XXVIII ПРЕБЫВАНИЕ В АНГЛИИ
   Путешествие Деникиных из Константинополя в Англию длилось долго, с остановками на Мальте и в Гибралтаре. После выхода в Атлантический океан корабль попал в сильную бурю, и нянька маленькой Марины Деникиной перепугалась не на шутку. "Она громко молилась и плакала: и никто-то меня не похоронит, и рыбы меня съедят". Эти подробности не без некоторого злорадства записала Ксения Васильевна, ревновавшая няньку к своей дочери.
   В Лондон из Саутхемптона Деникин с семьей и спутниками прибыл поездом 17 апреля (н.ст.). На вокзале Ватерлоо его встретил представитель британского военного министерства генерал сэр Филипп Четвуд с несколькими офицерами, а также генерал Хольман, перед тем вернувшийся в Англию. Встречали Деникина и русские военные, дипломатические представители во главе с поверенным в делах Евгением Васильевичем Саблиным, а также группа бывших русских общественных деятелей, оказавшихся в Лондоне, среди которых был П. Н. Милюков. Все старались выказать бывшему Главнокомандующему свое внимание. Саблин вручил ему телеграмму из Парижа, полученную русским посольством на имя Деникина, за подписями князя Г. Е. Львова, С. Д. Сазонова, В. А. Маклакова и Б. В. Савинкова. Они считали долгом "в дни тяжких нравственных мучений, переживаемых"генералом, выразить чувства глубочайшего к нему уважения.
   "Беззаветное высокопатриотическое служение Ваше на крестном пути многострадальной родины нашей, - писали они, - Ваше геройское беззаветное самопожертвование ей да послужит залогом ее воскресения. Имя Ваше сопричтется к славным и дорогим именам истинных начальников земли русской и оживит источник для духовных преемников святого дела освобождения и устроения великой России".
   Подпись Бориса Савинкова под текстом этой телеграммы была неожиданной для Деникина.
   С вокзала генерала и его друзей отвезли на автомобилях британского военного министерства в отель "Кадоган", где им было отведено отличное помещение.
   Лондонские газеты, и в частности "Дэйли Геральд"(орган рабочей партии), отметили приезд в Англию бывшего Главнокомандующего почтительными статьями. "Тайме"посвятил ему следующие строки:
   "Приезд в Англию генерала Деникина, доблестного, хотя и не счастливого командующего вооруженными силами, которые до конца поддерживали на Юге России союзническое дело, не должен пройти незамеченным для тех, кто признает и ценит его заслуги, а также то, что он старался осуществить на пользу своей родины и организованной свободы.
   Без страха и упрека, с рыцарским духом, правдивый и прямой, генерал Деникин -одна из самых благородных фигур, выдвинутых войною. Он ныне ищет убежища среди нас и просит лишь, чтобы ему дали право отдохнуть от трудов в спокойной домашней обстановке Англии...
   ...Наш долг быть ему благодарными и оказывать уважение ему и тем, кто вместе с ним боролись против чудовищного деспотизма, настоящую природу которого английские народные массы лишь ныне начинают сознавать. В настоящую минуту мы всего лучше выплатим этот долг, если воздержимся от нарушения того покоя, которого он ищет, и если выкажем сочувствие тем русским, за которых он так храбро сражался в столь тяжелых условиях, и будем оказывать им по мере возможности помощь, заслуженную их беспримерными страданиями и неувядаемыми заслугами перед союзниками".
   Была ли эта статья инспирирована Черчиллем, мы не знаем. Во всяком случае, она отражала его мысли.
   В те дни еще функционировали русские посольства и консульства с персоналом, назначенным в 1917 году Временным правительством. После захвата власти большевиками они стали за рубежом представителями вождей белого движения. Их деятельность объединял С. Д. Сазонов - бывший министр иностранных дел царской России, исполнявший те же обязанности в правительствах адмирала Колчака и генерала Деникина. Сазонов находился в Париже, и все русские посольства направляли туда осведомительные записки и телеграммы о событиях, которые так или иначе их затрагивали.
   Целая серия таких осведомительных писем о первых днях пребывания в Англии генерала Деникина была отправлена Е. В. Саблиным из Лондона в Париж.
   17 апреля 1920 года Саблин писал:
   "Я не имел еще случая подробно поговорить с генералом Деникиным. Я увижусь с ним сегодня вечером. Но из того, что он сказал А, В. Солдатенкову (один из секретарей посольства), заключаю, что генерал Деникин прежде всего желает, чтобы его оставили в покое. Он намерен поселиться где-либо в окрестностях Лондона и отдохнуть. Затем, сказал генерал Деникин, мы посмотрим".
   19 апреля Саблин, между прочим, сообщал:
   "В течение имевшегося у меня с генералом Деникиным разговора, происходившего в посольстве, бывший Главнокомандующий сказал мне... (что он) считает себя частным человеком. По его выражению, он разбит душевно и утомлен физически и нуждается в покое и отдыхе. Перед его глазами все еще ужасные сцены последних дней отступления и тяжелых неуспехов. Он просит избавить его от разговоров на политические темы, так как беседовать на эти темы ему очень тяжело. Он желает поселиться в каком-нибудь провинциальном английском городишке. Когда я назвал ему несколько местечек в расстоянии часа езды от Лондона, он воскликнул: "Ой, нет, это близко, куда-нибудь подальше!"
   Из английских государственных деятелей он посетил лишь г. Черчилля. Короля он уже поблагодарил своей прекрасной телеграммой. Он благодарит русскую колонию и организации за прием, но просит их не беспокоиться устройством каких-либо чествований и т. п. Он желает, чтобы его оставили в покое...
   По окончании нашего разговора я проводил генерала до гостиницы пешком... (Он) засвидетельствовал мне самым категорическим образом о той широкой помощи, которая была оказана Югу России Великобританским правительством. Он в особенности хвалил английских военных. Он сказал, что генерал Хольман займется подысканием ему места жительства".
   21 апреля 1920 года Саблин писал:
   "Генерал Деникин передал мне вчера для размена 23 тысячи царских (бумажных) рублей, несколько сотен керенок, австрийских крон и турецких лир и коробочку, содержащую 49 рублей монетами десятикопеечного достоинства чеканки 1916 года.
   Это весь капитал бывшего Главнокомандующего!"
   Основной "капитал"Деникина в переводе на твердую валюту равнялся меньше тринадцати фунтам стерлингов.
   От того же числа имеется и другое сообщение Саблина:
   "Генерал Деникин получает от англичан предложения поместиться в их поместьях совершенно бесплатно".
   Как реагировал на все это Антон Иванович?
   Он был в ужасе от того, что происходило. В неопубликованных воспоминаниях его имеется следующая заметка:
   "Не понимают нашего положения - отвели помещение в дорогом отеле "Кадоган"... Ищем дешевого дома в уединенном месте. Хольман помогает в поисках. Черчилль вызвал к себе консула Ону (и спросил): принимают ли русские какие-нибудь меры? Если нет, то я и группа членов парламента устроим обеспечение генерала Деникина.
   Ону приходит, рассказывает. Я категорически отказываюсь..."
   Его удручала мысль, что из-за семьи он принужден принимать "милостыню"(его собственные слова) от Великобритании. У Деникина буквально ничего не было. Дома он ходил в своей военной одежде. Выходя на улицу, надевал непромокаемый военный дождевик без погон, а голову прикрывал случайно приобретенной клетчатой кепкой.
   Жена его привезла с собой кое-какое столовое серебро и хотела его продать. По мнению Антона Ивановича, на вырученные от продажи деньги семья его могла прожить в Англии месяца два-три. Вообще же он отдавал себе отчет, что стоимость жизни здесь значительно выше, чем в других странах Западной Европы. А потому пребывание свое в Англии он хотел сократить на три-четыре месяца, чтобы, наведя за это время нужные справки, перебраться в страну, где жизнь дешевле.
   О материальных проблемах беседовал с Антоном Ивановичем и Милюков. Чтобы на первых порах как-то обеспечить Деникина, он предлагал переговорить с заведующим выдачей ассигнований из прежних русских государственных сумм, находившихся в заграничных банках. На это Антон Иванович заявил, что об этом не может быть и речи, так как деньги - казенные, а он - частное лицо.
   С Черчиллем Деникин виделся несколько раз. На следующий день после приезда в Лондон он отправился к нему с визитом в военное министерство вместе с генералом Хольманом. Затем завтракал с Черчиллем. "Несколько дам, - писал он, - моя жена, Черчилль с женой, 2-3 высших чина военного министерства. Разговоры о России, о борьбе... и, конечно, о причинах неудачи".
   После завтрака Черчилль вызвал своего девятилетнего сына Рандольфа, представил его Антону Ивановичу, сказав мальчику: "Вот русский генерал, который бил большевиков". Рандольф этим заинтересовался и хотел знать, сколько большевиков генерал Деникин лично убил. Однако, получив ответ, что "ни одного", он сразу потерял интерес к своему новому знакомому.
   Внимание к Антону Ивановичу русской колонии в Лондоне, вполне искреннее и сердечное, казалось ему тем сочувствием, которое приличия ради по старому обычаю выражают всякому порядочному человеку, испытавшему в жизни большое горе. Это внимание его тяготило. Никого он не хотел видеть, никуда ему не хотелось идти.
   Но обо всех переменах, происшедших в Крыму, его упорно расспрашивал лидер кадетской партии профессор П. Н. Милюков. Он хотел знать, что Деникин передал Врангелю? Всю ли верховную власть, или только военную? Что скажет он, Деникин, если в один прекрасный день Врангель вдруг заключит с большевиками мир? Будем ли мы признавать врангелевское правительство, продолжал свой допрос Милюков. А если будем отрицать, то во имя какого, если не деникинского, ибо Деникин, говорил он, есть символ и знамя, которое опускать нельзя.
   В ответ Антон Иванович повторил то, о чем уже неоднократно говорил после новороссийской катастрофы. А именно: что он морально разбит, что не хочет заниматься политикой и желает, чтобы его оставили в покое. По поводу Врангеля он сказал, что передал ему командование над южнорусскими войсками, что после всего происшедшего не может считать себя главой правительства, в данное время он является просто частным человеком.
   Вслед затем Антон Иванович определенно и твердо заявил: "Не мешайте Врангелю; может быть, он что-нибудь сделает. Я хочу уйти от политики, не вмешивайте меня".
   Эту беседу во всех подробностях записал в своем дневнике П. Н. Милюков. Его дневник находится в Русском архиве Колумбийского университета.
   Со своей стороны Антон Иванович отметил разговор с Милюковым в неопубликованных заметках следующим образом:
   "Посетил меня Милюков. Беседовал более часу на тему о необходимости мне принять на себя преемство российской власти Колчака и объявить об этом в соответствующей декларации. Я категорически отказался.
   - Что же теперь будет? Ведь к власти придет Керенский...
   Я усомнился в подобном исходе. Во всяком случае, я лично устраняюсь.
   - Тогда, по крайней мере, не делайте заявлений о своем отказе от преемства...
   - Никаких заявлений вообще я не намерен делать. Верховной власти от Колчака я не принимал, следовательно, и отказываться не от чего.
   Два или три раза мы еще переписывались с Милюковым по текущим делам, в частности обменялись взглядами на выступление в то время Польши. Милюков вскоре переменил тактику, отнесясь с осуждением к белому движению, и я порвал сношения с ним".
   Невзирая на расхождения с Врангелем, генерал Деникин в отзывах о нем был безупречно корректен:
   "На вопросы Черчилля, Бриггса, Хольмана, Милюкова и других русских и английских деятелей, как надлежит относиться к Врангелю, я ответил:
   - Врангель стоит во главе Вооруженных Сил Юга России, ведя борьбу против большевиков. И поэтому ему надо всемерно помогать".
   С помощью Хольмана Деникины вскоре нашли сравнительно дешевое помещение в провинции. Они переселились из Лондона сначала в Певенси-Бей, а потом в Истборн. Там их навещали или приглашали к себе и вообще всячески старались рассеять мрачные мысли друзья. Пригласила к себе в имение и Наталия Сергеевна Брасова, морганатическая супруга великого князя Михаила Александровича, убитого большевиками вместе со своим секретарем англичанином Джонсоном в ночь на 13 июня 1918 года в окрестностях города Перми. Вдова брата последнего императора была настроена мистически. Она посещала разных гадалок и совершенно серьезно уверяла Антона Ивановича, что великий князь жив, что он пока скрывается, но в нужную минуту предъявит свои права на русский престол.
   Пребывание генерала в Англии было кратким. В принципе решено к осени переехать в Бельгию. Но покинул он Англию раньше, чем предполагал, по причине совершенно им непредвиденной.
   В середине августа 1920 года в газете "Таймс"была опубликована нота, которую еще в начале апреля лорд Керзон отправил в Москву народному комиссару иностранных дел Чичерину. Это была нота, предлагавшая Советскому правительству прекратить гражданскую войну. К великому своему изумлению, Антон Иванович прочел там следующее заявление лорда Керзона:
   "Я употребил все свое влияние на генерала Деникина, чтобы уговорить его бросить борьбу, обещав ему, что, если он поступит так, я употреблю все усилия, чтобы заключить мир между его силами и вашими, обеспечив неприкосновенность всех его соратников, а также население Крыма. Генерал Деникин в конце концов последовал этому совету и покинул Россию, передав командование генералу Врангелю".
   Правда, почти накануне катастрофы в Новороссийске к генералу Деникину явился один из членов Британской военной миссии генерал Бридж, предлагая посредничество английского правительства для заключения перемирия с Красной армией. Деникин ответил на это одним словом: никогда!
   Таким образом, этот случай в Новороссийске никак не вязался с заявлением лорда Керзона.
   Сознательная подтасовка фактов и явный вымысел глубоко оскорбили Деникина. Он тут же написал резкое опровержение и отправил его в "Тайме". Оно появилось 27 августа 1920 года.
   "Я глубоко возмущен этим заявлением и утверждаю: 1) что никакого влияния лорд Керзон оказать на меня не мог, так как я с ним ни в каких отношениях не находился; 2) что предложение (британского военного представителя о перемирии) я категорически отверг и, хотя с потерей материальной части, перевел армию в Крым, где тотчас же приступил к продолжению борьбы; 3) что нота английского правительства о начале мирных переговоров с большевиками была, как известно, вручена уже не мне, а моему преемнику по командованию Вооруженными Силами Юга России генералу Врангелю, отрицательный ответ которого был в свое время опубликован в печати; 4) что мой уход с поста Главнокомандующего был вызван сложными причинами, но никакой связи с политикой лорда Керзона не имел. Как раньше, так и теперь я считаю неизбежной и необходимой вооруженную борьбу с большевиками до полного их поражения. Иначе не только Россия, но и вся Европа обратится в развалины".
   После истории с лордом Керзоном Антон Иванович считал невозможным для себя оставаться в Англии. Кроме того, стремление британского правительства установить нормальные торговые сношения с советской Россией, переговоры, которые велись по этому поводу в Лондоне между Ллойд Джорджем и советским представителем Красиным -все это предвещало, по мнению Деникина, признание Англией московских коммунистов законным правительством России. На самом деле англо-советский торговый договор был подписан лишь в марте 1921 года.
   XXIX РАБОТА НАД "ОЧЕРКАМИ"
   В Бельгии Деникины прожили с августа 1920 года до конца мая 1922 года. Они поселились в окрестностях Брюсселя, в небольшом доме с садом. Их спутники постепенно разъехались, и они остались впятером: муж, жена, дочь, дед жены и нянька. Вскоре установился определенный рутинный ритм повседневной жизни. Антон Иванович вставал в 7 часов утра, открывал ставни, приносил уголь, растапливал печи и плиту. Затем вставала жена, кипятила молоко и заваривала кофе, готовила завтрак. После кофе уборка дома: Антон Иванович подметал, дед вытирал пыль, жена прибирала кухню, чистила картошку, варила обед. Нянька занималась исключительно ребенком и в трудах по дому не принимала участия.
   Жена не слишком огорчалась, что мужу приходилось тогда делать физическую работу. "Моцион ему нужен, - писала она, - а когда он засядет за писание, его уже никакими силами не вытянешь даже погулять".
   Начав еще в Англии работу над "Очерками русской смуты", Антон Иванович к концу 1920 года почти закончил первый из пяти томов этого обширного труда.
   "Я совершенно удалился от политики и ушел весь в историческую работу,-писал он генералу Бриггсу в Рождество 1920 года.-Доканчиваю первый том "Очерков", охватывающих события русской революции от 27 февраля до 27 августа 1917 года. В своей работе нахожу некоторое забвение от тяжелых переживаний".
   Жил генерал замкнуто, мало с кем встречался и действительно совершенно устранился от политики. Однако демонстративный отъезд его из Англии привлек внимание бельгийских властей. Вскоре по приезде в Брюссель его пригласили посетить "Administration de la Surete Publique", где глава этого учреждения в изысканно-вежливой форме просил Антона Ивановича дать подписку в том, что на территории Бельгии он не будет заниматься активной политикой. Генерал бумагу подписал, но, вернувшись домой, отправил письмо министру юстиции бельгийского правительства, известному социалисту Эмилю Вандервельде. Антон Иванович познакомился с ним в апреле 1917 года, когда Вандервельде приезжал к нему в Ставку в Могилев для переговоров.
   Генерал счел нужным поставить Вандервельде в известность о своем неудовольствии по поводу случившегося. Он писал:
   "Мне невольно приходит на память эпизод из прошлого, как в 1917 году в качестве начальника штаба Верховного Главнокомандующего российскими армиями я принимал у себя в Ставке бельгийского министра Вандервельде, Он был несчастлив тогда, человек без родины, представитель правительства без страны, в сущности такой же политический эмигрант, как теперь многие русские. Ведь Бельгия тогда была растоптана врагами так же, как сейчас Россия, Но мы сделали все возможное, чтобы не дать почувствовать господину Вандервельде ни в малейшей степени тягости его положения. Ибо мы разделяли искренне горе Вашей страны и ее героической армии.
   Я не ожидал и не искал внимания. Но был уверен, что русский генерал будет огражден в Бельгии от унижения, Я имею в виду нетолько свою роль как Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России - вокруг этого вопроса сплелось слишком много клеветы и непонимания... Но я говорю о себе как о бывшем начальнике штаба Верховного Главнокомандующего, как о главнокомандующем русскими фронтами в мировую войну, наконец, как о генерале союзной вам армии, полки которого в первые два года войны вывели из строя австро-германцев много десятков тысяч воинов.
   Все это я считаю необходимым высказать Вам в надежде, что, быть может, к другим деятелям, которых судьба случайно забросит в Бельгию, правительственная власть отнесется несколько иначе".
   Это письмо было типично для всего дальнейшего поведения генерала Деникина за границей. Даже став политическим эмигрантом, он продолжал "резать правду", как он ее видел и воспринимал. По природе своей человек скромный, но с большим чувством собственного достоинства, он отлично сознавал свои военные заслуги в первой мировой войне, гордился ими, но в этой гордости не было ничего личного и мелочного. Он гордился своей принадлежностью к русской армии, вписавшей в историю войны много доблестных страниц. И его возмущал факт, что эти заслуги теперь позабыты, что с одним из главных представителей национальной России некоторые из бывших союзников позволяют себе бестактные выходки.
   Вандервельде сразу же ответил любезным полуизвинительным письмом. Ссылаясь на якобы существовавшие в Бельгии правила, он уверял, что ни бельгийскому правительству, ни тем более ему лично не могло прийти в голову чем-то обидеть генерала. Инцидент был улажен.
   По скудным средствам Деникина жизнь и в Бельгии казалась ему слишком дорогой, и он решил переехать в Венгрию. Венгерский посланник немедленно дал разрешение на постоянное жительство в Венгрии. Он даже предложил перевезти архив генерала дипломатической вализой и только никак не мог поверить, что причина переезда -экономическая... Пришлось хлопотать о транзитных визах для проезда в Будапешт. Получив немецкую транзитную визу для семьи, сам Антон Иванович решил ехать, минуя Германию, кружным путем, через Париж, Женеву и Вену.
   О жизни в Венгрии у Антона Ивановича и его супруги остались самые хорошие воспоминания. Они провели там три года (с начала июня 1922 года до середины 1925 года). По совету венгерского посланника в Брюсселе поселились сначала в городе Шопрон, в недорогой загородной гостинице.
   В дневнике Ксении Васильевны Деникиной от 5 июня 1922 года имеется следующая запись:
   "Жизнь здесь действительно гораздо дешевле, ... да и народ симпатичнее. Пока живем в пансионате за городом, в лесу. Воздух и окрестности чудесные, давно мы не делали таких чудных прогулок... Городок переполнен беженцами из отобранных у Венгрии областей".
   Месяцем позже:
   "Нравится мне Венгрия, то есть правильнее сказать Шопрон, ибо больше я еще ничего от Венгрии не видела. Такой обильный край. Столько "плодов земных"я давно не видела. Кругом нас горы, лес. Мы гуляем далеко. Заберемся куда-нибудь на поляну, откуда хороший вид на поля деревни, лежащий внизу город и на далекое большое озеро. Воздух - не надышишься!.. И бывают минуты, что в мою душу нисходит мир, такой полный, как не бывал со времени до войны... Много здесь народу, говорящего по-русски. Бывшие военнопленные, или, как Антон Иванович их называет, "мои крестники"(генерал называл своими "крестниками"тех, кого его Железная дивизия в свое время захватила в плен). Говорят по-русски чисто, почти без акцента".
   А вот заметка из не опубликованного генералом:
   "Общее явление: ни следа недружелюбия после войны (враги!?). Чрезвычайно теплое отношение к русским. Каждый третий комбатант побывал в плену в России, и, невзирая на бедствия, перенесенные в большевистский период, все они вынесли оттуда самые лучшие воспоминания - о русском народе; о шири, гостеприимстве, о богатстве страны... Русский язык благодаря пленным очень распространен... Пленные венгры понавезли с собой русских жен..."
   О жизни Антона Ивановича в Венгрии есть упоминание в письме русского дипломатического представителя в Будапеште князя П. П. Волконского. Он сообщал в Париж старшему русскому дипломатическому представителю за границей М. Н. Гирсу (С. Д. Сазонов к тому времени был уже не у дел), что "здесь держит себя вдали от всяких дрязг с достоинством и большой простотой генерал Деникин. Мы с ним навестили друг друга".
   Приезжал к генералу с визитом и местный губернатор. Несколько раз навестили его английские и французские офицеры, члены миссии по установлению новых границ Венгрии. Но это вызвало некоторую подозрительность со стороны венгерской администрации враждебно относившейся к державам Антанты. Началась перлюстрация корреспонденции, появились филеры, следовавшие за Антоном Ивановичем по пятам. Однако, когда он пожаловался в военное министерство, наблюдение за ним и перлюстрация его почты были сразу прекращены.
   Пребывание в венгерской провинции бывшего русского Главнокомандующего привлекло большое внимание местных военных и гражданских властей. Уединенный образ жизни Деникина, проводившего большую часть времени в работе над своим историческим трудом, был им непонятен. Так же, как и князь Волконский, они видели, что генерал "держит себя с достоинством и большой простотой", но некоторые из них приписывали нелюдимость генерала недружелюбию или пренебрежению. Даже П. П. Волконский говорил по этому поводу с Антоном Ивановичем и настойчиво советовал ему поехать с визитом к главе государства адмиралу Хорти. "Но, - отметил эту беседу генерал, - после года (жизни в Венгрии) мне показалось это неудобным, и я не пошел. Так и прожили мирно три года, отвоевав себе свободу замкнутой частной жизни".
   За три года пребывания в Венгрии генерал трижды переменил место жительства. После Шопрона провел несколько месяцев в Будапеште, а потом снова поселился в провинциальном местечке, на этот раз вблизи от большого и живописного озера Балатон.
   К тому времени генерал закончил свой монументальный пятитомный труд "Очерки русской смуты". Первый том вышел в октябре 1921 года; второй - в ноябре 1922; третий - в марте 1924; четвертый - в сентябре 1925; и, наконец, пятый - в октябре 1926 года. "Очерки"стали большим событием в русской мемуарной литературе.
   У генерала Деникина имеются интересные сведения о том, как трудно ему было работать над составлением "Очерков".
   Архив, вывезенный им из России, был далеко не полным. Всю работу, связанную с поиском документов, их систематизацией, проверкой, составлением чертежей и т. д., пришлось ему выполнить лично. Сундук с делами канцелярии Особого совещания (т. е. бывшего правительства Юга России), вывезенный в Константинополь, поступил в распоряжение генерала только в 1921 году. Кроме журналов Особого совещания сундук содержал подлинные приказы Главнокомандующего, а также сношения с иностранными державами и сведения о положении во всех новых государствах на окраинах России. С архивом бывшей Ставки генерала Деникина вопрос обстоял сложнее. Антон Иванович не желал обращаться к своему преемнику на посту Главнокомандующего. Но вопрос этот уладился благополучно сам собой. Зная о работе Антона Ивановича, генерал Кусонский, заместитель начальника штаба генерала Врангеля, предложил Деникину пользоваться архивом Ставки. Вскоре и сам генерал Врангель (находившийся после оставления им Крыма в Югославии) распорядился, чтобы все дела штаба Главнокомандующего за время управления Югом России генералом Деникиным перешли бы к последнему на хранение. Приходилось вести большую корреспонденцию с бывшими сотрудниками и подчиненными, чтобы получить от них детальные сведения о происходившем.