Увы, мой больничный заканчивался и я улетел.
Уринотерапия.
Рассказывают Алексей Куликов (Волгоград), более известный в КСПшных кругах под псевдонимом "Береза", и его партнер по исполнительскому дуэту Анатолий Костин (Воронеж) -- соответственно, "Пинчер".
На первых Грушинских фестивалях, еще в Пескалах, организация была не такая всеобъемлющая и четкая, как теперь, и была большая проблема с туалетами. Точнее, туалет был, но слишком уж далеко, и хорошо просматривался со всех позиций. Причем у мужиков проблемы возникали чаще, потому что, как известно, емкость мужского мочевого пузыря втрое меньше, чем женского. Поэтому они время от времени просто собирались в кружок, становились поплотнее и пели, стараясь не подпускать к себе представителей прекрасного пола.
И вот однажды московский собиратель песен Миша Байер, изобретатель "бардобойки" -- микрофона на удочке, привлеченный стройным многоголосным исполнением песни "Взвейтесь, соколы, орлами", подошел к компании маевцев (так испокон называли себя члены КСП Московского авиационного института), ядро которой составлял мужской квартет "Жаворонок". Изловчившись, Миша просунул между ног в самый центр круга свой "снаряд" и стал записывать.
По окончании песни и связанной с ней процедуры повеселевшие маевцы сказали ему:
-- Ну-ка, вруби: интересно, что получилось.
Миша врубил. Это была горная река! И где-то вдали -- "полно горе горева-а-ать!.."
Химфизика попутала.
Та же проблема несколько иным образом отразилась на деятельности спецслужб израильского парламента -- кнессета.
Как известно, одной стороной его здание смотрит на Ган Сакер, что в переводе означает -- парк Сакер. Парк этот, длинный и узкий, находится в центре Иерусалима между кнессетом и оживленной улицей, уставленной многоэтажными домами. Это, пожалуй, один из немногих парков в Израиле, не оснащенный так называемыми "всеми удобствами".
И именно в нем повадился отмечать дни своего рождения Евгений Дреер, в прошлом хорошо знакомый ростовчанам как ценитель изящной словесности и пропагандист лучших ее образцов в авторской песне. Празднества эти с самого начала приняли форму слета -- со сценой, микрофонами, тарахтящим движком, горячительными напитками и прочими атрибутами слетов КСП. Проводились они в ночь с пятницы на субботу, то есть в священный шабат, когда всякая активная деятельность, в том числе игра на музыкальных инструментах, правоверными израильтянами не поощряется. И последние где-то часа в два пополуночи, достанные крепкими голосами участников, помноженными на мощность акустики, для которой 100 метров от сцены до окон квартир -- ничто, выходили прокалывать шины транспортных средств любителей АП и просто друзей виновника торжества. Что, впрочем, тоже является работой...
Так вот, едва ли не единственные в парке кустики росли (и посейчас растут) вдоль проволочной ограды кнессета. И участники слета повадились было использовать их по одному из назначений -- ввиду вышеупомянутого отсутствия удобств. Это продолжалось недолго и только на первом слете: появились парламентские секьюрити и в доступной форме на хорошем еврейском языке попросили больше этого не делать: сигнализация срабатывает!
Незабываемое.
Рассказывает Владимир Васильев:
-- Как Боря Бурда ведет концерты. В Ростове у нас был импровизированный концерт. Должно было петь четыре человека, а пело человек пятнадцать. А зрителями были бабушки, внучки... А потом народ набежал: это был центральный парк культуры и отдыха. И я обратил внимание: стоит Михалев уже "под газом" и лошадь обнимает. Живую, не какую-нибудь там! Горюет и что-то ей рассказывает. А Боря ведет концерт. И получилось так, что Кукин спел песню и выпала у него гитара. Уронил он ее. А гитар не хватало. Боря тут же реагирует:
-- Представляете, что значит для автора уронить гитару? Это живое существо; человек с ней свыкается. А гитара-то ведь не Кукина, а гитара-то Михалева!..
А Кукин, уходя:
-- Да что ж он брешет!
Игорь Михалев всего этого не слышит, а Бурда тем временем продолжает:
-- И вот сейчас на сцену выйдет Михалев. Представляете, какое несчастье: она же треснула, наверное! Какое горе для автора! Знаете, люди добрые, давайте это горе как-то компенсируем, давайте его очень тепло встретим!
Михалев выходит на сцену, народ восторженно орет и рукоплещет, и Игорь не поймет, что ж такое.
А лошадь угнал Анвар Исмагилов. Он сел на нее и ускакал в город к своему другу -- решил его удивить. Милиция перекрывает дорогу, останавливает машины и Анвар скачет в режиме наибольшего благоприятствования. Прискакал и начал друга выкликать. Тот высунулся из окна, посмотрел на него с кислой рожей и произнес:
-- А, это ты...
Поскакал Анвар назад, упал с лошади...
В соавторстве с залом.
Рассказывает Борис Гордон (Москва).
На концерте в "Перекрестке" Дмитрий Бикчентаев поет свой знаменитый "Старый Новый Год" на стихи Вознесенского. После строчки "..вытри рюмашки насухо..." у кого-то звонит мобильник.
-- ...выключи телефон!!! -- следуя авторскому тексту, радостно кричит весь зал вместе с Дмитрием.
Как единый организм.
Рассказывают Алексей Куликов (Береза) и Анатолий Костин (Пинчер). Пинч вообще-то воронежец, а Береза, как мы помним, житель героического Волгограда. Но в аспирантуре он учился в Воронеже, и у них с Пинчером сложился неплохой исполнительский дуэт. И вот они на концерте в Москве в начале 70-х поют песню Владимира Кочана на стихи Леонида Филатова, которая начинается со слов:
Так повелось промеж людьми,
что мы сторонимся любви...
Но -- что значит спетость! Не сговариваясь, запели:
Так повелось промеж людей,
что мы сторонимся... -и разом замерли.
Зал -- восемьсот человек -- замер на несколько секунд, видимо, производя при этом какие-то расчеты в уме, затем дружно грохнул.
Друзья переждали этот выплеск эмоций и запели снова, на сей раз ближе к тексту.
Смертельный номер.
Ирина Рынкевич, автор и исполнитель из Петрозаводска, честно признается:
-- До сих пор боюсь свою любимую "Московскую цыганочку" М.Балашова -А.Фрейдина ("Догорает старый вальс...") из-за строчек "Пусть прогремит, ударит в ночь / Телефона очередь..."
Оказалось, что в моем сознании слово "очередь" ассоциативно связано с такой вещицей, как пулемет. И, дабы не превращать лирическую песню в боевик, я, приближаясь к злополучной строчке, всегда пыталась вызвать в своем сознании образ телефона. Но, поскольку почти всю сознательную жизнь домашнего телефона у меня не было, я представляла себе более родной предмет -- телефонную будку.
В результате получалось:
Пусть прогремит, ударит в ночь
Автомата очередь!..
Дело в шляпе?
Рассказывает Константин Просеков (Челябинск):
-- Была такая история в 1982 году на Грушинском фестивале. Дуэт Митяев -- Старцев приехал зарабатывать звание лауреатов. До этого они были дипломантами. А готовил их Михаил Вейцкин наш известный, который подготовил целую плеяду авторов и исполнителей, и они все, несмотря на то, что выходили из-под одного топора, были совершенно разные, но чувствовалась рука мастера.
Сделали они знаменитую песню Луферова "Не плачь, дядя". А в жюри первого тура случился Алексей Брунов, очень веселый человек по жизни, большой любитель пошутить. Он им и говорит:
-- Так все нормально, ребята, но слова-то нужно подучить! На гитару так не пойдет!
-- А в чем дело?!?!
-- Ну как же, вы же спели "Не плачь, дядя, съешь свою шляпу".
-- Не может быть!!!
-- Да спросите вон хоть у кого...
А он к тому времени успел подговорить человек восемь. И вот к ним подходят один за одним и говорят:
-- Ну, ребята, вы дали!
И малоизвестные тогда Митяев Олег Григорьевич и Старцев Петр Николаевич, исполнительский дуэт, отправились репетировать. А репетировали они тогда зверски, часами, и сотню раз злосчастную фразу повторили.
И вот II тур (а тогда три отборочных тура было). И они поют:
-- Не плачь, дядя, съешь свою шляпу!
Рассказывает московский бард Александр Карпов (из московской газеты "БардАрт" ?20 за 1998 г.).
Должно быть, всякому исполнителю знакома ситуация, когда уже во время исполнения какой-то старой песни на сцене вдруг с ужасом осозна?шь, что слова вылетают изо рта совершенно автоматически. Песня не повторялась уже Бог весть сколько времени, и текст совершенно забыт. Поешь и думаешь, когда же инстинкт подвед?т и ты застынешь перед микрофоном с беспомощно раскрытым ртом... Но не таков Игорь Белый! Находчивости этого барда поистине нет предела! Ведь даже забыв начисто слова своих песен, умудряется он прямо по ходу дела сочинить новые. А уж что из этого выходит...
Как-то раз Белый и Карпов давали концерт в актовом зале одной из школ города Пушкина. Аудитория состояла из учащихся старших классов, петь было неудобно, микрофоны отсутствовали. Игоря переклинило, и он принялся бессовестно путать и забывать слова. Карпов, как мог, помогал ему вспоминать и подпевал даже те песни, которые Игорь ранее пел один, Получалось все более-менее сносно до тех пор, пока не настала очередь песни "Веселых Рыбаков с Острова Хоккайдо". Начинается эта песня так:
В море, в море за тунцом!
Капитан наш молодцом.
У него большая карта,
Водки пинта, виски кварта!..
Песню отпели хорошо вплоть до последнего куплета. А в конце песни первый куплет предполагалось повторить. "В море, в море за тунцом!.." -весело распевали барды. Но Карпову пришлось тут же заткнуться, поскольку вместо второй строчки Белый неожиданно пропел: "Наш кораблик молодцом!.."
Карпов вопросительно покосился на Игоря, ожидая, что тот не будет усугублять ситуацию и допо?т куплет, как будто так и задумывалось. Однако, к его ужасу, Белый достаточно бодро затянул дальше: "А у капитана -- виски..." И, страшно оскалившись на зрителей, бодро завершил: "ДА ЕЩЕ И КВАРТА ВОДКИ!!!"
Барды еле сползли со сцены от смеха...
Вспоминает Илья Тимин (Петрозаводск):
-- Карелия. Зима. Февраль. Панельная многоэтажка. Кухня. Щели под подоконником. Ветер свищет. Холод зверский. Сидим. Пьем чай. Играем на гитаре. Поем никитинскую: "Что происходит на свете, а просто...".
В строчке "легкие платья из ситца", хозяин квартиры, у которого от холода нос посинел, пропел инстиктивно: "теплые платья из ситца..."
Петь надо красивше, Александр Моисеевич!
Рассказывает Борис Вайханский.
Во время межрегионального фестиваля "Петербургский аккорд" в мае 1996 года, как водится, проходили концерты ведущих мастеров жанра. Постигла эта участь и Александра Городницкого. Аккомпанировал ему старый товарищ по оружию Михаил Кане, который, как известно, и сам выступает в качестве исполнителя. И на этом концерте он тоже спел несколько песен Городницкого сам, после чего они вошли в "штатный" режим: Кане играет и подпевает, Городницкий ведет главную партию.
Недолго это длилось, когда вдруг из зала раздался громкий и ясный голос некоей дамы:
-- Пусть Кане поет!
Ее попытались проигнорировать, но она настаивала:
-- Пусть Кане поет!
-- Но почему Кане?
-- Он лучше поет! У него голос лучше!
В чем-то аналогичный случай. Рассказывает Валентин Вихорев.
17 декабря 1998 года в лектории питерского зоопарка состоялся его концерт. На этапе подготовки к нему обратились Татьяна и Александр Копосовы с предложением поучаствовать в роли помощников:
-- Валентин Иваныч, а можно, мы вам эту песенку подыграем?
-- Валентин Иваныч, а можно, мы вам эту песенку подыграем и подпоем?
-- Валентин Иваныч, а можно, вы на этой песенке посидите, отдохнете, послушаете, а мы сами поработаем?
Ну как тут возразишь!
Рассказывает Берг, как весной 1997 г. в Литве, в Висагинасе президент местного КСП Рустам Салихов предложил:
-- Хотите, я Вам поставлю кассету с Вашей песней в хорошем исполнении?
Адекватно.
Рассказывает Евгений Дреер (Ростов-на-Дону -- Иерусалим):
-- 23 мая 1998 года. Закончился 7-й слет "Дуговка" на Кинеретском озере. Почти все разъехались, кроме нескольких панков и особо религиозных участников, дожидающихся появления на небе трех первых звезд после шабата (святой субботы). И один из них мне говорит:
-- Иду вчера по "Дугве", вижу: рыжий, толстый, бородатый поет песни Ланцберга. И так паршиво поет! Но вполне адекватно. А сегодня мне рассказали, что Ланцберг был на слете...
Не адекватно.
Рассказывает Берг:
-- Очередная черная полоса в моей жизни пришлась на начало июля 1973 года. Некий добрый человек почти насильно привез меня на 6-й Грушинский фестиваль, заставил пройти прослушивание, выступить (я даже что-то получил за это)... Но все равно настроение было поганое.
И вот утром в воскресенье просыпаюсь оттого, что рядом с моей палаткой кто-то поет мои песни. И мало того, что врет слова и музыку, так еще и выговор пародирует, но неумело и пошло, теряя всякое чувство меры. Ну, думаю, сейчас вылезу -- морду набью!
Вылезаю, смотрю -- киевлянин Толик Лемыш вчерашнюю запись крутит.
Не признал.
Рассказывает Марина Меламед (автор, Харьков -- Иерусалим):
-- Хороший человек Дмитрий Дихтер приехал в 1988 году в Харьков на первый и единственный детский слет, проигнорировал застолье у местных бардов и отправился к детям под сосны.
Меж тем у детей из КСП "Товарищ гитара" назрела мелкая трагедия: не хватало Визбора. В смысле -- кассеты для создания песенного воздуха для приезжающих.
Дима Свербилов (тогда 14 лет), человек дела, пошел и грубо разбудил хорошего человека Дихтера, который, попав под сосны, нечаянно уснул.
Дихтер безропотно встал, не проснувшись, и почапал, куда ведут. Привели к микрофону, усадили, скомандовали -- пой Визбора! Хороший Дихтер покорно пел минут сорок, а Свербилов, человек дела, считал песни.
Утром над лагерем раздался Визбор, очень похожий на настоящего, только громко. Дихтер с омерзением проснулся.
В это время в спальном лежбище появился Борис Бурда, свежий и чистый, -- здороваться. Дихтер доверительно сказал ему:
-- Слушай, друг, найди этого идиота, что орет на весь лагерь, и дай ему в ухо!
Боря ушел, минут через десять вернулся, радостно взволнованный, но по-прежнему свежий и чистый.
Подошел к Дихтеру и дал ему в ухо.
Дело о нанесении душевной травмы лыжами.
Рассказывает Владимир Васильев:
-- 1982 год. После "Эсхара" -- лауреатский концерт, уже в городе. В первых рядах сидят наши ребята, выходят на сцену -- тот Клячкина поет, тот -- Кукина, тот -- свои дурацкие песни... А мы затеяли анекдоты рассказывать. Рассказываю им такой: весна 1945 года, в бункере к Борману подходит Гитлер:
-- Мартин, Мартин, все пропало, русские нас окружили, завтра возьмут Рейхстаг! Наши идеи, наши планы...
-- Адя, брось, не суетись, сядь лучше, послушай, какую я песню сочинил:
"Лыжи у печки стоят,
гаснет закат за горой..."
Только мы отсмеялись, выходит парень -- восемнадцать лет, первый раз на сцене:
-- Юрий Визбор, "Лыжи у печки стоят"!
Мы -- ржать, а он не может сообразить, что же сделал не так.
TV любит золотарей-интеллектуалов!
Рассказывает Владимир Васильев:
-- О прекрасной реакции Миши Кочеткова. Он ведет телепередачу "Гнездо глухаря". Там можно импровизировать, правда, в определенных рамках. Миша говорит:
-- Мы тебе на сегодня выберем какую-нибудь профессию. Кем ты хочешь быть? Хочешь -- скульптором? А в связи с этим споешь какую-нибудь песню.
И вот идет прямой эфир, Кочетков спрашивает:
-- Так, Володя, кто ты у нас сегодня?
-- Скульптор.
-- Ты знаешь, Володя, нет, мне не нравится. Давай, будешь ассенизатором.
-- Нет, Миша, лучше я буду скульптором, мастером мелких форм.
Миша тут же находится:
-- Ну, конечно, Шостакович же говорил, что любой человек, сидящий на унитазе, напоминает одновременно и скульптора, и мыслителя...
Известно лишь доке, что корабль ремонтируют в доке!
Рассказывает Александр Руманов (Москва):
-- В Москве выступает Юрий Кукин. Второе отделение, вопросы и ответы. Девочка поднимает руку и спрашивает:
-- Как Вы относитесь к творчеству Олега Митяева?
-- Помнится, -- говорит Кукин, -- приехал я в Москву, а в дороге потерял записную книжку. А ехал я к Визбору, и как его теперь найти -- не знаю. Зато знаю, как он писал песни: если, к примеру, о корабле, то выспрашивал у капитана все детали -- что как называется и работает. То есть, он писал так, как надо писать. Стал я вспоминать его песни: одна -- где он живет в последнем переулке, другая -- где окна выходят во двор, третья -где номер квартиры... Позвонил в дверь, Адочка Якушева меня встретила... Да, кстати, у Митяева есть такая строчка: "...А на верфи ледоколы лечатся..." Так вот, они там не лечатся! А вообще очень талантливый автор!
Так чем они там занимались?
Вспоминает Ирина Рынкевич:
-- В нашем КСП в Петрозаводске долго ломали голову над одной песней Олега Митяева. В начале ее говорилось, что солдаты залегли для броска. В конце же была строчка -- нечто вроде "Взвод ни на шаг не отступил..."
В итоге песня получила местное название "Неудавшийся бросок".
А другую песню того же автора мы просто не могли себе позволить включать в репертуар по соображениям собственной репутации, ибо любой северянин знает, что морошка растет только на болоте, но никак не на камнях, как уверяет Митяев.
Несчастный случай.
Рассказывает Берг:
-- Год, кажется, 1973-й, август. Я -- в Москве, в гостях у Андрюши Добровольского, тогда недавнего выпускника МАИ и близкого друга "Жаворонков", а впоследствии -- профессионального кинорежиссера. Кроме меня еще некий Валера, художник, и Леша Куликов (Береза), в то время воронежский аспирант.
Андрей показывает нам квартиру (отцовскую, на проезде Серова, естественно, "крутую" -- эту старую мебель, эти комнаты, эти "благоустройства". А "там", наряду с традиционным унитазом, была диковинная штука с фонтанчиком посредине -- биде.
Потом стали петь песни, и когда я дошел до "Грачей", а точнее, до строчки "...Ты, конечно, не знаешь, что снова в беде я..." -- Береза очень тихо и очень отчетливо подправил: "В биде!" Песенка была поломана. И не мог я ее петь после этого еще лет десять.
Не убий!
Рассказывает Сергей Губанов (Москва):
1996 год, Москва, весенний слет куста "РЭКС". У костра сидят Андрей Суворов и Володя Рычков и обалденно поют песню Андрея Крючкова. Тот находится тут же и время от времени пытается им подпевать, но народ реагирует нервно, да и сам автор понимает, что с его голосиной делать это -только кайф ломать. А петь охота! И тогда он встает, отходит метров на тридцать и врубает от души...
Утро добрым не бывает.
На одном из слетов начала 80-х московская группа "Мышеловка", в ту пору игравшая вполне нормальную музыку, устроила музыкальную побудку: "мышеловы" ходили от стоянки к стоянке и громко играли что-то жизнеутверждающее. Забредя в лагерь куста "РЭКС" и узнав от его обитателей, что в такой-то палатке спит Андрей Крючков, музыканты окружили ее с четырех сторон и по команде лидера заиграли попурри из песен будимого...
Секунд через сорок из палатки высунулась помятая физиономия Андрея и в весьма резкой форме осведомилась, что это за чудаки приперлись с утра пораньше играть у человека над ухом всякую фигню.
Плод брачной ночи.
Тоже в начале 80-х на московском "региональном" (межкустовом) слете праздновалась свадьба Андрея Крючкова. К рассвету на стоянке группы "Алмасты" можно было наблюдать такую картину: под тентом у костра в чужом одноместном спальнике почивает новобрачная, а рядом на тулупчике скорчился молодой муж.
В ту пору на слетах кроме вечернего концерта бывал еще и утренний -"сливочный". Когда в ходе его на сцене появился Крючков, аудитория, уже знавшая о радостном событии, оживленно поприветствовала его. Андрей подошел к микрофону и трагическим шепотом произнес:
-- Друзья! В результате экстремальных условий первой брачной ночи я потерял голос и не могу петь свои песни. Поэтому я спою вам песню харьковского автора Владимира Васильева "Когда я был щенком"...
Карьера.
Рассказывает Валентин Вихорев:
-- Группа советских оккупационных войск в Германии, 1951 год. В ленинской комнате была гитара, кстати, семиструнная: шестиструнных тогда было -- по рукам сосчитать. И я попробовал учиться играть. Играл дня три. Подошли ко мне ребята со старшиной:
-- Иди-ка ты в курилку!
Ушел туда. Это во дворе вкопанная в землю бочка с водой, вокруг нее скамеечки. Ребята после службы приходят, садятся, травят анекдоты. Я там дня три-четыре тоже пробовал играть. После этого мужики, которые там собирались, сказали:
-- Уйди отсюда, чтоб тебя здесь не было!
Я ушел в спортивный городок. Там у нас брусья параллельные, турник... Сижу на брусьях, дергаю струну. Проходит дня три-четыре. Подходит один, второй... Нас уже кучка образовалась. Тогда было очень модно петь Бернеса, всякие такие песни... Неделю поем. Потом один из них, самый активный, говорит:
-- Чего мы здесь сидим на брусьях? Пошли в курилку!
Пришли в курилку, сели на лавочку. Нас побольше уже стало. Примерно с отделение. Подходит старшина:
-- Чем занимаетесь?
-- Поем, товарищ старшина!
-- А чего здесь!? Ну-ка марш петь в ленинскую комнату!
Отшибло.
Рассказывает Берг:
-- 15 мая 1998 года в рамках фестиваля "Петербургский аккорд" в Доме журналистов состоялся концерт с участием Александра Городницкого.
Он пришел за несколько минут до начала, которое к тому же традиционно задерживалось, и попал в лапы Ирины Жарковой, своей старинной знакомой, которая тут же принялась вспоминать былое. Она с выражением рассказала барду о том, как тот впервые появился у них в редакции году, кажется, в 1963-м. Какая на нем была куртка, какие сандалии, как он закинул ногу на ногу, взял гитару и начал петь. И что он тогда пел.
-- Но только гитары у меня не было, -- заметил А.М.
-- Была. Ты же пел!
-- Да не было у меня гитары, не умел я играть на ней!
-- Была, была, я же помню!
Ее воспоминания были явно ярче, так что после пятиминутного препирательства последнее слово, которое, правда, осталось за Городницким, прозвучало так:
-- А черт его знает, может и была гитара...
Боко-лавр.
Рассказывает Константин Просеков (Челябинск):
-- 1978 год. Осенью я приехал в Магнитогорск к нашим друзьям, у которых должен был состояться концерт. Ждали Валерия Бокова -- маститого барда по тому времени. Имена Валерия Бокова и Владимира Муравьева приводили в трепет. Как раз прошли у нас концерты, и я специально поехал туда, чтобы записать все это.
Приезжаю я в Магнитогорск и со Станиславом Сергеевичем Мыльниковым еду встречать Бокова. А Валера перед этим прислал телеграмму: "Я приеду не с Муравьевым, но не один".
В аэропорту Магнитогорска хмуро, пасмурно, люди выходят из самолета, Станислав Сергеевич все смотрит, высматривает... А надо сказать, что Валерий Боков ростом метр-девяносто пять. И вот подходит... Леня Сергеев, такого же роста, габариты его вы представляете, и говорит:
-- Здравствуйте!
Стас так мимо него:
-- Здравствуйте...
-- Вы Станислав Сергеевич?
-- Да...
-- Вы знаете, я вот из Казани... Валера Боков не приедет... Ну... В общем, я буду работать концерт...
Стас со вздохом:
-- Ну, что ж... Ну, пошли...
И медленно уходит. С такой же понурой головой вслед за ним уходит Сергеев.
Ну, концерт начинается. Объявляют, что вот -- Бокова не будет, а будет один какой-то Сергеев. Народ делает "У-у-у...", но после первых же трех песен народ делает "А-а-а!!!"
Надо сказать, что это был первый сольный концерт Леонида Сергеева.
Условно-досрочно...
Рассказывает Константин Просеков (Челябинск):
-- 1989 год. К тому времени я только приехал из Германии, и меня сразу -- бах -- и делают председателем регионального совета КСП. И вот звонит представитель из Кургана и говорит:
-- Знаешь, у нас тут новый классный автор. Посмотри его.
Я ему:
-- А присылай его в Уфу, там через 2 дня фестиваль, я председатель жюри.
И вот приезжает Анатолий Киреев. А перед этим его буквально "прокатили" в 88 году на фестивале в "Родниках" в Кургане -- "мимо кассы", что называется. Единственный, кто оценил -- это Кукин, но его тогда не послушали.
И вот прослушивание. Толя начинает песню петь, "Севера", и я на первой же строке понимаю, что -- да, это классно!
-- Так, все, спасибо, достаточно!
Он в недоумении.
-- Пожалуйста, можете еще одну песню спеть.
Он начинает, я ему буквально на второй же строке:
-- Так, все, достаточно, спасибо. Идите.
Толя понуро ушел. Потом организаторы мне рассказывали, что он раз пять порывался ко мне зайти, выяснить, ну почему он не прошел. И вот наконец решился, когда всех уже отслушали.
-- Простите, Вы можете мне объяснить...
-- А чего Вам объяснять? Вы лауреат!
Он так обалдело:
-- Как?! Ведь фестиваль еще и не начался?
-- Я Вам говорю -- Вы лауреат. И не только здесь, а и на Ильменском фестивале.
Что, собственно, и случилось.
Фамилия и судьба.
Некоторые верят, что характер, а значит, в какой-то мере и судьба человека заранее определены именем, которым окрестили его родители. А вот что вспомнила Елена Настасий:
-- Грушинский 1996 г. Юрий Рыков прослушивает телезвезду Игоря Верника. Все скучно и серо, но на Гитару его нужно выпустить обязательно, такова установка начальства.
Уринотерапия.
Рассказывают Алексей Куликов (Волгоград), более известный в КСПшных кругах под псевдонимом "Береза", и его партнер по исполнительскому дуэту Анатолий Костин (Воронеж) -- соответственно, "Пинчер".
На первых Грушинских фестивалях, еще в Пескалах, организация была не такая всеобъемлющая и четкая, как теперь, и была большая проблема с туалетами. Точнее, туалет был, но слишком уж далеко, и хорошо просматривался со всех позиций. Причем у мужиков проблемы возникали чаще, потому что, как известно, емкость мужского мочевого пузыря втрое меньше, чем женского. Поэтому они время от времени просто собирались в кружок, становились поплотнее и пели, стараясь не подпускать к себе представителей прекрасного пола.
И вот однажды московский собиратель песен Миша Байер, изобретатель "бардобойки" -- микрофона на удочке, привлеченный стройным многоголосным исполнением песни "Взвейтесь, соколы, орлами", подошел к компании маевцев (так испокон называли себя члены КСП Московского авиационного института), ядро которой составлял мужской квартет "Жаворонок". Изловчившись, Миша просунул между ног в самый центр круга свой "снаряд" и стал записывать.
По окончании песни и связанной с ней процедуры повеселевшие маевцы сказали ему:
-- Ну-ка, вруби: интересно, что получилось.
Миша врубил. Это была горная река! И где-то вдали -- "полно горе горева-а-ать!.."
Химфизика попутала.
Та же проблема несколько иным образом отразилась на деятельности спецслужб израильского парламента -- кнессета.
Как известно, одной стороной его здание смотрит на Ган Сакер, что в переводе означает -- парк Сакер. Парк этот, длинный и узкий, находится в центре Иерусалима между кнессетом и оживленной улицей, уставленной многоэтажными домами. Это, пожалуй, один из немногих парков в Израиле, не оснащенный так называемыми "всеми удобствами".
И именно в нем повадился отмечать дни своего рождения Евгений Дреер, в прошлом хорошо знакомый ростовчанам как ценитель изящной словесности и пропагандист лучших ее образцов в авторской песне. Празднества эти с самого начала приняли форму слета -- со сценой, микрофонами, тарахтящим движком, горячительными напитками и прочими атрибутами слетов КСП. Проводились они в ночь с пятницы на субботу, то есть в священный шабат, когда всякая активная деятельность, в том числе игра на музыкальных инструментах, правоверными израильтянами не поощряется. И последние где-то часа в два пополуночи, достанные крепкими голосами участников, помноженными на мощность акустики, для которой 100 метров от сцены до окон квартир -- ничто, выходили прокалывать шины транспортных средств любителей АП и просто друзей виновника торжества. Что, впрочем, тоже является работой...
Так вот, едва ли не единственные в парке кустики росли (и посейчас растут) вдоль проволочной ограды кнессета. И участники слета повадились было использовать их по одному из назначений -- ввиду вышеупомянутого отсутствия удобств. Это продолжалось недолго и только на первом слете: появились парламентские секьюрити и в доступной форме на хорошем еврейском языке попросили больше этого не делать: сигнализация срабатывает!
Незабываемое.
Рассказывает Владимир Васильев:
-- Как Боря Бурда ведет концерты. В Ростове у нас был импровизированный концерт. Должно было петь четыре человека, а пело человек пятнадцать. А зрителями были бабушки, внучки... А потом народ набежал: это был центральный парк культуры и отдыха. И я обратил внимание: стоит Михалев уже "под газом" и лошадь обнимает. Живую, не какую-нибудь там! Горюет и что-то ей рассказывает. А Боря ведет концерт. И получилось так, что Кукин спел песню и выпала у него гитара. Уронил он ее. А гитар не хватало. Боря тут же реагирует:
-- Представляете, что значит для автора уронить гитару? Это живое существо; человек с ней свыкается. А гитара-то ведь не Кукина, а гитара-то Михалева!..
А Кукин, уходя:
-- Да что ж он брешет!
Игорь Михалев всего этого не слышит, а Бурда тем временем продолжает:
-- И вот сейчас на сцену выйдет Михалев. Представляете, какое несчастье: она же треснула, наверное! Какое горе для автора! Знаете, люди добрые, давайте это горе как-то компенсируем, давайте его очень тепло встретим!
Михалев выходит на сцену, народ восторженно орет и рукоплещет, и Игорь не поймет, что ж такое.
А лошадь угнал Анвар Исмагилов. Он сел на нее и ускакал в город к своему другу -- решил его удивить. Милиция перекрывает дорогу, останавливает машины и Анвар скачет в режиме наибольшего благоприятствования. Прискакал и начал друга выкликать. Тот высунулся из окна, посмотрел на него с кислой рожей и произнес:
-- А, это ты...
Поскакал Анвар назад, упал с лошади...
В соавторстве с залом.
Рассказывает Борис Гордон (Москва).
На концерте в "Перекрестке" Дмитрий Бикчентаев поет свой знаменитый "Старый Новый Год" на стихи Вознесенского. После строчки "..вытри рюмашки насухо..." у кого-то звонит мобильник.
-- ...выключи телефон!!! -- следуя авторскому тексту, радостно кричит весь зал вместе с Дмитрием.
Как единый организм.
Рассказывают Алексей Куликов (Береза) и Анатолий Костин (Пинчер). Пинч вообще-то воронежец, а Береза, как мы помним, житель героического Волгограда. Но в аспирантуре он учился в Воронеже, и у них с Пинчером сложился неплохой исполнительский дуэт. И вот они на концерте в Москве в начале 70-х поют песню Владимира Кочана на стихи Леонида Филатова, которая начинается со слов:
Так повелось промеж людьми,
что мы сторонимся любви...
Но -- что значит спетость! Не сговариваясь, запели:
Так повелось промеж людей,
что мы сторонимся... -и разом замерли.
Зал -- восемьсот человек -- замер на несколько секунд, видимо, производя при этом какие-то расчеты в уме, затем дружно грохнул.
Друзья переждали этот выплеск эмоций и запели снова, на сей раз ближе к тексту.
Смертельный номер.
Ирина Рынкевич, автор и исполнитель из Петрозаводска, честно признается:
-- До сих пор боюсь свою любимую "Московскую цыганочку" М.Балашова -А.Фрейдина ("Догорает старый вальс...") из-за строчек "Пусть прогремит, ударит в ночь / Телефона очередь..."
Оказалось, что в моем сознании слово "очередь" ассоциативно связано с такой вещицей, как пулемет. И, дабы не превращать лирическую песню в боевик, я, приближаясь к злополучной строчке, всегда пыталась вызвать в своем сознании образ телефона. Но, поскольку почти всю сознательную жизнь домашнего телефона у меня не было, я представляла себе более родной предмет -- телефонную будку.
В результате получалось:
Пусть прогремит, ударит в ночь
Автомата очередь!..
Дело в шляпе?
Рассказывает Константин Просеков (Челябинск):
-- Была такая история в 1982 году на Грушинском фестивале. Дуэт Митяев -- Старцев приехал зарабатывать звание лауреатов. До этого они были дипломантами. А готовил их Михаил Вейцкин наш известный, который подготовил целую плеяду авторов и исполнителей, и они все, несмотря на то, что выходили из-под одного топора, были совершенно разные, но чувствовалась рука мастера.
Сделали они знаменитую песню Луферова "Не плачь, дядя". А в жюри первого тура случился Алексей Брунов, очень веселый человек по жизни, большой любитель пошутить. Он им и говорит:
-- Так все нормально, ребята, но слова-то нужно подучить! На гитару так не пойдет!
-- А в чем дело?!?!
-- Ну как же, вы же спели "Не плачь, дядя, съешь свою шляпу".
-- Не может быть!!!
-- Да спросите вон хоть у кого...
А он к тому времени успел подговорить человек восемь. И вот к ним подходят один за одним и говорят:
-- Ну, ребята, вы дали!
И малоизвестные тогда Митяев Олег Григорьевич и Старцев Петр Николаевич, исполнительский дуэт, отправились репетировать. А репетировали они тогда зверски, часами, и сотню раз злосчастную фразу повторили.
И вот II тур (а тогда три отборочных тура было). И они поют:
-- Не плачь, дядя, съешь свою шляпу!
Рассказывает московский бард Александр Карпов (из московской газеты "БардАрт" ?20 за 1998 г.).
Должно быть, всякому исполнителю знакома ситуация, когда уже во время исполнения какой-то старой песни на сцене вдруг с ужасом осозна?шь, что слова вылетают изо рта совершенно автоматически. Песня не повторялась уже Бог весть сколько времени, и текст совершенно забыт. Поешь и думаешь, когда же инстинкт подвед?т и ты застынешь перед микрофоном с беспомощно раскрытым ртом... Но не таков Игорь Белый! Находчивости этого барда поистине нет предела! Ведь даже забыв начисто слова своих песен, умудряется он прямо по ходу дела сочинить новые. А уж что из этого выходит...
Как-то раз Белый и Карпов давали концерт в актовом зале одной из школ города Пушкина. Аудитория состояла из учащихся старших классов, петь было неудобно, микрофоны отсутствовали. Игоря переклинило, и он принялся бессовестно путать и забывать слова. Карпов, как мог, помогал ему вспоминать и подпевал даже те песни, которые Игорь ранее пел один, Получалось все более-менее сносно до тех пор, пока не настала очередь песни "Веселых Рыбаков с Острова Хоккайдо". Начинается эта песня так:
В море, в море за тунцом!
Капитан наш молодцом.
У него большая карта,
Водки пинта, виски кварта!..
Песню отпели хорошо вплоть до последнего куплета. А в конце песни первый куплет предполагалось повторить. "В море, в море за тунцом!.." -весело распевали барды. Но Карпову пришлось тут же заткнуться, поскольку вместо второй строчки Белый неожиданно пропел: "Наш кораблик молодцом!.."
Карпов вопросительно покосился на Игоря, ожидая, что тот не будет усугублять ситуацию и допо?т куплет, как будто так и задумывалось. Однако, к его ужасу, Белый достаточно бодро затянул дальше: "А у капитана -- виски..." И, страшно оскалившись на зрителей, бодро завершил: "ДА ЕЩЕ И КВАРТА ВОДКИ!!!"
Барды еле сползли со сцены от смеха...
Вспоминает Илья Тимин (Петрозаводск):
-- Карелия. Зима. Февраль. Панельная многоэтажка. Кухня. Щели под подоконником. Ветер свищет. Холод зверский. Сидим. Пьем чай. Играем на гитаре. Поем никитинскую: "Что происходит на свете, а просто...".
В строчке "легкие платья из ситца", хозяин квартиры, у которого от холода нос посинел, пропел инстиктивно: "теплые платья из ситца..."
Петь надо красивше, Александр Моисеевич!
Рассказывает Борис Вайханский.
Во время межрегионального фестиваля "Петербургский аккорд" в мае 1996 года, как водится, проходили концерты ведущих мастеров жанра. Постигла эта участь и Александра Городницкого. Аккомпанировал ему старый товарищ по оружию Михаил Кане, который, как известно, и сам выступает в качестве исполнителя. И на этом концерте он тоже спел несколько песен Городницкого сам, после чего они вошли в "штатный" режим: Кане играет и подпевает, Городницкий ведет главную партию.
Недолго это длилось, когда вдруг из зала раздался громкий и ясный голос некоей дамы:
-- Пусть Кане поет!
Ее попытались проигнорировать, но она настаивала:
-- Пусть Кане поет!
-- Но почему Кане?
-- Он лучше поет! У него голос лучше!
В чем-то аналогичный случай. Рассказывает Валентин Вихорев.
17 декабря 1998 года в лектории питерского зоопарка состоялся его концерт. На этапе подготовки к нему обратились Татьяна и Александр Копосовы с предложением поучаствовать в роли помощников:
-- Валентин Иваныч, а можно, мы вам эту песенку подыграем?
-- Валентин Иваныч, а можно, мы вам эту песенку подыграем и подпоем?
-- Валентин Иваныч, а можно, вы на этой песенке посидите, отдохнете, послушаете, а мы сами поработаем?
Ну как тут возразишь!
Рассказывает Берг, как весной 1997 г. в Литве, в Висагинасе президент местного КСП Рустам Салихов предложил:
-- Хотите, я Вам поставлю кассету с Вашей песней в хорошем исполнении?
Адекватно.
Рассказывает Евгений Дреер (Ростов-на-Дону -- Иерусалим):
-- 23 мая 1998 года. Закончился 7-й слет "Дуговка" на Кинеретском озере. Почти все разъехались, кроме нескольких панков и особо религиозных участников, дожидающихся появления на небе трех первых звезд после шабата (святой субботы). И один из них мне говорит:
-- Иду вчера по "Дугве", вижу: рыжий, толстый, бородатый поет песни Ланцберга. И так паршиво поет! Но вполне адекватно. А сегодня мне рассказали, что Ланцберг был на слете...
Не адекватно.
Рассказывает Берг:
-- Очередная черная полоса в моей жизни пришлась на начало июля 1973 года. Некий добрый человек почти насильно привез меня на 6-й Грушинский фестиваль, заставил пройти прослушивание, выступить (я даже что-то получил за это)... Но все равно настроение было поганое.
И вот утром в воскресенье просыпаюсь оттого, что рядом с моей палаткой кто-то поет мои песни. И мало того, что врет слова и музыку, так еще и выговор пародирует, но неумело и пошло, теряя всякое чувство меры. Ну, думаю, сейчас вылезу -- морду набью!
Вылезаю, смотрю -- киевлянин Толик Лемыш вчерашнюю запись крутит.
Не признал.
Рассказывает Марина Меламед (автор, Харьков -- Иерусалим):
-- Хороший человек Дмитрий Дихтер приехал в 1988 году в Харьков на первый и единственный детский слет, проигнорировал застолье у местных бардов и отправился к детям под сосны.
Меж тем у детей из КСП "Товарищ гитара" назрела мелкая трагедия: не хватало Визбора. В смысле -- кассеты для создания песенного воздуха для приезжающих.
Дима Свербилов (тогда 14 лет), человек дела, пошел и грубо разбудил хорошего человека Дихтера, который, попав под сосны, нечаянно уснул.
Дихтер безропотно встал, не проснувшись, и почапал, куда ведут. Привели к микрофону, усадили, скомандовали -- пой Визбора! Хороший Дихтер покорно пел минут сорок, а Свербилов, человек дела, считал песни.
Утром над лагерем раздался Визбор, очень похожий на настоящего, только громко. Дихтер с омерзением проснулся.
В это время в спальном лежбище появился Борис Бурда, свежий и чистый, -- здороваться. Дихтер доверительно сказал ему:
-- Слушай, друг, найди этого идиота, что орет на весь лагерь, и дай ему в ухо!
Боря ушел, минут через десять вернулся, радостно взволнованный, но по-прежнему свежий и чистый.
Подошел к Дихтеру и дал ему в ухо.
Дело о нанесении душевной травмы лыжами.
Рассказывает Владимир Васильев:
-- 1982 год. После "Эсхара" -- лауреатский концерт, уже в городе. В первых рядах сидят наши ребята, выходят на сцену -- тот Клячкина поет, тот -- Кукина, тот -- свои дурацкие песни... А мы затеяли анекдоты рассказывать. Рассказываю им такой: весна 1945 года, в бункере к Борману подходит Гитлер:
-- Мартин, Мартин, все пропало, русские нас окружили, завтра возьмут Рейхстаг! Наши идеи, наши планы...
-- Адя, брось, не суетись, сядь лучше, послушай, какую я песню сочинил:
"Лыжи у печки стоят,
гаснет закат за горой..."
Только мы отсмеялись, выходит парень -- восемнадцать лет, первый раз на сцене:
-- Юрий Визбор, "Лыжи у печки стоят"!
Мы -- ржать, а он не может сообразить, что же сделал не так.
TV любит золотарей-интеллектуалов!
Рассказывает Владимир Васильев:
-- О прекрасной реакции Миши Кочеткова. Он ведет телепередачу "Гнездо глухаря". Там можно импровизировать, правда, в определенных рамках. Миша говорит:
-- Мы тебе на сегодня выберем какую-нибудь профессию. Кем ты хочешь быть? Хочешь -- скульптором? А в связи с этим споешь какую-нибудь песню.
И вот идет прямой эфир, Кочетков спрашивает:
-- Так, Володя, кто ты у нас сегодня?
-- Скульптор.
-- Ты знаешь, Володя, нет, мне не нравится. Давай, будешь ассенизатором.
-- Нет, Миша, лучше я буду скульптором, мастером мелких форм.
Миша тут же находится:
-- Ну, конечно, Шостакович же говорил, что любой человек, сидящий на унитазе, напоминает одновременно и скульптора, и мыслителя...
Известно лишь доке, что корабль ремонтируют в доке!
Рассказывает Александр Руманов (Москва):
-- В Москве выступает Юрий Кукин. Второе отделение, вопросы и ответы. Девочка поднимает руку и спрашивает:
-- Как Вы относитесь к творчеству Олега Митяева?
-- Помнится, -- говорит Кукин, -- приехал я в Москву, а в дороге потерял записную книжку. А ехал я к Визбору, и как его теперь найти -- не знаю. Зато знаю, как он писал песни: если, к примеру, о корабле, то выспрашивал у капитана все детали -- что как называется и работает. То есть, он писал так, как надо писать. Стал я вспоминать его песни: одна -- где он живет в последнем переулке, другая -- где окна выходят во двор, третья -где номер квартиры... Позвонил в дверь, Адочка Якушева меня встретила... Да, кстати, у Митяева есть такая строчка: "...А на верфи ледоколы лечатся..." Так вот, они там не лечатся! А вообще очень талантливый автор!
Так чем они там занимались?
Вспоминает Ирина Рынкевич:
-- В нашем КСП в Петрозаводске долго ломали голову над одной песней Олега Митяева. В начале ее говорилось, что солдаты залегли для броска. В конце же была строчка -- нечто вроде "Взвод ни на шаг не отступил..."
В итоге песня получила местное название "Неудавшийся бросок".
А другую песню того же автора мы просто не могли себе позволить включать в репертуар по соображениям собственной репутации, ибо любой северянин знает, что морошка растет только на болоте, но никак не на камнях, как уверяет Митяев.
Несчастный случай.
Рассказывает Берг:
-- Год, кажется, 1973-й, август. Я -- в Москве, в гостях у Андрюши Добровольского, тогда недавнего выпускника МАИ и близкого друга "Жаворонков", а впоследствии -- профессионального кинорежиссера. Кроме меня еще некий Валера, художник, и Леша Куликов (Береза), в то время воронежский аспирант.
Андрей показывает нам квартиру (отцовскую, на проезде Серова, естественно, "крутую" -- эту старую мебель, эти комнаты, эти "благоустройства". А "там", наряду с традиционным унитазом, была диковинная штука с фонтанчиком посредине -- биде.
Потом стали петь песни, и когда я дошел до "Грачей", а точнее, до строчки "...Ты, конечно, не знаешь, что снова в беде я..." -- Береза очень тихо и очень отчетливо подправил: "В биде!" Песенка была поломана. И не мог я ее петь после этого еще лет десять.
Не убий!
Рассказывает Сергей Губанов (Москва):
1996 год, Москва, весенний слет куста "РЭКС". У костра сидят Андрей Суворов и Володя Рычков и обалденно поют песню Андрея Крючкова. Тот находится тут же и время от времени пытается им подпевать, но народ реагирует нервно, да и сам автор понимает, что с его голосиной делать это -только кайф ломать. А петь охота! И тогда он встает, отходит метров на тридцать и врубает от души...
Утро добрым не бывает.
На одном из слетов начала 80-х московская группа "Мышеловка", в ту пору игравшая вполне нормальную музыку, устроила музыкальную побудку: "мышеловы" ходили от стоянки к стоянке и громко играли что-то жизнеутверждающее. Забредя в лагерь куста "РЭКС" и узнав от его обитателей, что в такой-то палатке спит Андрей Крючков, музыканты окружили ее с четырех сторон и по команде лидера заиграли попурри из песен будимого...
Секунд через сорок из палатки высунулась помятая физиономия Андрея и в весьма резкой форме осведомилась, что это за чудаки приперлись с утра пораньше играть у человека над ухом всякую фигню.
Плод брачной ночи.
Тоже в начале 80-х на московском "региональном" (межкустовом) слете праздновалась свадьба Андрея Крючкова. К рассвету на стоянке группы "Алмасты" можно было наблюдать такую картину: под тентом у костра в чужом одноместном спальнике почивает новобрачная, а рядом на тулупчике скорчился молодой муж.
В ту пору на слетах кроме вечернего концерта бывал еще и утренний -"сливочный". Когда в ходе его на сцене появился Крючков, аудитория, уже знавшая о радостном событии, оживленно поприветствовала его. Андрей подошел к микрофону и трагическим шепотом произнес:
-- Друзья! В результате экстремальных условий первой брачной ночи я потерял голос и не могу петь свои песни. Поэтому я спою вам песню харьковского автора Владимира Васильева "Когда я был щенком"...
Карьера.
Рассказывает Валентин Вихорев:
-- Группа советских оккупационных войск в Германии, 1951 год. В ленинской комнате была гитара, кстати, семиструнная: шестиструнных тогда было -- по рукам сосчитать. И я попробовал учиться играть. Играл дня три. Подошли ко мне ребята со старшиной:
-- Иди-ка ты в курилку!
Ушел туда. Это во дворе вкопанная в землю бочка с водой, вокруг нее скамеечки. Ребята после службы приходят, садятся, травят анекдоты. Я там дня три-четыре тоже пробовал играть. После этого мужики, которые там собирались, сказали:
-- Уйди отсюда, чтоб тебя здесь не было!
Я ушел в спортивный городок. Там у нас брусья параллельные, турник... Сижу на брусьях, дергаю струну. Проходит дня три-четыре. Подходит один, второй... Нас уже кучка образовалась. Тогда было очень модно петь Бернеса, всякие такие песни... Неделю поем. Потом один из них, самый активный, говорит:
-- Чего мы здесь сидим на брусьях? Пошли в курилку!
Пришли в курилку, сели на лавочку. Нас побольше уже стало. Примерно с отделение. Подходит старшина:
-- Чем занимаетесь?
-- Поем, товарищ старшина!
-- А чего здесь!? Ну-ка марш петь в ленинскую комнату!
Отшибло.
Рассказывает Берг:
-- 15 мая 1998 года в рамках фестиваля "Петербургский аккорд" в Доме журналистов состоялся концерт с участием Александра Городницкого.
Он пришел за несколько минут до начала, которое к тому же традиционно задерживалось, и попал в лапы Ирины Жарковой, своей старинной знакомой, которая тут же принялась вспоминать былое. Она с выражением рассказала барду о том, как тот впервые появился у них в редакции году, кажется, в 1963-м. Какая на нем была куртка, какие сандалии, как он закинул ногу на ногу, взял гитару и начал петь. И что он тогда пел.
-- Но только гитары у меня не было, -- заметил А.М.
-- Была. Ты же пел!
-- Да не было у меня гитары, не умел я играть на ней!
-- Была, была, я же помню!
Ее воспоминания были явно ярче, так что после пятиминутного препирательства последнее слово, которое, правда, осталось за Городницким, прозвучало так:
-- А черт его знает, может и была гитара...
Боко-лавр.
Рассказывает Константин Просеков (Челябинск):
-- 1978 год. Осенью я приехал в Магнитогорск к нашим друзьям, у которых должен был состояться концерт. Ждали Валерия Бокова -- маститого барда по тому времени. Имена Валерия Бокова и Владимира Муравьева приводили в трепет. Как раз прошли у нас концерты, и я специально поехал туда, чтобы записать все это.
Приезжаю я в Магнитогорск и со Станиславом Сергеевичем Мыльниковым еду встречать Бокова. А Валера перед этим прислал телеграмму: "Я приеду не с Муравьевым, но не один".
В аэропорту Магнитогорска хмуро, пасмурно, люди выходят из самолета, Станислав Сергеевич все смотрит, высматривает... А надо сказать, что Валерий Боков ростом метр-девяносто пять. И вот подходит... Леня Сергеев, такого же роста, габариты его вы представляете, и говорит:
-- Здравствуйте!
Стас так мимо него:
-- Здравствуйте...
-- Вы Станислав Сергеевич?
-- Да...
-- Вы знаете, я вот из Казани... Валера Боков не приедет... Ну... В общем, я буду работать концерт...
Стас со вздохом:
-- Ну, что ж... Ну, пошли...
И медленно уходит. С такой же понурой головой вслед за ним уходит Сергеев.
Ну, концерт начинается. Объявляют, что вот -- Бокова не будет, а будет один какой-то Сергеев. Народ делает "У-у-у...", но после первых же трех песен народ делает "А-а-а!!!"
Надо сказать, что это был первый сольный концерт Леонида Сергеева.
Условно-досрочно...
Рассказывает Константин Просеков (Челябинск):
-- 1989 год. К тому времени я только приехал из Германии, и меня сразу -- бах -- и делают председателем регионального совета КСП. И вот звонит представитель из Кургана и говорит:
-- Знаешь, у нас тут новый классный автор. Посмотри его.
Я ему:
-- А присылай его в Уфу, там через 2 дня фестиваль, я председатель жюри.
И вот приезжает Анатолий Киреев. А перед этим его буквально "прокатили" в 88 году на фестивале в "Родниках" в Кургане -- "мимо кассы", что называется. Единственный, кто оценил -- это Кукин, но его тогда не послушали.
И вот прослушивание. Толя начинает песню петь, "Севера", и я на первой же строке понимаю, что -- да, это классно!
-- Так, все, спасибо, достаточно!
Он в недоумении.
-- Пожалуйста, можете еще одну песню спеть.
Он начинает, я ему буквально на второй же строке:
-- Так, все, достаточно, спасибо. Идите.
Толя понуро ушел. Потом организаторы мне рассказывали, что он раз пять порывался ко мне зайти, выяснить, ну почему он не прошел. И вот наконец решился, когда всех уже отслушали.
-- Простите, Вы можете мне объяснить...
-- А чего Вам объяснять? Вы лауреат!
Он так обалдело:
-- Как?! Ведь фестиваль еще и не начался?
-- Я Вам говорю -- Вы лауреат. И не только здесь, а и на Ильменском фестивале.
Что, собственно, и случилось.
Фамилия и судьба.
Некоторые верят, что характер, а значит, в какой-то мере и судьба человека заранее определены именем, которым окрестили его родители. А вот что вспомнила Елена Настасий:
-- Грушинский 1996 г. Юрий Рыков прослушивает телезвезду Игоря Верника. Все скучно и серо, но на Гитару его нужно выпустить обязательно, такова установка начальства.