Что все это могло значить?
   Вечерние газеты, разумеется, расписали это приключение, но ни одной правдоподобной гипотезы не было высказано.
   Только на следующий день загадка была разгадана в пресловутом послании Арсена Люпена, которое произвело настоящую сенсацию.
   Вот его точное содержание:
   «Я должен известить публику о том, что роль так называемого „инспектора Виктора“ из светской бригады сыграна уже до конца.
   В последнее время в связи с делом о бонах Национальной Обороны эта роль заключалась в преследовании Арсена Люпена или, скорее, так как публика и правосудие не должны больше оставаться в неведении, в разоблачении Антуана де Бриссака, который присвоил себе имя блистательного Арсена Люпена.
   Виктор из светской бригады занялся этим делом с пылом и рвением. И сегодня, благодаря ему, мнимый Люпен водворен за решетку, а Виктор, успешно выполнив свою миссию, исчез навсегда.
   Но он не допускает, чтобы его безупречная честность как полицейского была замарана хотя бы малейшим пятном, и, проявляя обычную скрупулезность, Виктор не захотел сохранить для себя девять бон Национальной Обороны и передал их господину Готье.
   Что касается обнаруженных десяти миллионов, то об этом его достижении следует информировать подробнее, ознакомив публику со всеми деталями, которые, естественно, все хотят знать. Действительно, очень велики должны быть возможности и изобретательность человека, если, сидя в кресле и не потрудившись сделать ни одного движения, он решил удивительно трудную задачу.
   Одно досье господина Серифоса носило пометку, по существу и руководившую поисками де Бриссака: «Досье АЛБ», что де Бриссак расшифровал как «Досье Албания». И вот, когда де Бриссак проводил инвентаризацию предметов, находившихся в кабинете господина Серифоса, он перечислил среди других заботливо сохраняемых сувениров: «Альбом открыток» и «Альбом почтовых марок»…
   И несколько этих слов было вполне достаточно, чтобы все стало ясно внимательному и наблюдательному Виктору из светской бригады.
   Да, Виктор сразу же догадался, что де Бриссак неправильно понял сокращение «АЛБ», что эти буквы означали первые три буквы слова «Альбом».[1]
   Десять миллионов, которые составляли половину состояния господина Серифоса, были заключены не в досье «Албания», которое напрасно искал де Бриссак, а в миниатюрном альбоме, содержащем уникальную коллекцию редчайших почтовых марок, имеющих стоимость в десять миллионов.
   Не правда ли, неслыханная интуиция! Достаточно было беглого взгляда Виктора, чтобы проникнуть в глубину тайны. Затем в суматохе после борьбы он незаметно положил этот альбом в свой карман.
   Но имел ли Виктор из светской бригады неоспоримое право на эти десять миллионов? По-моему, да. По мнению Виктора, нет. Еще бы! Виктор — человек, правила поведения которого — это деликатность и сентиментальная утонченность. Он поручил мне не только передать боны Национальной Обороны префектуре, но и альбом с почтовыми марками, сохранив таким образом свои руки чистыми от всякого профессионального бесчестия.
   Я посылаю с нарочным — это мой священный долг — боны Национальной Обороны господину Готье, начальнику полиции, передавая ему вместе с тем и всю признательность инспектора Виктора.
   Что касается десяти миллионов, то, учитывая, что господин Серифос страшно богат и что он хранил их ненадлежащим образом в виде бесполезной коллекции почтовых марок, я полагаю, что должен сам пустить их в обращение до последнего сантима. Это обязанность, которую я на себя принимаю при условии соблюдения строгой законности. До последнего сантима…
   Кроме того, мне известно, что успеху этой битвы, так замечательно проведенной Виктором, немало способствовали и рыцарские побуждения по отношению к даме, которой он был восхищен с первой же встречи с ней в кинотеатре и которая была жертвой самозванца, представившегося ей как Арсен Люпен.
   Мне также кажется правильным и справедливым дать этой особе возможность вести жизнь светской дамы и безупречно честной женщины.
   Вот почему я ее освободил.
   И в своем убежище пусть она примет заверения в глубочайшем уважении от инспектора Виктора из светской бригады, от перуанца Маркоса Ависто и от Арсена Люпена».
   Такова была эта необычная публикация. Все точки над «i» были поставлены.
 
 
   На другой день после того как это послание было опубликовано, шеф полиции получил ценное письмо, в которое были вложены девять бон Национальной Обороны. Приложенный дополнительный листок давал полиции краткие объяснения о смерти Элиз Массон, убитой д'Отреем.
   С тех пор ничего не было слышно о десяти миллионах Арсена Люпена, которые он собирался сам «пустить в обращение».
   В следующий вторник к двум часам дня княжна Александра вышла из квартиры своей подруги, гостеприимством которой она пользовалась последние дни, и направилась по улице Риволи.
   Она была скромно одета, однако ее странная и чудесная красота, как всегда, привлекла все взгляды. Но чего было ей опасаться? Никто из тех, кто мог бы ее узнать, не мог ей встретиться.
   В три часа она пришла в маленький сквер Сен-Жан.
   На одной из скамеек в тени старой башни сидел мужчина.
   Сначала она заколебалась. Он ли это? Так мало был похож этот мужчина на перуанца Маркоса Ависто и на Виктора из светской бригады. Насколько моложе и элегантнее был он, чем Маркос Ависто! Насколько изящней по сравнению с полицейским Виктором… Эта моложавость, этот подкупающе любезный вид затронули ее больше всего.
   И она подошла. Их взгляды встретились. Нет, она не ошиблась. Конечно, это был он. Не говоря ни слова, она села рядом с ним на скамейку.
   Некоторое время они сидели рядом, не разговаривая. Бесконечное чувство объединяло и разъединяло их. Они боялись нарушить очарование этих тонких и непрочных уз.
   Наконец он прервал молчание.
   — Да, первое впечатление, которое вы произвели на меня тогда, в кинотеатре, определило все мое дальнейшее поведение. Если я занялся этим делом, то главным образом затем, чтобы стремиться к дорогому для меня образу, тому мимолетному видению, которое оказалось в «Балтазаре», а потом мелькнуло в Бикоке. Но как я страдал от этой двойственной роли, которую должен был играть, чтобы сблизиться с вами! А потом этот человек, так меня раздражавший… Я глубоко презирал его и в то же время сознавал, что во мне растет чувство любопытства и нежности к женщине, которую он обманом прельстил, воспользовавшись моим именем… Это было чувство, в котором смешивались раздражение против вас и любовь к вам, любовь сильная и страстная, которую я не имел права тогда вам открыть, но сегодня я о ней говорю откровенно…
   Что меня больше всего тронуло в вас и что раскрыло мне вашу душу? Это ваше инстинктивное доверие ко мне. Вы мне оказали его по вашей доброй воле, по тайным причинам, в которых вы, вероятно, и сами не отдавали себе отчета. По существу, по одной причине, главным образом… Вы нуждались в покровительстве более сильной натуры. Это желание испытать чувство опасности, которое иногда у вас появлялось, было связано в то же время со стремлением опереться на сильную руку. Рядом со мной вы с первой же минуты успокоились во время тревоги в доме Серифоса. Пережив самый сильный страх, вы затем овладели собой, и пожалуй, страдали только от того, что инспектор Виктор навязывал вам свою волю… А с того момента, как вы догадались, кем в действительности был этот инспектор, вы убедились, что избежите тюрьмы, с перспективой которой вы уже примирились как с неизбежностью. Вы уже без страха ожидали прихода полиции. Вы сели в автомобиль префектуры чуть ли не с улыбкой. На сердце у вас была радость, а не страх. И ваша радость проистекала от того же чувства, что и у меня… Это верно? Я не ошибаюсь?.. В этом правда вашего сердца?
   Она ничего не возразила… Но она и не призналась… Однако какое спокойствие отразилось на ее прекрасном лице!
   До вечера они не разлучались. Она по-прежнему была молчалива. А когда наступила ночь, она позволила ему проводить себя. Но куда? Этого она и сама не знала.
 
 
   Они были счастливы.
   Если Александра восстановила свое душевное спокойствие, то не потому ли, что и жизнь ее стала уравновешенной? И, в свою очередь, она не пыталась влиять на своего компаньона в лучшую сторону, чтобы ввести в рамки его беспорядочную жизнь. Однако этот компаньон был так скрупулезно верен своим обязательствам перед друзьями…
   Впрочем, это относилось не только к друзьям.
   Например, он хотел во что бы то ни стало выполнить свое обещание, данное той ночью Антуану де Бриссаку, что тот «сбежит» через восемь месяцев пребывания в тюрьме. И это ему удалось.
   Равным образом он помог освободить и Бемиша, что было обещано Александре.
   Однажды он появился в Гарте. Появление было не случайно, а приурочено к событию. Двое новобрачных, нежно обнявшись, выходили из мэрии. Это были Гюстав Жером, освободившийся путем развода от своей неверной супруги, и баронесса Габриель д'Отрей, превратившаяся из неутешной вдовы во влюбленную невесту, нежно опиравшуюся на сильную руку своего дорогого Гюстава…
   Когда они уже собирались сесть в автомобиль, очень элегантный господин подошел к ним, вежливо поклонился новобрачной и передал ей чудесный букет белых цветов.
   — Вы не узнаете меня, дорогая мадам? Я — Виктор, Виктор из светской бригады, иначе говоря Арсен Люпен. И, может быть, это нескромно, но… кузнец вашего счастья! Догадавшись в свое время об очаровательном впечатлении, которое произвел на вас господин Жером, я теперь в этот торжественный момент хотел принести вам мои почтительные поздравления и самые искренние пожелания безмятежного счастья…
   В тот же вечер этот элегантный господин говорил княжне Александре:
   — Ты знаешь, дорогая, я доволен собой… Я еще раз убедился, что надо делать добро всякий раз, когда это возможно, хотя бы для того, чтобы возместить зло, которое иногда приходится, даже непроизвольно, кому-нибудь причинять.
   Он ласково посмотрел на свою подругу.
   — Я уверен, Александра, что нежная и набожная Габриель, а такой, видно, она останется до могилы, не забудет в своих молитвах бравого Виктора, полицейского инспектора, благодаря которому ее отвратительный муж преждевременно отправился в лучший из миров, освободив супружеское место жизнерадостному, неотразимому красавцу господину Гюставу Жерому, муниципальному советнику и домовладельцу. И ты не можешь себе представить, как это чужое счастье меня радует…