Лаумер Кт. Назначение в никуда

по коридору, забрызганному до потолка и вонявшего, как бойня.
- Прекрасно, - произнес я, обнаруживая, что шатаюсь, будто только что
пробежал милю за четыре минуты. - Что это было?
Рузвельт усмехнулся мне, тяжело дыша, на его лице была кровь. Но что
самое невероятное, он выглядел как человек, который собирался пошутить.
- Резвились час с четвертью, - произнес он. - Поздравляю вас, капитан.
Вы действовали со мной на пару, удар к удару. Немногие способны на такое.
Это было хвастовство, но оно каким-то образом звучало не вызывающе, а
очень естественно.
- Вы не ответили на мой вопрос, генерал! - сказал я. Его глаза
скользнули мимо меня, устремившись к бесформенной груде, распростершейся
по голубому восточному ковру.
- По правде говоря, я и сам не знаю, - ответил он. - Это была наихудшая
атака изо всех, до сих пор со мной случавшихся.
Периодичность распада сокращается до девяносто одного часа, и
интенсивность возрастает логарифмически. Кажется, это не животное, в
нормальном смысле этого слова - просто масса мяса, дико растущая.
- Что за мясо, - пробурчал я. - При виде его моя кожа покрылась
мурашками.
- Человеческое мясо, мистер Корлэн, - ответил он.
- Я еще не уверен на счет всего этого, генерал, - кивнул я, - но если
это именно то, с чем вы боретесь, то я с вами.
Он улыбнулся мне, протянул руку и схватил мою ладонь хваткой
камнедробилки.
- С вами за спиной...
- Рядом с вами, - прервал его я. Он кивнул, продолжая улыбаться.
- Пусть рядом. Может быть, мы еще сможем господствовать.
Следующую пару ночей я немного поспал, а когда не был занят ломкой
костей с мастером борьбы без оружия по имени Линд, слушал лекции по
полевым операциям и дремал с гипномагнитофоном, пристегнутым к моему
черепу, который до отказа набивал меня основными датами истории Распада.
Рядом со мной было еще несколько стажеров. Одной из них была красивая
девушка восточного типа из А-линии, где китайцы заселили Америку в девятом
веке и встретили римлян, направлявшихся вверх по Миссисипи в тысяча
семьсот семьдесят шестом году. Она направлялась в то место, где орда
регрессировавших, матриархальных монголов готовилась пронестись по
феодальной Европе. Кажется, она подгоняет себя под список особенностей для
инкарнации богини Чу-Ки, наподобие небесной Госпожи Драконов. И большой
угольно-черный мужчина с пылающим взглядом - возможно, из-за нержавеющего
штифта у него в носу - был призван из Зулусской Африканской Империи, чтобы
помочь реорганизовать сопротивление "корней травы", культ убийц-самоубийц,
чтобы убивать каждого десятого из черных рабов в линии, где греки развили
науки дохристианской эпохи и использовали их для захвата известного мира
до того, как их постигла стагнация. Я встречал коллегу, который был
классическим примером австралийского бушмена, - но по его линии племя
возвеличилось на родной земле. У него было трудное время, пока он не
научился не морщить свой плоский нос при странных запахах, но он был
джентльменом и обращался с нами, как с равными.
В течение недели я пытался несколько раз увидеть Байярда, но Рузвельт
всякий раз отказывал мне, говоря, что полковник болен, что у него началась
пневмония, как это бывает часто, когда чуточку понервничаешь, что он в
кислородной палате и посетители к нему не допускаются.
Наконец наступил день, когда генерал спустился вниз и полчаса наблюдал,
как Линд пытается поставить меня на уши; но я был удачливее, и вместо
этого перебросил его самого.
- Вы готовы, - сказал Рузвельт. - Мы отправляемся в полночь.
Вокзал Сети был гигантским, ярко освещенным помещением с полированным
белым полом, размеченным оранжевыми линиями, с рядами челноков, стоящих
между ними. Там находились маленькие одноместные разведчики и большие на
двадцать два пассажира транспортники, какие-то голые, функционального вида
коробки, несколько причудливых разработок для Очень Важных Персон,
некоторые бронированные, некоторые перестроенные под грузовые фургоны или
машины срочной психологической помощи. Стоял спокойный высокого тона звук
и постоянный шум и грохот от перемещения воздуха при прибытии и отбытии
челноков. Я никогда не видел ничего подобного раньше, но все это было
знакомо по сеансам гипномагнитофона.
Техники, в белых халатах колдовали над машинами, стоя у маленьких
пультов, расположенных вдоль ячеек. В дальнем конце помещения я увидел
группу людей в костюмах, похожих на испанских конкистадоров, и другую
группу в пуританском черном.
- Защитная окраска, - заметил Рузвельт. - Наши агенты всегда пытаются
гармонировать с фоном. В нашем случае маскарад необязателен. Там, куда мы
собираемся, насколько я знаю, разумной жизни не осталось.
Техники приладили на нас костюмы - старомодное летное обмундирование с
мягкими водолазными шлемами, проверили нас с минимумом формальностей, и
мы, пристегнувшись, закрыли люк. Рузвельт посмотрел на меня сбоку и,
подняв большой палец, дал знак:
- Готов?
- Это ваше шоу, генерал, - ответил я.
Он кивнул и перебросил рычаги управления. Возник воющий гул, исчез
наружный свет; стены и крыша задрожали и скрылись. Мы торчали в двух футах
над свободным участком земли, полным сорняков, и выдували пыль в открытое
небо.

6

Много мы не говорили, пересекая Распад, сопровождаемые "блип-блип"
трассера, настроенного на цель. Я наблюдал, как испепеленный ландшафт плыл
мимо, пока Рузвельт управлялся с пятьюдесятью циферблатами сразу и
корректировал время от времени отметки по причинам, в которых я не мог
разбираться.
Какое-то время мы неслись над равниной дрожащих скал, где дымок вился
из фумарол и вулканического конуса, отбрасывающего на небо красное сияние.
Затем появился океан маслянистой, пенистой жидкости, гладь которой
нарушалась медленными пенистыми волнами. И снова земля: пепельно-черная, с
бледными языками пламени, облизывавшими ее, пока не стало коалесцировать в
порах лавы, тускло-красной, пузырящейся и щербатой. Все это время тучи под
луной никуда не двигались.
Лава потемнела, затвердела и обернулась пыльной равниной; появилась
зелень, странные приземистые деревья выскочили кучками по два-три.
Разрослись лозы, среди некоторых виднелись руины. В поле зрения появился
ломоть скалы, покрытый сверху корнями пятидесятифутового одуванчика с
колючками вдоль всего стебля.
- Уже близко, - сказал Рузвельт. - Это шоссе, ведущее в город
Фонреврольта.
Он подправил курс, чтобы поместить нас над старой дорогой, выходящей из
кошмарных джунглей между упавшими стенами и ржавыми стальными
конструкциями, что служили подставками для жгутов из плоти, что сплелись с
бородавчатыми лианами, у которых были листья, как сгнившая канва,
изгибающимися над переросшими гроздьями слепых голов грызунов, как связки
фруктов. У них не было глаз, но множество зубов, разместившихся в пазухах
листьев растений, нянчивших их.
Лес открылся, поредел. Высокие, цвета охры и ржавчины, здания замаячили
по обе стороны, как в храме в джунглях Юкатана. Грибы росли на граните и
мраморе, раковой на вид коррозией заросли бронзовые статуи богов и богинь.
Лес отступил, выставляя напоказ мощную площадь и гору мраморных обломков,
черепицы и стекла за рядом стофутовых колонн, оплетенных лианами.
Несколько бесцветных пятен скрылись во мраморе; широкий изгиб площади
на минуту выровнялся. Фонтан в центре слился в первоначальную форму, не
хватало только головы русалки посередине. Затем раздалось резкое
"би-биип", и на панели появился янтарный огонек. Мы прибыли в зеницу
вероятностного шторма.
Рузвельт повесил на шею ящик с инструментами и проверил шкалы на нем.
- Вы и я войдем в историю как первые люди, кто когда-либо ставил ногу в
Распад, - сказал он, - а если сделаем что-либо плохо, допустим мельчайшую
ошибку - будем и последними. Одна ошибка здесь может заставить кувыркаться
весь наш космос.
- Довольно мило, - ответил я. - Только один вопрос: как мы узнаем, что
может быть ошибкой?
- Следуйте своему инстинкту, мистер Кэрлон, - сказал Рузвельт, одаривая
меня улыбкой, которая, казалось, была перегружена каким-то неопределенным
значением.
Открыв дверцу наружу, мы вошли в кошмарную фантазию. Повсюду
громоздились высокие здания на фоне неба с разорванными клочьями облаков
под желтой луной. Ближайшее здание было из полированного резного розового
камня, откуда свисали гигантские лианы, отбрасывающие черные тени. Из
здания вниз, к дорожке, окаймленной гигантскими дубами, на которых росли
зеленые орхидеи, вели белые мраморные ступеньки. В ветвях, аркой
нависающих над мощеной улицей, пели пронзительно окрашенные птицы. И за
этим островком сомнительного порядка маячили джунгли, как осаждающая
армия.
- Изумительно, - произнес Рузвельт тихим голосом. - Почти нетронут,
Кэрлон, - почти такой же, как и в дни его славы! Это Летний дворец, а там
Кафедральный и Академия Искусств... Еще стоят среди кровавой бойни!
- Трудно поверить, что мы в центре шторма, - сказал я. - Тут спокойно,
как на кладбище.
- Здесь умерла мощная цивилизация - ответил Рузвельт. - Так, где мы
стоим, триумфально маршировали армии с королями во главе. По этой улице в
экипажах разъезжали прекраснейшие женщины вселенной. Здесь поднялись до
своих высочайших вершин искусство и культура, чтобы быть низвергнутыми в
абсолютные глубины. Внемлите, Кэрлон, великолепие, навсегда утерянное.
- Но сейчас я настроен найти то, за чем мы пришли.
- Совершенно верно, - сказал Рузвельт неожиданно резким тоном, проверил
шкалы, прикрепленные к его запястью, и откинул свой шлем. - Воздух в
порядке.
Я попробовал его. Он был горячим, влажным, как в теплице ночью. Стоял
ровный фон звуков: шуршание и скрип листьев, потрескивание и трение
стеблей, вьющихся на ветру, кудахтанье, стоны, шипение, вой, блеянье
голосов животных, как будто мы находились в самом центре величайшего в
мире зоопарка, все обитатели которого видели дурные сны. Черепичное
покрытие под нашими ногами было расколото и шаталось, но вполне проходимо.
Побеги лишайников, толстые, как запястья, змеились через него, и лунный
свет блестел на иглах, как poinards, что щетинился среди них.
- Чтобы защитить челнок, я поставил его на осцилляторную цепь, что
будет препятствовать его переходу в фазу идентификации с любой А-линией, -
заметил Рузвельт. - Когда мы будем готовы отбыть, я смогу вызвать его
дистанционным управлением.
Я наблюдал, как машина замерцала и скрылась из вида с ударом
вторгшегося в ее объем воздуха. Как только мы тронулись с места, что-то
начало двигаться среди зелени, и тварь вроде волосатой змеи протянулась во
всю длину над упавшим древесным суком, зевнув над ним собачьей головой.
Сперва я подумал, что у нее нет ног, но потом обнаружил дюжину их со всех
сторон, вырастающих из десятифутового тела под случайными углами. Лиана
зашипела и напала на нее, пасти щелкнули, и еще десять футов тела
хлопнулось в поле зрения с дополнительными головами, кусающими все сразу.
Лиана сделала еще несколько витков вокруг червеобразного тела и запищала.
Где-то завыла кошка, подлесок затрещал, и Вой перешел в визг.
- Не пользуйтесь ружьем без крайней необходимости, - предупредил
Рузвельт. - Взять здесь жизнь - любую жизнь - значит вмешаться в
управление вероятностью. Даже слабейшее изменение может интерферировать
сигнал вызова челнока.
Улицу пересекала арка, наверху почти потерявшаяся под грузом поганок
величиной с корыто, хотя резные фигуры и цветы на вершине еще были видны.
Рузвельт снова проконсультировался со своими шкалами.
- Нам следует двигаться к Королевским Архивам, - сказал он. - Это
впереди.
Боковая улица смотрела фасадами на стену листьев, бывшую когда-то
парком. На нашей стороне стоял монументальный фасад с фестонами
оборвавшихся лиан. В некоторых окнах еще держались стекла, но большая
часть их была слепа, как глаза, страдающие зеленой катарактой. Там, где
были двери, зиял пролом в экране лиан.
- Этим входом что-то пользуется, - заметил я. - Что-то размером с
риноцероса.
- Тем не менее, именно туда мы и должны войти, - сказал Рузвельт и
протолкнулся сквозь экран вялой, в желтых пятнах листвы размером с
гарнизонный флаг.
Сквозь дорожку мха на полу была протоптана тропинка, где виднелась
черепица. Мы шли по ней футов пятьдесят до тупика. - Рузвельт выгрузил
фонарь и заиграл им по стене нетронутых лиан.
- Мы должны прорваться сквозь это.
Он изменил настройку лазера, луч сгустился до глубокой красноты и
прорезал спутанную поросль. Через полминуты был вырезан достаточно большой
ход, чтобы пролезть.
Рузвельт прицепил лазер к поясу и вошел первым. Я последовал за ним и
услышал такой рык, будто потревожили бенгальского тигра в его логове. Я
быстро протиснулся, схватил свое оружие и увидел низкие стены, черную
лужайку, фонтан с водой, залитый лунным светом. Рузвельт стоял спиной к
резному Нептуну, глядя на что-то прямо-таки из книги волшебных сказок:
длинное кошачье тело, гривастая шея, клюв, как у орла - если у орлов есть
клювы двух футов длиной. Ноги от середины вниз покрывала чешуя, и
кончались они когтями - большими клешнями на потрескавшемся грунте. Это
был грифон, полулев-полуорел, которые сошлись на убийстве.
Я завопил и выстрелил поверх, чтобы отвлечь тварь. Та встала на дыбы,
затанцевала вокруг на задних ногах и, повернувшись ко мне, бросила вниз на
меня взгляд с красной головы за клювом. Глаза были размером с походный
котелок, три концентрических окружности вокруг желтых радужек. Внешний
круг был чешуйчатым - радужного серебра. Более темные чешуйки бежали назад
по морде и заканчивались там, где начиналась белая грива. Раздвоенный
черный язык мелькал, как змея, меж половинок острого, как нож, клюва. Я
заметил все это за пару тех секунд, пока пятился назад и гадал, что же
Рузвельт назвал бы крайним случаем.
- Удержитесь от выстрелов, - крикнул тот. - Он приручен!
Я начал было спрашивать его, какое у него представление о дикости,
когда увидел, что он имел в виду. Вокруг груди твари шла упряжь, почти
спрятанная под гривой. Серебряные украшения висели на черной коже, бренча
при движении.
Между тем оно опускалось на все четыре лапы меньше, чем в десяти футах
от меня, издало вопль, перешедший в вой, и село на задние лапы.
Его дрессировка была хорошей; в следующие полусекунды я чуть не был
сдут выдохом из его раскрывшейся пасти, что вполне могло бы случиться,
поскольку только теперь его хозяин вышел из тени.

7

Я довольно пристально смотрел на змеесобаку, и грифон тоже задержал мое
внимание; но все это была сущая безделица по сравнению с тем, на что я
смотрел сейчас.
Это была длинноногая девушка с высокой полной грудью, с белой мраморной
кожей и с волосами цвета темной меди, окаймлявшими лицо, какие мы видим во
сне, улыбающиеся и потерянные навсегда, а мы просыпаемся с болью в душе.
Ее одежда представляла собой ветхую обмотку из белого газового материала,
свисающего над бедрами, и что-то типа мокрой хлопчатобумажной ткани,
колышущейся, когда она двигалась. Девушка подошла прямо к твари, загнавшей
меня в угол, и сказала:
- Посторонись-ка, Вроделикс! Плохо приветствуешь гостей! Тварь опустила
голову и завизжала, как переросший щенок. Девушка оттолкнула чудовище в
сторону и посмотрела на меня темно-голубыми глазами, блестевшими в лунном
свете. Я знал их по своим снам.
- Вы мужчина? - спросила она. - Или бог? - Тон ее показывал, что оба
варианта были равно приемлемы. Я сказал ей, и девушка кивнула.
- Я рада. Я смертная женщина. - Она смотрела на подошедшего к нам
Рузвельта, который отвесил ей придворный поклон и улыбку. - А вы бог? -
спросила она его.
- Только человек, дорогая, - ответил он. - Питер Рузвельт, к вашим
услугам, а это Ричард Кэрлон.
Она улыбнулась ему, а я ощутил странное чувство, что каким-то образом
упустил что-то резкое и ценное.
- А я Иронель, Питер, - сказала она.
- Вы здесь живете одна? - поинтересовался Рузвельт.
- О нет, со мной Вроделикс. - Она провела рукой по гладкой изогнутой
шее кошмарного животного. - У меня есть и другие друзья, а сейчас - двое
новых! - Она схватила руку Рузвельта, затем мою и улыбнулась нам,
поворачиваясь от одного к другому, и мы ухмыльнулись в ответ.
- Расскажите мне о других, э, ваших друзьях, Иронель, - попросил
Рузвельт мягким отцовским тоном, который он культивировал по отношению к
ней.
- Конечно, Питер! Здесь есть Ронизпель - Скалолаз, Чааз - Подземный
житель, Арнк - Колющий - и много других!
- Все животные?
Девушка задумалась над этим.
- Большей частью, - ответила она, - за исключением Чааза, я думаю. Но
вы скоро встретите их. О, как они будут рады, что вы пришли. - Она
остановилась, как будто что-то вспомнила. - Только я не уверена, что будет
доволен Старый Гарф.
- Как давно вы живете здесь? - хотел знать Рузвельт.
- Как? Всегда. - Она казалась удивленной глупым вопросам.
- Где ваши родители?
- Что такое родители?
- Люди, которые вырастили вас, учили говорить, одеваться... так мило...
- Ну... новая мысль, Питер! Должен ли кто-либо учить разговаривать, как
я учу Арнуа плести свои сети над Темными Местами. - Она тронула мягкие
складки своей одежды. - Что касается моего одеяния - оно сделано для меня
Арнком, конечно. - Девушка посмотрела на нейлоновый костюм Рузвельта,
дотронулась до моего рукава. - Я должна показать вашу ткацкую работу
Арнку; это-то будет для него задачка - сделать такой материал, как ваш. -
Она засмеялась, обрадованная этой идеей.
- Разве здесь нет других людей, как вы и мы? - не унимался Рузвельт.
- Мы тоже не похожи! - засмеялась она. - Вы выше меня, ваши волосы
короче, плечи шире и грудь ваша плоская - не как у меня. - Она потрогала
свое тело, пробежала пальцами по стройной талии, как будто хотела ощутить
различия кончиками пальцев.
- Мы мужчины, - пояснил Рузвельт с легкой улыбкой, - а вы - женщина.
Есть здесь другие люди того или другого пола? Это, казалось, озадачило ее.
- Нет, никого, - ответила она.
- Что вы едите? Как храните тепло зимой?
- Ну, Чааз приносит мне коренья, которые достает глубоко из-под земли,
Ронизпель знает, где раньше всего спеет виноград и дыни. И когда падает
белизна, я живу за дверьми, а окна заплетает Арнк своим тончайшим
плетением, чтобы задерживать холод. Тем временем Вроделикс заскулил, и,
пока девушка гладила его, Рузвельт близко подступил ко мне.
- Можем мы поверить этой бедной туземной девушке, что она живет
одна-одинешенька, как сказала? Это возможно?
- Кажется, это так и есть. По каким-то причинам здесь, на крохотном
пятачке земли, Распад оставил просвет. Вы говорили, это "зарница" шторма.
В "зените" урагана стоит мертвый штиль.
Улыбающаяся Иронель снова оказалась возле нас.
- Пошли, - сказала она. - Сейчас я покажу вам свои игрушки! Она
отбуксировала нас через вымощенную плитами дорожку между ухоженными
клумбами, где черные и золотые грибные шляпки росли между розами и
маргаритками. Мы прошли в арку и через засыпанный черепицей холл, вверх по
ступенькам поднялись в широкий затененный коридор, который в двадцати
футах был блокирован упавшей мебелью; но та часть, что оставалась
свободной, была тщательно выметена. Иронель открыла дверь в комнату с
глубоким черным ковром и высокими окнами без стекол с занавесями из той же
газовой ткани, что и ее одежда. Там стояла высокая кровать с белым
шелковым покрывалом, отделанным золотой нитью. Иронель наклонилась к
большому ящику с резной крышкой, открыла его и вынула оттуда кусок алой
ткани.
- Разве не красиво? - спросила она и накинула его поперек тела.
Я должен был согласиться, что это красиво. Она вынула сундучок поменьше
и высыпала на тряпки золотые вещи. Я встал на колено, собирая их, и
обнаружил, что ковер был слоем гладкого мха, такого же черного, как
бархат.
- И эти! - Она разбросала среди золота драгоценные камни, которые
сверкали как огонь. - А это самые любимые мои сокровища! - сказала она и
разложила вокруг ярко окрашенные морские ракушки. - Теперь мы должны
собрать их и собрать в кучу. - Девушка рассмеялась. - Разве это не
прекрасная игра?
Рузвельт подобрал большой квадратный рубин с врезанным в него крестом.
- Где вы взяли это? - Его голос был раздражающе резок, глаза пристально
смотрели в глаза девушки.
- В Красивом Месте, - ответила она, казалось, не замечая изменения
тембра. - Там много еще, но эти я люблю больше.
- Покажите мне! - рявкнул он.
- Полегче, генерал, - сказал я. - Мы сначала поиграем в игру юной леди,
в потом в вашу.
На миг его глаза впились в меня; затем он расслабился, улыбнулся и
рассмеялся вслух. После этого он опустился на колени и начал собирать
ракушки, складывая их аккуратной кучей.
Она повела нас вниз на широкую, залитую лунным светом улицу, почти
перекрытую лозами. Вроделикс шагал рядом с ней, издавая шипящие звуки и
действуя с повышенной нервозностью, когда мы подходили к упавшим зданиям
на дальней стороне.
- Бедное животное вспоминает Восьминогое и Клыкастое, - сказала
Иронель, - напугавших его до того, как он их убил.
Она указала на высокое здание, оплывшее и обуглившееся, ютившееся среди
баррикад щебня.
- Вроделикс не любит, когда я хожу туда - но вместе с вами ничто не
сможет быть нам опасным.
- Государственный Музей, - сказал Рузвельт и посмотрел на прибор,
пристегнутый к внутренней стороне своего запястья, но если тот и сказал
ему что-либо, то генерал не перевел.
Мы прошли через заросший сорняком вход, пересекли холл, устланный и
"облицованный" виноградом, и поднялись по широкой изогнутой лестнице на
второй этаж, оказавшийся в более приличном состоянии. Там стояли ящики
витрин со стеклянными крышками, запыленными и нетронутыми. На стенах
висели старые картины, с которых вниз из тени листвы пристально смотрели
запятнанные сыростью лица в странных брыжжах и шлемах с плюмажами, но их
жесткое выражение казалось больше испуганным, чем встревоженным.
Продолжая идти, мы попали в следующую комнату, где на разлагающихся
манекенах с пустыми, пугающими лицами висели ранее искусно выполненные
костюмы с сапогами по колено и с изъеденной молью отделкой из тигровой
шкуры. Вдоль стен были выставлены обтрепанные полковые знамена,
причудливые седла, копья, дуэльные пистолеты и ручного изготовления
мушкеты - все задрапированные паутиной.
- Сейчас вы должны закрыть глаза, - сказала Иронель, беря нас за руки.
Ее пальцы были тонкими, холодными и мягкими.
Взглянув на нас и убедившись, что мы последовали ее инструкциям,
девушка повела нас вверх на три ступеньки, затем через этаж вокруг
препятствий и снова вниз. Я уже начал удивляться длительности этой
буффонады слепцов, когда она остановилась и произнесла:
- Открывайте глаза!
Лунный свет падал сквозь окно витражного стекла на серый каменный пол,
ведущий к алтарю с тонкими колоннами, золотыми капителями, серебряными
подсвечниками. Там лежал реликварий в серебряной оправе.
Перед алтарем стоял каменный саркофаг с высеченной фигурой крестоносца
на нем в полном вооружении, с руками, сложенными на рукояти меча, что
лежал на груди, как крест.
- Нравится вам мое Красивое Место? - спросила Иронель бесцветным
голосом.
- Конечно, оно мне очень нравится, - мягко ответил Рузвельт.
- Но вы покажете мне, где нашли камни-печатки?
- Здесь.
Иронель повернулась к окованному медью сундуку, стоящему на деревянной
подставке слева. Рузвельт поднял крышку. Мягкий свет замерцал на кольцах,
браслетах и брошах - сорочий клад безделушек. Иронель подняла цепь из
мягких золотых колец, подержала перед собой, положила обратно и взяла
тоненькую серебряную цепочку с подвешенным аметистом.
- Это симпатичнее, - сказала она. - А ты думаешь не так, Питер?
- Много приятнее, моя дорогая. - Его глаза передвинулись за нее,
пробежали по деталям маленькой часовни и вернулись к шкале на запястье. Он
шагнул к алтарю, но Иронель тревожно вскрикнула и схватила его за руку.
- Питер - нет! Ты не должен подходить ближе! Он подарил ей улыбку,
которая была скорее угрюмой, чем успокаивающей.
- Все в порядке, - сказал он ровным тоном, отмахиваясь от ее руки. - Я
хотел лишь взглянуть на это.
- Питер, вы не должны! Если вы вторгнетесь туда, произойдет плохое!
Разве ты не можешь чувствовать это в самом воздухе?
Не слушая ее, он сделал еще один шаг - и остановился. Где-то вдали
что-то загрохотало, заколебался пол, и кусок стекла в окне пошел
трещинами. Я шагнул к нему.
- Вы здесь гость, - сказал я. - Возможно, было бы лучше, если бы вы
играли по правилам этого дома.
Он бросил на меня острый взгляд, подобный гарпуну.
- Я сам решу это, - сказал он и сделал еще один шаг. Я схватил его за
руку. Было похоже, что я держался за дубовый поручень. Он напрягся, чтобы
освободиться, а я - чтобы удержать его. Казалось, никто из нас не
выиграет.
- Девушка сказала "нет", генерал, - напомнил я, - следовательно, у нее
есть причины.
- Вернитесь к здравому смыслу, Кэрлон! - холодно заявил Рузвельт. -
Вспомните, что мы пришли искать!
- Вы сами говорили, что равновесие сбалансировано очень деликатно, - не
унимался я. - Действуйте медленнее, пока вы не знаете, что делаете.
Рокот повторился, но на этот раз ближе. Я почувствовал, что пол под
моими ногами движется. Грифон вонзил когти в пол и заорал. Вскрикнула и
Иронель. Откуда-то сверху до меня донесся звук, и я поднял голову как раз
вовремя, чтобы увидеть падающий на меня камень размером с сейф. Я нырнул в