Страница:
Немного поискав, обнаружил заполненную камнями широкую трещину, круто поднимавшуюся наверх, и через несколько минут я уже был на вершине столовой горы, простиравшуюся на много миль во все стороны. Здесь росла опунция и зеленая трава, на которой остались следы кошки, ушедшей на северо-запад.
С того места, где я стоял, мне не была видна выемка на склоне каньона, только его дальний край и часть дна. Апачей я не увидел, а значит, они тоже не видели меня.
Я вернулся к трещине и внимательно осмотрел ее. Подъем по ней предстоит трудный, но мне приходилось водить лошадей и по более крутым склонам. Если бы только как-нибудь переправить их на первую скалу...
Потихоньку спускаясь и прячась от апачей, я вдруг услыхал внизу выстрел. Он меня не встревожил. Никакой индеец не полезет на этот склон, зная, что там его ждут винтовки - индейцы не такие уж дураки. Скорее всего какой-то апачи решил нас проверить, а Испанец или Бэттлс показали, что мы не заснули.
Теперь надо было думать, как спасти остальных. И это была моя задача, поскольку друзья отправились за мной в Сонору только потому, что хотели помочь мне, других дел у них здесь не было.
Все дело в скале, ведущей на вершину. Она почти полностью растрескалась, но не слишком глубоко, и я решил еще раз на нее взглянуть, а осмотрев, начал подкапывать, надеясь, что сумею расшатать несколько больших обломков.
Вначале вынул застрявшие в трещине большие камни, фунтов на пятьдесят или шестьдесят, и, крикнув вниз "Поберегись!", сбросил со склона. Трудился я больше часа.
Апачи не давали о себе знать, и это меня устраивало. Ни один из них не объехал вход в каньон и не поднялся наверх. Поскольку они хорошо знали местность, наверное не рассчитывали, что мы выберемся из западни.
Внизу из впадины гремели одиночные выстрелы, один или два раза ответили индейцы. Они не могли меня видеть, а значит, не знали, чем я занимаюсь. Апачи понимали, что помощи нам ждать неоткуда, и что бы мы ни предприняли, раньше или позже, они снимут с нас скальпы; я, однако, надеялся заставить их попотеть - если они хотят получить мои волосы, пусть сначала попробуют меня поймать.
С этими мыслями я продолжал очищать трещину. Одну ее сторону образовывал длинный и тонкий обломок высотой шесть-восемь футов и весом в добрую тонну. Расчистив основание скалы, я обнаружил, что он свободно ходит в трещине.
У меня появилась идея, с которой я не собирался так просто расставаться: в такое время и в таком месте приходится использовать любой, даже самый незначительный шанс на спасение. Мы попались в ловушку. Апачи, зная это, намеревались ждать до победного. Воды нам хватило бы на день-два, а патронов - на добрую схватку, но это нам не поможет выбраться.
Солнце жарило вовсю, рубашка намокла от пота, но я всю жизнь занимался тяжелой работой и привык к ней. К тому же мы, Сакетты, были упрямыми парнями. Не такие мы были люди, чтобы просто так сдаться, мы всегда боролись до последнего... что я и делал.
Наконец, полностью очистив трещину от мелких обломков, я поднялся к ее вершине и принялся за то, что задумал. Упершись ногами в один край трещины, а спиной и руками в другой, начал потихоньку толкать.
От напряжения по лицу потекли ручейки пота, но ничего не случилось совсем ничего. Немного отдохнув, попробовал еще раз, и только на третий почувствовал, что длинный обломок чуть покачнулся. Я посильнее поднатужился, в трещину со стуком начали падать камешки и галька, и он подался сильнее.
Затем снизу появился Бэттлс. Он посмотрел на мою работу и покачал головой.
- Ну и что? Даже если тебе это удастся, что дальше?
- Наши шансы увеличиваются, - сказал я. - Пусть у нас с тобой ничего не выйдет, но девушка с детьми получит возможность спастись - им нужно спастись, а наши скальпы будут стоить индейцам большой крови.
Он присел на корточки.
- Как это?
- Наша маленькая лошадка - горный мустанг, и по-моему, если понадобится, она заберется и на дерево. Такая же лошадь у девушки, обе они маленькие, быстрые и умные. Мне кажется, мы сможем, если постараемся, вызволить отсюда девушку и детей. А может быть и нам удастся сбежать.
Бэттлс снова посмотрел на скалу. Если длинный ее обломок повалить, то останется довольно пологий склон гравия и мелких каменных обломков, по которому с помощью пары дюжих парней может вскарабкаться наверх первая лошадь. Когда она будет на вершине, накинем на седло веревку и вытянем остальных.
Бэттлс спустился в трещину, основательно уперся в землю и налег плечом на обломок. Мы стали толкать его вдвоем, и неожиданно он подался. Я спустился ниже, чтобы расположиться поудобнее, и мы опять нажали. Обломок наклонился, а затем застрял, и как мы с Бэттлсом ни старались, с места не трогался.
Мы отошли в сторонку и обдумали положение. Джон Джей все поглядывал на трещину. Она стала намного шире, чем была, а внутри мелкие камешки образовывали довольно крутой спуск.
Бэттлс поглядел на нее, а потом на меня.
- Ну что, попробуем? - спросил он.
Ну, подъем был достаточно крутой, но он был единственным. Я видел, как дикие лошади поднимались на кручи, но не на такие, однако, с небольшой помощью...
Мы спустились обратно в выемку, где ждали остальные, и я надолго приложился к фляжке. Когда взглянул наверх, где мы только что были, мне стало нехорошо - нам всем не помешали бы крылья.
Над Роккой соорудили что-то вроде навеса - пончо, растянутое на двух высоких камнях и подпертое палкой. Я подошел и присел рядом с ним.
- Меня здорово продырявили, amigo, - сказал он.
- Ничего, выдюжишь.
Он посмотрел на скалы, с которых мы спустились.
- Что вы задумали?
- Это единственный выход для двух горных лошадок, девушки и детей. Дорсет знает пустыню. Если мы ее отсюда вызволим, она почти наверняка доберется до границы.
- Я все думаю о том ранчо, - сказал Рокка, - о зеленых деревьях и сочной траве.
- Хорошее место.
- Если уж суждено умереть, то лучше места не найдешь, оно похоже на рай, во всяком случае, я его так себе представляю, хотя вряд ли попаду туда. - Он посмотрел на меня. - Когда начнете?
- Скоро вечер, думаю, тогда и начнем.
Подошла Дорсет, и я выложил ей наш план: мы вытащим на вершину двух лошадей и ее с детьми, и они поскачут к границе, прячась днем и путешествуя вечером или ранним утром. Но Дорсет знала, что от нее нужно: она не задавала дурацких вопросов, понимала, что может случиться с ней и детьми, а также понимала, что для спасения ей потребуется куча везения.
- Когда вернетесь, - сказал я ей, - напишите письмо Тайрелу Сакетту в Мору. Расскажите обо всем, и о Лауре тоже - как она послала меня на смерть.
- Обязательно это сделаю, - спокойно сказала Дорсет. - Могу даже сама сходить повидать ее.
- Не стоит. Она хуже, чем отрава.
Для Дорсет, Гарри Брука и остальных детей не составляло никакого труда выбраться наверх. Пока они маленькие, они легкие и поэтому хорошо лазают по любым кручам. Пока Бэттлс присматривал за индейцами, мы с Испанцем подняли лошадей.
Наша гнедая была быстрой и проворной, она ловко забралась по галечному склону, хотя мне пришлось тянуть ее под уздцы, а однажды она все-таки упала на колени. И все же, взглянув на трещину в скале, я испытал сомнение.
Поскольку я знал путь, то пошел вперед, ведя мустанга в поводу, Испанец шел сзади. Однако когда я забрался в трещину и гнедая увидела, что ей предстоит, она заупрямилась.
Испанец стоял за ней, он снял сомбреро и двинул гнедой по крупу. Лошадь с перепугу прыгнула и, прежде чем поняла, в чем дело, зацепилась передними ногами за скалу, а задними скребла по склону.
Я изо всех сил тянул ее за поводья, Испанец еще раз шлепнул по крупу своей шляпой, и она очутилась в трещине. Здесь мы оставили кобылу в покое, чтобы она перевела дыхание, заодно отдохнули и мы.
Наступила вечерняя прохлада. В той стороне, куда ушло солнце, небо было все еще бледно-голубого цвета, но над головой уже начали проступать звезды. Сидя на скале и держа в руках поводья, я глубоко вдыхал свежий горный воздух.
Неожиданно кобыла решила, что стоять в трещине, широко расставив все четыре ноги, не слишком удобно, и она по собственной воле поднялась на несколько футов выше и остановилась. До вершины было еще далеко.
Чуток передохнув, снова начали карабкаться наверх, и это была тяжелая работа. Мы поднимались мало-помалу, пока не выбрались на вершину месы. К этому времени совсем стемнело, а нам надо было вытащить еще одну лошадь.
Бэттлс внизу остался один, если не считать Рокку, который вряд ли смог бы помочь Джону Джей отбить нападение индейцев. Вообще-то апачи не ночью воевали, поскольку верили, что если человека убьют в темное время суток, его душа вечно будет скитаться в темноте. Но если бы они полезли вверх по склону, Бэттлс не сдержал бы их.
Оставив Дорсет наверху вместе с кобылой и детьми, мы с Испанцем вернулись во впадину. К тому времени, как спустились, устали настолько, что ноги буквально подкашивались, и мы прилегли отдохнуть.
Джон Джей не заметил внизу никакого движения. Рокка спал. Он потерял много крови, а как следует обработать рану мы в этих условиях не могли. На вершине месы может и попадется какое-нибудь растение, которое используют индейцы, но здесь у нас ничего не было.
Испанец поудобнее устроился в песке и заснул. Я занял место Джона Джея, и он последовал примеру Мэрфи.
Было тихо. Над головой звезды разгорелись так, как они горят только в пустыне. Снизу, со дна каньона поднималась прохлада, и я прислушивался к каждому звуку, борясь с усталостью и сном, ведь даже легкая дремота могла означать смерть для всех нас. Меня поддерживала только естественная настороженность и мысль о том, что на меня полагаются друзья.
Прошло много времени, прежде чем ко мне подошел Испанец.
- Иди поспи, - сказал он, - но если ты все еще не отказался вытянуть вторую лошадь, то сна тебе осталось немного.
Мне не надо было говорить дважды: я тут же закрыл глаза и отключился, а проснулся от того, что меня трясла чья-то рука.
- У индейцев внизу какое-то движение, - сказал Испанец. - К тому же уже светает.
- Вы двое обороняйте лагерь, - сказал я, поднимаясь, - я сам вытащу лошадь.
- Один? Ты не сможешь.
- Надо, значит смогу, - ответил я. - Если будем ждать, апачи обо всем догадаются. Может уже догадались.
Джон Джек с револьвером в кобуре и винчестером в руке стоял рядом.
- В крайнем случае отходите сюда, к Рокке, и бейтесь до последнего. Я спущусь, как только все сделаю.
Бэттлс показал на лошадей.
- Как думаешь, мы сможем вырваться? Рванем вниз по склону на индейцев, стреляя из всех стволов.
Мысль была стоящая, я ему так и сказал, но добавил, что думать об этом еще рано. Затем пошел поймал второго мустанга и направился вверх по склону. Как ни странно лошадь Дорсет не упиралась, словно я вел ее домой - скорее всего она учуяла другую лошадь и поняла, что та поднималась этим путем. А может она почуяла и Дорсет. Дикие лошади могут идти по следу не хуже любого волка - я сам видел и не раз. К тому же, затаскивая наверх первого мустанга мы сделали тропу чуть более проходимой.
Лошадке приходилось туго, но у нее был отличный характер: она карабкалась наверх как только могла, а я помогал ей, изо всех сил натягивая поводья. Когда небо окрасили первые лучи рассвета, мы выбрались на вершину.
И тогда мы услышали выстрелы - кто-то внизу палил из винчестера.
Вначале послышалась беспорядочная стрельба, потом несколько прицельных выстрелов, потом тишина и под конец еще один.
Дети смотрели широко раскрытыми, испуганными глазами, но они недаром были детьми первопроходцев, никто не знает, какие тяготы им пришлось пережить раньше. Дорсет села в седло, и я взял ее руку в свою.
- Поезжайте, не останавливаясь. Днем прячьтесь, а путешествуйте ночью, - повторил я. - Не стреляйте, пока индейцы не подойдут совсем близко, а тогда стреляйте наверняка. Мне кажется, вы доберетесь до границы. Мы сдержим апачей на день или на два.
Она сжала мне руку.
- Телль, скажите им всем спасибо. Всем, ладно?
- Обязательно.
Теперь перестрелка шла без остановки. Я был нужен внизу. Я знал, как апачи могли подниматься по склону: ни одной цели - только быстрые, исчезающие тени, которые пропадали в одном месте и возникали совсем в другом, уже ближе.
Дорсет тоже это знала. Она развернула лошадь, подняла руку, и они уехали в приходящее утро. Я последний раз взглянул им вслед и где бегом, где скользя кинулся вниз по склону.
Бэттлс лежал на краю выемки за обломками скал. Далеко внизу, у ручья я увидел лошадей апачи, но на склоне ничего не двигалось. Позади Бэттлса Испанец сооружал из камней подобие стены между Роккой и склоном каньона. Он готовил укрепление для последней битвы в самом удобном для нас месте, где земля немного понижалась.
Вдруг из-за скалы выскочил индеец и побежал вперед. Винчестер сам прыгнул мне в руки, я мгновенно навел его и нажал на спуск.
Со склона под самым краем вершины мне хорошо было видно все, что делается внизу. Этот индеец бежал на расстоянии триста ярдов с гаком, да еще внизу, но я нарочно опустил прицел ниже, и пуля попала ему точно в грудь.
Он резко остановился, и Бэттлс успел всадить в него еще две пули, прежде чем он упал, перекатился и остался лежать лицом к солнцу.
В меня принялись стрелять, но пули ложились ярдов за пятьдесят внизу, и я решил, что останусь здесь.
Перестрелка затихла, медленно тянулся день. Испанец согнал лошадей поближе к Рокке. Наша позиция была более выгодной - если только апачи не рискнут атаковать ночью - однако я продолжал думать над тем, что можно сделать. Ведь выход обязательно должен быть.
Меня научил размышлять отец, он снова и снова повторял, что в трудной ситуации всегда надо выбрать время, чтобы поразмыслить "Люди отличаются от животных тем, что умеют думать, - говорил он. - У человека нет ни когтей гриззли, ни быстрых ног оленя, зато у него есть мозги."
В данный момент мы находились в патовой ситуации, но она играла на руку апачам, поскольку у них была и вода, и трава, а у нас - ни того, ни другого.
И я понимал, что апачи больше не станут ждать. Они сами полезут на вершину. Без лошадей они вполне могут сюда забраться, хотя это займет у них много времени. Можно быть уверенным, что к следующему рассвету они поднимутся наверх, и тогда наше убежище станет нашей могилой.
Нам во что бы то ни стало надо уходить, и не мешкая. Нельзя рассчитывать на вечную жизнь, но не стоит и укорачивать ее. Ясное дело, никто не знает часа своей смерти. Вот например, когда мы ушли на войну, один парень из нашей компании откупился и остался дома. Мы все вернулись живы-здоровы, а он был уже покойником: упал с лошади, на которой ездил три года - ее испугал заяц, она прыгнула, а он сломал себе шею. Так что судьбу не обманешь.
Я начал внимательно осматривать местность сверху, понимая, что поднять на вершину всех наших лошадей - безнадежное дело. Во первых, они были крупнее и тяжелее, чем те два мустанга; во вторых, справиться с ними будет тяжелее. Допустим, мы сможем втянуть на нее одну или даже двух, но никогда трех или четырех.
Значит, об этом размышлять не стоит. Нам надо каким-то образом выбраться, спустившись вниз по склону, а это означает, что придется скакать прямо через эту банду апачей.
"Ну-ка, ну-ка," - сказал я себе. Что там, справа? Похоже на поросший кустами песчаный оползень. Кажется, там нет больших камней. Я как можно внимательней рассматривал то место.
Если бы можно было... У меня начала созревать мысль, как выбраться из западни, если не всем, то хоть некоторым из нас, ведь останься мы здесь, ни один не доживет до утра.
Надо спуститься и рассказать друзьям. Только вот сначала разделаюсь с индейцем, который последние полчаса упорно подкрадывается с левой стороны, постоянно переползая, скрываясь за камнями, почти невидимый даже отсюда. Сейчас он двинется...
Устроившись поудобней, тщательно прицелился и стал ждать. Он двинул ногой - я ждал. Он вдруг рванулся вперед, и я нажал на спуск. Индеец упал как подкошенный.
Глава четырнадцатая
Когда я сполз во впадину, на меня взглянул Испанец.
- На твоем месте я бы уже смотался, - сказал он. - Похоже, нам отсюда никуда не деться.
- У меня есть идея, - ответил я ему.
Он изучающе посмотрел на меня.
- Ну, у вас, Сакеттов, иногда появляются неплохие мысли. Я слыхал, что когда кто-нибудь из вас попадает в переделку, остальные тут же бросаются на помощь. Хотелось бы мне сейчас поглядеть на это. Очень хотелось бы.
Джон Джей набивал трубку, он осунулся и выглядел усталым. У меня до сих пор не хватало духу проведать Рокку.
- Что за идея? - спросил Джон Джей. - Я готов принять любую.
- На части склона недалеко отсюда, - сказал я, - нет крупных скал, там растет трава и мелкий кустарник, а песок, который его покрывает, на вид плотный.
- Ну и что?
- Когда стемнеет, забираемся в седла, гоним остальных лошадей вниз по склону в лагерь апачей и уходим.
Бэттлс задумался, а Испанец взглянул на меня.
- И сколько человек, по-твоему, уйдет?
- Может быть ни одного, может быть один.
Бэттлс пожал плечами.
- Хуже, чем здесь, не будет. По крайней мере, мы хоть попытаемся спастись.
- А что с Роккой? - спросил Испанец.
- Лучше ему не становится, так ведь? Сколько шансов выжить он имеет здесь?
- Ни одного.
- В том-то и оно. Значит, поедет с нами. Посадите этого мексиканца на коня, и он доскочит до ада и дальше. Я его знаю. Если Рокка заберется в седло, он останется там, живой или мертвый.
- Ну, ладно, - сказал Бэттлс, - я согласен. Что нам делать?
- Бери свою лучшую лошадь, мы пока нагрузим вьючную - может она не отобьется, а может отобьется. И даже если отобьется, может пойти по нашему следу и догнать. Ты ведь знаешь, как лошади любят компанию.
Мы сидели, жевали вяленое мясо и продумывали детали плана, однако нам не оставалось, кроме как положиться на удачу. Время шло, но, поскольку за нами могли наблюдать, мы не отваживались начать подготовку к побегу. Седлать начнем после наступления темноты, и будем молиться, чтобы индейцы не проникли во впадину, прежде чем наступит ночь.
Когда я подошел к Тампико Рокке, он лежал с открытыми глазами.
- Я все слышал, - сказал он. - Можешь не объяснять.
- Ты как, выдержишь гонку в седле?
- Ты только посади меня на коня - это все, о чем я прошу. И еще пару револьверов.
- Ты их получишь.
Было так жарко, что пот струйками стекал по телу, хотя мы просто сидели и молчали. То и дело кто-нибудь открывал фляжку и долго пил. Решили еще раз поесть, потому что никто не знал, когда выпадет случай перекусить в следующий раз.
Наконец я взял винтовку и подошел к гребню впадины. Надо, чтобы апачи подумали, что мы ночуем здесь. На склоне не было ни единого укрытия, чтобы подобраться к впадине незаметно, это можно сделать только ночью, а если кто-то из индейцев выедет из лагеря верхом, его будет видно, как на ладони.
Лагерь апачей был слишком далеко для винтовочного выстрела, но я видел их костры, видел движение людей. Мы с табуном свободных лошадей, если будем двигаться медленно, сможем подобраться к индейцам довольно близко, а если повезет, вместе со своими лошадьми погоним на лагерь и индейский табун, однако на везение я не рассчитывал.
Когда стало достаточно темно, я спустился с гребня, и мы разожгли маленький костер, чтобы сварить кофе. К тому же огонь покажет индейцам, что мы остаемся еще на одну ночь, пусть даже возможность нашего прорыва никогда не приходила им в голову. Они понимали, что мы накрепко заперты.
За кофе молчали, настороженно прислушиваясь к каждому звуку. Рокку усадили, подложив под спину пару камней и седло.
Джон Джей был спокоен, почти ничего не говорил, пока вдруг не начал рассказывать о доме. Кажется, он родом из Новой Англии, из хорошей, благополучной семьи. Он сделал карьеру у себя в городе и стал молодым преуспевающим бизнесменом, а потом связался с девушкой, а ее ухажер, тоже из уважаемой, состоятельной семьи стал спьяну угрожать ему расправой. Когда они встретились, Бэттлс тоже был вооружен и в перестрелке убил ухажера.
Состоялся суд, Бэттлса признали невиновным, но в доме девушки и вообще в любом доме города он оказался нежеланным гостем, поэтому он продал дело, уехал на Запад и начал странствовать. Работал возчиком дилижансов, охранником в конторе "Уэллс Фарго" и в этот период убил грабителя и ранил его сообщника. Некоторое время был помощником шерифа, перегонял стада на север и служил разведчиком в армейских операциях против шайеннов.
- Что случилось с девушкой? - осведомился Испанец.
Бэттлс поднял на него взгляд.
- То, что должно было случиться. Вышла за кого-то замуж, не такого богатого, как был я, а он пристрастился к бутылке. Через пару лет его сбросила лошадь, и он умер. Она написала, просила приехать, хотела даже сама приехать на Запад, но знаешь что? Как ни стараюсь, не могу даже припомнить, как она выглядела.
- У тебя нет фотографии?
- Была одна. Потерял, когда шайенны напали на дилижанс, в котором я ехал. - Он помолчал. - Хочется снова увидеть, как желтеют листья на вермонтских холмах. Хочется повидать семью.
- Я думал, у тебя нет семьи, - сказал я.
- У меня сестра и два брата. - Бэттлс отпил кофе. - Один - банкир в Бостоне, другой - учитель. Я занимался бизнесом, а вообще-то хотел стать учителем, но только когда подошло время, оказалось, что я стреляю лучше, чем следовало.
Некоторое время все молчали, потом Бэттлс посмотрел на меня.
- А у тебя есть родственники в Новой Англии? В Мэйне во время войны за независимость прославился один Сакетт. То ли его ранили, то ли он заболел и провел зиму на ферме с моим прадедом, помог ему пережить трудное время.
- Ага. Мой прадед воевал за независимость. Участвовал в битве под Саратогой и служил под командованием Дирборна, когда генерал Салливан шел уничтожать города ирокезов.
- Скорее всего, он и есть.
Бэттлс поставил кружку и начал набивать трубку.
После осмотра индейского лагеря вернулся Испанец.
- Все спокойно, - сказал он. - Там все еще горит один костер.
Стараясь не шуметь, мы оседлали коней и нагрузили оставшиеся припасы на вьючную лошадь. Над головой ярко сверкали звезды, ночь выдалась тихой. Пока остальные готовили Рокку к путешествию, туже забинтовывая раны, я подкрался к месту, где мы наметили прорыв.
Узкая полоска земли, которая в обычное время осталась бы незамеченной, оказалась твердой, осыпного песка на ней не было. Конечно, апачи тоже могли о ней знать и ждали нас внизу, поскольку это было единственное место, где можно было спуститься на скорости. Но снизу мы ее не разглядели - только с вершины месы.
Около полуночи, согнав перед собой свободных лошадей, мы собрались у гребня впадины. Тампико Рокка сидел в седле, рядом его подстраховывал Джон Джей Бэттлс.
- Ладно, - сказал я. - Пошли!
Лошади почти бесшумно двинулись вперед, слышен был лишь шорох копыт на песке да легкое поскрипывание седел. Я чувствовал тяжесть в груди и крепко сжимал рукоятку револьвера: предстоит ближний бой, где все решает быстрота реакции, в нем нет места винтовочным выстрелам.
Идущие впереди лошади перевалили через гребень и начали спускаться. Когда они прошли треть пути, мы издали дикий крик и со стрельбой погнали их вниз.
Испуганные полуобъезженные лошади помчали и вынеслись на дно каньона. Сверкнула винтовка, кто-то крикнул, вспыхнуло пламя костра. Апачи приготовили несколько костров, и сейчас они осветили неистовую сцену танцующими бликами огня.
Нагнувшись над шеей вороного, я гнал его в ночь, держа наготове револьвер. В лицо бил ветер. Лошади вломились в лагерь апачей.
Слева грохотал револьвер Рокки. Я увидел, как из темноты на него прыгнул индеец с лицом, искаженным страшной гримасой, увидел вспышку выстрела, и лицо исчезло. Где-то дико заржала лошадь, вскрикнул Бэттлс, когда его конь грохнулся на землю, но Джон Джей успел выдернуть ноги из стремян и побежал по инерции, восстанавливая равновесие. Он остановился, два раза быстро пальнул по индейцам, затем развернулся и, бросая револьвер в кобуру, ухватился за развевающуюся гриву пробегавшей мимо лошади. Чуть не упал, но сумел перекинуть ногу на спину и, крепко держась за гриву, поскакал.
Отовсюду гремели выстрелы, и вдруг мы вылетели за пределы лагеря и поскакали по дну каньона.
Вороной мчался во весь опор, я чуть повернулся и посмотрел назад. Рокка все еще держался в седле, шляпу у него сбило, и она болталась на спине, удерживаемая пропущенным под подбородком шнурком. Испанец несся справа.
Мы летели в ночь. Впереди, справа и слева скакали разбежавшиеся лошади. Каким-то образом они нашли извилистую тропу, ведущую наверх, и замедлили шаг, поднимаясь по ней. Я позвал друзей, но ответа не получил. Наконец вороной выбрался на вершину столовой горы, здесь, под яркими звездами, света было больше.
Я натянул поводья. То там, то здесь, появлялись лошади, но все без всадников.
Я медленно поехал дальше, разговаривая с лошадьми, надеясь, что другие последуют за ними. До рассвета было еще далеко, но ни один из нас не рискнет останавливаться. Если кто-то остался в живых, то тоже будет идти вперед.
Искать друзей не было смысла, потому что исчезнуть в ночи очень легко, и каждый из нас будет избегать встречи со всадниками из страха столкнуться с индейцами.
Ехал всю ночь, то ведя коня рысью, то опять переходя на шаг. Перезарядил револьвер, проверил винтовку. Ненадолго от усталости задремал в седле.
С того места, где я стоял, мне не была видна выемка на склоне каньона, только его дальний край и часть дна. Апачей я не увидел, а значит, они тоже не видели меня.
Я вернулся к трещине и внимательно осмотрел ее. Подъем по ней предстоит трудный, но мне приходилось водить лошадей и по более крутым склонам. Если бы только как-нибудь переправить их на первую скалу...
Потихоньку спускаясь и прячась от апачей, я вдруг услыхал внизу выстрел. Он меня не встревожил. Никакой индеец не полезет на этот склон, зная, что там его ждут винтовки - индейцы не такие уж дураки. Скорее всего какой-то апачи решил нас проверить, а Испанец или Бэттлс показали, что мы не заснули.
Теперь надо было думать, как спасти остальных. И это была моя задача, поскольку друзья отправились за мной в Сонору только потому, что хотели помочь мне, других дел у них здесь не было.
Все дело в скале, ведущей на вершину. Она почти полностью растрескалась, но не слишком глубоко, и я решил еще раз на нее взглянуть, а осмотрев, начал подкапывать, надеясь, что сумею расшатать несколько больших обломков.
Вначале вынул застрявшие в трещине большие камни, фунтов на пятьдесят или шестьдесят, и, крикнув вниз "Поберегись!", сбросил со склона. Трудился я больше часа.
Апачи не давали о себе знать, и это меня устраивало. Ни один из них не объехал вход в каньон и не поднялся наверх. Поскольку они хорошо знали местность, наверное не рассчитывали, что мы выберемся из западни.
Внизу из впадины гремели одиночные выстрелы, один или два раза ответили индейцы. Они не могли меня видеть, а значит, не знали, чем я занимаюсь. Апачи понимали, что помощи нам ждать неоткуда, и что бы мы ни предприняли, раньше или позже, они снимут с нас скальпы; я, однако, надеялся заставить их попотеть - если они хотят получить мои волосы, пусть сначала попробуют меня поймать.
С этими мыслями я продолжал очищать трещину. Одну ее сторону образовывал длинный и тонкий обломок высотой шесть-восемь футов и весом в добрую тонну. Расчистив основание скалы, я обнаружил, что он свободно ходит в трещине.
У меня появилась идея, с которой я не собирался так просто расставаться: в такое время и в таком месте приходится использовать любой, даже самый незначительный шанс на спасение. Мы попались в ловушку. Апачи, зная это, намеревались ждать до победного. Воды нам хватило бы на день-два, а патронов - на добрую схватку, но это нам не поможет выбраться.
Солнце жарило вовсю, рубашка намокла от пота, но я всю жизнь занимался тяжелой работой и привык к ней. К тому же мы, Сакетты, были упрямыми парнями. Не такие мы были люди, чтобы просто так сдаться, мы всегда боролись до последнего... что я и делал.
Наконец, полностью очистив трещину от мелких обломков, я поднялся к ее вершине и принялся за то, что задумал. Упершись ногами в один край трещины, а спиной и руками в другой, начал потихоньку толкать.
От напряжения по лицу потекли ручейки пота, но ничего не случилось совсем ничего. Немного отдохнув, попробовал еще раз, и только на третий почувствовал, что длинный обломок чуть покачнулся. Я посильнее поднатужился, в трещину со стуком начали падать камешки и галька, и он подался сильнее.
Затем снизу появился Бэттлс. Он посмотрел на мою работу и покачал головой.
- Ну и что? Даже если тебе это удастся, что дальше?
- Наши шансы увеличиваются, - сказал я. - Пусть у нас с тобой ничего не выйдет, но девушка с детьми получит возможность спастись - им нужно спастись, а наши скальпы будут стоить индейцам большой крови.
Он присел на корточки.
- Как это?
- Наша маленькая лошадка - горный мустанг, и по-моему, если понадобится, она заберется и на дерево. Такая же лошадь у девушки, обе они маленькие, быстрые и умные. Мне кажется, мы сможем, если постараемся, вызволить отсюда девушку и детей. А может быть и нам удастся сбежать.
Бэттлс снова посмотрел на скалу. Если длинный ее обломок повалить, то останется довольно пологий склон гравия и мелких каменных обломков, по которому с помощью пары дюжих парней может вскарабкаться наверх первая лошадь. Когда она будет на вершине, накинем на седло веревку и вытянем остальных.
Бэттлс спустился в трещину, основательно уперся в землю и налег плечом на обломок. Мы стали толкать его вдвоем, и неожиданно он подался. Я спустился ниже, чтобы расположиться поудобнее, и мы опять нажали. Обломок наклонился, а затем застрял, и как мы с Бэттлсом ни старались, с места не трогался.
Мы отошли в сторонку и обдумали положение. Джон Джей все поглядывал на трещину. Она стала намного шире, чем была, а внутри мелкие камешки образовывали довольно крутой спуск.
Бэттлс поглядел на нее, а потом на меня.
- Ну что, попробуем? - спросил он.
Ну, подъем был достаточно крутой, но он был единственным. Я видел, как дикие лошади поднимались на кручи, но не на такие, однако, с небольшой помощью...
Мы спустились обратно в выемку, где ждали остальные, и я надолго приложился к фляжке. Когда взглянул наверх, где мы только что были, мне стало нехорошо - нам всем не помешали бы крылья.
Над Роккой соорудили что-то вроде навеса - пончо, растянутое на двух высоких камнях и подпертое палкой. Я подошел и присел рядом с ним.
- Меня здорово продырявили, amigo, - сказал он.
- Ничего, выдюжишь.
Он посмотрел на скалы, с которых мы спустились.
- Что вы задумали?
- Это единственный выход для двух горных лошадок, девушки и детей. Дорсет знает пустыню. Если мы ее отсюда вызволим, она почти наверняка доберется до границы.
- Я все думаю о том ранчо, - сказал Рокка, - о зеленых деревьях и сочной траве.
- Хорошее место.
- Если уж суждено умереть, то лучше места не найдешь, оно похоже на рай, во всяком случае, я его так себе представляю, хотя вряд ли попаду туда. - Он посмотрел на меня. - Когда начнете?
- Скоро вечер, думаю, тогда и начнем.
Подошла Дорсет, и я выложил ей наш план: мы вытащим на вершину двух лошадей и ее с детьми, и они поскачут к границе, прячась днем и путешествуя вечером или ранним утром. Но Дорсет знала, что от нее нужно: она не задавала дурацких вопросов, понимала, что может случиться с ней и детьми, а также понимала, что для спасения ей потребуется куча везения.
- Когда вернетесь, - сказал я ей, - напишите письмо Тайрелу Сакетту в Мору. Расскажите обо всем, и о Лауре тоже - как она послала меня на смерть.
- Обязательно это сделаю, - спокойно сказала Дорсет. - Могу даже сама сходить повидать ее.
- Не стоит. Она хуже, чем отрава.
Для Дорсет, Гарри Брука и остальных детей не составляло никакого труда выбраться наверх. Пока они маленькие, они легкие и поэтому хорошо лазают по любым кручам. Пока Бэттлс присматривал за индейцами, мы с Испанцем подняли лошадей.
Наша гнедая была быстрой и проворной, она ловко забралась по галечному склону, хотя мне пришлось тянуть ее под уздцы, а однажды она все-таки упала на колени. И все же, взглянув на трещину в скале, я испытал сомнение.
Поскольку я знал путь, то пошел вперед, ведя мустанга в поводу, Испанец шел сзади. Однако когда я забрался в трещину и гнедая увидела, что ей предстоит, она заупрямилась.
Испанец стоял за ней, он снял сомбреро и двинул гнедой по крупу. Лошадь с перепугу прыгнула и, прежде чем поняла, в чем дело, зацепилась передними ногами за скалу, а задними скребла по склону.
Я изо всех сил тянул ее за поводья, Испанец еще раз шлепнул по крупу своей шляпой, и она очутилась в трещине. Здесь мы оставили кобылу в покое, чтобы она перевела дыхание, заодно отдохнули и мы.
Наступила вечерняя прохлада. В той стороне, куда ушло солнце, небо было все еще бледно-голубого цвета, но над головой уже начали проступать звезды. Сидя на скале и держа в руках поводья, я глубоко вдыхал свежий горный воздух.
Неожиданно кобыла решила, что стоять в трещине, широко расставив все четыре ноги, не слишком удобно, и она по собственной воле поднялась на несколько футов выше и остановилась. До вершины было еще далеко.
Чуток передохнув, снова начали карабкаться наверх, и это была тяжелая работа. Мы поднимались мало-помалу, пока не выбрались на вершину месы. К этому времени совсем стемнело, а нам надо было вытащить еще одну лошадь.
Бэттлс внизу остался один, если не считать Рокку, который вряд ли смог бы помочь Джону Джей отбить нападение индейцев. Вообще-то апачи не ночью воевали, поскольку верили, что если человека убьют в темное время суток, его душа вечно будет скитаться в темноте. Но если бы они полезли вверх по склону, Бэттлс не сдержал бы их.
Оставив Дорсет наверху вместе с кобылой и детьми, мы с Испанцем вернулись во впадину. К тому времени, как спустились, устали настолько, что ноги буквально подкашивались, и мы прилегли отдохнуть.
Джон Джей не заметил внизу никакого движения. Рокка спал. Он потерял много крови, а как следует обработать рану мы в этих условиях не могли. На вершине месы может и попадется какое-нибудь растение, которое используют индейцы, но здесь у нас ничего не было.
Испанец поудобнее устроился в песке и заснул. Я занял место Джона Джея, и он последовал примеру Мэрфи.
Было тихо. Над головой звезды разгорелись так, как они горят только в пустыне. Снизу, со дна каньона поднималась прохлада, и я прислушивался к каждому звуку, борясь с усталостью и сном, ведь даже легкая дремота могла означать смерть для всех нас. Меня поддерживала только естественная настороженность и мысль о том, что на меня полагаются друзья.
Прошло много времени, прежде чем ко мне подошел Испанец.
- Иди поспи, - сказал он, - но если ты все еще не отказался вытянуть вторую лошадь, то сна тебе осталось немного.
Мне не надо было говорить дважды: я тут же закрыл глаза и отключился, а проснулся от того, что меня трясла чья-то рука.
- У индейцев внизу какое-то движение, - сказал Испанец. - К тому же уже светает.
- Вы двое обороняйте лагерь, - сказал я, поднимаясь, - я сам вытащу лошадь.
- Один? Ты не сможешь.
- Надо, значит смогу, - ответил я. - Если будем ждать, апачи обо всем догадаются. Может уже догадались.
Джон Джек с револьвером в кобуре и винчестером в руке стоял рядом.
- В крайнем случае отходите сюда, к Рокке, и бейтесь до последнего. Я спущусь, как только все сделаю.
Бэттлс показал на лошадей.
- Как думаешь, мы сможем вырваться? Рванем вниз по склону на индейцев, стреляя из всех стволов.
Мысль была стоящая, я ему так и сказал, но добавил, что думать об этом еще рано. Затем пошел поймал второго мустанга и направился вверх по склону. Как ни странно лошадь Дорсет не упиралась, словно я вел ее домой - скорее всего она учуяла другую лошадь и поняла, что та поднималась этим путем. А может она почуяла и Дорсет. Дикие лошади могут идти по следу не хуже любого волка - я сам видел и не раз. К тому же, затаскивая наверх первого мустанга мы сделали тропу чуть более проходимой.
Лошадке приходилось туго, но у нее был отличный характер: она карабкалась наверх как только могла, а я помогал ей, изо всех сил натягивая поводья. Когда небо окрасили первые лучи рассвета, мы выбрались на вершину.
И тогда мы услышали выстрелы - кто-то внизу палил из винчестера.
Вначале послышалась беспорядочная стрельба, потом несколько прицельных выстрелов, потом тишина и под конец еще один.
Дети смотрели широко раскрытыми, испуганными глазами, но они недаром были детьми первопроходцев, никто не знает, какие тяготы им пришлось пережить раньше. Дорсет села в седло, и я взял ее руку в свою.
- Поезжайте, не останавливаясь. Днем прячьтесь, а путешествуйте ночью, - повторил я. - Не стреляйте, пока индейцы не подойдут совсем близко, а тогда стреляйте наверняка. Мне кажется, вы доберетесь до границы. Мы сдержим апачей на день или на два.
Она сжала мне руку.
- Телль, скажите им всем спасибо. Всем, ладно?
- Обязательно.
Теперь перестрелка шла без остановки. Я был нужен внизу. Я знал, как апачи могли подниматься по склону: ни одной цели - только быстрые, исчезающие тени, которые пропадали в одном месте и возникали совсем в другом, уже ближе.
Дорсет тоже это знала. Она развернула лошадь, подняла руку, и они уехали в приходящее утро. Я последний раз взглянул им вслед и где бегом, где скользя кинулся вниз по склону.
Бэттлс лежал на краю выемки за обломками скал. Далеко внизу, у ручья я увидел лошадей апачи, но на склоне ничего не двигалось. Позади Бэттлса Испанец сооружал из камней подобие стены между Роккой и склоном каньона. Он готовил укрепление для последней битвы в самом удобном для нас месте, где земля немного понижалась.
Вдруг из-за скалы выскочил индеец и побежал вперед. Винчестер сам прыгнул мне в руки, я мгновенно навел его и нажал на спуск.
Со склона под самым краем вершины мне хорошо было видно все, что делается внизу. Этот индеец бежал на расстоянии триста ярдов с гаком, да еще внизу, но я нарочно опустил прицел ниже, и пуля попала ему точно в грудь.
Он резко остановился, и Бэттлс успел всадить в него еще две пули, прежде чем он упал, перекатился и остался лежать лицом к солнцу.
В меня принялись стрелять, но пули ложились ярдов за пятьдесят внизу, и я решил, что останусь здесь.
Перестрелка затихла, медленно тянулся день. Испанец согнал лошадей поближе к Рокке. Наша позиция была более выгодной - если только апачи не рискнут атаковать ночью - однако я продолжал думать над тем, что можно сделать. Ведь выход обязательно должен быть.
Меня научил размышлять отец, он снова и снова повторял, что в трудной ситуации всегда надо выбрать время, чтобы поразмыслить "Люди отличаются от животных тем, что умеют думать, - говорил он. - У человека нет ни когтей гриззли, ни быстрых ног оленя, зато у него есть мозги."
В данный момент мы находились в патовой ситуации, но она играла на руку апачам, поскольку у них была и вода, и трава, а у нас - ни того, ни другого.
И я понимал, что апачи больше не станут ждать. Они сами полезут на вершину. Без лошадей они вполне могут сюда забраться, хотя это займет у них много времени. Можно быть уверенным, что к следующему рассвету они поднимутся наверх, и тогда наше убежище станет нашей могилой.
Нам во что бы то ни стало надо уходить, и не мешкая. Нельзя рассчитывать на вечную жизнь, но не стоит и укорачивать ее. Ясное дело, никто не знает часа своей смерти. Вот например, когда мы ушли на войну, один парень из нашей компании откупился и остался дома. Мы все вернулись живы-здоровы, а он был уже покойником: упал с лошади, на которой ездил три года - ее испугал заяц, она прыгнула, а он сломал себе шею. Так что судьбу не обманешь.
Я начал внимательно осматривать местность сверху, понимая, что поднять на вершину всех наших лошадей - безнадежное дело. Во первых, они были крупнее и тяжелее, чем те два мустанга; во вторых, справиться с ними будет тяжелее. Допустим, мы сможем втянуть на нее одну или даже двух, но никогда трех или четырех.
Значит, об этом размышлять не стоит. Нам надо каким-то образом выбраться, спустившись вниз по склону, а это означает, что придется скакать прямо через эту банду апачей.
"Ну-ка, ну-ка," - сказал я себе. Что там, справа? Похоже на поросший кустами песчаный оползень. Кажется, там нет больших камней. Я как можно внимательней рассматривал то место.
Если бы можно было... У меня начала созревать мысль, как выбраться из западни, если не всем, то хоть некоторым из нас, ведь останься мы здесь, ни один не доживет до утра.
Надо спуститься и рассказать друзьям. Только вот сначала разделаюсь с индейцем, который последние полчаса упорно подкрадывается с левой стороны, постоянно переползая, скрываясь за камнями, почти невидимый даже отсюда. Сейчас он двинется...
Устроившись поудобней, тщательно прицелился и стал ждать. Он двинул ногой - я ждал. Он вдруг рванулся вперед, и я нажал на спуск. Индеец упал как подкошенный.
Глава четырнадцатая
Когда я сполз во впадину, на меня взглянул Испанец.
- На твоем месте я бы уже смотался, - сказал он. - Похоже, нам отсюда никуда не деться.
- У меня есть идея, - ответил я ему.
Он изучающе посмотрел на меня.
- Ну, у вас, Сакеттов, иногда появляются неплохие мысли. Я слыхал, что когда кто-нибудь из вас попадает в переделку, остальные тут же бросаются на помощь. Хотелось бы мне сейчас поглядеть на это. Очень хотелось бы.
Джон Джей набивал трубку, он осунулся и выглядел усталым. У меня до сих пор не хватало духу проведать Рокку.
- Что за идея? - спросил Джон Джей. - Я готов принять любую.
- На части склона недалеко отсюда, - сказал я, - нет крупных скал, там растет трава и мелкий кустарник, а песок, который его покрывает, на вид плотный.
- Ну и что?
- Когда стемнеет, забираемся в седла, гоним остальных лошадей вниз по склону в лагерь апачей и уходим.
Бэттлс задумался, а Испанец взглянул на меня.
- И сколько человек, по-твоему, уйдет?
- Может быть ни одного, может быть один.
Бэттлс пожал плечами.
- Хуже, чем здесь, не будет. По крайней мере, мы хоть попытаемся спастись.
- А что с Роккой? - спросил Испанец.
- Лучше ему не становится, так ведь? Сколько шансов выжить он имеет здесь?
- Ни одного.
- В том-то и оно. Значит, поедет с нами. Посадите этого мексиканца на коня, и он доскочит до ада и дальше. Я его знаю. Если Рокка заберется в седло, он останется там, живой или мертвый.
- Ну, ладно, - сказал Бэттлс, - я согласен. Что нам делать?
- Бери свою лучшую лошадь, мы пока нагрузим вьючную - может она не отобьется, а может отобьется. И даже если отобьется, может пойти по нашему следу и догнать. Ты ведь знаешь, как лошади любят компанию.
Мы сидели, жевали вяленое мясо и продумывали детали плана, однако нам не оставалось, кроме как положиться на удачу. Время шло, но, поскольку за нами могли наблюдать, мы не отваживались начать подготовку к побегу. Седлать начнем после наступления темноты, и будем молиться, чтобы индейцы не проникли во впадину, прежде чем наступит ночь.
Когда я подошел к Тампико Рокке, он лежал с открытыми глазами.
- Я все слышал, - сказал он. - Можешь не объяснять.
- Ты как, выдержишь гонку в седле?
- Ты только посади меня на коня - это все, о чем я прошу. И еще пару револьверов.
- Ты их получишь.
Было так жарко, что пот струйками стекал по телу, хотя мы просто сидели и молчали. То и дело кто-нибудь открывал фляжку и долго пил. Решили еще раз поесть, потому что никто не знал, когда выпадет случай перекусить в следующий раз.
Наконец я взял винтовку и подошел к гребню впадины. Надо, чтобы апачи подумали, что мы ночуем здесь. На склоне не было ни единого укрытия, чтобы подобраться к впадине незаметно, это можно сделать только ночью, а если кто-то из индейцев выедет из лагеря верхом, его будет видно, как на ладони.
Лагерь апачей был слишком далеко для винтовочного выстрела, но я видел их костры, видел движение людей. Мы с табуном свободных лошадей, если будем двигаться медленно, сможем подобраться к индейцам довольно близко, а если повезет, вместе со своими лошадьми погоним на лагерь и индейский табун, однако на везение я не рассчитывал.
Когда стало достаточно темно, я спустился с гребня, и мы разожгли маленький костер, чтобы сварить кофе. К тому же огонь покажет индейцам, что мы остаемся еще на одну ночь, пусть даже возможность нашего прорыва никогда не приходила им в голову. Они понимали, что мы накрепко заперты.
За кофе молчали, настороженно прислушиваясь к каждому звуку. Рокку усадили, подложив под спину пару камней и седло.
Джон Джей был спокоен, почти ничего не говорил, пока вдруг не начал рассказывать о доме. Кажется, он родом из Новой Англии, из хорошей, благополучной семьи. Он сделал карьеру у себя в городе и стал молодым преуспевающим бизнесменом, а потом связался с девушкой, а ее ухажер, тоже из уважаемой, состоятельной семьи стал спьяну угрожать ему расправой. Когда они встретились, Бэттлс тоже был вооружен и в перестрелке убил ухажера.
Состоялся суд, Бэттлса признали невиновным, но в доме девушки и вообще в любом доме города он оказался нежеланным гостем, поэтому он продал дело, уехал на Запад и начал странствовать. Работал возчиком дилижансов, охранником в конторе "Уэллс Фарго" и в этот период убил грабителя и ранил его сообщника. Некоторое время был помощником шерифа, перегонял стада на север и служил разведчиком в армейских операциях против шайеннов.
- Что случилось с девушкой? - осведомился Испанец.
Бэттлс поднял на него взгляд.
- То, что должно было случиться. Вышла за кого-то замуж, не такого богатого, как был я, а он пристрастился к бутылке. Через пару лет его сбросила лошадь, и он умер. Она написала, просила приехать, хотела даже сама приехать на Запад, но знаешь что? Как ни стараюсь, не могу даже припомнить, как она выглядела.
- У тебя нет фотографии?
- Была одна. Потерял, когда шайенны напали на дилижанс, в котором я ехал. - Он помолчал. - Хочется снова увидеть, как желтеют листья на вермонтских холмах. Хочется повидать семью.
- Я думал, у тебя нет семьи, - сказал я.
- У меня сестра и два брата. - Бэттлс отпил кофе. - Один - банкир в Бостоне, другой - учитель. Я занимался бизнесом, а вообще-то хотел стать учителем, но только когда подошло время, оказалось, что я стреляю лучше, чем следовало.
Некоторое время все молчали, потом Бэттлс посмотрел на меня.
- А у тебя есть родственники в Новой Англии? В Мэйне во время войны за независимость прославился один Сакетт. То ли его ранили, то ли он заболел и провел зиму на ферме с моим прадедом, помог ему пережить трудное время.
- Ага. Мой прадед воевал за независимость. Участвовал в битве под Саратогой и служил под командованием Дирборна, когда генерал Салливан шел уничтожать города ирокезов.
- Скорее всего, он и есть.
Бэттлс поставил кружку и начал набивать трубку.
После осмотра индейского лагеря вернулся Испанец.
- Все спокойно, - сказал он. - Там все еще горит один костер.
Стараясь не шуметь, мы оседлали коней и нагрузили оставшиеся припасы на вьючную лошадь. Над головой ярко сверкали звезды, ночь выдалась тихой. Пока остальные готовили Рокку к путешествию, туже забинтовывая раны, я подкрался к месту, где мы наметили прорыв.
Узкая полоска земли, которая в обычное время осталась бы незамеченной, оказалась твердой, осыпного песка на ней не было. Конечно, апачи тоже могли о ней знать и ждали нас внизу, поскольку это было единственное место, где можно было спуститься на скорости. Но снизу мы ее не разглядели - только с вершины месы.
Около полуночи, согнав перед собой свободных лошадей, мы собрались у гребня впадины. Тампико Рокка сидел в седле, рядом его подстраховывал Джон Джей Бэттлс.
- Ладно, - сказал я. - Пошли!
Лошади почти бесшумно двинулись вперед, слышен был лишь шорох копыт на песке да легкое поскрипывание седел. Я чувствовал тяжесть в груди и крепко сжимал рукоятку револьвера: предстоит ближний бой, где все решает быстрота реакции, в нем нет места винтовочным выстрелам.
Идущие впереди лошади перевалили через гребень и начали спускаться. Когда они прошли треть пути, мы издали дикий крик и со стрельбой погнали их вниз.
Испуганные полуобъезженные лошади помчали и вынеслись на дно каньона. Сверкнула винтовка, кто-то крикнул, вспыхнуло пламя костра. Апачи приготовили несколько костров, и сейчас они осветили неистовую сцену танцующими бликами огня.
Нагнувшись над шеей вороного, я гнал его в ночь, держа наготове револьвер. В лицо бил ветер. Лошади вломились в лагерь апачей.
Слева грохотал револьвер Рокки. Я увидел, как из темноты на него прыгнул индеец с лицом, искаженным страшной гримасой, увидел вспышку выстрела, и лицо исчезло. Где-то дико заржала лошадь, вскрикнул Бэттлс, когда его конь грохнулся на землю, но Джон Джей успел выдернуть ноги из стремян и побежал по инерции, восстанавливая равновесие. Он остановился, два раза быстро пальнул по индейцам, затем развернулся и, бросая револьвер в кобуру, ухватился за развевающуюся гриву пробегавшей мимо лошади. Чуть не упал, но сумел перекинуть ногу на спину и, крепко держась за гриву, поскакал.
Отовсюду гремели выстрелы, и вдруг мы вылетели за пределы лагеря и поскакали по дну каньона.
Вороной мчался во весь опор, я чуть повернулся и посмотрел назад. Рокка все еще держался в седле, шляпу у него сбило, и она болталась на спине, удерживаемая пропущенным под подбородком шнурком. Испанец несся справа.
Мы летели в ночь. Впереди, справа и слева скакали разбежавшиеся лошади. Каким-то образом они нашли извилистую тропу, ведущую наверх, и замедлили шаг, поднимаясь по ней. Я позвал друзей, но ответа не получил. Наконец вороной выбрался на вершину столовой горы, здесь, под яркими звездами, света было больше.
Я натянул поводья. То там, то здесь, появлялись лошади, но все без всадников.
Я медленно поехал дальше, разговаривая с лошадьми, надеясь, что другие последуют за ними. До рассвета было еще далеко, но ни один из нас не рискнет останавливаться. Если кто-то остался в живых, то тоже будет идти вперед.
Искать друзей не было смысла, потому что исчезнуть в ночи очень легко, и каждый из нас будет избегать встречи со всадниками из страха столкнуться с индейцами.
Ехал всю ночь, то ведя коня рысью, то опять переходя на шаг. Перезарядил револьвер, проверил винтовку. Ненадолго от усталости задремал в седле.