Но в данный момент Джоэл просто не замечал их. Он вообще ничего не видел и ничего не чувствовал; каждая частица его ума и тела пребывала в состоянии оцепенения, как бы очутившись в безвоздушном пространстве. Человек, которого он мальчишкой знал под одним именем, много лет спустя умер у него на руках под другим именем, и слова, которые он прошептал в момент этой грубой, насильственной смерти, были одновременно и непонятными и парализующими: “Они сказали, что ради Аквитании”… “Аквитания”… Что означают эти слова и почему он должен докапываться до их потаенного смысла? Впрочем, он прекрасно понимал, что уже втянут во все это. В его сознании начинали вырисовываться контуры причинных связей всех этих грязных манипуляций. Связующим звеном было одно имя, один человек – Джордж Маркус Делавейн, военный глава Сайгона.
– Мсье! – негромко окликнули его снизу. Он обернулся и увидел, как одетый во фрак администратор бросился к нему через холл и начал торопливо подниматься по лестнице. Его звали Анри, они были знакомы уже лет пять. Дружба, завязавшаяся между ними, давно вышла за пределы отношений служащего отеля с постояльцем – нередко они вместе отправлялись в Дивон, чтобы попытать счастья за карточным столом по ту сторону границы, во Франции.
– Привет, Анри.
– Боже мой, с вами ничего не случилось, Джоэл? Ваша контора в Нью-Йорке звонит не переставая. Я уже слышал обо всем по радио. Об этом говорит вся Женева! Наркотики! Наркотики, преступления, пистолеты… Убийства среди бела дня! Это докатилось уже и до нас!
– Это объясняют именно так?
– Говорят, у него под рубашкой были маленькие пакетики с кокаином. Подумать только – респектабельный юрист и связался…
– Это вранье, – прервал его Конверс.
– Так утверждают, а что еще я могу вам сказать? Называлось и ваше имя; сообщают, что он умер, как только вы подошли к нему… Нет, вас, естественно, в это не впутывают, вас просто называют в числе других. Но, услышав ваше имя, я чуть с ума не сошел! Где же вы были столько времени?
– В полицейском управлении, отвечал на массу вопросов, не имеющих ответа.
Ответы– то были, подумалось ему, но только он не станет произносить их вслух и уж никак не полицейским властям Женевы. Эвери Фоулер, он же Престон Холлидей, заслуживает большего. Такова сила доверия, оказанного в момент смерти…
– Господи, да вы совершенно промокли! – воскликнул Анри, сочувственно глядя на него. – Вы что, так и шли под дождем? Не было такси?
– Не знаю. Мне хотелось пройтись пешком.
– Да, да, понимаю, такой шок. Я пришлю вам бренди, есть отличный арманьяк. А потом – пообедайте. Я зарезервирую вам столик.
– Спасибо. Дайте мне минут тридцать, чтобы привести себя в порядок, а потом закажите разговор с Нью-Йорком, хорошо? Я никогда не могу правильно набрать номер.
– Джоэл?
– Да?
– Я могу вам помочь? Вы ничего не хотели бы мне сказать? Мы слишком часто сидели вместе, выигрывая и проигрывая, за бутылкой “Гранкрюклассе”, чтобы теперь я оставил вас в одиночестве. Учтите, я знаю Женеву как свои пять пальцев.
Конверс посмотрел в его широко расставленные карие глаза, морщинистое сосредоточенное лицо, полное сочувствия.
– Почему вы так сказали?
– Потому что вы слишком поспешно опровергли сообщение о кокаине. Почему же еще? Я наблюдал за вами. И понял, что за вашими словами кроется нечто большее.
Головная боль стала почти непереносимой. Пытаясь прогнать ее, Джоэл помигал и даже на какое-то время крепко зажмурился. Потом глубоко вздохнул и сказал:
– Прошу вас, Анри, не морочьте себе голову. И закажите мне через полчаса межконтинентальную линию, хорошо?
– Слушаюсь, мсье. – Француз церемонно раскланялся. – Управляющий отелем “Ричмонд” целиком и полностью в распоряжении его гостей, но, естественно, особые гости требуют и особого обслуживания. Если я вам понадоблюсь, мой друг, я на месте.
– Знаю. И если выпадет несчастливая карта, тут же дам вам знать.
– Какую бы карту вы ни вытянули здесь, в Швейцарии, обращайтесь ко мне. Тут встречаются разные игроки.
– Обязательно запомню это. Значит, разговор через тридцать минут?
– Думаю, что да, мсье.
Сначала Конверс постоял под горячим душем, таким горячим что он едва мог вытерпеть, легкие забило паром, дыхание перехватило. Затем он заставил себя вытерпеть ледяной душ, от которого у него начала дрожать голова. Он подумал, что резкие перепады температуры хоть немного прояснят его мысли или хотя бы разгонят охватившее его оцепенение. Ему нужно думать, решать, внимательно слушать.
Джоэл вышел из-под душа. Белый купальный халат хорошо впитывал влагу. Пройдя босиком по комнате, он сунул ноги в стоявшие у кровати шлепанцы, вытащил из верхнего ящика бюро сигареты и зажигалку и направился в гостиную. Заботливый Анри сдержал обещание: на кофейном столике стояла бутылка дорогого арманьяка с двумя стаканами – второй стакан был поставлен для соблюдения приличий. Усевшись в мягкие диванные подушки, он плеснул спиртного в стакан и закурил. Проливной августовский дождь продолжал громко и настойчиво стучать в оконные стекла. Было начало седьмого – значит, в Нью-Йорке сейчас едва перевалило за полдень. Джоэл сомневался, удастся ли Анри заполучить для него свободную трансатлантическую линию. Юрист, сидящий в Конверсе, хотел услышать из Нью-Йорка слова, подтверждающие или опровергающие предсмертное признание убитого. Прошло двадцать пять минут с того момента, как Анри остановил его на лестнице, через пять минут он сам позвонит на коммутатор.
Телефон зазвонил, и этот по-европейски резкий звонок заставил его вздрогнуть. Он снял трубку со стоявшего на соседнем столике телефона, отметив участившееся дыхание и дрожь в руке.
– Да? Алло?
– Соединяю с Нью-Йорком, мсье, – послышался голос гостиничной телефонистки. – Я вызвала вашу контору. Могу я аннулировать ваш предыдущий заказ на шестнадцать часов?
– Да, пожалуйста, и благодарю вас.
– Мистер Конверс? – Резкий высокий голос в трубке принадлежал секретарше Лоуренса Тальбота.
– Привет, Джейн.
– Слава Богу! Мы с десяти часов пытаемся дозвониться до вас! С вами все в порядке? Мы узнали обо всем около десяти. Какой ужас!
– Со мной все в порядке. Но спасибо за беспокойство, Джейн.
– Мистер Тальбот просто вне себя. Он отказывается верить всему этому.
– Да и вы не верьте тому, что говорят о Холлидее. Это вранье. А теперь соедините меня, пожалуйста, с Ларри.
– Если бы он узнал, что я проболтала с вами столько времени, он бы уволил меня.
– Исключено. Кто тогда станет разбирать его каракули? Секретарша на минутку затихла, а затем проговорила уже более спокойным тоном:
– О Боже, Джоэл, пережить такое и еще шутить.
– Так проще, Джейн. Ну, соедините меня с Буббой?
– Вы просто невозможны!
Лоуренс Тальбот, старший партнер фирмы “Тальбот, Брукс и Саймон”, был весьма компетентным юристом, правда, высокой репутацией в юриспруденции он был обязан в одинаковой мере как своей игре в футбольной команде Йельского университета, а потом – и в сборной страны, так и успехам в зале суда. Кроме того, он был предельно честным человеком и являлся скорее координирующей, чем движущей силой в этой довольно консервативной, но преуспевающей фирме. Наконец в телефонной трубке загремел голос Лоуренса Тальбота:
– Это черт знает что! Я потрясен! Что я могу сказать? Чем я могу помочь?
– Прежде всего, забудьте всю эту ерунду о Холлидее. К наркотикам он имеет не больше отношения, чем Нат Саймон.
– Значит, вы еще не слышали? Тут они уже сами отыграли. Сейчас это подается как насильственное ограбление: он оказал сопротивление, в него стреляли, а потом подсунули пакеты с кокаином. Как только телефонные провода не перегорели, когда Джек Холлидей звонил из Сан-Франциско и клялся вышибить душу из швейцарского правительства… Он ведь играл за Стэнфорд, вы помните?
– Вы великолепны, Бубба.
– А я уж и не надеялся услышать от вас такие слова. Наконец-то вы отдали мне должное, молодой человек.
– Не такой уж и молодой человек, Ларри… Но я хотел бы кое-что у вас выяснить.
– Весь к вашим услугам.
– Анштетт. Лукас Анштетт.
– Мы разговаривали с ним вместе с Натаном. Он говорил очень убедительно. Мы согласились.
– В самом деле?
– В подробности мы с ним не вдавались. Но мы считаем вас лучшим в своей области, так что удовлетворить его просьбу было нетрудно. В фирме “Т.Б.С.” трудятся лучшие силы, и, если судья масштабов Анштетта подтверждает это, нам остается только поздравить себя с успехом, не так ли?
– Вас убедило его положение в суде?
– Бог с вами! Он даже предупредил нас: если мы согласимся он будет еще строже относиться к разбору наших апелляций. Такой уж у него милый характер – заранее говорит тебе: если ты ему уступишь, тебе же будет хуже.
– И вы ему поверили?
– Ну, Натан по своему обыкновению завел волынку о том, что есть, конечно, такие люди, с которыми проще всего согласиться, ибо они не мытьем, так катаньем, но своего добьются. Натан вообще склонен все усложнять, однако согласитесь, Джоэл, чаще всего он оказывается прав.
– Если у вас есть время три часа слушать пятиминутные доводы, – сказал Конверс.
– Он всегда все тщательно взвешивает, молодой человек.
– Не такой уж молодой… Все относительно.
– Да, чуть было не забыл: звонила ваша жена… Простите, бывшая жена.
– Да?
– Ваше имя упомянули то ли в передаче по радио, то ли по телевизору, вот она и захотела узнать, что произошло.
– И что вы ей сказали?
– Что мы пытаемся связаться с вами. Но нам было известно тогда не больше, чем ей. Она очень расстроилась.
– Прошу вас, позвоните ей и скажите – со мной все в порядке. У вас есть ее номер телефона?
– Есть, у Джейн.
– Значит, я могу считать себя в отпуске?
– С полным сохранением содержания, – подтвердил Тальбот из Нью-Йорка.
– Это лишнее, Ларри. Тут мне дают целую кучу денег, так что можете сэкономить на учрежденческих расходах. Буду недели через три-четыре.
– Я не собираюсь экономить на вас, – сказал старший партнер фирмы. – Раз уж у меня трудится лучший специалист в своей области, то я намерен удержать его. Деньги мы будем переводить на ваш счет в банке. – Тальбот немного помолчал, а потом спросил тихим, взволнованным голосом: – Джоэл, я должен спросить вас: то, что произошло несколько часов назад, как-то связано с делом Анштетта?
Конверс до боли сжал телефонную трубку.
– Абсолютно не связано, – ответил он.
Миконос – выжженный солнцем, как бы выбеленный островок в группе Цикладских островов – издавна считался скромным соседом Делоса. Со времен Барбароссы подгоняемые попутным ветром корабли завоевателей нередко подходили к его берегам: турки, русские, киприоты и, наконец, греки то захватывали, то оставляли этот клочок земли. Внезапно он оказывался в центре событий, а потом вновь предавался забвению. И так вплоть до появления здесь стройных силуэтов роскошных яхт и самолетов – символов совсем иного времени. Приземистые мощные автомобили – “порше”, “мазерати”, “ягуары” – мчатся теперь по его узким дорогам мимо вертикальных мельниц и белых церквей; новый тип поселенцев пополнил его немногословных обитателей, по традиции добывавших себе средства к существованию торговлей и морем. И древний Миконос – в далеком прошлом главная гавань кичливых финикийцев – превратился ныне в туристскую приманку Эгейского моря.
Первым же рейсом Конверс вылетел в Афины, а оттуда уже более легким самолетом добрался до острова. Хотя он потерял час при смене часовых поясов, было около четырех часов, когда такси медленно проползло по улочкам раскаленной, ослепительно белой гавани и остановилось перед белым входом в банк. Фасад его выходил на набережную, яркие рубашки и невероятной расцветки платья, вид лодок, скользящих по легким волнам в сторону главного пирса, – все говорило о том, что огромный туристический корабль управляется знающими людьми.
Миконос был ослепительно прекрасной ловушкой для туристов, которые оставляли свои деньги на этом белом острове: с первых рассветных лучей до пылающих закатов таверны и магазины кишели людьми. Прилетели черные дрозды, и шляпы греческих рыбаков исчезли с полок магазинов, переместившись на головы пригородных жителей от Гроссе-Понте до Шорт-Хиллз. А когда наступала ночь, начинались другие игры, их затевали прекрасные, не имеющие возраста, свободные дети голубого океана. Взрывы смеха, сопровождаемые звоном драхм, когда их пересчитывают и тратят, особенно тратят, приводят в изумление тех, кто занимает огромные каюты на самых высоких палубах роскошных кораблей. Там, где Женева отталкивает, Миконос притягивает…
Джоэл позвонил в банк прямо из аэропорта, не имея ни малейшего представления о часах его работы, зная только имя банкира, с которым ему предстояло иметь дело. Костас Ласка-рис весьма сдержанно приветствовал его по телефону, предупредив, что для совершения операции потребуется не только паспорт, который будет проверен на спектрографе, но и оригинал письма Э. Престона Холлидея с его собственноручной подписью, которая также будет должным образом сопоставлена с тем ее образцом, который оставил в банке покойный мистер Э. Престон Холлидей.
– Мы слышали, что он был убит в Женеве. Это очень неприятно.
– Я непременно передам его жене и детям, как вас тронула эта трагедия.
Конверс расплатился с такси и поднялся по небольшой белой лестнице ко входу, неся чемодан и атташе-кейс, радуясь хотя бы тому, что охранник распахнул перед ним двери. Он был в форме, приводившей на память давно забытые изображения безумного султана, поровшего кнутом женщин, которые не могли возбудить его.
Костас Ласкарис оказался совсем не таким, каким представлял его себе Джоэл после довольно короткого бессвязного телефонного разговора. Это был лысеющий человек лет шестидесяти, с приятным лицом и теплыми черными глазами. По-английски он говорил довольно бегло, но чувствовалось, что изъясняться на нем ему трудновато. Первые же слова, которые он произнес, поднимаясь со своего места и приглашая Конверса сесть, также опровергали первоначальное впечатление.
– Прошу извинить меня за то, что мои слова относительно мистера Холлидея могли показаться вам бестактными и грубыми. Все случившееся действительно очень неприятно, но я просто не знаю, как это выразить по-английски. А кроме того, сэр, трудно скорбеть о человеке, которого ты никогда не знал.
– Я погорячился. Забудьте об этом, пожалуйста.
– Вы очень любезны, но, боюсь, я не имею права забывать о распоряжениях… сделанных мистером Холлидеем и его компаньоном, пребывающем здесь, на Миконосе. Пожалуйста, мне нужен ваш паспорт и письмо.
– А кто он? – спросил Джоэл, доставая из кармана паспорт, в который было вложено и письмо. – Я имею в виду его компаньона.
– Вы юрист, сэр, и конечно же понимаете, что сообщить данную информацию я смогу вам, только когда будут устранены все… барьеры. Я думаю, что это правильно.
– Совершенно справедливо. Я спросил на всякий случай. – Джоэл протянул банкиру паспорт с письмом.
Ласкарис снял телефонную трубку, нажал кнопку и произнес несколько слов по-гречески, по-видимому вызывая кого-то. Несколько секунд спустя отворилась дверь, и загорелая, ослепительной красоты брюнетка грациозной походкой подошла к столу. Она выжидающе уставилась на Конверса, который тут же понял, что банкир внимательно следит за ним. Сделай Конверс какой-нибудь знак, брось на Ласкариса еще один взгляд – и знакомство состоялось, заключено молчаливое соглашение, и кусок, возможно, существенной информации окажется в банкирском архиве. Этого знака Джоэл не подал – не нужно ему такое начало. Если человек одним кивком может стать богаче на полмиллиона долларов, ему не следует искать еще и дополнительных поблажек. Это свидетельствует не о надежности его положения, а о чем-то другом.
Следующие десять минут ушли на ни к чему не обязывающую болтовню о самолетных рейсах, таможнях и общем упадке транспорта. За это время паспорт и письмо прошли, по-видимому, соответствующую проверку и вернулись в кабинет управляющего. На этот раз доставила их не ослепительная брюнетка, а юный белокурый Адонис, танцующей походкой подошедший к столу. И опять Ласкарис посмотрел на него: он был готов предложить все, что пожелает его богатый клиент.
Конверс с улыбкой поглядел в теплые глаза Ласкариса и, не выдержав, расхохотался. Грек ответил ему улыбкой, пожал плечами и отпустил мальчишку.
– Я всего лишь управляющий местным отделением банка, сэр, – сказал он, когда дверь закрылась, – и никак не определяю общей политики банка. Мы ведь, в конце концов, на Миконосе.
– Через который проходит много денег, – подхватил Джоэл. – А на кого, по-вашему, я должен был клюнуть?
– Ни на кого, – ответил Ласкарис, покачав головой. – Вы поступили правильно. Иначе вы сделали бы глупость, а я совсем не считаю вас глупцом. Я выполняю обязанности управляющего банком здесь, на набережной, и неплохо разбираюсь в людях.
– Поэтому вы и были выбраны посредником в данном деле?
– Нет, не потому. Я друг живущего здесь, на острове, компаньона мистера Холлидея. Кстати, фамилия его Биль, доктор Эдвард Биль… Как видите, у вас все оказалось в полном порядке.
– Доктор? – переспросил Конверс, принимая паспорт и письмо. – Он что, врач?
– Нет, он не медик. Он – профессор истории из Соединенных Штатов, в отставке, – пояснил Ласкарис. – У него хорошая пенсия, и несколько месяцев назад он перебрался сюда с Родоса. Интереснейший человек и с весьма глубокими познаниями. Я веду его денежные дела – в этой области его познания не глубоки, но и тут он зачастую высказывает весьма интересные соображения. – Банкир улыбнулся и снова пожал плечами.
– Надеюсь, – проговорил Джоэл, – нам предстоит переговорить с ним о многом.
– Это уж не мое дело, сэр. А теперь, может, займемся вашими деньгами? Как и где вы хотели бы получить их?
– Большую часть я возьму наличными. В Женеве я приобрел для их хранения особый сенсорный пояс – действие батареек рассчитано на целый год. Если его попытаются с меня снять сирена завоет так, что у грабителя полопаются барабанные перепонки. Деньги предпочел бы получить в долларах, за исключением, разумеется, нескольких тысяч.
– Пояса эти весьма эффективны, сэр, если только вас не оглушат и если рядом окажутся люди, которые услышат этот сигнал. Не надежнее ли взять обычные тревел-чеки?
– Наверняка надежнее, но я полагаю, что мне не стоит лишний раз ставить свою подпись.
– Как вам будет угодно. Какие купюры вам дать? – спросил Ласкарис, пододвигая к себе блокнот и карандаш. – И куда прикажете перевести остаток?
– А можно разместить деньги так, – осторожно спросил Конверс, – чтобы я мог получать их, не называя своего имени?
– Конечно можно, сэр. Честно говоря, это достаточно широко практикуется у нас, на Миконосе, как, впрочем, на Крите, на Родосе, в Афинах, Стамбуле, да и в большинстве стран Европы. Мы будем пересылать условия выдачи вклада вместе с написанными вами собственноручно словами – чья-нибудь фамилия, набор цифр… Я знал человека, который пользовался словами колыбельной песенки. В этом случае вам, естественно, придется пользоваться услугами вполне определенных банков.
– Естественно. Назовите мне несколько таких банков.
– Где?
– В Лондоне, Париже, Бонне, возможно, в Тель-Авиве, – сказал Джоэл, припоминая сказанное Холлидеем.
– С Бонном трудновато, они жуткие формалисты. Стоит опустить одну запятую, и они тут же бросаются к своим так называемым властям… Тель-Авив значительно проще, денежные операции у них проворачивают быстро и просто, как заседания в кнессете. Лондон и Париж работают неплохо, но стараются при этом содрать с вас семь шкур. Они уверены, что вы не станете подымать шум из-за налоговых отчислений, и пользуются этим. Истинные грабители!
– Вы прекрасно разбираетесь в этих делах, не так ли?
– У меня имеется опыт, сэр. Итак, каковы будут ваши распоряжения?
– Сто тысяч я возьму прямо сейчас – купюрами не крупнее пятисот долларов. Остальную сумму вы разошлете по разным счетам и объясните мне порядок их получения.
– Это несложно, сэр. Итак, начнем писать имена или номера… а может, слова колыбельной?
– Лучше цифры, – ответил Конверс. – Я – юрист. А имена и колыбельные песенки – предметы, о которых мне в данный момент меньше всего хотелось бы думать.
– Как вам угодно, – ответил грек, придвигая блокнот. – А вот – номер телефона доктора Биля. Как только мы завершим наши дела, можете ему позвонить… А можете и не звонить. Это не мое дело.
Доктор Эдвард Биль, житель острова Миконос, разговаривал по телефону размеренным, хорошо поставленным голосом профессионального преподавателя. Ни спешки, ни эмоций. Все обдумано и продумано.
– Там есть бухточка, а вернее – просто груда камней, куда по ночам никто не заходит. Это примерно в семи километрах от набережной. Вы доберетесь туда пешком. Идите по западной дороге вдоль берега, пока не увидите огни буйков. Спуститесь к самой воде. Там я вас и найду.
Свет луны, время от времени пробивающийся сквозь ночные облака, быстро гонимые ветром, освещал полоску воды у погруженного во мрак берега. Далеко в море подпрыгивали вверх-вниз красные огоньки буйков. Джоэл с трудом перебрался через завалы камней и остановился у самого среза воды. Он прикурил, полагая, что пламя зажигалки и огонек сигареты позволят обнаружить его присутствие. Так оно и произошло – не прошло и нескольких секунд, как из темноты раздался голос, однако произнесенные им слова никак не вязались с образом старого профессора, отдыхающего здесь от трудов праведных.
– Стойте на месте и не двигайтесь, – услышал он властный голос. – Возьмите сигарету в рот и затянитесь, потом поднимите руки и держите их прямо перед собой… Так. А теперь затянитесь поглубже. Я хочу видеть дым.
– Да я же задохнусь! – выкрикнул Джоэл, закашлявшись. Раздуваемый океанским бризом дым попал ему в глаза. Затем он почувствовал, как чья-то рука быстро прошлась по его одежде, под мышками и вдоль ног. – Что вы вытворяете? – не выдержал он, невольно выплевывая сигарету.
– Оружия нет, – удовлетворенно произнес голос.
– Разумеется, нет!
– А у меня есть. Можете опустить руки и повернуться.
Конверс резко обернулся, кашляя и протирая слезящиеся глаза:
– Вы сумасшедший сукин сын!
– Курение – отвратительная привычка. На вашем месте я бы непременно бросил. Не говорю уж о вреде, причиняемом вашему организму, вы только что имели возможность убедиться как еще ее можно обратить против вас.
Джоэл, мигая, уставился перед собой. Владелец властного голоса оказался сухощавым седовласым стариком среднего роста в белой холщевой куртке и таких же брюках. Лицо его, насколько мог рассмотреть Джоэл в переменчивом свете луны, было глубоко изрезано морщинами, на губах едва заметная улыбка. Однако пистолет, который он твердо держал в руке, был направлен в голову Джоэла.
– Вы – Биль? – спросил Джоэл. – Доктор Эдвард Биль?
– Совершенно верно. Ну как, успокоились немного?
– Учитывая столь сердечную встречу, думаю, что да.
– Вот и хорошо. Тогда я его спрячу. – Ученый присел на песок рядом с полотняной сумкой, спрятал в нее оружие и поднялся. – Извините, но я должен был удостовериться.
– В чем? В том, что я не вооружен до зубов?
– Холлидей мертв. Вместо вас могли подослать кого-то, кто легко справился бы со стариком на Миконосе. В таком случае этот человек наверняка имел бы с собой пистолет.
– Почему?
– Потому что он мог и не знать, что я старик. Он мог с успехом считать, что я вооружен до зубов.
– А знаете, вполне возможно, я подчеркиваю – возможно, что у меня и в самом деле мог оказаться пистолет. Неужто вы тогда разнесли бы мне череп?
– Почтенный юрист впервые отправляется на остров и проносит пистолет через контроль в Женеве? А как бы вы его добыли здесь? Кого вы знаете на Миконосе?
– Ну уж при желании можно было бы расстараться, – возразил Конверс, понимая несостоятельность собственного утверждения.
– Я организовал за вами слежку с момента посадки самолета. Вы направились прямо в банк, затем в гостиницу Коунени, где выпили за столиком в саду, и тут же вернулись в свой номер. Кроме таксиста, моего друга Костаса, консьержа в гостинице и официанта в саду, вы не разговаривали буквально ни с кем. Значит, вы – настоящий Джоэл Конверс, и мне ничто не угрожает.
– Вы больше похожи на наемного убийцу из Детройта, чем на академика, живущего в башне из слоновой кости.
– Я не всегда вращался в академических кругах, но вы правы: я весьма осторожен. И все мы должны соблюдать осторожность. С людьми типа Джорджа Маркуса Делавейна это единственная разумная стратегия.
– Разумная стратегия?
– Называйте это подходом, если вас так больше устраивает. – Биль сунул руку за отворот куртки и достал сложенный лист бумаги. – Вот имена, – сказал он, подавая его Джоэлу. – В операции Делавейна имеется пять ключевых фигур. По одному от Франции, Западной Германии, Израиля, Южной Африки и Англии. Мы установили личности четырех из них, но так и не смогли узнать, кто англичанин.
– Мсье! – негромко окликнули его снизу. Он обернулся и увидел, как одетый во фрак администратор бросился к нему через холл и начал торопливо подниматься по лестнице. Его звали Анри, они были знакомы уже лет пять. Дружба, завязавшаяся между ними, давно вышла за пределы отношений служащего отеля с постояльцем – нередко они вместе отправлялись в Дивон, чтобы попытать счастья за карточным столом по ту сторону границы, во Франции.
– Привет, Анри.
– Боже мой, с вами ничего не случилось, Джоэл? Ваша контора в Нью-Йорке звонит не переставая. Я уже слышал обо всем по радио. Об этом говорит вся Женева! Наркотики! Наркотики, преступления, пистолеты… Убийства среди бела дня! Это докатилось уже и до нас!
– Это объясняют именно так?
– Говорят, у него под рубашкой были маленькие пакетики с кокаином. Подумать только – респектабельный юрист и связался…
– Это вранье, – прервал его Конверс.
– Так утверждают, а что еще я могу вам сказать? Называлось и ваше имя; сообщают, что он умер, как только вы подошли к нему… Нет, вас, естественно, в это не впутывают, вас просто называют в числе других. Но, услышав ваше имя, я чуть с ума не сошел! Где же вы были столько времени?
– В полицейском управлении, отвечал на массу вопросов, не имеющих ответа.
Ответы– то были, подумалось ему, но только он не станет произносить их вслух и уж никак не полицейским властям Женевы. Эвери Фоулер, он же Престон Холлидей, заслуживает большего. Такова сила доверия, оказанного в момент смерти…
– Господи, да вы совершенно промокли! – воскликнул Анри, сочувственно глядя на него. – Вы что, так и шли под дождем? Не было такси?
– Не знаю. Мне хотелось пройтись пешком.
– Да, да, понимаю, такой шок. Я пришлю вам бренди, есть отличный арманьяк. А потом – пообедайте. Я зарезервирую вам столик.
– Спасибо. Дайте мне минут тридцать, чтобы привести себя в порядок, а потом закажите разговор с Нью-Йорком, хорошо? Я никогда не могу правильно набрать номер.
– Джоэл?
– Да?
– Я могу вам помочь? Вы ничего не хотели бы мне сказать? Мы слишком часто сидели вместе, выигрывая и проигрывая, за бутылкой “Гранкрюклассе”, чтобы теперь я оставил вас в одиночестве. Учтите, я знаю Женеву как свои пять пальцев.
Конверс посмотрел в его широко расставленные карие глаза, морщинистое сосредоточенное лицо, полное сочувствия.
– Почему вы так сказали?
– Потому что вы слишком поспешно опровергли сообщение о кокаине. Почему же еще? Я наблюдал за вами. И понял, что за вашими словами кроется нечто большее.
Головная боль стала почти непереносимой. Пытаясь прогнать ее, Джоэл помигал и даже на какое-то время крепко зажмурился. Потом глубоко вздохнул и сказал:
– Прошу вас, Анри, не морочьте себе голову. И закажите мне через полчаса межконтинентальную линию, хорошо?
– Слушаюсь, мсье. – Француз церемонно раскланялся. – Управляющий отелем “Ричмонд” целиком и полностью в распоряжении его гостей, но, естественно, особые гости требуют и особого обслуживания. Если я вам понадоблюсь, мой друг, я на месте.
– Знаю. И если выпадет несчастливая карта, тут же дам вам знать.
– Какую бы карту вы ни вытянули здесь, в Швейцарии, обращайтесь ко мне. Тут встречаются разные игроки.
– Обязательно запомню это. Значит, разговор через тридцать минут?
– Думаю, что да, мсье.
Сначала Конверс постоял под горячим душем, таким горячим что он едва мог вытерпеть, легкие забило паром, дыхание перехватило. Затем он заставил себя вытерпеть ледяной душ, от которого у него начала дрожать голова. Он подумал, что резкие перепады температуры хоть немного прояснят его мысли или хотя бы разгонят охватившее его оцепенение. Ему нужно думать, решать, внимательно слушать.
Джоэл вышел из-под душа. Белый купальный халат хорошо впитывал влагу. Пройдя босиком по комнате, он сунул ноги в стоявшие у кровати шлепанцы, вытащил из верхнего ящика бюро сигареты и зажигалку и направился в гостиную. Заботливый Анри сдержал обещание: на кофейном столике стояла бутылка дорогого арманьяка с двумя стаканами – второй стакан был поставлен для соблюдения приличий. Усевшись в мягкие диванные подушки, он плеснул спиртного в стакан и закурил. Проливной августовский дождь продолжал громко и настойчиво стучать в оконные стекла. Было начало седьмого – значит, в Нью-Йорке сейчас едва перевалило за полдень. Джоэл сомневался, удастся ли Анри заполучить для него свободную трансатлантическую линию. Юрист, сидящий в Конверсе, хотел услышать из Нью-Йорка слова, подтверждающие или опровергающие предсмертное признание убитого. Прошло двадцать пять минут с того момента, как Анри остановил его на лестнице, через пять минут он сам позвонит на коммутатор.
Телефон зазвонил, и этот по-европейски резкий звонок заставил его вздрогнуть. Он снял трубку со стоявшего на соседнем столике телефона, отметив участившееся дыхание и дрожь в руке.
– Да? Алло?
– Соединяю с Нью-Йорком, мсье, – послышался голос гостиничной телефонистки. – Я вызвала вашу контору. Могу я аннулировать ваш предыдущий заказ на шестнадцать часов?
– Да, пожалуйста, и благодарю вас.
– Мистер Конверс? – Резкий высокий голос в трубке принадлежал секретарше Лоуренса Тальбота.
– Привет, Джейн.
– Слава Богу! Мы с десяти часов пытаемся дозвониться до вас! С вами все в порядке? Мы узнали обо всем около десяти. Какой ужас!
– Со мной все в порядке. Но спасибо за беспокойство, Джейн.
– Мистер Тальбот просто вне себя. Он отказывается верить всему этому.
– Да и вы не верьте тому, что говорят о Холлидее. Это вранье. А теперь соедините меня, пожалуйста, с Ларри.
– Если бы он узнал, что я проболтала с вами столько времени, он бы уволил меня.
– Исключено. Кто тогда станет разбирать его каракули? Секретарша на минутку затихла, а затем проговорила уже более спокойным тоном:
– О Боже, Джоэл, пережить такое и еще шутить.
– Так проще, Джейн. Ну, соедините меня с Буббой?
– Вы просто невозможны!
Лоуренс Тальбот, старший партнер фирмы “Тальбот, Брукс и Саймон”, был весьма компетентным юристом, правда, высокой репутацией в юриспруденции он был обязан в одинаковой мере как своей игре в футбольной команде Йельского университета, а потом – и в сборной страны, так и успехам в зале суда. Кроме того, он был предельно честным человеком и являлся скорее координирующей, чем движущей силой в этой довольно консервативной, но преуспевающей фирме. Наконец в телефонной трубке загремел голос Лоуренса Тальбота:
– Это черт знает что! Я потрясен! Что я могу сказать? Чем я могу помочь?
– Прежде всего, забудьте всю эту ерунду о Холлидее. К наркотикам он имеет не больше отношения, чем Нат Саймон.
– Значит, вы еще не слышали? Тут они уже сами отыграли. Сейчас это подается как насильственное ограбление: он оказал сопротивление, в него стреляли, а потом подсунули пакеты с кокаином. Как только телефонные провода не перегорели, когда Джек Холлидей звонил из Сан-Франциско и клялся вышибить душу из швейцарского правительства… Он ведь играл за Стэнфорд, вы помните?
– Вы великолепны, Бубба.
– А я уж и не надеялся услышать от вас такие слова. Наконец-то вы отдали мне должное, молодой человек.
– Не такой уж и молодой человек, Ларри… Но я хотел бы кое-что у вас выяснить.
– Весь к вашим услугам.
– Анштетт. Лукас Анштетт.
– Мы разговаривали с ним вместе с Натаном. Он говорил очень убедительно. Мы согласились.
– В самом деле?
– В подробности мы с ним не вдавались. Но мы считаем вас лучшим в своей области, так что удовлетворить его просьбу было нетрудно. В фирме “Т.Б.С.” трудятся лучшие силы, и, если судья масштабов Анштетта подтверждает это, нам остается только поздравить себя с успехом, не так ли?
– Вас убедило его положение в суде?
– Бог с вами! Он даже предупредил нас: если мы согласимся он будет еще строже относиться к разбору наших апелляций. Такой уж у него милый характер – заранее говорит тебе: если ты ему уступишь, тебе же будет хуже.
– И вы ему поверили?
– Ну, Натан по своему обыкновению завел волынку о том, что есть, конечно, такие люди, с которыми проще всего согласиться, ибо они не мытьем, так катаньем, но своего добьются. Натан вообще склонен все усложнять, однако согласитесь, Джоэл, чаще всего он оказывается прав.
– Если у вас есть время три часа слушать пятиминутные доводы, – сказал Конверс.
– Он всегда все тщательно взвешивает, молодой человек.
– Не такой уж молодой… Все относительно.
– Да, чуть было не забыл: звонила ваша жена… Простите, бывшая жена.
– Да?
– Ваше имя упомянули то ли в передаче по радио, то ли по телевизору, вот она и захотела узнать, что произошло.
– И что вы ей сказали?
– Что мы пытаемся связаться с вами. Но нам было известно тогда не больше, чем ей. Она очень расстроилась.
– Прошу вас, позвоните ей и скажите – со мной все в порядке. У вас есть ее номер телефона?
– Есть, у Джейн.
– Значит, я могу считать себя в отпуске?
– С полным сохранением содержания, – подтвердил Тальбот из Нью-Йорка.
– Это лишнее, Ларри. Тут мне дают целую кучу денег, так что можете сэкономить на учрежденческих расходах. Буду недели через три-четыре.
– Я не собираюсь экономить на вас, – сказал старший партнер фирмы. – Раз уж у меня трудится лучший специалист в своей области, то я намерен удержать его. Деньги мы будем переводить на ваш счет в банке. – Тальбот немного помолчал, а потом спросил тихим, взволнованным голосом: – Джоэл, я должен спросить вас: то, что произошло несколько часов назад, как-то связано с делом Анштетта?
Конверс до боли сжал телефонную трубку.
– Абсолютно не связано, – ответил он.
Миконос – выжженный солнцем, как бы выбеленный островок в группе Цикладских островов – издавна считался скромным соседом Делоса. Со времен Барбароссы подгоняемые попутным ветром корабли завоевателей нередко подходили к его берегам: турки, русские, киприоты и, наконец, греки то захватывали, то оставляли этот клочок земли. Внезапно он оказывался в центре событий, а потом вновь предавался забвению. И так вплоть до появления здесь стройных силуэтов роскошных яхт и самолетов – символов совсем иного времени. Приземистые мощные автомобили – “порше”, “мазерати”, “ягуары” – мчатся теперь по его узким дорогам мимо вертикальных мельниц и белых церквей; новый тип поселенцев пополнил его немногословных обитателей, по традиции добывавших себе средства к существованию торговлей и морем. И древний Миконос – в далеком прошлом главная гавань кичливых финикийцев – превратился ныне в туристскую приманку Эгейского моря.
Первым же рейсом Конверс вылетел в Афины, а оттуда уже более легким самолетом добрался до острова. Хотя он потерял час при смене часовых поясов, было около четырех часов, когда такси медленно проползло по улочкам раскаленной, ослепительно белой гавани и остановилось перед белым входом в банк. Фасад его выходил на набережную, яркие рубашки и невероятной расцветки платья, вид лодок, скользящих по легким волнам в сторону главного пирса, – все говорило о том, что огромный туристический корабль управляется знающими людьми.
Миконос был ослепительно прекрасной ловушкой для туристов, которые оставляли свои деньги на этом белом острове: с первых рассветных лучей до пылающих закатов таверны и магазины кишели людьми. Прилетели черные дрозды, и шляпы греческих рыбаков исчезли с полок магазинов, переместившись на головы пригородных жителей от Гроссе-Понте до Шорт-Хиллз. А когда наступала ночь, начинались другие игры, их затевали прекрасные, не имеющие возраста, свободные дети голубого океана. Взрывы смеха, сопровождаемые звоном драхм, когда их пересчитывают и тратят, особенно тратят, приводят в изумление тех, кто занимает огромные каюты на самых высоких палубах роскошных кораблей. Там, где Женева отталкивает, Миконос притягивает…
Джоэл позвонил в банк прямо из аэропорта, не имея ни малейшего представления о часах его работы, зная только имя банкира, с которым ему предстояло иметь дело. Костас Ласка-рис весьма сдержанно приветствовал его по телефону, предупредив, что для совершения операции потребуется не только паспорт, который будет проверен на спектрографе, но и оригинал письма Э. Престона Холлидея с его собственноручной подписью, которая также будет должным образом сопоставлена с тем ее образцом, который оставил в банке покойный мистер Э. Престон Холлидей.
– Мы слышали, что он был убит в Женеве. Это очень неприятно.
– Я непременно передам его жене и детям, как вас тронула эта трагедия.
Конверс расплатился с такси и поднялся по небольшой белой лестнице ко входу, неся чемодан и атташе-кейс, радуясь хотя бы тому, что охранник распахнул перед ним двери. Он был в форме, приводившей на память давно забытые изображения безумного султана, поровшего кнутом женщин, которые не могли возбудить его.
Костас Ласкарис оказался совсем не таким, каким представлял его себе Джоэл после довольно короткого бессвязного телефонного разговора. Это был лысеющий человек лет шестидесяти, с приятным лицом и теплыми черными глазами. По-английски он говорил довольно бегло, но чувствовалось, что изъясняться на нем ему трудновато. Первые же слова, которые он произнес, поднимаясь со своего места и приглашая Конверса сесть, также опровергали первоначальное впечатление.
– Прошу извинить меня за то, что мои слова относительно мистера Холлидея могли показаться вам бестактными и грубыми. Все случившееся действительно очень неприятно, но я просто не знаю, как это выразить по-английски. А кроме того, сэр, трудно скорбеть о человеке, которого ты никогда не знал.
– Я погорячился. Забудьте об этом, пожалуйста.
– Вы очень любезны, но, боюсь, я не имею права забывать о распоряжениях… сделанных мистером Холлидеем и его компаньоном, пребывающем здесь, на Миконосе. Пожалуйста, мне нужен ваш паспорт и письмо.
– А кто он? – спросил Джоэл, доставая из кармана паспорт, в который было вложено и письмо. – Я имею в виду его компаньона.
– Вы юрист, сэр, и конечно же понимаете, что сообщить данную информацию я смогу вам, только когда будут устранены все… барьеры. Я думаю, что это правильно.
– Совершенно справедливо. Я спросил на всякий случай. – Джоэл протянул банкиру паспорт с письмом.
Ласкарис снял телефонную трубку, нажал кнопку и произнес несколько слов по-гречески, по-видимому вызывая кого-то. Несколько секунд спустя отворилась дверь, и загорелая, ослепительной красоты брюнетка грациозной походкой подошла к столу. Она выжидающе уставилась на Конверса, который тут же понял, что банкир внимательно следит за ним. Сделай Конверс какой-нибудь знак, брось на Ласкариса еще один взгляд – и знакомство состоялось, заключено молчаливое соглашение, и кусок, возможно, существенной информации окажется в банкирском архиве. Этого знака Джоэл не подал – не нужно ему такое начало. Если человек одним кивком может стать богаче на полмиллиона долларов, ему не следует искать еще и дополнительных поблажек. Это свидетельствует не о надежности его положения, а о чем-то другом.
Следующие десять минут ушли на ни к чему не обязывающую болтовню о самолетных рейсах, таможнях и общем упадке транспорта. За это время паспорт и письмо прошли, по-видимому, соответствующую проверку и вернулись в кабинет управляющего. На этот раз доставила их не ослепительная брюнетка, а юный белокурый Адонис, танцующей походкой подошедший к столу. И опять Ласкарис посмотрел на него: он был готов предложить все, что пожелает его богатый клиент.
Конверс с улыбкой поглядел в теплые глаза Ласкариса и, не выдержав, расхохотался. Грек ответил ему улыбкой, пожал плечами и отпустил мальчишку.
– Я всего лишь управляющий местным отделением банка, сэр, – сказал он, когда дверь закрылась, – и никак не определяю общей политики банка. Мы ведь, в конце концов, на Миконосе.
– Через который проходит много денег, – подхватил Джоэл. – А на кого, по-вашему, я должен был клюнуть?
– Ни на кого, – ответил Ласкарис, покачав головой. – Вы поступили правильно. Иначе вы сделали бы глупость, а я совсем не считаю вас глупцом. Я выполняю обязанности управляющего банком здесь, на набережной, и неплохо разбираюсь в людях.
– Поэтому вы и были выбраны посредником в данном деле?
– Нет, не потому. Я друг живущего здесь, на острове, компаньона мистера Холлидея. Кстати, фамилия его Биль, доктор Эдвард Биль… Как видите, у вас все оказалось в полном порядке.
– Доктор? – переспросил Конверс, принимая паспорт и письмо. – Он что, врач?
– Нет, он не медик. Он – профессор истории из Соединенных Штатов, в отставке, – пояснил Ласкарис. – У него хорошая пенсия, и несколько месяцев назад он перебрался сюда с Родоса. Интереснейший человек и с весьма глубокими познаниями. Я веду его денежные дела – в этой области его познания не глубоки, но и тут он зачастую высказывает весьма интересные соображения. – Банкир улыбнулся и снова пожал плечами.
– Надеюсь, – проговорил Джоэл, – нам предстоит переговорить с ним о многом.
– Это уж не мое дело, сэр. А теперь, может, займемся вашими деньгами? Как и где вы хотели бы получить их?
– Большую часть я возьму наличными. В Женеве я приобрел для их хранения особый сенсорный пояс – действие батареек рассчитано на целый год. Если его попытаются с меня снять сирена завоет так, что у грабителя полопаются барабанные перепонки. Деньги предпочел бы получить в долларах, за исключением, разумеется, нескольких тысяч.
– Пояса эти весьма эффективны, сэр, если только вас не оглушат и если рядом окажутся люди, которые услышат этот сигнал. Не надежнее ли взять обычные тревел-чеки?
– Наверняка надежнее, но я полагаю, что мне не стоит лишний раз ставить свою подпись.
– Как вам будет угодно. Какие купюры вам дать? – спросил Ласкарис, пододвигая к себе блокнот и карандаш. – И куда прикажете перевести остаток?
– А можно разместить деньги так, – осторожно спросил Конверс, – чтобы я мог получать их, не называя своего имени?
– Конечно можно, сэр. Честно говоря, это достаточно широко практикуется у нас, на Миконосе, как, впрочем, на Крите, на Родосе, в Афинах, Стамбуле, да и в большинстве стран Европы. Мы будем пересылать условия выдачи вклада вместе с написанными вами собственноручно словами – чья-нибудь фамилия, набор цифр… Я знал человека, который пользовался словами колыбельной песенки. В этом случае вам, естественно, придется пользоваться услугами вполне определенных банков.
– Естественно. Назовите мне несколько таких банков.
– Где?
– В Лондоне, Париже, Бонне, возможно, в Тель-Авиве, – сказал Джоэл, припоминая сказанное Холлидеем.
– С Бонном трудновато, они жуткие формалисты. Стоит опустить одну запятую, и они тут же бросаются к своим так называемым властям… Тель-Авив значительно проще, денежные операции у них проворачивают быстро и просто, как заседания в кнессете. Лондон и Париж работают неплохо, но стараются при этом содрать с вас семь шкур. Они уверены, что вы не станете подымать шум из-за налоговых отчислений, и пользуются этим. Истинные грабители!
– Вы прекрасно разбираетесь в этих делах, не так ли?
– У меня имеется опыт, сэр. Итак, каковы будут ваши распоряжения?
– Сто тысяч я возьму прямо сейчас – купюрами не крупнее пятисот долларов. Остальную сумму вы разошлете по разным счетам и объясните мне порядок их получения.
– Это несложно, сэр. Итак, начнем писать имена или номера… а может, слова колыбельной?
– Лучше цифры, – ответил Конверс. – Я – юрист. А имена и колыбельные песенки – предметы, о которых мне в данный момент меньше всего хотелось бы думать.
– Как вам угодно, – ответил грек, придвигая блокнот. – А вот – номер телефона доктора Биля. Как только мы завершим наши дела, можете ему позвонить… А можете и не звонить. Это не мое дело.
Доктор Эдвард Биль, житель острова Миконос, разговаривал по телефону размеренным, хорошо поставленным голосом профессионального преподавателя. Ни спешки, ни эмоций. Все обдумано и продумано.
– Там есть бухточка, а вернее – просто груда камней, куда по ночам никто не заходит. Это примерно в семи километрах от набережной. Вы доберетесь туда пешком. Идите по западной дороге вдоль берега, пока не увидите огни буйков. Спуститесь к самой воде. Там я вас и найду.
Свет луны, время от времени пробивающийся сквозь ночные облака, быстро гонимые ветром, освещал полоску воды у погруженного во мрак берега. Далеко в море подпрыгивали вверх-вниз красные огоньки буйков. Джоэл с трудом перебрался через завалы камней и остановился у самого среза воды. Он прикурил, полагая, что пламя зажигалки и огонек сигареты позволят обнаружить его присутствие. Так оно и произошло – не прошло и нескольких секунд, как из темноты раздался голос, однако произнесенные им слова никак не вязались с образом старого профессора, отдыхающего здесь от трудов праведных.
– Стойте на месте и не двигайтесь, – услышал он властный голос. – Возьмите сигарету в рот и затянитесь, потом поднимите руки и держите их прямо перед собой… Так. А теперь затянитесь поглубже. Я хочу видеть дым.
– Да я же задохнусь! – выкрикнул Джоэл, закашлявшись. Раздуваемый океанским бризом дым попал ему в глаза. Затем он почувствовал, как чья-то рука быстро прошлась по его одежде, под мышками и вдоль ног. – Что вы вытворяете? – не выдержал он, невольно выплевывая сигарету.
– Оружия нет, – удовлетворенно произнес голос.
– Разумеется, нет!
– А у меня есть. Можете опустить руки и повернуться.
Конверс резко обернулся, кашляя и протирая слезящиеся глаза:
– Вы сумасшедший сукин сын!
– Курение – отвратительная привычка. На вашем месте я бы непременно бросил. Не говорю уж о вреде, причиняемом вашему организму, вы только что имели возможность убедиться как еще ее можно обратить против вас.
Джоэл, мигая, уставился перед собой. Владелец властного голоса оказался сухощавым седовласым стариком среднего роста в белой холщевой куртке и таких же брюках. Лицо его, насколько мог рассмотреть Джоэл в переменчивом свете луны, было глубоко изрезано морщинами, на губах едва заметная улыбка. Однако пистолет, который он твердо держал в руке, был направлен в голову Джоэла.
– Вы – Биль? – спросил Джоэл. – Доктор Эдвард Биль?
– Совершенно верно. Ну как, успокоились немного?
– Учитывая столь сердечную встречу, думаю, что да.
– Вот и хорошо. Тогда я его спрячу. – Ученый присел на песок рядом с полотняной сумкой, спрятал в нее оружие и поднялся. – Извините, но я должен был удостовериться.
– В чем? В том, что я не вооружен до зубов?
– Холлидей мертв. Вместо вас могли подослать кого-то, кто легко справился бы со стариком на Миконосе. В таком случае этот человек наверняка имел бы с собой пистолет.
– Почему?
– Потому что он мог и не знать, что я старик. Он мог с успехом считать, что я вооружен до зубов.
– А знаете, вполне возможно, я подчеркиваю – возможно, что у меня и в самом деле мог оказаться пистолет. Неужто вы тогда разнесли бы мне череп?
– Почтенный юрист впервые отправляется на остров и проносит пистолет через контроль в Женеве? А как бы вы его добыли здесь? Кого вы знаете на Миконосе?
– Ну уж при желании можно было бы расстараться, – возразил Конверс, понимая несостоятельность собственного утверждения.
– Я организовал за вами слежку с момента посадки самолета. Вы направились прямо в банк, затем в гостиницу Коунени, где выпили за столиком в саду, и тут же вернулись в свой номер. Кроме таксиста, моего друга Костаса, консьержа в гостинице и официанта в саду, вы не разговаривали буквально ни с кем. Значит, вы – настоящий Джоэл Конверс, и мне ничто не угрожает.
– Вы больше похожи на наемного убийцу из Детройта, чем на академика, живущего в башне из слоновой кости.
– Я не всегда вращался в академических кругах, но вы правы: я весьма осторожен. И все мы должны соблюдать осторожность. С людьми типа Джорджа Маркуса Делавейна это единственная разумная стратегия.
– Разумная стратегия?
– Называйте это подходом, если вас так больше устраивает. – Биль сунул руку за отворот куртки и достал сложенный лист бумаги. – Вот имена, – сказал он, подавая его Джоэлу. – В операции Делавейна имеется пять ключевых фигур. По одному от Франции, Западной Германии, Израиля, Южной Африки и Англии. Мы установили личности четырех из них, но так и не смогли узнать, кто англичанин.