В этом году мощность механических двигателей, потребляющих твердое и жидкое топливо, равняется 700 миллионам лошадиных сил. Иначе говоря, в Стране советов работает на угле и нефти почти в два раза большее число двигателей, работавших в 1930 году во всем мире.
В ближайшее десятилетие количество механических двигателей, по предварительным подсчетам, должно увеличиться ровно в два раза. Если к нашим запасам топлива придвинется новый рот, обладающий такими же крепкими челюстями, то опустошение угольных бассейнов ускорится ровно в два раза.
Только на тридцать лет хватит наших топливных запасов и то последнее десятилетие будет питать свои двигатели остатками когда-то мощного Норильского угольного бассейна.
Только тридцать лет, товарищи, отделяют нас от катастрофы. И мы, присутствующие здесь, в большинстве своем будем свидетелями разорения и промышленного паралича страны.
Жизнь замрет. От социализма мы в несколько месяцев перейдем к временам каннибализма…
Сегодняшняя сессия - историческая. Сегодняшний день должен создать мощное движение коллектива против надвигающейся опасности. Эта сессия должна положить конец дальнейшему росту силовых установок, работающих на твердом и жидком топливе. Эта сессия должна положить начало внедрению в промышленность и транспорт новых двигателей, пользующихся солнцем, водой, ветром.
Страна, весь коллектив обязаны направить все силы к отысканию новых источников энергии. Работы в этой области следует окружить особым вниманием, особой атмосферой. Все излишки ценностей надлежит перебросить на лабораторные изыскания. Каждая новая идея в вопросах энергетики должна обрастать армией исследователей-лаборантов.
Чего мы можем ожидать и на что мы можем надеяться в этой области? Обратили свои взоры, прежде всего, на могучий источник энергии, на Солнце.
По подсчетам старого ученого Сванте Аррениуса излучение солнца на земную поверхность составляет 530·10 18больших калорий, что эквивалентно 76.000 миллиардов тонн условного 7.000-калорийного топлива. Если бы мы могли использовать эту солнечную энергию, она обеспечила бы непрерывную работу (в течение круглого года) паровым двигателям суммарной мощности 10.000 миллиардов лошадиных сил. Иначе говоря, это было бы в 15.000 раз больше того количества лошадиных сил, которые выполняют сейчас почти 7/ 8работы нашей Республики, пожирая в виде благодарности твердое и жидкое топливо. Если бы нам удалось запрячь в работу хотя бы тысячную долю излучаемой энергии, - мы могли бы надолго прекратить обсуждение вопросов энергетики. Да и нашим правнукам, пожалуй, не пришлось бы ломать головы по этому поводу. Но вся беда заключается в том, что серьезно заняться превращением солнечной энергии в механическую мы можем только в Туркестане.
Печально?
Конечно, товарищи. Но ничего не поделаешь. Приходится считаться с данными. Но более всего печально, наше недостаточное строительство солнечных двигателей в Туркестане. По статистическим данным количество таких двигателей в этой части Республики достигает лишь 1.500 штук, при чем из них 1.300 заняты в сельском хозяйстве. Эти в большинстве своем 100-сильные двигатели приводят в движение паровые машины, которые за 10 часов работы орошают около 400 т. га хлопковых плантаций. И только 200 солнечно-эфирных двигателей, т. е. таких двигателей, в которых вода заменена эфиром, закипающим при более низкой температуре, только, повторяю, 1200 двигателей обслуживают промышленность. А между тем, по моим подсчетам, солнечная энергия, излучаемая на поверхность Туркестана, могла бы (будучи превращена в механическую энергию) приводить в движение всю промышленность СССР. И вот этот самый Туркестан без всякого стыда и совести питается углем и нефтью. Сессия должна сказать:
– За эти три года Туркестан обязан перевести всю свою промышленность на питание от солнечно-эфирных двигателей. (Бурные аплодисменты).
Докладчик подошел к другому микрофону и громко сказал:
– Алло! Алло! Говорит сессия. Туркестану вменяется в обязанность начать перевод промышленности на питание от солнечно-эфирных двигателей.
Возражения по этому вопросу присылать не позже, как через час. В пятнадцать часов, если не последует нового распоряжения сессии, приступить к организации подготовительных работ.
Заняв прежнее место, Василий Иванов продолжал:
– Что касается использования водных сил СССР, так здесь вопрос можно считать исчерпанным. Все, что можно было сделать в этой области, сделано. Какие бы то ни было дальнейшие работы я считаю бесполезными. Другое дело - сила воздушных течений. Сейчас по всему СССР насчитывается не более 5 тысяч ветросиловых двигателей. Много это или мало? До обидного мало, товарищи. Когда бы мы поставили ветер на службу промышленности, он смог бы дать энергию, получаемую от сгорания 69 миллиардов тонн угля. Но здесь предстоит огромная работа. Существующая система ветросиловых установок не может удовлетворить нас. Мощность цилиндрических двигателей типа Флеттнера в лучшем случае достигает 500 лошадиных сил, но в большинстве своем они не развивают даже и этой мощности. Помимо того, обращает на себя внимание и область применения ветросиловых установок. Мы не должны ограничиваться работой этих установок в одном только сельском хозяйстве. От обслуживания в сельскохозяйственной индустрии нам следует перейти также к обслуживанию основной индустрии. Ветер - на службу индустрии. Вот что должно стать лозунгом ближайших дней. Не меньшее значение следует уделить температуростанциям. (Бурные аплодисменты).
Иванов поклонился:
– Я рад, что работа в этой области встречает ваше одобрение, но, право, сам я только ввел некоторые частичные усовершенствования и имел счастье руководить постройкой пяти температуростанций 25. Что же касается самой идеи, она стара, как мир. Так вот. Я говорю, что не меньшее значение следует уделить температуростанциям.
25Идея использования нового вида энергии заключается в том, что охлажденная до 0 град. вода из-под ледяного покрова морей, озер и рек выпускается по трубам в кипятильник, в котором находится жидкий бутан (температура кипения которого минус 17 градусов). Вода при 0 или 1 градусе является сильно разогретым телом по отношению к изобутану. При соприкосновении с ним вода замерзает, отдавая свою скрытую теплоту плавления. Эта теплота составляет на 1 куб. метр воды такое же количество тепла, какое дает при сгорании 10 кило угля. Пары бутана попадают в турбину и после этого конденсируются в конденсаторе, охлаждаемом или смесью льда и соли прямо из океана, или искусственной смесью льда рек, озер и соли. При установке станции на 10 тыс. лошадиных сил. каждая сила стоит около 85 руб., в то время, как гидроэлектрическая установка обходится в 300 руб. на силу. 20 тонн бутана (весьма дешевый продукт нефти) могут обеспечить работу температуростанций при мощности в 30.000 лошадиных сил, при чем снабжение станция бутаном производится только один раз, так как процесс его перегонки идет непрерывно: отработанные пары бутана охлаждаются в жидкость, опять поступают в котел и т. д.
60 процентов Арктики является достоянием СССР, 60 процентов арктической энергии находится в нашем энергетическом хозяйстве. Но, к сожалению, использование этой энергии начато только недавно и применяется, главным образом, в добывающей промышленности. Тут нам необходимо добиться полного и безоговорочного перевода всего Полярного края с его промышленностью и хозяйством на исключительное питание от температуростанций.
Докладчик перевел дыхание, окинул зал спокойным взором.
– Здесь я хочу сделать небольшое отступление… Я должен напомнить вам, товарищи, что у нас в Республике вот уже несколько лет как начаты изыскательные работы в области передачи энергии по радио. В лабораториях Союза бьются над этой проблемой тысячи ученых. Но их работы мы еще не окружили должным вниманием и той любовной атмосферой, которая способствовала бы плодотворной деятельности этих ученых.
Мы заботимся о поддержке товарищей, занимающихся литературой, живописью, музыкой, скульптурой и халатно относимся к проблемным, научным работам. Я, конечно, не враг искусства. Но, товарищи, сейчас необходимо позаботиться о том, что дает жизнь этому искусству, без чего искусство существовать не может.
Арпеджио? Сонаты? Колорит? Линия? Все это прекрасно. Все хорошо. Но… нельзя заниматься этим до бесчувствия.
Если ты композитор, - тебя чуть ли на руках не носят, а человеку, занимающемуся научной работой, предоставляют все, что ему нужно, кроме духовной поддержки. И для того, чтобы такой человек заслужил внимание коллектива, ему нужно обязательно, довести свою работу до блестящих результатов, до конечных целей. Тогда его подхватывают на руки, осыпают похвалами, разрывают на части…
Так не годится делать. Такая нечуткость может кое у кого отбить охоту к работе… С какой стати я буду гнуть спину в лаборатории, если моя работа не привлекает к себе внимания коллектива? Значит, я работаю впустую? Значит, я какой-то маньяк? Значит, мне следует лечиться?
Головотяпство, товарищи! Безобразие! (Бурные аплодисменты).
Совет ста конечно не может заставить людей делать то, что им не нравится. Он обращается к здравому смыслу коллектива. Он призывает вас уделить внимание, равное тому, какое вы уделяете искусству, нашим ученым и особенно тем из них, кто сейчас работает в области энергетики. (Бурные аплодисменты).
– Лицом к лаборатории! - вот лозунг дня.
Докладчик кашлянул.
– Я сказал, что тысячи ученых заняты сейчас разрешением проблемы передачи энергии на расстояние. Если мы добьемся удачи, мы покроем густой сетью температуростанций Арктику и солнечно-эфирными двигателями Туркестан. Эта энергия могла бы обеспечить работу промышленности и транспорта, превосходящих нашу промышленность и транспорт в сотни раз 26.
26Передача энергии по радио фактически существует и сейчас, но передается она в крайне ничтожных количествах, достаточных только для беспроволочного телеграфирования и телефонирования. Происходит это вследствие того, что радиопередатчик передает свою энергию по всем радиусам шара, так что в один какой-нибудь пункт попадает ничтожное количество энергии.
Не меньшее значение имеют также работы по извлечению электрической энергии из света. Эта идея основана на том, что солнечный свет производит так называемые фотохимические процессы, из которых некоторые обратимы, т. е. могут идти в темноте в обратном порядке. Такими свойствами обладают, например, хлористое железо и сулема. Если после действия на них света их поместить в темноту, то получившиеся из них при действии солнца каломель и хлорное железо снова превращаются в хлористое железо и сулему и затраченная на превращения при свете солнечная энергия освобождается в виде электрического тока.
Заслуживают внимания работы по извлечению энергии из воздуха. Интересны опыты использования ультрарентгеновских лучей, несущихся из мирового пространства. Значительна практическая попытка Павла Стельмаха получить для движения энергию из солнечных аккумуляторов.
Докладчик упомянул о начатых на севере работах по сооружению электростанций, получающих энергию от движения громадных масс воды в виде приливов и отливов, развернул перед сессией план реконструкции энергетического хозяйства и затем закончил свою двухчасовую речь словами:
– Мы должны форсировать реорганизацию силовых установок. Мы должны свертывать производство машин, обслуживающихся твердым и жидким топливом, и одновременно с этим нам следует подготовить промышленную базу для снабжения Арктики и Туркестана новыми видами силовых установок. Работам лабораторного характера следует придать более широкий размах. Ученых, работающих над проблемами энергетического хозяйства, поставить в самые благоприятные условия.
Совет ста призывает страну встать лицом к энергетике, к ученым и лаборантам.
А теперь разрешите, товарищи, объявить перерыв.
* * *
* * *
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
* * *
* * *
Следующее движение головы открывало в правой стороне решение:
– Я хочу работать с тобой!
Но деловые слова кричали Павлу другое:
– Ты видишь все. И я знаю: ты любишь меня. Скажи что-нибудь…
– Кира! - с пересохшим горлом сказал Павел.
Она схватила его за руку.
– Помнишь письмо?… Прочти его!
Она достала из кармана памятный конверт. Перед глазами Павла мелькнул белый листок и неровная единственная строка.
Мир зазвенел, качнулся, буквы запрыгали, сплетаясь в слова, которые было странно видеть.
«Податель - твой будущий муж, Павел Стельмах.
Молибден».
– Кира?
– Не надо, Павел…
* * *
В ближайшее десятилетие количество механических двигателей, по предварительным подсчетам, должно увеличиться ровно в два раза. Если к нашим запасам топлива придвинется новый рот, обладающий такими же крепкими челюстями, то опустошение угольных бассейнов ускорится ровно в два раза.
Только на тридцать лет хватит наших топливных запасов и то последнее десятилетие будет питать свои двигатели остатками когда-то мощного Норильского угольного бассейна.
Только тридцать лет, товарищи, отделяют нас от катастрофы. И мы, присутствующие здесь, в большинстве своем будем свидетелями разорения и промышленного паралича страны.
Жизнь замрет. От социализма мы в несколько месяцев перейдем к временам каннибализма…
Сегодняшняя сессия - историческая. Сегодняшний день должен создать мощное движение коллектива против надвигающейся опасности. Эта сессия должна положить конец дальнейшему росту силовых установок, работающих на твердом и жидком топливе. Эта сессия должна положить начало внедрению в промышленность и транспорт новых двигателей, пользующихся солнцем, водой, ветром.
Страна, весь коллектив обязаны направить все силы к отысканию новых источников энергии. Работы в этой области следует окружить особым вниманием, особой атмосферой. Все излишки ценностей надлежит перебросить на лабораторные изыскания. Каждая новая идея в вопросах энергетики должна обрастать армией исследователей-лаборантов.
Чего мы можем ожидать и на что мы можем надеяться в этой области? Обратили свои взоры, прежде всего, на могучий источник энергии, на Солнце.
По подсчетам старого ученого Сванте Аррениуса излучение солнца на земную поверхность составляет 530·10 18больших калорий, что эквивалентно 76.000 миллиардов тонн условного 7.000-калорийного топлива. Если бы мы могли использовать эту солнечную энергию, она обеспечила бы непрерывную работу (в течение круглого года) паровым двигателям суммарной мощности 10.000 миллиардов лошадиных сил. Иначе говоря, это было бы в 15.000 раз больше того количества лошадиных сил, которые выполняют сейчас почти 7/ 8работы нашей Республики, пожирая в виде благодарности твердое и жидкое топливо. Если бы нам удалось запрячь в работу хотя бы тысячную долю излучаемой энергии, - мы могли бы надолго прекратить обсуждение вопросов энергетики. Да и нашим правнукам, пожалуй, не пришлось бы ломать головы по этому поводу. Но вся беда заключается в том, что серьезно заняться превращением солнечной энергии в механическую мы можем только в Туркестане.
Печально?
Конечно, товарищи. Но ничего не поделаешь. Приходится считаться с данными. Но более всего печально, наше недостаточное строительство солнечных двигателей в Туркестане. По статистическим данным количество таких двигателей в этой части Республики достигает лишь 1.500 штук, при чем из них 1.300 заняты в сельском хозяйстве. Эти в большинстве своем 100-сильные двигатели приводят в движение паровые машины, которые за 10 часов работы орошают около 400 т. га хлопковых плантаций. И только 200 солнечно-эфирных двигателей, т. е. таких двигателей, в которых вода заменена эфиром, закипающим при более низкой температуре, только, повторяю, 1200 двигателей обслуживают промышленность. А между тем, по моим подсчетам, солнечная энергия, излучаемая на поверхность Туркестана, могла бы (будучи превращена в механическую энергию) приводить в движение всю промышленность СССР. И вот этот самый Туркестан без всякого стыда и совести питается углем и нефтью. Сессия должна сказать:
– За эти три года Туркестан обязан перевести всю свою промышленность на питание от солнечно-эфирных двигателей. (Бурные аплодисменты).
Докладчик подошел к другому микрофону и громко сказал:
– Алло! Алло! Говорит сессия. Туркестану вменяется в обязанность начать перевод промышленности на питание от солнечно-эфирных двигателей.
Возражения по этому вопросу присылать не позже, как через час. В пятнадцать часов, если не последует нового распоряжения сессии, приступить к организации подготовительных работ.
Заняв прежнее место, Василий Иванов продолжал:
– Что касается использования водных сил СССР, так здесь вопрос можно считать исчерпанным. Все, что можно было сделать в этой области, сделано. Какие бы то ни было дальнейшие работы я считаю бесполезными. Другое дело - сила воздушных течений. Сейчас по всему СССР насчитывается не более 5 тысяч ветросиловых двигателей. Много это или мало? До обидного мало, товарищи. Когда бы мы поставили ветер на службу промышленности, он смог бы дать энергию, получаемую от сгорания 69 миллиардов тонн угля. Но здесь предстоит огромная работа. Существующая система ветросиловых установок не может удовлетворить нас. Мощность цилиндрических двигателей типа Флеттнера в лучшем случае достигает 500 лошадиных сил, но в большинстве своем они не развивают даже и этой мощности. Помимо того, обращает на себя внимание и область применения ветросиловых установок. Мы не должны ограничиваться работой этих установок в одном только сельском хозяйстве. От обслуживания в сельскохозяйственной индустрии нам следует перейти также к обслуживанию основной индустрии. Ветер - на службу индустрии. Вот что должно стать лозунгом ближайших дней. Не меньшее значение следует уделить температуростанциям. (Бурные аплодисменты).
Иванов поклонился:
– Я рад, что работа в этой области встречает ваше одобрение, но, право, сам я только ввел некоторые частичные усовершенствования и имел счастье руководить постройкой пяти температуростанций 25. Что же касается самой идеи, она стара, как мир. Так вот. Я говорю, что не меньшее значение следует уделить температуростанциям.
25Идея использования нового вида энергии заключается в том, что охлажденная до 0 град. вода из-под ледяного покрова морей, озер и рек выпускается по трубам в кипятильник, в котором находится жидкий бутан (температура кипения которого минус 17 градусов). Вода при 0 или 1 градусе является сильно разогретым телом по отношению к изобутану. При соприкосновении с ним вода замерзает, отдавая свою скрытую теплоту плавления. Эта теплота составляет на 1 куб. метр воды такое же количество тепла, какое дает при сгорании 10 кило угля. Пары бутана попадают в турбину и после этого конденсируются в конденсаторе, охлаждаемом или смесью льда и соли прямо из океана, или искусственной смесью льда рек, озер и соли. При установке станции на 10 тыс. лошадиных сил. каждая сила стоит около 85 руб., в то время, как гидроэлектрическая установка обходится в 300 руб. на силу. 20 тонн бутана (весьма дешевый продукт нефти) могут обеспечить работу температуростанций при мощности в 30.000 лошадиных сил, при чем снабжение станция бутаном производится только один раз, так как процесс его перегонки идет непрерывно: отработанные пары бутана охлаждаются в жидкость, опять поступают в котел и т. д.
60 процентов Арктики является достоянием СССР, 60 процентов арктической энергии находится в нашем энергетическом хозяйстве. Но, к сожалению, использование этой энергии начато только недавно и применяется, главным образом, в добывающей промышленности. Тут нам необходимо добиться полного и безоговорочного перевода всего Полярного края с его промышленностью и хозяйством на исключительное питание от температуростанций.
Докладчик перевел дыхание, окинул зал спокойным взором.
– Здесь я хочу сделать небольшое отступление… Я должен напомнить вам, товарищи, что у нас в Республике вот уже несколько лет как начаты изыскательные работы в области передачи энергии по радио. В лабораториях Союза бьются над этой проблемой тысячи ученых. Но их работы мы еще не окружили должным вниманием и той любовной атмосферой, которая способствовала бы плодотворной деятельности этих ученых.
Мы заботимся о поддержке товарищей, занимающихся литературой, живописью, музыкой, скульптурой и халатно относимся к проблемным, научным работам. Я, конечно, не враг искусства. Но, товарищи, сейчас необходимо позаботиться о том, что дает жизнь этому искусству, без чего искусство существовать не может.
Арпеджио? Сонаты? Колорит? Линия? Все это прекрасно. Все хорошо. Но… нельзя заниматься этим до бесчувствия.
Если ты композитор, - тебя чуть ли на руках не носят, а человеку, занимающемуся научной работой, предоставляют все, что ему нужно, кроме духовной поддержки. И для того, чтобы такой человек заслужил внимание коллектива, ему нужно обязательно, довести свою работу до блестящих результатов, до конечных целей. Тогда его подхватывают на руки, осыпают похвалами, разрывают на части…
Так не годится делать. Такая нечуткость может кое у кого отбить охоту к работе… С какой стати я буду гнуть спину в лаборатории, если моя работа не привлекает к себе внимания коллектива? Значит, я работаю впустую? Значит, я какой-то маньяк? Значит, мне следует лечиться?
Головотяпство, товарищи! Безобразие! (Бурные аплодисменты).
Совет ста конечно не может заставить людей делать то, что им не нравится. Он обращается к здравому смыслу коллектива. Он призывает вас уделить внимание, равное тому, какое вы уделяете искусству, нашим ученым и особенно тем из них, кто сейчас работает в области энергетики. (Бурные аплодисменты).
– Лицом к лаборатории! - вот лозунг дня.
Докладчик кашлянул.
– Я сказал, что тысячи ученых заняты сейчас разрешением проблемы передачи энергии на расстояние. Если мы добьемся удачи, мы покроем густой сетью температуростанций Арктику и солнечно-эфирными двигателями Туркестан. Эта энергия могла бы обеспечить работу промышленности и транспорта, превосходящих нашу промышленность и транспорт в сотни раз 26.
26Передача энергии по радио фактически существует и сейчас, но передается она в крайне ничтожных количествах, достаточных только для беспроволочного телеграфирования и телефонирования. Происходит это вследствие того, что радиопередатчик передает свою энергию по всем радиусам шара, так что в один какой-нибудь пункт попадает ничтожное количество энергии.
Не меньшее значение имеют также работы по извлечению электрической энергии из света. Эта идея основана на том, что солнечный свет производит так называемые фотохимические процессы, из которых некоторые обратимы, т. е. могут идти в темноте в обратном порядке. Такими свойствами обладают, например, хлористое железо и сулема. Если после действия на них света их поместить в темноту, то получившиеся из них при действии солнца каломель и хлорное железо снова превращаются в хлористое железо и сулему и затраченная на превращения при свете солнечная энергия освобождается в виде электрического тока.
Заслуживают внимания работы по извлечению энергии из воздуха. Интересны опыты использования ультрарентгеновских лучей, несущихся из мирового пространства. Значительна практическая попытка Павла Стельмаха получить для движения энергию из солнечных аккумуляторов.
Докладчик упомянул о начатых на севере работах по сооружению электростанций, получающих энергию от движения громадных масс воды в виде приливов и отливов, развернул перед сессией план реконструкции энергетического хозяйства и затем закончил свою двухчасовую речь словами:
– Мы должны форсировать реорганизацию силовых установок. Мы должны свертывать производство машин, обслуживающихся твердым и жидким топливом, и одновременно с этим нам следует подготовить промышленную базу для снабжения Арктики и Туркестана новыми видами силовых установок. Работам лабораторного характера следует придать более широкий размах. Ученых, работающих над проблемами энергетического хозяйства, поставить в самые благоприятные условия.
Совет ста призывает страну встать лицом к энергетике, к ученым и лаборантам.
А теперь разрешите, товарищи, объявить перерыв.
* * *
Прошло пять минут.
Страна советов была погружена в молчание.
Люди на радиобашнях бесстрастно направляли по радио в далекие порты караваны судов с грузами.
Молниеносно мчались из одного конца Страны советов в другой воздушные поезда.
Сверлили воздух сотня тысяч дирижаблей и самолетов. На горных вершинах бесшумно двигались тысячи телевоксов - регистраторов метеорологических станций.
В промышленных кольцах размеренным ритмом дышали турбины, генераторы, дремали динамометры, термоэлектрические пирометры, поляризационные аппараты, маномикрометры, газоанализаторы, реостаты, сдержанно шумели миллионы машин, сновали приводные ремни, судорожно дергаясь, тянулись ленты конвейеров, мелькали маховики, сияли никель, медь и сталь.
Мощные буры вгрызались в теплые недра земли.
Сады клонились под тяжестью плодов.
В полях гудели машины.
Прошло еще десять минут и вдруг репродукторы взорвали тишину ревом:
– Алло! Алло! Говорит сессия. Разрешите считать доклад по энергетическому хозяйству одобренным. Основные положения доклада и план реконструкции энергетики получают значение общественно-полезной работы.
Василий Иванов отошел от микрофона.
Из-за стола поднялся Христофор Лямин, но в это время зашумел огромный двусторонний репродуктор, укрепленный на задней стене.
– Алло! Алло! Говорит метеорологическая станция Северного полярного полюса. У микрофона - Натан Африк. Серьезные причины помешали мне выступить своевременно. Приношу извинения. Алло! Алло! Я хочу, товарищи, сделать серьезное предупреждение. Я хочу предостеречь товарищей от увлечения строительством солнечно-эфирных двигателей. Помимо этого, я предлагаю изыскательные работы в области получения новых источников энергии, по возможности, не связывать с солнцем. К этому выступлению меня толкают мои тридцатилетние работы астрономического характера.
Я убедился в том, что каждая звезда, проходя главную последовательность своего развития, уменьшается в массе в несколько десятков раз: это таяние материи внутри звезды и служит главным источником ее тепла. Солнце, как и все остальные звезды, также теряет свою массу. Медленно, но неуклонно оно сокращается в объеме, ослабляя при этом силу притяжения.
При таком положении вещей наша Земля и все планеты солнечной системы вот уже тридцать лет как постепенно удаляются от солнца. В один прекрасный день мы можем уйти от него в мировое пространство.
Встретим ли мы там новые солнца? Говорить об этом я воздержался бы. Но уже во всяком случае солнечно-эфирные двигатели были бы для нас бесполезными, как и машины, приспособленные к питанию солнечной энергией и светом. Опасность эта весьма отдаленная, но лучше будет, если мы толкнем исследовательскую мысль в противоположном направлении.
Иванов пожал плечами. Быстро встав из-за стола, он подошел к микрофону.
– Алло, товарищ! Вопрос идет о трехлетнем плане строительства.
– Я слышал! И по существу не возражаю.
– Твое пожелание Республика слышит.
– Алло! Больше я ничего не хочу сказать.
Страна советов была погружена в молчание.
Люди на радиобашнях бесстрастно направляли по радио в далекие порты караваны судов с грузами.
Молниеносно мчались из одного конца Страны советов в другой воздушные поезда.
Сверлили воздух сотня тысяч дирижаблей и самолетов. На горных вершинах бесшумно двигались тысячи телевоксов - регистраторов метеорологических станций.
В промышленных кольцах размеренным ритмом дышали турбины, генераторы, дремали динамометры, термоэлектрические пирометры, поляризационные аппараты, маномикрометры, газоанализаторы, реостаты, сдержанно шумели миллионы машин, сновали приводные ремни, судорожно дергаясь, тянулись ленты конвейеров, мелькали маховики, сияли никель, медь и сталь.
Мощные буры вгрызались в теплые недра земли.
Сады клонились под тяжестью плодов.
В полях гудели машины.
Прошло еще десять минут и вдруг репродукторы взорвали тишину ревом:
– Алло! Алло! Говорит сессия. Разрешите считать доклад по энергетическому хозяйству одобренным. Основные положения доклада и план реконструкции энергетики получают значение общественно-полезной работы.
Василий Иванов отошел от микрофона.
Из-за стола поднялся Христофор Лямин, но в это время зашумел огромный двусторонний репродуктор, укрепленный на задней стене.
– Алло! Алло! Говорит метеорологическая станция Северного полярного полюса. У микрофона - Натан Африк. Серьезные причины помешали мне выступить своевременно. Приношу извинения. Алло! Алло! Я хочу, товарищи, сделать серьезное предупреждение. Я хочу предостеречь товарищей от увлечения строительством солнечно-эфирных двигателей. Помимо этого, я предлагаю изыскательные работы в области получения новых источников энергии, по возможности, не связывать с солнцем. К этому выступлению меня толкают мои тридцатилетние работы астрономического характера.
Я убедился в том, что каждая звезда, проходя главную последовательность своего развития, уменьшается в массе в несколько десятков раз: это таяние материи внутри звезды и служит главным источником ее тепла. Солнце, как и все остальные звезды, также теряет свою массу. Медленно, но неуклонно оно сокращается в объеме, ослабляя при этом силу притяжения.
При таком положении вещей наша Земля и все планеты солнечной системы вот уже тридцать лет как постепенно удаляются от солнца. В один прекрасный день мы можем уйти от него в мировое пространство.
Встретим ли мы там новые солнца? Говорить об этом я воздержался бы. Но уже во всяком случае солнечно-эфирные двигатели были бы для нас бесполезными, как и машины, приспособленные к питанию солнечной энергией и светом. Опасность эта весьма отдаленная, но лучше будет, если мы толкнем исследовательскую мысль в противоположном направлении.
Иванов пожал плечами. Быстро встав из-за стола, он подошел к микрофону.
– Алло, товарищ! Вопрос идет о трехлетнем плане строительства.
– Я слышал! И по существу не возражаю.
– Твое пожелание Республика слышит.
– Алло! Больше я ничего не хочу сказать.
* * *
Три дня сессия прорабатывала с представителями клубов остальные вопросы жизни Страны советов. Один за другим появлялись на трибуне делегаты сессии, зачитывая наказы клубов.
– От имени Клуба химиков прошу перенести писчебумажные фабрики из Карелии в Сибирь, лесные же массивы Карелии закрепить для лабораторий лесохимии. (Аплодисменты).
– Клуб химиков благодарит за внимание.
На трибуне появился новый делегат:
– От имени Клуба ихтиологов передаю в распоряжение Республики озера северо-западной части Мурманской области. Опытные работы по обследованию этих озер закончены. Можно приступить к их эксплуатации. Клуб. ихтиологов просит на три месяца прекратить какое бы то ни было передвижение и рыбную ловлю в Кандалакшской губе. (Аплодисменты).
Делегаты сменяют один другого.
– От имени Клуба физиков…
– Клуб математиков просит…
– От Литературного клуба…
– Клуб медиков…
– Клуб геологов…
– Биологов…
– Философов…
– Астрономов…
– Инженеров…
– Художников…
– Композиторов…
Три дня шли представители клубов Страны советов. Три дня с трибуны зачитывались наказы. Наконец перед микрофоном появился круглый, толстый человек с сияющей лысиной, с розовыми щеками. При виде его Молибден подскочил в своем кресле и превратился в вопросительный знак. Круглый, толстый человек крикнул в микрофон:
– От имени Звездного клуба я прошу настоящую сессию включить в план общественно-полезных работ постройку нового звездоплана С2. (Бурные аплодисменты).
Молибден сорвался с места. Подбежав к микрофону он закричал:
– Что это? В бирюльки мы играем? Республика стоит перед энергетической катастрофой, а мы будем бросать коллектив в лихорадку из-за нелепых бредней. Вспомните, что делалось перед полетом С1. Люди бросали работу, говорят, было даже несколько случаев, когда в распределителях рабсилы счетчики работали вхолостую. Я спрашиваю вас, вы понимаете, чем является ваше согласие в данном случае?
Потеряв обычное хладнокровие, Молибден метался перед микрофоном, точно спущенный с цепей ураган. Размахивал руками, задыхаясь от негодования, приводил тысячи доводов против работы Павла, но получасовая, гневная речь его не вывела делегатов из равновесия. Он окончил свою речь при гробовом молчании.
К микрофону подбежал Коган:
– Товарищи… Я присоединяюсь к голосу благоразумия… Довольно, товарищи… Пусть Стельмах сначала подработает проект звездоплана… Рисковать своими товарищами мы не можем. Хватит и одной катастрофы…
Сессия молча проводила и Когана.
– Мы будем апеллировать! - проговорил Молибден.
– Пожалуйста! - заулыбался толстяк.
Он подошел к столу, повернул эмалированную рукоятку. Со стен поползли вниз репродукторы.
– Товарищи! - повернулся он к микрофону. - Два члена Совета ста, как вы слышали, протестуют. Они апеллируют к вам. Присоединяетесь ли вы к просьбе Звездного клуба?
Репродукторы затрещали аплодисментами.
– Нет ли товарищей, разделяющих мнение Молибдена и Когана?
Несколько секунд длилось молчание, затем из репродукторов послышались крики:
– Долой!
– С2!
– С2!
– Да здравствует звездоплан!
Тогда в наступившей тишине прозвучал голос:
– Ты стареешь, Молибден! Ты отстаешь от эпохи!
Это был голос Павла.
– От имени Клуба химиков прошу перенести писчебумажные фабрики из Карелии в Сибирь, лесные же массивы Карелии закрепить для лабораторий лесохимии. (Аплодисменты).
– Клуб химиков благодарит за внимание.
На трибуне появился новый делегат:
– От имени Клуба ихтиологов передаю в распоряжение Республики озера северо-западной части Мурманской области. Опытные работы по обследованию этих озер закончены. Можно приступить к их эксплуатации. Клуб. ихтиологов просит на три месяца прекратить какое бы то ни было передвижение и рыбную ловлю в Кандалакшской губе. (Аплодисменты).
Делегаты сменяют один другого.
– От имени Клуба физиков…
– Клуб математиков просит…
– От Литературного клуба…
– Клуб медиков…
– Клуб геологов…
– Биологов…
– Философов…
– Астрономов…
– Инженеров…
– Художников…
– Композиторов…
Три дня шли представители клубов Страны советов. Три дня с трибуны зачитывались наказы. Наконец перед микрофоном появился круглый, толстый человек с сияющей лысиной, с розовыми щеками. При виде его Молибден подскочил в своем кресле и превратился в вопросительный знак. Круглый, толстый человек крикнул в микрофон:
– От имени Звездного клуба я прошу настоящую сессию включить в план общественно-полезных работ постройку нового звездоплана С2. (Бурные аплодисменты).
Молибден сорвался с места. Подбежав к микрофону он закричал:
– Что это? В бирюльки мы играем? Республика стоит перед энергетической катастрофой, а мы будем бросать коллектив в лихорадку из-за нелепых бредней. Вспомните, что делалось перед полетом С1. Люди бросали работу, говорят, было даже несколько случаев, когда в распределителях рабсилы счетчики работали вхолостую. Я спрашиваю вас, вы понимаете, чем является ваше согласие в данном случае?
Потеряв обычное хладнокровие, Молибден метался перед микрофоном, точно спущенный с цепей ураган. Размахивал руками, задыхаясь от негодования, приводил тысячи доводов против работы Павла, но получасовая, гневная речь его не вывела делегатов из равновесия. Он окончил свою речь при гробовом молчании.
К микрофону подбежал Коган:
– Товарищи… Я присоединяюсь к голосу благоразумия… Довольно, товарищи… Пусть Стельмах сначала подработает проект звездоплана… Рисковать своими товарищами мы не можем. Хватит и одной катастрофы…
Сессия молча проводила и Когана.
– Мы будем апеллировать! - проговорил Молибден.
– Пожалуйста! - заулыбался толстяк.
Он подошел к столу, повернул эмалированную рукоятку. Со стен поползли вниз репродукторы.
– Товарищи! - повернулся он к микрофону. - Два члена Совета ста, как вы слышали, протестуют. Они апеллируют к вам. Присоединяетесь ли вы к просьбе Звездного клуба?
Репродукторы затрещали аплодисментами.
– Нет ли товарищей, разделяющих мнение Молибдена и Когана?
Несколько секунд длилось молчание, затем из репродукторов послышались крики:
– Долой!
– С2!
– С2!
– Да здравствует звездоплан!
Тогда в наступившей тишине прозвучал голос:
– Ты стареешь, Молибден! Ты отстаешь от эпохи!
Это был голос Павла.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
– Ты рад?
– Разве этим словом можно выразить мои чувства?
Кира промолчала.
– Я готов обнять весь коллектив, - сказал Павел, размахивая руками. - В тот момент, когда репродукторы городов кричали «да здравствует звездоплан», я чуть не расплакался.
– Коллектив проявил величайшую чуткость! - усмехнулась Кира.
– Да, да… Но как же могло быть иначе?
– Ты в этом не сомневался? - снова усмехнулась Кира.
– Никогда! - с жаром воскликнул Павел, но тотчас же спал с тона, почувствовав некоторую неловкость.
– Конечно, вообще… я и сам не верил тому, что говорил. Знаешь, Кира… Едем, вместе?! А?
– Ты полагаешь, что я могу быть полезной?
– Ты? - вскричал Павел. - Конечно, да!
– Я сама хотела тебя попросить об этом.
– Чудесно! Ты увидишь, какая это изумительная работа. Ты будешь бредить так же, как и я. Разве не обидно видеть человека прикованным к земле, как был прикован Прометей к скале!
Вокруг лежат миллионы миров, а ты живешь, точно на косточке от апельсина, и не смеешь двинуться ни на один сантиметр. Одна только мысль о том, что мы сидим в клетке, сводит меня с ума. Не зная, что там, я все же почему-то верю в прекрасное тех миров. Мы разрушим цепи. Освободим человечество, привязанное к Земле. Человек станет владельцем всей вселенной!
– Если я буду полезной…
– Будешь, будешь…
Вспомнив что-то, Павел кинул на Киру подозрительный взгляд:
– А твоя просьба - не часть программы действия… того письма?
– Ты не забыл его? - покраснела Кира.
– Я шучу. Я сам предложил тебе сотрудничество.
– А я согласилась при условии, если я буду полезной.
– Ты будешь полезной! - уверенно сказал Павел.
– Разве этим словом можно выразить мои чувства?
Кира промолчала.
– Я готов обнять весь коллектив, - сказал Павел, размахивая руками. - В тот момент, когда репродукторы городов кричали «да здравствует звездоплан», я чуть не расплакался.
– Коллектив проявил величайшую чуткость! - усмехнулась Кира.
– Да, да… Но как же могло быть иначе?
– Ты в этом не сомневался? - снова усмехнулась Кира.
– Никогда! - с жаром воскликнул Павел, но тотчас же спал с тона, почувствовав некоторую неловкость.
– Конечно, вообще… я и сам не верил тому, что говорил. Знаешь, Кира… Едем, вместе?! А?
– Ты полагаешь, что я могу быть полезной?
– Ты? - вскричал Павел. - Конечно, да!
– Я сама хотела тебя попросить об этом.
– Чудесно! Ты увидишь, какая это изумительная работа. Ты будешь бредить так же, как и я. Разве не обидно видеть человека прикованным к земле, как был прикован Прометей к скале!
Вокруг лежат миллионы миров, а ты живешь, точно на косточке от апельсина, и не смеешь двинуться ни на один сантиметр. Одна только мысль о том, что мы сидим в клетке, сводит меня с ума. Не зная, что там, я все же почему-то верю в прекрасное тех миров. Мы разрушим цепи. Освободим человечество, привязанное к Земле. Человек станет владельцем всей вселенной!
– Если я буду полезной…
– Будешь, будешь…
Вспомнив что-то, Павел кинул на Киру подозрительный взгляд:
– А твоя просьба - не часть программы действия… того письма?
– Ты не забыл его? - покраснела Кира.
– Я шучу. Я сам предложил тебе сотрудничество.
– А я согласилась при условии, если я буду полезной.
– Ты будешь полезной! - уверенно сказал Павел.
* * *
Стельмах оказался прав.
С первых же дней работы в Ленинграде Павел мог убедиться, каким действительно полезным сотрудником стала в его работе Кира.
Правда, она занималась главным образом теоретической подготовкой и временно как будто не принимала участия в общих работах, но ее присутствие непонятным образом влияло на темпы строительства, на бешеную работоспособность Павла, который носился метеором из лаборатории в эллинг, из эллинга на заводы, успевая забежать к Кире и хоть минуту поговорить с ней.
Через несколько дней после начала работ прибыл Шторм.
Передав ему организационную сторону дела, Павел теперь не выходил из эллинга по целым дням, но для руководства подготовкой Киры у него все же всегда находилось время.
Вечерами они иногда бросали работу, и после ужина отправлялись колесить по Ленинграду, вдыхая гул этого огромного города, безудержно болтая о предстоящем полете или ни с того ни с сего распевая песни. Уставая от осторожности в потоках авто, наполненных поющими, кричащими людьми, они выбирались из машинного месива на широкое шоссе и мчались в пригороды.
Однажды Павел предложил совершить прогулку по береговому шоссе.
Был тихий ленинградский вечер. Взморье горело тысячами корабельных огней. Далекие прожектора шевелились на горизонте. Земля была в тени, небо светилось; в нем зацветали звезды.
За Стрельной Павел остановил авто. По шуршащему гравию они пошли к воде. Кира села на камень.
На взморье гремели песни. Вдали в зыбком тумане поднимались огненные террасы Кронштадта. Тихие волны плескались о берег.
Кира запела старую песню о кораблях, уплывающих в далекие гавани.
Печальная и простая мелодия полетела над темной гладью залива, теряясь в ночи. Она пришла издалека, из старого мира, опять уходила неведомо куда. Ее печаль волновала; под видимым ее спокойствием чувствовалась приглушенная тревога.
Затаив дыханье, Павел не шевелился, похолодев от волнения. И в этот миг внезапно он понял все, что так тщательно скрывал от холодного, анализирующего разума. Он понял: пришла любовь, и эта девушка на камне имеет такое высокое имя.
С первых же дней работы в Ленинграде Павел мог убедиться, каким действительно полезным сотрудником стала в его работе Кира.
Правда, она занималась главным образом теоретической подготовкой и временно как будто не принимала участия в общих работах, но ее присутствие непонятным образом влияло на темпы строительства, на бешеную работоспособность Павла, который носился метеором из лаборатории в эллинг, из эллинга на заводы, успевая забежать к Кире и хоть минуту поговорить с ней.
Через несколько дней после начала работ прибыл Шторм.
Передав ему организационную сторону дела, Павел теперь не выходил из эллинга по целым дням, но для руководства подготовкой Киры у него все же всегда находилось время.
Вечерами они иногда бросали работу, и после ужина отправлялись колесить по Ленинграду, вдыхая гул этого огромного города, безудержно болтая о предстоящем полете или ни с того ни с сего распевая песни. Уставая от осторожности в потоках авто, наполненных поющими, кричащими людьми, они выбирались из машинного месива на широкое шоссе и мчались в пригороды.
Однажды Павел предложил совершить прогулку по береговому шоссе.
Был тихий ленинградский вечер. Взморье горело тысячами корабельных огней. Далекие прожектора шевелились на горизонте. Земля была в тени, небо светилось; в нем зацветали звезды.
За Стрельной Павел остановил авто. По шуршащему гравию они пошли к воде. Кира села на камень.
На взморье гремели песни. Вдали в зыбком тумане поднимались огненные террасы Кронштадта. Тихие волны плескались о берег.
Кира запела старую песню о кораблях, уплывающих в далекие гавани.
Печальная и простая мелодия полетела над темной гладью залива, теряясь в ночи. Она пришла издалека, из старого мира, опять уходила неведомо куда. Ее печаль волновала; под видимым ее спокойствием чувствовалась приглушенная тревога.
Затаив дыханье, Павел не шевелился, похолодев от волнения. И в этот миг внезапно он понял все, что так тщательно скрывал от холодного, анализирующего разума. Он понял: пришла любовь, и эта девушка на камне имеет такое высокое имя.
* * *
Не сказав друг другу ни слова, они вошли в тревожный и радостный мир. Они наблюдали друг за другом, желая и боясь один другого. Они прятали чувства, но в каждом движении, в рукопожатии, в пустых и незначительных словах сквозил особый смысл, понятный только им.
Павел не прикасался к земле. Розовый океан качал его. Густая кровь с шумом переливалась в нем.
Он носился теперь по эллингу и орал песни, путая мелодии, вставляя вместо забытых слов свои, придуманные тут же. Отделенный от нее стенами эллинга, он чувствовал ее присутствие, ощущал ее дыханье, слышал, как бьется ее сердце.
Да, это была любовь.
Это была любовь, единственная в жизни людей прекрасной эпохи, вливающая в человека радость и силы. 27
27О любви. Во-первых, это не то, что принято называть любовью у нас. Это не стыдливый блуд людей, отравленных алкоголем, никотином, придавленных мелочными заботами. Любовь будущего - могучее человеческое чувство, соединяющее равных. Сейчас хихикая рисуют отвратительные картины повального блуда в будущем обществе. Занимаются этим делом преимущественно люди с жалкими чувствишками, чья любовь похожа на омерзительный плевок. Подлинная, высокая любовь есть радостный удел мужчины и женщины социалистического общества.
Они молчали, но встречаясь друг с другом, они понимали все, что говорили им глаза. Настоящая любовь не знает слов. Пустые человечьи слова бессильны передать то, что хочется говорить, когда любишь.
– Я хочу, - как-то сказала Кира, - начать работу. Я считаю, что теорий для меня достаточно.
Она стояла перед планшетом, исчерченным расчетом давления встречного потока. Темные волосы облаком качались перед доскою, и слева всплывала сложная формула:
Павел не прикасался к земле. Розовый океан качал его. Густая кровь с шумом переливалась в нем.
Он носился теперь по эллингу и орал песни, путая мелодии, вставляя вместо забытых слов свои, придуманные тут же. Отделенный от нее стенами эллинга, он чувствовал ее присутствие, ощущал ее дыханье, слышал, как бьется ее сердце.
Да, это была любовь.
Это была любовь, единственная в жизни людей прекрасной эпохи, вливающая в человека радость и силы. 27
27О любви. Во-первых, это не то, что принято называть любовью у нас. Это не стыдливый блуд людей, отравленных алкоголем, никотином, придавленных мелочными заботами. Любовь будущего - могучее человеческое чувство, соединяющее равных. Сейчас хихикая рисуют отвратительные картины повального блуда в будущем обществе. Занимаются этим делом преимущественно люди с жалкими чувствишками, чья любовь похожа на омерзительный плевок. Подлинная, высокая любовь есть радостный удел мужчины и женщины социалистического общества.
Они молчали, но встречаясь друг с другом, они понимали все, что говорили им глаза. Настоящая любовь не знает слов. Пустые человечьи слова бессильны передать то, что хочется говорить, когда любишь.
– Я хочу, - как-то сказала Кира, - начать работу. Я считаю, что теорий для меня достаточно.
Она стояла перед планшетом, исчерченным расчетом давления встречного потока. Темные волосы облаком качались перед доскою, и слева всплывала сложная формула:
Следующее движение головы открывало в правой стороне решение:
– Я хочу работать с тобой!
Но деловые слова кричали Павлу другое:
– Ты видишь все. И я знаю: ты любишь меня. Скажи что-нибудь…
– Кира! - с пересохшим горлом сказал Павел.
Она схватила его за руку.
– Помнишь письмо?… Прочти его!
Она достала из кармана памятный конверт. Перед глазами Павла мелькнул белый листок и неровная единственная строка.
Мир зазвенел, качнулся, буквы запрыгали, сплетаясь в слова, которые было странно видеть.
«Податель - твой будущий муж, Павел Стельмах.
Молибден».
– Кира?
– Не надо, Павел…
* * *
Работы подходили к концу. Тысячи добровольцев считали за счастье работать в эллинге под руководством Павла. Шторм не посылал требований на рабсилу в статотдел. Он вынужден был в последнее время обороняться от напирающей армии добровольцев, которые требовали допустить их к работам на том основании, что одни из них были физики, другие члены Аэродинамического клуба, третьи оказывались астрономами, и наконец находились такие, которые ни с кем не говоря пытались проникнуть в эллинг.