Страница:
– У Лекса могут быть личные причины желать, чтобы это было не так, но Мира никогда не ошибается. Что бы ты сегодня ни увидел в ее глазах, это произойдет в твоей жизни.
– Произойдет в моей жизни, – как-то весело произнес Николай. – Вот черт, в таком случае мы обречены.
Он многозначительно посмотрел на Ренату, словно это и ее касалось. Его это явно забавляло, но девушка не собиралась расспросами потакать его самодовольству.
Она взяла один из кинжалов и взвесила его на ладони, ощущая знакомую приятную тяжесть и холод металла. Пальцы покалывало, они желали действий. Разогрев привел мышцы в тонус, тело было готово к хорошей тренировке на час-два.
Рената, с кинжалом в руке, развернулась к столбу, у которого стоял, прислонившись к нему, Николай.
– Тебе лучше отойти, задену ненароком.
Николай покосился на столб и пожал плечами:
– Спарринг интереснее. Не хочешь попробовать с тем, кто может тебе ответить? Или ты действуешь лишь в тех случаях, когда все преимущества на твоей стороне?
Рената понимала, он провоцирует ее, его глаза задорно искрились вызовом. Неужели он флиртует с ней? Его непринужденная веселость настораживала ее. Рената провела большим пальцем по лезвию кинжала, пристально глядя на Николая и не зная, как поступить.
– Я предпочитаю работать одна.
– Хорошо, – кивнул Николай и отступил в сторону буквально на полшага. – Пожалуйста, делай, как тебе удобно.
Рената нахмурилась:
– Не хочешь уходить? А ты уверен, что я буду целиться не в тебя?
Он весело и самодовольно усмехнулся и сложил руки на груди:
– Целься куда хочешь. В меня ты никогда не попадешь.
Рената без предупреждения метнула кинжал.
С глухим звуком клинок вошел в дерево – именно туда, куда она его послала. Николая на месте уже не было. Он просто исчез из поля ее зрения.
«Черт».
Он был вампиром, молниеносным, как хищник, и в скорости реакции любой человек уступал ему. Она не могла сравниться с ним ни психической силой, ни прибегнув к силе оружия. Рената знала это до того, как метнула кинжал. Но она надеялась, по крайней мере, хотя бы оцарапать этого нахального сукина сына за то, что он провоцировал ее.
Ее собственные рефлексы были отточены до абсолютного автоматизма – она мгновенно протянула руку ко второму кинжалу. Но не успела она сжать его в пальцах, как почувствовала: поток теплого воздуха поднял волосы у нее на макушке.
Холодная сталь, острая как бритва, застыла у ее горла под подбородком. Спиной она наткнулась на стену крепких мышц.
– Я же обещал, в меня ты никогда не попадешь. И ты не попала.
Рената осторожно, чтобы не пораниться о лезвие, сглотнула и опустила руки. Затем руку с кинжалом завела за спину, так что клинок оказался на уровне живота Николая.
– Ты в этом уверен?
Рената, не желая растрачивать силы, нанесла ему слабый ментальный удар.
– Черт, – проворчал Николай и в ту же секунду ослабил захват.
Рената выскользнула и развернулась к нему лицом. Она ожидала выброса злобы с его стороны и даже немного испугалась, но он поднял голову и пожал плечами:
– Не беспокойся, дорогуша, я поиграю с тобой до того момента, когда ответная волна лишит тебя сил.
Рената смутилась, она смотрела на него, широко раскрыв глаза от удивления, – он знал о ее слабости. Николай тем временем продолжал:
– Лекс раскрыл мне твою тайну. Рассказал, что с тобой происходит, когда ты выпускаешь все свои психические снаряды. Серьезная штука. На твоем месте я бы не стал тратить психическую энергию только ради того, чтобы кому-то что-то доказать.
– К черту Лекса, – пробормотала Рената. – И ты пошел к черту. Мне не нужны твои советы. Мерзко, что вы у меня за спиной говорите обо мне гадости. Все, разговор окончен.
Кипя от злости, она метнула кинжал в Николая, зная, что он вновь легко ускользнет. Но Николай не сдвинулся с места, он просто поймал кинжал на лету и усмехнулся, глядя на нее. Эта самодовольная усмешка еще больше разозлила Ренату.
Она схватила оставшийся кинжал и метнула в него. Николай без усилий поймал и этот, и теперь практически все кинжалы были в его ловких руках.
Он наблюдал за ней, глядя в упор, не мигая, чисто по-мужски, подчеркивая доминанту самца. Но этот взгляд не смутил Ренату.
– Ну а дальше как мы, Рената, будем развлекаться?
Она сверкнула глазами и резко бросила:
– Сам себя развлекай, я ухожу!
Она развернулась и направилась к выходу, но не успела сделать и двух шагов, как у обоих висков что-то просвистело, так близко, что несколько прядок упали ей на лицо.
Она увидела, как в стену впереди нее вонзились два кинжала.
Вошли в дерево наполовину.
Рената в ярости обернулась:
– Засранец…
Он налетел, всей массой тела тесня ее назад. В его голубых глазах сверкали искры, но не просто мужского высокомерия и самодовольства, а чего-то более глубокого. Рената отступила, но только для того, чтобы можно было развернуться и нанести ему удар ногой.
Его рука стальным браслетом сковала ее лодыжку и крутанула.
Рената упала на спину. Он накрыл ее сверху, напрасно она молотила его кулаками и пинала ногами. Минута – и ее сопротивление было подавлено.
Рената тяжело дышала, обессилев.
– Ну и кто тут кому что доказывает, воин? Ты победил. Счастлив теперь?
Он смотрел на нее молча и как-то странно. Без вожделения и злорадства. Спокойно и проникновенно. Она ощущала, как бьется его сердце. Он сжал ее бедра коленями, рукой завел ее руки за голову, и они оказались в крепких, но невероятно теплых тисках. Его взгляд скользнул к ее рукам, и в зрачках запульсировали огненные искры, когда на ее правом запястье он увидел коричневое родимое пятнышко – капля падает в изогнутый полумесяц чаши. С завораживающей нежностью он большим пальцем погладил пятнышко, и огненная лава разлилась по ее венам.
– Ты все еще хочешь знать, что я видел в глазах Миры?
Рената пропустила вопрос мимо ушей, сейчас это ее интересовало меньше всего. Под тяжестью его тела она сделала попытку пожать плечами. Черт возьми, он не прилагал никаких усилий, чтобы держать ее прижатой к полу.
– Отпусти меня.
– Прояви любопытство, Рената. Спроси, что я видел в глазах Миры.
– Я повторяю, отпусти меня, – проворчала Рената, чувствуя, как ее охватывает паника. Она сделала глубокий вдох-выдох, чтобы успокоиться, понимая: сейчас только хладнокровие поможет ей. Нужно как можно быстрее взять ситуацию под контроль. Недопустимо, чтобы в эту минуту вошел Сергей Якут и увидел ее в таком положении – поверженной вампиром. – Я хочу встать.
– Чего ты боишься?
– Ничего, черт побери!
Рената совершила ошибку, посмотрев ему в глаза. Янтарное пламя прорывалось сквозь голубой лед. Его зрачки вытягивались в узкие щелки, а из-под верхней губы поблескивали острые кончики клыков.
Злость могла вызвать подобную трансформацию, но она явственно ощущала твердость его члена, преднамеренно оказавшегося у нее между ног.
Рената дернулась, пытаясь разорвать это жаркое, эротическое соединение их тел, но добилась только того, что он лишь сильнее прижал ее к полу. Сердце девушки заколотилось, расслабляющее тепло предательски потекло по ее телу.
«Господи, только этого не хватало».
– Пожалуйста, – простонала Рената, ненавидя себя за дрожь в голосе и ненавидя его.
Ей хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть его жадно-голодных глаз и губ так близко… хотелось не чувствовать все то запретное, что он возбуждал в ней… всепоглощающую страсть. Но она продолжала смотреть ему в глаза, не в силах отвести взгляд. Ее тело тянулось к нему вопреки ее железной воле.
– Спроси, что Мира показала мне, – потребовал он низким чувственным шепотом, губами почти касаясь ее губ. – Спроси, Рената. А может быть, ты предпочитаешь сама это увидеть?
Поцелуй обжег.
Губы жарко обхватили губы, дыхания слились. Он провел языком по ее губам, поймал момент ее сладкого выдоха и проник внутрь. Его пальцы нежно ласкали щеку, затем у виска нырнули в гущу волос и дальше, к особо чувствительному затылку.
Он подтянул ее к себе, целуя с еще большей страстью, заставляя таять, лишая желания сопротивляться.
«Нет».
«Господи! Не-е-ет!»
«Нельзя. Невозможно допустить».
Рената резко повернула голову, прерывая поцелуй. Она дрожала, эмоции достигли опасного накала. Она рисковала, позволяя ему лишнее. Сильно рисковала.
Пресвятая дева, она должна немедленно погасить огонь, который он в ней разжег. Опасный огонь. Погасить немедленно.
Теплые пальцы коснулись ее подбородка, намереваясь развернуть ее лицом к опасности.
– Ты в порядке?
Не в состоянии говорить, Рената высвободила руки из ослабевшего захвата и оттолкнула его.
Он тут же поднялся, взял ее за руку и помог подняться. Она не нуждалась в его помощи, но была в таком смятении, что не смогла отказаться.
Она стояла, не глядя на него, пытаясь взять себя в руки. Неистово молясь ангелу-хранителю, который дал ей силы не подписать себе смертный приговор.
– Рената?
– Только посмей ко мне приблизиться еще раз, – наконец смогла произнести она. Слова прозвучали холодно, с отчаянием. – Клянусь, я убью тебя.
Глава седьмая
Глава восьмая
– Произойдет в моей жизни, – как-то весело произнес Николай. – Вот черт, в таком случае мы обречены.
Он многозначительно посмотрел на Ренату, словно это и ее касалось. Его это явно забавляло, но девушка не собиралась расспросами потакать его самодовольству.
Она взяла один из кинжалов и взвесила его на ладони, ощущая знакомую приятную тяжесть и холод металла. Пальцы покалывало, они желали действий. Разогрев привел мышцы в тонус, тело было готово к хорошей тренировке на час-два.
Рената, с кинжалом в руке, развернулась к столбу, у которого стоял, прислонившись к нему, Николай.
– Тебе лучше отойти, задену ненароком.
Николай покосился на столб и пожал плечами:
– Спарринг интереснее. Не хочешь попробовать с тем, кто может тебе ответить? Или ты действуешь лишь в тех случаях, когда все преимущества на твоей стороне?
Рената понимала, он провоцирует ее, его глаза задорно искрились вызовом. Неужели он флиртует с ней? Его непринужденная веселость настораживала ее. Рената провела большим пальцем по лезвию кинжала, пристально глядя на Николая и не зная, как поступить.
– Я предпочитаю работать одна.
– Хорошо, – кивнул Николай и отступил в сторону буквально на полшага. – Пожалуйста, делай, как тебе удобно.
Рената нахмурилась:
– Не хочешь уходить? А ты уверен, что я буду целиться не в тебя?
Он весело и самодовольно усмехнулся и сложил руки на груди:
– Целься куда хочешь. В меня ты никогда не попадешь.
Рената без предупреждения метнула кинжал.
С глухим звуком клинок вошел в дерево – именно туда, куда она его послала. Николая на месте уже не было. Он просто исчез из поля ее зрения.
«Черт».
Он был вампиром, молниеносным, как хищник, и в скорости реакции любой человек уступал ему. Она не могла сравниться с ним ни психической силой, ни прибегнув к силе оружия. Рената знала это до того, как метнула кинжал. Но она надеялась, по крайней мере, хотя бы оцарапать этого нахального сукина сына за то, что он провоцировал ее.
Ее собственные рефлексы были отточены до абсолютного автоматизма – она мгновенно протянула руку ко второму кинжалу. Но не успела она сжать его в пальцах, как почувствовала: поток теплого воздуха поднял волосы у нее на макушке.
Холодная сталь, острая как бритва, застыла у ее горла под подбородком. Спиной она наткнулась на стену крепких мышц.
– Я же обещал, в меня ты никогда не попадешь. И ты не попала.
Рената осторожно, чтобы не пораниться о лезвие, сглотнула и опустила руки. Затем руку с кинжалом завела за спину, так что клинок оказался на уровне живота Николая.
– Ты в этом уверен?
Рената, не желая растрачивать силы, нанесла ему слабый ментальный удар.
– Черт, – проворчал Николай и в ту же секунду ослабил захват.
Рената выскользнула и развернулась к нему лицом. Она ожидала выброса злобы с его стороны и даже немного испугалась, но он поднял голову и пожал плечами:
– Не беспокойся, дорогуша, я поиграю с тобой до того момента, когда ответная волна лишит тебя сил.
Рената смутилась, она смотрела на него, широко раскрыв глаза от удивления, – он знал о ее слабости. Николай тем временем продолжал:
– Лекс раскрыл мне твою тайну. Рассказал, что с тобой происходит, когда ты выпускаешь все свои психические снаряды. Серьезная штука. На твоем месте я бы не стал тратить психическую энергию только ради того, чтобы кому-то что-то доказать.
– К черту Лекса, – пробормотала Рената. – И ты пошел к черту. Мне не нужны твои советы. Мерзко, что вы у меня за спиной говорите обо мне гадости. Все, разговор окончен.
Кипя от злости, она метнула кинжал в Николая, зная, что он вновь легко ускользнет. Но Николай не сдвинулся с места, он просто поймал кинжал на лету и усмехнулся, глядя на нее. Эта самодовольная усмешка еще больше разозлила Ренату.
Она схватила оставшийся кинжал и метнула в него. Николай без усилий поймал и этот, и теперь практически все кинжалы были в его ловких руках.
Он наблюдал за ней, глядя в упор, не мигая, чисто по-мужски, подчеркивая доминанту самца. Но этот взгляд не смутил Ренату.
– Ну а дальше как мы, Рената, будем развлекаться?
Она сверкнула глазами и резко бросила:
– Сам себя развлекай, я ухожу!
Она развернулась и направилась к выходу, но не успела сделать и двух шагов, как у обоих висков что-то просвистело, так близко, что несколько прядок упали ей на лицо.
Она увидела, как в стену впереди нее вонзились два кинжала.
Вошли в дерево наполовину.
Рената в ярости обернулась:
– Засранец…
Он налетел, всей массой тела тесня ее назад. В его голубых глазах сверкали искры, но не просто мужского высокомерия и самодовольства, а чего-то более глубокого. Рената отступила, но только для того, чтобы можно было развернуться и нанести ему удар ногой.
Его рука стальным браслетом сковала ее лодыжку и крутанула.
Рената упала на спину. Он накрыл ее сверху, напрасно она молотила его кулаками и пинала ногами. Минута – и ее сопротивление было подавлено.
Рената тяжело дышала, обессилев.
– Ну и кто тут кому что доказывает, воин? Ты победил. Счастлив теперь?
Он смотрел на нее молча и как-то странно. Без вожделения и злорадства. Спокойно и проникновенно. Она ощущала, как бьется его сердце. Он сжал ее бедра коленями, рукой завел ее руки за голову, и они оказались в крепких, но невероятно теплых тисках. Его взгляд скользнул к ее рукам, и в зрачках запульсировали огненные искры, когда на ее правом запястье он увидел коричневое родимое пятнышко – капля падает в изогнутый полумесяц чаши. С завораживающей нежностью он большим пальцем погладил пятнышко, и огненная лава разлилась по ее венам.
– Ты все еще хочешь знать, что я видел в глазах Миры?
Рената пропустила вопрос мимо ушей, сейчас это ее интересовало меньше всего. Под тяжестью его тела она сделала попытку пожать плечами. Черт возьми, он не прилагал никаких усилий, чтобы держать ее прижатой к полу.
– Отпусти меня.
– Прояви любопытство, Рената. Спроси, что я видел в глазах Миры.
– Я повторяю, отпусти меня, – проворчала Рената, чувствуя, как ее охватывает паника. Она сделала глубокий вдох-выдох, чтобы успокоиться, понимая: сейчас только хладнокровие поможет ей. Нужно как можно быстрее взять ситуацию под контроль. Недопустимо, чтобы в эту минуту вошел Сергей Якут и увидел ее в таком положении – поверженной вампиром. – Я хочу встать.
– Чего ты боишься?
– Ничего, черт побери!
Рената совершила ошибку, посмотрев ему в глаза. Янтарное пламя прорывалось сквозь голубой лед. Его зрачки вытягивались в узкие щелки, а из-под верхней губы поблескивали острые кончики клыков.
Злость могла вызвать подобную трансформацию, но она явственно ощущала твердость его члена, преднамеренно оказавшегося у нее между ног.
Рената дернулась, пытаясь разорвать это жаркое, эротическое соединение их тел, но добилась только того, что он лишь сильнее прижал ее к полу. Сердце девушки заколотилось, расслабляющее тепло предательски потекло по ее телу.
«Господи, только этого не хватало».
– Пожалуйста, – простонала Рената, ненавидя себя за дрожь в голосе и ненавидя его.
Ей хотелось закрыть глаза, чтобы не видеть его жадно-голодных глаз и губ так близко… хотелось не чувствовать все то запретное, что он возбуждал в ней… всепоглощающую страсть. Но она продолжала смотреть ему в глаза, не в силах отвести взгляд. Ее тело тянулось к нему вопреки ее железной воле.
– Спроси, что Мира показала мне, – потребовал он низким чувственным шепотом, губами почти касаясь ее губ. – Спроси, Рената. А может быть, ты предпочитаешь сама это увидеть?
Поцелуй обжег.
Губы жарко обхватили губы, дыхания слились. Он провел языком по ее губам, поймал момент ее сладкого выдоха и проник внутрь. Его пальцы нежно ласкали щеку, затем у виска нырнули в гущу волос и дальше, к особо чувствительному затылку.
Он подтянул ее к себе, целуя с еще большей страстью, заставляя таять, лишая желания сопротивляться.
«Нет».
«Господи! Не-е-ет!»
«Нельзя. Невозможно допустить».
Рената резко повернула голову, прерывая поцелуй. Она дрожала, эмоции достигли опасного накала. Она рисковала, позволяя ему лишнее. Сильно рисковала.
Пресвятая дева, она должна немедленно погасить огонь, который он в ней разжег. Опасный огонь. Погасить немедленно.
Теплые пальцы коснулись ее подбородка, намереваясь развернуть ее лицом к опасности.
– Ты в порядке?
Не в состоянии говорить, Рената высвободила руки из ослабевшего захвата и оттолкнула его.
Он тут же поднялся, взял ее за руку и помог подняться. Она не нуждалась в его помощи, но была в таком смятении, что не смогла отказаться.
Она стояла, не глядя на него, пытаясь взять себя в руки. Неистово молясь ангелу-хранителю, который дал ей силы не подписать себе смертный приговор.
– Рената?
– Только посмей ко мне приблизиться еще раз, – наконец смогла произнести она. Слова прозвучали холодно, с отчаянием. – Клянусь, я убью тебя.
Глава седьмая
Алексей ждал уже более десяти минут у дверей личных комнат отца. Право на аудиенцию у него было точно такое же, как и у всех прочих слуг. Недостаток уважения и подчеркнутое пренебрежение больше не ранили Лекса так остро, как когда-то. Много лет назад он преодолел бесполезную и разрушительную горечь обиды ради более продуктивных эмоций.
Конечно, в глубине души Лекс страдал оттого, что его отец – единственное существо одной с ним крови – мало интересуется им, откровенно отвергает его, но эта боль как-то со временем притупилась. Таково было положение вещей. И он мужественно принял это как данность. Он был копией своего отца, что старому ублюдку даже в голову не приходило, он просто не хотел это признавать.
Но Лекс знал свои возможности. Знал свои силы. Он был уверен, что заслуживает большего, и с нетерпением ждал случая доказать это. В первую очередь самому себе и, конечно, сукину сыну, который породил его на свет.
Звякнула щеколда, и створка наконец открылась, заставив расхаживавшего под дверью Алексея остановиться.
– Ждать замучился, мать вашу… – проворчал себе под нос Алекс, когда телохранитель Сергея Якута отступил в сторону, пропуская его в комнату.
В комнате царил полумрак, ее освещал только огонь в камине. Электричество в доме было, но свет включался редко. Надобность в этом отсутствовала, так как все представители Рода отлично видели в темноте.
И обоняние у них было острое, поэтому Лекс без труда уловил запах крови и секса, смешанный с ароматом горящих поленьев. Запах был такой густой, что его не пропустил бы и человеческий нос.
– Прошу прощения, что помешал, – пробормотал Лекс, когда из смежной комнаты вышел отец.
Сергей Якут был обнажен, член еще сохранял эрекцию, красный, он непристойно подпрыгивал при каждом шаге Якута. Вид отца вызвал у Лекса отвращение, он хотел было отвести взгляд, но вовремя спохватился, в противном случае это обернулось бы против него. Поэтому он продолжил наблюдать за вошедшим в комнату отцом. Его глаза горели янтарным огнем, зрачки рассекали пламя узкими вертикальными росчерками. Острые клыки вытянулись на полную длину до пугающих размеров.
Тело Якута блестело от пота, яркими красками пульсировали дермаглифы, особые рисунки на теле каждого вампира; тело G1 они покрывали от шеи до щиколоток. Свежая кровь – без сомнения, человеческая, с оттенком аромата миньона – красными крапинками покрывала его грудь и бока.
Лекса не удивило ни занятие отца, от которого он его оторвал, ни приглушенные голоса, доносившиеся из смежной комнаты и принадлежавшие тройке его человеческих рабов. Создавать миньонов и управлять ими могли только самые могущественные представители Рода. Эта практика считалась недостойной и уже давно была под запретом в цивилизованном сообществе вампиров. Но только не в доме Сергея Якута, и это было не самым тяжким из его прегрешений. Он привык всегда и во всем устанавливать свои правила, следовать своим законам справедливости. Он ясно дал всем понять: здесь, в лесной глуши, он – царь и бог. Даже Лекс смог оценить такой тип свободы и власти. Черт возьми, он вкусил их сполна.
Якут с пренебрежением в упор глянул на сына из дальнего угла комнаты.
– Смотрю на тебя и вижу стоящего передо мной мертвеца.
Лекс нахмурился:
– Отец?
– Если бы не самообладание воина и не мое вмешательство, ты бы сейчас лежал на крыше склада рядом с Уриеном, а с восходом солнца превратился бы в пепел. – Чеканя каждое слово, Якут не скрывал презрения. Он взял кочергу и сгреб в кучу обгоревшие поленья. – Сегодня ночью я спас тебе жизнь, Алексей. Что еще сегодня ты от меня хочешь в подарок?
Лекса покоробило напоминание о позорном для него происшествии, но он знал: прояви он возмущение или злобу, это еще больше уронит его в глазах отца и сослужит ему дурную службу. И потому Якут-младший почтительно склонил голову, с трудом подавляя раздражение, чтобы оно не проявилось в интонации.
– Я твой верный слуга, отец. И я не жду от тебя никаких подарков. И не прошу ничего, кроме твоего доверия и благосклонности.
Якут усмехнулся:
– Говоришь как политик, а не как солдат. Мне в моем положении, Алексей, не нужны политики.
– Я солдат, – поспешил заверить его сын, поднимая голову и наблюдая, как отец продолжает кочергой ворошить поленья; одно развалилось, выбросив сноп искр. Искры, потрескивая, гасли, и только это потрескивание нарушало тяжелую тишину, повисшую в комнате. – Я солдат, – повторил Лекс. – И я хочу служить тебе, отец, клянусь.
Насмешливое хмыканье, но на этот раз взлохмаченная голова повернулась, и Якут через плечо посмотрел на Алексея:
– Клянешься, сынок. Я не верю словам. Но в последнее время слышу от тебя только слова и не вижу никаких дел.
– Как я могу что-либо предпринимать, если ты держишь меня в неведении? – Когда пылающие огнем глаза прищурились и застыли на нем, Лекс поспешил добавить: – На территории я случайно столкнулся с воином, он рассказал мне, что недавно было убито несколько G1. Он сказал, что Орден связывался с тобой, чтобы предупредить об опасности. Отец, ты должен был рассказать мне об этом. Как начальник твоей охраны, я заслуживаю того, чтобы получать информацию….
– Заслуживаешь? – прошипел Якут, едва разжав зубы. – Алексей, пожалуйста, скажи мне, с чего ты взял, что ты чего-то заслуживаешь?
Лекс молчал.
– Нечего сказать, сынок? – Губы Якута растянулись в глумливой усмешке. – Несколько лет назад одна глупая женщина так же, как и ты, пыталась убедить меня, что она чего-то заслуживает, пыталась пробудить во мне чувство долга. Возможно, даже милосердие. – Якут рассмеялся, отвернулся к камину и продолжил ворошить угли. – Не сомневаюсь, ты помнишь, чем это для нее закончилось.
– Я помню, – осторожно подтвердил Лекс, удивившись, что у него мгновенно пересохло в горле.
Словно саламандра, из огня в камине возникли картины прошлого.
Север России, студеная зима, он – маленький мальчик, ему едва исполнилось десять, и он единственный мужчина в их маленькой семье. Кроме матери, у него больше никого не было. Она единственная знала, какой он, и любила его, несмотря ни на что.
Он очень волновался в тот вечер, когда она собралась вести его знакомиться с отцом. Она сказала, что Лекс – ее тайна, которую она долго хранила, ее единственное маленькое сокровище. Зима в тот год выдалась суровой, а они были бедны. В стране царил беспорядок, и было опасно в одиночку воспитывать такого ребенка, как он. Они нуждались в защите, в надежном убежище. И его мать все свои надежды возлагала на его отца. Она верила, что он с готовностью раскроет свои объятия родному сыну.
Сергей Якут встретил их холодно, с трудом скрывал клокотавшую в нем ярость. И вместо защиты выдвинул им ужасный ультиматум.
Лекс помнил, как его мать молила Якута приютить их… категоричный отказ. Он помнил, как красивая гордая женщина упала на колени и умоляла позаботиться хотя бы о сыне.
Ее слова до сих пор звучали в ушах Алексея: «Он твой сын! Неужели он ничего не значит для тебя?! Неужели он не заслуживает большего?»
Ситуация мгновенно вышла из-под контроля.
Для Якута ничего не стоило выхватить меч и отсечь голову беззащитной матери Алексея.
И потом зверски сурово прозвучали его слова: в его доме есть только комната для солдат и у Лекса есть выбор – служить убийце матери или лечь рядом с ней в луже крови.
Рыдая, заикаясь, Алексей с трудом пробормотал: «Я буду служить тебе». И почувствовал, как часть его души превратилась в мертвую пустыню, когда он, замирая от ужаса, осмелился взглянуть на бездыханное, истекающее кровью тело матери и повторил: «Я буду служить тебе, отец».
Последовало холодное молчание.
Холоднее стылой могилы.
– Я твой слуга, – громко произнес Лекс, склоняя голову более от тяжести воспоминаний, нежели в знак уважения к тирану, которому волею судьбы случилось быть его отцом. – Я всегда был предан тебе, отец. Я служу только ради твоего блага.
И словно пламя огня лизнуло его под подбородком. Ошарашенный, он вскрикнул и отпрянул. Перед глазами, клубясь, поднималась струйка дыма, в нос ударил тошнотворно-сладковатый запах горелой плоти – его плоти.
Сергей Якут стоял перед ним, держа в руке кочергу. К ее раскаленно-красному кончику прилип пепельно-белый клочок кожи Лекса.
Якут усмехался, обнажая клыки:
– Ради того чтобы потешить меня, помни это. Так случилось, что в твоих жилах течет моя кровь, но это не значит, что я не захочу ее пролить.
– Я знаю, – пробормотал Лекс, морщась от боли.
Ненависть лавой кипела в нем – ненависть, вызванная унижением, которое он мог лишь молча проглотить, и бессилием, которое он испытывал перед этим вампиром, смотревшим на него злобным взглядом и готовым продолжить пытку, соверши он малейшую оплошность.
Наконец Якут отступил. Сгреб со спинки стула коричневую льняную рубаху и надел ее. Его глаза все еще горели похотью и жаждой крови. Он облизал зубы и выступавшие клыки.
– Ну, если ты так хочешь мне услужить, пойди и приведи сюда Ренату. Она мне сейчас нужна.
Лекс так стиснул зубы, что едва не раскрошил их. Не сказав ни слова и держась как можно прямее, он вышел из комнаты. От пережитого оскорбления в его глазах метались янтарные искры. Он заметил смущенный вид телохранителя, столбом стоявшего у двери, заметил, как тот отвел взгляд, уловив запах горелой плоти и почувствовав кипевшую в Лексе ярость.
Ожог скоро затянется, не оставив следа, – каждому представителю Рода был свойствен повышенный метаболизм; фактически процесс восстановления кожного покрова уже начался, пока Лекс шел к комнате Ренаты. Она только что вошла и, завидев Лекса, остановилась, затем развернулась, сделав вид, что не заметила его, и попыталась скрыться в своей комнате.
«Ни хрена», – усмехнулся про себя Лекс и рявкнул:
– Он зовет тебя! – Его нимало не заботило, слышат ли его телохранители. Все и так знали, что она шлюха Якута, и не было резона это скрывать. – Иди, он хочет, чтобы ты его обслужила.
Холодный взгляд зеленых глаз пронзил его.
– Я после тренировки. Мне нужно смыть грязь и пот.
– Рената, он сказал «немедленно». – Лекс знал, это подействует и заставит ее повиноваться беспрекословно. Хоть какое-то удовлетворение для его уязвленного самолюбия.
– Хорошо. – Рената пожала плечами и, как была босая, направилась к комнатам Якута, своим невозмутимым видом демонстрируя, насколько ей безразлично мнение окружающих и тем более – Лекса. И эта неуязвимость разжигала в нем ядовитое желание унизить ее еще больше. Он презрительно хмыкнул ей вслед:
– Ему плевать на твою грязь. Каждый знает: чем грязнее шлюха, тем она слаще.
Рената никак не отреагировала на пошлость. Не сбила его с ног ударом психической энергии. Если бы она это сделала – Лекс надеялся на это и был бы доволен, – она бы показала, что уязвлена. Но Рената лишь бросила в его сторону холодный взгляд – он не стоит того, чтобы тратить на него свои силы.
Женщина прошла мимо с таким достоинством, которое самому Лексу было незнакомо. Якут-младший и все телохранители, присутствовавшие при этой сцене, наблюдали, как она с величием королевы, обреченной на казнь, проследовала к комнатам хозяина.
Лекс с удовольствием представил тот день, когда он возьмет власть в этом доме и все будут под его жестким контролем, включая заносчивую Ренату. И конечно, он собьет спесь с этой суки, поскольку ее тело, ум и воля будут принадлежать только ему. Миньон будет беспрекословно выполнять каждую его прихоть… и тех вампиров, кто будет ему служить.
«Да, – мрачно подумал Лекс, – чертовски приятно быть царем».
Конечно, в глубине души Лекс страдал оттого, что его отец – единственное существо одной с ним крови – мало интересуется им, откровенно отвергает его, но эта боль как-то со временем притупилась. Таково было положение вещей. И он мужественно принял это как данность. Он был копией своего отца, что старому ублюдку даже в голову не приходило, он просто не хотел это признавать.
Но Лекс знал свои возможности. Знал свои силы. Он был уверен, что заслуживает большего, и с нетерпением ждал случая доказать это. В первую очередь самому себе и, конечно, сукину сыну, который породил его на свет.
Звякнула щеколда, и створка наконец открылась, заставив расхаживавшего под дверью Алексея остановиться.
– Ждать замучился, мать вашу… – проворчал себе под нос Алекс, когда телохранитель Сергея Якута отступил в сторону, пропуская его в комнату.
В комнате царил полумрак, ее освещал только огонь в камине. Электричество в доме было, но свет включался редко. Надобность в этом отсутствовала, так как все представители Рода отлично видели в темноте.
И обоняние у них было острое, поэтому Лекс без труда уловил запах крови и секса, смешанный с ароматом горящих поленьев. Запах был такой густой, что его не пропустил бы и человеческий нос.
– Прошу прощения, что помешал, – пробормотал Лекс, когда из смежной комнаты вышел отец.
Сергей Якут был обнажен, член еще сохранял эрекцию, красный, он непристойно подпрыгивал при каждом шаге Якута. Вид отца вызвал у Лекса отвращение, он хотел было отвести взгляд, но вовремя спохватился, в противном случае это обернулось бы против него. Поэтому он продолжил наблюдать за вошедшим в комнату отцом. Его глаза горели янтарным огнем, зрачки рассекали пламя узкими вертикальными росчерками. Острые клыки вытянулись на полную длину до пугающих размеров.
Тело Якута блестело от пота, яркими красками пульсировали дермаглифы, особые рисунки на теле каждого вампира; тело G1 они покрывали от шеи до щиколоток. Свежая кровь – без сомнения, человеческая, с оттенком аромата миньона – красными крапинками покрывала его грудь и бока.
Лекса не удивило ни занятие отца, от которого он его оторвал, ни приглушенные голоса, доносившиеся из смежной комнаты и принадлежавшие тройке его человеческих рабов. Создавать миньонов и управлять ими могли только самые могущественные представители Рода. Эта практика считалась недостойной и уже давно была под запретом в цивилизованном сообществе вампиров. Но только не в доме Сергея Якута, и это было не самым тяжким из его прегрешений. Он привык всегда и во всем устанавливать свои правила, следовать своим законам справедливости. Он ясно дал всем понять: здесь, в лесной глуши, он – царь и бог. Даже Лекс смог оценить такой тип свободы и власти. Черт возьми, он вкусил их сполна.
Якут с пренебрежением в упор глянул на сына из дальнего угла комнаты.
– Смотрю на тебя и вижу стоящего передо мной мертвеца.
Лекс нахмурился:
– Отец?
– Если бы не самообладание воина и не мое вмешательство, ты бы сейчас лежал на крыше склада рядом с Уриеном, а с восходом солнца превратился бы в пепел. – Чеканя каждое слово, Якут не скрывал презрения. Он взял кочергу и сгреб в кучу обгоревшие поленья. – Сегодня ночью я спас тебе жизнь, Алексей. Что еще сегодня ты от меня хочешь в подарок?
Лекса покоробило напоминание о позорном для него происшествии, но он знал: прояви он возмущение или злобу, это еще больше уронит его в глазах отца и сослужит ему дурную службу. И потому Якут-младший почтительно склонил голову, с трудом подавляя раздражение, чтобы оно не проявилось в интонации.
– Я твой верный слуга, отец. И я не жду от тебя никаких подарков. И не прошу ничего, кроме твоего доверия и благосклонности.
Якут усмехнулся:
– Говоришь как политик, а не как солдат. Мне в моем положении, Алексей, не нужны политики.
– Я солдат, – поспешил заверить его сын, поднимая голову и наблюдая, как отец продолжает кочергой ворошить поленья; одно развалилось, выбросив сноп искр. Искры, потрескивая, гасли, и только это потрескивание нарушало тяжелую тишину, повисшую в комнате. – Я солдат, – повторил Лекс. – И я хочу служить тебе, отец, клянусь.
Насмешливое хмыканье, но на этот раз взлохмаченная голова повернулась, и Якут через плечо посмотрел на Алексея:
– Клянешься, сынок. Я не верю словам. Но в последнее время слышу от тебя только слова и не вижу никаких дел.
– Как я могу что-либо предпринимать, если ты держишь меня в неведении? – Когда пылающие огнем глаза прищурились и застыли на нем, Лекс поспешил добавить: – На территории я случайно столкнулся с воином, он рассказал мне, что недавно было убито несколько G1. Он сказал, что Орден связывался с тобой, чтобы предупредить об опасности. Отец, ты должен был рассказать мне об этом. Как начальник твоей охраны, я заслуживаю того, чтобы получать информацию….
– Заслуживаешь? – прошипел Якут, едва разжав зубы. – Алексей, пожалуйста, скажи мне, с чего ты взял, что ты чего-то заслуживаешь?
Лекс молчал.
– Нечего сказать, сынок? – Губы Якута растянулись в глумливой усмешке. – Несколько лет назад одна глупая женщина так же, как и ты, пыталась убедить меня, что она чего-то заслуживает, пыталась пробудить во мне чувство долга. Возможно, даже милосердие. – Якут рассмеялся, отвернулся к камину и продолжил ворошить угли. – Не сомневаюсь, ты помнишь, чем это для нее закончилось.
– Я помню, – осторожно подтвердил Лекс, удивившись, что у него мгновенно пересохло в горле.
Словно саламандра, из огня в камине возникли картины прошлого.
Север России, студеная зима, он – маленький мальчик, ему едва исполнилось десять, и он единственный мужчина в их маленькой семье. Кроме матери, у него больше никого не было. Она единственная знала, какой он, и любила его, несмотря ни на что.
Он очень волновался в тот вечер, когда она собралась вести его знакомиться с отцом. Она сказала, что Лекс – ее тайна, которую она долго хранила, ее единственное маленькое сокровище. Зима в тот год выдалась суровой, а они были бедны. В стране царил беспорядок, и было опасно в одиночку воспитывать такого ребенка, как он. Они нуждались в защите, в надежном убежище. И его мать все свои надежды возлагала на его отца. Она верила, что он с готовностью раскроет свои объятия родному сыну.
Сергей Якут встретил их холодно, с трудом скрывал клокотавшую в нем ярость. И вместо защиты выдвинул им ужасный ультиматум.
Лекс помнил, как его мать молила Якута приютить их… категоричный отказ. Он помнил, как красивая гордая женщина упала на колени и умоляла позаботиться хотя бы о сыне.
Ее слова до сих пор звучали в ушах Алексея: «Он твой сын! Неужели он ничего не значит для тебя?! Неужели он не заслуживает большего?»
Ситуация мгновенно вышла из-под контроля.
Для Якута ничего не стоило выхватить меч и отсечь голову беззащитной матери Алексея.
И потом зверски сурово прозвучали его слова: в его доме есть только комната для солдат и у Лекса есть выбор – служить убийце матери или лечь рядом с ней в луже крови.
Рыдая, заикаясь, Алексей с трудом пробормотал: «Я буду служить тебе». И почувствовал, как часть его души превратилась в мертвую пустыню, когда он, замирая от ужаса, осмелился взглянуть на бездыханное, истекающее кровью тело матери и повторил: «Я буду служить тебе, отец».
Последовало холодное молчание.
Холоднее стылой могилы.
– Я твой слуга, – громко произнес Лекс, склоняя голову более от тяжести воспоминаний, нежели в знак уважения к тирану, которому волею судьбы случилось быть его отцом. – Я всегда был предан тебе, отец. Я служу только ради твоего блага.
И словно пламя огня лизнуло его под подбородком. Ошарашенный, он вскрикнул и отпрянул. Перед глазами, клубясь, поднималась струйка дыма, в нос ударил тошнотворно-сладковатый запах горелой плоти – его плоти.
Сергей Якут стоял перед ним, держа в руке кочергу. К ее раскаленно-красному кончику прилип пепельно-белый клочок кожи Лекса.
Якут усмехался, обнажая клыки:
– Ради того чтобы потешить меня, помни это. Так случилось, что в твоих жилах течет моя кровь, но это не значит, что я не захочу ее пролить.
– Я знаю, – пробормотал Лекс, морщась от боли.
Ненависть лавой кипела в нем – ненависть, вызванная унижением, которое он мог лишь молча проглотить, и бессилием, которое он испытывал перед этим вампиром, смотревшим на него злобным взглядом и готовым продолжить пытку, соверши он малейшую оплошность.
Наконец Якут отступил. Сгреб со спинки стула коричневую льняную рубаху и надел ее. Его глаза все еще горели похотью и жаждой крови. Он облизал зубы и выступавшие клыки.
– Ну, если ты так хочешь мне услужить, пойди и приведи сюда Ренату. Она мне сейчас нужна.
Лекс так стиснул зубы, что едва не раскрошил их. Не сказав ни слова и держась как можно прямее, он вышел из комнаты. От пережитого оскорбления в его глазах метались янтарные искры. Он заметил смущенный вид телохранителя, столбом стоявшего у двери, заметил, как тот отвел взгляд, уловив запах горелой плоти и почувствовав кипевшую в Лексе ярость.
Ожог скоро затянется, не оставив следа, – каждому представителю Рода был свойствен повышенный метаболизм; фактически процесс восстановления кожного покрова уже начался, пока Лекс шел к комнате Ренаты. Она только что вошла и, завидев Лекса, остановилась, затем развернулась, сделав вид, что не заметила его, и попыталась скрыться в своей комнате.
«Ни хрена», – усмехнулся про себя Лекс и рявкнул:
– Он зовет тебя! – Его нимало не заботило, слышат ли его телохранители. Все и так знали, что она шлюха Якута, и не было резона это скрывать. – Иди, он хочет, чтобы ты его обслужила.
Холодный взгляд зеленых глаз пронзил его.
– Я после тренировки. Мне нужно смыть грязь и пот.
– Рената, он сказал «немедленно». – Лекс знал, это подействует и заставит ее повиноваться беспрекословно. Хоть какое-то удовлетворение для его уязвленного самолюбия.
– Хорошо. – Рената пожала плечами и, как была босая, направилась к комнатам Якута, своим невозмутимым видом демонстрируя, насколько ей безразлично мнение окружающих и тем более – Лекса. И эта неуязвимость разжигала в нем ядовитое желание унизить ее еще больше. Он презрительно хмыкнул ей вслед:
– Ему плевать на твою грязь. Каждый знает: чем грязнее шлюха, тем она слаще.
Рената никак не отреагировала на пошлость. Не сбила его с ног ударом психической энергии. Если бы она это сделала – Лекс надеялся на это и был бы доволен, – она бы показала, что уязвлена. Но Рената лишь бросила в его сторону холодный взгляд – он не стоит того, чтобы тратить на него свои силы.
Женщина прошла мимо с таким достоинством, которое самому Лексу было незнакомо. Якут-младший и все телохранители, присутствовавшие при этой сцене, наблюдали, как она с величием королевы, обреченной на казнь, проследовала к комнатам хозяина.
Лекс с удовольствием представил тот день, когда он возьмет власть в этом доме и все будут под его жестким контролем, включая заносчивую Ренату. И конечно, он собьет спесь с этой суки, поскольку ее тело, ум и воля будут принадлежать только ему. Миньон будет беспрекословно выполнять каждую его прихоть… и тех вампиров, кто будет ему служить.
«Да, – мрачно подумал Лекс, – чертовски приятно быть царем».
Глава восьмая
Николай вытащил кинжал, который Рената всадила в столб, и был вынужден отдать должное ее поразительной меткости. Если бы он был не вампиром, а человеком, со всеми присущими человеческой природе несовершенствами, она бы непременно сразила его наповал.
Он рассмеялся, кладя кинжал на мягкую замшу, на которой уже лежали три других. Клинки были красивыми – отполированные, идеально сбалансированные, явно ручной работы. Нико перевел взгляд на узор, покрывавший рукояти из чистого серебра. То, что казалось сплетением виноградных лоз и цветов, при ближайшем рассмотрении складывалось в слова – на каждой рукояти по одному. Честность. Смелость. Достоинство. Самоотверженность.
«Кредо воина? – удивился Николай. – Или личные принципы Ренаты?»
Николай вернулся мыслями к их поцелую. «Их». Он усмехнулся: ну, это сказано с большой натяжкой, если учесть, как он на нее налетел. Он не собирался ее целовать. Но кого он хочет обмануть? Он не смог себя остановить. И какие сейчас могут быть извинения. Да и Рената не дала ему ни малейшего шанса извиниться.
Нико хорошо запомнил ужас в ее глазах и очевидное, хотя неожиданное для него, отвращение. А еще – совершенно конкретную угрозу, исходившую от нее, когда она покидала псарню.
Его уязвленное эго пыталось убедить, что, возможно, она испытывает отвращение ко всем мужчинам в целом. Возможно, она холодна как лед только для того, чтобы Лекс ее так воспринимал, – бесполый, фригидный солдат, у которого по чистой случайности прекрасное лицо и соблазнительное тело. Очень соблазнительное и возбуждающее воображение.
Нико не знал трудностей в общении с женщинами. И это с его стороны не бахвальство, а констатация факта, основанная на многолетнем опыте. Когда дело доходило до прекрасного пола, он предпочитал наслаждаться легкими победами – чем короче связь, тем лучше. Погоня и борьба стимулировали и развлекали, но в большей степени привлекал настоящий бой – кровавая схватка с врагами Ордена и отверженными. Именно в этих схватках он находил истинное упоение.
Так почему же сейчас он так рвется последовать за Ренатой в надежде растопить ее ледяной панцирь, ну хотя бы чуть-чуть? Потому что он идиот. Упертый идиот, которым овладело смертельно опасное желание. Пора возвращаться к своим баранам, и наплевать на эротические волнения тела и на то, что он видел в глазах Миры. У него есть цель, миссия, которую Орден обязал его выполнить, и только поэтому он здесь.
Нико аккуратно завернул кинжалы и оставил замшевый сверток на скирде соломы: она вернется сюда, чтобы забрать оружие и впопыхах оставленные ботинки.
Нико вышел из псарни и продолжил осмотр территории. Высоко в небе за угольно-черной рваной кисеей облаков маячил тонкий серп луны. Теплый ночной ветерок шуршал пушистыми лапами елей, шелестел в кронах высоких дубов. Лесной воздух полнился ароматами терпкой еловой смолы, прелого мха и резкой свежестью протекавшего где-то неподалеку ручья.
Обычный лес. Ничего настораживающего.
И вдруг…
Николай вскинул голову и обратил лицо к западу. Едва уловимый аромат тронул его чувствительные сенсоры. Его здесь никак не может и не должно быть.
Запах смерти.
Старый, почти полностью выветрившийся.
Нико пошел в том направлении, куда вел его нюх. В лесную чащу. Пройдя ярдов сто, он замедлил шаг, ноздри обжигал запах разложения и тлена. Перед ним черной пропастью зиял овраг, глубокий, с крутым склоном.
Николай почувствовал тошноту прежде, чем опустил глаза вниз и увидел остатки кровавой бойни.
– Пресвятая богородица! – задохнувшись, пробормотал Николай.
Овраг был могилой – десятки человеческих тел небрежно, как мусор, сброшены одно на другое, много, сразу не пересчитать. Взрослые, дети. Убийцы не знали жалости, не щадили никого. И шла эта бойня в течение многих лет.
В тусклом лунном свете белели человеческие скелеты, руками, ногами сплетенные в зловещее кружево смерти, зияли пустые глазницы, застыли в беззвучном крике пустые отверстия ртов.
Николай отвел взгляд, отступил от края оврага и тихо выругался.
– Что за дьявол здесь бесновался?
Ответ был ему известен.
И сомнений не возникало.
Кровавый клуб.
Ярость и отвращение захлестнули волной. Вспыхнуло желание уничтожить всех тех вампиров, кто был вовлечен в это беззаконное массовое убийство. Конечно, у него не было права вершить правосудие, но в нем закипел инстинкт воина Ордена. У воинов Ордена было мало друзей и сторонников среди официальных органов управления Рода, и особенно среди сотрудников Агентства безопасности. Агентство не только выполняло функции полиции, но и формировало определенные политические тенденции в сообществе вампиров. Воинов Ордена они считали аутсайдерами цивилизованного общества, до мозга костей пропитанными духом войны. Дикими псами, которые только и ждут, чтобы на них надели строгий ошейник.
Он рассмеялся, кладя кинжал на мягкую замшу, на которой уже лежали три других. Клинки были красивыми – отполированные, идеально сбалансированные, явно ручной работы. Нико перевел взгляд на узор, покрывавший рукояти из чистого серебра. То, что казалось сплетением виноградных лоз и цветов, при ближайшем рассмотрении складывалось в слова – на каждой рукояти по одному. Честность. Смелость. Достоинство. Самоотверженность.
«Кредо воина? – удивился Николай. – Или личные принципы Ренаты?»
Николай вернулся мыслями к их поцелую. «Их». Он усмехнулся: ну, это сказано с большой натяжкой, если учесть, как он на нее налетел. Он не собирался ее целовать. Но кого он хочет обмануть? Он не смог себя остановить. И какие сейчас могут быть извинения. Да и Рената не дала ему ни малейшего шанса извиниться.
Нико хорошо запомнил ужас в ее глазах и очевидное, хотя неожиданное для него, отвращение. А еще – совершенно конкретную угрозу, исходившую от нее, когда она покидала псарню.
Его уязвленное эго пыталось убедить, что, возможно, она испытывает отвращение ко всем мужчинам в целом. Возможно, она холодна как лед только для того, чтобы Лекс ее так воспринимал, – бесполый, фригидный солдат, у которого по чистой случайности прекрасное лицо и соблазнительное тело. Очень соблазнительное и возбуждающее воображение.
Нико не знал трудностей в общении с женщинами. И это с его стороны не бахвальство, а констатация факта, основанная на многолетнем опыте. Когда дело доходило до прекрасного пола, он предпочитал наслаждаться легкими победами – чем короче связь, тем лучше. Погоня и борьба стимулировали и развлекали, но в большей степени привлекал настоящий бой – кровавая схватка с врагами Ордена и отверженными. Именно в этих схватках он находил истинное упоение.
Так почему же сейчас он так рвется последовать за Ренатой в надежде растопить ее ледяной панцирь, ну хотя бы чуть-чуть? Потому что он идиот. Упертый идиот, которым овладело смертельно опасное желание. Пора возвращаться к своим баранам, и наплевать на эротические волнения тела и на то, что он видел в глазах Миры. У него есть цель, миссия, которую Орден обязал его выполнить, и только поэтому он здесь.
Нико аккуратно завернул кинжалы и оставил замшевый сверток на скирде соломы: она вернется сюда, чтобы забрать оружие и впопыхах оставленные ботинки.
Нико вышел из псарни и продолжил осмотр территории. Высоко в небе за угольно-черной рваной кисеей облаков маячил тонкий серп луны. Теплый ночной ветерок шуршал пушистыми лапами елей, шелестел в кронах высоких дубов. Лесной воздух полнился ароматами терпкой еловой смолы, прелого мха и резкой свежестью протекавшего где-то неподалеку ручья.
Обычный лес. Ничего настораживающего.
И вдруг…
Николай вскинул голову и обратил лицо к западу. Едва уловимый аромат тронул его чувствительные сенсоры. Его здесь никак не может и не должно быть.
Запах смерти.
Старый, почти полностью выветрившийся.
Нико пошел в том направлении, куда вел его нюх. В лесную чащу. Пройдя ярдов сто, он замедлил шаг, ноздри обжигал запах разложения и тлена. Перед ним черной пропастью зиял овраг, глубокий, с крутым склоном.
Николай почувствовал тошноту прежде, чем опустил глаза вниз и увидел остатки кровавой бойни.
– Пресвятая богородица! – задохнувшись, пробормотал Николай.
Овраг был могилой – десятки человеческих тел небрежно, как мусор, сброшены одно на другое, много, сразу не пересчитать. Взрослые, дети. Убийцы не знали жалости, не щадили никого. И шла эта бойня в течение многих лет.
В тусклом лунном свете белели человеческие скелеты, руками, ногами сплетенные в зловещее кружево смерти, зияли пустые глазницы, застыли в беззвучном крике пустые отверстия ртов.
Николай отвел взгляд, отступил от края оврага и тихо выругался.
– Что за дьявол здесь бесновался?
Ответ был ему известен.
И сомнений не возникало.
Кровавый клуб.
Ярость и отвращение захлестнули волной. Вспыхнуло желание уничтожить всех тех вампиров, кто был вовлечен в это беззаконное массовое убийство. Конечно, у него не было права вершить правосудие, но в нем закипел инстинкт воина Ордена. У воинов Ордена было мало друзей и сторонников среди официальных органов управления Рода, и особенно среди сотрудников Агентства безопасности. Агентство не только выполняло функции полиции, но и формировало определенные политические тенденции в сообществе вампиров. Воинов Ордена они считали аутсайдерами цивилизованного общества, до мозга костей пропитанными духом войны. Дикими псами, которые только и ждут, чтобы на них надели строгий ошейник.