Когда на тайгу опускалась ночь, начиналось самое интересное. В надежном укрытии сидели стрелки. Очередной получал патрон и выходил к дедушке. Ружье заряжено, дедушка скрылся. Взведен курок: слух, нервы — все напряжено до предела. Непроглядная темнота, мертвая тишина. Спит тайга, ждут выстрела ребята, что-то медлит дедушка.
Тихо и темно. Чернеют стволы деревьев. Вдруг где-то раздается шорох.
И, блеснув пламенем, гремит выстрел.
— Посмотри, Женя, мишень! — слышится голос дедушки.
Загорается факел.
— Мимо, дедушка. Не попал, — доложил через минуту Женя.
— Ничего, Женя, ничего. Такое мастерство не сразу дается… Паша, приготовься!
Опять тишина, опять шорох и выстрел.
— Чуть-чуть, дедушка, не попал. Чуть-чуть!
— Чуть, брат, в таком деле не считается. Противник живой остался… Ну-ка, Наташенька, ты! — Голос дедушки звучит по-особенному тепло.
Перед стрельбой Наташи ребята насторожились. Никто не видел ее в темноте, но почему-то она живо представлялась: тоненькие косички за плечами, слегка раскосые глаза чуть прищурены, прикусила губу. Маленькие, но сильные руки спокойно держат ружье.
Шорох где-то в непроглядной темноте, и вслед за ним почти сразу, мгновенно, выстрел.
— Посмотреть цель. Все к цели! — раздается команда дедушки.
— В центр! Прямо в центр!
— Попала! Попала! — хлопая в ладоши, приплясывала Наташа. — Эх вы, стрелки!.. Дедушка, вы поставьте всем двойки — быстрее научатся… Женя, тебе тоже двойку!
И Наташа залилась смехом.
Но, несмотря на то что время проходило весело, ребята начали беспокоиться. Быть может, падь Золотая недалеко, а они здесь… Иногда волновался и дедушка: нет-нет, и задумается, смотря на север, в сторону заветной пади.
Каждое утро, проснувшись, все вопросительно смотрели на дедушку. Тот смотрел, в свою очередь, на Алика, раздумывал, шевеля усами, потом отрицательно качал головой. Выступать было еще нельзя.
— Так… Сегодня двадцать третье… двадцать третье… — сказал дедушка однажды утром, раздумывая над безмолвным вопросом ребят: можно ли идти?
— Нет, сегодня двадцать четвертое июля, — возразил Паша.
— Постой, постой, не болтай! — встрепенулся, даже испугался дедушка. — Путаешь ты, Паша. Двадцать третье!
— Нет, не путаю. У меня все записано, на каждый день приказы. Вот они.
— Женя, посмотри, пожалуйста, по всем документам.
— Правильно Паша говорит — двадцать четвертое.
— Как же так? Двадцать четвертое… — Дедушка растерянно теребил ус.
— А что, дедушка? — удивились ребята его расстроенному виду.
— Как — что? Так я же опаздываю. Завтра годовщина Золотой пади, а мы еще вон где.
— Правильно, дедушка, годовщина. Великие партизаны дядя Сережа и дядя Вася ее двадцать пятого открыли. В этот день дядя Сережа пополз за водой и…
— Да помолчи ты! От всего сердца прошу: помолчи хоть минуту! — сердито перебил дедушка. — Замучил меня со своими «великие»! Все люди как люди, ты один…
— За что вы, дедушка, на меня опять рассердились? — удивился Паша.
— Болтаешь много, вот за что! Тут думать надо, а ты не даешь… Да… — Дедушка что-то обдумывал. — Как, герой, чувствуем? — обратился он к Алику.
— Хорошо, дедушка, — бодро ответил Алик. — Я уже вчера и позавчера говорил, что хорошо.
— Пойдем, дедушка, а?
— Да… Ну, герои, в поход! Как я день прокараулил, не пойму… Только, Женя, предлагаю сделать вот так: продукты и лишние вещи здесь оставим, обратно пойдем и заберем. Зачем с собой всё таскать?
— Как же так, дедушка? Вдруг до пади Золотой долго придется идти?
— А у меня вроде уверенность появилась, что не может быть далеко. Скоро должна. Не месяц же до нее идти? Потом, если и далеко, что ж такого. Спать будет на чем, а покушать не найдем, что ли? И еще я думаю так. Шли мы с вами легонько, не торопясь. А в жизни бывает и по-другому: тяжело не тяжело, а надо километров полета пройти. В армии так частенько случается. Давно я думал такой переход устроить, силы проверить. Сейчас самый раз: крепко мы отдохнули. Но Алик слабоват. Потому и надо облегчить Савраску, чтобы Алик кое-где подъехал… Согласны, герои, устроить переход что называется настоящий?
Такое предложение всем очень понравилось. В самом деле, когда собирались в поход, рассчитывали проходить по шестьдесят километров в день, а проходили едва по двадцать…
Это был трудный и интересный день.
Все было как в настоящем серьезном походе. Перед дорогой съели по кусочку круто посоленного мяса. Ребята уже знали: это для того, чтобы меньше мучила жажда. Пить в походе не следует: вода расслабляет. Шли молча, перебрасывались короткими фразами лишь в случае крайней необходимости. Каждый час останавливались на короткий привал. Внимательнее, чем раньше, следили за подгонкой рюкзаков и особенно за ногами. Даже маленькая складка на портянке, если вовремя не переобуться, может натереть ногу до крови я вывести из строя.
К счастью для ребят, дорога проходила становиком — по редкому чистому сосняку.
По-прежнему их окружала тайга. Со становика открывался далекий вид: те же цепи гор, поросшие лесом, пади и распадки, прорезающие тайгу во всех направлениях.
Вечером, перед самым закатом солнца, экспедиция спустилась со становика, вышла в падь и остановилась на ночлег. За день прошли не менее сорока километров.
Руки, ноги, спина ныли от усталости. Прежде чем приняться за обычную работу, ребята легли отдохнуть, положив ноги так, чтобы они были выше головы. Так быстрее восстанавливаются силы.
Прямо перед ребятами, среди поросших лесом гор, резко выделялась одинокая безлесная белая гора вулканической формы. Своим необычным видом и цветом она привлекла внимание ребят.
— Белая гора… — прошептал Женя.
— Ага, — устало подтвердил Паша. — Интересно, отчего она белая?
— Наверное, от камней...
— Сейчас, Женя, не успею, а утром сбегаю — узнаю… — проговорил Федя.
И вдруг ребята вскочили все сразу, будто укусил их кто.
— Это наша белая гора! Наша! За ней падь Золотая! — кричал Паша.
— Падь Золотая! — махал картузом Федя.
— Дошли! Тра-та-та! Тра-та-та! — приплясывал, как медведь, Боря.
— Падь! — радостные, покрасневшие, кричали Женя, Наташа, Алик.
— Падь Золотая! — с волнением смотря на белую гору, закрывающую заветную падь, тихо сказал дедушка.
Перестали куковать кукушки. Замолчал трудолюбивый дятел. Бесшумно, как тень, над деревьями проскользнул филин. Стемнело.
Только на севере белым расплывчатым пятном выделялась гора, белая гора — последняя веха далекой дороги к сказочной пади Золотой.
Глава XVIII
Глава XIX.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Тихо и темно. Чернеют стволы деревьев. Вдруг где-то раздается шорох.
И, блеснув пламенем, гремит выстрел.
— Посмотри, Женя, мишень! — слышится голос дедушки.
Загорается факел.
— Мимо, дедушка. Не попал, — доложил через минуту Женя.
— Ничего, Женя, ничего. Такое мастерство не сразу дается… Паша, приготовься!
Опять тишина, опять шорох и выстрел.
— Чуть-чуть, дедушка, не попал. Чуть-чуть!
— Чуть, брат, в таком деле не считается. Противник живой остался… Ну-ка, Наташенька, ты! — Голос дедушки звучит по-особенному тепло.
Перед стрельбой Наташи ребята насторожились. Никто не видел ее в темноте, но почему-то она живо представлялась: тоненькие косички за плечами, слегка раскосые глаза чуть прищурены, прикусила губу. Маленькие, но сильные руки спокойно держат ружье.
Шорох где-то в непроглядной темноте, и вслед за ним почти сразу, мгновенно, выстрел.
— Посмотреть цель. Все к цели! — раздается команда дедушки.
— В центр! Прямо в центр!
— Попала! Попала! — хлопая в ладоши, приплясывала Наташа. — Эх вы, стрелки!.. Дедушка, вы поставьте всем двойки — быстрее научатся… Женя, тебе тоже двойку!
И Наташа залилась смехом.
Но, несмотря на то что время проходило весело, ребята начали беспокоиться. Быть может, падь Золотая недалеко, а они здесь… Иногда волновался и дедушка: нет-нет, и задумается, смотря на север, в сторону заветной пади.
Каждое утро, проснувшись, все вопросительно смотрели на дедушку. Тот смотрел, в свою очередь, на Алика, раздумывал, шевеля усами, потом отрицательно качал головой. Выступать было еще нельзя.
— Так… Сегодня двадцать третье… двадцать третье… — сказал дедушка однажды утром, раздумывая над безмолвным вопросом ребят: можно ли идти?
— Нет, сегодня двадцать четвертое июля, — возразил Паша.
— Постой, постой, не болтай! — встрепенулся, даже испугался дедушка. — Путаешь ты, Паша. Двадцать третье!
— Нет, не путаю. У меня все записано, на каждый день приказы. Вот они.
— Женя, посмотри, пожалуйста, по всем документам.
— Правильно Паша говорит — двадцать четвертое.
— Как же так? Двадцать четвертое… — Дедушка растерянно теребил ус.
— А что, дедушка? — удивились ребята его расстроенному виду.
— Как — что? Так я же опаздываю. Завтра годовщина Золотой пади, а мы еще вон где.
— Правильно, дедушка, годовщина. Великие партизаны дядя Сережа и дядя Вася ее двадцать пятого открыли. В этот день дядя Сережа пополз за водой и…
— Да помолчи ты! От всего сердца прошу: помолчи хоть минуту! — сердито перебил дедушка. — Замучил меня со своими «великие»! Все люди как люди, ты один…
— За что вы, дедушка, на меня опять рассердились? — удивился Паша.
— Болтаешь много, вот за что! Тут думать надо, а ты не даешь… Да… — Дедушка что-то обдумывал. — Как, герой, чувствуем? — обратился он к Алику.
— Хорошо, дедушка, — бодро ответил Алик. — Я уже вчера и позавчера говорил, что хорошо.
— Пойдем, дедушка, а?
— Да… Ну, герои, в поход! Как я день прокараулил, не пойму… Только, Женя, предлагаю сделать вот так: продукты и лишние вещи здесь оставим, обратно пойдем и заберем. Зачем с собой всё таскать?
— Как же так, дедушка? Вдруг до пади Золотой долго придется идти?
— А у меня вроде уверенность появилась, что не может быть далеко. Скоро должна. Не месяц же до нее идти? Потом, если и далеко, что ж такого. Спать будет на чем, а покушать не найдем, что ли? И еще я думаю так. Шли мы с вами легонько, не торопясь. А в жизни бывает и по-другому: тяжело не тяжело, а надо километров полета пройти. В армии так частенько случается. Давно я думал такой переход устроить, силы проверить. Сейчас самый раз: крепко мы отдохнули. Но Алик слабоват. Потому и надо облегчить Савраску, чтобы Алик кое-где подъехал… Согласны, герои, устроить переход что называется настоящий?
Такое предложение всем очень понравилось. В самом деле, когда собирались в поход, рассчитывали проходить по шестьдесят километров в день, а проходили едва по двадцать…
Это был трудный и интересный день.
Все было как в настоящем серьезном походе. Перед дорогой съели по кусочку круто посоленного мяса. Ребята уже знали: это для того, чтобы меньше мучила жажда. Пить в походе не следует: вода расслабляет. Шли молча, перебрасывались короткими фразами лишь в случае крайней необходимости. Каждый час останавливались на короткий привал. Внимательнее, чем раньше, следили за подгонкой рюкзаков и особенно за ногами. Даже маленькая складка на портянке, если вовремя не переобуться, может натереть ногу до крови я вывести из строя.
К счастью для ребят, дорога проходила становиком — по редкому чистому сосняку.
По-прежнему их окружала тайга. Со становика открывался далекий вид: те же цепи гор, поросшие лесом, пади и распадки, прорезающие тайгу во всех направлениях.
Вечером, перед самым закатом солнца, экспедиция спустилась со становика, вышла в падь и остановилась на ночлег. За день прошли не менее сорока километров.
Руки, ноги, спина ныли от усталости. Прежде чем приняться за обычную работу, ребята легли отдохнуть, положив ноги так, чтобы они были выше головы. Так быстрее восстанавливаются силы.
Прямо перед ребятами, среди поросших лесом гор, резко выделялась одинокая безлесная белая гора вулканической формы. Своим необычным видом и цветом она привлекла внимание ребят.
— Белая гора… — прошептал Женя.
— Ага, — устало подтвердил Паша. — Интересно, отчего она белая?
— Наверное, от камней...
— Сейчас, Женя, не успею, а утром сбегаю — узнаю… — проговорил Федя.
И вдруг ребята вскочили все сразу, будто укусил их кто.
— Это наша белая гора! Наша! За ней падь Золотая! — кричал Паша.
— Падь Золотая! — махал картузом Федя.
— Дошли! Тра-та-та! Тра-та-та! — приплясывал, как медведь, Боря.
— Падь! — радостные, покрасневшие, кричали Женя, Наташа, Алик.
— Падь Золотая! — с волнением смотря на белую гору, закрывающую заветную падь, тихо сказал дедушка.
Перестали куковать кукушки. Замолчал трудолюбивый дятел. Бесшумно, как тень, над деревьями проскользнул филин. Стемнело.
Только на севере белым расплывчатым пятном выделялась гора, белая гора — последняя веха далекой дороги к сказочной пади Золотой.
Глава XVIII
ПАДЬ ЗОЛОТАЯ
Ребята почти не спали и поднялись чуть свет. Они постирали и высушили одежду, дедушка подстриг большими ножницами свои усы. Наташа тщательнее обычного наложила новые заплаты. Боря с Аликом до блеска начистили посуду. Хорошенько вычистили Савраску.
Позади осталось семнадцать дней интересного, но и не легкого пути. Сколько километров пройдено — четыреста, пятьсот? Сколько перевалили горных цепей, пересекли падей! Позади осталось и навсегда запомнившееся болото.
И сейчас, когда путь подходил к концу, ребята трезво оценили подвиг партизан дяди Сережи и дяди Васи.
Да, нужно было иметь нечеловеческую силу, железную волю, чтобы ранеными, истекающими кровью, пройти от пади Золотой до Монгона. Партизаны не пересекали болота по шоссе — его не было. Они не могли отдохнуть в поселке лесорубов, в домике у Базыра, у дедушки Михеича — ни одного домика не стояло тогда в тайге. Им даже не удавалось погреться в холодные ночи у костра — у них не было спичек. Тайга богата, но нужно иметь силу, здоровые ноги, чтобы найти хоть один съедобный корешок. Сутками они ползли по жаре, не встречая ни капли воды. Партизанам нечем было защищаться от мучительного и безжалостного бича тайги — мошки, комаров, паутов.
И, несмотря ни на что, они прошли! Да, это были великие люди! Великие герои!
— Где они сейчас? Где? — проговорил Паша.
— Чего? — спросил дедушка.
— Мы, дедушка, говорим, какие великие герои были дядя Сережа и дядя Вася! Посмотреть бы хоть одним глазком на них!
— Скажи пожалуйста! Язык у тебя… — начал было дедушка, но махнул рукой, опустил голову и больше ничего не сказал.
Странный был сегодня дедушка. Он отвечал невпопад, почти не говорил и только беспрерывно курил.
К завтраку ребята едва притронулись. На этот раз Боря не ворчал и без сожаления выбросил еду.
— На север! Через Белую гору! К пади Золотой! — звонко и торжественно подал последнюю команду Паша.
Ребята почти бежали. Дедушка с Савраской отстали. Вот уже гора. Она усеяна мелкими белыми камешками, отчего издали и казалась белой.
Вдруг ровный протяжный звук донесся из-за горы. Ребята остановились.
— Волки? — неуверенно проговорила Наташа.
— Не похоже на волков, — возразил Федя.
— Похоже на гудок, — сказал Женя, — как у нас в депо…
— Похоже… Но откуда здесь гудок?
Звук прекратился.
— Может, самолет пожарный
— Совсем другой звук у самолета.
— Женя, по-моему, это какая-то тайна природы, — сказал Паша. — Может, извержение вулкана начинается? Вот здорово было бы!
Уже близка вершина горы. Фигурка Феди мелькает впереди. Вот Федя остановился, развел руки и медленно сел на камень.
— Федька уже видит падь Золотую!
— А почему он картуз на глаза надвинул?
Синеют горы на той стороне пади Золотой. Наконец показалась и сама падь.
— Дедушка, скорее, скорее! Падь Золотая!
— На вот тебе падь Золотую!.. — буркнул Федя.
Ребята остановились, растерянные и пораженные.
Посреди широкой пади широко раскинулся… город.
Настоящий город!..
С горы были видны залитые солнцем широкие, прямые улицы, разноцветные крыши домов, утопающие в темной листве тополей. Выделялись красивые двух— и трехэтажные здания. На краю города дымили высокие трубы. Белое облако пара взвивалось над большой крышей, и ребята услышали ровный протяжный гудок. У самого подножия горы, почти под ногами ребят, деловито сновал паровозик.
— Дедушка, мы заблудились! Мы к городу пришли! — с отчаянием подбежал к нему Паша.
— Не заблудились, герои. Вот она — падь Золотая!
— А город? Откуда город?
Дедушка не отвечал. Он… улыбался! Он смотрел на город, и глубокое волнение и радость отражались на его загорелом морщинистом лице.
— Вот оно как! Фу ты! Город ведь, герои, а? — приговаривал дедушка, точно верил и не верил своим глазам.
— А радоваться нечего! — буркнул Федя.
— Как же, скажи пожалуйста, не радоваться? Да ведь это наш город! Мой город! Ах ты…
— Дедушка, что вы говорите? Почему ваш? — взмолились ребята.
Дедушка как-то сразу обмяк и виновато посмотрел на своих юных спутников.
— Пойдемте, ребята, туда. Сегодня я вам все расскажу, — проговорил он.
…Город был по-праздничному оживлен. Несмотря на ранний час, по улицам шли нарядно одетые люди, весело разговаривали и смеялись.
С песней, все в белом, с алыми галстуками, со знаменем впереди, строем прошли пионеры. Промчалась разукрашенная флажками автомашина с крикливой и поющей вразнобой детворой. Где-то играл оркестр.
Скоро ребятам стала понятна причина торжества. На одном из транспарантов, протянутом через улицу, они прочли: «Нашему городу сегодня 10 лет!»
Загорелые, обветренные, в залатанной походной одежде, в побуревших, порядком потрепанных броднях ребята чувствовали себя неудобно среди нарядных людей. Из-за Савраски они вынуждены были идти посередине шумной улицы, вызывая всеобщее внимание и удивление. Как водится, больше всего любопытствовали мальчишки. Нашлись среди них и задиралы. Особенно досаждал ехидными шутками один конопатый. Шествует рядом, бесцеремонно рассматривает и зубоскалит.
Федя вопросительно взглянул на Женю. Женя — на него.
— Только по одному разу! И чтобы никто не заметил… — шепнул Женя.
Произошло какое-то движение, но такое быстрое, что никто не понял, что случилось. Но конопатый вдруг стал хромать, отставая все дальше, потом остановился у столба, уткнувшись в какое-то объявление, и все щупал под глазами. Ошибиться невозможно: под каждым глазом всплывало по фонарю.
Экспедиция торопилась, стремясь быстрее пройти главную улицу.
И вдруг ребята остановились. Впереди виднелась трибуна. Не донося трубки до рта, остановился и дедушка, Остановились и замолчали неугомонные мальчишки. Останавливались один за другим горожане.
С протянутой через всю улицу проволоки, из рамок, увитых цветами, на ребят смотрели портреты двух человек»
Чьи портреты? Кто эти люди?
Один — не кто иной, как монгонский почтальон дедушка Вася. А второй? Второй — догадываешься ли ты, мой читатель? — второй был дедушка!
Да, дедушка. Тот самый, который сейчас растерянно и даже испуганно переводит взгляд со своего изображения то на ребят, то на окружающих его празднично одетых незнакомых людей.
Сходство было полное. То же простое морщинистое Лицо, зоркие серые глаза, колючие седые усы, неизменная трубка во рту.
Между тем людей вокруг становилось все больше. Они запрудили всю улицу.
— Сергей Егорыч!.. Маврин!.. Сергей Егорыч!.. — все чаще и громче раздавались голоса.
— Привет Сергею Егорычу! — крикнул кто-то. — Привет герою! Слава!
Люди улыбались, возбужденно кричали.
А дедушка?
— Постой, постой, — оправившись от смущения и недовольно пощипывая седой ус, сказал он. — Ишь ты какой: «Привет герою! Слава!» Наговорил семь верст до небес. Вперед, чем сказать, подумать, брат, надо. То-то!
Но его голос потонул в приветственных криках. Не кричали одни наши ребята. Они еще не пришла в себя. Под портретами было написано: «Слава красным партизанам Сергею Егоровичу Маврину и Василию Федоровичу Куклину, открывшим падь Золотую! Добро пожаловать в город Партизанский!»
Дядя Сережа и дядя Вася!.. Так вот кто они!
— Слава!.. Ура-а!.. — подхватили ребята через минуту.
До сознания ребят наконец дошло, что дедушка, их простой дедушка, и есть великий герой дядя Сережа, А в Монгоне с почтовой сумкой через плечо бегает узкоплечий и узкогрудый старичок. У него острый кадык на шее, реденькая, похожая на мочало, бородка. Второй великий герой!
Позади осталось семнадцать дней интересного, но и не легкого пути. Сколько километров пройдено — четыреста, пятьсот? Сколько перевалили горных цепей, пересекли падей! Позади осталось и навсегда запомнившееся болото.
И сейчас, когда путь подходил к концу, ребята трезво оценили подвиг партизан дяди Сережи и дяди Васи.
Да, нужно было иметь нечеловеческую силу, железную волю, чтобы ранеными, истекающими кровью, пройти от пади Золотой до Монгона. Партизаны не пересекали болота по шоссе — его не было. Они не могли отдохнуть в поселке лесорубов, в домике у Базыра, у дедушки Михеича — ни одного домика не стояло тогда в тайге. Им даже не удавалось погреться в холодные ночи у костра — у них не было спичек. Тайга богата, но нужно иметь силу, здоровые ноги, чтобы найти хоть один съедобный корешок. Сутками они ползли по жаре, не встречая ни капли воды. Партизанам нечем было защищаться от мучительного и безжалостного бича тайги — мошки, комаров, паутов.
И, несмотря ни на что, они прошли! Да, это были великие люди! Великие герои!
— Где они сейчас? Где? — проговорил Паша.
— Чего? — спросил дедушка.
— Мы, дедушка, говорим, какие великие герои были дядя Сережа и дядя Вася! Посмотреть бы хоть одним глазком на них!
— Скажи пожалуйста! Язык у тебя… — начал было дедушка, но махнул рукой, опустил голову и больше ничего не сказал.
Странный был сегодня дедушка. Он отвечал невпопад, почти не говорил и только беспрерывно курил.
К завтраку ребята едва притронулись. На этот раз Боря не ворчал и без сожаления выбросил еду.
— На север! Через Белую гору! К пади Золотой! — звонко и торжественно подал последнюю команду Паша.
Ребята почти бежали. Дедушка с Савраской отстали. Вот уже гора. Она усеяна мелкими белыми камешками, отчего издали и казалась белой.
Вдруг ровный протяжный звук донесся из-за горы. Ребята остановились.
— Волки? — неуверенно проговорила Наташа.
— Не похоже на волков, — возразил Федя.
— Похоже на гудок, — сказал Женя, — как у нас в депо…
— Похоже… Но откуда здесь гудок?
Звук прекратился.
— Может, самолет пожарный
— Совсем другой звук у самолета.
— Женя, по-моему, это какая-то тайна природы, — сказал Паша. — Может, извержение вулкана начинается? Вот здорово было бы!
Уже близка вершина горы. Фигурка Феди мелькает впереди. Вот Федя остановился, развел руки и медленно сел на камень.
— Федька уже видит падь Золотую!
— А почему он картуз на глаза надвинул?
Синеют горы на той стороне пади Золотой. Наконец показалась и сама падь.
— Дедушка, скорее, скорее! Падь Золотая!
— На вот тебе падь Золотую!.. — буркнул Федя.
Ребята остановились, растерянные и пораженные.
Посреди широкой пади широко раскинулся… город.
Настоящий город!..
С горы были видны залитые солнцем широкие, прямые улицы, разноцветные крыши домов, утопающие в темной листве тополей. Выделялись красивые двух— и трехэтажные здания. На краю города дымили высокие трубы. Белое облако пара взвивалось над большой крышей, и ребята услышали ровный протяжный гудок. У самого подножия горы, почти под ногами ребят, деловито сновал паровозик.
— Дедушка, мы заблудились! Мы к городу пришли! — с отчаянием подбежал к нему Паша.
— Не заблудились, герои. Вот она — падь Золотая!
— А город? Откуда город?
Дедушка не отвечал. Он… улыбался! Он смотрел на город, и глубокое волнение и радость отражались на его загорелом морщинистом лице.
— Вот оно как! Фу ты! Город ведь, герои, а? — приговаривал дедушка, точно верил и не верил своим глазам.
— А радоваться нечего! — буркнул Федя.
— Как же, скажи пожалуйста, не радоваться? Да ведь это наш город! Мой город! Ах ты…
— Дедушка, что вы говорите? Почему ваш? — взмолились ребята.
Дедушка как-то сразу обмяк и виновато посмотрел на своих юных спутников.
— Пойдемте, ребята, туда. Сегодня я вам все расскажу, — проговорил он.
…Город был по-праздничному оживлен. Несмотря на ранний час, по улицам шли нарядно одетые люди, весело разговаривали и смеялись.
С песней, все в белом, с алыми галстуками, со знаменем впереди, строем прошли пионеры. Промчалась разукрашенная флажками автомашина с крикливой и поющей вразнобой детворой. Где-то играл оркестр.
Скоро ребятам стала понятна причина торжества. На одном из транспарантов, протянутом через улицу, они прочли: «Нашему городу сегодня 10 лет!»
Загорелые, обветренные, в залатанной походной одежде, в побуревших, порядком потрепанных броднях ребята чувствовали себя неудобно среди нарядных людей. Из-за Савраски они вынуждены были идти посередине шумной улицы, вызывая всеобщее внимание и удивление. Как водится, больше всего любопытствовали мальчишки. Нашлись среди них и задиралы. Особенно досаждал ехидными шутками один конопатый. Шествует рядом, бесцеремонно рассматривает и зубоскалит.
Федя вопросительно взглянул на Женю. Женя — на него.
— Только по одному разу! И чтобы никто не заметил… — шепнул Женя.
Произошло какое-то движение, но такое быстрое, что никто не понял, что случилось. Но конопатый вдруг стал хромать, отставая все дальше, потом остановился у столба, уткнувшись в какое-то объявление, и все щупал под глазами. Ошибиться невозможно: под каждым глазом всплывало по фонарю.
Экспедиция торопилась, стремясь быстрее пройти главную улицу.
И вдруг ребята остановились. Впереди виднелась трибуна. Не донося трубки до рта, остановился и дедушка, Остановились и замолчали неугомонные мальчишки. Останавливались один за другим горожане.
С протянутой через всю улицу проволоки, из рамок, увитых цветами, на ребят смотрели портреты двух человек»
Чьи портреты? Кто эти люди?
Один — не кто иной, как монгонский почтальон дедушка Вася. А второй? Второй — догадываешься ли ты, мой читатель? — второй был дедушка!
Да, дедушка. Тот самый, который сейчас растерянно и даже испуганно переводит взгляд со своего изображения то на ребят, то на окружающих его празднично одетых незнакомых людей.
Сходство было полное. То же простое морщинистое Лицо, зоркие серые глаза, колючие седые усы, неизменная трубка во рту.
Между тем людей вокруг становилось все больше. Они запрудили всю улицу.
— Сергей Егорыч!.. Маврин!.. Сергей Егорыч!.. — все чаще и громче раздавались голоса.
— Привет Сергею Егорычу! — крикнул кто-то. — Привет герою! Слава!
Люди улыбались, возбужденно кричали.
А дедушка?
— Постой, постой, — оправившись от смущения и недовольно пощипывая седой ус, сказал он. — Ишь ты какой: «Привет герою! Слава!» Наговорил семь верст до небес. Вперед, чем сказать, подумать, брат, надо. То-то!
Но его голос потонул в приветственных криках. Не кричали одни наши ребята. Они еще не пришла в себя. Под портретами было написано: «Слава красным партизанам Сергею Егоровичу Маврину и Василию Федоровичу Куклину, открывшим падь Золотую! Добро пожаловать в город Партизанский!»
Дядя Сережа и дядя Вася!.. Так вот кто они!
— Слава!.. Ура-а!.. — подхватили ребята через минуту.
До сознания ребят наконец дошло, что дедушка, их простой дедушка, и есть великий герой дядя Сережа, А в Монгоне с почтовой сумкой через плечо бегает узкоплечий и узкогрудый старичок. У него острый кадык на шее, реденькая, похожая на мочало, бородка. Второй великий герой!
Глава XIX.
В КОТОРОЙ ВСЕ РАЗЪЯСНЯЕТСЯ
Стоял поздний вечер, но в городе продолжалось празднование. Вспыхивали и гасли разноцветные огни иллюминаций. В открытую форточку врывались то бодрые звуки духового оркестра, то аплодисменты, то голос диктора.
— …Вот так и получилось, — закончил дедушка свой рассказ. — С письмом вам, ребята, мы с другом Басей маленько перемудрили. Сознаться — Вася придумал. Начитался он Жюля Верна. Без таинственного письма, говорит, настоящего путешествия не бывает. Конечно, вину на Васю не слагаю: оба думали и хотели, чтобы интереснее было вам идти. А получился все-таки обман. Тут вину свою признаем. За эту затею нам и от Володи была проборка, но упросили мы не открывать. В остальном же ошибки моей вроде нет. Про дорогу не говорил — думал, что больше пользы будет, если не я вас, а вы меня в падь Золотую приведете. Пассажирами сзади плестись — ни пользы, ни интересу. Секача нарочно подвел на табор. Заряды вам послабее дал, чтобы сразу не убили. Рассчитал, где помост сделать, откуда ветерок — все рассчитал, чтобы он на табор прибежал. Хотел я, чтобы вы настоящих трудностей хлебнули, ко всему привыкли. С секачом я, правда, в последнюю минуту засомневался. Я и запел, чтобы зверя от табора к себе приманить, да Наташа его своим выстрелом обратно на табор вернула. Первоклассный стрелок из тебя будет, Наташа!.. Конверт, который мы так долго искали, тоже я спрятал. Штампа-то на нем, понятно, не было. И боялся я, чтобы вы раньше времени не открыли мою затею.
Дедушка походил по комнате, посмотрел в окно и продолжал.
— «Кислый» не нашли. Тут, герои, я не виноват. Тайга изменилась так, что я и сам едва узнал. Высох этот Кислый ключ. А хотелось показать его, хотелось, чтобы убедились вы, что на правильном пути. Да поделать ничего не мог. А Базыр, Паша, загадку-то твою отгадал. Сказал он «кислая вода», а ведь это одно и то же… Да… А сейчас судите меня, герои. Все я вам рассказал.
Дедушка глубоко затянулся табачным дымом и снова обернулся к окну, пощипывая седой колючий ус.
Теперь ребятам стало все понятно. Обо всем рассказал дедушка. Рассказал, как двадцать шесть лет назад они с дядей Васей открыли падь Золотую, как ползли, сидели в тепляке, к ним подходили японцы; и дедушка, не успев дописать, замуровывал в печь дневник, но вдруг услышал приглушенный крик дяди Васи: тот нашел в поддувале винтовочные патроны. Что случилось дальше, ребята представляли сами. Дядя Вася был такой же стрелок, как и дедушка…
Рассказал дедушка, как потом сопровождали экспедицию геологов и в пади Золотой возник золотой прииск. Позднее, когда подвели железнодорожную ветку, в некотором отдалении от прииска выросли большие угольные шахты. Угля оказалось так много, что шахтерский поселок скоро стал городом. Рассказал, что к десятилетнему юбилею города Партизанского он и дядя Вася получили письма с приглашением прибыть на торжество, но дядя Вася поехать не смог. Узнав обо всем, Володя попросил дедушку сходить с ребятами в Золотую падь. А дедушка и сам мечтал об этом.
Ребята узнали, что поход подготовлялся задолго до того, как Женя получил письмо. Володя с дедушкой заранее приготовили для ребят все необходимое: ружья, топорики, кинжалы, бродни.
— Вот так. Судите меня, герои, — повторил дедушка. Судить дедушку?! Нет, ребята не могли судить.
Ведь получилось все очень интересно! Как в настоящей книге. Правда, сначала ребята очень огорчились, что не им пришлось открыть падь Золотую. Однако это огорчение уже прошло. Пускай не им досталась честь привести сюда геологов. Но разве падь Золотая стала от этого хуже?
Ребята смущенно переглядывались. Непривычное чувство робости испытывали они сейчас перед дедушкой. Перед ними был тот дедушка и не тот. Что-то вдруг изменилось в нем.
Те же огрубелые, натруженные руки, то же морщинистое загорелое лицо, та же трубка во рту, та же привычка пощипывать и топорщить колючие седые усы — все то, и между тем все не то. Это он с дедушкой Васей открыл падь Золотую. В их честь назван целый город. Теперь вместо глухой тайги здесь гремит духовой оркестр, разливаются морем электрические огни, живут и трудятся люди.
— Что ж, знать, так сердитесь, что и разговаривать не хотите? — повернулся к ребятам дедушка.
— Дедушка, — робко шагнул к нему Паша, — вы великий герой! Правда!
— Экий ты! — недовольно зашевелил усами Сергей Егорыч. — Ты же мне дорогой всю шею переел с этим «великим». Простые мы люди! Советские люди! И сделали то, что на нашем месте любой человек сделал бы…
Дедушка задумался.
— Вот так-то… Ну, что же вы молчите, будто недовольны походом?.. — Дедушка хмуро сосал трубку. — Приду домой — держать отчет перед Васей буду, — снова заговорил он с досадой. — Говорил я ему сначала не смогу. Потому что не учитель я, а только лесник. Мало вы узнали, видать, немногому научились… Эх, Сергей Маврин, плохой ты заместитель пионервожатого!..
Ребята наконец поняли, что волновало дедушку.
— Дедушка! — вскричали все сразу.
— Как же не научились?! — возмутился Федя, — Я почти настоящим следопытом стал. Вы это меня научили!
— Сразу и не скажешь… Очень интересному научились… Такое видели! — проговорил Боря.
— Эх, — воскликнул Паша, — столько мы узнали, что даже и сразу не скажу! Я, дедушка, приказ напишу, На трех тетрадях? Всё опишу.
— А я… — Алик на мгновение замялся. — Я.. вы… — Алик вдруг крепко прижался лицом к плечу старого лесника.
— Фу-у! — облегченно вздохнул Сергей Егорыч. — Гора с плеч!.. А Женя-то что задумался? Женя, что с тобой?
Прислонившись к окну, Женя молчал.
Что он узнал? Да, он тоже много узнал.
Больше того, он нашел. Оправдались напутственные слова Володи: «Верю, Женя, найдешь».
На Цаган-Хада затерялась в кедраче охотничья избушка. В слабо освещенное окно смотрят лохматые лапы кедра, и шелестит крылышками о стекло капустная совка. Хозяин Золотого хребта вернулся с работы и, надев очки, читает, далеко отставив от себя книгу. Он читает ими оставленную книгу.
Раздвигает темноту в комнате вспыхивающий огонек трубки дедушки Цыдена. За стеной позвякивают проволокой цепники, резко пахнет овечьей шерстью. Под темными навесами слышно тяжелое дыхание спящих овец. «Однако, Базыр, тише, — говорит старый Цыден. — Музыка кончал, последние известия передавать будут». Колхозный пастух слушает радио, которое сделали они, ребята.
В поселке лесорубов кто-то из ребят читает «Сына полка». А на очереди еще много книг.
И еще есть большое, интересное дело: разведывать родной край, родную Сибирь, Забайкалье. Наблюдать за травами, деревьями, птицами, зверями, рыбами. Узнавать, смотреть, учиться открывать новое!
— Федя! Наташа!.. Ребята! Я нашел работу тимуровцам, — прерывающимся от волнения голосом сказал Женя. — Нашел!
— …Вот так и получилось, — закончил дедушка свой рассказ. — С письмом вам, ребята, мы с другом Басей маленько перемудрили. Сознаться — Вася придумал. Начитался он Жюля Верна. Без таинственного письма, говорит, настоящего путешествия не бывает. Конечно, вину на Васю не слагаю: оба думали и хотели, чтобы интереснее было вам идти. А получился все-таки обман. Тут вину свою признаем. За эту затею нам и от Володи была проборка, но упросили мы не открывать. В остальном же ошибки моей вроде нет. Про дорогу не говорил — думал, что больше пользы будет, если не я вас, а вы меня в падь Золотую приведете. Пассажирами сзади плестись — ни пользы, ни интересу. Секача нарочно подвел на табор. Заряды вам послабее дал, чтобы сразу не убили. Рассчитал, где помост сделать, откуда ветерок — все рассчитал, чтобы он на табор прибежал. Хотел я, чтобы вы настоящих трудностей хлебнули, ко всему привыкли. С секачом я, правда, в последнюю минуту засомневался. Я и запел, чтобы зверя от табора к себе приманить, да Наташа его своим выстрелом обратно на табор вернула. Первоклассный стрелок из тебя будет, Наташа!.. Конверт, который мы так долго искали, тоже я спрятал. Штампа-то на нем, понятно, не было. И боялся я, чтобы вы раньше времени не открыли мою затею.
Дедушка походил по комнате, посмотрел в окно и продолжал.
— «Кислый» не нашли. Тут, герои, я не виноват. Тайга изменилась так, что я и сам едва узнал. Высох этот Кислый ключ. А хотелось показать его, хотелось, чтобы убедились вы, что на правильном пути. Да поделать ничего не мог. А Базыр, Паша, загадку-то твою отгадал. Сказал он «кислая вода», а ведь это одно и то же… Да… А сейчас судите меня, герои. Все я вам рассказал.
Дедушка глубоко затянулся табачным дымом и снова обернулся к окну, пощипывая седой колючий ус.
Теперь ребятам стало все понятно. Обо всем рассказал дедушка. Рассказал, как двадцать шесть лет назад они с дядей Васей открыли падь Золотую, как ползли, сидели в тепляке, к ним подходили японцы; и дедушка, не успев дописать, замуровывал в печь дневник, но вдруг услышал приглушенный крик дяди Васи: тот нашел в поддувале винтовочные патроны. Что случилось дальше, ребята представляли сами. Дядя Вася был такой же стрелок, как и дедушка…
Рассказал дедушка, как потом сопровождали экспедицию геологов и в пади Золотой возник золотой прииск. Позднее, когда подвели железнодорожную ветку, в некотором отдалении от прииска выросли большие угольные шахты. Угля оказалось так много, что шахтерский поселок скоро стал городом. Рассказал, что к десятилетнему юбилею города Партизанского он и дядя Вася получили письма с приглашением прибыть на торжество, но дядя Вася поехать не смог. Узнав обо всем, Володя попросил дедушку сходить с ребятами в Золотую падь. А дедушка и сам мечтал об этом.
Ребята узнали, что поход подготовлялся задолго до того, как Женя получил письмо. Володя с дедушкой заранее приготовили для ребят все необходимое: ружья, топорики, кинжалы, бродни.
— Вот так. Судите меня, герои, — повторил дедушка. Судить дедушку?! Нет, ребята не могли судить.
Ведь получилось все очень интересно! Как в настоящей книге. Правда, сначала ребята очень огорчились, что не им пришлось открыть падь Золотую. Однако это огорчение уже прошло. Пускай не им досталась честь привести сюда геологов. Но разве падь Золотая стала от этого хуже?
Ребята смущенно переглядывались. Непривычное чувство робости испытывали они сейчас перед дедушкой. Перед ними был тот дедушка и не тот. Что-то вдруг изменилось в нем.
Те же огрубелые, натруженные руки, то же морщинистое загорелое лицо, та же трубка во рту, та же привычка пощипывать и топорщить колючие седые усы — все то, и между тем все не то. Это он с дедушкой Васей открыл падь Золотую. В их честь назван целый город. Теперь вместо глухой тайги здесь гремит духовой оркестр, разливаются морем электрические огни, живут и трудятся люди.
— Что ж, знать, так сердитесь, что и разговаривать не хотите? — повернулся к ребятам дедушка.
— Дедушка, — робко шагнул к нему Паша, — вы великий герой! Правда!
— Экий ты! — недовольно зашевелил усами Сергей Егорыч. — Ты же мне дорогой всю шею переел с этим «великим». Простые мы люди! Советские люди! И сделали то, что на нашем месте любой человек сделал бы…
Дедушка задумался.
— Вот так-то… Ну, что же вы молчите, будто недовольны походом?.. — Дедушка хмуро сосал трубку. — Приду домой — держать отчет перед Васей буду, — снова заговорил он с досадой. — Говорил я ему сначала не смогу. Потому что не учитель я, а только лесник. Мало вы узнали, видать, немногому научились… Эх, Сергей Маврин, плохой ты заместитель пионервожатого!..
Ребята наконец поняли, что волновало дедушку.
— Дедушка! — вскричали все сразу.
— Как же не научились?! — возмутился Федя, — Я почти настоящим следопытом стал. Вы это меня научили!
— Сразу и не скажешь… Очень интересному научились… Такое видели! — проговорил Боря.
— Эх, — воскликнул Паша, — столько мы узнали, что даже и сразу не скажу! Я, дедушка, приказ напишу, На трех тетрадях? Всё опишу.
— А я… — Алик на мгновение замялся. — Я.. вы… — Алик вдруг крепко прижался лицом к плечу старого лесника.
— Фу-у! — облегченно вздохнул Сергей Егорыч. — Гора с плеч!.. А Женя-то что задумался? Женя, что с тобой?
Прислонившись к окну, Женя молчал.
Что он узнал? Да, он тоже много узнал.
Больше того, он нашел. Оправдались напутственные слова Володи: «Верю, Женя, найдешь».
На Цаган-Хада затерялась в кедраче охотничья избушка. В слабо освещенное окно смотрят лохматые лапы кедра, и шелестит крылышками о стекло капустная совка. Хозяин Золотого хребта вернулся с работы и, надев очки, читает, далеко отставив от себя книгу. Он читает ими оставленную книгу.
Раздвигает темноту в комнате вспыхивающий огонек трубки дедушки Цыдена. За стеной позвякивают проволокой цепники, резко пахнет овечьей шерстью. Под темными навесами слышно тяжелое дыхание спящих овец. «Однако, Базыр, тише, — говорит старый Цыден. — Музыка кончал, последние известия передавать будут». Колхозный пастух слушает радио, которое сделали они, ребята.
В поселке лесорубов кто-то из ребят читает «Сына полка». А на очереди еще много книг.
И еще есть большое, интересное дело: разведывать родной край, родную Сибирь, Забайкалье. Наблюдать за травами, деревьями, птицами, зверями, рыбами. Узнавать, смотреть, учиться открывать новое!
— Федя! Наташа!.. Ребята! Я нашел работу тимуровцам, — прерывающимся от волнения голосом сказал Женя. — Нашел!
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На берегу речки Тихой стоит домик с единственным подслеповатым окошком. От старости он покосился, но, точно понимая, что ему нельзя развалиться, упрямо жмется к земле, крепко врос в нее и будет еще долго-долго жить.
Доски будто собраны со всего света: толстые и тонкие, короткие и длинные, от рассохшейся бочки и оконного фигурного карниза.
Над дверью развевается новый ярко-красный флаг. На шесте, проволокой прикрепленном к трубе, — фонарь. Вечерами он зажигается, и со всех сторон видна гордая красная звезда. Под флагом — вывеска. Четко выведенные серебряной краской слова можно прочесть издалека.
Около домика оживленно. После школы сюда собираются веселые люди в пионерских галстуках. В руках у них отвертки, плоскогубцы, кусачки. Они спорят, высчитывают, горячатся. То и дело слышится: «резец, антенна, контакты…»
Внутри домика тоже все изменилось. В одном углу — слесарный верстак с двумя маленькими тисками-струбцинами. В другом — столярный. На нем свежеостроганные доски и пахнущие смолой стружки. Посередине на специальных верстаках два маленьких токарных станка. На стенах развешан инструмент: дрель, фуганки, долото, зубило… Здесь почти вся Володина мастерская. Часть инструмента и верстаки ребята сделали сами, многое собрали комсомольцы депо. Второй токарный станок ребятам подарил слесарь-пенсионер дядя Гриша.
В домике много незнакомых. Но среди них и наши старые друзья. Вот, сдвинув картуз на затылок, что-то зачищает наждачной бумагой Федя. Над одним из токарных станков склонился Боря. У станка еще нет механического привода, и его крутит Паша. Боря косится. На остроносеньком лице Паши появляется мечтательная улыбка, и деталь вращается все медленнее.
— Эх, Борька, вот план так план! — останавливаясь, восклицает Паша. — Сделать такой ветряк, как у Базыра, и он будет крутить станок.
— План? — настораживается Боря.
Вон бойко работает фуганком Алик.
А вот на улице и Женя с Наташей. Они несут мотки проволоки.
Женя открыл калитку, замедлил шаги и остановился. Мальчик смотрит на старенький, покосившийся домик. Давно ли он стоял здесь один, вон там лежала куча мусора, а над ней кружились большие зеленые мухи. И Жене невольно вспомнились знакомые слова. «Кто ищет — тот всегда найдет».
Женя взглянул на вывеску. Старых знакомых слов уже не было. Вместо «Штаб тимуровской команды» стояло:
ШТАБ ЮНЫХ ТЕХНИКОВ
И РАЗВЕДЧИКОВ РОДНОГО КРАЯ
Работа, которую нашел Женя, оказалась не под силу тимуровцам одной нашей улицы: что могли сделать всего шесть человек? Работа оказалась под силу только всей пионерской дружине.
В стареньком домике поместился лишь штаб юных техников. А в школе есть и хоровой и драматический кружки, и кружок по изучению родного края. Председатель совета дружины сейчас Володя.
Пионеры готовятся к будущему походу. Работа кипит. Техники сделали новый радиоприемник и книжный шкаф. В поселок лесорубов подготовляется посылка первых книг. Рисуются маршруты новых походов: на юг, на восток, на запад.
Вот и всё, дорогие ребята. Осталось закрыть книгу. А мне так не хочется расставаться с вами! Я с грустью смотрю на последнюю страницу и медлю поставить последнюю точку.
Нет, ребята, я хочу еще встретиться с вами! Я хочу отправиться в поход еще раз.
Мы увидим новых птиц и зверей, каких еще не успели посмотреть. Мы покупаемся и порыбачим в незнакомых реках и озерах. Посидим вечерами у костра. Увидим еще не одно диковинное богатство нашего золотого края. Вы воздвигнете над крышами таежных домиков радиомачты. Окна, в которые смотрят кедры, украсите вышитыми занавесками. Рабочие тайги найдут у себя после вас книжные шкафики, полные книг и газет. Вы дадите небывалый никогда в тайге концерт. Артистов будет много, а зрителей только один или два. Но какие замечательные зрители! Это будут или старый Цыден, или хозяин Золотого хребта, или незнакомый еще нам охотник — люди, труд которых проходит в тайге, вдали от городов и сел. Вас как старых друзей встретит в поселке лесорубов Александр Афанасьевич и его друзья.
Свет гордой красной звезды вы разнесете повсюду.
Итак, до следующего похода…
Вот сейчас всё!
До свиданья, Женя!
До свиданья, Наташа!
До свиданья, Паша, Боря, Федя, Алик!
До свиданья, юные читатели!
До следующего похода!
Доски будто собраны со всего света: толстые и тонкие, короткие и длинные, от рассохшейся бочки и оконного фигурного карниза.
Над дверью развевается новый ярко-красный флаг. На шесте, проволокой прикрепленном к трубе, — фонарь. Вечерами он зажигается, и со всех сторон видна гордая красная звезда. Под флагом — вывеска. Четко выведенные серебряной краской слова можно прочесть издалека.
Около домика оживленно. После школы сюда собираются веселые люди в пионерских галстуках. В руках у них отвертки, плоскогубцы, кусачки. Они спорят, высчитывают, горячатся. То и дело слышится: «резец, антенна, контакты…»
Внутри домика тоже все изменилось. В одном углу — слесарный верстак с двумя маленькими тисками-струбцинами. В другом — столярный. На нем свежеостроганные доски и пахнущие смолой стружки. Посередине на специальных верстаках два маленьких токарных станка. На стенах развешан инструмент: дрель, фуганки, долото, зубило… Здесь почти вся Володина мастерская. Часть инструмента и верстаки ребята сделали сами, многое собрали комсомольцы депо. Второй токарный станок ребятам подарил слесарь-пенсионер дядя Гриша.
В домике много незнакомых. Но среди них и наши старые друзья. Вот, сдвинув картуз на затылок, что-то зачищает наждачной бумагой Федя. Над одним из токарных станков склонился Боря. У станка еще нет механического привода, и его крутит Паша. Боря косится. На остроносеньком лице Паши появляется мечтательная улыбка, и деталь вращается все медленнее.
— Эх, Борька, вот план так план! — останавливаясь, восклицает Паша. — Сделать такой ветряк, как у Базыра, и он будет крутить станок.
— План? — настораживается Боря.
Вон бойко работает фуганком Алик.
А вот на улице и Женя с Наташей. Они несут мотки проволоки.
Женя открыл калитку, замедлил шаги и остановился. Мальчик смотрит на старенький, покосившийся домик. Давно ли он стоял здесь один, вон там лежала куча мусора, а над ней кружились большие зеленые мухи. И Жене невольно вспомнились знакомые слова. «Кто ищет — тот всегда найдет».
Женя взглянул на вывеску. Старых знакомых слов уже не было. Вместо «Штаб тимуровской команды» стояло:
ШТАБ ЮНЫХ ТЕХНИКОВ
И РАЗВЕДЧИКОВ РОДНОГО КРАЯ
Работа, которую нашел Женя, оказалась не под силу тимуровцам одной нашей улицы: что могли сделать всего шесть человек? Работа оказалась под силу только всей пионерской дружине.
В стареньком домике поместился лишь штаб юных техников. А в школе есть и хоровой и драматический кружки, и кружок по изучению родного края. Председатель совета дружины сейчас Володя.
Пионеры готовятся к будущему походу. Работа кипит. Техники сделали новый радиоприемник и книжный шкаф. В поселок лесорубов подготовляется посылка первых книг. Рисуются маршруты новых походов: на юг, на восток, на запад.
Вот и всё, дорогие ребята. Осталось закрыть книгу. А мне так не хочется расставаться с вами! Я с грустью смотрю на последнюю страницу и медлю поставить последнюю точку.
Нет, ребята, я хочу еще встретиться с вами! Я хочу отправиться в поход еще раз.
Мы увидим новых птиц и зверей, каких еще не успели посмотреть. Мы покупаемся и порыбачим в незнакомых реках и озерах. Посидим вечерами у костра. Увидим еще не одно диковинное богатство нашего золотого края. Вы воздвигнете над крышами таежных домиков радиомачты. Окна, в которые смотрят кедры, украсите вышитыми занавесками. Рабочие тайги найдут у себя после вас книжные шкафики, полные книг и газет. Вы дадите небывалый никогда в тайге концерт. Артистов будет много, а зрителей только один или два. Но какие замечательные зрители! Это будут или старый Цыден, или хозяин Золотого хребта, или незнакомый еще нам охотник — люди, труд которых проходит в тайге, вдали от городов и сел. Вас как старых друзей встретит в поселке лесорубов Александр Афанасьевич и его друзья.
Свет гордой красной звезды вы разнесете повсюду.
Итак, до следующего похода…
Вот сейчас всё!
До свиданья, Женя!
До свиданья, Наташа!
До свиданья, Паша, Боря, Федя, Алик!
До свиданья, юные читатели!
До следующего похода!