Ламур Луис. Выстрелить первым...

   Мы вели лошадей по высокой, девственной траве сада и слышали, как из дома ответила Кейти:
   — Уходите! Уходите, иначе буду стрелять!
   — Послушай-ка меня, — отозвался один из бандитов, — нас всех ты не сможешь перестрелять, мы все равно ворвемся. Будь хорошей девочкой и открой дверь.
   Ночь была тихой, мы уже подъехали к дому, и когда гнусный голос замер, я спокойно и отчетливо произнес:
   — Она вас всех не сможет перестрелять, но мы сможем.
   Бандиты испугались голоса из ночи, мы точно почувствовали это.
   Эти типы, стоящие перед домом, где меня так тепло принимали, были убийцами, насильниками, конокрадами, дезертирами и подонками. Каким бы плохим человеком я ни был, но никогда не опускался до уровня такой подлой мрази.
   — Не лезь не в свое дело, убирайся подобру-поздорову, — вяло ответил кто-то из них.
   Я кипел от ярости, но нашел в себе силы рассмеяться, хотя, боюсь, смех не получился веселым.
   — Вы люди Барлоу?
   — Ну и что из этого?
   — Я предупредил Барлоу, чтоб держался подальше от этих мест. Если немедленно не уберетесь — подохнете, все до одного.
   Луна пряталась за деревьями, но свет ее, пробиваясь сквозь листву кипарисов падал на дом, в котором была Кейти и стоящую у двери толпу бандитов; мы рассеялись по краю сада, скрытые густой тенью, скопившейся под деревьями, и бандиты не могли видеть нас, слышали только мой голос.
   Они беспокойно перешептывались. Голос внушал им страх.
   Вдруг кто-то из бандитов подумал: «А что, если в саду лишь один человек?» — и нацелил винтовку в сторону сада.
   Мой «спенсер» был направлен на ближайшего к двери подонка — на него как раз падала полоска света из запертых ставен. Я разглядел жилетку и серую рубашку, а когда его винтовка шевельнулась, я выстрелил.
   Из других концов сада грянули, распоров тишину, громкие резкие звуки; бандиты попадали, и я пришпорил мула, прицелившись в голову оставшегося стоять наглеца; я понимал, что могу промахнуться и тем не менее нажал на спусковой крючок. Темная фигура рухнула наземь, менее чем в трех футах от меня.
   Грохотали выстрелы, люди Барлоу разбегались, падали, вскакивали, шатаясь, и снова падали. Наша атака оказалась внезапной и потому успешной. На поле боя бандиты оставили раненого, он катался по траве, пытаясь потушить пламя, — роковая отметина пули, угодившей ему в грудь, дымный порох сгорал не полностью, и часто от него воспламенялась одежда; мне приходилось встречать людей, у которых на всю жизнь на теле сохранились ожоги от пороха.
   Бандитский лагерь находился за усадьбой, и мы помчались туда, крича и стреляя во все, что двигалось.
   Затем мы увидели костер, от него во всю прыть несся человек, и Билл Лонгли выстрелил по бегущей цели — темная фигура покатилась по земле, словно подбитая куропатка, вот человек попытался подняться, но три пули намертво пригвоздили его к темной земле, и он затих.
   — Хороший выстрел, — сказал я, — осенью надо съездить поохотиться на гусей.
   Мы спрыгнули с коней, и Биккерстаф, подбежал к убитому и перевернул его на спину: на щеках мертвеца были шрамы-следы оставленные ногтями. Возможно, это он изнасиловал и убил ту женщину, о которой говорил Мэтт.
   В лагере мы обнаружили два кольта-«драгун», винтовки «генри» и «баллард» и два старых мушкета. Нашли также кофе, сахар, рис и хлеб. Мы забрали все добро, поскольку сами скрывались от закона, и с продовольствием у нас было туго. Один кольт я взял себе, второй отдал Лонгли. Ли досталась винтовка «баллард».
   Когда мы вели лошадей по просторным лужайкам, я остановился, взглянул на усадьбу и сказал:
   — Давным-давно здесь устраивали танцы. По вечерам, когда на бал съезжались роскошные кареты, я сидел за деревьями и исподтишка наблюдал: из карет выходили нарядно одетые пары, поднимались по ступеням — а из дома доносилась музыка…
   — Такого уже никогда не будет, — хмуро бросил Ли. — Это было в другом мире.
   Он сказал правду, но я сожалел о том мире, хотя и был ему чужим.
   Дверь дома Уилла была открыта, в проеме я увидел Кейти, склонившуюся над раненым.
   — Помогите мне, пожалуйста, уложить его на постель.
   — Он собирался вломиться к вам, мэм, — сказал Биккерстаф. — Пусть помирает. Это плохой человек.
   — Тогда вам следовало его добить. Я не позволю даже собаке умирать на своем пороге, а он человек.
   Мы внесли его в комнату, и Кейти поставила кипятить воду. Среди наших потерь не было — ни единой царапины и ссадины, атака была внезапной, и люди Барлоу могли отвечать нам лишь беспорядочным, бестолковым огнем.
   Под деревьями мы нашли трех убитых, это вдобавок к застреленному у дома, и еще одного с тяжелым ранением. Двое раненых валялись на траве около лагеря, один из них может быть, мертвый. Всех надо подобрать.
   — Сэму Барлоу это не понравится, — сказал Мэтт Кирби, раскуривая трубку. — Точно не понравится.
   — Он приедет, — отозвался Биккерстаф. — Я думаю, он скоро приедет сюда.
   — Пусть поторапливается, — ответил я, — иначе я сам поеду за ним. Не убирайте лопату после того, как всех похороним Лично я хочу приготовить Барлоу могилу у Корнере и поставлю надгробную надпись
   Лонгли рассмеялся:
   — Хорошая мысль. Я многое отдал бы за то, чтобы поглядеть после этого на его рожу. Я с удовольствием помогу тебе копать, Каллен.
   — Ты выкопаешь могилу себе самому, приятель, кто бы ты ни был. Барлоу убьет тебя, — сказал один из раненых.
   — Кто бы я ни был… Меня зовут Каллен Бейкер и я живьем сдеру шкуру со всякого, кто поднимет руку на Кейти Торн.
   Раненый быстро повернул голову к Кейти.
   — Вы из Торнов? — Он был потрясен. — Барлоу меня за это повесит!
   — Барлоу друг Чэнса, так ведь? — спросил я.
   Кейти бросила на меня быстрый взгляд, но раненый уже молча смотрел в потолок. Больше он не произнес ни слова.
   При лунном свете мы начали рыть могилу и закончили это дело, когда луна скрывалась за вершинами деревьев На холмике у изголовья поставили доску с надписью, выжженной раскаленным тавром:
   ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ СЭМ БАРЛОУ
   ТРУС
   ВОР
   УБИЙЦА СРАЖЕННЫЙ КАЛЛЕНОМ БЕЙКЕРОМ
   Прежде чем солнце прошло четверть пути, надпись у пустой могилы повидало человек десять, и поскольку все любили хорошую шутку, к вечеру о ней рассказывали от Люфкина До Бостона.
   В болотах тоже любили соленые истории, и скрывающиеся от закона крутые ребята посмеивались и с нетерпением ожидали продолжения.
   А в Большом лесу об этом узнал Сэм Барлоу. Говорили, что он чуть не лопнул от злости. Ярился и ругался последними словами, но в конце концов успокоился и задумался. Люди, рассказывавшие мне об этом, предупреждали:
   — Будь осторожней, парень. Теперь он должен тебя или убить, или покинуть эти края. Он приедет сюда, когда ты меньше всего будешь его ждать.
   А на поляне за полем в Фэрли я продолжал упражняться с револьвером; рукоятка уверенно ложилась в руку, револьвер вылетал из кобуры легко и плавно, дуло находило цель, словно было живым. Пусть приходит. Я готов.

Глава 4

   Моя кукуруза поднялась довольно высоко, когда я снова поехал повидать Кейти Торн. Я не мог забыть ее тихий дом, нашу беседу и хороший кофе при свечах. Оказалось, что во мне есть мягкость, которую я почти забыл, я с удовольствием сидел у Кейти на кухне, откинувшись в кресле, слушая шорох ее юбок и изредка переговариваясь с тетей Фло.
   Мне, суровому человеку, выросшему в трудных условиях, странно было разговаривать с этой благообразной старушкой и с Кейти, но мне нравилось тепло этого дома. Хотя я и знал, что не являюсь его единственным посетителем — Кейти любила принимать у себя, иногда сюда захаживал даже Чэнс, хотя его присутствие не приветствовалось. Был еще один частый гость, учитель местной школы по имени Томас Уоррен, но с ним я не встречался.
   Уоррен был чопорный молодой человек, неуверенно державшийся в седле, поглядывающий на всех свысока, что вызывало немало шуток среди парней в болотах. Тем не менее он много говорил о книгах, Кейти этого очень не хватало, а я здесь не специалист. Я читал все, что попадалось под руку, в основном старые газеты и реже — журналы.
   Листья на деревьях уже начали желтеть, когда я снова решил поехать к Кейти. Было еще рано, но из трубы уже поднимался дымок, зная, что тетя Фло любит поспать, я догадался, что по дому хлопотала Кейти.
   Увидев меня в окно, она открыли дверь.
   — Поставьте лошадь и проходите. У меня готов завтрак.
   Это было приятное известие, потому что прошлым вечером я работал допоздна и слишком устал, чтобы приготовить себе ужин, вместо еды опрокинул на себя ведро воды, вытерся насухо и сразу же улегся спать.
   В те дни я временами оставался на старой ферме, поскольку не хотел накликать неприятности и старался не ездить дважды одной и той же дорогой.
   Солдаты меня не тревожили, хотя ходили разговоры, что меня собираются арестовать за то, что я отнял оружие у полковника Белсера в Джефферсоне. Я отослал Белсеру записку, в которой протестовал, уточняя, что взял оружие, отнятое его людьми у меня.
   В саду был сарайчик, где я ставил лошадь и хранил для него овес и зерно. У сарайчика имелось две двери, ведущие в противоположные стороны. Заросший вистерией и какими-то другими вьющимися растениями, он стоял за деревьями, о его существовании знали немногие, а кто и знал — почти позабыли.
   Кейти встретила меня в дверях, глаза ее выражали беспокойство.
   — За вами могут приехать, Каллен. Это ужасно неприятно. Томас говорит, что люди требуют вашего ареста.
   — Люди?
   — Люди, с которыми он разговаривал: фермеры на севере и те, кто поддерживает Восстановление.
   — Не сомневаюсь. Есть такие, кто меня не любит. Не знают меня, но знают мое имя. И обвиняют во всем, что случилось в округе, будь то грабежи Барлоу или бандитов-одиночек. Мне жаль, Кейти, но я предупреждал, что обо мне будут плохо говорить.
   Она улыбнулась:
   — С каких это пор деревенщина стала учить меня, с кем общаться, а с кем — нет. Приходите, когда угодно, Каллен, и оставайтесь, сколько захотите.
   — Ну, тогда не волнуйтесь. Один мой человек сторожит на дороге, второй на тропе. Когда нужно, нас предупредят.
   Тетя Фло была наверху, в комнате раненого. Он поправлялся медленно, и одно время даже казалось, что и вовсе не выкарабкается. Теперь ему стало лучше.
   Кейти обратила внимание на револьверы.
   — Неужели обязательно носить их, не снимая?
   — Вы хотите, чтобы я обходился без них, Кейти? Они мне так же необходимы, как вам заколки для волос или кольцо на пальце, и даже больше, ведь от них зависит моя жизнь. Я живу по закону оружия и, возможно от него и погибну, но пока жив, револьверы должны находиться под рукой. Когда берешься за рукоятку револьвера, Кейти, появляется прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство. Только вот оружие предназначено для того, чтобы убивать, и обращаться с ним надо серьезно. Это не игрушка. Револьвер похож на женщину или лошадь тем, что не всем дано владеть им в совершенстве.
   Я сам удивился, что произнес столь длинную тираду.
   — Значит, вы понимаете женщин?
   — Знаю одно: как и с хорошим револьвером, с ними надо обращаться мягко, иначе рано или поздно они взорвутся. — Я усмехнулся. — Болота ведь не то место, где можно узнать женщин.
   — А на Западе? Я слышала, что вы побывали в краях мормонов. Так у вас тоже было три жены?
   — Ни одной, Кейти. Всего лишь лошадь и винтовка.
   Наливая кофе, она вдруг поставила кофейник на стол.
   — Каллен, почему бы вам не уехать отсюда? Почему бы не уехать туда, где вам не потребуется оружие? Вы собираетесь прожить так всю жизнь?
   — Я не могу бросить все, Кейти, и тем самым показать, что жизнь отца была бесполезной. А если я убегу на этот раз, кто может сказать, когда придется бежать в следующий? И когда и где я остановлюсь? Отцу не везло всю жизнь, и вот, в конце концов, он купил эту землю, пусть даже в Техасе она стоит немного, но это все, что у него было. Он оставил землю мне, здесь мой дом и тут я буду жить.
   — Но здесь вас ненавидят, Каллен. Вас боятся даже хорошие люди. Не важно, что послужило тому причиной, по-моему, они не смогут никогда до конца доверять вам.
   Я помрачнел, потому что знал: она говорит правду — от судьбы не убежишь.
   — Они правы, что хотят меня убить, — ответил я наконец, — ведь я не такой, как они, я другой. Когда я появился здесь впервые, на меня налетели — я был чужаком и казался беззащитным. Они подумали, что я слаб, потому что одинок, но я не был слабым именно по той самой причине.
   — Вы должны уехать. Это единственный выход.
   — Возможно, они правы, желая убить меня, — повторил я, занятый собственными мыслями. — Белому волку, чтобы выжить среди серых, приходится постоянно драться не на жизнь, а на смерть, инстинкт заставляет волков бросаться на своего же собрата, потому что белую шкуру заметить легко, а это — угроза всей стае.
   — Сэм Барлоу будет вас разыскивать?
   — Будет. Он обязательно придет за мной. Держитесь, от меня подальше, Кейти. Я приношу одни несчастья. А мне не следует видеть вас, потому что из-за меня вы подвергаетесь опасности.
   — Вы спасли меня.
   — Да… и если меня убьют, я оставляю вам Фэрли и тот урожай, что там вырастет.
   Девушка с удивлением посмотрела на меня.
   — Вы вырастили что-то? Как вам это удалось?
   — Я вернулся сюда, чтобы начать новую жизнь, мне не нужны были неприятности. Но мне их навязали. Сначала Чэнс, затем — Барлоу и все те, кто твердит, что я преступник. Я люблю землю, Кейти, земля — все мое достояние. Кроме нее у меня есть только мул, винтовка и желание драться. Я такой же, как те солдаты удачи, которых раньше нанимали на службу короли. Но если что-то спасет меня от самого себя — это земля, Кейти. Наверное, во мне кипит черная ирландская кровь.
   — Вы соберете урожай, а что потом?
   — Сохраню его на корм скоту. Мы собрались сбить в стадо одичавший скот и продать его на севере. На деньги, вырученные от продажи, я куплю жеребца, пару хороших кобыл и начну разводить лошадей. Об этом я мечтаю. — Я помолчал, глядя на пламя свечи. — И я это сделаю, если не погибну.
   — Не в ваших привычках, Каллен, говорить о смерти.
   — Вы меня плохо знаете. Я живу рядом со смертью. Я не из тех дураков, которые думают, что первым умрет другой. Смерть может прийти к любому, в любой момент. Я знаю об этом, поэтому не хочу умирать, пока толком не пожил.
   — И все же уезжайте, Каллен, — продолжала твердить свое Кейти, — уезжайте на Запад, куда угодно. Ведь это не считается бегством: если вы выживете, вы победите их. Да и кому какое дело, что они подумают?
   В дверях, уже уходя, я сказал:
   — Вам не следует тратить на меня время. Я того не стою.
   — Если таково ваше мнение, — резко ответила она, — то не удивляйтесь, что так будут считать другие: уважение начинается с самоуважения.
   — А знаете, вы правы, — заметил я. — Вы чертовски правы.
   Зайдя в сарай, я вывел лошадь, на которой сегодня ездил, дав возможность восстановить силы мулу. Хоть он и был крепким и неприхотливым, но и ему нужно отдохнуть. Теперь я часто ездил на сменной лошади Биккерстафа.
   Я доехал до Джека Инглиша, который ждал меня на тропе, и уже вместе мы добрались до дороги, где стоял в укрытии Билл Лонгли. Проехали еще чуть-чуть и увидели Боба Ли и Мэтта Кирби, именно там, где у нас была назначена встреча
   Парни сообщили новости. Барлоу снова совершил налет, и снова — на севере. Неподалеку от Линдена бандиты ограбили и сожгли ферму, но Барлоу получил отпор от группы фермеров и отступил — к чему драться, если в другом месте то же самое можно поиметь без всяких затруднений. А вызванные армейские части, конечно, опоздали.
   Трое пьяных бандитов подъехали к дому Лейси Петрейн, стали орать, но когда попытались взломать дверь, из-за угла неожиданно появился человек и поговорил с ними. Двое умерли сразу же, третьего, тяжело раненного, отвезли в город
   — Знаешь, кто это был? На вдову работает Джон Тауэр.
   Уложить троих в темноте, двоих насмерть… хорошая работа.
   О Джоне Тауэре не стоит забывать.
   Пока они говорили, я отъехал подальше в поле и ждал, когда заквакает лягушка, чтобы на голос выхватить револьвер. Тяжелый кольт вылетел у меня моментально и лег в руку со взведенным курком. Я спустил курок и попробовал еще раз. Получилось так же быстро. Но достаточно ли?
   Я угрюмо присоединился к остальным — они сидели под деревьями в двух шагах от дороги. Чем мы здесь, черт побери, занимаемся, скрываясь в кустах, словно загнанные животные? Настороженные, грязные, редко ночующие под крышей, не имеющие нормальной еды. Конечно, некоторые называют это романтикой… Такую жизнь должны испытать писатели, рассказывающие людям подобные истории о жизни в болотах, в пыли и грязи, рядом со смертью.
   — По-моему, — сказал я, — Чэнс Торн поставляет информацию Сэму Барлоу.
   — Кто тебе поверит? — спросил Боб Ли. — Говорят, что сегодня ты грабил в пятидесяти милях отсюда.
   — Тогда поехали в город, и я покажусь властям. Заставим их признаться во лжи.
   Первым мы увидели полковника Белсера.
   — Ходят слухи, что я участвую в грабежах в пятидесяти милях к югу, — сказал я. — Вы видите меня здесь на не уставшей лошади.
   Белсер потемнел от гнева, ведь за нами с любопытством наблюдали горожане. Они меня не любили, но я все же был одним из них, солдат они не любили еще больше.
   — Надеюсь дожить до тех пор, когда вас повесят, Каллен Бейкер! — сказал Белсер. Мой приезд в город привел его в ярость. Это был вызов власти, которую он представлял. — Я лично затяну петлю!
   Он говорил правду. В те дни я не поставил бы и цента против того, что меня вскоре не повесят, но прежде я собирался захватить на тот свет и моих палачей.
   — Полковник, — я положил обе руки на луку седла. Вокруг стояло с дюжину зевак, и я постарался, чтобы они услышали мои слова. — Полковник, — повторил я, — если я через неделю опять встречу вас, вы получите по заслугам. Пора гнать вас, мешочников, отсюда поганой метлой.
   — Послушай, ты! — гневно взревел Белсер. — Да я…
   — Вы меня слышали, полковник? Одна неделя.
   Он стоял, побледнев, глаза его бегали.
   — Вы ничего не добьетесь, Каллен Бейкер, — процедил Белсер сквозь зубы. — Те самые люди, которые сегодня провозглашают вас героем, будут охотиться за вашей шкурой, как только мы уйдем.
   Когда мы выезжали из города, я подумал, « что он прав. Здешние меня не любят, хотя считают, что я оказываю сопротивление мешочникам, и относятся ко мне терпимо, однако, когда все кончится, они сразу вспомнят, что со мной опасно связываться.
   После всего, что я высказал Белсеру, власти должны были утроить усилия по моей поимке. И что бы я ни предпринял в ответ — мне нужны были деньги. Живя в болотах, не нуждаешься почти ни в чем: охота там богатая, а ребята, которые дружили с фермерами, всегда привозили продукты. Однако деньги, которые я привез с собой, кончились. Настало время отправиться за одичавшим скотом.
   На это была еще одна причина: меня станут разыскивать в болотах, а я буду в Большом лесу. Но нельзя никому раскрывать свои планы вплоть до последней минуты.
   В Большом лесу было жарко и безветренно. За неделю отчаянно тяжелой работы нам удалось собрать всего триста голов. С рослыми и упрямыми коровами и бычками справляться было трудно. Тот, кто никогда не ловил скот в кустах, не знает, что такое обливаться потом. В неподвижном воздухе вились слепни размером с воробья. Мы работали, как проклятые, и вот результат — всего триста голов.
   — У Барлоу примерно двести ворованных коров, — сказал Лонгли. — Может, отберем?
   Ох уж этот Лонгли. Крутой парень, всегда нарывается на неприятности.
   — Отберем, Билл, — сказал я. — Но те люди, у которых угнали скот, захотят получить его обратно.
   — Я не думал ни о деньгах, ни о скоте, — ответил Лонгли. — Только о том, как насолить Сэму Барлоу.
   — Мэтт, — спросил я Кирби, — что ты знаешь о Затерянной реке?
   — Кое-что знаю. Мальчишкой я там рыбачил.
   — Недавно слышал разговор, — сказал я, — какой-то парень говорил, что на берегах Затерянной полно скота.
   — Ну, там есть заливные луга с сочной травой. Я бы сказал, что лучше пастбищ для скота не придумаешь. Но я там давным-давно не бывал.
   С севера пришли известия о том, что Белсер и Чэнс прочесывали болота у Серной реки дюйм за дюймом. Проводником у них был Джоэл Риз, однако пока они не нашли ничего, кроме старых костров. И еще они наблюдали за домом Кейти Торн.
   Мы узнали другую новость: за раненым приехали двое и увезли его без всяких происшествий.
   Мы стали собирать скот в районе Затерянной реки. Это была дикая и неухоженная земля, очень красивая. Здесь нам повезло больше.
   Первые белые, пришедшие в Техас после войны за независимость, обнаружили в чащах и по берегам рек множество одичавшего скота, оставшегося после испанских путешественников. Затем коровы стали убегать с ранчо, а во время Гражданской войны тысячи голов остались неклеймеными и пополнили стада, пасшиеся на свободе.
   В лесах было много полян с сочной травой, на равнинах — воды, а листва использовалась как добавочный корм. Стада протоптали свои тропы, животные вконец одичали, быки невероятных размеров стали агрессивными. Я сам видел старых быков высотой под шесть футов с таким же размахом рогов, а говорили, что попадались экземпляры, имеющие расстояние между рогами больше десяти футов.
   Кирби знал несколько коровьих троп, я сам нашел в чаще несколько. Прочесав район Затерянной реки, мы за одну неделю собрали голов триста и погнали стадо к северу в большой корраль.
   Корраль находился в кустарнике, на границе Большого леса; давным-давно его соорудили мексиканцы. Изгородь была крепкая, способная сдержать даже слона. Корма и воды там было достаточно.
   Загнав стадо в корраль, мы снова углубились в лес в том месте, где над ручьем наклонился огромный старый кипарис, и обнаружили едва заметную звериную тропу. Мы ехали колонной по одному, с обеих сторон тропы нас царапали ветки.
   Нам предстояла жестокая схватка, и можете поверить, мы были к ней готовы.
   Прямо из-под ног моей лошади выскочил заяц, несколько раз в кустах хрюкнула дикая свинья. Мне совсем не улыбалось на узкой тропе повстречаться с кабаном.
   В ту ночь мы устроили лагерь на небольшой поляне, костра не разводили и разговаривали только шепотом. В воздухе чувствовалось приближение грозы. Вечер провели за чисткой оружия, ждали нападения. Сэм Барлоу, грабя фермы в наших краях, искал неприятностей. Теперь он их получит.
   Мое оружие — «спенсер», два кольта и двенадцатидюймовый охотничий нож, который я постоянно носил с собой. Немного, но все же… Некоторые из людей Барлоу имели по пять-шесть кольтов — оружие всегда должно находиться под рукой, а перезаряжать револьверы довольно сложно.
   Служа в армии, я видел, что многие имеют по несколько револьверов — за поясом, в кобуре, у седла. Дингус — конокрад, прислуживавший Уиверу, носил четыре или пять револьверов. Неприятный парень — припухшие красные глаза и нервный тик, он все время хлопал глазами, как сова в сильный град. Говорят, теперь он стал преступником. Настоящее его имя — Джесси Джеймс.
   На коней мы сели около полудня. Люди Барлоу к этому времени уже пообедали и сейчас отдыхали. Подъехав к лагерю, я натянул поводья.
   Где-то впереди в кустах закричала женщина и громко засмеялся мужчина. Кто-то заорал, чтоб они заткнулись.
   Перед нами был корраль с лошадьми, два костра на которых готовилась пища, рядом в тени лениво развалились бандиты. Они с интересом наблюдали за тем, как в центре поляны какой-то парень одной рукой держал за запястье молоденькую девушку, в другой сжимал кнут.
   — Только попробуй еще раз от меня убежать! Я тебя так отделаю, что век будешь помнить. Люблю хорошо избитых и послушных женщин.
   Вместо четырнадцати человек, о которых сообщил наш разведчик, в лагере было около тридцати. Несколько лошадей все еще в мыле — значит, несколько бандитов только вернулись.
   — Их довольно много, — беззаботно заметил Лонгли, — но мы же за этим сюда и ехали, верно?
   — Делаем по одному выстрелу, — сказал я, — и врываемся в лагерь. Постарайтесь не промахнуться. От нас до лагеря — ярдов пятьдесят, попасть нетрудно. Похоже, все они люди Барлоу, поэтому не церемоньтесь.
   Чуть тронув каблуками коня, я повел его шагом. В лесу ни звука, если не считать смеха на поляне и громкого голоса человека с кнутом. Каждый шаг моего коня поднимал облачко пыли. Жарища усиливалась. По щеке катился ручеек пота, я вытер руку о джинсы. Где-то вдали, нарушив тишину леса, закричала ворона. Скрипя седлами, мы вытянулись в цепь по краю поляны. Нас была горстка по сравнению с отрядом бандитов, но мы рвались в драку, добавьте еще такую штуку, как внезапность.
   Наша цепь приблизилась к поляне настолько, что бандиты могли нас запросто увидеть, однако все они смотрели на парня с кнутом и девчонку.
   Я направил револьвер в грудь человека, который как раз отвел руку для удара.
   — Поехали, — скомандовал я негромко и выстрелил.
   Звук моего голоса утонул в грохоте залпа.
   Один бандит, очевидно, почувствовавший наше приближение, высунулся из-за ствола дерева, но тут же свалился, сраженный пулями. Как снопы свалились еще несколько бандитов. Парень с кнутом отпустил руку девушки и рухнул лицом в пыль. Мы пришпорили лошадей и ворвались на поляну двумя группами — по четыре человека, стреляя направо и налево.