плечо. Ломкий старческий голос проговорил:
- Они ждешь, ваша Милошть! Милорд Лэклэнд ш ними, ижучает чекущий
момент. Ешли я не ошибаюшь, жло на пороге!
- Лэклэнд знает, что ты здесь?
- Не, никто иж них, ваша Милошть.
По лестнице мы спустились вниз и прошли через холл к двери, у которой
стоял часовой. Вили подошел ближе, повернулся и быстро мотнул мне головой,
приложив руку к уху, прислушался.
- ...самозванец, джентльмены, - говорил Лэклэнд. - Не истинный
британец, но ставленник Гаронна, купленный на французское золото и
посланный сюда, чтобы предать всех нас...
Я распахнул дверь и вошел. Разговор пресекся, как выключенный. Здесь,
вокруг длинного стола сидело около дюжины людей с Лэклэндом во главе. Они
были одеты в разнообразные костюмы, но отличительной чертой у всех были
меха, бархат и меч, висящий у бедра. Ближайшим был крупный, широкоплечий
мужчина с курчавой черной бородой и яростными глазами. Увидев меня, он
шагнул назад и удивленно посмотрел сверху вниз.
- Не дайте его лицу и фигуре обмануть себя! - плевался словами Лэклэнд.
- Он захватит контроль над восстанием и "наденет мундир наизнанку", пойдет
на условия Гаронна! Может он пренебречь ими?
Он указывал на меня пальцем, дрожащим от гнева. Я не стал отвечать
немедленно. То, что он говорил, в точности соответствовало плану
Рузвельта. Казалось, где-то здесь для меня было какое-то сообщение, но оно
явно не дошло.
- Видите? - закричал Лэклэнд. - Изменник даже не пытается этого
отрицать!
Чернобородый вытащил свой меч с раздирающим кожу скрежетом.
- Ловкий удар! - сказал он высоким резким голосом. - С марионеточным
Плантагенетом, пляшущим на его ниточках, Гаронн выполнил то, о чем мечтал
Луи целых семь веков! Общее покорение Британии! - Вмиг еще несколько мечей
вышли наружу и окружили меня.
- Плюнь на него, Тюдор! - завизжал Лэклэнд.
- Стоп! - Вилибальд встал у дверей с огнем в старческих глазах. - И вы
хладнокровно убьете вашего герцога. Во имя Свободной Британии, я скажу,
что он заслуживает лучшего слушания дела, чем пасть от ваших рук, ваши
лордства!
На мгновение все замерли - никто не шелохнулся, - и в тишине я услышал
гудящий звук, далекий, но приближающийся. Остальные тоже услышали его.
Глаза, как на шарнирах, повернулись к потолку, словно могли смотреть
сквозь него. Потом кто-то бросился к окну и отдернул занавеси, чтобы
выглянуть наружу. Другой прыгнул к выключателю у стены. Тюдор не двинулся,
когда потемнели канделябры, оставив только тот свет, что просачивался из
холла.
- Самолет! - выкрикнул человек у окна. - Проходит прямо над нами!
- Это был трюк, чтобы собрать нас здесь вместе! - рявкнул худощавый
мужчина в желтом и занес свой меч для удара.
Я видел это краем глаза - наблюдая за Тюдором. Его челюсти сжались
крепче, сухожилия шеи напряглись, и я понял, что сейчас последует бросок.
Я повернулся боком с наклоном вперед, и кончик меча отстриг
гофрированные оборки у меня на груди. Мой ответный свинг попал прямо в
скулу, опрокинул его на стол, как раз когда в комнате воцарилась смоляная
темнота. Моторы звучали так, как будто находились над каменной трубой.
Куски старого хлама падали с кровли.
- То-то! То-то! - донеслось справа, и звук мотора стал приглушенным,
затем стих. Я услышал звяканье разбитого стекла, но потолок не провалился.
Я скользнул вдоль стены к двери и услышал топот ног, рвущихся к ней,
опрокидывая стулья. Кто-то врезался в меня, пришлось сграбастать его и
отбросить от себя. Я нашел дверь, вышел и еле разглядел большой холл в
лунном свете, доходящем сквозь свинцовые стекла галереи. В шуме моторов
бомбардировщика тонуло множество воплей, затем вспышка света залила
помещение, и стена, казалось, выпрыгнула наружу из-под ног. Когда вещи
перестали падать, я был весь в синяках, но еще жив. Вилибальд лежал в
нескольких футах от меня, покрытый пылью и обломками кирпичей. На его ноге
у колена лежала балка; к этому времени мне стало ясно, что пора
планировать третий побег.
Со стариком на плечах я добрался до заднего коридора как раз в тот
момент, когда фасад дома обломился. Через кухонную дверь я выскочил
наружу, пересек травяную лужайку, засыпанную кирпичом. Кровь из раны на
голове заливала глаза. Я добрался до опушки, и мои ноги подогнулись.
Крыша дома исчезла, пламя заполыхало на сотню футов в высоту, закипая
клубами дыма, что сияли оранжевым снизу. На фоне огня вырисовывалась
скорлупа стен, еще стоящих черными силуэтами, а окна были оранжевыми
прямоугольниками на черном фоне.
Вдруг я услышал странный звук и попытался подняться, чтобы убраться
подальше, насколько позволяли мои руки и ноги. Но тут из темноты вышли
трое мужчин с опаленными бородами и мечами и окружили меня.
Один из них был Тюдор. Он подступил поближе, и я взял себя в руки для
броска, но в это время все трое повернулись и посмотрели на дом. Свет
мелькал среди деревьев и вдоль дороги; куски коры прыгали со стволов
деревьев сзади меня. Но вот опрокинулся на спину ближайший от меня
человек; мужчина рядом с ним повернулся и тоже упал. Тюдор рванулся
бежать, но это был неверный ход. Я увидел, как пуля врезалась ему в шею и
отбросила его футов на шесть лицом вниз.
На дороге появились перешедшие на бег люди в голубых формах. Я отполз,
но внезапно возник Вилибальд. Его редкие волосы были в порядке, на лице
пот. Он, как и я, находился ниже линии огня, и с ним было все в порядке.
- Беги, Вили! - завопил я.
Он заколебался на миг, затем повернулся и скрылся в лесу. А меня
окружили угрюмые солдаты в шлемах с дымящимися ружьями наготове. Я ожидал
дальнейшего развития событий.
Полковник Байярд ждал меня в гараже Имперских Челноков, когда я
вернулся на обратном луче.
Неделю я провалялся в прекрасной постели под опекой самой хорошенькой
из медсестер, что когда-либо измеряли температуру. Байярд провел множество
времени со мной, дополняя детали.
- Мы должны соединить вместе куски той истории, - говорил он мне. -
Семьдесят лет назад, когда Распад стер большую часть нашего континуума
альтернативных мировых линий, один человек спасся от общего разрушения. Он
был важным действующим лицом в Правительстве ключевой линии района
Распада.
Он стал способствовать экспериментам, злоупотребляющим челноками, что и
привело к несчастью. Он ухитрился управлять грубой экспериментальной
машиной и через Сети добрался до линии Ноль-Ноль - одной из немногих с
достаточно стабильным окружением, чтобы пережить катастрофу.
Этот мир ему не понравился. Дома он был властью, стоящей за троном
Оранжевых, которая правила половиной планеты. Здесь он был никто - хотя и
не без способностей. Со временем он поднялся до верхних позиций в
Имперской Службе Транссетевых Связей, но сердце его никогда не лежало к
этой работе. Его настоящим устремлением было восстановить старую империю.
За время своей жизни он не преуспел, но передал это по наследству своему
сыну, а затем и внуку.
Очевидно, невозможно одному человеку свергнуть правительство Империума
собственноручно. Ван Рузвельт нуждался в другой линии, вне Распада, в
которой вынашивал свой план. Они выбрали Новую Нормандию. Это был
адекватный технический уровень, политически нестабильный и управляемый
сильной рукой - и у него была удобная историческая основа, на которой
можно было строить. Намерение Рузвельта было разжечь восстание, играя
французами против британцев, и, когда обе стороны истощатся и
дискредитируют себя, выступить с маленькой, но высокоорганизованной
группой иррегулярных войск и захватить власть.
Скоро он научился понимать, что это не так легко, как он предполагал.
Герцог Лондреса был важной ключевой фигурой, которой было нелегко
манипулировать. Он убил его - и обнаружил, что благодаря его вмешательству
из внешней линии, он создал массивный вероятностный дисбаланс с
результатами, которые увидел даже здесь, дома. Он должен был восстановить
стабильность. А это - значило подавить мощь Плантагенетов однажды и
навсегда, поскольку, пока был жив один из них, где бы то ни было, силы
вероятности концентрировались бы на нем, вынуждая его стать театром
событий и создавая вокруг него субъядро стабильности. Рузвельт не мог
позволить этого: ему нужна была вся вероятностная энергия: чтобы он мог
командовать и сделать выбранную линию достаточно стабильной, чтобы
противостоять Распаду.
Просто выбить Плантагенетов не помогло бы, ему была нужна их сила,
мана, чтобы добавить к своей. Так было, когда выступили вы. Он использовал
очень специфические инструменты, которые его дед принес с собой в своем
оригинальном челноке из Оранжевой линии, чтобы проследить свойства по всей
Сети - и нашел вас. Я знаю, вы просто рыбак, вы ничего не знали о
Плантагенетах, но линии вероятности концентрировались вокруг вас. Он
намеревался использовать вас как головную фигуру в восстановлении
стабильности Новой Нормандии, позволив вам разрушить свою мощь в
безнадежной войне, а затем предложив бегство. Ценой было ваше согласие на
его старшинство.
Свою первую ошибку он совершил, когда тайно арестовал шефа Имперской
Безопасности, барона ван Рихтгофена. У Манфреда есть друзья; мы не были
удовлетворены историей Рузвельта о внезапном приступе. И все-таки он был
мягкосердечен или боялся разрушить слишком много важных жизнеспособных
линий в Империуме. Он должен был убить его и меня тоже. Но он не сделал
этого.
Они вытащили меня из камеры, где я был, через несколько часов после
того, как он отбыл с вами на свою операцию в Распаде. Мы пытались
последовать за вами, но разразился шторм, и мы с трудом смогли вернуться.
Когда Рузвельт не вернулся, мы начали поиски. Наши инструменты
"накололи" его в Новой Нормандии. Когда я прибыл, все уже закончилось -
как вы знаете. Мы не нашли следа Рузвельта. Я предположил, что он был убит
в битве. Вам повезло самому остаться в живых.
В версии Байярда о происшедшем было несколько дыр, но все в целом было
верно. Это перекрывало основные точки и, кажется, удовлетворяло всех. Со
смертью Рузвельта шторм затих сам собой. Больше не было поганок, растущих
в архивах. И Имперские посредники быстро утихомирили Новую Нормандию при
помощи свободного парламента.
Но существовало еще что-то, беспокоившее Байярда. Когда я покинул
госпиталь, он показывал мне город, брал меня на концерты и в рестораны,
закрепил за мной прекрасную квартиру до тех пор, пока она меня устраивала.
Он не думал возвращать меня домой, об этом не думал и я. Как будто мы оба
ждали, пока что-нибудь значительное не повиснет надо всем.
Мы сидели за столом на террасе ресторана в Упсале, когда я спросил его
об этом. Сперва он пытался легко обойти этот вопрос, но я уставился ему в
глаза, не отводя взгляда.
- Вы должны будете сказать мне рано или поздно, - заявил я. - Это
зависит от меня, не так ли? Он кивнул.
- В Сети еще чувствуется дисбаланс. Сейчас это не важно, но со временем
он будет расти, пока не начнет угрожать стабильности Империума - и Р-И
Три, и Новой Нормандии; каждой жизнеспособной линии континуума. Распад -
это рак, который никогда нельзя сдержать в постоянных границах. Существует
неполнота, и, как в электрической цепи, она стремится заполниться.
- Продолжайте.
- Наши приборы показывают, что оборванная линия концентрируется вокруг
вас и меча Балиньор. Я кивнул.
- Я не часть этой линии, не так ли? Вы должны отправить меня обратно в
Ки Уэст и позволить мне заниматься рыбной ловлей.
- Это не так просто. Семьсот лет назад одна ключевая фигура в
предшествующей линии вступила в свод действий, которые закончились
созданием холокоста. Стабильность никогда не будет достигнута, если
вероятностные линии, что были прерваны тогда, не будут приведены к своему
источнику.
Это было все, что он сказал, но я понял, о чем он пытался сообщить мне.
- Тогда я должен вернуться, - заметил я. - В Распад.
- Это ваше право, - ответил он. - Империум не пытается принуждать вас.
Я встал. Краски заката никогда не казались мне милее, отдаленная музыка
- нежнее.
- Пошли, - сказал я.
Техники, проверяющие нас и челнок, работали молча и споро. Они
обстукали руками все вокруг, и мы, Байярд и я, пристегнулись.
- Наша цель - сформировать главную линию континуума, - пояснил Байярд.
Я не сказал ему, что был там раньше.
Формы и цвета Распада текли вокруг нас, но на этот раз я не замечал их.
- Что произойдет потом? - спросил я.
- Надеемся на то, что, когда энергия Распада кончится, сам Распад
немедленно рассосется. Разрушенные миры больше не будут существовать в
Сети.
Больше он ничего не сказал. Казалось, прошло лишь несколько минут,
прежде чем мы отметили приход и гудение двигателя стихло.
- Прибыли, - сказал Байярд и открыл люк.
Я выглянул наружу в смещающийся туман. Он двигался, его отдувало;
джунгли и руины исчезли. Над зелеными лужайками к солнечному свету
поднимались светящиеся башни, играя светом в фонтанах. Далее вдали пели
женщины.
- Хотелось бы, чтобы у меня было что сказать, - заметил Байярд, - но у
меня нет слов. Прощайте, мистер Кэрлон.
Я сошел на грунт, дверь за мной закрылась. Я подождал, пока не исчезнет
челнок в мерцающем свете, и пошел вперед по окаймленной цветами дорожке
навстречу голосу Иронель.
Барон Рихтгофен, шеф Имперской Безопасности, смотрел на Байярда через
обширную поверхность полированного стола.
- Ваша миссия была успешной, Байярд, - сказал он тихо. - На этот момент
субъект вошел в Распавшуюся линию, стресс-индикаторы опустились до отметки
нуля. Опасность для Сети миновала.
- Я гадаю, - сказал Байярд, - что он чувствовал в эти последние
секунды?
- Ничего. Совсем ничего. В одно тихое мгновение переутверждения
континуум сомкнулся, затягивая разрез. Уравнение вероятности
удовлетворено. - Рихтгофен остановился на миг. - Почему? Вы видели там
что-нибудь?
- Ничего, - ответил Байярд. - Просто туман, густой, как бетон, и тихий,
как смерть.
- Он был смелым человеком, Байярд, и исполнил предназначенное.
Байярд кивнул и нахмурился.
- У вас еще что-то?
- Мы всегда держались мнения, что история неизменна, - произнес Байярд.
- Возможно, я просто ввожу себя в заблуждение. Но я, кажется, помню
историю об убийстве королем Ричардом барона Раннимеда. Я проверил
источники, чтобы убедиться, и оказался неправ, конечно.
Рихтгофен задумчиво посмотрел на него.
- Идея в обычном чувстве знакомого... но оно иллюзорно, конечно, -
бормотал он. - Этот король Джон встретил баронов - и подписал их Великую
Хартию.
- Где я подхватил идею, что Джон был назначен Ричардом в 1201 году?
Рихтгофен хотел кивнуть, но передумал.
- Минуту - но нет, сейчас я вспомнил, к тому времени Ричарда больше не
было в живых. Он был убит стрелой арбалета в мелкой стычке у Шалуза в 1199
году. - Он, казалось, задумался. - Забавно... ему вовсе не было нужды
принимать участие в этой встрече - и после того, как он был ранен,
отказался от всякой медицинской помощи. Как будто он искал смерть в бою.
- Все это так ясно помню, - сказал Байярд. - Как он жил в свои поздние,
спелые годы - переспелые, - потерял свою корону и умирал в бесчестии. Я
клянусь, что читал это ребенком. Но ничего из этого нет в книгах. Этого
никогда не происходило. Если это было, то миры, которые мы знаем, никогда
не существовали. И все-таки это странно.
- Каждый феномен в пространстве-времени вероятностного континуума
странен, Байярд, - один не больше, чем другой.
- Я полагаю, это был просто сон, - сказал Байярд. - Ожившая мечта.
- Сама жизнь есть мечта, говорят. - Рихтгофен сел прямо, внезапно став
резким. - Но это мечта, в которой есть мы, Байярд. И у нас есть дело,
ожидающее нас.
Байярд улыбнулся в ответ.
- Вы правы, - сказал он. - Для человека достаточно одной мечты.
- Они ждешь, ваша Милошть! Милорд Лэклэнд ш ними, ижучает чекущий
момент. Ешли я не ошибаюшь, жло на пороге!
- Лэклэнд знает, что ты здесь?
- Не, никто иж них, ваша Милошть.
По лестнице мы спустились вниз и прошли через холл к двери, у которой
стоял часовой. Вили подошел ближе, повернулся и быстро мотнул мне головой,
приложив руку к уху, прислушался.
- ...самозванец, джентльмены, - говорил Лэклэнд. - Не истинный
британец, но ставленник Гаронна, купленный на французское золото и
посланный сюда, чтобы предать всех нас...
Я распахнул дверь и вошел. Разговор пресекся, как выключенный. Здесь,
вокруг длинного стола сидело около дюжины людей с Лэклэндом во главе. Они
были одеты в разнообразные костюмы, но отличительной чертой у всех были
меха, бархат и меч, висящий у бедра. Ближайшим был крупный, широкоплечий
мужчина с курчавой черной бородой и яростными глазами. Увидев меня, он
шагнул назад и удивленно посмотрел сверху вниз.
- Не дайте его лицу и фигуре обмануть себя! - плевался словами Лэклэнд.
- Он захватит контроль над восстанием и "наденет мундир наизнанку", пойдет
на условия Гаронна! Может он пренебречь ими?
Он указывал на меня пальцем, дрожащим от гнева. Я не стал отвечать
немедленно. То, что он говорил, в точности соответствовало плану
Рузвельта. Казалось, где-то здесь для меня было какое-то сообщение, но оно
явно не дошло.
- Видите? - закричал Лэклэнд. - Изменник даже не пытается этого
отрицать!
Чернобородый вытащил свой меч с раздирающим кожу скрежетом.
- Ловкий удар! - сказал он высоким резким голосом. - С марионеточным
Плантагенетом, пляшущим на его ниточках, Гаронн выполнил то, о чем мечтал
Луи целых семь веков! Общее покорение Британии! - Вмиг еще несколько мечей
вышли наружу и окружили меня.
- Плюнь на него, Тюдор! - завизжал Лэклэнд.
- Стоп! - Вилибальд встал у дверей с огнем в старческих глазах. - И вы
хладнокровно убьете вашего герцога. Во имя Свободной Британии, я скажу,
что он заслуживает лучшего слушания дела, чем пасть от ваших рук, ваши
лордства!
На мгновение все замерли - никто не шелохнулся, - и в тишине я услышал
гудящий звук, далекий, но приближающийся. Остальные тоже услышали его.
Глаза, как на шарнирах, повернулись к потолку, словно могли смотреть
сквозь него. Потом кто-то бросился к окну и отдернул занавеси, чтобы
выглянуть наружу. Другой прыгнул к выключателю у стены. Тюдор не двинулся,
когда потемнели канделябры, оставив только тот свет, что просачивался из
холла.
- Самолет! - выкрикнул человек у окна. - Проходит прямо над нами!
- Это был трюк, чтобы собрать нас здесь вместе! - рявкнул худощавый
мужчина в желтом и занес свой меч для удара.
Я видел это краем глаза - наблюдая за Тюдором. Его челюсти сжались
крепче, сухожилия шеи напряглись, и я понял, что сейчас последует бросок.
Я повернулся боком с наклоном вперед, и кончик меча отстриг
гофрированные оборки у меня на груди. Мой ответный свинг попал прямо в
скулу, опрокинул его на стол, как раз когда в комнате воцарилась смоляная
темнота. Моторы звучали так, как будто находились над каменной трубой.
Куски старого хлама падали с кровли.
- То-то! То-то! - донеслось справа, и звук мотора стал приглушенным,
затем стих. Я услышал звяканье разбитого стекла, но потолок не провалился.
Я скользнул вдоль стены к двери и услышал топот ног, рвущихся к ней,
опрокидывая стулья. Кто-то врезался в меня, пришлось сграбастать его и
отбросить от себя. Я нашел дверь, вышел и еле разглядел большой холл в
лунном свете, доходящем сквозь свинцовые стекла галереи. В шуме моторов
бомбардировщика тонуло множество воплей, затем вспышка света залила
помещение, и стена, казалось, выпрыгнула наружу из-под ног. Когда вещи
перестали падать, я был весь в синяках, но еще жив. Вилибальд лежал в
нескольких футах от меня, покрытый пылью и обломками кирпичей. На его ноге
у колена лежала балка; к этому времени мне стало ясно, что пора
планировать третий побег.
Со стариком на плечах я добрался до заднего коридора как раз в тот
момент, когда фасад дома обломился. Через кухонную дверь я выскочил
наружу, пересек травяную лужайку, засыпанную кирпичом. Кровь из раны на
голове заливала глаза. Я добрался до опушки, и мои ноги подогнулись.
Крыша дома исчезла, пламя заполыхало на сотню футов в высоту, закипая
клубами дыма, что сияли оранжевым снизу. На фоне огня вырисовывалась
скорлупа стен, еще стоящих черными силуэтами, а окна были оранжевыми
прямоугольниками на черном фоне.
Вдруг я услышал странный звук и попытался подняться, чтобы убраться
подальше, насколько позволяли мои руки и ноги. Но тут из темноты вышли
трое мужчин с опаленными бородами и мечами и окружили меня.
Один из них был Тюдор. Он подступил поближе, и я взял себя в руки для
броска, но в это время все трое повернулись и посмотрели на дом. Свет
мелькал среди деревьев и вдоль дороги; куски коры прыгали со стволов
деревьев сзади меня. Но вот опрокинулся на спину ближайший от меня
человек; мужчина рядом с ним повернулся и тоже упал. Тюдор рванулся
бежать, но это был неверный ход. Я увидел, как пуля врезалась ему в шею и
отбросила его футов на шесть лицом вниз.
На дороге появились перешедшие на бег люди в голубых формах. Я отполз,
но внезапно возник Вилибальд. Его редкие волосы были в порядке, на лице
пот. Он, как и я, находился ниже линии огня, и с ним было все в порядке.
- Беги, Вили! - завопил я.
Он заколебался на миг, затем повернулся и скрылся в лесу. А меня
окружили угрюмые солдаты в шлемах с дымящимися ружьями наготове. Я ожидал
дальнейшего развития событий.
Полковник Байярд ждал меня в гараже Имперских Челноков, когда я
вернулся на обратном луче.
Неделю я провалялся в прекрасной постели под опекой самой хорошенькой
из медсестер, что когда-либо измеряли температуру. Байярд провел множество
времени со мной, дополняя детали.
- Мы должны соединить вместе куски той истории, - говорил он мне. -
Семьдесят лет назад, когда Распад стер большую часть нашего континуума
альтернативных мировых линий, один человек спасся от общего разрушения. Он
был важным действующим лицом в Правительстве ключевой линии района
Распада.
Он стал способствовать экспериментам, злоупотребляющим челноками, что и
привело к несчастью. Он ухитрился управлять грубой экспериментальной
машиной и через Сети добрался до линии Ноль-Ноль - одной из немногих с
достаточно стабильным окружением, чтобы пережить катастрофу.
Этот мир ему не понравился. Дома он был властью, стоящей за троном
Оранжевых, которая правила половиной планеты. Здесь он был никто - хотя и
не без способностей. Со временем он поднялся до верхних позиций в
Имперской Службе Транссетевых Связей, но сердце его никогда не лежало к
этой работе. Его настоящим устремлением было восстановить старую империю.
За время своей жизни он не преуспел, но передал это по наследству своему
сыну, а затем и внуку.
Очевидно, невозможно одному человеку свергнуть правительство Империума
собственноручно. Ван Рузвельт нуждался в другой линии, вне Распада, в
которой вынашивал свой план. Они выбрали Новую Нормандию. Это был
адекватный технический уровень, политически нестабильный и управляемый
сильной рукой - и у него была удобная историческая основа, на которой
можно было строить. Намерение Рузвельта было разжечь восстание, играя
французами против британцев, и, когда обе стороны истощатся и
дискредитируют себя, выступить с маленькой, но высокоорганизованной
группой иррегулярных войск и захватить власть.
Скоро он научился понимать, что это не так легко, как он предполагал.
Герцог Лондреса был важной ключевой фигурой, которой было нелегко
манипулировать. Он убил его - и обнаружил, что благодаря его вмешательству
из внешней линии, он создал массивный вероятностный дисбаланс с
результатами, которые увидел даже здесь, дома. Он должен был восстановить
стабильность. А это - значило подавить мощь Плантагенетов однажды и
навсегда, поскольку, пока был жив один из них, где бы то ни было, силы
вероятности концентрировались бы на нем, вынуждая его стать театром
событий и создавая вокруг него субъядро стабильности. Рузвельт не мог
позволить этого: ему нужна была вся вероятностная энергия: чтобы он мог
командовать и сделать выбранную линию достаточно стабильной, чтобы
противостоять Распаду.
Просто выбить Плантагенетов не помогло бы, ему была нужна их сила,
мана, чтобы добавить к своей. Так было, когда выступили вы. Он использовал
очень специфические инструменты, которые его дед принес с собой в своем
оригинальном челноке из Оранжевой линии, чтобы проследить свойства по всей
Сети - и нашел вас. Я знаю, вы просто рыбак, вы ничего не знали о
Плантагенетах, но линии вероятности концентрировались вокруг вас. Он
намеревался использовать вас как головную фигуру в восстановлении
стабильности Новой Нормандии, позволив вам разрушить свою мощь в
безнадежной войне, а затем предложив бегство. Ценой было ваше согласие на
его старшинство.
Свою первую ошибку он совершил, когда тайно арестовал шефа Имперской
Безопасности, барона ван Рихтгофена. У Манфреда есть друзья; мы не были
удовлетворены историей Рузвельта о внезапном приступе. И все-таки он был
мягкосердечен или боялся разрушить слишком много важных жизнеспособных
линий в Империуме. Он должен был убить его и меня тоже. Но он не сделал
этого.
Они вытащили меня из камеры, где я был, через несколько часов после
того, как он отбыл с вами на свою операцию в Распаде. Мы пытались
последовать за вами, но разразился шторм, и мы с трудом смогли вернуться.
Когда Рузвельт не вернулся, мы начали поиски. Наши инструменты
"накололи" его в Новой Нормандии. Когда я прибыл, все уже закончилось -
как вы знаете. Мы не нашли следа Рузвельта. Я предположил, что он был убит
в битве. Вам повезло самому остаться в живых.
В версии Байярда о происшедшем было несколько дыр, но все в целом было
верно. Это перекрывало основные точки и, кажется, удовлетворяло всех. Со
смертью Рузвельта шторм затих сам собой. Больше не было поганок, растущих
в архивах. И Имперские посредники быстро утихомирили Новую Нормандию при
помощи свободного парламента.
Но существовало еще что-то, беспокоившее Байярда. Когда я покинул
госпиталь, он показывал мне город, брал меня на концерты и в рестораны,
закрепил за мной прекрасную квартиру до тех пор, пока она меня устраивала.
Он не думал возвращать меня домой, об этом не думал и я. Как будто мы оба
ждали, пока что-нибудь значительное не повиснет надо всем.
Мы сидели за столом на террасе ресторана в Упсале, когда я спросил его
об этом. Сперва он пытался легко обойти этот вопрос, но я уставился ему в
глаза, не отводя взгляда.
- Вы должны будете сказать мне рано или поздно, - заявил я. - Это
зависит от меня, не так ли? Он кивнул.
- В Сети еще чувствуется дисбаланс. Сейчас это не важно, но со временем
он будет расти, пока не начнет угрожать стабильности Империума - и Р-И
Три, и Новой Нормандии; каждой жизнеспособной линии континуума. Распад -
это рак, который никогда нельзя сдержать в постоянных границах. Существует
неполнота, и, как в электрической цепи, она стремится заполниться.
- Продолжайте.
- Наши приборы показывают, что оборванная линия концентрируется вокруг
вас и меча Балиньор. Я кивнул.
- Я не часть этой линии, не так ли? Вы должны отправить меня обратно в
Ки Уэст и позволить мне заниматься рыбной ловлей.
- Это не так просто. Семьсот лет назад одна ключевая фигура в
предшествующей линии вступила в свод действий, которые закончились
созданием холокоста. Стабильность никогда не будет достигнута, если
вероятностные линии, что были прерваны тогда, не будут приведены к своему
источнику.
Это было все, что он сказал, но я понял, о чем он пытался сообщить мне.
- Тогда я должен вернуться, - заметил я. - В Распад.
- Это ваше право, - ответил он. - Империум не пытается принуждать вас.
Я встал. Краски заката никогда не казались мне милее, отдаленная музыка
- нежнее.
- Пошли, - сказал я.
Техники, проверяющие нас и челнок, работали молча и споро. Они
обстукали руками все вокруг, и мы, Байярд и я, пристегнулись.
- Наша цель - сформировать главную линию континуума, - пояснил Байярд.
Я не сказал ему, что был там раньше.
Формы и цвета Распада текли вокруг нас, но на этот раз я не замечал их.
- Что произойдет потом? - спросил я.
- Надеемся на то, что, когда энергия Распада кончится, сам Распад
немедленно рассосется. Разрушенные миры больше не будут существовать в
Сети.
Больше он ничего не сказал. Казалось, прошло лишь несколько минут,
прежде чем мы отметили приход и гудение двигателя стихло.
- Прибыли, - сказал Байярд и открыл люк.
Я выглянул наружу в смещающийся туман. Он двигался, его отдувало;
джунгли и руины исчезли. Над зелеными лужайками к солнечному свету
поднимались светящиеся башни, играя светом в фонтанах. Далее вдали пели
женщины.
- Хотелось бы, чтобы у меня было что сказать, - заметил Байярд, - но у
меня нет слов. Прощайте, мистер Кэрлон.
Я сошел на грунт, дверь за мной закрылась. Я подождал, пока не исчезнет
челнок в мерцающем свете, и пошел вперед по окаймленной цветами дорожке
навстречу голосу Иронель.
Барон Рихтгофен, шеф Имперской Безопасности, смотрел на Байярда через
обширную поверхность полированного стола.
- Ваша миссия была успешной, Байярд, - сказал он тихо. - На этот момент
субъект вошел в Распавшуюся линию, стресс-индикаторы опустились до отметки
нуля. Опасность для Сети миновала.
- Я гадаю, - сказал Байярд, - что он чувствовал в эти последние
секунды?
- Ничего. Совсем ничего. В одно тихое мгновение переутверждения
континуум сомкнулся, затягивая разрез. Уравнение вероятности
удовлетворено. - Рихтгофен остановился на миг. - Почему? Вы видели там
что-нибудь?
- Ничего, - ответил Байярд. - Просто туман, густой, как бетон, и тихий,
как смерть.
- Он был смелым человеком, Байярд, и исполнил предназначенное.
Байярд кивнул и нахмурился.
- У вас еще что-то?
- Мы всегда держались мнения, что история неизменна, - произнес Байярд.
- Возможно, я просто ввожу себя в заблуждение. Но я, кажется, помню
историю об убийстве королем Ричардом барона Раннимеда. Я проверил
источники, чтобы убедиться, и оказался неправ, конечно.
Рихтгофен задумчиво посмотрел на него.
- Идея в обычном чувстве знакомого... но оно иллюзорно, конечно, -
бормотал он. - Этот король Джон встретил баронов - и подписал их Великую
Хартию.
- Где я подхватил идею, что Джон был назначен Ричардом в 1201 году?
Рихтгофен хотел кивнуть, но передумал.
- Минуту - но нет, сейчас я вспомнил, к тому времени Ричарда больше не
было в живых. Он был убит стрелой арбалета в мелкой стычке у Шалуза в 1199
году. - Он, казалось, задумался. - Забавно... ему вовсе не было нужды
принимать участие в этой встрече - и после того, как он был ранен,
отказался от всякой медицинской помощи. Как будто он искал смерть в бою.
- Все это так ясно помню, - сказал Байярд. - Как он жил в свои поздние,
спелые годы - переспелые, - потерял свою корону и умирал в бесчестии. Я
клянусь, что читал это ребенком. Но ничего из этого нет в книгах. Этого
никогда не происходило. Если это было, то миры, которые мы знаем, никогда
не существовали. И все-таки это странно.
- Каждый феномен в пространстве-времени вероятностного континуума
странен, Байярд, - один не больше, чем другой.
- Я полагаю, это был просто сон, - сказал Байярд. - Ожившая мечта.
- Сама жизнь есть мечта, говорят. - Рихтгофен сел прямо, внезапно став
резким. - Но это мечта, в которой есть мы, Байярд. И у нас есть дело,
ожидающее нас.
Байярд улыбнулся в ответ.
- Вы правы, - сказал он. - Для человека достаточно одной мечты.