* * *
Временами ему казалось, что он слышит звуки, ломаный русский, далекие шаги и тихое пение. Иногда Сурков уставал и садился, прислоняясь спиной к голубой стене. Он не мог точно сказать, спал ли он. Но однажды, открыв глаза, понял, что не помнит, в какую сторону шел. Это повторялось несколько раз, и, окончательно потеряв представление о времени и направлении, Сурков брел без энтузиазма, переставляя ноги. Скорее всего, прошло несколько дней, прежде чем ему в голову пришла замечательная идея - отдыхать на полу головой по направлению движения. Сурков клял себя за то, что не додумался до этого раньше. Теперь он мог быть уверен только в одном: если коридор когда-то закончится, то он узнает об этом первым. Сурков проводил по подбородку ладонью и удивлялся тому, что борода не растет, забывал об этом, проводил снова и удивлялся вновь. Некоторое время Сурков забавлялся тем, что писал неприличные фразы на голубых стенах, но вскоре "Паркер" не захотел писать без наклона, а водить золотым пером по ворсистому полу было невмоготу от скрипа волокон. Он пытался кричать и петь, разговаривал и бился головой о стену, но это ни к чему не приводило. Когда Сурков вновь увидел очередь, его это не огорчило. "Разберусь с ублюдком", - подумал он и направился вдоль цепочки людей. - Кюда биз отиди? - спросил вьетнамец. Сурков мог поклясться, что это вьетнамец и то, что акцент у него вьетнамский. - Пошел вон, косоглазый, - сквозь зубы процедил Сурков. - Я никута не поду, и ты тезе. - Пусть идет, - приказал здоровенный детина со сломанным носом. Сурков подумал, что одного удара этого качка хватило бы и Суркову, и трем вьетнамцам. Решив не тратить времени на разговоры, он быстрым шагом пошел вперед. Путь предстоял не близкий, и Сурков всячески подзадоривал себя мыслями о том, как он выведет на чистую воду урода, ответственного за все это безобразие. Несколько часов спустя, Сурков обменялся взглядом с сержантом милиции, который спокойно разговаривал с соседом. Наконец, он увидел в коридоре горчичный стул и старичка в клетчатой рубашке. - Молодой человек покушал? - улыбнулся он.
Сурков подумал, что дать ему по зубам будет несколько невежливо в первую очередь из-за преклонного возраста собеседника. Но позже решил не фамильярничать и занес руку для оплеухи. - Вы не боялись опоздать? Не боялись проболтаться здесь, лет пятьдесят или сто? - Нет! - Сурков из последних сил сдерживал раздражение. - Не может быть. - Уверяю вас. Старик выказал огромное уважение, отступил на шаг, чтобы лучше рассмотреть Суркова, и наконец протянул старую морщинистую ладонь. - А где же ваш ангел-хранитель? - У него понос, - объяснил Сурков. - Ха, Ха, Ха! - по-стариковски добродушно рассмеялся собеседник. - А у вас хорошее чувство юмора, даже перед судом. Сурков хотел, было, задать очередной вопрос, но из-за того, что он увидел, волосы на его голове встали дыбом. В голубом коридоре находилась обыкновенная двустворчатая дверь, куда заходили все присутствующие по очереди. Делали они это совершенно обыденно и без суеты, как только над дверями загоралась покрашенная цапонлаком лампочка. Причем дверь находилась в стене, а не в конце коридора, который не заканчивался, а спокойно продолжался дальше, словно это было вполне логично и правильно. - Дверь, - шепотом сказал Сурков. - Дверь, - подтвердил старик. - Не заходите, пока не загорится вызов. - А вы? - А моя очередь раньше вашей. Старик показал пальцем на моргнувшую лампочку и сделал шаг по направлению к двери. Сурков хотел, было, его окликнуть, но так и не сделал этого. Он сел на свой стул и обхватил голову ладонями. - Вот. Я спятил. Что дальше? Просидев так несколько минут, Сурков почувствовал, как на его плечо положили руку. - Вас вызывают. Сурков увидел человека, когда-то занявшего очередь за ним. - Что? А-а-а... Он поднялся и пошел к двери, но тут же вернулся и забрал стул. "Какое никакое оружие, - подумал Сурков, - по меньшей мере, смогу заблокировать на время дверь". Переступив порог, Сурков тут же начал осматриваться. Кому-то это не понравилось, и над его ухом загремел сочный бас: - Что ты там копаешься? В штаны наложил? - Кто это? - Выходи на середину. Сурков решил пока не спорить и быстро пошел к центру круглого зала, напоминавшего арену цирка, увеличенную раз в пять. На возвышении за огромным столом восседал лысый человек в очках, одетый в красную мантию. На его столе, заваленном бумагами, находился белый монитор и молоток с круглой дощечкой. Сурков с трудом различал черты лица этого человека, но слышал его абсолютно четко, скорее, из-за хорошей акустики, нежели технических штуковин. - Дело номер двести шесть триллионов двести двадцать шесть миллионов восемьсот восемьдесят тысяч тридцать один. Класс "А" отдела вторичных дел, категория "Белое", Комитета контроля над Временем. Только теперь Сурков увидел секретаршу за пишущей машинкой, примостившуюся у основания стола. Судья громко выругался и исчез, затем появился в мантии белого цвета и, хлопнув колотушкой, объявил: - Вы признаете себя виновным? - В чем? - не понял Сурков. - В нарушении времени. - Я? - Он, что, дурак? - спросил судья секретаршу. - Здоров, - сообщила последняя. - И справка есть. - А почему со стулом? - Очевидно, вещдок, - предположила она. - Стул - это для того, чтобы сидеть, - сказал Сурков и, поставив его, сел сверху. - Говорите, справка есть? - засомневался судья. - Есть, есть, - подтвердила секретарша. - Сурков Игорь Андреевич признан годным к строевой службе в рядах Вооруженных Сил, плоскостопия и других умственных отклонений не обнаружено. Справка выдана военкоматом Центрального района. - Скажите, Сурков, - спросил судья, придя в иное расположение духа. - Что вы об этом думаете? - У меня такое ощущение, что я умер. - Хм, - удивился судья, - а вы полагаете, что нет? - А разве да? - Что это за дебил?! - закричал судья. - Почему он корчит из себя идиота? - Прочитать дело? - спросила секретарь. - Тезисно. - Сурков И.А. организовал преступную группу с целью извлечения материальных выгод, путем создания обратных связей во времени. Его действия привели к тому, что правнучка в семнадцатой степени воспользовалась эмодуляцией Перенокиса-Бетолиса и передала информацию в двухтысячный год, что вызвало парадокс третьего уровня, приведший ко времетрясению пятой степени по шкале Хрониуса. - Ничего я не получал, - сказал Сурков. - Сурков И.А. заполнил билет Национальной лотереи с помощью знаков, переданных правнучкой в семнадцатой степени. Ими оказались: семнадцатый километр, автомобиль девятой модели, госномер, состоящий из региона и двузначного числа, знак ограничения скорости, время ожидания. Последнее число было передано через ангела-хранителя, который внедрялся в реальность под видом Эльзы Аппетитовны Таракановой, специально, чтобы ограничить возможность осуществления преступных замыслов. Ангел-хранитель дематериализован и дедухолизован за служебное несоответствие. - Так с этого надо было начинать, - возмутился Судья. - Сурков, вас что, никто не инструктировал? - О чем вы говорите? - Вам никто не рассказывал, что вы умерли, что попадете в Ад? - За что? - За то, что потревожили будущее. - Но я не понимаю... - У вас будет время и понять, и подумать, - Судья встал и торжественным басом объявил: "За нарушение законов физики, преступление против времени и потомков, создание парадоксов третьего уровня, властью данной мне Вселенной и Богом, а также по ходатайству Комитета контроля над временем, приговариваю, Суркова Игоря Алексеевича, гореть в геенне огненной. Срок пребывания - вечность, исполнение наказания немедленно". Сурков слушал судью, брезгливо покачивая ногой, а в конце даже стал посвистывать. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Судья ударил деревянным молоточком по круглой дощечке, и, неожиданно для себя, Сурков провалился в преисподнюю вместе со стулом.
* * *
Там не было голубого коридора и цвета нежнее коричневого. Все было либо черным, либо грязным. Совершенно черный негр приказал Суркову раздеться и взамен белого смокинга, который он неаккуратно запихал в серый мешок, выдал тюремного вида темно-синюю спецовку. Одежда оказалась на два размера больше, но это совсем не беспокоило Суркова. Он наконец стал сознавать, что весь кошмар, произошедший с ним, кошмаром не является. А есть жестокая реальность, в которой ему, Суркову, предстоит вечно находиться в Аду, и все это будет происходить невероятно долго. Но больше всего, Суркова угнетало то, что он уже умер, и его жизнь, бесславно закончилась на паласе в однокомнатной квартире, а он, так и не успел сделать ничего значительного. - Вы грешник, Сурков, ваш порядковый номер один четыреста шестьдесят восемь двести шесть. Если вас спросят номер, назовите три последние цифры, если спросят полный, назовите все число целиком. Вы направляетесь в мужской Ад сто тридцать семь, на триста тридцать девятом уровне. Если вы потеряетесь, то должны обратиться к ответственному черту для препровождения до места наказания. Вам все понятно? Сурков кивнул. - Вот ваши бумаги, - негр сунул в руки Суркову серую папку, вверху которой красовалась эмблема в виде трезубца. - Дойдете до станции, поедете в сторону промзоны. Сойдете на "Котловой", пересядете и поедете к триста тридцать девятому уровню, ваша станция "Ад сто тридцать семь". Идите. Сурков потянул за железный рычаг проржавевшей двери, которая достаточно легко поддалась и, переступив порог, оказался в проходе, прорубленном в скале. С неровных стен стекала вода и естественным потоком стремилась дальше. Ноги Суркова зачавкали по лужам, красные языки факелов, висевшие на стенах через несколько метров, отбрасывали тусклые тени. Сурков в очередной раз потешил себя мыслью о кошмарном сне, но когда сквозь ботинки проникла вода, двинулся дальше. Проход расширился, вильнул и вышел в большую пещеру, соединявшую несколько штреков и проездов. По импровизированным дорогам катились электрокары, обливая путь, синим неоновым светом. По дорогам, сходившимся к небольшому перрону, шли люди, одетые в основном в спецодежду или серых тонов платья, покрой которых не вызывал больших эмоций. "Обычные люди, обычная одежда - все, как на стройках метрополитена, только работают здесь одни негры", - подумал Сурков. Но тут же увидел белого, одетого в такую же, как у него синюю робу и прижимающего к груди серый скоросшиватель. Зеленые глаза молодого человека по-кошачьи блеснули. Он сделал неуверенный шаг навстречу, но тут же остановился и воровато оглянулся. - Кого боимся? - спросил Сурков нарочно громко. - Еще не знаю. - Тогда держи хвост пистолетом, хуже, не будет. - Наверное, да, - согласился молодой человек, - а ты здесь давно? - Вечность, - ответил Сурков брезгливо. - Тогда, может, подскажешь? - замялся парень. - Что? - Ну, как себя вести, есть ли тут дедовство, можно ли дать деру? - Ха, - ухмыльнулся Сурков, - молодо-зелено. Не дрейфь, паря, расскажу, но сначала ты. - О чем? - О себе. Как сюда попал? Парень с недоверием посмотрел на скоросшиватель в руках Суркова, но все же решил не выяснять то, чего ему было не положено и начал: - Я - Билый. Бандит из Белой Церкви, это на Украине в Европе. - Хорошо, - похвалил Сурков. - Сам понимаешь, грешил. - Много? - Не так, чтобы очень, как все. - Все бандитами не становятся. - Так ведь и я не хотел, но делать нечего, семью кормить было надо. - А что же у тебя дети голодали? - Да не было у меня детей, во всяком случае, у моей жены. А на заводе денег не платили, устроиться куда-то очень тяжело, тут дядька предложил организовать мафию. - Что за мафия? - Дальнобойщиков стричь, которые на ночлег останавливались. Люди чужие, местных никто не знает. А я подходил и спрашивал по десять долларов, дядька сзади с ружьем стоял. Нам не отказывали. - Что же так ни разу и не отказали? - Один раз, - вздохнул Билый, - местная какая-то гадина, то ли меня узнал, то ли дядьку, возьми да и пальни. В дядьку не попал, я на пути оказался. Дядька ответил, но я тогда еще упасть не успел. Меня дробью под колесо кинуло, а пока гадина разворачивалась, пару раз по мне проехала. - Деру дал? - Вряд ли. Скорее всего, за дядькой погнался, но только не догнал. - С чего ты взял? - Я его в очереди не видел. - Ясно, - сказал Сурков, слушая, как из тоннеля, доносится звук приближающегося поезда. Три фары вынырнули из темноты, и, гремя вагонами, к перрону подошел электропоезд, с зияющими темными проемами окон и дверей. На облезлых стенах вагонов черной краской были набрызганы разномастные буквы из латиницы и кириллицы. С большой долей грамматических ошибок сообщалось: "Здесь был черт Лютый", "Дьявол - дурак", "На Котловой открылась пивная", "Гастроли группы "Квин" с завтрашней ночи и вечность". - Тебе куда? - спросил Сурков. - До "Лифтовой", затем на тысяча двенадцатый уровень. Ад семьсот два. - Это рядом, - заверил Сурков. - Он скользнул в дверной проем, и, взявшись за поручень, стал внимательно изучать то, что напоминало карту-схему. Она была аккуратно нацарапана гвоздем или другим острым предметом, но, несмотря на примитивный уровень исполнения, содержала четкие линии, схемы переходов и названия станций все на том же смешанном языке латинскими и русскими буквами. - Осторожно, двери закрываются, - объявил неизвестный машинист. Следующая станция "Геенна огненная". Поезд резко дернулся и помчался в туннель. В вагоне стало совсем темно. - Что значит "двери закрываются"?- пытался перекричать шум колес Билый. - А, - махнул рукой Сурков, - не обращай внимания. - Так, что ты мне посоветуешь? - Не ссы никого, - уверенно сказал Сурков. - И все? - Все! Хуже тебе уже не будет. Пойми, что самое страшное произошло. Сурков не видел лица Билого, но мог поклясться, что он сейчас плачет, как несправедливо обиженный ребенок шмыгает носом и растирает кулаками слезы. Прошло достаточно много времени, прежде чем за проемами окон колыхнулся первый отсвет, и поезд вылетел на станцию. - Уважаемые черти и гости Ада, - сообщил машинист, - выходя, не забывайте свои вещи в вагоне. Сурков поискал глазами Билого, но в вагоне находились только негры. Лежавший на полу серый скоросшиватель, наводил на мысль, которая казалась Суркову ужасной и забавной одновременно.
* * *
- Грешник Сурков, вы ехали в противоположную сторону, - высокий негр неторопливо перелистывал скоросшиватель. - Извините, я здесь впервые. - Ваш штрафной талон был оторван. - Ехавший со мной грешник выпрыгнул с поезда. - Это не оправдательная причина. - Я понимаю. - Вижу, что вы не совсем понимаете. Мне придется наказать вас. - Каким образом? - Сурков чувствовал, что спрятанный в ботинок "Паркер" вот-вот перепрыгнет в руки негра, и видел в этом вполне логичный ход событий. Но расставаться с авторучкой, которую по каким-то причинам до сих пор не отобрали, чертовски не хотелось. - Я накажу вас, и наказание не покажется маленьким. - А может, договоримся? - Что вы можете предложить? - Гол как сокол, - сообщил Сурков, подняв руки. - Как угодно, - согласился негр. - Я мог бы не отправлять вас на наказание сегодня, до конца смены осталось сорок минут, но раз вы упрямитесь. Он сообщил, коллеге, что грешник Сурков направляется на наказания. После чего другой негр препроводил Суркова в помещение раздевалки с высокими металлическими шкафчиками вдоль стен. Раздевалка ничем не отличалась от своего аналога в какой-нибудь авторемонтной мастерской, там также пахло гарью и промасленной спецовкой. Сурков даже покрутил головой в поисках плаката по технике безопасности и тут же его нашел. На серой картонке, очевидно, угольным стержнем было выведено: "Otvetstveнный za poжar - chert Вялый". - Весело у вас, - попытался пошутить Сурков. - Советую раздеться. - Зачем? - изумился Сурков. - Просто советую. В словах негра не было ни издевки, ни угрозы, ни сарказма. Он сказал это так, как говорят избитую тысячелетиями фразу, и Суркову это не понравилось еще больше. Он снял с себя спецовку и повесил в свободный шкафчик с нацарапанным номером тринадцать. - Пошли, - скомандовал негр. Сурков подумал, что негр не такой уж здоровый, и при желании он мог бы поспорить с ним в рукопашной схватке. - Негров здесь нет, - сообщил негр. - Как? - удивился Сурков. - Так вот. Меня зовут черт Вялый, тот, кто вас отправил на наказания - черт Паркер, вы ему не отдали одноименную авторучку, которую спрятали в ботинок, теперь он вас будет опекать. - Ни хрена себе, - не сдержался Сурков. - Так вы тот самый ответственный за пожар? - Советую думать потише, - сказал Вялый и открыл железную корабельную дверь, за которой оказался большой зал с низким потолком. Сурков невольно остановился, его челюсть безнадежно отвисла, а колени подогнулись. Насколько он мог видеть, свободное пространство занимали низкие печи и жаровни, на которых сквозь красные отблески огней виднелись огромные емкости и сковородки. Вокруг них деловито расхаживали черти, некоторые из которых были вооружены трезубцами. Они помешивали своим орудием ужасное варево, состоящее из смеси масла и грешников. Масло было таким густым, что невозможно было понять, где кончается и начинается грешник. Бесформенные кляксообразные тела вздымались над поверхностью и тут же исчезали в бурлящем месиве. Время от времени один из грешников пытался выбраться из котла, за что тут же получал оплеуху трезубцем и сваливался обратно. Зрелище на сковороде было еще отвратительнее. Абсолютно голое тело извивалось на промасленном противне. Покрытые румяной корочкой ягодицы мелькали в сумасшедшем ритме, припадая к промокшей сковороде, взвивались с новой силой, от них шел густой серый пар. - О, Боже! - выдохнул Сурков. - Раньше надо было думать о Боге, - сказал Вялый и зашагал между котлами. Сурков невольно сделал шаг за ним, но поскользнулся в разлитом масле и упал, ударившись головой о сталактит. Вялый оглянулся, но возвращаться не стал, он ушел и через несколько секунд привел помощников, молодых рослых чертей, которые подхватили Суркова под руки и поволокли на возвышение, примыкавшее к свободной сковороде. Они усадили его на большую совковую лопату, ловко связали запястья мелкой цепью, после чего один распорол серый бумажный мешок и высыпал на Суркова ошметки стекловаты. - Маслом, маслом надо было полить, - посетовал один. - Не учи ученого, - огрызнулся второй, схватил черенок лопаты и опрокинул его так, что Сурков кубарем полетел на сковородку. В голове его мелькнули ряды первоклашек, убийственный взгляд завуча, Эльза, снимающая с себя лицо, прячущий в сливной бачок шампанское Людмирский, работники банков, страховых компаний, незнакомые люди, здоровающиеся на улице, голубое небо, белый снег, рыжее вечернее солнце.
Глава 4
Суркову очень хотелось заплакать, но комок в горле катался как горошина и никак не хотел становиться тугим. Его обоженное тело больше не горело, острая боль перешла в тупую, жжение - в нытье, а пронизывающий страх - в глухую усталость. - Долго ты здесь будешь корячиться? - спросил обрюзгший лысый грешник. - А-а? - скорее простонал, чем спросил Сурков. - Я сегодня дневальный, будешь кочевряжиться, останешься со мной на заплыв. Понял? Сурков ничего не понял, но схватил квадратный кусок мыла и похромал в душевую. Освещенная догорающим факелом комната была оснащена рядом согнутых труб. Кран у душа оказался только один. Как догадался Сурков, горячая вода грешникам не полагалась. Даже после сорока минут на сковороде, его грудь сдавил стальной обруч холода. - Брр, - сказал Сурков первую осмысленную фразу. Он потихоньку стал смывать с себя остатки масла. Как и положено, мыло ело ожоги, оставляя зуд. - Не может быть, - пожаловался Сурков, - этого не может быть! Этого не может быть!! Кран громко хрюкнул, плеснул на Суркова последнюю порцию воды и замолчал. - Эй, новенький, - услышал Сурков. - Давай быстрей, сейчас воду отключат. - Уже отключили, - тихо сообщил Сурков. Возникший в проходе толстяк осмотрел покрытого мыльной пеной Суркова. Очевидно, это было жалкое зрелище, потому что он ухмыльнулся и, сплюнув на пол, сказал: - Вот что, новенький, ты здесь надолго, так что послушай моего совета: не будь чмом. - Как это? - Так. Сопли не распускай, не ори, когда тебя жарят, не стой "раком" в раздевалке. Поджарился, масло смыл - и на нары. А если ты вздумал свои игры играть, знай, здесь таких не любят. - Какие игры? - Любые. Ручку Паркеру отдай и не думай, что он о ней не знает. - Как он узнал? - А ты как думаешь? Мысли прочел, придурок. Неужели непонятно? - Они умеют читать мысли? - Все читают мысли, в том числе и ты. Или думаешь, здесь все русский изучали? Все на мыслях. Говорить - воздух трясти, да и воздуха здесь почти нет, - толстяк помахал короткими руками вокруг себя. - Чем же мы дышим? - Узнаешь, - пообещал толстяк, - когда в котел попадешь. Сурков закрыл глаза и опустил голову. - Не ной, баба, - фыркнул грешник презрительно. - Пообгоришь, привыкнешь, лет через триста могут на верхние уровни перевести, там полегче да почище, а если с головой - можешь и до черта дослужиться. Но до черта - это надо лет семьсот обгорать, чтоб до черноты. - А в Рай кого-нибудь переводили? - В Рай? - толстяк схватился за бока, - Ха, ха, ха. Новенький в Рай захотел, вот умора. Сурков отряхнулся как собака, и, обойдя покатывающегося толстяка, прошел к тринадцатому шкафчику. Стараясь не потревожить ожоги, он накинул спецовку и аккуратно застегнул пуговицы. Обуваться было особенно больно, немного поколебавшись, Сурков засунул руку в ботинок и извлек злополучную авторучку. Блеснувшее в полумраке золотое перо показалось нереальным. - Интересно, - сказал Сурков. - А почему ее никто не отнимет силой? Суркова поразило, что такой простой вопрос не возник раньше, ведь если черти обладали реальной властью, могли читать мысли, чинили беспредел и кого-то опекали, то логично было предположить, что они и распоряжались имуществом грешников. - Эй, дневальный, - позвал Сурков, - как вас там? - Ты меня задерживаешь, - напомнил толстяк. - Еще минуту, - и, не дождавшись ответа, спросил: "А почему черти не применяют силу"? - Не все так просто, - глубокомысленно вывел толстый. - Может, объясните? - Нет, - отрезал толстяк, - сам догадайся. Суркову ничего не оставалось, как нести свои ботинки по полутемным коридорам туда, где его мучения начались. Дорогой он думал об авторучке, о наказании и о чертях, но не смытая стекловата так зудела за шиворотом, что мысли Суркова путались. - Долго ходите, грешник Сурков, - вместо приветствия сказал черт Вялый. - А я вас поджидаю. - Зачем? - спросил Сурков безрадостно. - А вы не догадались? - Скажите, Вялый, - не выдержал Сурков, - почему вы мне выкаете? - А что вас смущает? - Меня просто бесит ваше вежливое отношение. - Это моя работа. - Вы хотите сказать, что издеваетесь надо мной? - Сурков, здесь Ад, и церемониться с вами никто не обещал. - А если я вам съезжу по физиономии? - Да будет вам известно, что у черта нет физиономии, а вышеобозначенная часть тела называется мордой. - Вышеобозначенная часть тела, по моим представлениям, должна иметь рога. - Это уже мифология, - махнул рукой Вялый. - Бабушкины сказки. Но вы мне, Сурков, зубы не заговаривайте. - Вы тоже хотите получить "Паркер"? - Хочу, - ответил Вялый после продолжительного раздумья. - Зачем? - спросил Сурков. - Идемте, - Вялый направился по проходу, миновал несколько галерей и остановился возле узкого входа в пещеру. - Будете расширять вход, пояснил он. - Чем? - спросил Сурков, - пытаясь себе представить, каким образом можно выполнить эту работу. - Чем угодно. Будете работать здесь вместо отдыха до тех пор, пока размер пещеры не превысит размер грота. Затем получите право на восьмичасовой отдых. - Это распоряжение Паркера? - Паркера, - согласился Вялый. - Но я мог бы его ослушаться и заставлять вас работать меньше или перевести в другое место, если, предположим, получил бы от вас кое-что. - Прощайте, Вялый, - уверенно сказал Сурков. - Идите, отдыхайте, у меня много работы. Сурков двинулся к входу, пробуя руками куски горной породы. Он твердо решил, что ручка останется у него, не столько в силу природного упрямства, сколько из-за очевидных рассуждений. Раз вещь кому-то очень нужна, значит она представляет собой определенную ценность.
Временами ему казалось, что он слышит звуки, ломаный русский, далекие шаги и тихое пение. Иногда Сурков уставал и садился, прислоняясь спиной к голубой стене. Он не мог точно сказать, спал ли он. Но однажды, открыв глаза, понял, что не помнит, в какую сторону шел. Это повторялось несколько раз, и, окончательно потеряв представление о времени и направлении, Сурков брел без энтузиазма, переставляя ноги. Скорее всего, прошло несколько дней, прежде чем ему в голову пришла замечательная идея - отдыхать на полу головой по направлению движения. Сурков клял себя за то, что не додумался до этого раньше. Теперь он мог быть уверен только в одном: если коридор когда-то закончится, то он узнает об этом первым. Сурков проводил по подбородку ладонью и удивлялся тому, что борода не растет, забывал об этом, проводил снова и удивлялся вновь. Некоторое время Сурков забавлялся тем, что писал неприличные фразы на голубых стенах, но вскоре "Паркер" не захотел писать без наклона, а водить золотым пером по ворсистому полу было невмоготу от скрипа волокон. Он пытался кричать и петь, разговаривал и бился головой о стену, но это ни к чему не приводило. Когда Сурков вновь увидел очередь, его это не огорчило. "Разберусь с ублюдком", - подумал он и направился вдоль цепочки людей. - Кюда биз отиди? - спросил вьетнамец. Сурков мог поклясться, что это вьетнамец и то, что акцент у него вьетнамский. - Пошел вон, косоглазый, - сквозь зубы процедил Сурков. - Я никута не поду, и ты тезе. - Пусть идет, - приказал здоровенный детина со сломанным носом. Сурков подумал, что одного удара этого качка хватило бы и Суркову, и трем вьетнамцам. Решив не тратить времени на разговоры, он быстрым шагом пошел вперед. Путь предстоял не близкий, и Сурков всячески подзадоривал себя мыслями о том, как он выведет на чистую воду урода, ответственного за все это безобразие. Несколько часов спустя, Сурков обменялся взглядом с сержантом милиции, который спокойно разговаривал с соседом. Наконец, он увидел в коридоре горчичный стул и старичка в клетчатой рубашке. - Молодой человек покушал? - улыбнулся он.
Сурков подумал, что дать ему по зубам будет несколько невежливо в первую очередь из-за преклонного возраста собеседника. Но позже решил не фамильярничать и занес руку для оплеухи. - Вы не боялись опоздать? Не боялись проболтаться здесь, лет пятьдесят или сто? - Нет! - Сурков из последних сил сдерживал раздражение. - Не может быть. - Уверяю вас. Старик выказал огромное уважение, отступил на шаг, чтобы лучше рассмотреть Суркова, и наконец протянул старую морщинистую ладонь. - А где же ваш ангел-хранитель? - У него понос, - объяснил Сурков. - Ха, Ха, Ха! - по-стариковски добродушно рассмеялся собеседник. - А у вас хорошее чувство юмора, даже перед судом. Сурков хотел, было, задать очередной вопрос, но из-за того, что он увидел, волосы на его голове встали дыбом. В голубом коридоре находилась обыкновенная двустворчатая дверь, куда заходили все присутствующие по очереди. Делали они это совершенно обыденно и без суеты, как только над дверями загоралась покрашенная цапонлаком лампочка. Причем дверь находилась в стене, а не в конце коридора, который не заканчивался, а спокойно продолжался дальше, словно это было вполне логично и правильно. - Дверь, - шепотом сказал Сурков. - Дверь, - подтвердил старик. - Не заходите, пока не загорится вызов. - А вы? - А моя очередь раньше вашей. Старик показал пальцем на моргнувшую лампочку и сделал шаг по направлению к двери. Сурков хотел, было, его окликнуть, но так и не сделал этого. Он сел на свой стул и обхватил голову ладонями. - Вот. Я спятил. Что дальше? Просидев так несколько минут, Сурков почувствовал, как на его плечо положили руку. - Вас вызывают. Сурков увидел человека, когда-то занявшего очередь за ним. - Что? А-а-а... Он поднялся и пошел к двери, но тут же вернулся и забрал стул. "Какое никакое оружие, - подумал Сурков, - по меньшей мере, смогу заблокировать на время дверь". Переступив порог, Сурков тут же начал осматриваться. Кому-то это не понравилось, и над его ухом загремел сочный бас: - Что ты там копаешься? В штаны наложил? - Кто это? - Выходи на середину. Сурков решил пока не спорить и быстро пошел к центру круглого зала, напоминавшего арену цирка, увеличенную раз в пять. На возвышении за огромным столом восседал лысый человек в очках, одетый в красную мантию. На его столе, заваленном бумагами, находился белый монитор и молоток с круглой дощечкой. Сурков с трудом различал черты лица этого человека, но слышал его абсолютно четко, скорее, из-за хорошей акустики, нежели технических штуковин. - Дело номер двести шесть триллионов двести двадцать шесть миллионов восемьсот восемьдесят тысяч тридцать один. Класс "А" отдела вторичных дел, категория "Белое", Комитета контроля над Временем. Только теперь Сурков увидел секретаршу за пишущей машинкой, примостившуюся у основания стола. Судья громко выругался и исчез, затем появился в мантии белого цвета и, хлопнув колотушкой, объявил: - Вы признаете себя виновным? - В чем? - не понял Сурков. - В нарушении времени. - Я? - Он, что, дурак? - спросил судья секретаршу. - Здоров, - сообщила последняя. - И справка есть. - А почему со стулом? - Очевидно, вещдок, - предположила она. - Стул - это для того, чтобы сидеть, - сказал Сурков и, поставив его, сел сверху. - Говорите, справка есть? - засомневался судья. - Есть, есть, - подтвердила секретарша. - Сурков Игорь Андреевич признан годным к строевой службе в рядах Вооруженных Сил, плоскостопия и других умственных отклонений не обнаружено. Справка выдана военкоматом Центрального района. - Скажите, Сурков, - спросил судья, придя в иное расположение духа. - Что вы об этом думаете? - У меня такое ощущение, что я умер. - Хм, - удивился судья, - а вы полагаете, что нет? - А разве да? - Что это за дебил?! - закричал судья. - Почему он корчит из себя идиота? - Прочитать дело? - спросила секретарь. - Тезисно. - Сурков И.А. организовал преступную группу с целью извлечения материальных выгод, путем создания обратных связей во времени. Его действия привели к тому, что правнучка в семнадцатой степени воспользовалась эмодуляцией Перенокиса-Бетолиса и передала информацию в двухтысячный год, что вызвало парадокс третьего уровня, приведший ко времетрясению пятой степени по шкале Хрониуса. - Ничего я не получал, - сказал Сурков. - Сурков И.А. заполнил билет Национальной лотереи с помощью знаков, переданных правнучкой в семнадцатой степени. Ими оказались: семнадцатый километр, автомобиль девятой модели, госномер, состоящий из региона и двузначного числа, знак ограничения скорости, время ожидания. Последнее число было передано через ангела-хранителя, который внедрялся в реальность под видом Эльзы Аппетитовны Таракановой, специально, чтобы ограничить возможность осуществления преступных замыслов. Ангел-хранитель дематериализован и дедухолизован за служебное несоответствие. - Так с этого надо было начинать, - возмутился Судья. - Сурков, вас что, никто не инструктировал? - О чем вы говорите? - Вам никто не рассказывал, что вы умерли, что попадете в Ад? - За что? - За то, что потревожили будущее. - Но я не понимаю... - У вас будет время и понять, и подумать, - Судья встал и торжественным басом объявил: "За нарушение законов физики, преступление против времени и потомков, создание парадоксов третьего уровня, властью данной мне Вселенной и Богом, а также по ходатайству Комитета контроля над временем, приговариваю, Суркова Игоря Алексеевича, гореть в геенне огненной. Срок пребывания - вечность, исполнение наказания немедленно". Сурков слушал судью, брезгливо покачивая ногой, а в конце даже стал посвистывать. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Судья ударил деревянным молоточком по круглой дощечке, и, неожиданно для себя, Сурков провалился в преисподнюю вместе со стулом.
* * *
Там не было голубого коридора и цвета нежнее коричневого. Все было либо черным, либо грязным. Совершенно черный негр приказал Суркову раздеться и взамен белого смокинга, который он неаккуратно запихал в серый мешок, выдал тюремного вида темно-синюю спецовку. Одежда оказалась на два размера больше, но это совсем не беспокоило Суркова. Он наконец стал сознавать, что весь кошмар, произошедший с ним, кошмаром не является. А есть жестокая реальность, в которой ему, Суркову, предстоит вечно находиться в Аду, и все это будет происходить невероятно долго. Но больше всего, Суркова угнетало то, что он уже умер, и его жизнь, бесславно закончилась на паласе в однокомнатной квартире, а он, так и не успел сделать ничего значительного. - Вы грешник, Сурков, ваш порядковый номер один четыреста шестьдесят восемь двести шесть. Если вас спросят номер, назовите три последние цифры, если спросят полный, назовите все число целиком. Вы направляетесь в мужской Ад сто тридцать семь, на триста тридцать девятом уровне. Если вы потеряетесь, то должны обратиться к ответственному черту для препровождения до места наказания. Вам все понятно? Сурков кивнул. - Вот ваши бумаги, - негр сунул в руки Суркову серую папку, вверху которой красовалась эмблема в виде трезубца. - Дойдете до станции, поедете в сторону промзоны. Сойдете на "Котловой", пересядете и поедете к триста тридцать девятому уровню, ваша станция "Ад сто тридцать семь". Идите. Сурков потянул за железный рычаг проржавевшей двери, которая достаточно легко поддалась и, переступив порог, оказался в проходе, прорубленном в скале. С неровных стен стекала вода и естественным потоком стремилась дальше. Ноги Суркова зачавкали по лужам, красные языки факелов, висевшие на стенах через несколько метров, отбрасывали тусклые тени. Сурков в очередной раз потешил себя мыслью о кошмарном сне, но когда сквозь ботинки проникла вода, двинулся дальше. Проход расширился, вильнул и вышел в большую пещеру, соединявшую несколько штреков и проездов. По импровизированным дорогам катились электрокары, обливая путь, синим неоновым светом. По дорогам, сходившимся к небольшому перрону, шли люди, одетые в основном в спецодежду или серых тонов платья, покрой которых не вызывал больших эмоций. "Обычные люди, обычная одежда - все, как на стройках метрополитена, только работают здесь одни негры", - подумал Сурков. Но тут же увидел белого, одетого в такую же, как у него синюю робу и прижимающего к груди серый скоросшиватель. Зеленые глаза молодого человека по-кошачьи блеснули. Он сделал неуверенный шаг навстречу, но тут же остановился и воровато оглянулся. - Кого боимся? - спросил Сурков нарочно громко. - Еще не знаю. - Тогда держи хвост пистолетом, хуже, не будет. - Наверное, да, - согласился молодой человек, - а ты здесь давно? - Вечность, - ответил Сурков брезгливо. - Тогда, может, подскажешь? - замялся парень. - Что? - Ну, как себя вести, есть ли тут дедовство, можно ли дать деру? - Ха, - ухмыльнулся Сурков, - молодо-зелено. Не дрейфь, паря, расскажу, но сначала ты. - О чем? - О себе. Как сюда попал? Парень с недоверием посмотрел на скоросшиватель в руках Суркова, но все же решил не выяснять то, чего ему было не положено и начал: - Я - Билый. Бандит из Белой Церкви, это на Украине в Европе. - Хорошо, - похвалил Сурков. - Сам понимаешь, грешил. - Много? - Не так, чтобы очень, как все. - Все бандитами не становятся. - Так ведь и я не хотел, но делать нечего, семью кормить было надо. - А что же у тебя дети голодали? - Да не было у меня детей, во всяком случае, у моей жены. А на заводе денег не платили, устроиться куда-то очень тяжело, тут дядька предложил организовать мафию. - Что за мафия? - Дальнобойщиков стричь, которые на ночлег останавливались. Люди чужие, местных никто не знает. А я подходил и спрашивал по десять долларов, дядька сзади с ружьем стоял. Нам не отказывали. - Что же так ни разу и не отказали? - Один раз, - вздохнул Билый, - местная какая-то гадина, то ли меня узнал, то ли дядьку, возьми да и пальни. В дядьку не попал, я на пути оказался. Дядька ответил, но я тогда еще упасть не успел. Меня дробью под колесо кинуло, а пока гадина разворачивалась, пару раз по мне проехала. - Деру дал? - Вряд ли. Скорее всего, за дядькой погнался, но только не догнал. - С чего ты взял? - Я его в очереди не видел. - Ясно, - сказал Сурков, слушая, как из тоннеля, доносится звук приближающегося поезда. Три фары вынырнули из темноты, и, гремя вагонами, к перрону подошел электропоезд, с зияющими темными проемами окон и дверей. На облезлых стенах вагонов черной краской были набрызганы разномастные буквы из латиницы и кириллицы. С большой долей грамматических ошибок сообщалось: "Здесь был черт Лютый", "Дьявол - дурак", "На Котловой открылась пивная", "Гастроли группы "Квин" с завтрашней ночи и вечность". - Тебе куда? - спросил Сурков. - До "Лифтовой", затем на тысяча двенадцатый уровень. Ад семьсот два. - Это рядом, - заверил Сурков. - Он скользнул в дверной проем, и, взявшись за поручень, стал внимательно изучать то, что напоминало карту-схему. Она была аккуратно нацарапана гвоздем или другим острым предметом, но, несмотря на примитивный уровень исполнения, содержала четкие линии, схемы переходов и названия станций все на том же смешанном языке латинскими и русскими буквами. - Осторожно, двери закрываются, - объявил неизвестный машинист. Следующая станция "Геенна огненная". Поезд резко дернулся и помчался в туннель. В вагоне стало совсем темно. - Что значит "двери закрываются"?- пытался перекричать шум колес Билый. - А, - махнул рукой Сурков, - не обращай внимания. - Так, что ты мне посоветуешь? - Не ссы никого, - уверенно сказал Сурков. - И все? - Все! Хуже тебе уже не будет. Пойми, что самое страшное произошло. Сурков не видел лица Билого, но мог поклясться, что он сейчас плачет, как несправедливо обиженный ребенок шмыгает носом и растирает кулаками слезы. Прошло достаточно много времени, прежде чем за проемами окон колыхнулся первый отсвет, и поезд вылетел на станцию. - Уважаемые черти и гости Ада, - сообщил машинист, - выходя, не забывайте свои вещи в вагоне. Сурков поискал глазами Билого, но в вагоне находились только негры. Лежавший на полу серый скоросшиватель, наводил на мысль, которая казалась Суркову ужасной и забавной одновременно.
* * *
- Грешник Сурков, вы ехали в противоположную сторону, - высокий негр неторопливо перелистывал скоросшиватель. - Извините, я здесь впервые. - Ваш штрафной талон был оторван. - Ехавший со мной грешник выпрыгнул с поезда. - Это не оправдательная причина. - Я понимаю. - Вижу, что вы не совсем понимаете. Мне придется наказать вас. - Каким образом? - Сурков чувствовал, что спрятанный в ботинок "Паркер" вот-вот перепрыгнет в руки негра, и видел в этом вполне логичный ход событий. Но расставаться с авторучкой, которую по каким-то причинам до сих пор не отобрали, чертовски не хотелось. - Я накажу вас, и наказание не покажется маленьким. - А может, договоримся? - Что вы можете предложить? - Гол как сокол, - сообщил Сурков, подняв руки. - Как угодно, - согласился негр. - Я мог бы не отправлять вас на наказание сегодня, до конца смены осталось сорок минут, но раз вы упрямитесь. Он сообщил, коллеге, что грешник Сурков направляется на наказания. После чего другой негр препроводил Суркова в помещение раздевалки с высокими металлическими шкафчиками вдоль стен. Раздевалка ничем не отличалась от своего аналога в какой-нибудь авторемонтной мастерской, там также пахло гарью и промасленной спецовкой. Сурков даже покрутил головой в поисках плаката по технике безопасности и тут же его нашел. На серой картонке, очевидно, угольным стержнем было выведено: "Otvetstveнный za poжar - chert Вялый". - Весело у вас, - попытался пошутить Сурков. - Советую раздеться. - Зачем? - изумился Сурков. - Просто советую. В словах негра не было ни издевки, ни угрозы, ни сарказма. Он сказал это так, как говорят избитую тысячелетиями фразу, и Суркову это не понравилось еще больше. Он снял с себя спецовку и повесил в свободный шкафчик с нацарапанным номером тринадцать. - Пошли, - скомандовал негр. Сурков подумал, что негр не такой уж здоровый, и при желании он мог бы поспорить с ним в рукопашной схватке. - Негров здесь нет, - сообщил негр. - Как? - удивился Сурков. - Так вот. Меня зовут черт Вялый, тот, кто вас отправил на наказания - черт Паркер, вы ему не отдали одноименную авторучку, которую спрятали в ботинок, теперь он вас будет опекать. - Ни хрена себе, - не сдержался Сурков. - Так вы тот самый ответственный за пожар? - Советую думать потише, - сказал Вялый и открыл железную корабельную дверь, за которой оказался большой зал с низким потолком. Сурков невольно остановился, его челюсть безнадежно отвисла, а колени подогнулись. Насколько он мог видеть, свободное пространство занимали низкие печи и жаровни, на которых сквозь красные отблески огней виднелись огромные емкости и сковородки. Вокруг них деловито расхаживали черти, некоторые из которых были вооружены трезубцами. Они помешивали своим орудием ужасное варево, состоящее из смеси масла и грешников. Масло было таким густым, что невозможно было понять, где кончается и начинается грешник. Бесформенные кляксообразные тела вздымались над поверхностью и тут же исчезали в бурлящем месиве. Время от времени один из грешников пытался выбраться из котла, за что тут же получал оплеуху трезубцем и сваливался обратно. Зрелище на сковороде было еще отвратительнее. Абсолютно голое тело извивалось на промасленном противне. Покрытые румяной корочкой ягодицы мелькали в сумасшедшем ритме, припадая к промокшей сковороде, взвивались с новой силой, от них шел густой серый пар. - О, Боже! - выдохнул Сурков. - Раньше надо было думать о Боге, - сказал Вялый и зашагал между котлами. Сурков невольно сделал шаг за ним, но поскользнулся в разлитом масле и упал, ударившись головой о сталактит. Вялый оглянулся, но возвращаться не стал, он ушел и через несколько секунд привел помощников, молодых рослых чертей, которые подхватили Суркова под руки и поволокли на возвышение, примыкавшее к свободной сковороде. Они усадили его на большую совковую лопату, ловко связали запястья мелкой цепью, после чего один распорол серый бумажный мешок и высыпал на Суркова ошметки стекловаты. - Маслом, маслом надо было полить, - посетовал один. - Не учи ученого, - огрызнулся второй, схватил черенок лопаты и опрокинул его так, что Сурков кубарем полетел на сковородку. В голове его мелькнули ряды первоклашек, убийственный взгляд завуча, Эльза, снимающая с себя лицо, прячущий в сливной бачок шампанское Людмирский, работники банков, страховых компаний, незнакомые люди, здоровающиеся на улице, голубое небо, белый снег, рыжее вечернее солнце.
Глава 4
Суркову очень хотелось заплакать, но комок в горле катался как горошина и никак не хотел становиться тугим. Его обоженное тело больше не горело, острая боль перешла в тупую, жжение - в нытье, а пронизывающий страх - в глухую усталость. - Долго ты здесь будешь корячиться? - спросил обрюзгший лысый грешник. - А-а? - скорее простонал, чем спросил Сурков. - Я сегодня дневальный, будешь кочевряжиться, останешься со мной на заплыв. Понял? Сурков ничего не понял, но схватил квадратный кусок мыла и похромал в душевую. Освещенная догорающим факелом комната была оснащена рядом согнутых труб. Кран у душа оказался только один. Как догадался Сурков, горячая вода грешникам не полагалась. Даже после сорока минут на сковороде, его грудь сдавил стальной обруч холода. - Брр, - сказал Сурков первую осмысленную фразу. Он потихоньку стал смывать с себя остатки масла. Как и положено, мыло ело ожоги, оставляя зуд. - Не может быть, - пожаловался Сурков, - этого не может быть! Этого не может быть!! Кран громко хрюкнул, плеснул на Суркова последнюю порцию воды и замолчал. - Эй, новенький, - услышал Сурков. - Давай быстрей, сейчас воду отключат. - Уже отключили, - тихо сообщил Сурков. Возникший в проходе толстяк осмотрел покрытого мыльной пеной Суркова. Очевидно, это было жалкое зрелище, потому что он ухмыльнулся и, сплюнув на пол, сказал: - Вот что, новенький, ты здесь надолго, так что послушай моего совета: не будь чмом. - Как это? - Так. Сопли не распускай, не ори, когда тебя жарят, не стой "раком" в раздевалке. Поджарился, масло смыл - и на нары. А если ты вздумал свои игры играть, знай, здесь таких не любят. - Какие игры? - Любые. Ручку Паркеру отдай и не думай, что он о ней не знает. - Как он узнал? - А ты как думаешь? Мысли прочел, придурок. Неужели непонятно? - Они умеют читать мысли? - Все читают мысли, в том числе и ты. Или думаешь, здесь все русский изучали? Все на мыслях. Говорить - воздух трясти, да и воздуха здесь почти нет, - толстяк помахал короткими руками вокруг себя. - Чем же мы дышим? - Узнаешь, - пообещал толстяк, - когда в котел попадешь. Сурков закрыл глаза и опустил голову. - Не ной, баба, - фыркнул грешник презрительно. - Пообгоришь, привыкнешь, лет через триста могут на верхние уровни перевести, там полегче да почище, а если с головой - можешь и до черта дослужиться. Но до черта - это надо лет семьсот обгорать, чтоб до черноты. - А в Рай кого-нибудь переводили? - В Рай? - толстяк схватился за бока, - Ха, ха, ха. Новенький в Рай захотел, вот умора. Сурков отряхнулся как собака, и, обойдя покатывающегося толстяка, прошел к тринадцатому шкафчику. Стараясь не потревожить ожоги, он накинул спецовку и аккуратно застегнул пуговицы. Обуваться было особенно больно, немного поколебавшись, Сурков засунул руку в ботинок и извлек злополучную авторучку. Блеснувшее в полумраке золотое перо показалось нереальным. - Интересно, - сказал Сурков. - А почему ее никто не отнимет силой? Суркова поразило, что такой простой вопрос не возник раньше, ведь если черти обладали реальной властью, могли читать мысли, чинили беспредел и кого-то опекали, то логично было предположить, что они и распоряжались имуществом грешников. - Эй, дневальный, - позвал Сурков, - как вас там? - Ты меня задерживаешь, - напомнил толстяк. - Еще минуту, - и, не дождавшись ответа, спросил: "А почему черти не применяют силу"? - Не все так просто, - глубокомысленно вывел толстый. - Может, объясните? - Нет, - отрезал толстяк, - сам догадайся. Суркову ничего не оставалось, как нести свои ботинки по полутемным коридорам туда, где его мучения начались. Дорогой он думал об авторучке, о наказании и о чертях, но не смытая стекловата так зудела за шиворотом, что мысли Суркова путались. - Долго ходите, грешник Сурков, - вместо приветствия сказал черт Вялый. - А я вас поджидаю. - Зачем? - спросил Сурков безрадостно. - А вы не догадались? - Скажите, Вялый, - не выдержал Сурков, - почему вы мне выкаете? - А что вас смущает? - Меня просто бесит ваше вежливое отношение. - Это моя работа. - Вы хотите сказать, что издеваетесь надо мной? - Сурков, здесь Ад, и церемониться с вами никто не обещал. - А если я вам съезжу по физиономии? - Да будет вам известно, что у черта нет физиономии, а вышеобозначенная часть тела называется мордой. - Вышеобозначенная часть тела, по моим представлениям, должна иметь рога. - Это уже мифология, - махнул рукой Вялый. - Бабушкины сказки. Но вы мне, Сурков, зубы не заговаривайте. - Вы тоже хотите получить "Паркер"? - Хочу, - ответил Вялый после продолжительного раздумья. - Зачем? - спросил Сурков. - Идемте, - Вялый направился по проходу, миновал несколько галерей и остановился возле узкого входа в пещеру. - Будете расширять вход, пояснил он. - Чем? - спросил Сурков, - пытаясь себе представить, каким образом можно выполнить эту работу. - Чем угодно. Будете работать здесь вместо отдыха до тех пор, пока размер пещеры не превысит размер грота. Затем получите право на восьмичасовой отдых. - Это распоряжение Паркера? - Паркера, - согласился Вялый. - Но я мог бы его ослушаться и заставлять вас работать меньше или перевести в другое место, если, предположим, получил бы от вас кое-что. - Прощайте, Вялый, - уверенно сказал Сурков. - Идите, отдыхайте, у меня много работы. Сурков двинулся к входу, пробуя руками куски горной породы. Он твердо решил, что ручка останется у него, не столько в силу природного упрямства, сколько из-за очевидных рассуждений. Раз вещь кому-то очень нужна, значит она представляет собой определенную ценность.