Страница:
Лана Синявская
Обитель Джека Потрошителя
Глава 1
«Вот и еще один день оказался напрасной тратой макияжа», – подумала я, разглядывая унылую девицу с кислой физиономией, которая таращила на меня из зеркала разнесчастные глаза, обведенные черным контуром по всем правилам. Девица взмахнула нагуталиненными ресницами и скривила губы, явно собираясь удариться в рев. Только этого не хватало, потекший макияж – вот достойное завершение на редкость отвратительного дня. А ведь с утра казалось, что у меня началась-таки новая жизнь. Ага, с такой-то рожей… Держи карман шире…
Кто бы знал, как я ненавижу свои коричневые, торчащие каждый во что горазд волосы, которые невозможно уложить в нормальную прическу даже с помощью суперклея! А еще – свой маленький рост, из-за которого никто не воспринимает меня всерьез. И пухлые, как у младенца, щеки, такие, что каждый норовит снисходительно меня по ним потрепать. А ведь мне уже исполнилось двадцать пять! Все сроки для превращения гадкого утенка в прекрасного лебедя давно миновали.
Впрочем, зря я грешу на свою внешность, вовсе я не урод, многие даже находят меня привлекательной. Они называют меня «милашкой». Тьфу, даже вспоминать противно. Ну как можно почувствовать себя красивой, слыша подобное обращение?
Я хмуро глянула на свое отражение из-под густой, доходящей до самых бровей, челки. Наверное, пора избавиться от нее, ведь я ношу челку с первого класса, и все, разумеется, твердят, что это «очень мило». А мне осточертело быть милашкой, хочу быть модной и стильной! Я подхватила челку ладонью и плотно прижала ее к голове. Теперь из зеркала на меня глядело совершенно чужое существо, похожее на испуганного ежика, которого с неизвестной целью побрили наголо. «М-да… горбатого могила исправит», – вздохнула я, оставив в покое челку. Может, постричься? А что, сделаю модную стрижку, вставлю в уши большие серьги, такие круглые, как у цыганок… Тут я вспомнила, что у меня в ушах нет дырок, и запечалилась. Глупости это все. Единственное, что мне по-настоящему надо – так это подрасти сантиметров на десять, а еще лучше – на пятнадцать. Вот тогда все само собой придет в норму. Никто больше не посмеет потрепать меня по щеке и сказать, что я похожа на маленькую фею.
Мои зеленые глаза по-кошачьи сверкнули, и я сразу похорошела, отчего на душе стало немного легче. Глаза у меня и вправду ничего.
Чтобы умыться, я открыла кран, но не рассчитала, повернув ручку слишком сильно. Тугая струя брызнула на меня, мгновенно намочив белую шелковую блузку. Ну все одно к одному! И я раздраженно топнула ногой, обутой в домашнюю тапочку. А, ладно, блузку все равно надо постирать. Стянув мокрую тряпку с плеч, я швырнула ее в таз для белья и поежилась.
Холодно, однако! Зима в этом году на редкость морозная, и в квартире, естественно, настоящий холодильник. Но тащиться в комнату за халатом было лень, и я решила побыстрее покончить с умыванием, стараясь не обращать внимания на покрывшиеся гусиной кожей плечи и руки. Умылась я быстро, водой и мылом, после чего с удовольствием вытерлась махровым полотенцем.
Конечно, я в курсе, что макияж следует снимать молочком, которое специально для этой цели предназначено, но, чтобы соблюдать правила, неплохо бы это молочко иметь. А чтобы его иметь, нужны деньги. Цепочка замкнулась. Денег у меня не было. Они могли бы появиться, если бы я не сваляла сегодня такого дурака. Снова вспомнив о неудаче, я едва не разревелась. Нет, не буду травить себе душу. Моя подруга Наташка говорит, что с бедой нужно ночь переспать. Вот и подумаю обо всем завтра с утра. Хотя тоже не лучший выход – как-никак завтра праздник, Рождество.
Закончив с водными процедурами, я поплелась в комнату, котора служила для меня и спальней, и гостиной, и всем остальным по мере надобности, так как присутствовала в моей квартире в единственном экземпляре. Кроме нее, имелись только прихожая, совмещенный санузел и кухня размером со спичечный коробок. Невелико богатство, но я радовалась и такой жилплощади. Главное, что она была отдельной, то есть свободной от соседей и родителей. Последних у меня был некомплект – имелись только папа и бабушка, мама умерла, когда мне только исполнилось шесть лет. Отец так никогда больше и не женился, вместе с бабулей они «ставили меня на ноги», причем с таким усердием, что я, как только представилась возможность, сбежала из-под их опеки, пытаясь начать самостоятельную жизнь. Правда, оказалось, что она, самостоятельная жизнь то есть, не так уж проста, но гордость не позволяла мне послать родным сигнал SOS. По крайней мере – пока, хотя сейчас такая мысль уже не казалась мне очень уж нелепой.
Выбрав на полке кассету с любимым фильмом, я вставила ее в видеоплеер и забралась с ногами в потрепанное кресло, продолжая вертеть в руках картонную коробочку. Как обычно, звуки веселой, задорной песенки из старого фильма «Девчата» вызвали на моем лице улыбку. Я его видела, наверное, раз двести, но мне не надоедало смотреть вновь и вновь. Может быть, потому, что Тося Кислицына – просто вылитая я, только образца шестидесятых. Как она ловко прибрала к рукам этого дуболома, то есть лесоруба! Жаль, что у меня так никогда не получится, хоть в тайгу меня отправляй, хоть на Гавайи. Наверное, я совсем несовременная, потому что мечтаю не о деньгах, нарядах и виллах, а о настоящей любви, от которой дрожат колени и дух захватывает, о семье, которая была у нас, пока с мамой не случилось несчастье. О такой семье, где родители любят друг друга и своих детей, а не шарятся по углам с сомнительными любовниками и любовницами, соревнуясь друг с другом в том, кто кому наставит рога быстрее и ветвистее. Меня тошнило от модного нынче слова «секс», потому что то, что оно обозначает, напрочь затмило мозги окружающим, прочно позабывшим о человеческих чувствах, которые они заменили «простыми движеньями». Что-то я начала рассуждать, как замшелая бабулька на лавочке… Я одернула себя и постаралась отвлечься от дидактических мыслей, уставившись в экран телевизора.
Где-то с полчаса я с удовольствием наблюдала за приключениями обаятельной поварихи с косичками, но постепенно мысли о сегодняшнем фиаско противным червяком снова просочились в мои мозги. Дело в том, что я с треском вылетела с исключительно перспективного места, проработав там рекордное количество времени – один день.
Поначалу должность продавца в «Акосе», крупнейшем автосалоне нашего города, показалась мне настоящим подарком судьбы. Да так оно, в сущности, и было. Огромный зал со стеклянными стенами, заставленный дорогущими блестящими иномарками, по которому прохаживаются солидные клиенты. Причем прохаживаются не взмыленной толпой, а по одному, в крайнем случае – попарно. При этом все, что от меня требовалось, – это улыбаться, говорить с клиентами вежливо, не раздражаться от их глупых вопросов и чрезмерной привередливости. То есть делать все, чтобы клиент отбыл из салона не на своих двоих, а на новой машине. Зарплата за эту непыльную работу полагалась такая, что все мои подруги единогласно решили: мне крупно повезло. И в самом деле повезло. В подобных заведениях по старой традиции работают исключительно длинноногие русалки из несостоявшихся фотомоделей, красивые и неприступные, так что у меня с моим ростом шансов вроде бы не было. Но, по счастью, именно в тот момент, когда я возникла на пороге отдела кадров, хозяина салона, начитавшегося зарубежных учебников по маркетингу, посетила прогрессивная идея набрать продавщиц совсем другого экстерьера – таких, что вызовут у клиента доверие своим скромным видом. Дескать, длинноногие красотки пугают мужчин, смущая их и вызывая комплекс неполноценности. Таким образом у меня и появился шанс украсить собой престижный салон по продаже иномарок. В качестве эксперимента, так сказать. Жаль только, что, торопясь воплотить идею в жизнь, мне позабыли рассказать, как отличать одну марку машины от другой.
К обеду своего первого рабочего дня я успела сосватать целых две машины – не самые дорогие, но и не самые бросовые. Успех вдохновил меня, и я чувствовала себя на седьмом небе от гордости, когда в салон вошло лицо откровенно кавказской национальности в кашемировом пальто угольно-черного цвета и белом шелковом шарфе. Коверкая русский язык, лицо, сверкнув зубами, произнесло:
– Дэушка, я пассат хачу.
Я слегка обалдела от такой непосредственности и растерянно захлопала глазами. Мне и в голову не пришло, что славный горец, один вид которого нагнал на меня страху, требует «Фольксваген Пассат», поскольку из названия этого автомобиля всего-навсего помнила только первую часть.
– Ч-что вы хотите? – начав заикаться, спросила я.
– Пассат хачу. Сичас, – непреклонно отрубил он, похлопав себя спереди по карману штанов.
Наверное, он намекал, что хочет заплатить наличными, но я поняла его жест превратно, решив: человеку так невтерпеж, что еще немного – и он справит свою нужду прямо посреди салона.
С трудом удерживая на лице голливудский оскал, я пролепетала, пытаясь придать голосу недостающую твердость:
– Здесь нельзя!
– Пачэму нэлзя, а? – широко улыбнулось дитя гор, став похожим на голодного крокодила. – Здэсь нэт?
– Нэт! – заорала я радостно. – То есть нет! Вам туда! – замахала я рукой в сторону двери с большими золочеными буквами WC.
Ну кто же знал, что радиатор этого растреклятого «Фольксвагена» украшает точно такая же буква W, как на нашем туалете? Увидев ее, кавказец неторопливо и с чувством собственного достоинства пошел в указанном направлении. Чувствуя, как по спине ползут капельки пота, я напряженно следила, как он вошел внутрь, оставив дверь открытой.
– Пассат хачу, – донесся до меня его требовательный гортанный голос.
Тетя Маша, сидевшая на входе в заведение, нисколько не смутилась.
– Это можно, – сказала она и быстро назвала стоимость услуги, завышенную, как минимум, раза в два.
– Пачэму так дэшево? – отчего-то удивился кавказец.
Сквозь открытую дверь туалета я отчетливо видела, как маленькие глазки тети Маши сильно увеличились в размерах и сделались похожими на счетчики в такси, в каждом зрачке стремительно, сверху вниз побежали цифры.
– Ой, милок, ошиблась я… Извиняюсь… Двадцать с тебя, – на одном дыхании выпалила она.
– А кандыцыонэр ест? – подозрительно уточнил привереда.
– Чегой-то? – не поняла тетя Маша.
– С кандыцыонэр пассат хачу, – капризно заявило кавказское лицо.
Тетя Маша остолбенела. Я, честно говоря, тоже. На фига ему кондиционер для этих нужд? Ну, туалетная бумага, там, мыло – понятно. Но кондиционер?
Тетя Маша надолго задумалась. Ей, как она потом объяснила, слово «кондиционер» напомнило широко рекламируемый по ТВ шампунь, и она решила, что мужик собирается мыть в туалете голову. Состояние вверенных ей фаянсовых емкостей этому никак не способствовало, и она торопливо забормотала, спеша отделаться от беспокойного клиента подобру-поздорову:
– Ты, милок, извини, но нету кондиционера. С утра еще был, а сейчас весь закончился…
– Бэз кандыцыонэра нэ хачу! – высокомерно бросил кавказец, резко развернулся и, оставив тетю Машу сожалеть об упущенной выгоде, широким шагом направился в мою сторону.
Я вздрогнула, но, вспомнив об инструкциях, встретила его с видом жизнерадостной идиотки. А клиент явно уже начал закипать, как чайник со спиралью.
– Пассат наконэц мне дай! – сердито рявкнул он, игнорируя мою широкую улыбку, которая от такого заявления незаметно покинула место дислокации.
– А вы… разве там… как бы сказать… нет? – промямлила я, затравленно оглядываясь на дверь туалета.
– Там кандыцыонэр нэт, – презрительно скривился клиент, нахмурив широкие брови.
Мда-а… Запах в тети-Машином заведении, конечно, не фонтан, но чтоб так уж сильно мешал… Тем более если товарищу приспичило…
– Вот! – радостно завопил кавказец, тыча смуглым пальцем на что-то, расположенное у меня за спиной.
Я вздрогнула и обернулась.
– «Фальксваген-Пассат» хачу! – обрадованно заворковало лицо с Кавказа, с вожделением глядя на одну из машин.
Я почувствовала, что мне становится дурно. Использовать для ЭТОГО такую дорогую машину? Да он рехнулся! Нужно было принимать срочные меры, потому что кавказец уже крутился вокруг автомобиля с явным намерением нырнуть в салон.
– Музыка ест? – обернулся ко мне кавказец с просветленным лицом.
Я машинально кивнула, подумав: «Извращенец, еще и музыка ему понадобилась!»
– Хачу! – сообщил тип и уже взялся было за ручку дверцы.
– Нет! – истошно взвизгнула я и загородила извращенцу дорогу своим телом. А клиент был настроен весьма решительно, но тут, на мое счастье, из подсобки вырулил наш охранник Гоша, парень со всех сторон авторитетный.
– Гоша, на помощь! – заорала я, размахивая руками, как взбесившаяся ветряная мельница.
Гоша выгнул бровь и двинулся в нашу сторону. Когда он подошел, я, встав на цыпочки, быстрым шепотом изложила ему суть дела. Гоша крякнул и грозно посмотрел на кавказца.
– Ты что, мужик, совсем оборзел? – мрачно поинтересовался он, смерив взглядом лицо кавказской национальности, которое по сравнению с Гошиным могучим торсом выглядело уже не так внушительно.
– Мнэ пассат нада, а она нэ дает! – пожаловалось лицо, тыча в меня пальцем.
Я юркнула за спину Гоши и испуганно захлопала глазами.
– Мнэ нада только пассат! – не унимался тип.
– Угу, – почти ласково кивнул Гоша. – Только и делов-то…
Обескураженный кавказец почти не сопротивлялся, когда охранник взял его под локоток и поволок к двери. Он только несколько раз оглянулся на злополучный автомобиль и покорно позволил довести себя почти до самого выхода. И тут Гоша немного расслабился. Тогда юркое дитя гор вероломно воспользовалось моментом и вывернулось, а затем вприпрыжку ринулось к лестнице, ведущей на верхний этаж…
Враки это все, что восточные мужчины любят девушек. Кого-то они, может, и любят, но я определенно к их числу не принадлежу. Мой, например, когда доскакал до начальства, накатал такую жалобу, что я вылетела с работы без суда и следствия меньше чем через час. До сих пор я чувствовала себя несправедливо обиженной, ведь и тетя Маша, и Гоша поняли ситуацию в точности так же, а пострадала одна я. Увы, спорить с начальством бессмысленно, и потому я вновь оказалась без работы, с паршивым настроением и мрачными перспективами встретить Рождество в полном одиночестве.
На экране Тося уже сидела со своим лесорубом на лавочке, доверчиво обсуждая роль носов в поцелуях, а я все еще продолжала жалеть себя, горемычную. Пошли титры. Я решила, что на сегодня жалости к себе, пожалуй, многовато, и отправилась на кухню. Несмотря на поздний час, мне вдруг жутко захотелось выпить кофе. Этот напиток оказывал на меня странное действие: вместо того чтобы лишить сна, он действовал наподобие снотворного. Впрочем, я уже давно подозревала, что при рождении мой организм был укомплектован как-то неправильно.
Кто бы знал, как я ненавижу свои коричневые, торчащие каждый во что горазд волосы, которые невозможно уложить в нормальную прическу даже с помощью суперклея! А еще – свой маленький рост, из-за которого никто не воспринимает меня всерьез. И пухлые, как у младенца, щеки, такие, что каждый норовит снисходительно меня по ним потрепать. А ведь мне уже исполнилось двадцать пять! Все сроки для превращения гадкого утенка в прекрасного лебедя давно миновали.
Впрочем, зря я грешу на свою внешность, вовсе я не урод, многие даже находят меня привлекательной. Они называют меня «милашкой». Тьфу, даже вспоминать противно. Ну как можно почувствовать себя красивой, слыша подобное обращение?
Я хмуро глянула на свое отражение из-под густой, доходящей до самых бровей, челки. Наверное, пора избавиться от нее, ведь я ношу челку с первого класса, и все, разумеется, твердят, что это «очень мило». А мне осточертело быть милашкой, хочу быть модной и стильной! Я подхватила челку ладонью и плотно прижала ее к голове. Теперь из зеркала на меня глядело совершенно чужое существо, похожее на испуганного ежика, которого с неизвестной целью побрили наголо. «М-да… горбатого могила исправит», – вздохнула я, оставив в покое челку. Может, постричься? А что, сделаю модную стрижку, вставлю в уши большие серьги, такие круглые, как у цыганок… Тут я вспомнила, что у меня в ушах нет дырок, и запечалилась. Глупости это все. Единственное, что мне по-настоящему надо – так это подрасти сантиметров на десять, а еще лучше – на пятнадцать. Вот тогда все само собой придет в норму. Никто больше не посмеет потрепать меня по щеке и сказать, что я похожа на маленькую фею.
Мои зеленые глаза по-кошачьи сверкнули, и я сразу похорошела, отчего на душе стало немного легче. Глаза у меня и вправду ничего.
Чтобы умыться, я открыла кран, но не рассчитала, повернув ручку слишком сильно. Тугая струя брызнула на меня, мгновенно намочив белую шелковую блузку. Ну все одно к одному! И я раздраженно топнула ногой, обутой в домашнюю тапочку. А, ладно, блузку все равно надо постирать. Стянув мокрую тряпку с плеч, я швырнула ее в таз для белья и поежилась.
Холодно, однако! Зима в этом году на редкость морозная, и в квартире, естественно, настоящий холодильник. Но тащиться в комнату за халатом было лень, и я решила побыстрее покончить с умыванием, стараясь не обращать внимания на покрывшиеся гусиной кожей плечи и руки. Умылась я быстро, водой и мылом, после чего с удовольствием вытерлась махровым полотенцем.
Конечно, я в курсе, что макияж следует снимать молочком, которое специально для этой цели предназначено, но, чтобы соблюдать правила, неплохо бы это молочко иметь. А чтобы его иметь, нужны деньги. Цепочка замкнулась. Денег у меня не было. Они могли бы появиться, если бы я не сваляла сегодня такого дурака. Снова вспомнив о неудаче, я едва не разревелась. Нет, не буду травить себе душу. Моя подруга Наташка говорит, что с бедой нужно ночь переспать. Вот и подумаю обо всем завтра с утра. Хотя тоже не лучший выход – как-никак завтра праздник, Рождество.
Закончив с водными процедурами, я поплелась в комнату, котора служила для меня и спальней, и гостиной, и всем остальным по мере надобности, так как присутствовала в моей квартире в единственном экземпляре. Кроме нее, имелись только прихожая, совмещенный санузел и кухня размером со спичечный коробок. Невелико богатство, но я радовалась и такой жилплощади. Главное, что она была отдельной, то есть свободной от соседей и родителей. Последних у меня был некомплект – имелись только папа и бабушка, мама умерла, когда мне только исполнилось шесть лет. Отец так никогда больше и не женился, вместе с бабулей они «ставили меня на ноги», причем с таким усердием, что я, как только представилась возможность, сбежала из-под их опеки, пытаясь начать самостоятельную жизнь. Правда, оказалось, что она, самостоятельная жизнь то есть, не так уж проста, но гордость не позволяла мне послать родным сигнал SOS. По крайней мере – пока, хотя сейчас такая мысль уже не казалась мне очень уж нелепой.
Выбрав на полке кассету с любимым фильмом, я вставила ее в видеоплеер и забралась с ногами в потрепанное кресло, продолжая вертеть в руках картонную коробочку. Как обычно, звуки веселой, задорной песенки из старого фильма «Девчата» вызвали на моем лице улыбку. Я его видела, наверное, раз двести, но мне не надоедало смотреть вновь и вновь. Может быть, потому, что Тося Кислицына – просто вылитая я, только образца шестидесятых. Как она ловко прибрала к рукам этого дуболома, то есть лесоруба! Жаль, что у меня так никогда не получится, хоть в тайгу меня отправляй, хоть на Гавайи. Наверное, я совсем несовременная, потому что мечтаю не о деньгах, нарядах и виллах, а о настоящей любви, от которой дрожат колени и дух захватывает, о семье, которая была у нас, пока с мамой не случилось несчастье. О такой семье, где родители любят друг друга и своих детей, а не шарятся по углам с сомнительными любовниками и любовницами, соревнуясь друг с другом в том, кто кому наставит рога быстрее и ветвистее. Меня тошнило от модного нынче слова «секс», потому что то, что оно обозначает, напрочь затмило мозги окружающим, прочно позабывшим о человеческих чувствах, которые они заменили «простыми движеньями». Что-то я начала рассуждать, как замшелая бабулька на лавочке… Я одернула себя и постаралась отвлечься от дидактических мыслей, уставившись в экран телевизора.
Где-то с полчаса я с удовольствием наблюдала за приключениями обаятельной поварихи с косичками, но постепенно мысли о сегодняшнем фиаско противным червяком снова просочились в мои мозги. Дело в том, что я с треском вылетела с исключительно перспективного места, проработав там рекордное количество времени – один день.
Поначалу должность продавца в «Акосе», крупнейшем автосалоне нашего города, показалась мне настоящим подарком судьбы. Да так оно, в сущности, и было. Огромный зал со стеклянными стенами, заставленный дорогущими блестящими иномарками, по которому прохаживаются солидные клиенты. Причем прохаживаются не взмыленной толпой, а по одному, в крайнем случае – попарно. При этом все, что от меня требовалось, – это улыбаться, говорить с клиентами вежливо, не раздражаться от их глупых вопросов и чрезмерной привередливости. То есть делать все, чтобы клиент отбыл из салона не на своих двоих, а на новой машине. Зарплата за эту непыльную работу полагалась такая, что все мои подруги единогласно решили: мне крупно повезло. И в самом деле повезло. В подобных заведениях по старой традиции работают исключительно длинноногие русалки из несостоявшихся фотомоделей, красивые и неприступные, так что у меня с моим ростом шансов вроде бы не было. Но, по счастью, именно в тот момент, когда я возникла на пороге отдела кадров, хозяина салона, начитавшегося зарубежных учебников по маркетингу, посетила прогрессивная идея набрать продавщиц совсем другого экстерьера – таких, что вызовут у клиента доверие своим скромным видом. Дескать, длинноногие красотки пугают мужчин, смущая их и вызывая комплекс неполноценности. Таким образом у меня и появился шанс украсить собой престижный салон по продаже иномарок. В качестве эксперимента, так сказать. Жаль только, что, торопясь воплотить идею в жизнь, мне позабыли рассказать, как отличать одну марку машины от другой.
К обеду своего первого рабочего дня я успела сосватать целых две машины – не самые дорогие, но и не самые бросовые. Успех вдохновил меня, и я чувствовала себя на седьмом небе от гордости, когда в салон вошло лицо откровенно кавказской национальности в кашемировом пальто угольно-черного цвета и белом шелковом шарфе. Коверкая русский язык, лицо, сверкнув зубами, произнесло:
– Дэушка, я пассат хачу.
Я слегка обалдела от такой непосредственности и растерянно захлопала глазами. Мне и в голову не пришло, что славный горец, один вид которого нагнал на меня страху, требует «Фольксваген Пассат», поскольку из названия этого автомобиля всего-навсего помнила только первую часть.
– Ч-что вы хотите? – начав заикаться, спросила я.
– Пассат хачу. Сичас, – непреклонно отрубил он, похлопав себя спереди по карману штанов.
Наверное, он намекал, что хочет заплатить наличными, но я поняла его жест превратно, решив: человеку так невтерпеж, что еще немного – и он справит свою нужду прямо посреди салона.
С трудом удерживая на лице голливудский оскал, я пролепетала, пытаясь придать голосу недостающую твердость:
– Здесь нельзя!
– Пачэму нэлзя, а? – широко улыбнулось дитя гор, став похожим на голодного крокодила. – Здэсь нэт?
– Нэт! – заорала я радостно. – То есть нет! Вам туда! – замахала я рукой в сторону двери с большими золочеными буквами WC.
Ну кто же знал, что радиатор этого растреклятого «Фольксвагена» украшает точно такая же буква W, как на нашем туалете? Увидев ее, кавказец неторопливо и с чувством собственного достоинства пошел в указанном направлении. Чувствуя, как по спине ползут капельки пота, я напряженно следила, как он вошел внутрь, оставив дверь открытой.
– Пассат хачу, – донесся до меня его требовательный гортанный голос.
Тетя Маша, сидевшая на входе в заведение, нисколько не смутилась.
– Это можно, – сказала она и быстро назвала стоимость услуги, завышенную, как минимум, раза в два.
– Пачэму так дэшево? – отчего-то удивился кавказец.
Сквозь открытую дверь туалета я отчетливо видела, как маленькие глазки тети Маши сильно увеличились в размерах и сделались похожими на счетчики в такси, в каждом зрачке стремительно, сверху вниз побежали цифры.
– Ой, милок, ошиблась я… Извиняюсь… Двадцать с тебя, – на одном дыхании выпалила она.
– А кандыцыонэр ест? – подозрительно уточнил привереда.
– Чегой-то? – не поняла тетя Маша.
– С кандыцыонэр пассат хачу, – капризно заявило кавказское лицо.
Тетя Маша остолбенела. Я, честно говоря, тоже. На фига ему кондиционер для этих нужд? Ну, туалетная бумага, там, мыло – понятно. Но кондиционер?
Тетя Маша надолго задумалась. Ей, как она потом объяснила, слово «кондиционер» напомнило широко рекламируемый по ТВ шампунь, и она решила, что мужик собирается мыть в туалете голову. Состояние вверенных ей фаянсовых емкостей этому никак не способствовало, и она торопливо забормотала, спеша отделаться от беспокойного клиента подобру-поздорову:
– Ты, милок, извини, но нету кондиционера. С утра еще был, а сейчас весь закончился…
– Бэз кандыцыонэра нэ хачу! – высокомерно бросил кавказец, резко развернулся и, оставив тетю Машу сожалеть об упущенной выгоде, широким шагом направился в мою сторону.
Я вздрогнула, но, вспомнив об инструкциях, встретила его с видом жизнерадостной идиотки. А клиент явно уже начал закипать, как чайник со спиралью.
– Пассат наконэц мне дай! – сердито рявкнул он, игнорируя мою широкую улыбку, которая от такого заявления незаметно покинула место дислокации.
– А вы… разве там… как бы сказать… нет? – промямлила я, затравленно оглядываясь на дверь туалета.
– Там кандыцыонэр нэт, – презрительно скривился клиент, нахмурив широкие брови.
Мда-а… Запах в тети-Машином заведении, конечно, не фонтан, но чтоб так уж сильно мешал… Тем более если товарищу приспичило…
– Вот! – радостно завопил кавказец, тыча смуглым пальцем на что-то, расположенное у меня за спиной.
Я вздрогнула и обернулась.
– «Фальксваген-Пассат» хачу! – обрадованно заворковало лицо с Кавказа, с вожделением глядя на одну из машин.
Я почувствовала, что мне становится дурно. Использовать для ЭТОГО такую дорогую машину? Да он рехнулся! Нужно было принимать срочные меры, потому что кавказец уже крутился вокруг автомобиля с явным намерением нырнуть в салон.
– Музыка ест? – обернулся ко мне кавказец с просветленным лицом.
Я машинально кивнула, подумав: «Извращенец, еще и музыка ему понадобилась!»
– Хачу! – сообщил тип и уже взялся было за ручку дверцы.
– Нет! – истошно взвизгнула я и загородила извращенцу дорогу своим телом. А клиент был настроен весьма решительно, но тут, на мое счастье, из подсобки вырулил наш охранник Гоша, парень со всех сторон авторитетный.
– Гоша, на помощь! – заорала я, размахивая руками, как взбесившаяся ветряная мельница.
Гоша выгнул бровь и двинулся в нашу сторону. Когда он подошел, я, встав на цыпочки, быстрым шепотом изложила ему суть дела. Гоша крякнул и грозно посмотрел на кавказца.
– Ты что, мужик, совсем оборзел? – мрачно поинтересовался он, смерив взглядом лицо кавказской национальности, которое по сравнению с Гошиным могучим торсом выглядело уже не так внушительно.
– Мнэ пассат нада, а она нэ дает! – пожаловалось лицо, тыча в меня пальцем.
Я юркнула за спину Гоши и испуганно захлопала глазами.
– Мнэ нада только пассат! – не унимался тип.
– Угу, – почти ласково кивнул Гоша. – Только и делов-то…
Обескураженный кавказец почти не сопротивлялся, когда охранник взял его под локоток и поволок к двери. Он только несколько раз оглянулся на злополучный автомобиль и покорно позволил довести себя почти до самого выхода. И тут Гоша немного расслабился. Тогда юркое дитя гор вероломно воспользовалось моментом и вывернулось, а затем вприпрыжку ринулось к лестнице, ведущей на верхний этаж…
Враки это все, что восточные мужчины любят девушек. Кого-то они, может, и любят, но я определенно к их числу не принадлежу. Мой, например, когда доскакал до начальства, накатал такую жалобу, что я вылетела с работы без суда и следствия меньше чем через час. До сих пор я чувствовала себя несправедливо обиженной, ведь и тетя Маша, и Гоша поняли ситуацию в точности так же, а пострадала одна я. Увы, спорить с начальством бессмысленно, и потому я вновь оказалась без работы, с паршивым настроением и мрачными перспективами встретить Рождество в полном одиночестве.
На экране Тося уже сидела со своим лесорубом на лавочке, доверчиво обсуждая роль носов в поцелуях, а я все еще продолжала жалеть себя, горемычную. Пошли титры. Я решила, что на сегодня жалости к себе, пожалуй, многовато, и отправилась на кухню. Несмотря на поздний час, мне вдруг жутко захотелось выпить кофе. Этот напиток оказывал на меня странное действие: вместо того чтобы лишить сна, он действовал наподобие снотворного. Впрочем, я уже давно подозревала, что при рождении мой организм был укомплектован как-то неправильно.
Глава 2
Кофе я предпочитала растворимый. Варить его по всем правилам я так и не научилась, к тому же не видела особой разницы между гранулами и тертыми кофейными зернами – и то и другое казалось мне горьким и довольно невкусным. Пила я кофе из чистого упрямства. Кофепитие, если судить по кино и книгам, выглядело весьма романтично, вот я и вырабатывала в себе соответствующие привычки, а то вдруг встречу своего принца, подаст он мне утром кофе в постель, а я по привычке скривлюсь от отвращения.
Глубоко вздохнув, я отхлебнула горячую темную жидкость с кисловатым запахом из огромной кружки в красный горошек. Денег у меня было в обрез, так что и кофе, соответственно, был дешевым и особенно отвратительным на вкус. От мысли, что придется выпить всю кружку, меня передернуло, но тут из комнаты донесся спасительный телефонный звонок. Радостно шмякнув кружку на стол, я торопливо направилась к старомодному малиновому аппарату с крутящимся диском, который тренькал простуженным голосом, подрагивая трубкой.
– Алло? – гаркнула я, ухватив трубку и прижимая ее к уху.
– А я уж решила было, что тебя нет дома, – с облегчением прокаркал голос моей подруги Наташки. Вобще-то у нее нормальный голос, даже приятный, но мой аппарат от старости создает невообразимые помехи, превращающие любой голос в карканье голодной стаи ворон. – Ты не слишком занята? – поинтересовалась Наташка, как мне показалось, весьма ехидно.
Я нахмурилась, собираясь обидеться. Наташка в последнее время уделяла мне совсем мало внимания, она даже была не в курсе моей эпопеи с новой работой. А еще лучшая подруга называется!
– Говори, чего звонишь? – сказала я поэтому довольно резко.
Наташка не обиделась, наоборот – рассмеялась. Правда, ее легкий смех преобразовался моим телефоном в скрежет ржавых цепей.
– Послушай, Агнешка, мне до зарезу нужна твоя помощь, – торопливо выдохнула подруга.
– А что, твой жених оставил свой пост? – спросила я с затаенной надеждой в голосе.
– Нет, он-то как раз на месте, – разочаровала меня Наташка, – хотя вся каша заварилась именно по его милости. Но разве я могу отказать любимому человеку в помощи?
– Ты – нет, но при чем тут я? – довольно резонно заметила я. – Или ему тебя одной мало?
– Не остри, колючка. Я серьезно говорю.
– Так и я тоже. Чего надо-то?
– Понимаешь, завтра к нам должны нагрянуть гости, ну, вроде как на праздник…
– Если праздник, то почему меня не зовешь?
– Я зову. Только не праздновать.
– Как всегда… – многозначительно усмехнулась я, перекладывая трубку к другому уху.
– Агнешка! Не обижайся! – взмолилась Наташка. – Я сама не рада, что ввязалась в такое дело, но Юрий говорит, что от расположения этой бабы зависит вся его жизнь…
– Наташка, ты что, спятила? Юрик бредит какой-то бабой, а ты собираешься для нее банкет устраивать? – опешила я. – Мне кажется, твоя самоотдача переходит все границы…
– О господи, ты совсем не то подумала. Эта баба совсем не баба…
– Хм…
– Тьфу, то есть баба, конечно, в смысле женщина, но она его непосредственная начальница. Поняла?
– Ага.
– Юрке обязательно надо с ней подружиться. Он еле уговорил ее заглянуть к нам в гости. А сегодня выяснилось, что она нагрянет не одна, а с целой свитой. Собака такая.
– Большая?
– Кто?
– Ну не собака же. Свита.
– Да не очень. Муж, секретарь и правая рука.
Я поперхнулась.
– Правая? А левой у нее что, нету?
– Ты о чем? – в свою очередь удивилась Наташка. Потом хихикнула. – А! Нет! Я имею в виду Милочку, которую Диана, Юркина начальница, считает своей правой рукой.
– То есть всего три человека? – уточнила я. – Не так уж и много.
– Не все так просто. Им же деликатесы подавай, Диана абы что жрать не станет. Юрка целое меню притащил, у секретарши ее выцыганил. Все пристрастия изложены по пунктам. Мне половина названий вообще ни о чем не говорит. Понятия не имею, что теперь делать?
– Ладно, не трусь. Во сколько надо быть у тебя? – спросила я снисходительно.
– Ой, Агнешка, так ты придешь?
– Куда ж я денусь? Так во сколько?
– Часам к семи успеешь? Утра, я имею в виду…
– Прием во сколько?
– В восемь.
– Тогда в семь может быть поздно. Ладно, полседьмого буду у тебя. Смотри не проспи.
Я положила трубку, не дожидаясь Наташкиных благодарностей. Если бы я стала их слушать, то она закончила бы как раз к утру, а я еще собиралась поспать перед серьезным мероприятием. На самом деле Наташка была очень добрая, но несколько суматошная девица, веселая и компанейская до недавнего времени. Все изменилось, когда в непосредственной близости от нее замаячила цифра «тридцать», которая имела прямое отношение к ее возрасту. Подругу точно подменили. Она вдруг загорелась идеей начать семейную жизнь, чем скорее, тем лучше и принялась лихорадочно оглядываться по сторонам в поисках подходящей кандидатуры.
Поначалу я решила, что эта ее блажь скоро пройдет, но проходило время, а идея только глубже пускала корни, обрастая деталями, как фикус листьями. Наташка выходила каждое утро из дома не просто так, а как Артемида на охоту. Дичи вокруг резвилось множество, но вся она, к сожалению, была какая-то молью траченная и откровенно несимпатичная. Хорошие, здоровые экземпляры уже давно растащили по берлогам другие охотницы, так что Наташке доставались либо женатые, либо совсем уж убогие особи.
Глядя на ее старания, я тоже начала оценивать окружающую мужскую популяцию более критически и в итоге пришла к неутешительному выводу: мельчают мужики! Таких, какие водились в пору маминой юности, практически не осталось. Оставшиеся подразделяются на две категории: либо худосочные юноши с длинными конечностями и туманным взором, либо оплывшие «бизнесмены», которым, несмотря на супердоходы, уже не в силах помочь ни элитные спортклубы, ни калифорнийский загар. Ах да, имеются еще всякие примеси, которые к делу вообще не относятся, – голубые, например, которые день ото дня множатся, как лабораторные мыши. Долгое время подобные метаморфозы оставались для меня неразрешимой загадкой, но совсем недавно в одном умном журнале я случайно наткнулась на статью, где до сведения обывателей доводились пугающие факты.
Вкратце речь там шла об открытии, сделанном в одной заграничной академии. По мнению тамошних ученых, получалось, что небезызвестная хромосома, которая делает мужчину мужчиной и, естественно, отсутствует у представительниц слабого пола, в последние годы сильно мутировала, здорово уменьшившись в размерах, и грозила в ближайшем будущем вообще исчезнуть к чертям собачьим! Правда, автор статьи уверял, что природа не пустит это безобразие на самотек и что-нибудь придумает. А вдруг нет? Вдруг хромосома исчезнет до того, как я найду своего единственного и неповторимого? И где прикажете искать мужа, если вдруг возникнет такая надобность?
Что касается Наташки, то она, представьте себе, нашла. Не мужа, правда, жениха пока еще, но отношения у них развиваются полным ходом и в нужном направлении. Юра оказался редким исключением из общего правила: он практически не имел недостатков, если не обращать внимания на его кретинский оптимизм и напористость, которую ничто не могло остановить, даже кирпич с крыши на голову. Юрик был простым парнем, но не лишенным романтики. К сожалению, романтика у него была тоже простая: понравилась девушка – на плечо и в пещеру, не понравился мужик – в пятак и за борт. Цветы он, правда, носил, но только в больницы и на кладбища. Но Наташке он нравился таким, какой есть, и все шло к тому, что скоро я лишусь своей лучшей подруги навсегда. Теперь, когда я видела его улыбающуюся физиономию на пороге ее квартиры, то сразу вспоминала об этом, и мне приходилось отчаянно бороться с желанием быстро и болезненно его прикончить. Но Наташка была с ним счастлива, а счастье лучшей подруги для меня – дело святое. Приходилось стискивать зубы и терпеть. Вот и сейчас я вынуждена тащиться на другой конец города только для того, чтобы помочь Наташке ублажить Юрикову начальницу.
С этими невеселыми мыслями я отошла ко сну, а утром едва не проспала.
Когда без четверти семь я ворвалась в квартиру Наташки, работа там уже шла полным ходом. До визита гостей оставалось почти двенадцать часов, а на плите, на всех четырех конфорках, что-то булькало, шипело и шкворчало, распространяя по кухне аромат вареных овощей и жареного лука. Сама Наташка с заспанными глазами и всклокоченной головой торчала возле раковины.
Внешность у Наташки выдающаяся. Словно ребенок надумал вылепить из пластилина сказочную красавицу и сделал это как сумел. Всего в ее лице было слегка в избытке. Невероятно густые черные ресницы и такие же брови, сросшиеся на переносице. Крупный яркий рот, но, по ее собственному мнению, слишком крупный и чересчур подвижный. Шапка густых волос медно-красного цвета, о которых можно только мечтать, но слишком своевольных и жестких, чтобы уложить их в прическу сложнее конского хвоста. Нос… в общем, нос свой Наталья особенно не любила и даже грозилась отрезать его к чертовой матери. На самом деле Наталья выглядела привлекательно, просто несколько своеобразно, хотя собственное несовершенство было ее любимой темой для разговоров.
– Присоединяйся, – скомандовала Наташка вместо приветствия.
И я послушно отправилась в ванную мыть руки, догадываясь, что работенка предстоит не из легких.
В новой квартире Наташки было легко заблудиться. Подозреваю, что она и сама еще плохо ориентировалась среди многочисленных коридоров, комнат и кладовок. Квартира располагалась в доме, построенном при царе Горохе, принадлежавшем раньше то ли купцу, то ли промышленнику, а после превратившемся в загаженную коммуналку. Таких домов в городе осталось – по пальцам перечесть. Раньше их, конечно, было больше, но программа реконструкции ветхого жилья сделала свое дело, и двух– и трехэтажные особнячки пошли под снос. Этот устоял. Более того, постепенно превратился в подобие элитного жилого фонда. Большинство квартир было раскуплено состоятельными господами, желающими жить в подлинном купеческом доме, расположенном в экологически чистом месте, среди уютных зарослей сирени и жасмина.
Наташке просто повезло. Пятикомнатные хоромы достались ей, можно сказать, на халяву благодаря дальновидности дедушки, который еще до всей жилищной шумихи, лет восемь назад, подсуетился и потихоньку помог своим соседям расселиться в скромные, но отдельные квартирки. Соседями в большинстве своем были алкаши со стажем, им было абсолютно до лампочки, где квасить горькую, зато Наташкины дед с бабкой остались в конце концов на огромной жилплощади совершенно одни, успев оформить все необходимые документы. После заселения в прочие квартиры нуворишей особнячок преобразился: его отчистили снаружи и изнутри, навели лоск на лестничных клетках и установили железную дверь с домофоном. Жаль, что дед с бабкой этого уже не увидели. Год назад, один за другим, они отправились в мир иной, завещав свои хоромы единственной, горячо любимой внучке – Наташке.
Глубоко вздохнув, я отхлебнула горячую темную жидкость с кисловатым запахом из огромной кружки в красный горошек. Денег у меня было в обрез, так что и кофе, соответственно, был дешевым и особенно отвратительным на вкус. От мысли, что придется выпить всю кружку, меня передернуло, но тут из комнаты донесся спасительный телефонный звонок. Радостно шмякнув кружку на стол, я торопливо направилась к старомодному малиновому аппарату с крутящимся диском, который тренькал простуженным голосом, подрагивая трубкой.
– Алло? – гаркнула я, ухватив трубку и прижимая ее к уху.
– А я уж решила было, что тебя нет дома, – с облегчением прокаркал голос моей подруги Наташки. Вобще-то у нее нормальный голос, даже приятный, но мой аппарат от старости создает невообразимые помехи, превращающие любой голос в карканье голодной стаи ворон. – Ты не слишком занята? – поинтересовалась Наташка, как мне показалось, весьма ехидно.
Я нахмурилась, собираясь обидеться. Наташка в последнее время уделяла мне совсем мало внимания, она даже была не в курсе моей эпопеи с новой работой. А еще лучшая подруга называется!
– Говори, чего звонишь? – сказала я поэтому довольно резко.
Наташка не обиделась, наоборот – рассмеялась. Правда, ее легкий смех преобразовался моим телефоном в скрежет ржавых цепей.
– Послушай, Агнешка, мне до зарезу нужна твоя помощь, – торопливо выдохнула подруга.
– А что, твой жених оставил свой пост? – спросила я с затаенной надеждой в голосе.
– Нет, он-то как раз на месте, – разочаровала меня Наташка, – хотя вся каша заварилась именно по его милости. Но разве я могу отказать любимому человеку в помощи?
– Ты – нет, но при чем тут я? – довольно резонно заметила я. – Или ему тебя одной мало?
– Не остри, колючка. Я серьезно говорю.
– Так и я тоже. Чего надо-то?
– Понимаешь, завтра к нам должны нагрянуть гости, ну, вроде как на праздник…
– Если праздник, то почему меня не зовешь?
– Я зову. Только не праздновать.
– Как всегда… – многозначительно усмехнулась я, перекладывая трубку к другому уху.
– Агнешка! Не обижайся! – взмолилась Наташка. – Я сама не рада, что ввязалась в такое дело, но Юрий говорит, что от расположения этой бабы зависит вся его жизнь…
– Наташка, ты что, спятила? Юрик бредит какой-то бабой, а ты собираешься для нее банкет устраивать? – опешила я. – Мне кажется, твоя самоотдача переходит все границы…
– О господи, ты совсем не то подумала. Эта баба совсем не баба…
– Хм…
– Тьфу, то есть баба, конечно, в смысле женщина, но она его непосредственная начальница. Поняла?
– Ага.
– Юрке обязательно надо с ней подружиться. Он еле уговорил ее заглянуть к нам в гости. А сегодня выяснилось, что она нагрянет не одна, а с целой свитой. Собака такая.
– Большая?
– Кто?
– Ну не собака же. Свита.
– Да не очень. Муж, секретарь и правая рука.
Я поперхнулась.
– Правая? А левой у нее что, нету?
– Ты о чем? – в свою очередь удивилась Наташка. Потом хихикнула. – А! Нет! Я имею в виду Милочку, которую Диана, Юркина начальница, считает своей правой рукой.
– То есть всего три человека? – уточнила я. – Не так уж и много.
– Не все так просто. Им же деликатесы подавай, Диана абы что жрать не станет. Юрка целое меню притащил, у секретарши ее выцыганил. Все пристрастия изложены по пунктам. Мне половина названий вообще ни о чем не говорит. Понятия не имею, что теперь делать?
– Ладно, не трусь. Во сколько надо быть у тебя? – спросила я снисходительно.
– Ой, Агнешка, так ты придешь?
– Куда ж я денусь? Так во сколько?
– Часам к семи успеешь? Утра, я имею в виду…
– Прием во сколько?
– В восемь.
– Тогда в семь может быть поздно. Ладно, полседьмого буду у тебя. Смотри не проспи.
Я положила трубку, не дожидаясь Наташкиных благодарностей. Если бы я стала их слушать, то она закончила бы как раз к утру, а я еще собиралась поспать перед серьезным мероприятием. На самом деле Наташка была очень добрая, но несколько суматошная девица, веселая и компанейская до недавнего времени. Все изменилось, когда в непосредственной близости от нее замаячила цифра «тридцать», которая имела прямое отношение к ее возрасту. Подругу точно подменили. Она вдруг загорелась идеей начать семейную жизнь, чем скорее, тем лучше и принялась лихорадочно оглядываться по сторонам в поисках подходящей кандидатуры.
Поначалу я решила, что эта ее блажь скоро пройдет, но проходило время, а идея только глубже пускала корни, обрастая деталями, как фикус листьями. Наташка выходила каждое утро из дома не просто так, а как Артемида на охоту. Дичи вокруг резвилось множество, но вся она, к сожалению, была какая-то молью траченная и откровенно несимпатичная. Хорошие, здоровые экземпляры уже давно растащили по берлогам другие охотницы, так что Наташке доставались либо женатые, либо совсем уж убогие особи.
Глядя на ее старания, я тоже начала оценивать окружающую мужскую популяцию более критически и в итоге пришла к неутешительному выводу: мельчают мужики! Таких, какие водились в пору маминой юности, практически не осталось. Оставшиеся подразделяются на две категории: либо худосочные юноши с длинными конечностями и туманным взором, либо оплывшие «бизнесмены», которым, несмотря на супердоходы, уже не в силах помочь ни элитные спортклубы, ни калифорнийский загар. Ах да, имеются еще всякие примеси, которые к делу вообще не относятся, – голубые, например, которые день ото дня множатся, как лабораторные мыши. Долгое время подобные метаморфозы оставались для меня неразрешимой загадкой, но совсем недавно в одном умном журнале я случайно наткнулась на статью, где до сведения обывателей доводились пугающие факты.
Вкратце речь там шла об открытии, сделанном в одной заграничной академии. По мнению тамошних ученых, получалось, что небезызвестная хромосома, которая делает мужчину мужчиной и, естественно, отсутствует у представительниц слабого пола, в последние годы сильно мутировала, здорово уменьшившись в размерах, и грозила в ближайшем будущем вообще исчезнуть к чертям собачьим! Правда, автор статьи уверял, что природа не пустит это безобразие на самотек и что-нибудь придумает. А вдруг нет? Вдруг хромосома исчезнет до того, как я найду своего единственного и неповторимого? И где прикажете искать мужа, если вдруг возникнет такая надобность?
Что касается Наташки, то она, представьте себе, нашла. Не мужа, правда, жениха пока еще, но отношения у них развиваются полным ходом и в нужном направлении. Юра оказался редким исключением из общего правила: он практически не имел недостатков, если не обращать внимания на его кретинский оптимизм и напористость, которую ничто не могло остановить, даже кирпич с крыши на голову. Юрик был простым парнем, но не лишенным романтики. К сожалению, романтика у него была тоже простая: понравилась девушка – на плечо и в пещеру, не понравился мужик – в пятак и за борт. Цветы он, правда, носил, но только в больницы и на кладбища. Но Наташке он нравился таким, какой есть, и все шло к тому, что скоро я лишусь своей лучшей подруги навсегда. Теперь, когда я видела его улыбающуюся физиономию на пороге ее квартиры, то сразу вспоминала об этом, и мне приходилось отчаянно бороться с желанием быстро и болезненно его прикончить. Но Наташка была с ним счастлива, а счастье лучшей подруги для меня – дело святое. Приходилось стискивать зубы и терпеть. Вот и сейчас я вынуждена тащиться на другой конец города только для того, чтобы помочь Наташке ублажить Юрикову начальницу.
С этими невеселыми мыслями я отошла ко сну, а утром едва не проспала.
Когда без четверти семь я ворвалась в квартиру Наташки, работа там уже шла полным ходом. До визита гостей оставалось почти двенадцать часов, а на плите, на всех четырех конфорках, что-то булькало, шипело и шкворчало, распространяя по кухне аромат вареных овощей и жареного лука. Сама Наташка с заспанными глазами и всклокоченной головой торчала возле раковины.
Внешность у Наташки выдающаяся. Словно ребенок надумал вылепить из пластилина сказочную красавицу и сделал это как сумел. Всего в ее лице было слегка в избытке. Невероятно густые черные ресницы и такие же брови, сросшиеся на переносице. Крупный яркий рот, но, по ее собственному мнению, слишком крупный и чересчур подвижный. Шапка густых волос медно-красного цвета, о которых можно только мечтать, но слишком своевольных и жестких, чтобы уложить их в прическу сложнее конского хвоста. Нос… в общем, нос свой Наталья особенно не любила и даже грозилась отрезать его к чертовой матери. На самом деле Наталья выглядела привлекательно, просто несколько своеобразно, хотя собственное несовершенство было ее любимой темой для разговоров.
– Присоединяйся, – скомандовала Наташка вместо приветствия.
И я послушно отправилась в ванную мыть руки, догадываясь, что работенка предстоит не из легких.
В новой квартире Наташки было легко заблудиться. Подозреваю, что она и сама еще плохо ориентировалась среди многочисленных коридоров, комнат и кладовок. Квартира располагалась в доме, построенном при царе Горохе, принадлежавшем раньше то ли купцу, то ли промышленнику, а после превратившемся в загаженную коммуналку. Таких домов в городе осталось – по пальцам перечесть. Раньше их, конечно, было больше, но программа реконструкции ветхого жилья сделала свое дело, и двух– и трехэтажные особнячки пошли под снос. Этот устоял. Более того, постепенно превратился в подобие элитного жилого фонда. Большинство квартир было раскуплено состоятельными господами, желающими жить в подлинном купеческом доме, расположенном в экологически чистом месте, среди уютных зарослей сирени и жасмина.
Наташке просто повезло. Пятикомнатные хоромы достались ей, можно сказать, на халяву благодаря дальновидности дедушки, который еще до всей жилищной шумихи, лет восемь назад, подсуетился и потихоньку помог своим соседям расселиться в скромные, но отдельные квартирки. Соседями в большинстве своем были алкаши со стажем, им было абсолютно до лампочки, где квасить горькую, зато Наташкины дед с бабкой остались в конце концов на огромной жилплощади совершенно одни, успев оформить все необходимые документы. После заселения в прочие квартиры нуворишей особнячок преобразился: его отчистили снаружи и изнутри, навели лоск на лестничных клетках и установили железную дверь с домофоном. Жаль, что дед с бабкой этого уже не увидели. Год назад, один за другим, они отправились в мир иной, завещав свои хоромы единственной, горячо любимой внучке – Наташке.