О времена, о вкусы!
Рассказывает Берг:
-- В конце 70-х в пространстве, согреваемом киевским КСП "Костер", появилась плеяда новых имен: Илья Винник и Каролина Кузьмич, Дима Тупчий, Саша Рабин, Игорь Жук, Ирина Карпинос, Саша Цекало.
О концертных подвигах последнего я слышал, как мне казалось, особенно часто, но имя его произносилось как-то странно: во-первых, о нем говорили почему-то во множественном числе; во-вторых, то ли у него была кличка "Соленый", то ли двойная фамилия, но говорилось примерно так:
-- А еще пели Саша Соленый Цекало.
Именно так: "Соленый" -- в середине, между именем и фамилией.
Потом мне разъяснили: это был дуэт Саши и Алены -- "Саша с Аленой Цекало".
Прошло много лет. Изменились не только времена и нравы, не только вкусы, но и вкусовые ощущения. Сейчас мне смотреть на Сашу как-то кисло -до того он сладкий. "Соленого" там ничего нет: на этом месте высится Лола.
Аналогичный случай: в те же годы в днепропетровском КСП был такой парень, крупненький, кругленький и забавненький, -- Винни. Это было почетное звание.
Как-то приезжаю спустя несколько лет:
-- Ну, а как Винни?
-- Нет больше Винни.
У меня все холодеет внутри: как раз тогда в горах погиб альпинист, автор песен и просто хороший человек Миша Перлов.
-- Что-то случилось?
-- Да в общем-то ничего, он жив и даже поправился, но просит не называть его больше "Винни": когда кто-нибудь хлопает его по плечу и говорит "мы с Винни", это звучит двусмысленно. Ему не нравится...
Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца...
Иркутский автор Сергей Корычев вспоминает эпизод, случившийся в Одессе в 1992 году, когда он и Евгения Логвинова приехали туда, чтобы записать очередной магнитоальбом.
Возвращается Сергей с пляжа и вдруг замечает, что многие прохожие на него оборачиваются и улыбаются такими хорошими-хорошими улыбками.
-- Ну, все! -- думает он. -- Пришла мировая слава.
Причина "мировой славы" стала ясна через непродолжительное время, когда выяснилось, что он, одеваясь на пляже, натянул майку с надписью "Chanel" шиворот-навыворот.
Синхронный перевод.
Рассказывает Берг:
-- Апрель 1997 года, концерт в Обнинске. Принимают, как всегда, очень тепло, а некоторые зрители подпевают, но -- так, "по-интеллигентски", про себя, только шевеля губами. Конечно, лучше, когда зал поет в голос, -- можно сачкануть, но и так ничего. Лестно.
А в зале полумрак, лица скорее угадываются, но что-то разглядеть можно.
Особенно порадовал меня совсем молодой человек, лет 14 на вид, который прошевелил губами все песни, от первой до последней. "Надо же, -- подумал я, -- как знает материал! Надо после концерта подойти, сказать что-нибудь приятное".
Все заканчивается, зажигается свет. Нахожу глазами этого мальчика, а он все артикулирует...
Жвачку жует!
"...И сопровождающие его..."
Константин Тарасов, автор, больше известный как аккомпаниатор Олега Митяева, выдал явную байку:
-- Кто это там в кепочке идет?
-- Константин Тарасов.
-- А рядом?
-- Его солист.
"...Ты сам -- свой высший суд!"
Рассказывает Ольга Уварова, администратор театра песни "Перекресток" (Москва).
Как-то на концерте в музее Маяковского в перерыве между отделениями Олег Митяев говорит Елене Казанцевой:
-- Лен, а зачем ты вообще поешь? Ты стихи читай, а петь не надо!
-- Ну, как зачем? -- смутилась Лена. -- Меня просят -- я пою... Да вообще, это я сама себе вою! -- И вдруг неожиданно перешла в контратаку: -Вот ты мне скажи, ты-то сам себе нравишься?
Митяев надолго задумался и наконец ответил:
-- Ну, вообще... вот иногда ставлю последнюю кассету -- и нра-а-авится...
Уточнение Елены Казанцевой: на самом деле Олег сказал:
-- Ну, чего ты песенки поешь? Голоса в тебе нету. Лучше стихи сочиняй, книжки издавай...
-- Ну, нравится мне песни писать. Тебе же нравится петь? Вот и мне тоже. Да и просят иногда спеть что-нибудь...
И Лена подарила Олегу свою кассету.
Через некоторое время он позвонил:
-- Я вот тут послушал... Ты знаешь, неплохо... Ладно, пой!
Неожиданный талант
или
sic transit gloria mundi.
Рассказывал кто-то из одесситов. Восьмилетнее чадо Ирины и Романа Морозовских, в прошлом активных КСПшников, ныне больше известных по брэйн-рингу, впервые увидело в телевизоре концерт "Машины времени":
-- Ой, мама, папа, идите скорей! Тот дядя, который "Смак" ведет, он еще и песни поет!..
Кривое зеркало СМИ.
Когда очередные концерты Ивасей (Алексея Иващенко и Георгия Васильева) снимала компания "ТВ-Центр", из зала пришла записка с лобовым вопросом:
-- А нас покажут по телевизору?
-- Не знаю, как вас, но нас точно обещали, -- так же прямо ответил Васильев.
Вот и справочка есть!
Рассказывает Кирилл Арбузов (Москва).
1990 год, Киев, III-й Всесоюзный фестиваль авторской песни. В здание, где происходит очередное мероприятие фестиваля, пытается войти со служебного входа его участник Анвар Исмагилов. Его не пускают:
-- Вы кто такой?
-- Я автор!
-- Какой еще автор?
-- Автор песен!
-- А где написано, что вы автор?
Анвар, обескураженный, отходит. Через несколько минут у стен неприступной цитадели можно видеть, как Александр Мирзаян, используя вместо конторки спину самоотверженного Виктора Луферова, строчит на листе бумаги примерно следующий текст: "Справка. Дана Исмагилову Анвару в том, что он действительно является автором песен. Члены жюри III Всесоюзного фестиваля авторской песни: В.Луферов, В.Бережков, А.Мирзаян".
Непроходимый Луферов.
Рассказывает московский автор Вячеслав Жинжак:
-- Мастерская композиторов на фестивале в Старом Осколе. 1995 год. Ведут Александр Дулов и местный композитор В.Левицкий. Я спел, Дулов согласно кивает, а Левицкий говорит:
-- Знаете, есть известная градация: по возрастающей -- плохо и сложно, плохо и просто, хорошо и сложно, хорошо и просто. Так вот у Вас хорошо и сложно...
-- А Луферов? У него и мелодии, и аранжировки не самые простые...
-- Луферов? Не помню. Он у нас уже проходил? (Листает протокол.)
А в это время неподалеку Виктор Луферов ведет свою мастерскую...
Ибо они не ведают...
Но Бог с ним, с хип-панк-роковым Старым Осколом!
Самым смешным анекдотом XXIV Грушинского фестиваля стало то, что авторы, чьи песни стали частью бардовской классики, -- Любовь Захарченко и Владимир Капгер, решившиеся поучаствовать в конкурсе (хотя им-то это зачем?) не были признаны достойными высокого звания лауреата...
Смена вех.
В московский Центр авторского творчества приходит один из первых в новом сезоне посетителей и интересуется, какие в ближайшее время предстоят концерты. Ему отвечают, что сезон откроет Александр Городницкий, а неделей позже эстафету подхватит Владимир Туриянский.
-- Хорошо, -- одобряет любитель авторской песни. -- А лидеры у вас будут?
-- Какие лидеры??!
-- Ну там, Митяев, Иваси...
Окуджава районного масштаба.
Рассказывает Алексей Куликов (Волгоград), более известный в миру как Береза:
-- Наше телевидение снимало сюжет к передаче об авторской песне в Волгограде. Телевизионщики ловили на улице людей и спрашивали:
-- Как Вы относитесь к авторской песне?
Поймали двух солдатиков. Корреспондент спрашивает их:
-- Вы любите бардовскую песню?
-- Да, очень любим!
-- А кого больше всего любите?
-- Да многих...
-- Ну, например?
-- Ну, многих! Всех любим!
-- А Окуджаву, Визбора, Дольского знаете?
-- Извините, мы не местные...
Рассказывает Жанна Магарам (Кливленд, США).
Перед концертом Ю.Кукина в Кливленде позвонила незнакомая женщина и стала расспрашивать, как и что, кто такой и т.п. Жанна, в свою очередь, попыталась протестировать свою собеседницу, -- знает ли она эту песню Кукина, а может, ту...
-- Понимаете, я из России недавно, кливлендских авторов никого не знаю.
Там же дело было. Перед концертом В.Ланцберга (март 1998 г.) пришел мужчина лет 55 и, ни о чем не спрашивая, купил билет:
-- Хочу поучаствовать в концерте, -- произнес он загадочную фразу и двинулся к выходу. Но не ушел, а обернулся и, указывая на лежащую на столе афишку с портретом Берга, спросил:
-- Так это ваш муж? -- спросил он Жанну, продававшую билеты.
-- Нет, это известный бард...
-- Вот я и смотрю. Я ведь здесь уже десять лет, интересуюсь культурной жизнью, а тут вижу -- новое имя появилось, еще одна местная знаменитость, надо поддержать!
Детские композиторы.
Рассказывает Илья Тимин (Петрозаводск):
-- Угораздило без образования в этом году (1999 -- В.Л.) поработать учителем музыки в одной сельской школе (п. Матросы). Рассказывал о разном, больше пел под гитару. Провожу зачет за полугодие. Вопрос:
-- Назовите известного вам детского композитора-песенника.
Из 150 учеников 98 написали:
-- Юрий Устинов...
-- Владимир Ланцберг...
40 из 98 добавили:
-- Юрий Кукин.
Вот какой учитель в деревне появился.
Полная симметрия.
После окончания ГУЦЭИ (училища эстрадно-циркового искусства) Елена Камбурова попала на Всесоюзное радио. В силу каких-то чисто бюрократических причин (наличие-отсутствие свободных ставок или что-то в таком духе) ее приписали к редакции сатиры и юмора. Это никак не отражалось ни на репертуаре, ни на исполнительской манере Елены Антоновны, но, разумеется, каждый, кто узнавал об этом, спрашивал:
-- А почему такая певица работает в редакции юмора?
В конце концов один из коллег Камбуровой, которому надоело в сотый раз объяснять про штатное расписание, ответил:
-- Потому что в музыкальной редакции работает слишком много комиков!
Педагогика бессильна.
Рассказывает Елена Свок (Симферополь).
Когда она твердо решила, что ей необходимо артистическое образование, сначала хотела поступать в киевское ГУЭЦИ. Не только потому, что из серьезных учебных заведений это было самое географически близкое, но еще и потому, что именно отсюда когда-то шагнула на сцену Елена Камбурова.
Однако очный разговор в училище сильно охладил ее энтузиазм. Ей сказали, что ГУЭЦИ сейчас находится не в лучшей фазе своего развития и вряд ли сможет многое дать. Тем более -- уже сложившейся артистке. Тем более -работающей в жанре, отношения с которым у училища никак не складываются. Так, мол, и будете белой вороной все годы обучения и потом, после окончания, тоже. У нас, мол, уже была одна такая -- как мы ни бились, а эстрадной артистки из нее так и не получилось. Как бишь ее звали-то, дай бог памяти -Елена, Елена...
-- Камбурова, -- невольно сорвалось у Свок то, что автоматически приходит в голову при словах "ГУЭЦИ" и "Елена".
-- Вот-вот, Камбурова! -- обрадовалась собеседница. -- И ведь сколько лет уже выступает, а так ничего из нее и не вышло!..
В тот же сезон Лена Свок поступила в Гнесинское училище в Москве.
Они будут жить долго!
Рассказывает Владимир Васильев (Харьков):
-- В Москве на 5-м канале телевидения Миша Кочетков ведет передачу "Гнездо глухаря". А я был на фестивале в Сергиевом Посаде, выскочил к передаче этой в Москву, отпел и вернулся в Сергиев Посад. А люди передачу смотрят, узнают... Подходит один парень из Воронежа и сообщает:
-- Слушайте, Владимир, Вы знаете, ребята посмотрели передачу и говорят, мол, мы так любим его песни, а вот когда его самого увидели, очень разочаровались. Как-то внешность разочаровала.
-- Чем же?
-- Ну и рыло отъел себе, бугаина!
Расстроился я и говорю Любе Захарченко: так и так, сказали -- рыло отъел такое сытое, здоровое...
Люба отвечает:
-- Да что там! Ты не расстраивайся: после моей передачи возле памятника Пушкину меня один мужчина встречает:
-- Слушайте, это Вы?
-- Я.
-- А я думал, что Вы старушка!
Братья меньшие подают примеры.
Рассказывает Юрий Кукин:
-- Я однажды выступал с ансамблем в Минске в цирке. Отпел свое и ушел за кулисы посмотреть цирк. Вдруг ко мне подходит мужик, спрашивает:
-- Вы Кукин?
-- Да.
-- Хотите, я Вас со слоном познакомлю?
-- Давайте.
И повел меня в клетку слона. Там не клетка, а комната такая, стоит слон, прикованный за заднюю ногу к батарее, грустный такой. Мужик мне говорит:
-- Поздоровайся!
Я говорю:
-- Здравствуй, слон!
Тот -- ноль эмоций. Голову опустил, не здоровается, стоит грустный, печальный. Тогда дядька этот говорит:
-- Слон, поздоровайся, это -- Юрий Кукин, он Визбора знает.
Слон как закивал!
У слонов, оказывается, бешеная память. Этот мужик однажды привел к нему Визбора знакомиться, на пять минут оставил их вдвоем, Визбор о чем-то со слоном поговорил... С тех пор тот так зауважал Визбора!
-- Я, -- говорит мужик, -- уж этим пользуюсь. Вот он не хочет есть, опять же, еду у него украдут, взамен дают сено, а слон сена есть не хочет. Я ему тогда говорю: "Визбор велел!" -- и слон сразу -- хруп-хруп!
Чему быть...
Рассказывал Борис Рычков (Москва).
Дело было довольно давно, на закате семиструнной эпохи. Как-то его родители -- туристы и любители песни -- возвращались из похода. К их компании, оглашавшей вагон электрички своими любимыми песнями, подсел незнакомец. Некоторое время он молча слушал, потом попросил гитару.
-- Да у нас шестиструнка, -- пытались отговориться туристы.
-- А мне все равно!
Эта реплика настолько ошеломила компанию, что гитара тут же была отдана. Туристы ожидали услышать что-то запредельное, но к их удивлению попутчик спел несколько очень хороших и притом абсолютно неизвестных им песен, после чего вернул инструмент.
Наверное, случайная встреча должна была бы завершиться знакомством, но в тот день туристы очень спешили. Дело в том, что в тот же вечер им еще предстояло успеть на концерт Анатолия Хабаровского -- автора, о котором они уже много слышали, но с песнями которого еще не встречались ни разу. И вот они, свежевымытые и переодетые, сидят в зале, а на сцену выходит... давешний попутчик.
Герой должен и имя иметь героическое!
В книге Михаила Кане "Время вдруг становится судьбой" описывается известный спор жителей двух столиц:
-- Ну, что у вас за авторы?! Даже фамилии какие-то несерьезные: Полоскин, Генкин, Клячкин, Нахамкин, Кукин... То ли дело у нас -- Визбор, Окуджава!
Соответственно...
Из той же книги. В удаленном от столиц городке, куда пригласили выступить Евгения Клячкина и Бориса Полоскина, их встретил рекламный щит, обещавший выступление артистов из Ленинграда Клячкина и Повозкина.
Надо полагать, там ждали эксцентрический дуэт, а фамилии сочли удачными сценическими псевдонимами.
Побратимы поневоле.
Рассказывает Григорий Семаков (Москва):
-- В одном из первых абонементов московского КСП значился концерт, в котором должны были выступить (и действительно выступили) Евгений Клячкин и Виктор Луферов -- каждый по отделению. Подготовка к концерту кажется сегодня просто роскошной -- была выпущена специальная програмка (она у меня и до сих пор хранится) с портретами обоих бардов и краткими сведениями о каждом из них.
Только вот справка о Луферове оказалась украшенной фотографией Клячкина -- и наоборот...
Рассказывает Александр Крупицкий (автор, Тбилиси -- Иерусалим).
1988 год, Таллинский фестиваль. Барды входят в зрительный зал, тетенька в дверях контролирует процесс. Мерило истины -- визитка на груди барда.
Веронику Долину и всех прочих пропустили, Евгения Клячкина тормознули: нет визитки.
-- Но я -- Клячкин!
-- А по мне -- хоть Кобылкин! -- жестко ответила секьюрити.
От советского информбюро.
Однажды Юрий Кукин вел к себе в гости актера Демьяненко (исполнитель незабываемого Шурика), причем, накануне трансляции по ТВ его приключений. Так получилось, что оба они были весьма нетрезвы -- особенно приглашатель в гости.
Виной происшествия стала корпусная система (ну не дошли они на один корпус до нужного)... Поднимаются на нужный этаж, Шурик, т. е., Демьяненко нажимает кнопку звонка... Дверь открывает еще более никакой, чем они, пролетарий в майке и семейных трусах, обводит их мутным взором и говорит, тыкая пальцем в Шурика:
-- Вы -- завтра! -- Тыкая пальцем в Кукина: -- А вы живете в следующем корпусе!"
Дверь захлопывается, немая сцена...
Исполняющий обязанности...
Рассказывает Вера Ворочаева, минский автор:
-- Собственно, это не мой рассказ, а моей подруги.
Несколько лет назад, когда она была еще новичком, неподалеку от Минска организовывался туристско-КСПшный слет, и было объявлено, (афиши и все такое) что будет куча разных бардов, в том числе Розенбаум. Многие поверили, и она в том числе -- и поехала.
Была белорусская зима: снегу по колено, а сверху -- дождь. Она вылезла на платформе в поселке Зеленом, увидела еще двоих девочек, совершенно не туристского вида -- в сапогах, шляпках, -- и они пошли по указателям. Народу никого, но -- указатели... На девочках шляпки обвисли, сыро, холодно, но так хочется своими ушами, своими глазами увидеть всех этих великих...
Пришли на место. Там таблички: "БГУ", "МПИ", "МТХИ", еще какие-то вузы и -- никого... Тут из ельника вылезает какой-то товарищ и говорит:
-- А-а, вот и еще пришли! -- и ведет их в чащу.
Таки оказалось, что есть там маленький слет, и люди сидят по палаткам, и, более того, там даже был Розенбаум... в виде снежной бабы, с большим искусством вылепленный студентами театрально-художественного института. Портретное сходство было просто поразительное!
Остановите музыку!
Рассказывает Вячеслав Пахтусов (Челябинск):
-- Едем мы как-то на Грушинский, чей-то магнитофон крутит кассету Анатолия Киреева. Народ помалкивает, слышно только запись. И вдруг раздается голос моего приятеля Лени Волкова:
-- Да вырубите вы, наконец, эту чертову попсу, давайте споем что-нибудь!
Эта история перекликается с рассказом Дмитрия Павловича Соколова (Москва):
-- Еду я с "Костров-97", в поезде -- масса народу оттуда же. Я задремал. Слышу сквозь сон: включилась поездная трансляция, передают какую-то песню под гитару. Интенсивный поток слов, довольно жесткая манера петь, мелодия не похожа ни на что знакомое... (Напоминаю, сквозь сон.) Я дотянулся, укрутил звук. Через какое-то время (мне показалось, что через минуту) слышу -- включили снова, но уже потише. Я не стал вмешиваться, так и уснул. Потом, когда я уже проснулся, Стас Колеников меня спрашивает:
-- ДимПалыч, слышал?
-- Что?
-- Как "что"? Белого!
Оказывается, ехавший в том же поезде Олег Городецкий, недовольный обычным "поездным" репертуаром, отнес радисту кассеты Игоря Белого и Дмитрия Авилова и уговорил запустить их по сети. Белый-то и ворвался в мой сон, оказавшись непосильной нагрузкой для отключающегося мозга. Кстати, Игорь был очень удивлен такой своей известностью...
Никому не известный пресловутый Гоша.
Рассказывает Борис Жуков (Москва):
-- Случилось так, что весной 1997 года мы с Борисом Гордоном, не сговариваясь, почти одновременно решили написать по очерку о Георгии Васильеве: я для своих родных "Итогов", которые планировали дать подборку на тему "Успех", а он -- для возрожденной "Столицы". Вскоре мы узнали о намерениях друг друга и посмеялись над совпадением, погадали, какое издание успеет первым и что тогда скажет редактор второго.
Через некоторое время мне звонит грустный Гордон: в "Столице" очерк сняли. Ее главный редактор Сергей Мостовщиков отказался поверить, что никому не известный автор самодеятельных песенок мог успешно год возглавлять Московскую товарную биржу и раскрутить торговую марку "Би Лайн". Никакие уговоры, ссылки и предложения проверить не помогли: КСПшник ничего серьезного сделать не способен, "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда".
Еще через пару недель мое непосредственное начальство заявило на редакционной летучке мой материал. В ответ главный редактор "Итогов" Сергей Пархоменко сказал, что Васильев -- это первое имя, которое приходит в голову при слове "успех" и что надо искать какой-то менее банальный поворот темы. Очерк, естественно, тоже сняли.
Когда я пересказал все это Гордону и мы с ним отсмеялись над пикантным соотношением взглядов наших главных, он решил описать это в короткой заметке для рубрики "Светская хроника" журнала "Огонек". Заметка была прочитана всей редакцией, встречена дружным смехом и... отвергнута. На сей раз -- с такой формулировкой:
-- Ну, сколько можно Ивасям на халяву рекламу давать?!
Развелось!
Рассказывает Любовь Лейбзон.
Совещание "оргов" в тогдашнем комсомольском центре "Олимпиец" в Москве. Наверное, 1987 год. Пообщаться с "оргами" приехали маститые -- Берковский с Богдановым, Никитины и Гоша Васильев -- один. После всяких малоинформативных разговоров "о судьбах" авторской песни маститые решили попеть. Доходит очередь до Васильева. Он что-то поет, ему с удовольствием (выраженным предварительно словесно), подпевают и аккомпанируют Никитины. В зале -больше 400 человек из всех регионов. В какой-то момент в конце зала-амфитеатра воздвигается некая фигура и громко просит Гошу спеть "его" песню "Когда я был щенком..." В зале возникает некий пока негромкий шорох... Гоша на сцене застывает с несколько отвисшей челюстью, потом, подумав, объявляет, что у него такой песни нет. Фигура, воздвигшаяся в конце зала, не сдается:
-- Но вы же -- Васильев?!
Шорох в зале крепчает, кто-то уже дергает восставшего, громко объясняя, что это "не тот" Васильев. На сцене в этот момент Никитины что-то бурно объясняют Гоше... Минут через пять все заинтересованные стороны удовлетворены в той или иной степени и концерт продолжается...
Глаза -- зеркало души.
Рассказывает Андрей Козловский:
-- Впервые я участвовал в конкурсе в 1984 году, в "Весенней капели". Тогда я выглядел совсем не так, как сейчас -- ну там, крутой прикид, темные очки... Я спел "Ленку Комиссарову", меня похвалили.
-- Только вот вид у вас какой-то... -- говорит Валентин Вихорев. -- Ну вот эти очки -- к чему?
-- Очки, -- говорю, -- я и снять могу.
И снял.
-- М-да, -- сказал Валентин Иванович. -- Лучше наденьте обратно!
Уменьшительно-ласкательное.
Рассказывает Любовь Лейбзон.
Какой-то из Грушинских. К Сергею Никитину, сидящему на прослушивании, сзади, через плечо, обращается некий претендент с каким-то вопросом:
-- Сережа...
Никитин, повернувшись к коллеге по жюри (не помню, кто), с сарказмом в голосе замечает:
-- Представляешь, пятьдесят скоро, а все "Сережа, Сережа..."! Тут из близлежащих кустов появляется Городницкий в одних плавках и реагирует:
-- А мне -- хоть до смерти "Шурик"!
Озвереешь!
Рассказывает Глеб Щелкунов (Москва):
-- Где-то в 1985 году в одной из аудиторий географического факультета МГУ проходил концерт Владимира Туриянского. Одна из пришедших записок начиналась обращением: "Уважаемый Владимир Егорович! Просим Вас спеть песню... (автор записки, по-видимому, был большой почитатель Вадима Егорова)".
Туриянский сразу же ответил:
-- Во-первых, я не Егорович, и даже не Ягуарович, я -- Львович!
Знакомые песни.
Рассказывает Александр Громозов (Волгоград):
-- На Грушинских фестивалях наша компания (Камчатка, Самара, Ленинград) всегда располагалась под большим деревом на поляне, где 2-я эстрада. Накапливались в Самаре у друзей и выезжали на поляну заранее, чтобы занять место.
Как-то раз приезжаем, а на нем уже какие-то ребята стоят, Даниил и Маша.
-- Ребята, -- говорим, -- это наше место!
-- Ну, что ж нам теперь, уходить? Места много, на всех хватит, давайте жить дружно!
И стали мы делить это дерево с ними. Даже удобно: они приезжают еще раньше и занимают площадку и для себя, и для нас.
А в этом году, в 1998-м, Даниил говорит:
-- Ничего, если еще и мой папа приедет?
-- Да ничего, -- отвечаем, -- и папа поместится.
Приехал папа. Вечерком взял гитару и начал петь. Слушаю -- и сползаю на землю: песни Александра Краснопольского. Я их очень люблю, да где ж теперь их услышишь! И поет, что интересно, хорошо и правильно.
-- Дань, -- говорю, -- а как твоя фамилия?
-- Краснопольский...
Как коллега коллеге...
Рассказывает Алексей Тиматков (Москва):
-- После окончания Литинститута я остался работать в нем же, на очень почетной должности, которую когда-то занимал сам Андрей Платонов, -дворника. Работал я там так успешно, что вскоре сделал головокружительную карьеру -- стал сначала завхозом, а затем и проректором по административно-хозяйственной части. Но не об этом речь.
Так вот, когда я работал дворником, мне регулярно приходилось отскребать от стен своей alma mater афиши некой рок-группы "Прах Шакалла" (именно так -- через два "л"!). Афиши эти появлялись так часто и в таком количестве, что я был уверен, что это очень популярная, много выступающая группа.
В 1998 году я принял участие в московском региональном конкурсе авторской песни. И не только стал лауреатом, но и познакомился с интересными людьми, в том числе с Александром Праховым. Выяснилось, что мы абсолютные коллеги -- оба пишем песни, оба дворники и завхозы (только у меня в жизни эти две профессии расположились последовательно, а Саша ухитряется совмещать обязанности дворника в театре имени Пушкина и завхоза -- в другом месте). Мы поделились нашим дворницким опытом, и вот тут я узнал, что отравлявшие мне жизнь афиши клеил не кто иной как Саша -- лидер самодеятельной рок-группы "Прах Шакалла". Делалось все, конечно, кустарно, афиш хватало только на ближайшие окрестности, но ведь театр Пушкина и Литинститут стоят рядом...
Обидно, конечно, терпеть такое от своего же брата-дворника -- уж он-то мог бы понимать, каково мне приходится... Но с другой стороны -- мы квиты. Как раз тогда в издаваемый мною с друзьями самиздатский литальманах "Алконост" кто-то из общих знакомых предложил стихи некоего А.Прахова.
Рассказывает Берг:
-- В конце 70-х в пространстве, согреваемом киевским КСП "Костер", появилась плеяда новых имен: Илья Винник и Каролина Кузьмич, Дима Тупчий, Саша Рабин, Игорь Жук, Ирина Карпинос, Саша Цекало.
О концертных подвигах последнего я слышал, как мне казалось, особенно часто, но имя его произносилось как-то странно: во-первых, о нем говорили почему-то во множественном числе; во-вторых, то ли у него была кличка "Соленый", то ли двойная фамилия, но говорилось примерно так:
-- А еще пели Саша Соленый Цекало.
Именно так: "Соленый" -- в середине, между именем и фамилией.
Потом мне разъяснили: это был дуэт Саши и Алены -- "Саша с Аленой Цекало".
Прошло много лет. Изменились не только времена и нравы, не только вкусы, но и вкусовые ощущения. Сейчас мне смотреть на Сашу как-то кисло -до того он сладкий. "Соленого" там ничего нет: на этом месте высится Лола.
Аналогичный случай: в те же годы в днепропетровском КСП был такой парень, крупненький, кругленький и забавненький, -- Винни. Это было почетное звание.
Как-то приезжаю спустя несколько лет:
-- Ну, а как Винни?
-- Нет больше Винни.
У меня все холодеет внутри: как раз тогда в горах погиб альпинист, автор песен и просто хороший человек Миша Перлов.
-- Что-то случилось?
-- Да в общем-то ничего, он жив и даже поправился, но просит не называть его больше "Винни": когда кто-нибудь хлопает его по плечу и говорит "мы с Винни", это звучит двусмысленно. Ему не нравится...
Что слава? Яркая заплата на ветхом рубище певца...
Иркутский автор Сергей Корычев вспоминает эпизод, случившийся в Одессе в 1992 году, когда он и Евгения Логвинова приехали туда, чтобы записать очередной магнитоальбом.
Возвращается Сергей с пляжа и вдруг замечает, что многие прохожие на него оборачиваются и улыбаются такими хорошими-хорошими улыбками.
-- Ну, все! -- думает он. -- Пришла мировая слава.
Причина "мировой славы" стала ясна через непродолжительное время, когда выяснилось, что он, одеваясь на пляже, натянул майку с надписью "Chanel" шиворот-навыворот.
Синхронный перевод.
Рассказывает Берг:
-- Апрель 1997 года, концерт в Обнинске. Принимают, как всегда, очень тепло, а некоторые зрители подпевают, но -- так, "по-интеллигентски", про себя, только шевеля губами. Конечно, лучше, когда зал поет в голос, -- можно сачкануть, но и так ничего. Лестно.
А в зале полумрак, лица скорее угадываются, но что-то разглядеть можно.
Особенно порадовал меня совсем молодой человек, лет 14 на вид, который прошевелил губами все песни, от первой до последней. "Надо же, -- подумал я, -- как знает материал! Надо после концерта подойти, сказать что-нибудь приятное".
Все заканчивается, зажигается свет. Нахожу глазами этого мальчика, а он все артикулирует...
Жвачку жует!
"...И сопровождающие его..."
Константин Тарасов, автор, больше известный как аккомпаниатор Олега Митяева, выдал явную байку:
-- Кто это там в кепочке идет?
-- Константин Тарасов.
-- А рядом?
-- Его солист.
"...Ты сам -- свой высший суд!"
Рассказывает Ольга Уварова, администратор театра песни "Перекресток" (Москва).
Как-то на концерте в музее Маяковского в перерыве между отделениями Олег Митяев говорит Елене Казанцевой:
-- Лен, а зачем ты вообще поешь? Ты стихи читай, а петь не надо!
-- Ну, как зачем? -- смутилась Лена. -- Меня просят -- я пою... Да вообще, это я сама себе вою! -- И вдруг неожиданно перешла в контратаку: -Вот ты мне скажи, ты-то сам себе нравишься?
Митяев надолго задумался и наконец ответил:
-- Ну, вообще... вот иногда ставлю последнюю кассету -- и нра-а-авится...
Уточнение Елены Казанцевой: на самом деле Олег сказал:
-- Ну, чего ты песенки поешь? Голоса в тебе нету. Лучше стихи сочиняй, книжки издавай...
-- Ну, нравится мне песни писать. Тебе же нравится петь? Вот и мне тоже. Да и просят иногда спеть что-нибудь...
И Лена подарила Олегу свою кассету.
Через некоторое время он позвонил:
-- Я вот тут послушал... Ты знаешь, неплохо... Ладно, пой!
Неожиданный талант
или
sic transit gloria mundi.
Рассказывал кто-то из одесситов. Восьмилетнее чадо Ирины и Романа Морозовских, в прошлом активных КСПшников, ныне больше известных по брэйн-рингу, впервые увидело в телевизоре концерт "Машины времени":
-- Ой, мама, папа, идите скорей! Тот дядя, который "Смак" ведет, он еще и песни поет!..
Кривое зеркало СМИ.
Когда очередные концерты Ивасей (Алексея Иващенко и Георгия Васильева) снимала компания "ТВ-Центр", из зала пришла записка с лобовым вопросом:
-- А нас покажут по телевизору?
-- Не знаю, как вас, но нас точно обещали, -- так же прямо ответил Васильев.
Вот и справочка есть!
Рассказывает Кирилл Арбузов (Москва).
1990 год, Киев, III-й Всесоюзный фестиваль авторской песни. В здание, где происходит очередное мероприятие фестиваля, пытается войти со служебного входа его участник Анвар Исмагилов. Его не пускают:
-- Вы кто такой?
-- Я автор!
-- Какой еще автор?
-- Автор песен!
-- А где написано, что вы автор?
Анвар, обескураженный, отходит. Через несколько минут у стен неприступной цитадели можно видеть, как Александр Мирзаян, используя вместо конторки спину самоотверженного Виктора Луферова, строчит на листе бумаги примерно следующий текст: "Справка. Дана Исмагилову Анвару в том, что он действительно является автором песен. Члены жюри III Всесоюзного фестиваля авторской песни: В.Луферов, В.Бережков, А.Мирзаян".
Непроходимый Луферов.
Рассказывает московский автор Вячеслав Жинжак:
-- Мастерская композиторов на фестивале в Старом Осколе. 1995 год. Ведут Александр Дулов и местный композитор В.Левицкий. Я спел, Дулов согласно кивает, а Левицкий говорит:
-- Знаете, есть известная градация: по возрастающей -- плохо и сложно, плохо и просто, хорошо и сложно, хорошо и просто. Так вот у Вас хорошо и сложно...
-- А Луферов? У него и мелодии, и аранжировки не самые простые...
-- Луферов? Не помню. Он у нас уже проходил? (Листает протокол.)
А в это время неподалеку Виктор Луферов ведет свою мастерскую...
Ибо они не ведают...
Но Бог с ним, с хип-панк-роковым Старым Осколом!
Самым смешным анекдотом XXIV Грушинского фестиваля стало то, что авторы, чьи песни стали частью бардовской классики, -- Любовь Захарченко и Владимир Капгер, решившиеся поучаствовать в конкурсе (хотя им-то это зачем?) не были признаны достойными высокого звания лауреата...
Смена вех.
В московский Центр авторского творчества приходит один из первых в новом сезоне посетителей и интересуется, какие в ближайшее время предстоят концерты. Ему отвечают, что сезон откроет Александр Городницкий, а неделей позже эстафету подхватит Владимир Туриянский.
-- Хорошо, -- одобряет любитель авторской песни. -- А лидеры у вас будут?
-- Какие лидеры??!
-- Ну там, Митяев, Иваси...
Окуджава районного масштаба.
Рассказывает Алексей Куликов (Волгоград), более известный в миру как Береза:
-- Наше телевидение снимало сюжет к передаче об авторской песне в Волгограде. Телевизионщики ловили на улице людей и спрашивали:
-- Как Вы относитесь к авторской песне?
Поймали двух солдатиков. Корреспондент спрашивает их:
-- Вы любите бардовскую песню?
-- Да, очень любим!
-- А кого больше всего любите?
-- Да многих...
-- Ну, например?
-- Ну, многих! Всех любим!
-- А Окуджаву, Визбора, Дольского знаете?
-- Извините, мы не местные...
Рассказывает Жанна Магарам (Кливленд, США).
Перед концертом Ю.Кукина в Кливленде позвонила незнакомая женщина и стала расспрашивать, как и что, кто такой и т.п. Жанна, в свою очередь, попыталась протестировать свою собеседницу, -- знает ли она эту песню Кукина, а может, ту...
-- Понимаете, я из России недавно, кливлендских авторов никого не знаю.
Там же дело было. Перед концертом В.Ланцберга (март 1998 г.) пришел мужчина лет 55 и, ни о чем не спрашивая, купил билет:
-- Хочу поучаствовать в концерте, -- произнес он загадочную фразу и двинулся к выходу. Но не ушел, а обернулся и, указывая на лежащую на столе афишку с портретом Берга, спросил:
-- Так это ваш муж? -- спросил он Жанну, продававшую билеты.
-- Нет, это известный бард...
-- Вот я и смотрю. Я ведь здесь уже десять лет, интересуюсь культурной жизнью, а тут вижу -- новое имя появилось, еще одна местная знаменитость, надо поддержать!
Детские композиторы.
Рассказывает Илья Тимин (Петрозаводск):
-- Угораздило без образования в этом году (1999 -- В.Л.) поработать учителем музыки в одной сельской школе (п. Матросы). Рассказывал о разном, больше пел под гитару. Провожу зачет за полугодие. Вопрос:
-- Назовите известного вам детского композитора-песенника.
Из 150 учеников 98 написали:
-- Юрий Устинов...
-- Владимир Ланцберг...
40 из 98 добавили:
-- Юрий Кукин.
Вот какой учитель в деревне появился.
Полная симметрия.
После окончания ГУЦЭИ (училища эстрадно-циркового искусства) Елена Камбурова попала на Всесоюзное радио. В силу каких-то чисто бюрократических причин (наличие-отсутствие свободных ставок или что-то в таком духе) ее приписали к редакции сатиры и юмора. Это никак не отражалось ни на репертуаре, ни на исполнительской манере Елены Антоновны, но, разумеется, каждый, кто узнавал об этом, спрашивал:
-- А почему такая певица работает в редакции юмора?
В конце концов один из коллег Камбуровой, которому надоело в сотый раз объяснять про штатное расписание, ответил:
-- Потому что в музыкальной редакции работает слишком много комиков!
Педагогика бессильна.
Рассказывает Елена Свок (Симферополь).
Когда она твердо решила, что ей необходимо артистическое образование, сначала хотела поступать в киевское ГУЭЦИ. Не только потому, что из серьезных учебных заведений это было самое географически близкое, но еще и потому, что именно отсюда когда-то шагнула на сцену Елена Камбурова.
Однако очный разговор в училище сильно охладил ее энтузиазм. Ей сказали, что ГУЭЦИ сейчас находится не в лучшей фазе своего развития и вряд ли сможет многое дать. Тем более -- уже сложившейся артистке. Тем более -работающей в жанре, отношения с которым у училища никак не складываются. Так, мол, и будете белой вороной все годы обучения и потом, после окончания, тоже. У нас, мол, уже была одна такая -- как мы ни бились, а эстрадной артистки из нее так и не получилось. Как бишь ее звали-то, дай бог памяти -Елена, Елена...
-- Камбурова, -- невольно сорвалось у Свок то, что автоматически приходит в голову при словах "ГУЭЦИ" и "Елена".
-- Вот-вот, Камбурова! -- обрадовалась собеседница. -- И ведь сколько лет уже выступает, а так ничего из нее и не вышло!..
В тот же сезон Лена Свок поступила в Гнесинское училище в Москве.
Они будут жить долго!
Рассказывает Владимир Васильев (Харьков):
-- В Москве на 5-м канале телевидения Миша Кочетков ведет передачу "Гнездо глухаря". А я был на фестивале в Сергиевом Посаде, выскочил к передаче этой в Москву, отпел и вернулся в Сергиев Посад. А люди передачу смотрят, узнают... Подходит один парень из Воронежа и сообщает:
-- Слушайте, Владимир, Вы знаете, ребята посмотрели передачу и говорят, мол, мы так любим его песни, а вот когда его самого увидели, очень разочаровались. Как-то внешность разочаровала.
-- Чем же?
-- Ну и рыло отъел себе, бугаина!
Расстроился я и говорю Любе Захарченко: так и так, сказали -- рыло отъел такое сытое, здоровое...
Люба отвечает:
-- Да что там! Ты не расстраивайся: после моей передачи возле памятника Пушкину меня один мужчина встречает:
-- Слушайте, это Вы?
-- Я.
-- А я думал, что Вы старушка!
Братья меньшие подают примеры.
Рассказывает Юрий Кукин:
-- Я однажды выступал с ансамблем в Минске в цирке. Отпел свое и ушел за кулисы посмотреть цирк. Вдруг ко мне подходит мужик, спрашивает:
-- Вы Кукин?
-- Да.
-- Хотите, я Вас со слоном познакомлю?
-- Давайте.
И повел меня в клетку слона. Там не клетка, а комната такая, стоит слон, прикованный за заднюю ногу к батарее, грустный такой. Мужик мне говорит:
-- Поздоровайся!
Я говорю:
-- Здравствуй, слон!
Тот -- ноль эмоций. Голову опустил, не здоровается, стоит грустный, печальный. Тогда дядька этот говорит:
-- Слон, поздоровайся, это -- Юрий Кукин, он Визбора знает.
Слон как закивал!
У слонов, оказывается, бешеная память. Этот мужик однажды привел к нему Визбора знакомиться, на пять минут оставил их вдвоем, Визбор о чем-то со слоном поговорил... С тех пор тот так зауважал Визбора!
-- Я, -- говорит мужик, -- уж этим пользуюсь. Вот он не хочет есть, опять же, еду у него украдут, взамен дают сено, а слон сена есть не хочет. Я ему тогда говорю: "Визбор велел!" -- и слон сразу -- хруп-хруп!
Чему быть...
Рассказывал Борис Рычков (Москва).
Дело было довольно давно, на закате семиструнной эпохи. Как-то его родители -- туристы и любители песни -- возвращались из похода. К их компании, оглашавшей вагон электрички своими любимыми песнями, подсел незнакомец. Некоторое время он молча слушал, потом попросил гитару.
-- Да у нас шестиструнка, -- пытались отговориться туристы.
-- А мне все равно!
Эта реплика настолько ошеломила компанию, что гитара тут же была отдана. Туристы ожидали услышать что-то запредельное, но к их удивлению попутчик спел несколько очень хороших и притом абсолютно неизвестных им песен, после чего вернул инструмент.
Наверное, случайная встреча должна была бы завершиться знакомством, но в тот день туристы очень спешили. Дело в том, что в тот же вечер им еще предстояло успеть на концерт Анатолия Хабаровского -- автора, о котором они уже много слышали, но с песнями которого еще не встречались ни разу. И вот они, свежевымытые и переодетые, сидят в зале, а на сцену выходит... давешний попутчик.
Герой должен и имя иметь героическое!
В книге Михаила Кане "Время вдруг становится судьбой" описывается известный спор жителей двух столиц:
-- Ну, что у вас за авторы?! Даже фамилии какие-то несерьезные: Полоскин, Генкин, Клячкин, Нахамкин, Кукин... То ли дело у нас -- Визбор, Окуджава!
Соответственно...
Из той же книги. В удаленном от столиц городке, куда пригласили выступить Евгения Клячкина и Бориса Полоскина, их встретил рекламный щит, обещавший выступление артистов из Ленинграда Клячкина и Повозкина.
Надо полагать, там ждали эксцентрический дуэт, а фамилии сочли удачными сценическими псевдонимами.
Побратимы поневоле.
Рассказывает Григорий Семаков (Москва):
-- В одном из первых абонементов московского КСП значился концерт, в котором должны были выступить (и действительно выступили) Евгений Клячкин и Виктор Луферов -- каждый по отделению. Подготовка к концерту кажется сегодня просто роскошной -- была выпущена специальная програмка (она у меня и до сих пор хранится) с портретами обоих бардов и краткими сведениями о каждом из них.
Только вот справка о Луферове оказалась украшенной фотографией Клячкина -- и наоборот...
Рассказывает Александр Крупицкий (автор, Тбилиси -- Иерусалим).
1988 год, Таллинский фестиваль. Барды входят в зрительный зал, тетенька в дверях контролирует процесс. Мерило истины -- визитка на груди барда.
Веронику Долину и всех прочих пропустили, Евгения Клячкина тормознули: нет визитки.
-- Но я -- Клячкин!
-- А по мне -- хоть Кобылкин! -- жестко ответила секьюрити.
От советского информбюро.
Однажды Юрий Кукин вел к себе в гости актера Демьяненко (исполнитель незабываемого Шурика), причем, накануне трансляции по ТВ его приключений. Так получилось, что оба они были весьма нетрезвы -- особенно приглашатель в гости.
Виной происшествия стала корпусная система (ну не дошли они на один корпус до нужного)... Поднимаются на нужный этаж, Шурик, т. е., Демьяненко нажимает кнопку звонка... Дверь открывает еще более никакой, чем они, пролетарий в майке и семейных трусах, обводит их мутным взором и говорит, тыкая пальцем в Шурика:
-- Вы -- завтра! -- Тыкая пальцем в Кукина: -- А вы живете в следующем корпусе!"
Дверь захлопывается, немая сцена...
Исполняющий обязанности...
Рассказывает Вера Ворочаева, минский автор:
-- Собственно, это не мой рассказ, а моей подруги.
Несколько лет назад, когда она была еще новичком, неподалеку от Минска организовывался туристско-КСПшный слет, и было объявлено, (афиши и все такое) что будет куча разных бардов, в том числе Розенбаум. Многие поверили, и она в том числе -- и поехала.
Была белорусская зима: снегу по колено, а сверху -- дождь. Она вылезла на платформе в поселке Зеленом, увидела еще двоих девочек, совершенно не туристского вида -- в сапогах, шляпках, -- и они пошли по указателям. Народу никого, но -- указатели... На девочках шляпки обвисли, сыро, холодно, но так хочется своими ушами, своими глазами увидеть всех этих великих...
Пришли на место. Там таблички: "БГУ", "МПИ", "МТХИ", еще какие-то вузы и -- никого... Тут из ельника вылезает какой-то товарищ и говорит:
-- А-а, вот и еще пришли! -- и ведет их в чащу.
Таки оказалось, что есть там маленький слет, и люди сидят по палаткам, и, более того, там даже был Розенбаум... в виде снежной бабы, с большим искусством вылепленный студентами театрально-художественного института. Портретное сходство было просто поразительное!
Остановите музыку!
Рассказывает Вячеслав Пахтусов (Челябинск):
-- Едем мы как-то на Грушинский, чей-то магнитофон крутит кассету Анатолия Киреева. Народ помалкивает, слышно только запись. И вдруг раздается голос моего приятеля Лени Волкова:
-- Да вырубите вы, наконец, эту чертову попсу, давайте споем что-нибудь!
Эта история перекликается с рассказом Дмитрия Павловича Соколова (Москва):
-- Еду я с "Костров-97", в поезде -- масса народу оттуда же. Я задремал. Слышу сквозь сон: включилась поездная трансляция, передают какую-то песню под гитару. Интенсивный поток слов, довольно жесткая манера петь, мелодия не похожа ни на что знакомое... (Напоминаю, сквозь сон.) Я дотянулся, укрутил звук. Через какое-то время (мне показалось, что через минуту) слышу -- включили снова, но уже потише. Я не стал вмешиваться, так и уснул. Потом, когда я уже проснулся, Стас Колеников меня спрашивает:
-- ДимПалыч, слышал?
-- Что?
-- Как "что"? Белого!
Оказывается, ехавший в том же поезде Олег Городецкий, недовольный обычным "поездным" репертуаром, отнес радисту кассеты Игоря Белого и Дмитрия Авилова и уговорил запустить их по сети. Белый-то и ворвался в мой сон, оказавшись непосильной нагрузкой для отключающегося мозга. Кстати, Игорь был очень удивлен такой своей известностью...
Никому не известный пресловутый Гоша.
Рассказывает Борис Жуков (Москва):
-- Случилось так, что весной 1997 года мы с Борисом Гордоном, не сговариваясь, почти одновременно решили написать по очерку о Георгии Васильеве: я для своих родных "Итогов", которые планировали дать подборку на тему "Успех", а он -- для возрожденной "Столицы". Вскоре мы узнали о намерениях друг друга и посмеялись над совпадением, погадали, какое издание успеет первым и что тогда скажет редактор второго.
Через некоторое время мне звонит грустный Гордон: в "Столице" очерк сняли. Ее главный редактор Сергей Мостовщиков отказался поверить, что никому не известный автор самодеятельных песенок мог успешно год возглавлять Московскую товарную биржу и раскрутить торговую марку "Би Лайн". Никакие уговоры, ссылки и предложения проверить не помогли: КСПшник ничего серьезного сделать не способен, "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда".
Еще через пару недель мое непосредственное начальство заявило на редакционной летучке мой материал. В ответ главный редактор "Итогов" Сергей Пархоменко сказал, что Васильев -- это первое имя, которое приходит в голову при слове "успех" и что надо искать какой-то менее банальный поворот темы. Очерк, естественно, тоже сняли.
Когда я пересказал все это Гордону и мы с ним отсмеялись над пикантным соотношением взглядов наших главных, он решил описать это в короткой заметке для рубрики "Светская хроника" журнала "Огонек". Заметка была прочитана всей редакцией, встречена дружным смехом и... отвергнута. На сей раз -- с такой формулировкой:
-- Ну, сколько можно Ивасям на халяву рекламу давать?!
Развелось!
Рассказывает Любовь Лейбзон.
Совещание "оргов" в тогдашнем комсомольском центре "Олимпиец" в Москве. Наверное, 1987 год. Пообщаться с "оргами" приехали маститые -- Берковский с Богдановым, Никитины и Гоша Васильев -- один. После всяких малоинформативных разговоров "о судьбах" авторской песни маститые решили попеть. Доходит очередь до Васильева. Он что-то поет, ему с удовольствием (выраженным предварительно словесно), подпевают и аккомпанируют Никитины. В зале -больше 400 человек из всех регионов. В какой-то момент в конце зала-амфитеатра воздвигается некая фигура и громко просит Гошу спеть "его" песню "Когда я был щенком..." В зале возникает некий пока негромкий шорох... Гоша на сцене застывает с несколько отвисшей челюстью, потом, подумав, объявляет, что у него такой песни нет. Фигура, воздвигшаяся в конце зала, не сдается:
-- Но вы же -- Васильев?!
Шорох в зале крепчает, кто-то уже дергает восставшего, громко объясняя, что это "не тот" Васильев. На сцене в этот момент Никитины что-то бурно объясняют Гоше... Минут через пять все заинтересованные стороны удовлетворены в той или иной степени и концерт продолжается...
Глаза -- зеркало души.
Рассказывает Андрей Козловский:
-- Впервые я участвовал в конкурсе в 1984 году, в "Весенней капели". Тогда я выглядел совсем не так, как сейчас -- ну там, крутой прикид, темные очки... Я спел "Ленку Комиссарову", меня похвалили.
-- Только вот вид у вас какой-то... -- говорит Валентин Вихорев. -- Ну вот эти очки -- к чему?
-- Очки, -- говорю, -- я и снять могу.
И снял.
-- М-да, -- сказал Валентин Иванович. -- Лучше наденьте обратно!
Уменьшительно-ласкательное.
Рассказывает Любовь Лейбзон.
Какой-то из Грушинских. К Сергею Никитину, сидящему на прослушивании, сзади, через плечо, обращается некий претендент с каким-то вопросом:
-- Сережа...
Никитин, повернувшись к коллеге по жюри (не помню, кто), с сарказмом в голосе замечает:
-- Представляешь, пятьдесят скоро, а все "Сережа, Сережа..."! Тут из близлежащих кустов появляется Городницкий в одних плавках и реагирует:
-- А мне -- хоть до смерти "Шурик"!
Озвереешь!
Рассказывает Глеб Щелкунов (Москва):
-- Где-то в 1985 году в одной из аудиторий географического факультета МГУ проходил концерт Владимира Туриянского. Одна из пришедших записок начиналась обращением: "Уважаемый Владимир Егорович! Просим Вас спеть песню... (автор записки, по-видимому, был большой почитатель Вадима Егорова)".
Туриянский сразу же ответил:
-- Во-первых, я не Егорович, и даже не Ягуарович, я -- Львович!
Знакомые песни.
Рассказывает Александр Громозов (Волгоград):
-- На Грушинских фестивалях наша компания (Камчатка, Самара, Ленинград) всегда располагалась под большим деревом на поляне, где 2-я эстрада. Накапливались в Самаре у друзей и выезжали на поляну заранее, чтобы занять место.
Как-то раз приезжаем, а на нем уже какие-то ребята стоят, Даниил и Маша.
-- Ребята, -- говорим, -- это наше место!
-- Ну, что ж нам теперь, уходить? Места много, на всех хватит, давайте жить дружно!
И стали мы делить это дерево с ними. Даже удобно: они приезжают еще раньше и занимают площадку и для себя, и для нас.
А в этом году, в 1998-м, Даниил говорит:
-- Ничего, если еще и мой папа приедет?
-- Да ничего, -- отвечаем, -- и папа поместится.
Приехал папа. Вечерком взял гитару и начал петь. Слушаю -- и сползаю на землю: песни Александра Краснопольского. Я их очень люблю, да где ж теперь их услышишь! И поет, что интересно, хорошо и правильно.
-- Дань, -- говорю, -- а как твоя фамилия?
-- Краснопольский...
Как коллега коллеге...
Рассказывает Алексей Тиматков (Москва):
-- После окончания Литинститута я остался работать в нем же, на очень почетной должности, которую когда-то занимал сам Андрей Платонов, -дворника. Работал я там так успешно, что вскоре сделал головокружительную карьеру -- стал сначала завхозом, а затем и проректором по административно-хозяйственной части. Но не об этом речь.
Так вот, когда я работал дворником, мне регулярно приходилось отскребать от стен своей alma mater афиши некой рок-группы "Прах Шакалла" (именно так -- через два "л"!). Афиши эти появлялись так часто и в таком количестве, что я был уверен, что это очень популярная, много выступающая группа.
В 1998 году я принял участие в московском региональном конкурсе авторской песни. И не только стал лауреатом, но и познакомился с интересными людьми, в том числе с Александром Праховым. Выяснилось, что мы абсолютные коллеги -- оба пишем песни, оба дворники и завхозы (только у меня в жизни эти две профессии расположились последовательно, а Саша ухитряется совмещать обязанности дворника в театре имени Пушкина и завхоза -- в другом месте). Мы поделились нашим дворницким опытом, и вот тут я узнал, что отравлявшие мне жизнь афиши клеил не кто иной как Саша -- лидер самодеятельной рок-группы "Прах Шакалла". Делалось все, конечно, кустарно, афиш хватало только на ближайшие окрестности, но ведь театр Пушкина и Литинститут стоят рядом...
Обидно, конечно, терпеть такое от своего же брата-дворника -- уж он-то мог бы понимать, каково мне приходится... Но с другой стороны -- мы квиты. Как раз тогда в издаваемый мною с друзьями самиздатский литальманах "Алконост" кто-то из общих знакомых предложил стихи некоего А.Прахова.