн чиркнул спичкой из книжки, которую швырнул ему Севик. Несмотря на все меры, пламя продержалось лишь одно мгновение, и все же он успел разглядеть ключ, приклеенный скотчем к сверкающему черному бензобаку.
Вставив ключ в замок зажигания, Борн завел мощный двигатель «Твин-кэм-88Б». Дав полный газ, он сместил вес своего тела назад. Задрав переднее колесо, мотоцикл рванул вниз по пандусу.
Пока Борн еще находился в свободном падении, машины, ехавшие следом за трейлером, резко затормозили, опасно пойдя юзом. В момент удара об асфальт Борн наклонился вперед. Подскочив один раз, мотоцикл поймал обеими покрышками сцепление с дорогой. Под визг тормозов, среди вони паленой резины, Борн выписал крутой разворот и помчался вдогонку черному «Хаммеру».
После мгновения тревоги, показавшегося ему бесконечно долгим, он увидел машину на запруженной транспортом площади, расположенной на пересечении Двадцать третьей улицы и Конститьюшен-авеню. Она направлялась на юг, к мемориалу Линкольна. Безошибочно узнав массивный профиль «Хаммера», Борн включил повышенную передачу и проскочил перекресток на желтый свет, петляя среди машин под новый аккомпанемент визжащих тормозов и надрывных клаксонов.
Он неотступной тенью проследовал за «Хаммером», который свернул направо, медленно описал четверть дуги вокруг освещенного прожекторами мемориала. Это дало Борну возможность сократить разделявшее их расстояние. Когда «Хаммер» начал подниматься на Арлингтонский мемориальный мост, он дал газ и слегка подтолкнул передним колесом справа по заднему бамперу. Тяжелая машина отмахнулась от маневра мотоцикла, будто слон от мухи. Прежде чем Борн успел чуть отстать, водитель резко нажал на тормоза. Мотоцикл наткнулся на массивную заднюю часть машины, и Борн отлетел к парапету, за которым внизу чернели воды Потомака. Мчащийся прямо на него «Фольксваген», гудящий клаксоном, едва не завершил дело, начатое «Хаммером», но в самый последний момент Борну удалось удержать равновесие. Увернувшись от «Фольксвагена», он помчался следом за набирающим скорость «Хаммером», петляя между машинами.
Над головой послышался характерный рев, и Борн, подняв взгляд, увидел черное насекомое с ярко горящими глазами: вертолет ЦРУ. Сорайя снова успела переговорить по сотовому телефону.
Словно в ответ на его мысли, у него зазвонил сотовый телефон. Взяв аппарат, Борн услышал знакомый низкий голос Сорайи:
– Я прямо над тобой. Посреди острова Колумбия, прямо впереди кольцевая развязка. Позаботься о том, чтобы «Хаммер» туда попал.
Заложив вираж, Борн обогнал минивэн.
– Что с Хитнером?
– Тим умер из-за тебя, сукин ты сын.
Вертолет приземлился на кольцевой развязке в центре острова. Пилот перевел двигатель на холостые обороты, и адский грохот резко утих. Черный «Хаммер» как ни в чем не бывало катил вперед. Борн, обогнув последние машины, отделявшие его от «Хаммера», снова приблизился к нему вплотную.
Он увидел, как из вертолета выскочили Сорайя и еще двое сотрудников ЦРУ, в шлемах с забралами, вооруженные ружьями. Резко вильнув, Борн поравнялся с «Хаммером» и локтем выбил переднее левое стекло.
– Остановись! – крикнул он. – Остановись перед развязкой, или будет открыт огонь на поражение!
Со стороны Потомака показался второй вертолет. Накренившись вперед, он быстро приближался. Подкрепление.
Но «Хаммер» и не думал снижать скорость. Не отрывая взгляда от дороги, Борн раскрыл кожаную сумку на багажнике. Его пальцы нащупали гаечный ключ. Он понимал, что у него будет только один шанс. Рассчитав вектор и скорость, Борн швырнул гаечный ключ. Тяжелый кусок железа попал в переднюю часть арки заднего левого колеса. Быстро вращающееся колесо, наскочив на гаечный ключ, со страшной силой швырнуло его в заднюю подвеску.
Тотчас же «Хаммер» начал вилять из стороны в сторону, отчего гаечный ключ застрял в подвеске еще прочнее. Затем что-то хрустнуло – вероятно, лопнувшая полуось, и «Хаммер» закружился на месте. По инерции его протащило еще немного вперед и выбросило через бордюр на тротуар, где он наконец остановился. Мощный двигатель продолжал работать как часы.
Сорайя и двое агентов, рассыпавшись в цепочку, медленно двинулись к «Хаммеру», держа ружья направленными на место водителя. Подойдя достаточно близко, Сорайя двумя прицельными выстрелами спустила передние колеса. Один из агентов сделал то же самое с задними колесами. Теперь «Хаммер» никуда не двинется отсюда до тех пор, пока грузовик ЦРУ не оттащит его на экспертизу в криминалистическую лабораторию.
– Ну хорошо! – громко крикнула Сорайя. – А теперь выходите из машины, все до одного! Быстро из машины!
Наблюдая за агентами, смыкавшими кольцо вокруг «Хаммера», Борн отметил, что все они в бронежилетах. После гибели Хитнера Сорайя больше не рисковала.
Они были уже в десяти метрах от остановившейся машины, когда у Борна вдруг защипало затылок. Тут что-то было не так, но он никак не мог понять, что именно. Борн снова осмотрелся по сторонам: вроде бы все как надо; цель окружена, агенты осторожно приближаются к ней, второй вертолет застыл над головой, уровень шума нарастает по экспоненте…
И тут до него дошло.
«О господи!» – подумал Борн, яростно выкручивая ручку газа. Он закричал во весь голос, обращаясь к агентам, но не было никакой надежды на то, что те услышат его за ревом двух вертолетов и его собственного мотоцикла. Сорайя была впереди, подходила к водительской двери, а остальные, разойдясь в стороны, держались сзади, готовые в случае необходимости поддержать своего командира огнем.
Все выглядело замечательно, больше того, безукоризненно, однако на самом деле это было не так.
Склонившись к рулю, Борн направил мотоцикл к круговой развязке. Ему предстояло проехать около ста метров по прямой, проходящей чуть левее сверкающего бока «Хаммера». Оторвав правую руку от руля, он лихорадочно махал агентам, но все их внимание, как и полагается, было приковано к цели.
Борн выкрутил газ до отказа, и низкий утробный рев мотоцикла наконец перекрыл тяжелый ритмичный гул лопастей несущего винта зависшего в воздухе вертолета. Один из агентов в конце концов обратил внимание на приближающегося Борна, увидел его отчаянные жесты. Он окликнул своего товарища, и тот, обернувшись, успел заметить мотоцикл, с ревом пронесшийся к «Хаммеру».
Казалось, происходящая сцена взята из учебников ЦРУ, однако это было не так, потому что двигатель «Хаммера» работал на холостых оборотах, остывал, – еще пока машина ехала. Невозможно.
Сорайя находилась меньше чем в пяти метрах от водительской двери. Она стояла пригнувшись, все ее тело было в напряжении. Увидев Борна, Сорайя широко раскрыла глаза. Он был уже совсем рядом.
Захватив молодую женщину вытянутой правой рукой, Борн усадил ее за собой и рванул вперед. Один из агентов, распластавшихся на земле, предупредил второй вертолет, потому что тот резко взмыл вверх, уходя в усыпанную звездами ночь.
Тиканье, которое услышал Борн, производилось вовсе не работой двигателя. Это вел свой отсчет часовой механизм.
Взрыв разорвал «Хаммер» на части, превратив его узлы и детали в дымящуюся шрапнель, с визгом разлетевшуюся в стороны. Борн, разогнав мотоцикл до максимальной скорости, почувствовал, как руки Сорайи впились ему в ребра. Низко склонившись к рулю, он ощущал ее мягкую грудь, вжавшуюся ему в спину: молодая женщина буквально припаялась к нему. Воющий ветер обдал их жаром доменной печи; небо, на мгновение озарившееся оранжевым сиянием, тотчас же затянулось маслянистым черным дымом. Вокруг грохотал и свистел град раскаленного искореженного металла, вспахивающего землю, впивающегося в асфальт, с шипением падающего в воду.
Джейсон Борн, чувствуя за спиной тепло прижавшейся к нему Сорайи, набирал скорость, мчась в сторону Вашингтона.
Глава 4
Разумеется, Борну это было известно, но он промолчал. Мысленно он отсчитывал время до того момента, как подоспеет с «расколотым» шифром Тим Хитнер.
– Ты по-прежнему продолжаешь лгать, – сказал Борн. – Ты должен был видеть покупателя, когда он забирал товар.
– Однако я его не видел. Я оставил ВИРы в тайнике.
– Имея дело с голосом по телефону? Ну же, Севик, не принимай меня за дурака.
– Но это святая правда. Этот человек назначил мне определенное время и место. Я оставил там половину партии, а час спустя вернулся за половиной от пяти миллионов. На следующий день таким же в точности способом мы завершили сделку. Я никого не видел – и, поверьте, никого и не хотел видеть.
«И опять, – подумал Борн, – такое весьма вероятно, очень разумное решение. Если это правда».
– Человеческие существа рождаются с чувством любопытства.
– Возможно, и так, – кивнув, согласился Севик. – Но у меня нет ни малейшего желания умереть. Этот человек… его люди следили за тайником. Они пристрелили бы меня на месте. И вы, Борн, это прекрасно понимаете. Такая ситуация вам знакома.
Вытряхнув из пачки сигарету, Севик угостил и Борна, но тот отказался. Южноафриканский торговец прикурил от спички из почти пустой книжечки. Заметив удивленный взгляд Борна, он сказал:
– Поскольку поджигать в этой дыре все равно нечего, спички мне оставили.
Борн словно услышал в голове эхо, голос, звучащий вдалеке.
– То было тогда, теперь все будет по-другому, – сказал он, отнимая у Севика спички.
Тот, расставшись без сопротивления с книжечкой, набрал в легкие дым и выпустил его с тихим шелестом, какой производят автомобильные покрышки, проезжающие по мокрому асфальту.
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Эти слова метались у Борна в голове, словно шарики в лототроне.
– Скажите, мистер Борн, вам когда-либо приходилось сидеть в тюрьме?
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Фраза, один раз всплыв в памяти, возвращалась снова и снова, блокируя мысли и рассудок.
Чуть ли не застонав от боли, Борн подтолкнул Севика, и они продолжили путь: Борну захотелось поскорее выйти на свет. Краем глаза он увидел спешащего к ним Тима Хитнера.
– Вы знаете, что это такое, когда тебя лишают свободы? – Севик смахнул с нижней губы крошку табака. – Прожить всю жизнь в бедности. Быть бедным – это все равно что смотреть порнографию: попробовав один раз, уже никогда не остановиться. Понимаете, жизнь без надежды подобна наркотической зависимости. Вы не согласны?
У Борна нестерпимо разболелась голова; каждое повторение каждого слова обрушивалось ударом молотка на внутреннюю стенку черепной коробки. С огромным трудом он понял, что Севик пытается получить хотя бы частичный контроль над ситуацией. Основополагающее правило ведения допроса заключается в том, что следователь никогда не должен отвечать ни на один, даже самый безобидный вопрос. Сделав это, он потеряет свою абсолютную власть.
Борн нахмурился. Он собирался что-то сказать, но что именно?
– Не заблуждайся. Мы держим тебя там, где хотим.
– Меня? – удивленно поднял брови Севик. – Да я ничто, посредник, и только. Вам нужно найти моего покупателя. Какой вам толк от меня?
– Нам известно, что ты можешь вывести нас на покупателя.
– Нет, не могу. Я же говорил вам…
Через чернильные тени и подернутый пеленой свет к ним приближался Хитнер. Что здесь делает Хитнер? Борн с трудом восстановил это в памяти под непрестанный грохот в голове. Казалось, ответ уже был у него в руке, затем выскальзывал, словно скользкая рыба, чтобы тотчас же вынырнуть снова.
– Шифр, Севик. Мы его раскололи.
Великолепно разыграв свою роль, подошедший Хитнер протянул Борну листок бумаги. Тот едва его не выронил, настолько его одолевал нескончаемый гул в ушах.
– Да, заковыристая попалась штучка, – произнес запыхавшийся Хитнер. – Но мне в конце концов удалось ее причесать. Пятнадцатый алгоритм, который я применил, оказался…
Конец его фразы превратился в пронзительный крик шока и боли: Севик воткнул ему прямо в левый глаз тлеющий кончик сигареты. В тот же самый момент он развернул Хитнера, прижимая его спиной к своей груди, и просунул ему локоть левой руки под подбородок.
– Если кто-нибудь приблизится ко мне хотя бы на один шаг, – зловещим тоном произнес Севик, – я сверну ему шею.
– Ты труп, я прикончу тебя прямо сейчас. – Мельком взглянув на Борна, Сорайя надвигалась на Севика, сжимая пистолет в вытянутой руке, второй поддерживая его под рукоятку. Дуло рыскало из стороны в сторону, выискивая возможность. – Севик, ты же не хочешь умереть. Подумай о своей жене и троих детях.
Борн стоял на месте как вкопанный. Севик, увидев это, оскалился.
– Подумай о пяти миллионах, – ответил он.
Взгляд его золотистых глаз на мгновение метнулся к Сорайе. Но Севик уже пятился назад, прочь от нее и от Борна, крепко прижимая к груди истекающий кровью человеческий щит.
– Бежать тебе некуда, – уже более рассудительным тоном промолвила Сорайя. – Нас со всех сторон окружают наши люди. А с ним ты быстро бежать не сможешь.
– Я думаю о пяти миллионах. – Севик пятился прочь от них, прочь от яркого света натриевых прожекторов. Он направлялся в сторону Двадцать третьей улицы, на которой возвышалось здание Национальной академии наук.
Там многолюдно – даже вечером полно туристов, и агентам будет очень нелегко его преследовать.
– В тюрьму я больше не вернусь. Ни на один день.
«Поджигать в этой дыре все равно нечего». Борну захотелось кричать. И вдруг внезапный взрыв памяти стер даже эти слова: он бежал по старинной стертой брусчатке, ему в ноздри бил ветер, пропитанный резким запахом морской соли. Ноша у него на руках стала невыносимо тяжелой. Опустив взгляд, он увидел Мари – нет, окровавленное лицо той незнакомой женщины! Кровь повсюду, она льется ручьями, а он тщетно пытается ее остановить…
– Не будь идиотом, – говорила Севику Сорайя. – Кейптаун? Тебе ни за что не удастся спрятаться от нас. Ни там, ни где бы то ни было еще.
Севик склонил голову набок.
– Но посмотри, что я сделал с ним.
– Он искалечен, но не мертв, – сквозь стиснутые зубы процедила Сорайя. – Отпусти его.
– Только после того, как ты отдашь мне свой пистолет, – насмешливо усмехнулся Севик. – Нет? Видишь? В твоих глазах я уже труп, разве не так, а, Борн?
Борн мучительно медленно выкарабкивался из кошмара. Он увидел, как Севик вышел на Двадцать третью улицу, волоча за собой Хитнера, словно капризного ребенка.
В тот самый момент, когда Борн бросился на него, Севик оттолкнул на них Хитнера.
Все остальное произошло одновременно. Хитнер отлетел вперед, едва удержавшись на ногах. Завизжал тормозами проезжавший мимо черный «Хаммер». Ехавший следом за ним трейлер, загруженный новенькими мотоциклами «Харлей-Дэвидсон», круто вильнул в сторону, избегая столкновения. Оглушительно гудя клаксоном, он чуть не врезался в красный «Лексус», водитель которого, в ужасе выкрутив руль, наскочил на две другие машины. Какую-то долю секунды казалось, что Хитнер споткнулся о бордюр тротуара, но затем у него из груди вырвался фонтан крови, и он повалился вперед, увлекаемый энергией пули.
– О, господи, – простонала Сорайя.
Черный «Хаммер», покачавшись на рессорах, подъехал ближе. Его переднее стекло было чуть опущено, за ним на мгновение зловеще мелькнул навинченный на дуло пистолета глушитель. Сорайя успела выпустить две пули, но тут ответный огонь вынудил их с Борном искать укрытие. Задняя дверь «Хаммера» распахнулась, и Севик нырнул внутрь. Огромная машина рванула с места еще до того, как он успел захлопнуть за собой дверь.
Убрав пистолет, Сорайя подбежала к своему напарнику и, опустившись перед ним на корточки, положила его голову себе на колено.
Борн, услышав в памяти отголоски выстрелов, ощутил, как он освобождается из бархатной темницы, где все вокруг было приглушенным, нечетким. Перескочив через Сорайю и распростертое тело Хитнера, он выбежал на Двадцать третью улицу, следя одним глазом за удаляющимся «Хаммером», а другим – за трейлером с мотоциклами. Водитель трейлера, придя в себя, переключил передачу, трогаясь с места. Борн рванул к прицепу, ухватился за цепь, перегородившую съездной пандус, и забрался наверх.
Не обращая внимания на беспорядочно носящиеся мысли, он вскарабкался на платформу, на которой ровными рядами, словно солдаты на параде, стояли скованные цепями мотоциклы. Дрожащий язычок пламени, разорвавший темноту, огонь спички: прикуривая, Севик преследовал две цели. Во-первых, разумеется, он обеспечивал себя оружием. Во-вторых, подавал сигнал. Черный «Хаммер» ждал наготове. Бегство Севика было тщательно спланировано.
Но кем? И как можно было наперед знать, где он окажется и в какой именно момент?
Сейчас времени искать ответы не было. Борн видел «Хаммер» прямо впереди. Машина не набирала скорость, не петляла в транспортном потоке; водитель пребывал в блаженной уверенности в том, что ему удалось оторваться от погони.
Освободив от цепи ближайший к заднему пандусу мотоцикл, Борн вскочил в седло. Где ключ зажигания? Низко нагнувшись и прикрывая огонек своим телом, Борн чиркнул спичкой из книжки, которую швырнул ему Севик. Несмотря на все меры, пламя продержалось лишь одно мгновение, и все же он успел разглядеть ключ, приклеенный скотчем к сверкающему черному бензобаку.
Вставив ключ в замок зажигания, Борн завел мощный двигатель «Твин-кэм-88Б». Дав полный газ, он сместил вес своего тела назад. Задрав переднее колесо, мотоцикл рванул вниз по пандусу.
Пока Борн еще находился в свободном падении, машины, ехавшие следом за трейлером, резко затормозили, опасно пойдя юзом. В момент удара об асфальт Борн наклонился вперед. Подскочив один раз, мотоцикл поймал обеими покрышками сцепление с дорогой. Под визг тормозов, среди вони паленой резины, Борн выписал крутой разворот и помчался вдогонку черному «Хаммеру».
После мгновения тревоги, показавшегося ему бесконечно долгим, он увидел машину на запруженной транспортом площади, расположенной на пересечении Двадцать третьей улицы и Конститьюшен-авеню. Она направлялась на юг, к мемориалу Линкольна. Безошибочно узнав массивный профиль «Хаммера», Борн включил повышенную передачу и проскочил перекресток на желтый свет, петляя среди машин под новый аккомпанемент визжащих тормозов и надрывных клаксонов.
Он неотступной тенью проследовал за «Хаммером», который свернул направо, медленно описал четверть дуги вокруг освещенного прожекторами мемориала. Это дало Борну возможность сократить разделявшее их расстояние. Когда «Хаммер» начал подниматься на Арлингтонский мемориальный мост, он дал газ и слегка подтолкнул передним колесом справа по заднему бамперу. Тяжелая машина отмахнулась от маневра мотоцикла, будто слон от мухи. Прежде чем Борн успел чуть отстать, водитель резко нажал на тормоза. Мотоцикл наткнулся на массивную заднюю часть машины, и Борн отлетел к парапету, за которым внизу чернели воды Потомака. Мчащийся прямо на него «Фольксваген», гудящий клаксоном, едва не завершил дело, начатое «Хаммером», но в самый последний момент Борну удалось удержать равновесие. Увернувшись от «Фольксвагена», он помчался следом за набирающим скорость «Хаммером», петляя между машинами.
Над головой послышался характерный рев, и Борн, подняв взгляд, увидел черное насекомое с ярко горящими глазами: вертолет ЦРУ. Сорайя снова успела переговорить по сотовому телефону.
Словно в ответ на его мысли, у него зазвонил сотовый телефон. Взяв аппарат, Борн услышал знакомый низкий голос Сорайи:
– Я прямо над тобой. Посреди острова Колумбия, прямо впереди кольцевая развязка. Позаботься о том, чтобы «Хаммер» туда попал.
Заложив вираж, Борн обогнал минивэн.
– Что с Хитнером?
– Тим умер из-за тебя, сукин ты сын.
Вертолет приземлился на кольцевой развязке в центре острова. Пилот перевел двигатель на холостые обороты, и адский грохот резко утих. Черный «Хаммер» как ни в чем не бывало катил вперед. Борн, обогнув последние машины, отделявшие его от «Хаммера», снова приблизился к нему вплотную.
Он увидел, как из вертолета выскочили Сорайя и еще двое сотрудников ЦРУ, в шлемах с забралами, вооруженные ружьями. Резко вильнув, Борн поравнялся с «Хаммером» и локтем выбил переднее левое стекло.
– Остановись! – крикнул он. – Остановись перед развязкой, или будет открыт огонь на поражение!
Со стороны Потомака показался второй вертолет. Накренившись вперед, он быстро приближался. Подкрепление.
Но «Хаммер» и не думал снижать скорость. Не отрывая взгляда от дороги, Борн раскрыл кожаную сумку на багажнике. Его пальцы нащупали гаечный ключ. Он понимал, что у него будет только один шанс. Рассчитав вектор и скорость, Борн швырнул гаечный ключ. Тяжелый кусок железа попал в переднюю часть арки заднего левого колеса. Быстро вращающееся колесо, наскочив на гаечный ключ, со страшной силой швырнуло его в заднюю подвеску.
Тотчас же «Хаммер» начал вилять из стороны в сторону, отчего гаечный ключ застрял в подвеске еще прочнее. Затем что-то хрустнуло – вероятно, лопнувшая полуось, и «Хаммер» закружился на месте. По инерции его протащило еще немного вперед и выбросило через бордюр на тротуар, где он наконец остановился. Мощный двигатель продолжал работать как часы.
Сорайя и двое агентов, рассыпавшись в цепочку, медленно двинулись к «Хаммеру», держа ружья направленными на место водителя. Подойдя достаточно близко, Сорайя двумя прицельными выстрелами спустила передние колеса. Один из агентов сделал то же самое с задними колесами. Теперь «Хаммер» никуда не двинется отсюда до тех пор, пока грузовик ЦРУ не оттащит его на экспертизу в криминалистическую лабораторию.
– Ну хорошо! – громко крикнула Сорайя. – А теперь выходите из машины, все до одного! Быстро из машины!
Наблюдая за агентами, смыкавшими кольцо вокруг «Хаммера», Борн отметил, что все они в бронежилетах. После гибели Хитнера Сорайя больше не рисковала.
Они были уже в десяти метрах от остановившейся машины, когда у Борна вдруг защипало затылок. Тут что-то было не так, но он никак не мог понять, что именно. Борн снова осмотрелся по сторонам: вроде бы все как надо; цель окружена, агенты осторожно приближаются к ней, второй вертолет застыл над головой, уровень шума нарастает по экспоненте…
И тут до него дошло.
«О господи!» – подумал Борн, яростно выкручивая ручку газа. Он закричал во весь голос, обращаясь к агентам, но не было никакой надежды на то, что те услышат его за ревом двух вертолетов и его собственного мотоцикла. Сорайя была впереди, подходила к водительской двери, а остальные, разойдясь в стороны, держались сзади, готовые в случае необходимости поддержать своего командира огнем.
Все выглядело замечательно, больше того, безукоризненно, однако на самом деле это было не так.
Склонившись к рулю, Борн направил мотоцикл к круговой развязке. Ему предстояло проехать около ста метров по прямой, проходящей чуть левее сверкающего бока «Хаммера». Оторвав правую руку от руля, он лихорадочно махал агентам, но все их внимание, как и полагается, было приковано к цели.
Борн выкрутил газ до отказа, и низкий утробный рев мотоцикла наконец перекрыл тяжелый ритмичный гул лопастей несущего винта зависшего в воздухе вертолета. Один из агентов в конце концов обратил внимание на приближающегося Борна, увидел его отчаянные жесты. Он окликнул своего товарища, и тот, обернувшись, успел заметить мотоцикл, с ревом пронесшийся к «Хаммеру».
Казалось, происходящая сцена взята из учебников ЦРУ, однако это было не так, потому что двигатель «Хаммера» работал на холостых оборотах, остывал, – еще пока машина ехала. Невозможно.
Сорайя находилась меньше чем в пяти метрах от водительской двери. Она стояла пригнувшись, все ее тело было в напряжении. Увидев Борна, Сорайя широко раскрыла глаза. Он был уже совсем рядом.
Захватив молодую женщину вытянутой правой рукой, Борн усадил ее за собой и рванул вперед. Один из агентов, распластавшихся на земле, предупредил второй вертолет, потому что тот резко взмыл вверх, уходя в усыпанную звездами ночь.
Тиканье, которое услышал Борн, производилось вовсе не работой двигателя. Это вел свой отсчет часовой механизм.
Взрыв разорвал «Хаммер» на части, превратив его узлы и детали в дымящуюся шрапнель, с визгом разлетевшуюся в стороны. Борн, разогнав мотоцикл до максимальной скорости, почувствовал, как руки Сорайи впились ему в ребра. Низко склонившись к рулю, он ощущал ее мягкую грудь, вжавшуюся ему в спину: молодая женщина буквально припаялась к нему. Воющий ветер обдал их жаром доменной печи; небо, на мгновение озарившееся оранжевым сиянием, тотчас же затянулось маслянистым черным дымом. Вокруг грохотал и свистел град раскаленного искореженного металла, вспахивающего землю, впивающегося в асфальт, с шипением падающего в воду.
Джейсон Борн, чувствуя за спиной тепло прижавшейся к нему Сорайи, набирал скорость, мчась в сторону Вашингтона.
Глава 4
Яков Сильвер и его брат вынырнули из ночной темноты в то время, когда даже такие города, как Вашингтон, пустеют или по крайней мере приобретают какой-то уныло-одинокий вид, словно голубая меланхолия прогоняет с улиц все живое. Когда они вошли в приглушенную роскошь гостиницы «Конститьюшен» на северо-восточном углу Двадцатой улицы и Ф-стрит, Томас, дежурный администратор, поспешил к ним навстречу по дорогой ковровой дорожке мимо расширяющихся кверху мраморных колонн.
И у него была веская причина для подобной суеты. Он, как и остальные дежурные администраторы, получил от Льва Сильвера, брата Якова Сильвера, хрустящую стодолларовую бумажку, когда братья заселялись в гостиницу. Эти два еврея, торговцы бриллиантами из Амстердама, были очень богаты: тут не могло быть никаких сомнений. К братьям Сильверам следовало относиться с бесконечными вниманием и уважением, подобающими их высокому статусу.
Томас, маленький человечек с вечно влажными ладонями, похожий на мышку, отметил, что у Якова Сильвера раскраснелось лицо, словно он только что одержал крупную победу. А работа Томаса как раз и заключалась в том, чтобы угадывать желания самых важных постояльцев гостиницы.
– Мистер Сильвер, меня зовут Томас. Рад видеть вас, сэр, – сказал он. – Могу я что-нибудь для вас сделать?
– Можете, Томас, – ответил Яков Сильвер. – Приготовьте бутылку лучшего шампанского, какое только у вас есть.
– И пусть ее принесет тот пакистанец, – добавил Лев Сильвер, – как там его зовут?..
– Омар, мистер Сильвер.
– Ах да, Омар. Он мне нравится. Попросите его принести шампанское в номер.
– Хорошо. – Томас согнулся в поясе, почтительно кланяясь. – Будет исполнено, мистер Сильвер.
Он поспешил к своему столику, а братья Сильверы вошли в лифт. Обитая плюшем кабина бесшумно подняла их на пятый этаж, отведенный самым почетным гостям.
– Ну, как все прошло? – спросил Лев Сильвер.
И Яков Сильвер ответил:
– Все прошло в точности так, как было запланировано.
Закрыв за собой дверь номера люкс, он скинул с себя плащ и пиджак и направился прямиком в ванную, зажигая по дороге весь свет. За спиной в гостиной заработал телевизор. Яков Сильвер стащил промокшую от пота рубашку.
В ванной комнате, отделанной розовым мрамором, все уже было готово.
Раздевшись по пояс, Яков Сильвер склонился над мраморной раковиной и вынул свои золотистые глаза. Высокий, обладающий телосложением бывшего игрока в регби, он был совершенен, как олимпиец: похожий на стиральную доску упругий живот, мускулистые плечи, мощные конечности. Захлопнув пластмассовую коробочку, в которую он аккуратно уложил золотистые контактные линзы, Яков Сильвер посмотрел на себя в зеркало. За собственным отражением он увидел значительную часть номера, отделанного в кремовых и серебряных тонах. В гостиной слышалось тихое бормотание диктора Си-эн-эн. Затем телевизор переключился на канал новостей «Фокс ньюс», потом на информационный выпуск Эн-би-си.
– Ничего, – донесся из комнаты звонкий тенор Муты ибн Азиза. Мута ибн Азиз сам выбрал себе это вымышленное имя – Лев. – Ни в одном выпуске новостей ничего нет.
– И не будет, – сказал Яков Сильвер. – ЦРУ мастерски владеет искусством манипулирования средствами массовой информации.
Теперь в зеркале появился сам Мута ибн Азиз, ухватившись одной рукой за дверной косяк ванной, другую держа за спиной. Черноволосый и темноглазый, с классическим семитским лицом, на котором застыла неистовая и неутолимая решимость, он был младшим братом Аббуда ибн Азиза.
Пододвинув стул, Мута уселся напротив туалета. Взглянув на свое отражение в зеркале, он заметил:
– Без бород мы выглядим какими-то голыми.
– Это же Америка. – Яков Сильвер отрывисто кивнул. – Возвращайся в комнату.
Оставшись один, он позволил себе думать, как Фади. Личину Хирама Севика Яков Сильвер отбросил в тот момент, когда они с Мутой выскочили из черного «Хаммера». Мута, как и было заранее обговорено, оставил полуавтоматический пистолет «беретта» с неуклюжим глушителем М-9СД на переднем сиденье. Выстрел его попал точно в цель, но никто и не сомневался в меткости Муты ибн Азиза.
«Хаммер» снова рванул вперед, а они быстро скрылись из виду, забежав за угол, а затем прошли по Двадцатой улице до Ф-стрит и, подобно двум призракам, исчезли за ярко освещенным фасадом гостиницы.
А тем временем, меньше чем в миле от них, Ахмад, оставшийся один в кабине «Хаммера», заполненной взрывчаткой «Си-4», уже принял мученическую смерть и отправился прямиком в рай. Герой, прославивший свою семью и свой народ.
«Твоя задача заключается в том, чтобы забрать с собой как можно больше врагов», – напутствовал Ахмада Фади, когда тот добровольно вызвался принести себя в жертву. На самом деле желающих было много, и между ними не было почти никакой разницы. Положиться он мог на каждого. Фади остановил свой выбор на Ахмаде, потому что тот приходился ему двоюродным братом. Разумеется, одним из многих, но у Фади был небольшой долг перед его дядей, за который он своим решением расплатился сполна.
Сунув руку в рот, Фади достал фарфоровые зубные коронки, с помощью которых он расширил челюсть Хирама Севика. Вымыв коронки водой с мылом, он положил их на место в твердую коробочку, в каких торговцы перевозят драгоценные камни и ювелирные украшения. Мута предусмотрительно пристроил ее на широкий край ванны, чтобы все было под рукой: ящичек с многочисленными полочками и отделениями, заполненными разнообразным театральным гримом, растворителями, резиновыми деснами, париками, цветными контактными линзами и всевозможными накладками для изменения формы носа, подбородка и ушей.
Выдавив на широкое хлопчатобумажное полотенце растворитель, Фади тщательно смыл грим с лица, шеи и рук. Его естественная, потемневшая на солнце кожа, добрых десять дней скрытая от людских глаз, проступала полосами. Наконец он увидел в зеркале Фади таким, каким его знал. На краткий миг он стал самим собой, бесценным сокровищем, попавшим в самое логово врага. Затем они с Мутой ибн Азизом уйдут, скроются в облаках, чтобы попасть в следующее место.
Вытерев лицо и руки полотенцем, Фади вернулся в гостиную. Мута, стоя перед телевизором, смотрел сериал «Клан Сопрано».
– Я прихожу к выводу, что эта тварь Кармела, жена главаря, вызывает у меня омерзение, – сказал он.
– И неудивительно. Только взгляни на ее обнаженные руки.
Кармела стояла в открытых дверях своего неприлично огромного особняка, наблюдая за тем, как ее неприлично огромный муж забирается в неприлично огромный «Кадиллак».
– А их дочь жила половой жизнью до замужества. Ну почему Тони не убил ее, как того требует закон? Расправившись с нею собственной рукой, он бы спас свою честь и честь своей семьи, которая теперь оказалась втоптанной в грязь. – В порыве отвращения Мута ибн Азиз шагнул к телевизору и выключил его.
– Мы стремимся привить нашим женщинам мудрость пророка Мохаммеда и Корана, истинную веру, которая должна стать им путеводной нитью в жизни, – заметил Фади. – А эта американка – она неверная. У нее ничего нет, и сама она – ничто.
Раздался робкий стук в дверь.
– Это Омар, – сказал Мута. – Я займусь им сам.
Молча кивнув, Фади скрылся в ванной.
Пройдя по глубокому ковру, Мута открыл дверь, впуская Омара. Это был высокий, широкоплечий мужчина лет сорока, не больше, с обритой головой, быстрой улыбкой и страстью отпускать непонятные шутки. На плече он держал серебряный поднос с бутылкой шампанского в громадном ведерке, двумя фужерами и тарелкой с нарезанными фруктами. Мута отметил, что Омар заполнил собой весь дверной проем, как это было бы и с Фади, поскольку оба были приблизительно одного роста и телосложения.
– Ваше шампанское, – торжественным тоном произнес Омар.
Пройдя в номер, он поставил свою ношу на стеклянную крышку столика для коктейлей. Когда Омар вынимал бутылку из ведерка, кубики льда зашуршали, вызывая мурашки.
– Я откупорю сам, – сказал Мута, забирая тяжелую бутылку шампанского у коридорного.
И у него была веская причина для подобной суеты. Он, как и остальные дежурные администраторы, получил от Льва Сильвера, брата Якова Сильвера, хрустящую стодолларовую бумажку, когда братья заселялись в гостиницу. Эти два еврея, торговцы бриллиантами из Амстердама, были очень богаты: тут не могло быть никаких сомнений. К братьям Сильверам следовало относиться с бесконечными вниманием и уважением, подобающими их высокому статусу.
Томас, маленький человечек с вечно влажными ладонями, похожий на мышку, отметил, что у Якова Сильвера раскраснелось лицо, словно он только что одержал крупную победу. А работа Томаса как раз и заключалась в том, чтобы угадывать желания самых важных постояльцев гостиницы.
– Мистер Сильвер, меня зовут Томас. Рад видеть вас, сэр, – сказал он. – Могу я что-нибудь для вас сделать?
– Можете, Томас, – ответил Яков Сильвер. – Приготовьте бутылку лучшего шампанского, какое только у вас есть.
– И пусть ее принесет тот пакистанец, – добавил Лев Сильвер, – как там его зовут?..
– Омар, мистер Сильвер.
– Ах да, Омар. Он мне нравится. Попросите его принести шампанское в номер.
– Хорошо. – Томас согнулся в поясе, почтительно кланяясь. – Будет исполнено, мистер Сильвер.
Он поспешил к своему столику, а братья Сильверы вошли в лифт. Обитая плюшем кабина бесшумно подняла их на пятый этаж, отведенный самым почетным гостям.
– Ну, как все прошло? – спросил Лев Сильвер.
И Яков Сильвер ответил:
– Все прошло в точности так, как было запланировано.
Закрыв за собой дверь номера люкс, он скинул с себя плащ и пиджак и направился прямиком в ванную, зажигая по дороге весь свет. За спиной в гостиной заработал телевизор. Яков Сильвер стащил промокшую от пота рубашку.
В ванной комнате, отделанной розовым мрамором, все уже было готово.
Раздевшись по пояс, Яков Сильвер склонился над мраморной раковиной и вынул свои золотистые глаза. Высокий, обладающий телосложением бывшего игрока в регби, он был совершенен, как олимпиец: похожий на стиральную доску упругий живот, мускулистые плечи, мощные конечности. Захлопнув пластмассовую коробочку, в которую он аккуратно уложил золотистые контактные линзы, Яков Сильвер посмотрел на себя в зеркало. За собственным отражением он увидел значительную часть номера, отделанного в кремовых и серебряных тонах. В гостиной слышалось тихое бормотание диктора Си-эн-эн. Затем телевизор переключился на канал новостей «Фокс ньюс», потом на информационный выпуск Эн-би-си.
– Ничего, – донесся из комнаты звонкий тенор Муты ибн Азиза. Мута ибн Азиз сам выбрал себе это вымышленное имя – Лев. – Ни в одном выпуске новостей ничего нет.
– И не будет, – сказал Яков Сильвер. – ЦРУ мастерски владеет искусством манипулирования средствами массовой информации.
Теперь в зеркале появился сам Мута ибн Азиз, ухватившись одной рукой за дверной косяк ванной, другую держа за спиной. Черноволосый и темноглазый, с классическим семитским лицом, на котором застыла неистовая и неутолимая решимость, он был младшим братом Аббуда ибн Азиза.
Пододвинув стул, Мута уселся напротив туалета. Взглянув на свое отражение в зеркале, он заметил:
– Без бород мы выглядим какими-то голыми.
– Это же Америка. – Яков Сильвер отрывисто кивнул. – Возвращайся в комнату.
Оставшись один, он позволил себе думать, как Фади. Личину Хирама Севика Яков Сильвер отбросил в тот момент, когда они с Мутой выскочили из черного «Хаммера». Мута, как и было заранее обговорено, оставил полуавтоматический пистолет «беретта» с неуклюжим глушителем М-9СД на переднем сиденье. Выстрел его попал точно в цель, но никто и не сомневался в меткости Муты ибн Азиза.
«Хаммер» снова рванул вперед, а они быстро скрылись из виду, забежав за угол, а затем прошли по Двадцатой улице до Ф-стрит и, подобно двум призракам, исчезли за ярко освещенным фасадом гостиницы.
А тем временем, меньше чем в миле от них, Ахмад, оставшийся один в кабине «Хаммера», заполненной взрывчаткой «Си-4», уже принял мученическую смерть и отправился прямиком в рай. Герой, прославивший свою семью и свой народ.
«Твоя задача заключается в том, чтобы забрать с собой как можно больше врагов», – напутствовал Ахмада Фади, когда тот добровольно вызвался принести себя в жертву. На самом деле желающих было много, и между ними не было почти никакой разницы. Положиться он мог на каждого. Фади остановил свой выбор на Ахмаде, потому что тот приходился ему двоюродным братом. Разумеется, одним из многих, но у Фади был небольшой долг перед его дядей, за который он своим решением расплатился сполна.
Сунув руку в рот, Фади достал фарфоровые зубные коронки, с помощью которых он расширил челюсть Хирама Севика. Вымыв коронки водой с мылом, он положил их на место в твердую коробочку, в каких торговцы перевозят драгоценные камни и ювелирные украшения. Мута предусмотрительно пристроил ее на широкий край ванны, чтобы все было под рукой: ящичек с многочисленными полочками и отделениями, заполненными разнообразным театральным гримом, растворителями, резиновыми деснами, париками, цветными контактными линзами и всевозможными накладками для изменения формы носа, подбородка и ушей.
Выдавив на широкое хлопчатобумажное полотенце растворитель, Фади тщательно смыл грим с лица, шеи и рук. Его естественная, потемневшая на солнце кожа, добрых десять дней скрытая от людских глаз, проступала полосами. Наконец он увидел в зеркале Фади таким, каким его знал. На краткий миг он стал самим собой, бесценным сокровищем, попавшим в самое логово врага. Затем они с Мутой ибн Азизом уйдут, скроются в облаках, чтобы попасть в следующее место.
Вытерев лицо и руки полотенцем, Фади вернулся в гостиную. Мута, стоя перед телевизором, смотрел сериал «Клан Сопрано».
– Я прихожу к выводу, что эта тварь Кармела, жена главаря, вызывает у меня омерзение, – сказал он.
– И неудивительно. Только взгляни на ее обнаженные руки.
Кармела стояла в открытых дверях своего неприлично огромного особняка, наблюдая за тем, как ее неприлично огромный муж забирается в неприлично огромный «Кадиллак».
– А их дочь жила половой жизнью до замужества. Ну почему Тони не убил ее, как того требует закон? Расправившись с нею собственной рукой, он бы спас свою честь и честь своей семьи, которая теперь оказалась втоптанной в грязь. – В порыве отвращения Мута ибн Азиз шагнул к телевизору и выключил его.
– Мы стремимся привить нашим женщинам мудрость пророка Мохаммеда и Корана, истинную веру, которая должна стать им путеводной нитью в жизни, – заметил Фади. – А эта американка – она неверная. У нее ничего нет, и сама она – ничто.
Раздался робкий стук в дверь.
– Это Омар, – сказал Мута. – Я займусь им сам.
Молча кивнув, Фади скрылся в ванной.
Пройдя по глубокому ковру, Мута открыл дверь, впуская Омара. Это был высокий, широкоплечий мужчина лет сорока, не больше, с обритой головой, быстрой улыбкой и страстью отпускать непонятные шутки. На плече он держал серебряный поднос с бутылкой шампанского в громадном ведерке, двумя фужерами и тарелкой с нарезанными фруктами. Мута отметил, что Омар заполнил собой весь дверной проем, как это было бы и с Фади, поскольку оба были приблизительно одного роста и телосложения.
– Ваше шампанское, – торжественным тоном произнес Омар.
Пройдя в номер, он поставил свою ношу на стеклянную крышку столика для коктейлей. Когда Омар вынимал бутылку из ведерка, кубики льда зашуршали, вызывая мурашки.
– Я откупорю сам, – сказал Мута, забирая тяжелую бутылку шампанского у коридорного.