Лаврова Ольга. Пожар

   – Ага. Бабы не знают, чем друг у друга отбить. Одних пиджаков кожаных надарили девять ли, десять – не упом­ню! Не брать, скажете? Да чего не брать, раз им хочется?
   – Действительно, зачем обижать людей?.. А если мы выясним, что источником подарков было хищение?
   – Хищение?! Товарищ следователь, я пользуюсь, но не вникаю. Мое дело сторона! Полнейшая сторона!
 
   На складе инвентаризация. Среди беготни и тревоги Томилин листает ведомость. Рядом с ним тот сотрудник БХСС, что остановил Костю, и Уварова с запудренным синяком на скуле.
   – Теперь, будьте любезны, предъявите болгарские дубленки, – адресуется к ней Томилин.
   – Что вы! – подает голос из-за ее спины Наташа. – Их еще в июне отгрузили!
   – Не тебя спрашивают! – зло цыкает на нее Уварова и, обратившись к Томилину, сладко улыбается: – Она путает, никаких дубленок не было. С самого начала посту­пила пересортица. Руки не дошли с ней разобраться.
   – Вовсе я не путаю! – упрямо встревает Наташа.
   – Вы кладовщица в этих секциях?
   – Ну да!
   – Были дубленки?
   – Были! А потом вместо них привезли кожанки на синтетическом меху!
   – Как вы думаете, кто лучше помнит – сопливая девчонка или я?
   – Не надо спорить, – ответно улыбается Уваровой Томилин. – Принесите приходно-расходные документы по этой секции за два месяца, и мы уточним.
   Уварова делает несколько шагов и, обернувшись, зовет:
   – Наташка!
   – Простите, она мне нужна, – мило извиняется То­милин: надо помешать Уваровой «вразумить» девушку.
   – Не пойму, в чем дело… – хмурится Наташа. – А вы?
   – Кожанки, – Томилин кивает на тюки, возле кото­рых стоит, – позаимствованы со склада, который сгорел. Ну а дубленки были, очевидно, пущены «налево».
   – И тетя Лена?! Какая мерзость!.. – Наташа готова расплакаться.
   Сотрудник БХСС, посланный Томилиным, приотк­рывает дверь конторки:
   – Пал Палыч, на минутку.
   Знаменский выходит и, возвратясь, заговаривает с Костей построже:
   – Товарищ Бугаев, вы – свидетель, к которому юри­дических претензий пока нет. При честном ответе на следующий вопрос останетесь, видимо, в свидетелях. При нечестном – можете попасть в соучастники пре­ступления.
   – – Я – соучастник?! Да никогда! Зачем мне, подумайте?!
   – Повторяю, ответ будет решающим для вашей судьбы!
   – Я ничего такого не знаю, не слышал и не могу ответить…
   – Вопрос сам по себе простой. Но вам полезно по­нять, как я к нему пришел. Следите за ходом мысли. Есть два склада промтоваров. На одном командует Стольникова, на другом Уварова. Вашу машину автотрест прикре­пил к обеим базам. Со Стольниковой у вас близкие отношения, с Уваровой дружеские. Все верно?
   – Разве я скрываю?..
   – Теперь допустим, возникла надобность перебросить что-то с одного склада на другой. Станут женщины ло­вить грузовик на улице? Нет, конечно. Обратятся к свое­му человеку: к вам.
   – Н-не помню, надо путевые листы проверить… – ерзает Костя.
   – Базы разных ведомств, товарищ Бугаев! Между ними не должно быть перебросок. Если же были, то не по путевым листам – по личной просьбе.
   – Товарищ следователь, всех ездок в голове не удер­жишь…
   – Не виляйте. Итак, ответ для протокола: производи­лись какие-либо перевозки между складами Стольниковой и Уваровой?
   – Во ситуация!.. – Костю терзают сомнения. – Что ты будешь делать?! Не знаю прям, что сказать!..
   – Скажите правду.
   – Ох, товарищ следователь! Оно ведь как? Раз ты на колесах, всегда кто-то чего-то просит… Костенька, отве­зи, Костенька, пожалуйста, чего тебе стоит…
   – Записываю: факты перевозок между базами имели место…
   – Имели… Пропади они пропадом, эти бабы!..
 
   Прощально оглядывая останки склада, стоит на краю пепелища сторож. Потом поворачивается к нему спиной и шагает прочь. Останавливается возле дорожного стол­бика с указателем «База ГлавУРСа». Покачав головой, отдирает жестяную стрелку-табличку и забрасывает на обочину.
 
   В кабинете следственного изолятора тесновато. Здесь Пал Палыч, Стольникова, Уварова и Томилин.
   – В связи с противоречиями в показаниях между вами проводится очная ставка, – объявляет Пал Палыч. – Вопрос первый: что у вас общего со Стольниковой? – обращается он к Уваровой.
   – Ну… знакомы. На курсах квалификации рядом си­дели.
   – Какие впоследствии были отношения? Имею в виду – деловые.
   – Откуда деловые? – недоумевает Уварова. – Товар получаем из разных мест. Реализуем каждая через свои магазины. Все порознь.
   – Так ли это? – дает Пал Палыч слово Стольниковой.
   – Конечно нет! Года два уже друг друга выручали. У нее ревизоры в одни сроки, у меня в другие. Она первая попросила: подбрось закрыть недостачу. Потом у меня обуви не хватило, я у нее заняла, отделалась пересорти­цей. И пошло… Она своим товаром мои недостачи покры­вает. А время придет – мой товар к ней едет, и у нее тоже получается все в порядке… В общем, как начали, Пал Палыч… уже ревизии не боишься… А глаза разгораются…
   – По-прежнему отрицаете? – задает следователь воп­рос Уваровой.
   Уварова отвечает после короткого молчания:
   – Может, я когда и пожалела, выручила. В том статьи нет. А зачем мне ее-то было? Своего всегда хватало!
   – Позвольте реплику, Пал Палыч? – сердясь, гово­рит Томилин. – «Ты мне – я тебе», «мое – твое». Да разве оно ваше?! Вы забыли такие слова: «народное дос­тояние»? Они, видите ли, «занимали» и «выручали». Мыс­ли нет, что происходило хищение!.. Извините, Пал Па­лыч, не вытерпел!
   – Не за что, правы. Итак, Стольникова, не случись пожара – вскрылась бы недостача?
   – Если б Ленка моего… то есть народного, – смешав­шись, поправляется она, – не вернула… и не подбросила от себя, что обещала…
   Знаменский вопросительно оборачивается к Уваровой.
   – Сказать все можно! – притворно негодует та. – Тут следствие! Факты нужны!
   – Факты есть. Вот Томилин пригляделся повнимательней: маркировку на ящиках сверил, даты поступле­ния. И обнаружил у вас многое со склада Стольниковой. Это раз. Второе: эксперты, что работали на пожарище, недосчитались именно этих товаров. Третье: Константин Бугаев признал, что возил грузы со склада на склад. Достаточно?
   Уваровой достаточно – молчит, нервно сплетая и расплетая пальцы.
   – А теперь, Стольникова, объясните вкратце причи­ну вашей ссоры.
   – Когда вы сказали о поджоге, я сразу поняла – только она! Вторую такую злыдню поискать! – Хотя жен­щина, естественно, повторяет уже говоренное прежде, но опять волнуется до слез.
   – Почему она? – призывает ее к точности Пал Палыч.
   – Набрала целых две машины чего подороже и дер­жит! А у нас ревизия на носу. Звоню: вези, мол, пора. Ладно, говорит, заскочу к концу дня, условимся… Мы с Женей сидим, пьем чай, является. Что вы, говорит, девочки, тревожитесь, завтра все пришлю! И зачем-то рысцой на склад. Посмотрю, говорит, что у вас есть. Сейчас-то я соображаю зачем! А тогда подумала – вот завистная!..
   – В руках Уварова что-то несла?
   – Сумку… такую полухозяйственную, на молнии. Мне бы глаз не спускать, да разве придет в голову?! Я во дворе тогда стояла, но видела – везде она совалась! И в тот угол тоже!
   – Все врет! Все врет! – вскрикивает Уварова.
   – И больше ничего не скажете?
   – Ни-че-го!
   Пал Палыч поочередно придвигает женщинам прото­кол:
   – Распишитесь… Распишитесь… Николай Александ­рович, прошу прислать конвой за Стольниковой, – про­сит он Томилина.
   – Хорошо. Я пойду, если не нужен.
   Знаменский кивает. Томилин выходит. Спустя короткое время появляется конвойный. Стольникова поднимается.
   – До свидания, Пал Палыч… Будь ты проклята! Змея! – напоследок кидает Стольникова и скрывается за дверью.
   Знаменский достает отдельный бланк для допроса, заполняет «шапку».
   – Давайте все же поговорим.
   Уварова молчит.
   – Вы систематически занимались хищениями. Это вы теперь признаете?
   – Да, – мрачно отзывается Уварова. – Признаю.
   – Вас ожидает лишение свободы. Это вы тоже пони­маете. К чему же упорное запирательство в вопросе о поджоге?
   – Хотите, чтобы я перестала бороться?
   – Хочу, чтобы вы оценили цепь косвенных улик. При инвентаризации у вас выявлены немалые излишки. Их происхождение – сгоревший склад. Так что мотив поджо­га убедительный: присвоение товаров на весьма круглую сумму. Дальше. Кроме показаний Стольниковой, есть свидетельство одной из кладовщиц. Она заметила, как вы выходили из-за ящиков с посудой, отряхивая ладони. Именно оттуда, где возник пожар.
   – Еще не доказательство, что я его устроила!
   – Но даже известно, как вы это сделали, Елена Вла­димировна, – вкрадчиво говорит Пал Палыч. – Вы при­несли в сумке бутылку с бензином и свечу. Зажгли ее с тем расчетом, чтобы разгорелось не сразу. – Знаменский не торопится и наблюдает за ее лицом, выдающим изум­ление и растерянность. – Потом ловко подсыпали сторожу в термос снотворного. Выждав время, приехали еще посмотреть на пожар и убедиться, что сработало!.. Видите, все правильно. Женщина вы неглупая, должны признать свое поражение.
   – Глупая, умная – немолодая, вот что!.. – почти шепчет Уварова. – Снова сидеть – век кончен… – Помолчав, поднимает голову, говорит жестко: – Ну, допустим, я подпалила. И что? Да гори оно хоть все ярким пламенем!
   – Откуда такая озлобленность?
   – А судьба меня, гражданин следователь, не ласкала, не баюкала… не то что некоторых… Хотите послушать, откуда змеи берутся? – с вызовом спрашивает она.
   – Всегда стремлюсь понять.
   – Вот-вот, понимайте. Была девчонка не хуже других. Кончила товароведческий, показалось – скучная работа. Устроилась в такси. Вроде жизнь наладилась: замуж выш­ла за трезвого, жилье получили, сына родила. – Уварова исповедуется не покаянно – ожесточенно. – А рухнуло все в один миг. Пассажир в аэропорт. «Гони, – говорит, – опаздываю! Накину тридцатку!» Тогда для меня это день­ги были. Погнала. Сто, сто двадцать, пошла на обгон. Перевернулась. Он – насмерть, мне после больницы – срок. Дальше – лучше. Освободилась, приезжаю домой. Узнаю: муж со мной, с осужденной, развелся, с площа­ди выписал, в квартире новая хозяйка. Выпихнули мне на лестницу чемоданчик с барахлом. «Ребенок?!» – спраши­ваю. Простудился, говорят, умер. Как только пережила… Достала старый товароведческий диплом, пошла по объявлениям, где «требуются». Поступила на самую низо­вую должность. И год за годом прогрызалась в начальницы. И остервенилась, да, остервенилась. Зато прогрыз­лась… А на промтоварах сидеть да нитки не взять… Э-эх, гражданин следователь… жизни вы не знаете, какая она есть!..
   – Я знаю, какая она должна быть, – говорит Пал Палыч после паузы. – И еще знаю: жизнь такая, какой ее делают сами люди!..
 
   Кибрит и Знаменский встречаются на лестнице Пет­ровки, здороваются.
   – Ну, отмылась от сажи?
   – Не говори! До сих пор в горле першит. Как у тебя?
   – Помаленьку.
   Рядом возникает Томин:
   – Привет! Паша, я тебе обзвонился!
   – А что?
   – Начала раскручиваться вот такая, – поднимает большой палец, – криминальная история! Просто созда­на для нас с тобой! И Зинаиду примем, если попросит.
   – Еще куча работы с пожаром, – говорит Знамен­ский.
   – Паша, не будет тебе прощения, если откажешься!
   – Ладно, созвонимся.
   Знаменский направляется к себе для последней бесе­ды с Гуторской, утерявшей ныне всю свою заносчивость.
   – Стольникова созналась – очередь за мной. Этого вы ждете. И видите во мне главную преступницу! – обречен­но говорит она.
   – Ангелом я вас не считаю.
   – Не могу найти слов… и, очевидно, бесполезно… но я невиновна! Ни в пожаре, ни в недостаче! Клянусь вам!
   – Чем? – вдруг заинтересовывается Пал Палыч.
   – Что?
   – Чем клянетесь?
   – Чем угодно!
   – «Чем угодно»… Не впечатляет, – непонятно для Гуторской хмыкает Пал Палыч.
   – Я знала, что не поверите!
   – Как раз верю. Подозрение в поджоге с вас снято. Известно также, что в хищениях вы участия не принимали. Стольникова решительно все берет на себя.
   – Дуся… спасибо ей!.. – вырывается у Гуторской теплая нота.
   – Но переброски между базами не были для вас тайной. Как же назвать вашу позицию?
   – Я не вмешивалась… не хотела связываться… К Дусе поступал дефицит, на мою половину – что попроще…
   – И жили со спокойной душой! Не люблю читать мораль, Евгения Антоновна, но вам скажу. Наверно, каждое второе преступление было бы невозможно – про­сто невозможно! – без таких вот людей, которые «не желают связываться»!.. А еще на вашей совести Стольни­кова. Удивляетесь? Ведь вы умная, волевая женщина. Вы имели на нее влияние. Но презирали – за легкомыслие, небогатый интеллект, за этого Костю. На ваших глазах Уварова втягивала ее в махинации! Пытались вы бороться, спасти?.. – Секунду-другую ждет ответа и подытожи­вает: – Нет, умыли руки!
   – Да, перед Дусей я виновата, – пристыженно гово­рит Гуторская после паузы.
   – Мы не берем вас под стражу. Вопрос об уголовной ответственности решит суд. Давайте подпишу пропуск.
   Он вручает пропуск растерянной и вместе посветлев­шей Гуторской. Та берет его, поднимается.
   – Спасибо, Пал Палыч… Спасибо!..
   – Не за что, – отзывается Знаменский и звонит по внутреннему телефону: – Саша, уговорил, иду к тебе смотреть новое дело!