Лэки Мерседес. Роза Огня

   "Что бы он ни продавал, мне этого не нужно", - подумала Роза.
   Долгая тяжелая дорога измучила ее вконец. В день отъезда миссис Абернети разбудила Розу до рассвета с приятным известием о том, что старьевщик, вывозивший "чистый" мусор - ящики и коробки, - согласен отвезти на вокзал ее сундук за половину того, во что обошелся бы кеб. Хозяйка пансиона дала ей несколько весьма разумных советов по поводу того, как одеться в дорогу. "Наденьте что-нибудь такое, на чем незаметны пятна и что не жалко будет выбросить, когда доберетесь до места. Поверьте, дитя: вам на эту одежду и смотреть больше не захочется".
   Роза так и сделала: надела отвратительную черную юбку из манчестерского сукна и черную сатиновую блузку, купленную для похорон отца. Одежда была дешевой, но вполне прочной и придавала Розе респектабельный вид. Теперь девушка была вполне согласна с миссис Абернети: ей пришлось оставаться в этом наряде все время и даже спать в нем, так что и правда видеть его в будущем ей не захочется.
   О чем миссис Абернети из благовоспитанности не упомянула - так это что пол в общем вагоне, особенно когда поезд будет пересекать западные штаты, окажется омерзительно грязным. Грубые мужчины, ехавшие в одном с ней вагоне, жевали табак и часто не трудились дойти до плевательницы. На сапогах они приносили грязь и кое-что похуже, а в окна летела пыль. Пол был липким и покрытым сажей, тоже летевшей в окна. Глядя на вагоны снаружи, трудно было предположить, что творится внутри. Как ни старалась Роза приподымать подол, он все же касался пола, когда она садилась или, идя по раскачивающемуся вагону, была вынуждена выпустить юбку и ухватиться за спинку скамьи, чтобы не упасть. Юбку никогда не удастся отстирать, оставалось только надеяться, что среди слуг мистера Камерона найдется добрая душа, которая возьмется вычистить ботинки, потому что у самой Розы одна мысль о том, чтобы к ним, вонючим и липким, прикоснуться, вызывала тошноту.
   Девушка с откровенной завистью смотрела на пассажиров купейных и изредка встречавшихся салон-вагонов. Жесткие деревянные скамейки общего вагона были слишком короткими для того, чтобы на них улечься, и даже если удавалось уснуть сидя, шея и голова болели потом от неестественного положения. Лучше всего удавалось высыпаться на станциях в ожидании следующего поезда; скамейки там были более удобными, и к тому же сон Розы оберегали странно заботливые железнодорожные служащие.
   По крайней мере в дороге она не голодала, хоть и ожидала, что часть времени будет терпеть лишения. О еде для нее позаботились, и Роза питалась не хуже, чем другие пассажиры общего вагона. Те же служащие, что оберегали ее отдых на станциях, снабжали Розу пакетами с бутербродами с ветчиной или копченым языком и бутылками лимонада, когда в поезде не было вагона-ресторана. Все это явно делалось по приказу мистера Камерона, поскольку ни о ком другом так не заботились; иногда девушка даже ловила на себе завистливые взгляды - вроде тех, что она сама бросала на богатых путешественников.
   По дороге Роза наблюдала явления, которых никогда не смогла бы забыть: грозу в прериях, когда молнии тянулись к земле из тяжелой черной тучи сотнями огненных паучьих ног; сияющее ночное небо с таким количеством звезд, какого она никогда в жизни не видела; высокие горы - каждый день приносил с собой чудеса природы, более удивительные, чем семь чудес света древности. Если бы не усталость, все это, наверное, произвело бы на нее гораздо более сильное впечатление.
   Роза предвкушала, как впервые увидит океан, однако в присутствии невежи, старающегося привлечь к себе ее внимание, ей едва ли удастся должным образом насладиться необыкновенным зрелищем...
   От чего она никогда не уставала, так это от книги, которую читала, "Одиссеи" на древнегреческом. Преимущество оригинала заключалось в том, что не приходилось ограничивать себя взглядами переводчика: каждый раз, читая "Одиссею", Роза открывала для себя новые оттенки, находила новые интерпретации. Не важно, что она устала, что равнина за окном кажется бесконечной. Даже под назойливым взглядом коммивояжера она в силах забыть о тяготах пути, сосредоточившись на ином странствии, таинственном и чудесном, несравненно более опасном, чем ее собственное, из-за вмешательства богов и ужасного колдовства... - Извиняюсь, мисси!
   Невежа, возмущенный тем, что ему предпочли какую-то книгу, вознамерился действовать решительно и привлечь внимание девушки, хочет она того или нет.
   Роза демонстративно не подняла глаз и немного отвернулась, хоть теперь на страницу падала тень и видно стало хуже. "Не станет же он приставать ко мне, если я ясно покажу, что не желаю иметь с ним ничего общего!"
   Однако его это не остановило. Не получив ответа на несколько словесных обращений, попутчик толкнул ногой ногу Розы. Тут уж она не удержалась и в ужасе взглянула на него.
   - Да что там, мисси? - начал он фальшиво ласковым голосом. - Уткнулась носом в свою книжку, и все тут! Что там такого уж интересного? Что за книжка?
   Роза вытаращила на него глаза, пораженная подобной бесцеремонностью, и ответила прежде, чем сумела себя остановить:
   - "Одиссея" Гомера.
   Тип озадаченно наморщил лоб. Очевидно, его знакомство с литературой ограничивалось "Сборником текстов для чтения" Макгаффи [Макгаффи У.Х. (1800-1873) - педагог-самоучка, организатор образования в штате Огайо. Автор шести "Сборников текстов для чтения", предназначавшихся для начальной школы.].
   - Гомера... как по фамилии? Ладно, мисси, для меня это все китайская грамота.
   - Именно, - ледяным голосом ответила Роза и вновь взялась за книгу.
   "Теперь-то, когда я щелкнула его по носу, он наконец от меня отстанет!"
   Но тут книгу вырвали у нее из рук. Невежа озадаченно уставился на греческие буквы. Роза в ярости вскочила. "Как он посмел!"
   - Кондуктор! - закричала она во весь голос.
   Тип изумленно взглянул на нее: он явно не ожидал ни такого гнева, ни отпора своей грубости. Кондуктор, который, по счастью, оказался недалеко, поспешил к ним, передвигаясь по проходу с ловкостью моряка в качку. Прежде чем он успел задать вопрос, Роза обвиняюще ткнула в обидчика пальцем и воскликнула:
   - Этот человек - вор и насильник! Он приставал ко мне, не желал оставить меня в покое, а теперь украл мою книгу. Сделайте что-нибудь!
   Однако наглец оказался находчивым - должно быть, наученный опытом общения с рассерженными мужьями, женихами и отцами.
   - Не знаю, о чем это она, - запротестовал он с таким апломбом, что Роза от его наглости раскрыла рот. - Сижу я себе, книжку читаю, а она как вскочит, как завизжит!
   "Ах ты волк в овечьей шкуре!"
   Роза сжала руки в кулаки и с трудом удержалась, чтобы не ударить. Другая женщина на ее месте не решилась бы настаивать на своем - ведь ей нечего было противопоставить словам обидчика, кроме своих, - но кровь в ней бурлила, да и книга была подарком ко дню рождения от ее первой учительницы греческого языка. Нет, она не отдаст книгу без борьбы, не отступит.
   - Ну что ж, - сказала она с ядовитой любезностью, - если это ваша книга, то, полагаю, вы можете что-нибудь из нее прочесть. Вслух.
   Оказалось, что наглец держит книгу вверх ногами - ему, конечно, это было все равно. Раз уж он не узнал имени великого поэта Гомера, вряд ли он отличит одну греческую букву от другой. Он, разинув рот, растерянно вытаращил на Розу глаза, а она ловко выхватила книгу из его пальцев, перевернула ее и с безупречным произношением продекламировала четыре строки. Теперь уже за разворачивающейся драмой следили все пассажиры.
   - В приблизительном переводе, - продолжала Роза, - это значит:
   Взвыл великан одноглазый, почувствовав страшное
   жженье.
   Тут же циклопы сбежались - узнать, что случилось с
   собратом.
   "Не в человеческих силах лишить меня, - рявкнул он,
   зренья!"
   "Коль ты богов прогневил, боги тебя наказали!"
   Любой, кто хоть сколько-нибудь знаком с классикой, узнает эту сцену.
   Однако грубияна не так легко было смутить.
   - Да она может нести любую чушь и утверждать, будто в этом есть смысл! - воскликнул он. - Да она просто спятила! Роза протянула книгу кондуктору,
   - Посмотрите на форзац, - властно приказала она. - Там написано: "Маленькой Розе, прелестному цветку литературы, от скромной садовницы. С любовью, Лидия Рейбен". Если это его книга, тогда откуда это может быть известно мне? И независимо от того, знаю я греческий или нет, мне никогда не приходилось слышать, чтобы мужчину звали Розой.
   Пассажиры, сидевшие ближе к спорящим, начали хихикать, а наглец покраснел. Кондуктор, беззвучно шевеля губами, прочел надпись и кивнул.
   - Все так, как она сказала, - пророкотал он и обратил на коммивояжера суровый взгляд.
   Тот побледнел и начал озираться, словно высматривая пути к бегству.
   Роза чувствовала, что еще немного - и она упадет в обморок, но показывать слабость перед этим типом она не собиралась.
   - Кондуктор, - сказала она уже более спокойно, - разве у вас принято позволять вору, к тому же пытавшемуся опорочить честную женщину, продолжать ехать на поезде?
   Грубиян побледнел еще больше, когда кондуктор ухватил его за шиворот.
   - Никоим образом, мисс, - ответил он, вернул книгу Розе и рывком поднял на ноги своего пленника. - Иногда, правда, мы останавливаем поезд, прежде чем вышвырнуть негодяя.
   Кондуктор засвистел в свисток, из соседнего вагона явились двое дюжих охранников, подхватили коммивояжера и его чемодан и потащили в конец поезда, хотя несчастный и протестовал во весь голос. Его провожали любопытные взгляды; пассажиры глазели и на Розу, когда процессия покинула вагон, но ей было уже безразлично, что о ней подумают. Ноги ее подкосились, и она рухнула на скамью, одной рукой держась за спинку, а другой прижимая к себе драгоценную книгу.
   Только теперь почувствовала она реакцию. Как она посмела подобным образом обойтись с мужчиной? Никогда в своей жизни она ничего подобного не делала! О, она спорила с мужчинами, отстаивала свое мнение, свободно высказывала мысли на бумаге, но никогда еще не случалось ей противостоять мужчине, который не был джентльменом. Ей никогда не приходилось сталкиваться с человеком, готовым на все ради того, чтобы поставить на своем. Ни одна леди не стала бы иметь дела с подобным негодяем!
   Кондуктор вернулся удостовериться, что с Розой все в порядке. Она вежливо пробормотала слова благодарности, и кондуктор, успокоенный, вернулся к своим делам. Роза не спросила его, что сталось с коммивояжером. Ей и не хотелось этого знать.
   Может быть, его отвели в какой-нибудь сырой тесный закуток в багажном вагоне и там заперли... Однако Роза была поражена, обнаружив, что надеется: и самого наглеца, и его чемодан и правда вышвырнули из поезда.
   Хотя пассажиры поглядывали на Розу с некоторой опаской и перешептывались, кондуктор, должно быть, уверился в том, что она, как и подобает женщине, беспомощна, а потому стал заботливо за ней приглядывать. В результате она без помех смогла насладиться видом океана: никакие непрошеные спутники к ней не подсаживались. Даже рядом с ней никто не рискнул сесть.
   Роза не отрываясь смотрела на бескрайний водный простор. Она, конечно, не раз видела озеро Мичиган, но океан был несравнимо больше! Она забыла об усталости, забыла обо всем. Такой огромный, такой яростный! Даже дребезжание поезда не могло заглушить рева волн, разбивающихся о скалы внизу.
   Поезд сделал поворот, и холмы скрыли океанский простор. Теперь, когда вид из окна снова стал ограничен, Роза опять почувствовала качку, ощутила всю неприглядность окружения и взялась за книгу, хоть и чувствовала, как все внутри у нее дрожит.
   Однако "Одиссея" не могла отвлечь ее от мыслей о случившемся. К Розе опять вернулись гнев и непонимание: она никак не могла разобраться в том, что двигало коммивояжером, и это заставляло ее тревожиться.
   "Неужели он и в самом деле думал, будто я только притворяюсь равнодушной? Или он считал, что я таким извращенным способом флиртую с ним? Он явно не ожидал отпора своим авансам".
   Что могло быть у него на уме? Наверное, он так привык добиваться от женщин всего, чего хотел, что видел в ее поведении лишь то, что ожидал увидеть?
   "И что, по его мнению, я читала? Вальтера Скотта? Какой-нибудь мерзкий грошовый роман? Романтическую любовную историю? "Грозовой перевал", может быть?"
   Скорее всего так и было. Вспомнив, какое у него было лицо, когда он попытался читать книгу, Роза хихикнула, закрывшись затянутой в перчатку рукой.
   "Когда он увидел греческие буквы - о Боже! Пожалуй, я не видела никого настолько изумленного с тех пор, как профессор Смит обнаружил, что я способна читать Кретьена де Труа в оригинале не хуже остальных его студентов".
   Впрочем, у Розы и раньше уже мелькала мысль, что в ее ситуации самое подходящее чтение - романы сестер Бронте. Или, может быть, Джейн Остин.
   "Ведь не такая уж большая разница между тем, чтобы отправиться домоправительницей к неизвестному хозяину, и тем, чтобы ехать в незнакомый город гувернанткой. Чтение книг Бронте могло бы подготовить меня к встрече с Ясоном Камероном".
   Мысли перескакивали со встреченного в поезде волокиты к будущему нанимателю. Оба - мужчины, оба - совершенно загадочные. Ни один не поддавался попыткам проанализировать их поведение. У Розы просто не хватало данных, чтобы наколоть этих бабочек на булавку и рассмотреть в ярком свете разума.
   Она бросила свои попытки и читала до тех пор, пока не сгустились сумерки. В каждом вагоне к потолку подвешивались керосиновые лампы, но они давали слишком мало света и к тому же раскачивались; тени скользили по странице, глаза болели от напряжения. Роза отложила книгу и съежилась в углу. Эта последняя часть пути - от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско, начавшись на рассвете, должна завершиться лишь поздно ночью. Возможно, силы ее были на исходе; может быть, ее мучило сознание того, что путешествие вот-вот закончится, она встретит своего нанимателя и узнает, много ли правды было в его обещаниях. Скорее всего и то, и другое - так или иначе, но на Розу навалилась свинцовая тяжесть депрессии.
   Она ждала конца пути с ужасом - и жаждала его. Мили и часы скользили мимо, все пассажиры давно уснули, а Роза все смотрела на свое отражение в окне: призрачное лицо с темными провалами вместо глаз из-за черной одежды, казалось, висело в воздухе, лишенное тела.
   "Я - бездомный блуждающий призрак и таким останусь навсегда... Я стану привидением в поместье Ясона Камерона задолго до того, как на самом деле умру".
   На кого он будет похож, Ясон Камерон? Чего ей ожидать от своего нанимателя? Достойного положения, уважения к ее знаниям, как обещает его письмо? Или, как в романе Бронте, нищеты духа и отчаяния?
   Окажется ли она в крошечной каморке на чердаке, придется ли ей ухаживать за отвратительными избалованными детьми? Останется ли обещанная плата всего лишь обещанием и она попадет в западню и станет рабыней в чужом городе, где никого не знает? Ждет ли ее заключение в мрачном доме, нарушаемое лишь редкими выездами вместе с детьми?
   А может быть, Ясон Камерон все же сдержит слово? Опыт последнего времени научил Розу не ожидать от других людей ничего, кроме вероломства.
   Она продолжала смотреть на свое отражение, задавая ему безмолвные вопросы. И почему только она согласилась?
   Отражение так же безмолвно смотрело на нее - ответа оно не знало.
   Печальные мысли прервал визг тормозов. Поезд замедлял ход - но почему?
   Конечно, такое случалось и раньше - при поворотах, на мостах. Поезд даже останавливался на запасных путях, чтобы пропустить встречный состав. Однако Роза не ощутила ни малейшего изменения в направлении движения, да впереди и не было поворота. И все же поезд замедлял ход, хотя поблизости не было ни огней, ни строений, вообще никаких признаков присутствия человека они явно еще не приблизились к Сан-Франциско.
   Наконец поезд остановился. В странной тишине пыхтел паровоз, вдалеке раздавался вой. Волк? Или просто собака на ферме? Роза выпрямилась и выглянула в окно, но так ничего и не увидела. Где они? И почему остановились?
   "Может быть, на путях завал?"
   Если так, путешествие продлится еще много часов, придется ждать, пока расчистят пути, а то и обходить препятствие пешком и снова ждать, пока багаж перегрузят в поезд, высланный навстречу. Такое случалось уже дважды оба раза в горах, когда оползни заваливали рельсы грязью и камнями. Эти происшествия удлинили дорогу на несколько дней, поскольку нелегко было сообщить о препятствии и о необходимости прислать другой поезд.
   Когда Роза увидела входящего в вагон кондуктора, она уверилась, что сейчас он объявит пассажирам именно о таком несчастье. Однако кондуктор не побеспокоил спящих пассажиров, а направился прямо к ней.
   - Мисс Розалинда, поезд остановился специально для вас, - сказал он, увидев, что Роза не спит. - Мы уже сгрузили ваш сундук и баул. Как только вы соберете саквояж, мы тут же отправим вас дальше.
   - Отправите дальше? - непонимающе переспросила Роза, когда кондуктор взял ее саквояж и протянул руку, чтобы помочь ей подняться со скамьи.
   - Конечно, - ответил он небрежно, словно ничуть не удивленный происходящим. - Разве мистер Камерон не сообщил вам, что посылает своих служащих встретить вас на разъезде Пасифика?
   - Да... Да, сообщил, - пробормотала Роза, следуя за кондуктором к лесенке в конце вагона.
   "Здесь же нет станции! Кто такой Ясон Камерон, если он может останавливать поезда где ему угодно, чтобы ссадить единственного пассажира?"
   Кондуктор помог Розе спуститься, и, спрыгивая на землю, она подхватила одной рукой юбку. Только теперь она заметила экипаж, ожидающий на рельсах, отходящих от основного пути.
   Тьму рассекали лучи света от фонарей, подвешенных сзади этого странного средства передвижения, и от прожекторов обоих локомотивов. Воздух был холодным и влажным, и Роза поежилась. Звезды у нее над головой были не такими огромными и яркими, какими казались в пустыне, но все равно производили гораздо более сильное впечатление, чем слабые искорки, которые можно было разглядеть с городских улиц. Ничего не было слышно, кроме пыхтения паровозов, крика ночной птицы и кваканья лягушек. От странного экипажа приближались двое мужчин с фонарями и ручной тележкой, колеса которой громко скрежетали по гравию насыпи. Навстречу им двинулись носильщики из багажного вагона - они несли сундук и баул Розы. Один из вновь прибывших почтительно снял кепи и подошел к девушке.
   - Вы мисс Розалинда Хокинс?
   - Да, - слабым голосом ответила Роза, прижав руку к горлу.
   На лице мужчины отразилось облегчение.
   - Прекрасно. Мистер Камерон послал нас встретить вас, мэм. Мы доставим вас прямо до дверей. - Света из окон поезда и от фонаря было достаточно, чтобы Роза увидела, что он ободряюще улыбается. - Теперь уже недолго, и для вас все приготовлено.
   Он снова надел кепи и предложил Розе руку. Второй человек погрузил на тележку весь ее багаж, включая поданный кондуктором саквояж, и, не говоря ни слова, двинулся в сторону странного экипажа. Роза с сомнением оглянулась на кондуктора, но тот только улыбнулся и кивнул.
   А потому ей оставалось только опереться на руку незнакомца и направиться к новому экипажу. Роза тут же порадовалась поддержке - насыпь была каменистой и неровной, а в темноте не видно, куда ступить. Как только Роза и ее спутники отошли от поезда, кондуктор вскочил на площадку вагона и просигналил машинисту фонарем. Из кабины тоже помахали фонарем, и тот же сигнал повторил кондуктор хвостового вагона.
   Локомотив, все это время тихо пыхтевший, выбросил огромный клуб пара, словно нетерпеливо вздохнул, и двинулся вперед. Сначала колеса вращались медленно и со скрипом, потом, преодолев инерцию мертвой массы вагонов, стронули поезд с места, и он постепенно начал набирать скорость. К тому времени, когда Роза и ее спутники дошли до ветки, красный фонарь, висевший на последнем вагоне, уже исчезал в темноте, как угасающая падающая звезда.
   Средство передвижения, к которому подвели Розу, не было похоже ни на что виденное ею раньше. Это была комбинация двух частей - локомотива и пассажирского вагона, и хотя экипаж уступал по размерам паровозу поезда, привезшего Розу, впечатление он производил очень солидное. Роза ничего не видела через задернутые красными с тяжелой золотой бахромой шторами окна и в темноте не могла как следует рассмотреть вагон снаружи, но резные украшения, мягко блестевшие позолотой, свидетельствовали о роскоши и богатстве.
   - Это личный поезд мистера Камерона, - с гордостью сообщил ее спутник, ласково похлопав по стенке свободной рукой. - Мы пользуемся им для поездок во Фриско. А когда хозяин ездил в Лос-Анджелес, мы прицепляли его к рейсовому составу. Уж вам в нем будет удобно, мэм. - Он помог Розе подняться на площадку и снова приподнял кепи. - И мистер Камерон сказал пользуйтесь всем, что вам понадобится.
   - Сколько времени нужно, чтобы добраться... туда, куда мы направляемся? - обеспокоенно спросила Роза, видя, что ее спутник повернулся к кабине.
   - Ну, спешить мы не будем, мэм, так что, пожалуй, пара часов, ответил он через плечо. - Дорога извилистая, рисковать ни к чему. Вы входите внутрь и располагайтесь как дома.
   Поскольку он уже протянул руку к поручню, чтобы забраться в кабину, Роза решила, что лучше всего последовать его совету.
   Странно: этот выглядящий таким неотесанным человек вежлив и доброжелателен, а тот коммивояжер, подражающий джентльменам в приличной одежде, вел себя просто как мерзавец...
   Роза повернулась, открыла дверь и вступила в мир, который считала для себя навсегда утраченным.
   В цветовой гамме преобладали красные и золотые тона - золото начищенной меди и позолоченных украшений, алые оттенки кожи и бархата обивки. Вагон был отделан как уютная гостиная - с тремя столиками, покрытыми скатертями из красного дамасского шелка, креслами, диваном и кушеткой, которую можно было превратить в постель. Пол покрывал толстый вин-но-красный турецкий ковер, а мебель, чтобы противостоять качке, была привинчена к полу. Одну стену занимали полки с переплетенными в кожу книгами, у другой располагался бар красного дерева, полный разнообразных бутылок и хрусталя.
   Между окнами горели укрепленные на стенах керосиновые лампы, заливая помещение ярким светом. В алькове располагалась облицованная фаянсом печка, распространявшая приятное тепло.
   На одном из столиков Розу ожидал накрытый серебряной крышкой поднос, но ее внимание привлекла расположенная в задней части вагона дверь с медной табличкой, на которой значилось "Туалетная комната". Девушка повернула ручку, желая удостовериться, что за дверью скрывается именно то, что ей надо.
   Так и оказалось. Медная лампа с фарфоровым абажуром мягко освещала крошечную комнатку. Саквояж Розы стоял на прикрепленной к умывальнику полке. В умывальник - скорее даже туалетный стол из дорогого дуба - была вделана изысканная фаянсовая раковина со сливом и пробкой, что избавляло пассажира от необходимости беспокоиться о том, куда девать использованную воду. Рядом с раковиной в фарфоровой мыльнице лежал кусок кастильского мыла, а выше висел кувшин из такого же фарфора с краником внизу. Роза повернула краник, и из него потекла чистая теплая вода.
   Девушка без колебаний сняла блузку и вымыла лицо, шею и руки - даже дважды, ужаснувшись тому, сколько грязи смыла вода. Волосы вымыть она не могла, но по крайней мере причесалась, опираясь на умывальник, чтобы не упасть при резких поворотах поезда. Потом заплела волосы в косу и уложила ее короной вокруг головы.
   В саквояже была еще одна чистая блузка: Роза берегла ее в надежде, что сумеет переодеться прежде, чем предстанет перед своим нанимателем. Эта блузка - память о былых счастливых днях - была сшита из темно-розовой тафты. Увы, теперь - многократно заштопанная. В мягком свете ламп заплаты не должны бы быть особенно заметны... У Розы были еще чистые чулки, но сменить остальное белье, не снимая корсета и нижних юбок, она не могла, а потому ограничилась тем, что надела чистые чулки и блузку. Это сразу же заметно улучшило ее самочувствие. Чистая одежда после долгих дней в одном и том же костюме принесла ей истинное наслаждение. Роза достала зубной порошок и щетку и завершила процесс приведения себя в порядок.
   Глядя на свое отражение в зеркале над умывальником, она решила, что могло быть и хуже. Она ужасно устала, и это заметно, но по крайней мере выглядит она теперь вполне прилично, а не как бродяжка, которая спит в одежде на станционных скамейках.
   Оставив саквояж на полке, Роза вышла в салон; теперь ей не терпелось узнать, что лежит на подносе. Она подняла серебряную крышку и ахнула от восхищения.
   Виноград, которого она не видела - не говоря уже о том, что не пробовала, - многие недели; два сорта сыра, хлеб с хрустящей корочкой. Роза налила себе белого вина и стала откровенно наслаждаться жизнью.
   Подкрепившись, она решила, что сон пойдет ей на пользу, но когда прилегла на кушетку, оказалось, что ее непокорный рассудок слишком полон всяческих подозрений, чтобы дать ей уснуть. Благожелательный с виду мистер Камерон мог ведь на самом деле оказаться чудовищем...
   "Может быть, это все ловушка. Вдруг в еду добавлено снотворное! Вдруг Камерон - торговец белыми рабынями! Что, если он собирается совратить меня?!"