В порыве радости монсеньор Людовик крепко обнял плачущую Ивонну, и они решили, что она поедет в Лион вместе с Мистуфлэ, а он присоединится к ней через два дня, в назначенный маркизой срок. Его будет сопровождать Фариболь, а Онесимо и Дорфьель останутся в горах, ожидая дальнейших приказаний.
Так они и сделали.
На городской башне пробило одиннадцать утра, когда Фариболь остановил почтовую карету у дверей гостиницы «Красный лев», где» согласно письму маркизы, они и должны были поселиться. Когда монсеньор Людовик переступил порог гостиницы, навстречу ему с радостным криком выбежала Ивонна с ребенком на руках.
— Посмотри на нашего сына! — взволнованно воскликнула она, передавая мужу малыша.
Монсеньор Людовик покрыл личико младенца поцелуями, не стыдясь счастливых слез, текущих по щекам.
Пока что Маркиза держала свое слово.
Супруги поднялись в отведенные им комнаты, а Фариболь горячо приветствовал Мистуфлэ.
Но времени на отдых у них не было, поскольку близился назначенный маркизой час, когда монсеньору Людовику надлежало явиться в дом губернатора города и передать ему бумаги.
Простившись с женой и— сыном, монсеньор Людовик в сопровождении Фариболя и Мистуфлэ покинул гостиницу.
Часовой у ворот дворца губернатора, видимо, получил на их счет весьма четкие указания, потому что, едва три друга остановили своих лошадей, он дважды ударил в ворота прикладом мушкета и крикнул:
— Открыть!
Одна из створок ворот медленно скользнула в сторону на своих гигантских петлях, и трое всадников въехали в большой мощеный двор.
На пороге дворца их поджидал слуга. Когда монсеньор Людовик спешился, он вежливо ему поклонился и сказал:
— Соблаговолите следовать за мной, монсеньор, мне приказано провести вас в кабинет губернатора.
Фариболь оставил лошадь на попечение Мистуфлэ и спросил:
— Монсеньор позволит мне сопровождать его?
— Да, друг мой, — ответил брат короля, — но лишь до прихожей, ведь ты же понимаешь, что не сможешь пройти со мной к губернатору.
Монсеньор Людовик поднялся по ступеням крыльца и вслед за слугой вошел во дворец губернатора города Лиона, графа де Дарли. Минуту спустя слуга привел его в кабинет хозяина дома, где у весело пылавшего камина сидел он сам вместе с маркизом де Барбезье.
Монсеньор Людовик был серьезен и спокоен; он не заметил необычной бледности маркиза и нервной дрожи графа.
Все трое вежливо приветствовали друг друга, после чего монсеньор Людовик извлек тщательно спрятанные в его одежде бумаги и, протягивая их губернатору через стол, сказал:
— Госпожа маркиза де Мэнтенон выполнила первую часть своего обещания, и мне хочется верить, что выполнит и вторую. Теперь мой черед держать слово. Вот выкуп за моего сына и нашу свободу!
Барбезье взял пергаменты и положил их во внутренний карман камзола.
— Кроме того, — продолжал сын Анны Австрийской, — я обещал уехать из Франции, и через восемь дней обещаю покинуть ее пределы.
— Хорошо, монсеньор, — сказал маркиз. — Мадам де Мэнтенон, как вам известно из ее письма, намеревалась также выдать вам крупную сумму денег, из которой сегодня вам может быть вручена только половина.
Монсеньор Людовик ничего ему не ответил. Тогда губернатор позвонил в колокольчик и приказал явившемуся слуге:
— Передайте мешки с золотом спутникам монсеньора.
Когда все формальности были закончены, монсеньор Людовик холодно поклонился и направился к выходу. Едва он повернулся спиной, как губернатор четыре раза быстро ударил по колокольчику. В тот же миг дверь распахнулась, и два гиганта, послушные приказу вошедшего вместе с ними Сен-Мара, схватили монсеньора Людовика. Один держал его за горло, а второй надел ему на голову мешок и затянул на горле веревкой.
Едва дыша, монсеньор Людовик не мог ни кричать, ни защищаться. Вслед за этим он был связан по рукам и ногам; Сен-Map взял факел и, повернувшись к своим людям, скомандовал:
— Следуйте за мной!
Два колосса подхватили монсеньора Людовика и вслед за маркизом де Барбезье и графом де Дарли последовали за своим хозяином.
Так они спустились во внутренний дворик, где их ждала карета. В углу двора, сдерживая нетерпеливых лошадей, стояли десять всадников под командованием Росаржа.
В мгновение ока монсеньора Людовика бросили в карету, два гиганта сели по бокам от него, а Сен-Мар напротив. Маркиз де Барбезье захлопнул дверцу, и, повинуясь знаку Росаржа, всадники тронулись с места.
Примерно через час они встретили другую карету с таким же эскортом. Росарж остановил коня и быстро отдал необходимые распоряжения высунувшимся из окон второй кареты людям.
Затем оба экипажа и их эскорты поехали дальше на расстоянии двадцати шагов друг от друга, после чего свернули в разные стороны: Сен-Map направил своих солдат галопом по дороге в Невер, тогда как вторая карета не торопясь покатила по парижской дороге.
Идея о второй карете пришла в голову маркизу де Барбезье, который не без основания предположил, что Фариболь л Мистуфлэ бросятся в погоню и последуют за экипажем, проследовавшим в Париж. Когда они поймут свою ошибку, будет слишком поздно: Сен-Мар, сделав небольшой круг, уже доставит своего пленника в Бастилию.
Как и приказал монсеньор Людовик, Фариболь дожидался его в передней дворца, внимательно прислушиваясь к каждому звуку и не снимая руки со шпаги. Первые десять минут он не волновался, но, когда прошло около получаса, капитан проворчал:
— Тысяча чертей! Он там уж слишком долго. Самое время нанести визит губернатору.
И он стал подниматься по лестнице, но навстречу ему вышел лакей, сгибаясь под тяжестью двух мешков с золотыми монетами.
— Эй! — окликнул он Фариболя. — Будьте любезны помочь мне, иначе я все это уроню…
Фариболь взял у него один мешок.
— Черт возьми! — воскликнул он, почувствовав его тяжесть. — Мы сумеем этим распорядиться!
Выглянув за дверь, Фариболь поднял мешок над головой и весело крикнул Мистуфлэ:
— Ну-ка, возьми вот это!
— И это! — эхом отозвался лакей, подтаскивая второй мешок.
— Теперь осталось дождаться монсеньора Людовика… Думаю, теперь он быстро освободится, — заметил капитан.
И он снова вернулся в прихожую, не ведая о том, что пять минут, как его господин попал в плен.
Прошло еще полчаса, но в доме губернатора Лиона стояла мертвая тишина.
Охваченный беспокойством Фариболь расхаживал взад-вперед по длинному коридору, как лев по клетке. Наконец пробило шесть, а монсеньор Людовик так и не появился.
Не в силах больше ждать, Фариболь взбежал по лестнице и забарабанил кулаками в дверь кабинета губернатора.
Ему открыл лакей и высокомерно спросил:
— Что вам угодно?
— Угодно? Гром и молния! Мне угодно поговорить с монсеньором Людовиком, моим господином.
Дав слуге сильного пинка, Фариболь ворвался в кабинет и с ужасом обнаружил, что там никого нет.
— Сударь, — позвал его лакей, вызубривший свой урок назубок, — ваш господин ушел с четверть часа назад с господами де Дарли и де Барбезье.
— Врешь, мерзавец! — взревел Фариболь, схватив лакея за горло и хорошенько тряхнув. — Говори правду или я всажу тебе пулю в лоб!
— Я… я скажу все, что знаю!
— Ну же!
— На вашего господина тут напали два других господина, связали вашего господина и увезли вместе с остальными господами…
— Что за тарабарщина? Говори, куда увезли?
— Они спустились во внутренний дворик… и я почти уверен, что выехали через ворота, ведущие к реке, к Сене…
— Ах, негодяи! Как ловко они нас обманули! — простонал Фариболь. — Но ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним!
Заткнув пистолет за пояс, он вновь обратился к лакею:
— Как зовут тех двоих, что связали моего господина?
— Я знаю только имя их начальника. Это господин де Сен-Мар.
— Он! — в испуге воскликнул Фариболь. — Тогда все пропало!
В два прыжка он оказался в прихожей, распахнул дверь и крикнул Мистуфлэ:
— Предательство!
Мистуфлэ, тоже страшно волновавшийся все это время и уже собиравшийся присоединиться к своему Другу, озадаченно переспросил:
— Что вы сказали, хозяин?
— Монсеньор Людовик в плену. Его увез Сен-Мар. — И, вспрыгнув в седло, добавил: — Возвращайтесь в гостиницу и предупреди мадам Ивонну. Через полчаса я к вам присоединюсь.
Ворота распахнулись перед ними и, пришпорив лошадей, они вылетели на дорогу и поехали каждый в своем направлении: Мистуфлэ к гостинице, а Фариболь обогнул усадьбу губернатора, свернул к Сене и поскакал по парижской дороге.
— Сто тысяч чертей! — кричал он ветру. — Я убью этого негодяя Сен-Мара, не будь я Фариболь!
Но трюк похитителей удался на славу, и бедняга Фариболь, усталый и растерянный, вернулся в гостиницу без каких-либо известий о судьбе монсеньора Людовика.
Первой задачей друзей стало найти, куда отвезли их господина, а уже потом попытаться помочь ему. Фариболь, Мистуфлэ и Онесимо бродили по дорогам, спрашивая, умоляя, дерясь и подкупая, пока не узнали, что в Бастилию недавно доставили какого-то таинственного пленника. Приходилось начинать все сначала, строя планы спасения.
Ивонну с сыном и юным Дорфьелем отправили на время к алхимику Эксили, давно предлагавшему всем им убежище в Париже. Внешне оно казалось совершенно безобидным — обыкновенная аптека, — тогда как, пройдя по узким темным коридорам, посетитель попадал в обширное подземелье, о существовании которого даже не подозревал.
Но злой судьбе было угодно, чтобы случайно проходивший мимо Ньяфон узнал среди входящих в аптеку Мистуфлэ. С тех пор это чудовище день и ночь не опускало глаз с убежища друзей, стремясь выяснить, не укрылась ли там же и Ивонна.
Ненависть не давала ему покоя, а когда уставала ненависть, он черпал силы в жажде мщения.
Глава XXVI
Так они и сделали.
На городской башне пробило одиннадцать утра, когда Фариболь остановил почтовую карету у дверей гостиницы «Красный лев», где» согласно письму маркизы, они и должны были поселиться. Когда монсеньор Людовик переступил порог гостиницы, навстречу ему с радостным криком выбежала Ивонна с ребенком на руках.
— Посмотри на нашего сына! — взволнованно воскликнула она, передавая мужу малыша.
Монсеньор Людовик покрыл личико младенца поцелуями, не стыдясь счастливых слез, текущих по щекам.
Пока что Маркиза держала свое слово.
Супруги поднялись в отведенные им комнаты, а Фариболь горячо приветствовал Мистуфлэ.
Но времени на отдых у них не было, поскольку близился назначенный маркизой час, когда монсеньору Людовику надлежало явиться в дом губернатора города и передать ему бумаги.
Простившись с женой и— сыном, монсеньор Людовик в сопровождении Фариболя и Мистуфлэ покинул гостиницу.
Часовой у ворот дворца губернатора, видимо, получил на их счет весьма четкие указания, потому что, едва три друга остановили своих лошадей, он дважды ударил в ворота прикладом мушкета и крикнул:
— Открыть!
Одна из створок ворот медленно скользнула в сторону на своих гигантских петлях, и трое всадников въехали в большой мощеный двор.
На пороге дворца их поджидал слуга. Когда монсеньор Людовик спешился, он вежливо ему поклонился и сказал:
— Соблаговолите следовать за мной, монсеньор, мне приказано провести вас в кабинет губернатора.
Фариболь оставил лошадь на попечение Мистуфлэ и спросил:
— Монсеньор позволит мне сопровождать его?
— Да, друг мой, — ответил брат короля, — но лишь до прихожей, ведь ты же понимаешь, что не сможешь пройти со мной к губернатору.
Монсеньор Людовик поднялся по ступеням крыльца и вслед за слугой вошел во дворец губернатора города Лиона, графа де Дарли. Минуту спустя слуга привел его в кабинет хозяина дома, где у весело пылавшего камина сидел он сам вместе с маркизом де Барбезье.
Монсеньор Людовик был серьезен и спокоен; он не заметил необычной бледности маркиза и нервной дрожи графа.
Все трое вежливо приветствовали друг друга, после чего монсеньор Людовик извлек тщательно спрятанные в его одежде бумаги и, протягивая их губернатору через стол, сказал:
— Госпожа маркиза де Мэнтенон выполнила первую часть своего обещания, и мне хочется верить, что выполнит и вторую. Теперь мой черед держать слово. Вот выкуп за моего сына и нашу свободу!
Барбезье взял пергаменты и положил их во внутренний карман камзола.
— Кроме того, — продолжал сын Анны Австрийской, — я обещал уехать из Франции, и через восемь дней обещаю покинуть ее пределы.
— Хорошо, монсеньор, — сказал маркиз. — Мадам де Мэнтенон, как вам известно из ее письма, намеревалась также выдать вам крупную сумму денег, из которой сегодня вам может быть вручена только половина.
Монсеньор Людовик ничего ему не ответил. Тогда губернатор позвонил в колокольчик и приказал явившемуся слуге:
— Передайте мешки с золотом спутникам монсеньора.
Когда все формальности были закончены, монсеньор Людовик холодно поклонился и направился к выходу. Едва он повернулся спиной, как губернатор четыре раза быстро ударил по колокольчику. В тот же миг дверь распахнулась, и два гиганта, послушные приказу вошедшего вместе с ними Сен-Мара, схватили монсеньора Людовика. Один держал его за горло, а второй надел ему на голову мешок и затянул на горле веревкой.
Едва дыша, монсеньор Людовик не мог ни кричать, ни защищаться. Вслед за этим он был связан по рукам и ногам; Сен-Map взял факел и, повернувшись к своим людям, скомандовал:
— Следуйте за мной!
Два колосса подхватили монсеньора Людовика и вслед за маркизом де Барбезье и графом де Дарли последовали за своим хозяином.
Так они спустились во внутренний дворик, где их ждала карета. В углу двора, сдерживая нетерпеливых лошадей, стояли десять всадников под командованием Росаржа.
В мгновение ока монсеньора Людовика бросили в карету, два гиганта сели по бокам от него, а Сен-Мар напротив. Маркиз де Барбезье захлопнул дверцу, и, повинуясь знаку Росаржа, всадники тронулись с места.
Примерно через час они встретили другую карету с таким же эскортом. Росарж остановил коня и быстро отдал необходимые распоряжения высунувшимся из окон второй кареты людям.
Затем оба экипажа и их эскорты поехали дальше на расстоянии двадцати шагов друг от друга, после чего свернули в разные стороны: Сен-Map направил своих солдат галопом по дороге в Невер, тогда как вторая карета не торопясь покатила по парижской дороге.
Идея о второй карете пришла в голову маркизу де Барбезье, который не без основания предположил, что Фариболь л Мистуфлэ бросятся в погоню и последуют за экипажем, проследовавшим в Париж. Когда они поймут свою ошибку, будет слишком поздно: Сен-Мар, сделав небольшой круг, уже доставит своего пленника в Бастилию.
Как и приказал монсеньор Людовик, Фариболь дожидался его в передней дворца, внимательно прислушиваясь к каждому звуку и не снимая руки со шпаги. Первые десять минут он не волновался, но, когда прошло около получаса, капитан проворчал:
— Тысяча чертей! Он там уж слишком долго. Самое время нанести визит губернатору.
И он стал подниматься по лестнице, но навстречу ему вышел лакей, сгибаясь под тяжестью двух мешков с золотыми монетами.
— Эй! — окликнул он Фариболя. — Будьте любезны помочь мне, иначе я все это уроню…
Фариболь взял у него один мешок.
— Черт возьми! — воскликнул он, почувствовав его тяжесть. — Мы сумеем этим распорядиться!
Выглянув за дверь, Фариболь поднял мешок над головой и весело крикнул Мистуфлэ:
— Ну-ка, возьми вот это!
— И это! — эхом отозвался лакей, подтаскивая второй мешок.
— Теперь осталось дождаться монсеньора Людовика… Думаю, теперь он быстро освободится, — заметил капитан.
И он снова вернулся в прихожую, не ведая о том, что пять минут, как его господин попал в плен.
Прошло еще полчаса, но в доме губернатора Лиона стояла мертвая тишина.
Охваченный беспокойством Фариболь расхаживал взад-вперед по длинному коридору, как лев по клетке. Наконец пробило шесть, а монсеньор Людовик так и не появился.
Не в силах больше ждать, Фариболь взбежал по лестнице и забарабанил кулаками в дверь кабинета губернатора.
Ему открыл лакей и высокомерно спросил:
— Что вам угодно?
— Угодно? Гром и молния! Мне угодно поговорить с монсеньором Людовиком, моим господином.
Дав слуге сильного пинка, Фариболь ворвался в кабинет и с ужасом обнаружил, что там никого нет.
— Сударь, — позвал его лакей, вызубривший свой урок назубок, — ваш господин ушел с четверть часа назад с господами де Дарли и де Барбезье.
— Врешь, мерзавец! — взревел Фариболь, схватив лакея за горло и хорошенько тряхнув. — Говори правду или я всажу тебе пулю в лоб!
— Я… я скажу все, что знаю!
— Ну же!
— На вашего господина тут напали два других господина, связали вашего господина и увезли вместе с остальными господами…
— Что за тарабарщина? Говори, куда увезли?
— Они спустились во внутренний дворик… и я почти уверен, что выехали через ворота, ведущие к реке, к Сене…
— Ах, негодяи! Как ловко они нас обманули! — простонал Фариболь. — Но ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним!
Заткнув пистолет за пояс, он вновь обратился к лакею:
— Как зовут тех двоих, что связали моего господина?
— Я знаю только имя их начальника. Это господин де Сен-Мар.
— Он! — в испуге воскликнул Фариболь. — Тогда все пропало!
В два прыжка он оказался в прихожей, распахнул дверь и крикнул Мистуфлэ:
— Предательство!
Мистуфлэ, тоже страшно волновавшийся все это время и уже собиравшийся присоединиться к своему Другу, озадаченно переспросил:
— Что вы сказали, хозяин?
— Монсеньор Людовик в плену. Его увез Сен-Мар. — И, вспрыгнув в седло, добавил: — Возвращайтесь в гостиницу и предупреди мадам Ивонну. Через полчаса я к вам присоединюсь.
Ворота распахнулись перед ними и, пришпорив лошадей, они вылетели на дорогу и поехали каждый в своем направлении: Мистуфлэ к гостинице, а Фариболь обогнул усадьбу губернатора, свернул к Сене и поскакал по парижской дороге.
— Сто тысяч чертей! — кричал он ветру. — Я убью этого негодяя Сен-Мара, не будь я Фариболь!
Но трюк похитителей удался на славу, и бедняга Фариболь, усталый и растерянный, вернулся в гостиницу без каких-либо известий о судьбе монсеньора Людовика.
Первой задачей друзей стало найти, куда отвезли их господина, а уже потом попытаться помочь ему. Фариболь, Мистуфлэ и Онесимо бродили по дорогам, спрашивая, умоляя, дерясь и подкупая, пока не узнали, что в Бастилию недавно доставили какого-то таинственного пленника. Приходилось начинать все сначала, строя планы спасения.
Ивонну с сыном и юным Дорфьелем отправили на время к алхимику Эксили, давно предлагавшему всем им убежище в Париже. Внешне оно казалось совершенно безобидным — обыкновенная аптека, — тогда как, пройдя по узким темным коридорам, посетитель попадал в обширное подземелье, о существовании которого даже не подозревал.
Но злой судьбе было угодно, чтобы случайно проходивший мимо Ньяфон узнал среди входящих в аптеку Мистуфлэ. С тех пор это чудовище день и ночь не опускало глаз с убежища друзей, стремясь выяснить, не укрылась ли там же и Ивонна.
Ненависть не давала ему покоя, а когда уставала ненависть, он черпал силы в жажде мщения.
Глава XXVI
КАРЛИК И ДАМА
Близилась ночь. Спустившись в подземелье Эксили, Ивонна думала о трех своих храбрых друзьях, вновь отправившихся к Бастилии, дабы в очередной раз попытаться разузнать хоть что-нибудь о монсеньоре Людовике.
Оставшись без верных защитников, она старалась не поддаваться дурным предчувствиям и гнала их прочь.
За себя она не боялась, зная, что у нее хватит сил бороться дальше, но, если с ней что-то случится, каково будет малышу?
Растревоженная этими мыслями Ивонна подошла к колыбели сына и с нежностью посмотрела на его крохотное личико… Внезапный шум наверху заставил ее вздрогнуть, и, повернувшись к Дорфьелю, она спросила:
— Ты ничего не слышал?
Клевавший носом юноша встрепенулся и переспросил:
— Что, мадам?
— Прислушайся… Я не могла ошибиться… Кто-то вошел в дом.
И действительно, сверху вновь донесся звук тяжелых шагов, но на этот раз ее слух уловил еще шаги, где-то в начале подземного коридора.
— Вы правы, сударыня! — подтвердил Дорфьель. — Судя по шагам, эти люди что-то ищут. Он нашли ложный вход… я слышу, как они закрыли ведущую туда дверь… Теперь спускаются… Они уже в первом коридоре… Но что это за грохот?
— Они вышибают прикладами мушкетов запертые двери… Это враги.
Юноша убедился, что его шпага свободно выходит из ножен, зарядил два пистолета и встал рядом с Ивонной, продолжавшей прислушиваться к продвижению противников.
Суматоха в коридоре постепенно затихала.
— Они не нашли вход в наше убежище, — с облегчением вздохнул Дорфьель, — старый Эксили устроил здесь настоящий лабиринт. Скоро им это надоест…
— Возможно… Но нам не помешает подстраховаться, — ответила ему Ивонна, слишком хорошо знакомая с хитростью и коварством своих врагов.
Она направилась в дальний угол подземелья, где с потолка свисали две резиновые трубки, другим концом выходившие под прилавок аптеки. Приложив к уху одну из них, можно было слышать все, что говорится наверху.
Это была изобретение Эксили, которому по разным причинам не всегда хотелось показываться перед посетителями.
Ивонна взяла одну трубку, а другую протянула Дорфьелю. До них четко и внятно долетали слова незваных гостей.
— Нет, монсеньор, — говорил один, — осмотренный нами коридор не ведет ни к какому потайному убежищу.
— Мы перевернули все вверх дном, — вторил ему второй, — и не нашли ничего подозрительного.
Им ответил хриплый скрипучий голос, услышав который Ивонна вздрогнула: это снова был Ньяфон.
— Но те, кого я ищу, здесь! — возразил карлик. — Им просто больше негде быть, и вы притащите их сюда живыми или мертвыми, понятно?
Опять на деревянной лестнице, а затем в коридоре раздались шаги, мушкетные приклады простукивали стены… Не избежала этой участи и вращающаяся панель, являвшаяся входом в убежище, но, к счастью, ни один удар не пришелся по замаскированному рычажку, открывавшему ее.
За звуками шагов и ударов слышался голос Ньяфона, науськивавшего солдат, словно охотничьих собак.
В ярости от того, что поиски ни к чему не привели, но твердо веря в свою правоту, мерзкий карлик решил прибегнуть к своему излюбленному средству: огню.
— Теперь они выскочат, как крысы! — крикнул он своим людям. — Крушите все, что попадется на глаза. Через: минуту должно полыхать все здание! Если они не захотят выйти, тем хуже для них… Ну же! За работу!
Ньяфон оставался в коридоре до тех пор, пока огонь не вынудил его уйти; ему очень хотелось своими глазами увидеть развязку столь интересного спектакля.
Ивонна с ужасом слушала слова карлика, а затем крики, вопли и проклятия остальных преследователей. Мгновение спустя дом Эксили уже пылал изнутри, и языки пламени, как змеи, расползались в разные стороны.
Сквозь щели в подземелье начал проникать дым грозя беглецам удушьем.
Тогда Ивонна сорвала с кровати ребенка простыни, завернула в них малыша и передала его Дорфьелю со словами:
— Сейчас мы выйдем отсюда. Надеюсь, нам удастся добраться до лестницы. Я отвлеку внимание Ньяфона, а ты, воспользовавшись дымом, незаметно проскользнешь сзади меня, а затем вверх по лестнице, на улицу. Не забудь задержать дыхание, а то кашель выдаст тебя. Пока Ньяфон и его люди будут заняты «вой, беги в гостиницу месье Матэ, возьми там лошадь и без промедления и задержек в пути скачи с моим сыном в замок де Бреванн… Ради Бога, не спорь со мной, лучше сделай все так, как я сказала, иначе все мы погибнем.
Приводя задуманный план в исполнение, они подошли к порогу. Ивонна повернула панель и вышла в коридор.
— Я здесь, чудовище! — насмешливо крикнула она ему.
Карлик издал победный клич, но, испугавшись, что вслед за Ивонной выйдут ее неизменные спутники, воскликнул:
— Ко мне! На помощь!
А затем в два прыжка оказался рядом с Ивонной, во та выхватила кинжал и, держа его у шеи карлика, пригрозила:
— Еще одно движение, и ты покойник.
Испуганный карлик застыл, как адское изваяние.
Ивонна опустила кинжал и сказала:
— Я добровольно отдаюсь в твои руки. Иди, я следую за тобой.
Потом, обращаясь к людям Ньяфона, она крикнула:
— Вы свободны, Ньяфон получил все, что хотел, и больше в вас не нуждается!
Ее лицо внезапно озарилось радостной улыбкой: сквозь клубы дыма она заметила Дорфьеля, благополучно миновавшего все преграды. Затем улыбка Ивонны стала высокомерно-презрительной и, взяв карлика под руку, она сказала:
— Ньяфон, ты искал меня и нашел. Теперь выведи меня отсюда.
Но не карлик вел даму, а она буквально тащила его за собой сквозь толпу сбежавшихся посмотреть на пожар любопытных парижан.
Когда они вышли на площадь, крыша дома рухнула, к вящему удовольствию зевак.
Затем Ивонна одарила карлика ехидной улыбкой и спросила:
— Не люблю ходить пешком, да и какое же это похищение без кареты? Ведь ты приехал в карете? Или твое внезапное дворянство столь ничтожно, что ты не смеешь показаться в экипаже?
В ответ горбун молча указал пальцем на карету, стоящую метрах в пятидесяти от них. Ивонна подошла к ней, открыла дверцу, впихнула туда Ньяфона, села сама и крикнула кучеру:
— Ты знаешь, куда ехать.
Карета тронулась, и прошло немало времени, прежде чем пассажиры возобновили прерванную беседу. Ньяфон был напуган. Он предполагал захватить Ивонну, сломить его волю и превратить в свой послушный инструмент, думая, что после рождения сына она станет больше дорожить своей жизнью. Но, встретив в ней еще больше решительности и хладнокровия, чем прежде, карлик чувствовал себя весьма неуютно.
После долгих размышлений он решил, что сын монсеньора Людовика наверняка погиб в огне пожара, и поэтому Ивонна, замыслив какую-то жуткую месть, столь спокойно сдалась ему.
— Эй, Ньяфон, — спросила она с насмешливой улыбкой, — к чему такая грусть? Ведь ты же получил все, что хотел! А, я знаю, что с тобой… Ты боишься. Да, боишься доведенной до отчаяния женщины, которая, не задумываясь, могла всадить в тебя кинжал… Ты видел мой кинжал? Он не такой, как все прочие, Ньяфон, и я понимаю твой страх. Впрочем, как ты мог догадаться, что он отравлен? О нет, не вздрагивай так, не весь, а только его кончик… Так вот, яд Эксили убивает на месте, достаточно пустячной царапины… Но я уверена, до такой крайности не дойдет, мы ведь отныне добрые друзья, правда?
— Послушай, Ивонна, — проскрипел в ответ карлик, — ты забываешься. Ты считаешь себя сильной лишь потому, что в пожаре погиб твой сын…
— Мой сын? — Ивонна от души расхохоталась. — Ты рехнулся от знатности, Ньяфон! Мой сын далеко, в надежном месте, и я сразу же туда отправлюсь, после того как закончу кое-какие неотложные дела в Париже.
Реакция Ивонны не вызывала сомнений в том, что она говорит правду.
— У меня есть и другие хорошие новости для тебя… — продолжала Ивонна. — Все мои друзья отправились этим вечером прогуляться при луне. Тебе ведь очень досадно, что и они не сгорели в доме бедняги Эксили? Но ты не расстраивайся, вы еще встретитесь… Кстати, куда мы едем? Париж остался позади…
Стараясь совладать с собой, Ньяфон также изобразил улыбку и насмешливо ответил:
— Мы на дороге в Версаль.
— Ах, Версаль! — вскричала Ивонна, разыгрывая полный восторг. — Как чудесно! Всегда мечтала побывать во дворце…
— Я сказал, что мы на версальской дороге, но это не значит…
— Ах, нет? Так куда же мы едем?
— Неподалеку от Версаля у меня дом, где ты сможешь насладиться свежим воздухом и пением птиц…
Но в этот день даже ирония не могла помочь Ньяфону, потому что Ивонна, быстро опустив стекло окошка, крикнула кучеру:
— Сворачивай к Версальскому дворцу!
Карлик хотел было тоже кинуться к окошку, но его остановил взгляд Ивонны, холодный и твердый, как клинок шпаги. В нем читался смертный приговор. Как бы в подтверждение его мыслей, женщина положила руку на кинжал.
Сжав кулаки и задыхаясь от гнева и бессильной ярости, Ньяфон вновь откинулся на сиденье кареты. Он был побежден.
— Со стороны столь галантного кавалера просто невежливо отказывать даме в исполнении ее маленьких капризов, — невозмутимо заметила Ивонна. — Это даже недостойно обсуждения… Мы едем в Версаль.
— Я повторяю, Ивонна, ты забываешься… Пока что я в твоей власти, поскольку имел глупость оставить тебе оружие, но не забывай, как я ненавижу тебя, и будь благоразумной, иначе ты дорого заплатишь за все.
— Послушай, Ньяфон, твоя мечта сбылась, и я готова следовать за тобой куда угодно… даже в дом твоей матери.
— Что? — в изумлении вскричал карлик.
— Не надо так пугаться, друг мой, — продолжала Ивонна, — хотя мне и известно, что ты сын нашей обожаемой королевы, я постараюсь сохранить это в тайне… Могу себе представить, каково бедной женщине публично признать своим ребенком такое чудовище!
— Что ты задумала?
— Просто хочу засвидетельствовать свое почтение августейшей маркизе де Мэнтенон…
— И ты осмелишься…
— О, я никогда бы не решилась нанести ей визит, если бы меня не сопровождал ее родной сын…
— Ивонна! Знай, что я не стану помогать тебе. Как только мы въедем в ворота дворца, я позову королевскую стражу. Что ж, мне придется отказаться от удовольствия придумать тебе казнь самому, но по крайней мере я смогу увидеть тебя на виселице.
— Что с тобой, Ньяфон? — спокойно спросила Ивонна.. — Тебе надоело жить?
— Мне?
— Именно. При малейшей попытке что-либо предпринять, тебе придется познакомиться с моим кинжалом. Я же буду так горько рыдать над твоим трупом, что стража сжалится надо мной, а так как обнаружить этот яд невозможно, меня просто отпустят…
В этот момент они въехали в ворота дворца. Ньяфон заерзал на сиденье, но Ивонна пригрозила:
— Одно лишнее слово, и я убью тебя!
Карета остановилась у крыльца, и они вышли. Ньяфон был бледен, как полотно. Он с трудом переставлял ноги, его била нервная дрожь.
Обращаясь к поспешившему им навстречу слуге, Ивонна высокомерно сказала:
— Ты нам не нужен. Мы знаем, как пройти в покои маркизы де Мэнтенон.
Когда они остались одни, она шепнула Ньяфону:
— Послушай, хватит дрожать! Можно подумать, что ты боишься встречи со своей августейшей матушкой.
Карлик больше не сопротивлялся. Ивонна снова взяла его под руку, и он послушно пошел вперед, помня о ее отравленном кинжале.
Но его единственный глаз злобно сверкал при одной мысли о том, что здесь, где столько королевской стражи и верных маркизе солдат, он даже не может позвать на помощь и избавиться от своего врага.
Так они дошли до входа в покои королевы, и слуга, хорошо знавший Ньяфона в лицо, поспешил доложить своей госпоже о его визите.
Уже несколько дней маркиза старалась как можно меньше появляться на людях. Под самыми разными предлогами она не покидала своих покоев, читая донесения и письма, доставляемые ей ее шпионами. На самом же деле королева просто опасалась публичного скандала: несколько членов королевской семьи умерло самым необъяснимым образом, и во дворце пронесся слух, что здесь не обошлось без яда. Ей грозило разделить судьбу прежних фавориток Людовика XIV. С другой стороны, король серьезно занемог, и болезнь могла свести ее в могилу. Но если он умрет, что будет с ней? Это-то волновало ее больше всего.
Ей нужен был совет, и, услышав о приходе Ньяфона, королева решила немедленно его принять.
Когда горбун и Ивонна вошли в ее кабинет, она холодно осведомилась:
— Ты хотел видеть меня? Зачем?
Но за него ответила Ивонна:
— Нет, мадам. Это я привела сюда вашего сына против его воли.
— Моего сына? — в испуге вскричала маркиза де Мэнтенон.
— Сударыня, мне бесполезно лгать.
— Но кто вы такая?
— Супруга монсеньора Людовика.
Маркиза превосходно умела владеть собой, и только сильно побледневшее лицо выдавало ее страх.
— Подобное признание, — продолжала Ивонна, — означает также и то, что прежде чем явиться к вам, я приняла все необходимые меры предосторожности. Как бы ни были вы могущественны, я вас не боюсь.
С этими словами она сделала шаг вперед, и Ньяфон, следивший за каждым ее движением, расценил это как возможность нанести ответный удар. -Но он просчитался. Ивонна отнюдь не утратила бдительности, и ее кинжал, сверкнув, опустился на его протянутую к ножнам руку.
К ужасу маркизы, Ньяфон, корчась в страшных судорогах, упал на пол и через мгновение умер у ног ненавидимой им женщины. Даже смерть не сумела разжать ему кулаки, и казалось, что он, продолжает угрожать ей с того света.
Не сводя глаз со скрюченного трупа горбуна, королева тяжело опустилась в кресло.
Пользуясь моментом, Ивонна приблизилась к ней и, угрожая кинжалом, зловещим шепотом произнесла:
— Клянусь, что поступлю с вами так же, если вы не спасете монсеньора Людовика.
— Простите, простите меня… — еле выговорила маркиза, ожидая, что клинок вот-вот вонзится ей в грудь.
— Сударыня, ваши слова вызваны не раскаянием, а страхом.
— Сжальтесь надо мной! Скажите, что я должна сделать?
Страх парализовал ее волю. Ее сын Ньяфон, родство с которым она держала в строжайшем секрете, лежит мертвый. После ухода Ивонны ей еще предстоит отделаться от трупа… Кричать и звать на помощь она также не может, поскольку эта страшная женщина владеет ее тайной… А перед глазами пляшет лезвие отравленного кинжала…
— Я в вашей власти, — повторила она. — Как мне спасти свою жизнь?
— Спася жизнь монсеньора Людовика.
— Но как?
Не опуская кинжала, Ивонна вынула из-за корсажа бумагу и протянула ее маркизе:
— Подпишите это.
Королева взяла пергамент, быстро подошла к столу, обмакнула перо в чернила, даже не читая, поставила свою подпись.
— Теперь печать.
Маркиза повиновалась.
— Позовите начальника стражи, пусть он доставит эту бумагу по назначению.
Не колеблясь ни секунды, маркиза позвонила в колокольчик и передала документ явившемуся на ее зов офицеру.
Одержав полную победу, Ивонна вновь обратилась к королеве:
— Сударыня, мне известно, что несколько членов королевской семьи отравлены. Здесь лежит труп Ньяфона, и стоит мне захотеть, весь Париж узнает о том, что это ваш сын, и вас обвинят в его убийстве. Но вы подписали нужную мне бумагу, и я обещаю хранить вашу тайну… Чтобы избавиться от трупа, вам понадобится некоторое время, за которое я смогу без помех покинуть дворец. Вы согласны? — спросила Ивонна, вновь поднося кинжал к ее лицу.
Маркиза лишь молча кивнула.
Оставшись без верных защитников, она старалась не поддаваться дурным предчувствиям и гнала их прочь.
За себя она не боялась, зная, что у нее хватит сил бороться дальше, но, если с ней что-то случится, каково будет малышу?
Растревоженная этими мыслями Ивонна подошла к колыбели сына и с нежностью посмотрела на его крохотное личико… Внезапный шум наверху заставил ее вздрогнуть, и, повернувшись к Дорфьелю, она спросила:
— Ты ничего не слышал?
Клевавший носом юноша встрепенулся и переспросил:
— Что, мадам?
— Прислушайся… Я не могла ошибиться… Кто-то вошел в дом.
И действительно, сверху вновь донесся звук тяжелых шагов, но на этот раз ее слух уловил еще шаги, где-то в начале подземного коридора.
— Вы правы, сударыня! — подтвердил Дорфьель. — Судя по шагам, эти люди что-то ищут. Он нашли ложный вход… я слышу, как они закрыли ведущую туда дверь… Теперь спускаются… Они уже в первом коридоре… Но что это за грохот?
— Они вышибают прикладами мушкетов запертые двери… Это враги.
Юноша убедился, что его шпага свободно выходит из ножен, зарядил два пистолета и встал рядом с Ивонной, продолжавшей прислушиваться к продвижению противников.
Суматоха в коридоре постепенно затихала.
— Они не нашли вход в наше убежище, — с облегчением вздохнул Дорфьель, — старый Эксили устроил здесь настоящий лабиринт. Скоро им это надоест…
— Возможно… Но нам не помешает подстраховаться, — ответила ему Ивонна, слишком хорошо знакомая с хитростью и коварством своих врагов.
Она направилась в дальний угол подземелья, где с потолка свисали две резиновые трубки, другим концом выходившие под прилавок аптеки. Приложив к уху одну из них, можно было слышать все, что говорится наверху.
Это была изобретение Эксили, которому по разным причинам не всегда хотелось показываться перед посетителями.
Ивонна взяла одну трубку, а другую протянула Дорфьелю. До них четко и внятно долетали слова незваных гостей.
— Нет, монсеньор, — говорил один, — осмотренный нами коридор не ведет ни к какому потайному убежищу.
— Мы перевернули все вверх дном, — вторил ему второй, — и не нашли ничего подозрительного.
Им ответил хриплый скрипучий голос, услышав который Ивонна вздрогнула: это снова был Ньяфон.
— Но те, кого я ищу, здесь! — возразил карлик. — Им просто больше негде быть, и вы притащите их сюда живыми или мертвыми, понятно?
Опять на деревянной лестнице, а затем в коридоре раздались шаги, мушкетные приклады простукивали стены… Не избежала этой участи и вращающаяся панель, являвшаяся входом в убежище, но, к счастью, ни один удар не пришелся по замаскированному рычажку, открывавшему ее.
За звуками шагов и ударов слышался голос Ньяфона, науськивавшего солдат, словно охотничьих собак.
В ярости от того, что поиски ни к чему не привели, но твердо веря в свою правоту, мерзкий карлик решил прибегнуть к своему излюбленному средству: огню.
— Теперь они выскочат, как крысы! — крикнул он своим людям. — Крушите все, что попадется на глаза. Через: минуту должно полыхать все здание! Если они не захотят выйти, тем хуже для них… Ну же! За работу!
Ньяфон оставался в коридоре до тех пор, пока огонь не вынудил его уйти; ему очень хотелось своими глазами увидеть развязку столь интересного спектакля.
Ивонна с ужасом слушала слова карлика, а затем крики, вопли и проклятия остальных преследователей. Мгновение спустя дом Эксили уже пылал изнутри, и языки пламени, как змеи, расползались в разные стороны.
Сквозь щели в подземелье начал проникать дым грозя беглецам удушьем.
Тогда Ивонна сорвала с кровати ребенка простыни, завернула в них малыша и передала его Дорфьелю со словами:
— Сейчас мы выйдем отсюда. Надеюсь, нам удастся добраться до лестницы. Я отвлеку внимание Ньяфона, а ты, воспользовавшись дымом, незаметно проскользнешь сзади меня, а затем вверх по лестнице, на улицу. Не забудь задержать дыхание, а то кашель выдаст тебя. Пока Ньяфон и его люди будут заняты «вой, беги в гостиницу месье Матэ, возьми там лошадь и без промедления и задержек в пути скачи с моим сыном в замок де Бреванн… Ради Бога, не спорь со мной, лучше сделай все так, как я сказала, иначе все мы погибнем.
Приводя задуманный план в исполнение, они подошли к порогу. Ивонна повернула панель и вышла в коридор.
— Я здесь, чудовище! — насмешливо крикнула она ему.
Карлик издал победный клич, но, испугавшись, что вслед за Ивонной выйдут ее неизменные спутники, воскликнул:
— Ко мне! На помощь!
А затем в два прыжка оказался рядом с Ивонной, во та выхватила кинжал и, держа его у шеи карлика, пригрозила:
— Еще одно движение, и ты покойник.
Испуганный карлик застыл, как адское изваяние.
Ивонна опустила кинжал и сказала:
— Я добровольно отдаюсь в твои руки. Иди, я следую за тобой.
Потом, обращаясь к людям Ньяфона, она крикнула:
— Вы свободны, Ньяфон получил все, что хотел, и больше в вас не нуждается!
Ее лицо внезапно озарилось радостной улыбкой: сквозь клубы дыма она заметила Дорфьеля, благополучно миновавшего все преграды. Затем улыбка Ивонны стала высокомерно-презрительной и, взяв карлика под руку, она сказала:
— Ньяфон, ты искал меня и нашел. Теперь выведи меня отсюда.
Но не карлик вел даму, а она буквально тащила его за собой сквозь толпу сбежавшихся посмотреть на пожар любопытных парижан.
Когда они вышли на площадь, крыша дома рухнула, к вящему удовольствию зевак.
Затем Ивонна одарила карлика ехидной улыбкой и спросила:
— Не люблю ходить пешком, да и какое же это похищение без кареты? Ведь ты приехал в карете? Или твое внезапное дворянство столь ничтожно, что ты не смеешь показаться в экипаже?
В ответ горбун молча указал пальцем на карету, стоящую метрах в пятидесяти от них. Ивонна подошла к ней, открыла дверцу, впихнула туда Ньяфона, села сама и крикнула кучеру:
— Ты знаешь, куда ехать.
Карета тронулась, и прошло немало времени, прежде чем пассажиры возобновили прерванную беседу. Ньяфон был напуган. Он предполагал захватить Ивонну, сломить его волю и превратить в свой послушный инструмент, думая, что после рождения сына она станет больше дорожить своей жизнью. Но, встретив в ней еще больше решительности и хладнокровия, чем прежде, карлик чувствовал себя весьма неуютно.
После долгих размышлений он решил, что сын монсеньора Людовика наверняка погиб в огне пожара, и поэтому Ивонна, замыслив какую-то жуткую месть, столь спокойно сдалась ему.
— Эй, Ньяфон, — спросила она с насмешливой улыбкой, — к чему такая грусть? Ведь ты же получил все, что хотел! А, я знаю, что с тобой… Ты боишься. Да, боишься доведенной до отчаяния женщины, которая, не задумываясь, могла всадить в тебя кинжал… Ты видел мой кинжал? Он не такой, как все прочие, Ньяфон, и я понимаю твой страх. Впрочем, как ты мог догадаться, что он отравлен? О нет, не вздрагивай так, не весь, а только его кончик… Так вот, яд Эксили убивает на месте, достаточно пустячной царапины… Но я уверена, до такой крайности не дойдет, мы ведь отныне добрые друзья, правда?
— Послушай, Ивонна, — проскрипел в ответ карлик, — ты забываешься. Ты считаешь себя сильной лишь потому, что в пожаре погиб твой сын…
— Мой сын? — Ивонна от души расхохоталась. — Ты рехнулся от знатности, Ньяфон! Мой сын далеко, в надежном месте, и я сразу же туда отправлюсь, после того как закончу кое-какие неотложные дела в Париже.
Реакция Ивонны не вызывала сомнений в том, что она говорит правду.
— У меня есть и другие хорошие новости для тебя… — продолжала Ивонна. — Все мои друзья отправились этим вечером прогуляться при луне. Тебе ведь очень досадно, что и они не сгорели в доме бедняги Эксили? Но ты не расстраивайся, вы еще встретитесь… Кстати, куда мы едем? Париж остался позади…
Стараясь совладать с собой, Ньяфон также изобразил улыбку и насмешливо ответил:
— Мы на дороге в Версаль.
— Ах, Версаль! — вскричала Ивонна, разыгрывая полный восторг. — Как чудесно! Всегда мечтала побывать во дворце…
— Я сказал, что мы на версальской дороге, но это не значит…
— Ах, нет? Так куда же мы едем?
— Неподалеку от Версаля у меня дом, где ты сможешь насладиться свежим воздухом и пением птиц…
Но в этот день даже ирония не могла помочь Ньяфону, потому что Ивонна, быстро опустив стекло окошка, крикнула кучеру:
— Сворачивай к Версальскому дворцу!
Карлик хотел было тоже кинуться к окошку, но его остановил взгляд Ивонны, холодный и твердый, как клинок шпаги. В нем читался смертный приговор. Как бы в подтверждение его мыслей, женщина положила руку на кинжал.
Сжав кулаки и задыхаясь от гнева и бессильной ярости, Ньяфон вновь откинулся на сиденье кареты. Он был побежден.
— Со стороны столь галантного кавалера просто невежливо отказывать даме в исполнении ее маленьких капризов, — невозмутимо заметила Ивонна. — Это даже недостойно обсуждения… Мы едем в Версаль.
— Я повторяю, Ивонна, ты забываешься… Пока что я в твоей власти, поскольку имел глупость оставить тебе оружие, но не забывай, как я ненавижу тебя, и будь благоразумной, иначе ты дорого заплатишь за все.
— Послушай, Ньяфон, твоя мечта сбылась, и я готова следовать за тобой куда угодно… даже в дом твоей матери.
— Что? — в изумлении вскричал карлик.
— Не надо так пугаться, друг мой, — продолжала Ивонна, — хотя мне и известно, что ты сын нашей обожаемой королевы, я постараюсь сохранить это в тайне… Могу себе представить, каково бедной женщине публично признать своим ребенком такое чудовище!
— Что ты задумала?
— Просто хочу засвидетельствовать свое почтение августейшей маркизе де Мэнтенон…
— И ты осмелишься…
— О, я никогда бы не решилась нанести ей визит, если бы меня не сопровождал ее родной сын…
— Ивонна! Знай, что я не стану помогать тебе. Как только мы въедем в ворота дворца, я позову королевскую стражу. Что ж, мне придется отказаться от удовольствия придумать тебе казнь самому, но по крайней мере я смогу увидеть тебя на виселице.
— Что с тобой, Ньяфон? — спокойно спросила Ивонна.. — Тебе надоело жить?
— Мне?
— Именно. При малейшей попытке что-либо предпринять, тебе придется познакомиться с моим кинжалом. Я же буду так горько рыдать над твоим трупом, что стража сжалится надо мной, а так как обнаружить этот яд невозможно, меня просто отпустят…
В этот момент они въехали в ворота дворца. Ньяфон заерзал на сиденье, но Ивонна пригрозила:
— Одно лишнее слово, и я убью тебя!
Карета остановилась у крыльца, и они вышли. Ньяфон был бледен, как полотно. Он с трудом переставлял ноги, его била нервная дрожь.
Обращаясь к поспешившему им навстречу слуге, Ивонна высокомерно сказала:
— Ты нам не нужен. Мы знаем, как пройти в покои маркизы де Мэнтенон.
Когда они остались одни, она шепнула Ньяфону:
— Послушай, хватит дрожать! Можно подумать, что ты боишься встречи со своей августейшей матушкой.
Карлик больше не сопротивлялся. Ивонна снова взяла его под руку, и он послушно пошел вперед, помня о ее отравленном кинжале.
Но его единственный глаз злобно сверкал при одной мысли о том, что здесь, где столько королевской стражи и верных маркизе солдат, он даже не может позвать на помощь и избавиться от своего врага.
Так они дошли до входа в покои королевы, и слуга, хорошо знавший Ньяфона в лицо, поспешил доложить своей госпоже о его визите.
Уже несколько дней маркиза старалась как можно меньше появляться на людях. Под самыми разными предлогами она не покидала своих покоев, читая донесения и письма, доставляемые ей ее шпионами. На самом же деле королева просто опасалась публичного скандала: несколько членов королевской семьи умерло самым необъяснимым образом, и во дворце пронесся слух, что здесь не обошлось без яда. Ей грозило разделить судьбу прежних фавориток Людовика XIV. С другой стороны, король серьезно занемог, и болезнь могла свести ее в могилу. Но если он умрет, что будет с ней? Это-то волновало ее больше всего.
Ей нужен был совет, и, услышав о приходе Ньяфона, королева решила немедленно его принять.
Когда горбун и Ивонна вошли в ее кабинет, она холодно осведомилась:
— Ты хотел видеть меня? Зачем?
Но за него ответила Ивонна:
— Нет, мадам. Это я привела сюда вашего сына против его воли.
— Моего сына? — в испуге вскричала маркиза де Мэнтенон.
— Сударыня, мне бесполезно лгать.
— Но кто вы такая?
— Супруга монсеньора Людовика.
Маркиза превосходно умела владеть собой, и только сильно побледневшее лицо выдавало ее страх.
— Подобное признание, — продолжала Ивонна, — означает также и то, что прежде чем явиться к вам, я приняла все необходимые меры предосторожности. Как бы ни были вы могущественны, я вас не боюсь.
С этими словами она сделала шаг вперед, и Ньяфон, следивший за каждым ее движением, расценил это как возможность нанести ответный удар. -Но он просчитался. Ивонна отнюдь не утратила бдительности, и ее кинжал, сверкнув, опустился на его протянутую к ножнам руку.
К ужасу маркизы, Ньяфон, корчась в страшных судорогах, упал на пол и через мгновение умер у ног ненавидимой им женщины. Даже смерть не сумела разжать ему кулаки, и казалось, что он, продолжает угрожать ей с того света.
Не сводя глаз со скрюченного трупа горбуна, королева тяжело опустилась в кресло.
Пользуясь моментом, Ивонна приблизилась к ней и, угрожая кинжалом, зловещим шепотом произнесла:
— Клянусь, что поступлю с вами так же, если вы не спасете монсеньора Людовика.
— Простите, простите меня… — еле выговорила маркиза, ожидая, что клинок вот-вот вонзится ей в грудь.
— Сударыня, ваши слова вызваны не раскаянием, а страхом.
— Сжальтесь надо мной! Скажите, что я должна сделать?
Страх парализовал ее волю. Ее сын Ньяфон, родство с которым она держала в строжайшем секрете, лежит мертвый. После ухода Ивонны ей еще предстоит отделаться от трупа… Кричать и звать на помощь она также не может, поскольку эта страшная женщина владеет ее тайной… А перед глазами пляшет лезвие отравленного кинжала…
— Я в вашей власти, — повторила она. — Как мне спасти свою жизнь?
— Спася жизнь монсеньора Людовика.
— Но как?
Не опуская кинжала, Ивонна вынула из-за корсажа бумагу и протянула ее маркизе:
— Подпишите это.
Королева взяла пергамент, быстро подошла к столу, обмакнула перо в чернила, даже не читая, поставила свою подпись.
— Теперь печать.
Маркиза повиновалась.
— Позовите начальника стражи, пусть он доставит эту бумагу по назначению.
Не колеблясь ни секунды, маркиза позвонила в колокольчик и передала документ явившемуся на ее зов офицеру.
Одержав полную победу, Ивонна вновь обратилась к королеве:
— Сударыня, мне известно, что несколько членов королевской семьи отравлены. Здесь лежит труп Ньяфона, и стоит мне захотеть, весь Париж узнает о том, что это ваш сын, и вас обвинят в его убийстве. Но вы подписали нужную мне бумагу, и я обещаю хранить вашу тайну… Чтобы избавиться от трупа, вам понадобится некоторое время, за которое я смогу без помех покинуть дворец. Вы согласны? — спросила Ивонна, вновь поднося кинжал к ее лицу.
Маркиза лишь молча кивнула.