Ламур Луис. Шалако

   Их дружбу нельзя купить. Если вы отнесетесь к ним дружелюбно, они сочтут это за слабость и малодушие. Апачи могут выслеживать противника много дней, прежде чем на него напасть, и никогда не нападут на врагов, превосходящих их числом. Им не знакомо наше чувство сострадания к слабым и беспомощным, они уважают только силу и мужество.
   — Вы загадочный человек, мистер Карлин. Интересно, кто вы на самом деле? — Ирина всматривалась в его лицо, но на нем ничего не отражалось, ровным счетом ничего. — Кем вы были, прежде чем стать Шалако?
   Он выпрямился и потянулся.
   — Не фантазируйте. Я не отставной армейский офицер, не иностранный вельможа и не жертва несчастной любви. Я просто бродяга.
   — Не верю.
   — Как угодно.
   — Что вы собираетесь делать, мистер Карлин? Кем вы хотите быть?
   — Тем, кто я есть. Вы когда-нибудь поднимались на вершину холма посреди пустыни и окидывали взглядом пространство, где на мили вокруг не ступала нога человека? Вы когда-нибудь ехали по равнине целый день, не встретив ли одной живой души? Даже следа ноги человеческой? Я это испытал… и хочу снова испытать.
   — А женщины? Мистер Карлин, вы никого не любили?
   — Ну, почему же не любил. Собственно, я люблю и сейчас.
   — Сейчас? — Ирина была поражена… и разочарована.
   — Разумеется… я люблю запах дыма костра, ветер в далеких соснах, даже апачей.
   — Апачей? Любите?
   — Конечно… ведь они дают мне ощущение полноты жизни: если я хоть на секунду утрачу бдительность, с меня снимут скальп. Что бы ни говорили об апачах, воины они первоклассные.
   Блики от пламени костра играли на боках коней. Где-то упала сосновая шишка, и опять все замерло. Ирину волновало присутствие Шалако, ее приводила в отчаяние его уклончивость. Он не подпадал ни под одну известную ей категорию людей, не поддавался никакому толкованию.
   Стремление понять, что он за человек, подтолкнуло ее к дальнейшим расспросам.
   — Вам не хочется иметь дом? Семью?
   Прежде чем ответить, он вслушался в темноту. Слишком тихо.
   — Не откажусь, если найдется подходящая женщина. Или женщины.
   — Женщины?
   — Да… — с серьезным видом ответил он. — Хороший добытчик может обеспечить две, три, даже четыре женщины. По-моему, просто непорядочно отвергать других женщин. Вы видели петуха, который ходил бы только с одной курицей?
   — Это совсем другое! — Она быстро взглянула на него. — Вы, конечно, шутите.
   — Почему? Я знаю индейцев, у которых несколько скво, и все они довольны и счастливы. Так им легче жить. Они делят между собой работу, им всегда есть с кем поговорить. — Он взял ружье. — Лучше ложитесь спать. Другого случая может не представиться.
   Шалако зашагал прочь, она проводила его взглядом и рассмеялась. Он тоже улыбался: настоящая женщина, жалко, если она достанется фон Хальштату.
   Он обошел посты, проверил позиции защитников. Когда он добрался до фон Хальштата, тот сказал:
   — Все тихо.
   — Слишком тихо. Нас атакуют на рассвете.
   — Я ничего не слышу. По-моему, никого нет.
   — Будьте начеку. Если прозеваете, до утра не доживете. — Шалако был явно не в духе и присел рядом с фон Хальштатом. — Слишком тихо, — сказал он. — Не нравится мне эта тишина.
   — Да, что-то такое есть в воздухе, — признался фон Хальштат. — Я тоже чувствую.
   Шалако вернулся к костру, взял свои одеяла, постелил их в сторонке и мгновенно заснул.
   Он давно научился спать урывками, в любую свободную минуту. Он проспал чуть больше двух часов и очнулся внезапно. Было еще темно, но день уже занимался. Он подошел к ручью, вытекавшему из источника, и погрузил пальцы в чистую, холодную воду. Сполоснул лицо и пригладил пальцами волосы. Затем надел шляпу и вернулся к костру.
   Там сидел осунувшийся от усталости Анри с кружкой кофе.
   Шалако налил себе кофе и присел на корточки.
   — Они налетят на заре с первыми лучами солнца.
   Анри кивнул.
   — Сколько, на ваш взгляд?
   — Трудно сказать. Шестеро или семеро так же опасны, как и дюжина. Здесь легче прятаться, чем внизу.
   Один за другим мужчины вставали и расходились по местам. Мако следил за горной тропой, Даггет занял позицию, откуда видны были обе стороны каньона Слоновьего холма. Рой Хардинг прикрывал участок между Заповедным каньоном и краем скалы, за которой был лагерь. Анри засел у начала Заповедного каньона.
   — Баффало, — сказал Шалако, — ты, фон Хальштат и я будем оборонять тропу и участок между каньонами.
   Фон Хальштат вернулся к костру, чтобы обсудить план защиты. Сунув трубку в зубы, он вопросительно посмотрел на Шалако и показал на пик за их спиной высотой в четыреста футов — Слоновий холм.
   — А что с ним? Хороший стрелок, если займет вершину, может сделать нашу позицию непригодной.
   — Придется рискнуть. Они могут взобраться на вершину лишь по стене каньона, она гораздо круче, чем здесь, но у нас некого туда посадить.
   Было все еще темно, однако, когда они расходились по своим местам, уже можно было различить отдельные деревья и валуны. Высоко в небе, на одиноком облаке появился розовый отсвет.
   Землю еще окутывал ночной холод. Все замерло. Шалако со своей позиции изучал местность пред собой. Он окинул ее быстрым пристальным взглядом, потом вернулся к дальней границе и начал методично и детально осматривать, постепенно приближаясь к другой стороне открывавшегося ему пространства.
   Каждую скалу, дерево, куст он оглядывал особенно тщательно, учитывая утренний свет, контуры, длину теней.
   Первый выстрел прозвучал неожиданно на участке Хардинга. За ним последовал второй выстрел. Перед Шалако метнулась тень, но прежде, чем он поднял ружье, исчезла.
   Он ждал с ружьем наготове, но снова все замерло.
   Теперь индейцы знают, что они готовы к нападению. Была ли это настоящая атака? Или их просто прощупывали?
   Он уловил за спиной легкое движение и, обернувшись, увидел Ирину с винтовкой в руке.
   — Вам здесь не место, — сказал он.
   Девушка устроилась рядом.
   — Почему? Я умею стрелять, вы же знаете.
   Рассвело, но солнце еще не вышло из-за горизонта. Снова все смолкло и замерло. Тишина беспокоила его: ведь апачи знали слабость их позиций… и знали, что с ними женщины.
   Несколько раз ему чудились отдаленные выстрелы, однако он не был уверен, что стреляли на самом деле.
   Шалако передвинул ружье и только открыл рот, чтобы что-то сказать, как тут же резко оборвал себя.
   Справа раздался слабый вскрик и грохнул выстрел.
   Шалако вскочил и побежал. Пуля перед ним зарылась в гравий, он нырнул за камни и только опустился на землю, как от второй пули брызнула каменная крошка.
   Перекатившись, он бросился дальше и, падая в укрытие, заметил Роя Хардинга. Тот отползал, волоча окровавленную ногу, а из-за кустов выскочил апач с ножом в руке.
   Шалако присел и выстрелил, не поднимая винтовку к плечу. Пуля настигла индейца в прыжке. Из глотки апача вырвался хриплый крик, однако он свалился рядом с Хардингом, ткнув того ножом наугад.
   Хардинг ударил индейца здоровой ногой и попал каблуком ему в лицо. Из сломанного носа хлынула кровь, но, невзирая на пулю и жестокий удар, апач встал на ноги и бросился на Хардинга.
   Хардинг поймал руку с ножом и вывернул ее, навалившись на индейца сверху. На окровавленном гравии завязалась отчаянная борьба, наконец, когда Шалако подбежал к нему, Хардинг оторвался от индейца.
   Ногу Хардинга распорола шальная пуля, он потерял много крови.
   Шалако мигом поднял его на руки и побежал неровным, спотыкающимся шагом. Над ухом свистнула пуля, но он был уже вне опасности в низинке, где горел костер.
   Он бережно уложил молодого возчика на землю.
   — Позаботьтесь о нем, Лора, — сказал он и, пригнувшись, помчался на линию огня.
   Подобрав свое ружье там, где его оставил, когда выносил Хардинга, Шалако, укрывшись за камнями, выглянул. Он запыхался, увидев апача, выстрелил, но промахнулся.
   Он изо всех сил старался выровнять дыхание, но перед глазами по-прежнему плясали волны раскаленного воздуха. Утренней прохлады как не бывало. Внезапно он услышал шум копыт. К индейцам подъехало подкрепление.
   Далеко внизу, на тропе, в ярдах пятистах от него, скакал апач.
   Шалако засек расстояние между камнями. А вдруг удастся… вдруг повезет… Он тщательно прицелился, плавно положил палец на спусковой крючок, выждал. Осторожно вдохнул и выдохнул, и, как только в прорези мушки появилась лошадиная голова, нажал на спуск.
   В момент отдачи в поле его зрения показался и пропал всадник. В горах разнеслось эхо выстрела.
   Он выпрямился, смахнул пот со лба, чтобы соль не ела глаза и не мешала смотреть, и снова зарядил винчестер
   Пора отходить назад. Они слишком растянуты и, если апачи зайдут сзади, у них не останется ни одного шанса.
   До него донесся легкий шорох, он продолжался одно мгновение, тем не менее Шалако узнал звук. Это трется о камни грубая ткань.
   Каньон…
   С бесконечной осторожностью, преодолевая дюйм за дюймом, он подполз на животе к точке, откуда мог заглянуть в каньон. Глубина его здесь была не более шестидесяти футов, по стене карабкались трое апачей.
   Он вскинул ружье, но вдруг заметил клиновидный камень: глыба величиной с пианино нависла над самым обрывом
   Подобравшись к глыбе, Шалако уперся спиной в соседний камень, подтянул ноги к самому подбородку и стал толкать мокасинами клин. Тот зашатался, но не упал, Шалако раскачал заново и, когда глыба подалась вперед, толкнул ее изо всех сил. Камень рухнул вниз. Послышался хриплый вскрик, заглушенный невероятным грохотом падающей глыбы и града камней, которые она увлекла за собой.
   Шалако взял ружье и обошел линию обороны, велев всем оттянуться назад. У Анри под глазом кровоточила ссадина от каменного осколка, но в остальном он не пострадал.
   Они снова заняли круговую оборону, на этот раз ближе к ложбинке с костром, спиной к скальной стене и башне Слоновьего холма.
   Ханс Крюгер все еще был жив и по-прежнему молчал, стараясь не привлекать к себе внимания, скрывая ни на минуту не отпускающую боль. Хардинг лежал с перевязанной ногой, он очень ослабел от потери крови
   — Только бы знать, что происходит! — воскликнула Лора. — Только бы знать, идет армия или нет!
   — Они могут и не подозревать о нашем существовании, — сказал Даггет.
   — Сейчас уже знают, — отозвался Баффало. — Наверняка. Скорее всего, они наткнулись на наши следы.
   Он вернулся на свою новую позицию и приготовился к долгому ожиданию. До него доносились голоса у костра, временами он замечал там движение, хотя костер находился довольно далеко от него и был окружен камнями и деревьями. Баффало решил окончательно: когда все кончится, он уедет. Заведет ранчо где-нибудь подальше от индейцев… пустит корни в безопасных краях с нормальной, разумной жизнью.
   Через некоторое время охотника охватила тревога. Он сменил позицию, внимательно осмотрел все кругом, но ничего нового не заметил.
   Вдали слышался приглушенный расстоянием ружейный огонь. Где-то шел чертовски жестокий бой. Может, армия так взгреет Чато, что у него не будет времени и желания задерживаться.
   Он зевнул, перешел на другое место и внезапно замер. Камень, размером не больше кулака… был перевернут.
   Всюду, где камни находятся под воздействием воды и ветра, они лежат тяжелой стороной вниз — значит, кто-то очень быстро прошел здесь и по недосмотру перевернул камень. Кто-то шел на него!
   Все тихо…
   По-настоящему встревоженный, он встал и заново осмотрелся вокруг. Мог он проглядеть камень, когда занимал позицию? Он никогда не пропускал таких примет, ведь от них зависела жизнь. Но, может быть, хотя бы на этот раз, он ошибся?
   Стояла глубокая тишина.
   Надо уходить. Он неплохо замаскирован и хорошо укрыт, но если кто-то подобрался так близко?
   Ничего, ничего.
   Баффало снова прислушался: нигде ни звука. Снова осмотрел каждое дерево, каждый камень. Наконец опустился на колени и положил винчестер на землю. Обернулся, чтобы перевернуть поудобнее нож, и тут камень, который вовсе не был камнем, возник у него за спиной, мускулистая рука сдавила горло охотника и рывком повалила назад. Дыхание Баффало пресеклось, он пытался разжать сдавившую его руку, когда между ребер в него вонзился нож.
   Могучее тело охотника рванулось, он почти освободился, однако нож снова и снова бил между ребер. Его мышцы постепенно расслабились, исчезла мысль о ранчо, затем исчезла мысль о жизни и наконец исчезла сама жизнь. В могучем теле, полном сил и энергии, в мозгу, полном замыслов и планов… не осталось ничего…
   Коричневая рука подняла его ружье, отстегнула патронташ, забрала табак и револьвер.
   Татс-а-дас-ай-го скользнул назад в камни, пересек открытое пространство и спрятался в кустарнике, где его коричневое тело слилось с песчаником и лавой.
   Снова он появился уже далеко в скалах на краю каньона Слоновьего холма, откуда лагерь был перед ним как на ладони. Татс-а-дас-ай-го был терпелив. Одного убил и удачно, скоро убьет еще одного. Апач не торопился. Эти люди никуда от него не денутся.
   Он уже наметил следующую жертву.
   В жаркий полдень 23 апреля подполковник Форсайт с невысокого холма осматривал местность. От лейтенанта Холла не было никаких донесений, но это беспокоило его меньше, чем отсутствие вестей от лейтенанта Макдональда с его горсткой разведчиков.
   Обводя биноклем окружающее пространство, он уловил еле заметное движение, пригляделся…
   Всадник… во весь опор скачет к нему.
   По посадке — индеец… Да это Попрыгунчик Джек!
   Лошадь по имени Попрыгунчик Джек, самая быстрая в полку, принадлежала Макдональду.
   Тревога… Подполковник повел отряд по склону холма навстречу всаднику.
   Подскакав к ним, лошадь упала, перевернувшись через голову, разведчик успел спрыгнуть на землю. Донесение было коротким и ясным. Макдональда атакуют крупные силы. Трое или четверо убиты.
   Предстояло шестнадцать миль скачки по раскаленной пустыне. Они могут погубить всех лошадей, но выбора не было. Когда-то Форсайт лежал на спине в траве острова Бичер с жуткой раной и молился о помощи.
   На вершине взгорья, где шел бой, лейтенант Макдональд постучал по фляжке — пустая… Двое раненых задыхаясь под палящим солнцем, тени нигде не было.
   Проверив заряды трех винтовок, из которых он попеременно стрелял, лейтенант оглядел свой маленький отряд. Краснолицый капрал, еще более красный, чем всегда, не потерял боевого духа и сноровки. У разведчика-мохава лицо пересекал багровый рубец — след от пули, один из раненых бредил о горных озерах, тени и рыбе, плескавшейся в холодной воде. Время от времени он издавал почти животные вопли. Второй раненый подполз к камням и приготовился стрелять.
   Апачи были уверены в себе. Короткими, быстрыми перебежками они двинулись вперед. Великолепный стрелок, Макдональд поднял первое ружье. Апач приподнялся, и лейтенант выстрелил раз, другой, индеец упал и скатился за камни.
   За несколько миль от цели Форсайт услышал выстрелы. Значит, он еще может успеть… пока еще может.
   В скалах каньона Лошадиной Подковы засели семьдесят пять индейцев, они не принимали участия в нападении на патруль. Им хотелось добычи покрупнее. Однако они не ожидали, что она окажется настолько крупной.
   Локо, руководивший действиями индейцев, вступил в упорное сражение с превосходящими и числом, и вооружением силами и, ведя осторожный арьергардный бой, медленно отступал в глубину каньона.
   Такой бой не устраивал ни одну из сторон. Целей появлялось мало, и они быстро передвигались. Несмотря на большое количество бойцов, убитых было немного. Потери, конечно, были, но они никак не соизмерялись с частотой выстрелов.
   Апачи всегда воевали осмотрительно, а солдаты уже давно сражались с апачами и научились у них многому такому, чего нет в учебниках военного министерства, поэтому шла прицельная, жестокая борьба, где каждый выстрел означал смерть. В каньоне Лошадиной Подковы встретились далеко не новички.
   Бой продолжался до темноты, затем солдаты отошли. Они загнали индейцев в скалы, а ночью ни один здравомыслящий командир не станет рисковать людьми.
   Форсайт ни минуты не сомневался, что апачи ушли. Приказав капитану Гордону и лейтенанту Гейтвуду преследовать индейцев, Форсайт стал допрашивать пленных. Они захватили двоих — раненого воина и старую скво. Те отрицали, что слышали об охотничьей экспедиции, но один из убитых имел при себе ружье с вырезанным на прикладе именем «Пит Уэллс».
   — Это еще не значит, что их всех уничтожили, — решил Макдональд, — ясно только, что убили Уэллса или как-то добыли его винтовку.
   — Чато здесь не было. Скорее всего охотников нашел он. Винтовку мог принести гонец.
   Спустилась ночь, теперь оставалось лишь ждать утра. Скачка под палящим солнцем утомила коней, и все, что следовало сделать, предстоит сделать завтра.
   — Хотел бы я услышать что-нибудь о Холле, — сказал Форсайт.
   Ханс Крюгер умер на закате. Попросил воды и, когда Лора принесла ее, поблагодарил, опустил голову на сложенный вдвое сюртук, служивший ему подушкой, посмотрел в небо, где высыпали первые звезды, и тихо отошел.
   Смерть Крюгера подействовала на всех угнетающе. Пит Уэллс тоже погиб, но его по-настоящему знал только Баффало, и он умер вдалеке. Крюгер принадлежал к их кругу, скромный, честный молодой человек пользовался всеобщей любовью.
   Ранен Рой Хардинг, запасы продовольствия на исходе, и, наконец, Шалако нашел труп Баффало Харриса.
   Большой охотник умер всего несколько минут назад, и причина смерти не вызывала сомнений даже в сгущающихся сумерках. На взрыхленном песке следы короткой, безнадежной борьбы. Шалако сразу понял: Баффало Харриса убил не простой апач.
   Большой охотник изучил до тонкости все хитрости и уловки индейцев во множестве стычек. И все же эта схватка оказалась короткой и бесшумной. Ни волк, ни горный лев не мог бы убить быстрее, тише и искуснее.
   Убийца забрал оружие и ушел к своим? Нет, у Шалако появилось тяжелое предчувствие, что апач скрывается где-то поблизости и подкарауливает новую жертву.
   Территория апачей невелика. От Таксона до юга Эль-Пасо, от Соноры и Сьерра-Мадре до центрального Нью-Мексико… Конечно, набеги они совершают за пределами этой территории. Апачи Белых гор живут дальше на север… но эти края принадлежат им.
   В мире апачей и тех, кто знаком с ними, есть имена воинов и вождей, которые действуют магически: Мангас Колорадо, Кочиз, Нана, Джеронимо, Викторио, Чато… и десяток других.
   Но среди индейцев ходили легенды и о воинах, что не были вождями. Одно из таких имен пришло в голову Шалако.
   Способ убийства, тишина, искусность… все признаки налицо.
   Теперь лагерь занимал не более акра. Пространство вокруг костра, заросли кустов, битый камень, глубокие расщелины вдоль обрыва с редкими деревьями и Слоновий холм за спиной.
   Крюгер и Харрис мертвы, Хардинг ранен. На ногах и способны драться только пятеро мужчин. С ними четыре женщины. Фон Хальштат и Анри — хорошие солдаты, Даггет и Мако необучены и неопытны. Шалако вернулся к костру.
   — Что случилось, Шалако? — Ирина вопросительно смотрела на него.
   — Держитесь ближе к костру, — сказал он, — и оставайтесь на ночь здесь. Где-то поблизости индеец.
   — Как же так? — спросила Жюли. — Мы внимательно следили.
   — Он убил Баффало. — Шалако повернулся к Ирине. — Пусть готовкой займется Жюли. С этого момента вы будете нести охрану с винтовками. Если увидите индейца, стреляйте сразу.
   — Может, устроить облаву? — предложил Анри. — У него не очень много пространства для маневра.
   — Это все равно, что ночью шарить руками в траве в поисках гремучей змеи. Вы ее непременно найдете.
   Анри сменил Мако на краю скалы, и повар вернулся к огню.
   Шалако беспокойно бродил вокруг лагеря, наконец тоже подошел к костру.
   — Это Татс-а-дас-ай-го, — сказал он. — Уверен.
   — Почему? — спросил Мако.
   — Можешь считать это предчувствием. Он здесь, никаких сомнений. Это великий воин, может, самый великий в апачском народе, и одинокий волк. Даже апачи его боятся. Держится замкнуто, обычно разъезжает в одиночку, я бы сказал, нелюдим до крайности. В горах ему ничего не стоит затравить большеротого барана, а на равнине — антилопу и оленя. Он знает, как использовать любую тень, любую расщелину, любой куст. Знает, как спрятаться там, где, кажется, совершенно невозможно это сделать, и он опаснее гремучей змеи, потому что не предупреждает о своем присутствии.
   Охотников снедали муки ожидания. Шалако тоже испытывал напряжение, но терпение его было безграничным. Остальные проявляли нервозность. Все, даже фон Хальштат, были не в состоянии держать себя в руках. Они хотели добиться цели немедленно. Жизнь не научила их сообразовывать свои желания со временем.
   Дикий Запад учит, как ладить со временем, ибо время здесь — мера всего. Говоря о расстоянии, вам назовут не количество миль от точки до точки, а количество дней, за которое вы одолеете это расстояние. Все измеряется временем, и время измеряет все.
   — Почему вы остались? — спросила Ирина.
   — Леди одолжила мне коня. Будем считать — из чувства благодарности.
   — Не за что. Честно говоря, я беспокоилась за коня. Мысль, что его могут съесть, для меня невыносима.
   — Все равно. Между прочим, вы могли поехать со мной.
   — И бросить друзей? Вы знали, что я не пойду на это.
   Лишь половина его разума была занята разговором, а другой половиной он раскидывал так и эдак, стараясь проникнуть в мысли человека, который собирался убить их всех поодиночке.
   Ирина помолчала, очевидно, размышляя о том же, потому что вдруг сказала:
   — Откуда вы знаете, кто он? Индеец то есть.
   — Люди выдают себя привычками, манерой поведения. Иногда вы узнаете их по следам, что они оставляют, иногда по тому, что они не оставляют следов. Из мелочей постепенно складывается картина…
   — Знание помогает?
   — Случается. Знакомого человека легче понять, а иногда и перехитрить.
   Рой Хардинг услышал их разговор.
   — О ком ты говоришь?
   — О Татс-а-дас-ай-го, Быстром Убийце.
   — Я слышал о нем.
   В скалах апач услыхал, как громко произнесли его имя, и ему стало не по себе. Имя у апачей — тайна за семью печатями, тот, кто знает твое имя, обладает над тобой определенной властью.
   Он не спускал глаз с большого человека, который произнес его имя. Что за волшебство открыло этому белому, кто он?
   Его называют Шалако. Человек, приносящий дождь.
   Татс-а-дас-ай-го внимательно следил за большим человеком. Перед ним был опасный противник… великий воин… апач пошел бы на все, чтобы сразиться с ним. Но Шалако знает его имя… это дает ему большое преимущество. Никто его не видел, а Шалако говорит о нем.
   Индеец остался на месте. Следующим он убьет человека на скале.
   Шалако оглядел тех, кто был у костра. Напряжение сказывалось. Эдна Даггет выглядела совершенно изможденной, вздрагивая от малейшего звука, и была на грани истерики.
   От Жюли Паж, казалось, остались одни глаза с темными кругами, — бессонные ночи и переживания привели ее в состояние транса. Граф Анри похудел, но сохранял хладнокровие и готовность к действию.
   — Смотри в оба, Рой, — сказал Шалако. — Не полагайся на женщин. У них нет опыта. Держи под рукой револьвер… индейцы могут попытаться тебя добить.
   — Интересно, что с Боски Фултоном. Ты сказал, что видел его на тропе, но стрельбы там не было.
   — Спрятался, если ума хватило. Если попытался бежать, теперь он наверняка мертв.
   Шалако знал, что у Фултона свои проблемы. Судя по доносившимся до них звукам ружейной пальбы, битва разыгралась между крупными силами. Были все основания предполагать, что победила армия. Но у нее могли быть серьезные потери, которые задержат ее приход.
   Он оглядел участок. Запаса продуктов хватит ненадолго. Еда кончится раньше боеприпасов, достаточно ли выдержки у этих людей?
   Выдержат ли они без еды два дня? Три?
   До Форсайта не дальше десяти миль, однако подполковник ничего о них не знает. Завтра, если придется отстреливаться от апачей, он может услышать стрельбу. Если сам не будет вести бой.
   Правда, к этому времени разведчики должны бы уже сообщить Форсайту, что следы охотничьей экспедиции идут на юг… если они не пришли к выводу, что их убили или взяли в плен.
   Лора Дэвис — дочь сенатора Соединенных Штатов, и телеграфный провод из Вашингтона уже должен раскалиться от требований незамедлительно принять меры.
   Скажем, три дня. Им надо продержаться еще три дня.
   Завтра наверняка будет атака, и интуиция ему подсказывает, что Татс-а-дас-ай-го убьет ночью еще одного. Воин-одиночка, он захочет увеличить разрыв в счете перед последней атакой.
   Поднявшись, Шалако обошел линию обороны. К утру будет видно все, однако ночью некоторые посты терялись в темноте. Он беспокоился за людей.
   Шалако присел рядом с фон Хальштатом.
   — Не оставайтесь слишком долго на одном месте, — предупредил Шалако. — Перемещайтесь, следите за тенями. Думаю, ночью он постарается убить еще хотя бы одного.
   Даггет был скорее возбужден, чем испуган. Впервые в жизни он оказался на поле сражения. Он оглянулся на Шалако.
   — Я, наверное, дурак, но знаете, — сказал Даггет, — мне это нравится.
   — Все верно, это здорово взбадривает.
   — Жизнь! Настоящая жизнь! Я всегда хотел быть военным, но отец пустил меня по дипломатической части, и, конечно, Эдна не хотела слышать ни о чем другом. У меня не было даже шанса попробовать.