--...Вспоминается... одна забавная история, относящаяся уже ко второй половине восьмидесятых годов. Тогда в Москве, Ленинграде и других городах были организованы гала-концерты авторской песни, в которых участвовали все ведущие авторы, включая Булата Окуджаву. В Ленинграде концерты проходили в огромном зале Ленинградского Дворца молодежи, битком набитом зрителями. На одном из концертов Вадим Егоров закончил свое выступление песней "Баллада о певчей стае", посвященной Булату Окуджаве. В конце песни звучали такие патетические строчки: "Летит наш певчий клин, которому названья нету, и впереди вожак, которого зовут Булатом". После него на сцену вышел Булат Окуджава, предыдущего выступления не слушавший, и спел свою знаменитую песню о дураках: "Дураки любят собираться в стаю,-- впереди главный во всей красе", чем вызвал большое оживление в зале.
Скрытые глубины смысла
Наблюдения Бориса Жукова.
В первой половине 1996 года российская интеллигенция напряженно ждала результата назначенных на 16 июня президентских выборов, обсуждая, что с ней сделают вернувшиеся к власти коммунисты. В это время в КСПшных кругах стали очень популярны две строчки из песни Ланцберга "Кошачий вальс": "Пой до июня, а там махнем / Вместе на Соловки!"
А вот в кругах московской "психоделической культуры" (попросту говоря, идейной наркоты) очень любили другую строчку того же автора: "...Ты видишь, колеса совсем зарастают травой".
Аналогичными наблюдениями могли бы поделиться многие и многие знатоки его текстов. Так, было замечено, что в одном из детских приютов Одессы на стене туалета красовалась следующая цитата: "Извини, старина, захотелось немного излиться..." И это не единственное подобное место, где она была использована.
Вообще данному автору "везет" на вариации прочтения его в народе. Некто, кажется магнитофонщик из Казани Валерий Мустафин, а может быть, Дмитрий Бикчентаев, рассказывал, что группа товарищей, к которой принадлежит и сам Некто, давно уже называет "Песенку о голове" не иначе как "Песенка человека, мающегося животом и запертого в кабинке туалета казанского вокзала" (имелся в виду вокзал в г.Казани). Тут все пошло в ход -- и замок, и бумажная четвертушка, и утробный вой... Ну, что ж, у кого что болит...
Сцена на слете "Костры-97" под Йошкар-Олой, увиденная Валерием Чудиновских (Екатеринбург).
Представьте себе: над черным провалом очка сидит в характерной позе человек и в самый ответственный момент продолжает напевать себе под нос ланцберговский "Неуверенный монолог":
"...все хорошее во тьму -
пожалуй, да -
отходит..."
Невольный свидетель этого зрелища сам чуть было не отошел в ту же тьму, когда сопоставил фонограмму с видеорядом. Но надо отдать должное принципиальности безвестного героя, умудряющегося при любых обстоятельствах следовать принципу "Жить -- как петь!".
По этому поводу вспоминаются строчки того же автора, но из другой песни:
"И рад, что пронесло,
и жаль, что не вернуть..."
Неоднократно в народе рассказывалась и, может, слегка трансформировалась одна "история с географией". Дело было примерно так: В начале 80-х группа студентов биофака МГУ едет поездом на Беломорскую биостанцию, дорогой поют песенки. Их вполуха слушают соседи -- мурманские морячки, возвращающиеся в родной порт. Компания добирается до "Зеленый поезд виляет задом..." -- и тут, на словах "кому на север, а мне налево..." морячки сгибаются от хохота. Выясняется, что в Мурманске у них существует две -- как бы это сказать, касты, что ли -- одни, выходя из порта, плывут как раз на Север, а другие -- налево, в загранпорты Скандинавии...
А Юлия Рубинштейн, автор песен из Ижевска, описала такой случай.
Провожали на поезд кого-то то ли из друзей, то ли из гостей клуба. Пели на перроне хорошие песни. Под это дело собралась толпа любопытных. Ну и, как положено, тут как тут оказался сотрудник правоохранительных органов, а попросту -- мент. И решил он навести надлежащий порядок, то бишь ликвидировать несанкционированное скопление.
А дело было осенью 1993 года, как раз в дни противостояния Бориса Николаевича и Руслана Имрановича. И в этот момент звучали бессмертные строки все того же злополучного автора -- про "бой Руслана с Головой". И сказал народ менту, чтобы он оставил поющих (и слушающих) в покое:
-- Правильную песню поют! Про Хасбулата!
Воистину, новые песни придумала жизнь! Лет через десять после своей кончины Юрий Визбор стал крупным собственником благодаря строчке "Когда придет мой пароход..."
А кто бы мог предположить в середине 70-х,, какую окраску обретут лет через двадцать строчки из посвящения Б.Окуджаве Вадима Егорова:
"Я кончаю, я кончаю,
Отбуянил, откричал"!
Мистика!
Диалог в КСПшной конференции компьютерной сети ФИДО. Участники -- Игорь Черток (Иркутск) и Дмитрий Палец (Киев). Ноябрь 1998 г. Тема: иркутский автор Олег Медведев.
Д.П.: -- Прибежала как-то давеча к одному моему другу кассета с этим автором. Мне он не показался, а вот друг этот самый почти что в восторге. Вот и попросил разузнать, кто таков.
И.Ч.: -- Тридцатидвухлетний строитель. Тебя такая информация интересует? Вообще, по замечаниям людей, близко его знающих (причем разные люди говорят в один голос), он как поэт больше себя как человека. Может написать "Каждый кузнец -- язычник", а потом узнать, что это так и есть. Или спеть про анемию, а потом спрашивать у знакомых, что значит это слово (оба примера реальны). Но что самое интересное -- слова-то использует в правильных значениях! На вопрос, откуда берет -- отвечает, что, мол, догадался. Понятно, что где-то слышал, встречал, скользил краем глаза. А потом переварил и, хоть убей, не знает, как.
Сказано -- сделано.
Из интервью, данного Олегом Митяевым спецкору астраханской газеты "Трибуна" Елене Решетняк, более известной в качестве автора песен.
О.М.: -- Недавно мы были на гастролях в Израиле (с концертом "Песни нашего века"). Как только мы прилетели, в аэропорту ко мне подошел мужчина и сказал:
-- Знаете, когда мы собираемся возле синагоги, то поем вашу песню "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Нам кажется, что она наиболее полно отражает идею еврейского народа собраться на обетованной земле".
С учетом специфики аудитории...
Владимир Качан рассказывал, что в свое время он надолго исключил из репертуара песню Б.Окуджавы и И.Шварца "Кавалергарда век недолог..." после того, как однажды, привычно выводя "не обещайте деве юной любови вечной на земле...", он вдруг вспомнил, кому он это поет: дело происходило на концерте для работников ЗАГСов.
Вероятно, нечто подобное испытал и Олег Митяев, когда его во время благотворительного выступления в исправительно-трудовой колонии заставили-таки спеть коронную "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!".
Ситуации, как и идеи, витают в воздухе. На первой полосе газеты "Известия" за 24 октября 1997 г. справа внизу красуется рисунок В.Федорова (Челябинск).
Камера. Пятеро мужчин во всем полосатом (но явно не матросы). Реплика одного из них:
-- Как здорово, что... (см. выше).
Но не все так печально. Сергей Кульбака (г.Переславль-Залесский) вспоминает, каким энтузиазмом была охвачена аудитория в подобном заведении, когда они с братом Николаем и другими участниками ансамбля политической песни (дело было в начале 80-х) пели, казалось бы, стереотипные слова о том долгожданном, но неизбежном моменте, когда решетки заржавеют, "темницы рухнут, и свобода..."
Это было прекрасно!
А вот что вспомнил Григорий Дикштейн (Харьков -- Чикаго).
В 1980 году выступал он в харьковском Дворце студентов и спел там песню, вообще говоря, посвященную правозащитнику Генриху Алтуняну, отбывавшему в то время срок. Песня называлась "Лесные пожары", и каждый ее куплет заканчивался словами "Но смерть не пугает -- страшнее / коль нечем дышать!" Было в ней и много других огнедышащих слов.
Через несколько дней Григорию звонят на работу:
-- С Вами говорят из пожарного управления. У нас скоро юбилей управления, по этому случаю концерт, и мы хотим попросить Вас спеть на нем песню "Лесные пожары".
И, наконец, история, которую рассказал Алексей Груздков (Санкт-Петербург.)
На концерте в Новосибирском академгородке (ну, публика, понятно, ученые, академики там разные) выходит молодой Евгений Клячкин. Ставит ногу на стул и, перебирая струны, задумчиво произносит:
-- Что бы вам спеть такого, попроще?
Голый натурализм.
Рассказывает Борис Гордон.
Сотрудница аппарата Совета Федерации, много лет играющая в любительской студии, разучивает к спектаклю песню Елены Фроловой на стихи Марины Цветаевой. Над цветаевскими словами "Пойду и стану в церкви // И помолюсь угодникам // О лебеде молоденьком" девушка на минуту задумывается и, как подобает студийной актрисе, соображает, как она будет представлять себе образ молодого лебедя. "Нет ничего проще, -- говорит ее молодой человек. -Он же теперь у вас в верхней палате будет заседать".
После страшной паузы:
-- Что ж ты наделал, изверг?! Я ж теперь ни один спектакль не отыграю! Как представлю себе Алексея Иваныча...
Общее место.
Рассказывает Наталья Дудкина.
-- На каком-то из конкурсов Борис Вахнюк прослушивает молодых авторов. К нему подходит молодой автор Сережа Шмитько и поет свою песню, после чего Вахнюк говорит:
-- Вы знаете, Сергей, это вообще-то неплохая песня, но меня всегда наводят на странные мысли фразы -- такие, как, например, у Клячкина: "Не гляди назад, не гляди", или как у Вас: "Хоть клей назад листки календаря" (на слове "назад" он плюнул на воображаемую бумажку и показал, на какое место клеить).
Вообще с фразировкой и дикцией порой приходится быть особенно аккуратным.
Станислав Соловкин (Москва) напомнил, как на слете "Костры" под Краснодаром в 1992 году на творческой мастерской Ланцберга некий молодой человек спел фразу "...и бокал наш не выпит до дна...", по поводу чего получил от маэстро совет -- после союза "и" делать цезуру, чтобы оно не сливалось в "ибо" со всеми вытекающими...
Не мытьем, так каканьем.
Группа исследователей-энтузиастов составляла частотный словарь произведений Михаила Щербакова: загнала в компьютер все доступные тексты и заставила умную программу подсчитать для каждого слова, сколько раз оно в этих текстах встречается.
Программа была настолько умная, что сама определяла грамматическую принадлежность слова (существительное, глагол и т. п.) и распознавала потом это слово во всех его формах: падежах, лицах, числах и т.д.
Когда работа была сделана, ее авторы, проверяя возможности своего детища, поинтересовались, в частности, какой глагол у Щербакова самый употребительный. И получил ответ: глагол "мыть".
Авторы переглянулись: они неплохо знали тексты Щербакова и что-то не замечали там обилия этого глагола. Тогда они спросили, какой глагол следующий по употребительности, и программа уверенно ответила: глагол "какать"...
Только шок, пережитый авторами работы, заставил их вспомнить, что а) программа считает деепричастия не самостоятельными словами, а формами соответствующих глаголов, и б) никто не сказал ей о такой штуке, как ударение, которым и различаются "какая"-местоимение и "какая"-деепричастие. Тогда-то выяснилась и причина лидерства глагола "мыть" -- у него кроме деепричастия есть еще и подходящая форма повелительного наклонения...
Специфический слух.
Питерский журналист Алексей Дудин воспринимает слова одной из песен А.Коздовского "...рисовал, как умел..." несколько иначе: "...рисовал каку мел..."
Кому что!
"Вот и все. А все-таки мне жаль их..."
Рассказывает Денис Рогаткин.
-- "Сонные звезды над лесом мигают, // Кони храпят, снег алеет с рассветом..." -- так начинается песня Александра Краснопольского "Прощание".
На одном из фестивалей с этой песней выступает очаровательная девушка:
"Сонные звезды над лесом мигают,
Кони храпят и колеют с рассветом..."
Рассказывает Берг:
-- Подарили мне кассету, где не то "Ласковый май", не то "Белые розы" поют мою песню "Художник".
Не буду долго описывать отличие их видения этой песни от моего (слова, музыку, отсутствие рифм там, где раньше были...) -- только один момент.
У меня: "В сером плаще -- это я за углом..."
У них: "Вс? воплощенье -- это я за углом..."
Чего!?!?
Рассказывает Борис Жуков.
Доводилось слышать, как в известной песне А.Дольского слова "Вот Синьяка оранжевый мыс, // Вот поля и дороги Овера..." преподносились как "Вот свинья, как оранжевый мыс, // Вот поля и дороги абвера..."
Из такой песни слова не выкинешь.
Рассказывает Борис Жуков:
-- На "Втором канале"-98 (Грушинский фестиваль) проходил прослушивание екатеринбуржец Сергей Беляев. У кого-то из жюри возникли сомнения по поводу какого-то употребленного им в песне слова -- то ли оно было неправильно употреблено, то ли, по крайней мере, имело еще и другое значение, порождавшее двусмысленность.
-- Нет, тут все правильно, -- не согласился Сергей, -- Я же песни со словарем пишу!
Лошадиная специфика.
Рассказывает Виктор Берковский:
-- Однажды одна дама, которая когда-то, когда были съезды партии, в Белоруссии, в Минске готовила пионеров, чтобы они выходили строем и рапортовали съезду, что у них все в порядке, сказала:
-- Витя, я Вас ненавижу.
Я очень удивился: до сих пор ни одна женщина мне этого еще не говорила.
-- За "Гренаду", -- уточнила она. -- Дети под Вашу "Гренаду" не могут маршировать.
Я спросил:
-- А вы на лошадях не пробовали?
"И кто кого переживет..."
Рассказывает Борис Гордон (Москва).
В 1999 году Константин Тарасов начал выпускать серию альбомов "Разрешите Вам напомнить о себе" -- авторские фонограммы Визбора, "почищенные" на компьютере и дополненные тарасовскими инструментальными аранжировками.
Виктору Берковскому первый альбом понравился настолько, что он спросил:
-- Костя, а ты можешь мне сделать то же самое, но при жизни?
-- Знаете, Виктор Семенович, -- ответил Тарасов, -- вы в студии с музыкантами так работаете, что это, может, и получится при вашей жизни -- но не при моей!
Одна -- хорошо, а три -- лучше.
Рассказывает Берг. Детали помог вспомнить Владимир Альтшуллер.
У московских КСПшников возникла идея организовать концерт Александра Дулова в режиме "нон-стоп". Объясняли они это тем, что на обычных его концертах за вычетом комментариев на песни остается слишком мало времени, а так хочется послушать побольше!
И вот 11 февраля 1999 года такой концерт действительно состоялся. Ему предшествовали прогоны, так как петь бард должен был при поддержке сразу двух аккомпаниаторов -- искушенного Александра Костромина и молодого, но академически образованного в области авторской песни Льва Кузнецова. Говорят, те немногочисленные свидетели прогонов, состоявшихся, как и сам концерт, в Центре авторского творчества, были вознаграждены больше, чем зрители на концерте: Дулов, не умеющий ничего делать "вполноги", на репетициях выложился так, что на концерт не осталось ни голоса, ни сил.
Мне довелось присутствовать на втором прогоне, 10 февраля.
Репетируется песня "На краешке лета" на стихи Владимира Попова. С самого начала идет какая-то фальшь. Голос из зала:
-- В какой тональности песня?
Лева Кузнецов:
-- В до миноре.
Саша Костромин:
-- Нет, это ля-минорная песня!
Александр Андреич:
-- А я ее в до-миноре играю...
Технические ограничения.
Продолжает Берг.
На том же прогоне. Песня про геологов, идущих по болотам, на стихи Вячеслава Лейкина.
На словах "Мы хотели поужинать рацией, / а она оказалась железной" Дулов прерывает пение и обращается к Леве Кузнецову:
-- Лева, здесь нужно сделать какой-нибудь звук, по струнам, что ли, ударить: "железной"! Звук металла нужен.
-- Не могу, Александр Андреевич: они у меня нейлоновые!
Не связывайтесь с неудачниками!
Борис Гордон рассказывает, как однажды он спел известному рок-барду Алексею Дидурову одну из недавних своих песен.
-- В принципе это мне не близко, -- сказал маэстро. -- Однако сделано очень чисто. Единственный мой вам совет: бросьте писать песни на стихи ваших неудачливых, комплексующих и несостоявшихся друзей.
Гордон не стал ему говорить, что автором стихов был Иосиф Бродский.
Что-то слышится родное...
Рассказывает Борис Жуков (Москва).
-- 1992 год. Москва вместе с прочими регионами готовится к 1-му Международному фестивалю авторской песни в Алма-Ате (так, впрочем, и не состоявшемуся по сей день). Судейская бригада на предварительном прослушивании выслушала очередного соискателя. Александр Васин тихо насвистывает мелодию только что прозвучавшей песни, варьируя ее то так, то сяк. Заметивший это Дулов обращается к нему:
-- Что, на что-нибудь похоже?
-- На все похоже...
А что-то главное...
Леонид Сергеев в ноябре 1999 г. рассказал журналу "ЭКС" (?4, январь 2000 г.) в лице его корреспондента С.Шибаева:
-- На одном из конкурсных концертов товарищ с Украины по?т такую длинную песню: любовь моя, я для тебя сварил бы зв?здный суп, приправил его лунным светом и вс? в таком роде. Сложная драматургия, образ непростой и даже странный, честно говоря.
Ну, сварил он этот суп, замолкает, пауза. И в этой тишине довольно громкая реплика из зала:
-- Чувак, мясо забыл!
Универсал.
Рассказ Александра Карпова (из московской газеты "БардАрт" ?20 за 1998 г.).
Так уж вышло, что в 96-м году трехсотую годовщину основания Петром I российского флота отмечали раза четыре. По крайней мере, бардов из "32-го Августа" в течение года именно столько раз приглашали на мероприятия, посвященные данному событию. Откуда пошла столь общая любовь морских волков к "32-му", установить уже сложно. Тем более, если учесть, что у ассоциантов песен о море -- раз -- и обчелся... Но факт остается фактом.
Вот так однажды Белый и Карпов попали на радио "Надежда". Передача посвящалась все той же годовщине российского флота. Перед началом записи ведущая радостно попросила бардов петь песни о парусах, кораблях и лазурных волнах. Карпов тут же вскочил и засобирался к выходу, отмахиваясь от остальных со словами оправдания, что нет у него ни единой песни о воде вообще. А если где какая жидкость и поминается, то и та пивом зовется...
-- Ну, а о России есть какая-нибудь песня? -- в отчаянии спросила ведущая. -- Или что-то такое, в народном стиле?..
Карпов остановился и задумался. После недолгого вспоминательного процесса было решено, что будет он исполнять "Сказ". Песня эта представляет собой что-то вроде ярмарочного зазывания скомороха. Ну, там: "Хлеба-соли вашему доброму городу / меду-пива на мои усы да бороду", и все в таком духе.
В результате чудовищной ошибки при монтаже запись пошла в эфир в следующем виде. Ведущая:
-- ...Ну а теперь, давайте, наконец-то, послушаем настоящую морскую песню!.. Песню о морских просторах и об отважных моряках... Саша, Вам слово!..
И тут, неожиданно для всех примкнувших к радиоприемникам слушателей, на всю страну раздается скоморошья песня 0'Карпова.
Отсмеявшись, Игорь Белый написал песню, которая подходила бы и ко Дню моряка, и ко Дню милиции, и ко Дню ВВС. Это, разумеется, была песня о барже...
История лошади.
Рассказывает Игорь Грызлов (Москва).
В конце 60-х годов один знакомый Юлия Кима, психиатр по профессии, предложил ему необычную экскурсию -- в психиатрическую лечебницу. Ким счел, что такой опыт может быть полезен ему в самых разных отношениях, и согласился. Его Вергилий показал ему впечатляющую коллекцию душевных недугов -- олигофренов, каталептиков, жертв алкогольных психозов...
Последним в программе оказался некий Кузьмич -- благообразный бодрый старичок, лет тридцать проработавший председателем колхоза. Провожатый Юлия Черсаныча задал ему множество вопросов: какое на дворе время года, как называется этот город, кто сейчас президентом в Америке и т. д. На все вопросы Кузьмич отвечал совершенно правильно, уверенно, осмысленно, с интонациями нормального человека.
В какой-то момент Киму показалось, что то ли это он сам сошел с ума, то ли прямо на его глазах его приятель участвует в страшном преступлении -насильственном помещении в сумасшедший дом заведомо здорового человека. Но тут "экскурсовод", видимо, убедившись, что произвел на гостя нужное впечатление, вдруг сказал:
-- Ладно, Кузьмич, последний вопрос: лошадь-то где?
-- Лошадь-то? -- спокойно и обреченно произнес пациент. -- За углом, где ж еще... Сейчас Пахомыч приведет.
Прошло почти 20 лет, прежде чем полученные в тот день впечатления отлились в песню "Лошадь за углом".
...А так все верно!
Рассказывает Юлий Ким:
-- Натан Эйдельман (историк -- прим. сост.) прослушал мою песню "Бомбардиры" из цикла "песен 1812 года":
-- Хорошо, очень хорошо. Только вот... Ну это, конечно, неважно, ты ничего не меняй, просто дело в том, что в 1812 году в русской армии чина генерал-аншефа уже не было. Но ты пой, как поешь. Только вот еще... Ну это уж совсем мелочь, но правильнее произносить не "гренад?р", как у тебя, а "гренадер". Но это ерунда, не обращай внимания. Только вот...
И таких "только вот" он мне наговорил столько, что я потом, наверно, около года эту песню не пел. Но после каждого он повторял:
-- Но это неважно, ты пой. Пой и ничего не меняй!
Стандарт на вдохновение.
Рассказывает Берг.
-- Году в 77-м одну заслуженную деятельницу КСП занесло из ее родной "северной столицы" в обыкновенную, в частности, в квартиру ныне известного, а тогда еще не очень, барда -- единственного, кто в определенном смысле поплыл против "течения": почти все провинциальные знаменитости рано или поздно мигрировали в Москву, он же, наоборот, в провинцию. Но это случилось лет на десять позднее. А в то время, попав в его живописную комнату, все стены которой утопали в рисунках и фотографиях детей, она растрогалась и сочинила экспромт. Естественно, он посвящался хозяину жилплощади и был торжественно приколот булавкой на стену над его кроватью.
Гостья вообще славилась в народе как большая мастерица писать экспромты и через год-полтора, вторично оказавшись в этой же квартире, не удержалась от нового всплеска творчества. Зафиксированный, как и в прошлый раз, рукою автора результат был подколот туда же, где висело предыдущее посвящение.
Я держал в руках эти листочки. Они не отличались не только почерком, но и текстом.
Видимо, действительно существует то, что мы называем законами творчества, именно законами: при повторении эксперимента в тех же условиях неизбежно получается такой же результат!
Профессионализм в законе.
Вспоминает Вера Романова:
-- Сергей Никитин как-то рассказывал, как ему позвонила Жанна Бичевская, которая в то время тоже исполняла их с Берковским песню "Под музыку Вивальди", да и говорит:
-- Вы, наверное, перепутали: почему-то сначала припев, потом два куплета, потом опять припев... А нужно: запев -- припев, запев -- припев.
Никитин пытается ей объяснить, что нет, мол, не перепутали, а именно так и задумано. На что Бичевская с глубоким чувством собственного достоинства заявляет:
-- Молодой человек! Не дай вам бог, конечно, сделаться профессионалом, но я-то -- профессионал и знаю законы сцены. Всегда должно быть: запев -припев, запев -- припев!
ВЕЛИКАЯ СИЛА ИСКУССТВА
Лирика по тревоге.
Рассказывает Александр Городницкий:
-- Поздней метельной ночью мы почему-то решили зайти "на огонек" в дежурное помещение начальника туруханского аэропорта. Сам аэропорт представлял собой обычную грунтовую взлетно-посадочную полосу, быстро раскисавшую под любым дождем, а здание аэропорта было потемневшей и покосившейся на мерзлотной почве от времени избой. Начальник же аэропорта, судя по рассказам, был человеком далеко не заурядным. Мне уже довелось вскользь познакомиться с ним предыдущей весной в мае, когда, приходя к нему, я безуспешно выспрашивал у него вертолет для заброски на весновку, а он неизменно выставлял меня вон, точно указывая, куда именно я должен пойти. Меня еще тогда поразил его неизменно хмурый и похмельный вид, и я поинтересовался причинами такой постоянной мрачности. Причины, как выяснилось из рассказов, были серьезные.
Всего лишь год назад этот неприветливый и обрюзгший человек был майором военной авиации, пилотом первого класса, и командовал где-то под Москвой эскадрильей тяжелых реактивных бомбардировщиков. Примерно через месяц ему должны были присвоить очередное воинское звание подполковника и назначить начальником штаба полка. Был он высок ростом, статен и широкоплеч, и очень гордился личным сходством с "великим летчиком нашей эпохи" Валерием Павловичем Чкаловым. Именно это сходство его и подвело...
...Всем известна нашумевшая в свое время, еще до войны, история, как Чкалов на пари со своими друзьями-летчиками пролетел на самолете под главным пролетом Троицкого моста над Невой в Ленинграде... Герой нашего рассказа, всерьез относясь к своему сходству с великим летчиком, решил во что бы то ни стало повторить чкаловcкий подвиг. А поскольку больших мостов через реки в Подмосковье не оказалось, то он на пари с такими же асами посадил свой тяжелый современный реактивный командирский бомбардировщик на Можайское шоссе, и посадил, как утверждают очевидцы, классно.
Не успел он принять поздравления и почать бутылку из трех ящиков выигранного им на пари коньяка, как дело о нем уже было передано командованию ВВС. К тому же еще совершенно некстати выяснилось, что по Можайскому шоссе пролегает трасса личных автомашин особо ответственных товарищей. В итоге недолгого, но сурового разбирательства бывший командир эскадрильи был от командования отстранен, из майоров разжалован и из военной авиации навсегда уволен. Для исправления он послан был в Туруханск в Полярную авиацию, командовать аэродромом без права полетов. Потому-то и пребывал в перманентно хмуром состоянии.
Скрытые глубины смысла
Наблюдения Бориса Жукова.
В первой половине 1996 года российская интеллигенция напряженно ждала результата назначенных на 16 июня президентских выборов, обсуждая, что с ней сделают вернувшиеся к власти коммунисты. В это время в КСПшных кругах стали очень популярны две строчки из песни Ланцберга "Кошачий вальс": "Пой до июня, а там махнем / Вместе на Соловки!"
А вот в кругах московской "психоделической культуры" (попросту говоря, идейной наркоты) очень любили другую строчку того же автора: "...Ты видишь, колеса совсем зарастают травой".
Аналогичными наблюдениями могли бы поделиться многие и многие знатоки его текстов. Так, было замечено, что в одном из детских приютов Одессы на стене туалета красовалась следующая цитата: "Извини, старина, захотелось немного излиться..." И это не единственное подобное место, где она была использована.
Вообще данному автору "везет" на вариации прочтения его в народе. Некто, кажется магнитофонщик из Казани Валерий Мустафин, а может быть, Дмитрий Бикчентаев, рассказывал, что группа товарищей, к которой принадлежит и сам Некто, давно уже называет "Песенку о голове" не иначе как "Песенка человека, мающегося животом и запертого в кабинке туалета казанского вокзала" (имелся в виду вокзал в г.Казани). Тут все пошло в ход -- и замок, и бумажная четвертушка, и утробный вой... Ну, что ж, у кого что болит...
Сцена на слете "Костры-97" под Йошкар-Олой, увиденная Валерием Чудиновских (Екатеринбург).
Представьте себе: над черным провалом очка сидит в характерной позе человек и в самый ответственный момент продолжает напевать себе под нос ланцберговский "Неуверенный монолог":
"...все хорошее во тьму -
пожалуй, да -
отходит..."
Невольный свидетель этого зрелища сам чуть было не отошел в ту же тьму, когда сопоставил фонограмму с видеорядом. Но надо отдать должное принципиальности безвестного героя, умудряющегося при любых обстоятельствах следовать принципу "Жить -- как петь!".
По этому поводу вспоминаются строчки того же автора, но из другой песни:
"И рад, что пронесло,
и жаль, что не вернуть..."
Неоднократно в народе рассказывалась и, может, слегка трансформировалась одна "история с географией". Дело было примерно так: В начале 80-х группа студентов биофака МГУ едет поездом на Беломорскую биостанцию, дорогой поют песенки. Их вполуха слушают соседи -- мурманские морячки, возвращающиеся в родной порт. Компания добирается до "Зеленый поезд виляет задом..." -- и тут, на словах "кому на север, а мне налево..." морячки сгибаются от хохота. Выясняется, что в Мурманске у них существует две -- как бы это сказать, касты, что ли -- одни, выходя из порта, плывут как раз на Север, а другие -- налево, в загранпорты Скандинавии...
А Юлия Рубинштейн, автор песен из Ижевска, описала такой случай.
Провожали на поезд кого-то то ли из друзей, то ли из гостей клуба. Пели на перроне хорошие песни. Под это дело собралась толпа любопытных. Ну и, как положено, тут как тут оказался сотрудник правоохранительных органов, а попросту -- мент. И решил он навести надлежащий порядок, то бишь ликвидировать несанкционированное скопление.
А дело было осенью 1993 года, как раз в дни противостояния Бориса Николаевича и Руслана Имрановича. И в этот момент звучали бессмертные строки все того же злополучного автора -- про "бой Руслана с Головой". И сказал народ менту, чтобы он оставил поющих (и слушающих) в покое:
-- Правильную песню поют! Про Хасбулата!
Воистину, новые песни придумала жизнь! Лет через десять после своей кончины Юрий Визбор стал крупным собственником благодаря строчке "Когда придет мой пароход..."
А кто бы мог предположить в середине 70-х,, какую окраску обретут лет через двадцать строчки из посвящения Б.Окуджаве Вадима Егорова:
"Я кончаю, я кончаю,
Отбуянил, откричал"!
Мистика!
Диалог в КСПшной конференции компьютерной сети ФИДО. Участники -- Игорь Черток (Иркутск) и Дмитрий Палец (Киев). Ноябрь 1998 г. Тема: иркутский автор Олег Медведев.
Д.П.: -- Прибежала как-то давеча к одному моему другу кассета с этим автором. Мне он не показался, а вот друг этот самый почти что в восторге. Вот и попросил разузнать, кто таков.
И.Ч.: -- Тридцатидвухлетний строитель. Тебя такая информация интересует? Вообще, по замечаниям людей, близко его знающих (причем разные люди говорят в один голос), он как поэт больше себя как человека. Может написать "Каждый кузнец -- язычник", а потом узнать, что это так и есть. Или спеть про анемию, а потом спрашивать у знакомых, что значит это слово (оба примера реальны). Но что самое интересное -- слова-то использует в правильных значениях! На вопрос, откуда берет -- отвечает, что, мол, догадался. Понятно, что где-то слышал, встречал, скользил краем глаза. А потом переварил и, хоть убей, не знает, как.
Сказано -- сделано.
Из интервью, данного Олегом Митяевым спецкору астраханской газеты "Трибуна" Елене Решетняк, более известной в качестве автора песен.
О.М.: -- Недавно мы были на гастролях в Израиле (с концертом "Песни нашего века"). Как только мы прилетели, в аэропорту ко мне подошел мужчина и сказал:
-- Знаете, когда мы собираемся возле синагоги, то поем вашу песню "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Нам кажется, что она наиболее полно отражает идею еврейского народа собраться на обетованной земле".
С учетом специфики аудитории...
Владимир Качан рассказывал, что в свое время он надолго исключил из репертуара песню Б.Окуджавы и И.Шварца "Кавалергарда век недолог..." после того, как однажды, привычно выводя "не обещайте деве юной любови вечной на земле...", он вдруг вспомнил, кому он это поет: дело происходило на концерте для работников ЗАГСов.
Вероятно, нечто подобное испытал и Олег Митяев, когда его во время благотворительного выступления в исправительно-трудовой колонии заставили-таки спеть коронную "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!".
Ситуации, как и идеи, витают в воздухе. На первой полосе газеты "Известия" за 24 октября 1997 г. справа внизу красуется рисунок В.Федорова (Челябинск).
Камера. Пятеро мужчин во всем полосатом (но явно не матросы). Реплика одного из них:
-- Как здорово, что... (см. выше).
Но не все так печально. Сергей Кульбака (г.Переславль-Залесский) вспоминает, каким энтузиазмом была охвачена аудитория в подобном заведении, когда они с братом Николаем и другими участниками ансамбля политической песни (дело было в начале 80-х) пели, казалось бы, стереотипные слова о том долгожданном, но неизбежном моменте, когда решетки заржавеют, "темницы рухнут, и свобода..."
Это было прекрасно!
А вот что вспомнил Григорий Дикштейн (Харьков -- Чикаго).
В 1980 году выступал он в харьковском Дворце студентов и спел там песню, вообще говоря, посвященную правозащитнику Генриху Алтуняну, отбывавшему в то время срок. Песня называлась "Лесные пожары", и каждый ее куплет заканчивался словами "Но смерть не пугает -- страшнее / коль нечем дышать!" Было в ней и много других огнедышащих слов.
Через несколько дней Григорию звонят на работу:
-- С Вами говорят из пожарного управления. У нас скоро юбилей управления, по этому случаю концерт, и мы хотим попросить Вас спеть на нем песню "Лесные пожары".
И, наконец, история, которую рассказал Алексей Груздков (Санкт-Петербург.)
На концерте в Новосибирском академгородке (ну, публика, понятно, ученые, академики там разные) выходит молодой Евгений Клячкин. Ставит ногу на стул и, перебирая струны, задумчиво произносит:
-- Что бы вам спеть такого, попроще?
Голый натурализм.
Рассказывает Борис Гордон.
Сотрудница аппарата Совета Федерации, много лет играющая в любительской студии, разучивает к спектаклю песню Елены Фроловой на стихи Марины Цветаевой. Над цветаевскими словами "Пойду и стану в церкви // И помолюсь угодникам // О лебеде молоденьком" девушка на минуту задумывается и, как подобает студийной актрисе, соображает, как она будет представлять себе образ молодого лебедя. "Нет ничего проще, -- говорит ее молодой человек. -Он же теперь у вас в верхней палате будет заседать".
После страшной паузы:
-- Что ж ты наделал, изверг?! Я ж теперь ни один спектакль не отыграю! Как представлю себе Алексея Иваныча...
Общее место.
Рассказывает Наталья Дудкина.
-- На каком-то из конкурсов Борис Вахнюк прослушивает молодых авторов. К нему подходит молодой автор Сережа Шмитько и поет свою песню, после чего Вахнюк говорит:
-- Вы знаете, Сергей, это вообще-то неплохая песня, но меня всегда наводят на странные мысли фразы -- такие, как, например, у Клячкина: "Не гляди назад, не гляди", или как у Вас: "Хоть клей назад листки календаря" (на слове "назад" он плюнул на воображаемую бумажку и показал, на какое место клеить).
Вообще с фразировкой и дикцией порой приходится быть особенно аккуратным.
Станислав Соловкин (Москва) напомнил, как на слете "Костры" под Краснодаром в 1992 году на творческой мастерской Ланцберга некий молодой человек спел фразу "...и бокал наш не выпит до дна...", по поводу чего получил от маэстро совет -- после союза "и" делать цезуру, чтобы оно не сливалось в "ибо" со всеми вытекающими...
Не мытьем, так каканьем.
Группа исследователей-энтузиастов составляла частотный словарь произведений Михаила Щербакова: загнала в компьютер все доступные тексты и заставила умную программу подсчитать для каждого слова, сколько раз оно в этих текстах встречается.
Программа была настолько умная, что сама определяла грамматическую принадлежность слова (существительное, глагол и т. п.) и распознавала потом это слово во всех его формах: падежах, лицах, числах и т.д.
Когда работа была сделана, ее авторы, проверяя возможности своего детища, поинтересовались, в частности, какой глагол у Щербакова самый употребительный. И получил ответ: глагол "мыть".
Авторы переглянулись: они неплохо знали тексты Щербакова и что-то не замечали там обилия этого глагола. Тогда они спросили, какой глагол следующий по употребительности, и программа уверенно ответила: глагол "какать"...
Только шок, пережитый авторами работы, заставил их вспомнить, что а) программа считает деепричастия не самостоятельными словами, а формами соответствующих глаголов, и б) никто не сказал ей о такой штуке, как ударение, которым и различаются "какая"-местоимение и "какая"-деепричастие. Тогда-то выяснилась и причина лидерства глагола "мыть" -- у него кроме деепричастия есть еще и подходящая форма повелительного наклонения...
Специфический слух.
Питерский журналист Алексей Дудин воспринимает слова одной из песен А.Коздовского "...рисовал, как умел..." несколько иначе: "...рисовал каку мел..."
Кому что!
"Вот и все. А все-таки мне жаль их..."
Рассказывает Денис Рогаткин.
-- "Сонные звезды над лесом мигают, // Кони храпят, снег алеет с рассветом..." -- так начинается песня Александра Краснопольского "Прощание".
На одном из фестивалей с этой песней выступает очаровательная девушка:
"Сонные звезды над лесом мигают,
Кони храпят и колеют с рассветом..."
Рассказывает Берг:
-- Подарили мне кассету, где не то "Ласковый май", не то "Белые розы" поют мою песню "Художник".
Не буду долго описывать отличие их видения этой песни от моего (слова, музыку, отсутствие рифм там, где раньше были...) -- только один момент.
У меня: "В сером плаще -- это я за углом..."
У них: "Вс? воплощенье -- это я за углом..."
Чего!?!?
Рассказывает Борис Жуков.
Доводилось слышать, как в известной песне А.Дольского слова "Вот Синьяка оранжевый мыс, // Вот поля и дороги Овера..." преподносились как "Вот свинья, как оранжевый мыс, // Вот поля и дороги абвера..."
Из такой песни слова не выкинешь.
Рассказывает Борис Жуков:
-- На "Втором канале"-98 (Грушинский фестиваль) проходил прослушивание екатеринбуржец Сергей Беляев. У кого-то из жюри возникли сомнения по поводу какого-то употребленного им в песне слова -- то ли оно было неправильно употреблено, то ли, по крайней мере, имело еще и другое значение, порождавшее двусмысленность.
-- Нет, тут все правильно, -- не согласился Сергей, -- Я же песни со словарем пишу!
Лошадиная специфика.
Рассказывает Виктор Берковский:
-- Однажды одна дама, которая когда-то, когда были съезды партии, в Белоруссии, в Минске готовила пионеров, чтобы они выходили строем и рапортовали съезду, что у них все в порядке, сказала:
-- Витя, я Вас ненавижу.
Я очень удивился: до сих пор ни одна женщина мне этого еще не говорила.
-- За "Гренаду", -- уточнила она. -- Дети под Вашу "Гренаду" не могут маршировать.
Я спросил:
-- А вы на лошадях не пробовали?
"И кто кого переживет..."
Рассказывает Борис Гордон (Москва).
В 1999 году Константин Тарасов начал выпускать серию альбомов "Разрешите Вам напомнить о себе" -- авторские фонограммы Визбора, "почищенные" на компьютере и дополненные тарасовскими инструментальными аранжировками.
Виктору Берковскому первый альбом понравился настолько, что он спросил:
-- Костя, а ты можешь мне сделать то же самое, но при жизни?
-- Знаете, Виктор Семенович, -- ответил Тарасов, -- вы в студии с музыкантами так работаете, что это, может, и получится при вашей жизни -- но не при моей!
Одна -- хорошо, а три -- лучше.
Рассказывает Берг. Детали помог вспомнить Владимир Альтшуллер.
У московских КСПшников возникла идея организовать концерт Александра Дулова в режиме "нон-стоп". Объясняли они это тем, что на обычных его концертах за вычетом комментариев на песни остается слишком мало времени, а так хочется послушать побольше!
И вот 11 февраля 1999 года такой концерт действительно состоялся. Ему предшествовали прогоны, так как петь бард должен был при поддержке сразу двух аккомпаниаторов -- искушенного Александра Костромина и молодого, но академически образованного в области авторской песни Льва Кузнецова. Говорят, те немногочисленные свидетели прогонов, состоявшихся, как и сам концерт, в Центре авторского творчества, были вознаграждены больше, чем зрители на концерте: Дулов, не умеющий ничего делать "вполноги", на репетициях выложился так, что на концерт не осталось ни голоса, ни сил.
Мне довелось присутствовать на втором прогоне, 10 февраля.
Репетируется песня "На краешке лета" на стихи Владимира Попова. С самого начала идет какая-то фальшь. Голос из зала:
-- В какой тональности песня?
Лева Кузнецов:
-- В до миноре.
Саша Костромин:
-- Нет, это ля-минорная песня!
Александр Андреич:
-- А я ее в до-миноре играю...
Технические ограничения.
Продолжает Берг.
На том же прогоне. Песня про геологов, идущих по болотам, на стихи Вячеслава Лейкина.
На словах "Мы хотели поужинать рацией, / а она оказалась железной" Дулов прерывает пение и обращается к Леве Кузнецову:
-- Лева, здесь нужно сделать какой-нибудь звук, по струнам, что ли, ударить: "железной"! Звук металла нужен.
-- Не могу, Александр Андреевич: они у меня нейлоновые!
Не связывайтесь с неудачниками!
Борис Гордон рассказывает, как однажды он спел известному рок-барду Алексею Дидурову одну из недавних своих песен.
-- В принципе это мне не близко, -- сказал маэстро. -- Однако сделано очень чисто. Единственный мой вам совет: бросьте писать песни на стихи ваших неудачливых, комплексующих и несостоявшихся друзей.
Гордон не стал ему говорить, что автором стихов был Иосиф Бродский.
Что-то слышится родное...
Рассказывает Борис Жуков (Москва).
-- 1992 год. Москва вместе с прочими регионами готовится к 1-му Международному фестивалю авторской песни в Алма-Ате (так, впрочем, и не состоявшемуся по сей день). Судейская бригада на предварительном прослушивании выслушала очередного соискателя. Александр Васин тихо насвистывает мелодию только что прозвучавшей песни, варьируя ее то так, то сяк. Заметивший это Дулов обращается к нему:
-- Что, на что-нибудь похоже?
-- На все похоже...
А что-то главное...
Леонид Сергеев в ноябре 1999 г. рассказал журналу "ЭКС" (?4, январь 2000 г.) в лице его корреспондента С.Шибаева:
-- На одном из конкурсных концертов товарищ с Украины по?т такую длинную песню: любовь моя, я для тебя сварил бы зв?здный суп, приправил его лунным светом и вс? в таком роде. Сложная драматургия, образ непростой и даже странный, честно говоря.
Ну, сварил он этот суп, замолкает, пауза. И в этой тишине довольно громкая реплика из зала:
-- Чувак, мясо забыл!
Универсал.
Рассказ Александра Карпова (из московской газеты "БардАрт" ?20 за 1998 г.).
Так уж вышло, что в 96-м году трехсотую годовщину основания Петром I российского флота отмечали раза четыре. По крайней мере, бардов из "32-го Августа" в течение года именно столько раз приглашали на мероприятия, посвященные данному событию. Откуда пошла столь общая любовь морских волков к "32-му", установить уже сложно. Тем более, если учесть, что у ассоциантов песен о море -- раз -- и обчелся... Но факт остается фактом.
Вот так однажды Белый и Карпов попали на радио "Надежда". Передача посвящалась все той же годовщине российского флота. Перед началом записи ведущая радостно попросила бардов петь песни о парусах, кораблях и лазурных волнах. Карпов тут же вскочил и засобирался к выходу, отмахиваясь от остальных со словами оправдания, что нет у него ни единой песни о воде вообще. А если где какая жидкость и поминается, то и та пивом зовется...
-- Ну, а о России есть какая-нибудь песня? -- в отчаянии спросила ведущая. -- Или что-то такое, в народном стиле?..
Карпов остановился и задумался. После недолгого вспоминательного процесса было решено, что будет он исполнять "Сказ". Песня эта представляет собой что-то вроде ярмарочного зазывания скомороха. Ну, там: "Хлеба-соли вашему доброму городу / меду-пива на мои усы да бороду", и все в таком духе.
В результате чудовищной ошибки при монтаже запись пошла в эфир в следующем виде. Ведущая:
-- ...Ну а теперь, давайте, наконец-то, послушаем настоящую морскую песню!.. Песню о морских просторах и об отважных моряках... Саша, Вам слово!..
И тут, неожиданно для всех примкнувших к радиоприемникам слушателей, на всю страну раздается скоморошья песня 0'Карпова.
Отсмеявшись, Игорь Белый написал песню, которая подходила бы и ко Дню моряка, и ко Дню милиции, и ко Дню ВВС. Это, разумеется, была песня о барже...
История лошади.
Рассказывает Игорь Грызлов (Москва).
В конце 60-х годов один знакомый Юлия Кима, психиатр по профессии, предложил ему необычную экскурсию -- в психиатрическую лечебницу. Ким счел, что такой опыт может быть полезен ему в самых разных отношениях, и согласился. Его Вергилий показал ему впечатляющую коллекцию душевных недугов -- олигофренов, каталептиков, жертв алкогольных психозов...
Последним в программе оказался некий Кузьмич -- благообразный бодрый старичок, лет тридцать проработавший председателем колхоза. Провожатый Юлия Черсаныча задал ему множество вопросов: какое на дворе время года, как называется этот город, кто сейчас президентом в Америке и т. д. На все вопросы Кузьмич отвечал совершенно правильно, уверенно, осмысленно, с интонациями нормального человека.
В какой-то момент Киму показалось, что то ли это он сам сошел с ума, то ли прямо на его глазах его приятель участвует в страшном преступлении -насильственном помещении в сумасшедший дом заведомо здорового человека. Но тут "экскурсовод", видимо, убедившись, что произвел на гостя нужное впечатление, вдруг сказал:
-- Ладно, Кузьмич, последний вопрос: лошадь-то где?
-- Лошадь-то? -- спокойно и обреченно произнес пациент. -- За углом, где ж еще... Сейчас Пахомыч приведет.
Прошло почти 20 лет, прежде чем полученные в тот день впечатления отлились в песню "Лошадь за углом".
...А так все верно!
Рассказывает Юлий Ким:
-- Натан Эйдельман (историк -- прим. сост.) прослушал мою песню "Бомбардиры" из цикла "песен 1812 года":
-- Хорошо, очень хорошо. Только вот... Ну это, конечно, неважно, ты ничего не меняй, просто дело в том, что в 1812 году в русской армии чина генерал-аншефа уже не было. Но ты пой, как поешь. Только вот еще... Ну это уж совсем мелочь, но правильнее произносить не "гренад?р", как у тебя, а "гренадер". Но это ерунда, не обращай внимания. Только вот...
И таких "только вот" он мне наговорил столько, что я потом, наверно, около года эту песню не пел. Но после каждого он повторял:
-- Но это неважно, ты пой. Пой и ничего не меняй!
Стандарт на вдохновение.
Рассказывает Берг.
-- Году в 77-м одну заслуженную деятельницу КСП занесло из ее родной "северной столицы" в обыкновенную, в частности, в квартиру ныне известного, а тогда еще не очень, барда -- единственного, кто в определенном смысле поплыл против "течения": почти все провинциальные знаменитости рано или поздно мигрировали в Москву, он же, наоборот, в провинцию. Но это случилось лет на десять позднее. А в то время, попав в его живописную комнату, все стены которой утопали в рисунках и фотографиях детей, она растрогалась и сочинила экспромт. Естественно, он посвящался хозяину жилплощади и был торжественно приколот булавкой на стену над его кроватью.
Гостья вообще славилась в народе как большая мастерица писать экспромты и через год-полтора, вторично оказавшись в этой же квартире, не удержалась от нового всплеска творчества. Зафиксированный, как и в прошлый раз, рукою автора результат был подколот туда же, где висело предыдущее посвящение.
Я держал в руках эти листочки. Они не отличались не только почерком, но и текстом.
Видимо, действительно существует то, что мы называем законами творчества, именно законами: при повторении эксперимента в тех же условиях неизбежно получается такой же результат!
Профессионализм в законе.
Вспоминает Вера Романова:
-- Сергей Никитин как-то рассказывал, как ему позвонила Жанна Бичевская, которая в то время тоже исполняла их с Берковским песню "Под музыку Вивальди", да и говорит:
-- Вы, наверное, перепутали: почему-то сначала припев, потом два куплета, потом опять припев... А нужно: запев -- припев, запев -- припев.
Никитин пытается ей объяснить, что нет, мол, не перепутали, а именно так и задумано. На что Бичевская с глубоким чувством собственного достоинства заявляет:
-- Молодой человек! Не дай вам бог, конечно, сделаться профессионалом, но я-то -- профессионал и знаю законы сцены. Всегда должно быть: запев -припев, запев -- припев!
ВЕЛИКАЯ СИЛА ИСКУССТВА
Лирика по тревоге.
Рассказывает Александр Городницкий:
-- Поздней метельной ночью мы почему-то решили зайти "на огонек" в дежурное помещение начальника туруханского аэропорта. Сам аэропорт представлял собой обычную грунтовую взлетно-посадочную полосу, быстро раскисавшую под любым дождем, а здание аэропорта было потемневшей и покосившейся на мерзлотной почве от времени избой. Начальник же аэропорта, судя по рассказам, был человеком далеко не заурядным. Мне уже довелось вскользь познакомиться с ним предыдущей весной в мае, когда, приходя к нему, я безуспешно выспрашивал у него вертолет для заброски на весновку, а он неизменно выставлял меня вон, точно указывая, куда именно я должен пойти. Меня еще тогда поразил его неизменно хмурый и похмельный вид, и я поинтересовался причинами такой постоянной мрачности. Причины, как выяснилось из рассказов, были серьезные.
Всего лишь год назад этот неприветливый и обрюзгший человек был майором военной авиации, пилотом первого класса, и командовал где-то под Москвой эскадрильей тяжелых реактивных бомбардировщиков. Примерно через месяц ему должны были присвоить очередное воинское звание подполковника и назначить начальником штаба полка. Был он высок ростом, статен и широкоплеч, и очень гордился личным сходством с "великим летчиком нашей эпохи" Валерием Павловичем Чкаловым. Именно это сходство его и подвело...
...Всем известна нашумевшая в свое время, еще до войны, история, как Чкалов на пари со своими друзьями-летчиками пролетел на самолете под главным пролетом Троицкого моста над Невой в Ленинграде... Герой нашего рассказа, всерьез относясь к своему сходству с великим летчиком, решил во что бы то ни стало повторить чкаловcкий подвиг. А поскольку больших мостов через реки в Подмосковье не оказалось, то он на пари с такими же асами посадил свой тяжелый современный реактивный командирский бомбардировщик на Можайское шоссе, и посадил, как утверждают очевидцы, классно.
Не успел он принять поздравления и почать бутылку из трех ящиков выигранного им на пари коньяка, как дело о нем уже было передано командованию ВВС. К тому же еще совершенно некстати выяснилось, что по Можайскому шоссе пролегает трасса личных автомашин особо ответственных товарищей. В итоге недолгого, но сурового разбирательства бывший командир эскадрильи был от командования отстранен, из майоров разжалован и из военной авиации навсегда уволен. Для исправления он послан был в Туруханск в Полярную авиацию, командовать аэродромом без права полетов. Потому-то и пребывал в перманентно хмуром состоянии.