Лэнгтон Джоанна. Бегущая от любви

   Когда лимузин с мягким шуршанием шин тронулся в обратный путь, Кэрри обернулась к мужу.
   – Почему ты не сказал мне, что будет столько гостей?
   Карлос поднял бровь.
   – А ты думала иначе?
   – Ты сказал, чтобы я оставила Дороти дома...
   – Да, чтобы она не отвлекала тебя от церемонии, – спокойно подтвердил Карлос. – Кроме того, едва ли ей пришлась бы по душе шумная толпа незнакомцев.
   Конечно, Карлос был прав, но Кэрри невольно подумала: может быть, он не хочет вспоминать о том, что его невеста – мать, да к тому же мать чужого ребенка?
   Карлос устремил на нее проницательный взгляд темно-золотых глаз.
   – Ты ошибаешься.
   – Я ведь ничего не сказала! – покраснев, возразила Кэрри.
   – Зато подумала. Как-то раз я был на свадьбе, и кто-то явился с младенцем. Всю церемонию бедняга вопил не умолкая. Впечатления незабываемые. – Карлос усмехнулся и успокаивающе накрыл руку Кэрри своей. – Я смотрю на Дороти как на свою дочь и обращаться с ней буду соответственно. Я ведь обещал, помнишь?
   – Д-да...
   Горло Кэрри сжалось от подступивших рыданий – она стыдилась, что хоть на миг усомнилась в Карлосе.
   – Хотел бы я тебя поцеловать, – с усмешкой протянул он, – да боюсь испортить макияж.
   – Не думай об этом... – пробормотала она.
   С хрипловатым смешком Карлос запустил пальцы в огненный водопад ее волос и прильнул к нежным губам Кэрри с жаждой, от которой она содрогнулась, словно пронзенная молнией.
   – Хватит! – простонал Карлос, отстраняясь. – Нам ведь еще предстоит банкет – хотя и не слишком продолжительный.
   – Банкет? – встревожилась Кэрри.
   Карлос усмехнулся.
   – Как же можно отпустить гостей голодными? Знаешь, дорогая, иногда мне кажется, что мы с тобой с разных планет.
   Кэрри слегка побледнела и возразила поспешно:
   – Я просто не знала, что у нас будет настоящая свадьба.
   – А какая же еще? – Карлос вскинул брови. – Чего ты ожидала?
   – Я думала... ну... что не будет никого, кроме нас двоих.
   – Кроме нас двоих? – с нескрываемым изумлением повторил ее муж. – Тебе не кажется, что это выглядело бы чрезвычайно странно? Меньше всего мне хочется, чтобы пошли слухи, будто с нашим браком что-то неладно.
   – Но кто же приготовит еду, накроет на стол и...
   – Моя прислуга. У меня работают мастера своего дела, – как ни в чем не бывало ответил Карлос.
   Кэрри поспешно кивнула, не слишком, впрочем, стараясь скрыть свое смущение и замешательство. Ей все еще трудно было привыкнуть к понятию «прислуга».
   В огромном роскошном отеле, где состоялся банкет, Кэрри пожимала десятки рук и принимала десятки поздравлений, но не запомнила ни одного лица или имени. Родственники, друзья, деловые партнеры Карлоса – все слились в одну безликую, монотонно гудящую массу. За столом, уставленным изысканными блюдами, завязалась оживленная беседа – но, к несчастью, гости то и дело перескакивали с английского на испанский, и Кэрри не понимала и половины из того, что говорят. Она молчала, стараясь не замечать устремленных на нее любопытных взглядов, и говорила себе, что первым делом должна выучить испанский – хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя глухонемой в кругу родных и друзей мужа.
   Наклонившись к Карлосу, она прошептала ему на ухо:
   – Я, пожалуй, найду телефон и позвоню Дороти.
   Карлос устремил на нее недоумевающий взгляд.
   – Позвонишь Дороти?
   Кэрри залилась краской.
   – Ну да. Сандра поднесет трубку к ее уху, и я с ней поговорю.
   Карлос кивнул и, вытащив из кармана смокинга какую-то карточку, написал на ней номер своего домашнего телефона.
   Кэрри выскользнула из-за стола, нашла в фойе таксофон и принялась звонить. Но сколько она ни нажимала на кнопки, чертов аппарат отказывался работать. Карточка с номером выпала из ее рук, и Кэрри наклонилась поднять ее. На оборотной стороне карточки было написано: «Я люблю тебя. Обязательно позвони». Почерк явно женский.
   Из банкетного зала, громко и оживленно беседуя, вышли две дамы.
   – Ну что я могу сказать! Если эта девчонка ухитрилась украсть Карлоса у Лотты, значит, всем нам, женщинам, есть на что надеяться!
   – А ты слышала, как она говорит? Господи, ну и выговор! Словно всю жизнь провела где-нибудь на сеновале!
   – Удивительно, как Карлос это терпит. Он ведь такой утонченный мужчина! И еще: почему здесь только его гости? Видимо, у нее не нашлось ни одного приличного родственника!
   – Бедняжка Лотта! – не без иронии отозвалась вторая собеседница. – Подумать только – такая красавица, и терпит поражение от какой-то деревенщины с морковными волосами! А что ты думаешь о ее платье?
   – Если ты костлява, это надо скрывать, а не подчеркивать!
   – Дешевка и безвкусица. Выглядит, словно куплено на распродаже. Держу пари, что так оно и есть.
   Прижавшись к стене и дрожа всем телом, Кэрри ждала, пока сплетницы пройдут мимо. Ей хотелось забиться в какой-нибудь темный угол и остаться там навсегда. Гости смеются над ней... Карлос в день свадьбы получает любовные послания... Спотыкаясь, она побрела в сторону распахнутой двери с надписью «Бар». Там должна быть дамская комната, где она сможет спрятаться от любопытных глаз и немного прийти в себя.
   Высоко подняв голову и закусив дрожащие губы, Кэрри пробиралась сквозь толпу гостей.
   – Спорю на тысячу баксов, что так и есть! – послышался позади нее громкий мужской голос. – Закрутил с ней интрижку за спиной у Лотты, а она забеременела, и ему пришлось жениться. Пропал парень!
   У Кэрри лопнуло терпение.
   – Если вы так думаете, зачем пришли на свадьбу?
   Высокий блондин в безукоризненном костюме изумленно обернулся к ней.
   – Обычно гости на свадьбе желают молодоженам счастья! – звонким от гнева голосом продолжала Кэрри, не замечая воцарившейся тишины, не замечая и того, что глаза всех вокруг устремлены на нее. – Или вы только и умеете, что есть и пить за чужой счет, а потом говорить гадости о тех, кто вас угощает?
   Высокий блондин побагровел до корней волос, голубые глаза его потемнели от стыда.
   – Нет, я... простите ради Бога...
   Кэрри запретила себе бежать: собрав остатки достоинства, она молча, с высоко поднятой головой прошла мимо него и скрылась в дамской комнате. Остановившись перед зеркалом, взглянула на свои «морковные» волосы, на «дешевое и безвкусное» платье, которое ей так нравилось, и по щекам ее заструились слезы. Кэрри платье казалось немыслимо дорогим – но у богачей другие стандарты, и, как видно, для них это дешевка.
   И все же прежде всего Кэрри думала не о платье, . а о другой женщине. О женщине, написавшей Карлосу: «Я тебя люблю». О женщине по имени Лотта. То же имя упоминала владелица салона красоты. Лотта, бывшая невеста Карлоса. Красавица Лотта. Карлос бросил ее, но никто не знает почему. И людям приходит в голову одно-единственное разумное объяснение: очевидно, Кэрри забеременела и заставила его на себе жениться...
   Что ж, сказала она себе, через несколько месяцев сплетникам станет ясно, что эти подозрения необоснованны. И все же в главном они правы. Кэрри не принадлежит к их блестящему миру. Ее брак с Карлосом – необычный брак. Карлос не любит ее и никогда не полюбит, и с этим лучше смириться. Промокнув бумажным полотенцем мокрое от слез лицо, припудрив нос и подкрасив губы, Кэрри покинула дамскую комнату.
   Когда, глядя в одну точку перед собой, она пересекала бар, за ней увязался тот самый блондин, любитель споров.
   – Оставьте меня в покое, – отрезала Кэрри, заметив, что он идет за ней.
   – Вы, должно быть, даже не знаете, кто я такой. Я Джейк, американский родственник Виэйра...
   – Не знала, что у Карлоса есть и американские родственники.
   – Ну как же! Пилар, мать Карлоса, американка. Она моя тетка, сестра матери, – объяснил Джейк, не скрывая своего удивления ее неосведомленностью.
   Кэрри молча пошла прочь. Чувствуя, что еще не готова вернуться в зал – сначала надо совладать со взвинченными эмоциями, – она свернула в холл и присела на диван. Непрошеный спутник плюхнулся рядом и протянул ей руку.
   – Послушайте, – заговорил он серьезно, – хочу попросить у вас прощения. Я выпил лишнего и нес сам не знаю что, просто чтобы повеселить компанию. Поверьте, я скорее отрублю себе руку, чем вас обижу...
   – Еще не поздно, рубите, – резко ответила Кэрри.
   В голубых глазах Джейка мелькнуло уважение.
   – Проклятый язык без костей! Вечно он меня подводит!
   В этот миг в холл вышел Карлос. Его неожиданное появление застало обоих врасплох: Джейк поспешно убрал руку, а Кэрри вскочила, словно ее застали за чем-то недозволенным. Мужественное лицо Карлоса застыло, пронзительный, ничего не упускающий взгляд в один миг охватил их обоих, а затем сконцентрировался на Кэрри.
   – А я-то гадал, куда ты пропала! Флиртуешь с моим легкомысленным кузеном?
   – Я пытался извиниться перед Кэрри... – поспешно заговорил Джейк, явно смущенный таким обвинением.
   – За что? – требовательно поинтересовался Карлос.
   – Ради Бога, оставим это! – не выдержав, воскликнула Кэрри. – Я ведь так и не позвонила Дороти!
   Джейк, повернувшись к Карлосу, быстро заговорил по-испански, и Кэрри снова почувствовала себя так же, как в банкетном зале во время этого бесконечного пиршества – словно ее никто и не замечает. Я вышла замуж за аргентинца, грустно напомнила она себе. Чего я жду – что все его родные перейдут на английский, чтобы я не чувствовала себя не в своей тарелке?
   Найдя исправный телефон-автомат, Кэрри позвонила дочери. Няня, взяв трубку, объяснила, что Дороти спит. Она предложила разбудить малышку, но Кэрри отказалась. Однако этой маленькой неудачи хватило, чтобы на глаза ее вновь навернулись слезы. Кэрри чувствовала себя отрезанной от всего мира – даже от собственного ребенка.
   – Кэрри... Джейк рассказал мне, что произошло.
   Почувствовав на плече сильную руку Карлоса, Кэрри сглотнула, стараясь совладать с собой.
   – Неважно...
   – Нет, важно.
   Кэрри резко повернулась.
   – А перед этим я слышала, как еще парочка твоих очаровательных гостей обсуждала мое безвкусное платье, смешной выговор и морковные волосы!
   Наступило короткое молчание.
   – Какого черта... – обманчиво тихим голосом начал Карлос.
   – Все они одинаковы! – продолжала Кэрри. Сейчас даже муж казался ей врагом, одним из них. – Моим друзьям, может быть, не хватает хороших манер и изысканного вкуса – но никто из них не станет, едва поднявшись из-за свадебного стола, злословить про жениха и невесту! Там, откуда я родом, свадьба – это праздник. Дома я была гораздо счастливее, чем здесь!
   – Вот как? – выдохнул Карлос.
   Вспомнив о карточке, Кэрри сунула ее Карлосу в руку.
   – Здесь признание в любви к тебе, – продолжала она, задыхаясь от гнева и отчаяния. – Зачем ты дал мне эту бумажку? Чтобы надо мной посмеяться? Или у вас, утонченных мужчин, принято жениться на одной женщине и в тот же день получать любовные послания от другой?
   Опустив густые черные ресницы и чуть скривив губы, Карлос пробежал послание глазами и порвал карточку, небрежно швырнув клочки на пол. Кэрри взглянула на Карлоса и заметила выступивший на его высоких скулах легкий румянец.
   – Тебе не следовало читать адресованные мне послания, – с ледяной холодностью заметил он.
   Подумать только – он хочет свалить вину на нее! Никогда еще Кэрри не испытывала такого обжигающего гнева.
   – Видишь ли, оно попалось мне на глаза случайно. И еще я кое-что тебе скажу, – продолжала Кэрри, чувствуя, как кипящая в груди ярость рвется наружу, – ты пытаешься сменить тему, но я не такая дура, чтобы этого не понимать!
   – Еще раз повысишь голос, и я перекину тебя через плечо, отнесу вниз и запру в лимузине, – зловеще усмехнувшись, пообещал Карлос.
   Кэрри судорожно втянула воздух. Казалось, она сейчас взорвется от ярости.
   – Иди наверх и переоденься, прежде чем мы попрощаемся с гостями, – коротко приказал Карлос.
   – Переодеться... во что? – беспомощно пробормотала она.
   – В то, что ты взяла с собой...
   – Но я ничего не взяла с собой! Ты сказал, что мы уезжаем только завтра. И это было единственное, что я от тебя услышала. Ни о двух сотнях гостей, ни о журналистах, ни о банкете ты даже упомянуть не потрудился!
   Но Карлос, как видно, не собирался вступать в новые пререкания.
   – Не могу поверить, что ты не взяла с собой смены одежды, – пробормотал он. – Но хотя бы букет ты бросишь?
   – Да ты шутишь! – фыркнула Кэрри. – Отдать мой прелестный букет на растерзание этим хищникам?
   Четверть часа спустя они уже сидели в лимузине. Ни один не произнес ни слова. Темная, предгрозовая тишина повисла в салоне: она гремела в ушах и била по нервам, словно пронзительный крик.
   – У тебя прекрасные волосы, – наконец нарушил молчание Карлос. – Та дура, что назвала их «морковными», просто тебе завидует. Что же до твоего платья – платье чудесное, а если оно еще и недорого стоит, то это просто находка. И выговор у тебя очень милый. Это часть тебя. Я не могу представить тебя без него.
   Кэрри шумно вздохнула, но промолчала.
   – Джейк был пьян и болтал чепуху. Сейчас он очень об этом сожалеет, – продолжал Карлос. – Конечно, мне неприятно, что ты расстроена, но сам я, знаешь ли, не обращаю внимания на то, что болтают люди.
   – Как Ретт Батлер? – дрожащим голосом пробормотала она.
   – Да, только он ушел от Скарлетт в брачную ночь, а я не уйду, – промурлыкал Карлос, и по спине Кэрри пробежали томительные мурашки предвкушения. – А что до той записки... она просто завалялась в кармане.
   – Люди думают, что ты оставил свою невесту и женился на мне, потому что я забеременела. Мне не нравится, что в вашем разрыве винят меня.
   – Не беспокойся, скоро эти слухи затихнут сами собой.
   – А... на самом деле...
   Молчание наступило резко и внезапно, словно своим вопросом Кэрри повернула рычажок громкости и уничтожила все звуки.
   – Я думал, что она мне подходит, – ответил наконец Карлос, – а потом выяснил, что нет.
   Кэрри молчала, ожидая продолжения. Но продолжения не последовало.
   – А... что случилось? – осторожно спросила она наконец.
   – Я не хочу об этом говорить. Это произошло до нашей с тобой встречи и к тебе никакого отношения не имеет, – холодно и веско ответил он.
   Кэрри почувствовала, как к щекам прилила кровь. Несколькими словами Карлос поставил ее на место. Смущенная и обиженная, она отвернулась к окну... и только тут заметила, что они, кажется, выехали из города.
   – Куда мы едем?
   – Проведем ночь на моей вилле, а утром вылетим на Багамы.
   Кэрри снова вздрогнула, пристыженная собственным невежеством, – она понятия не имела, что такое Багамы и где это. В школе Кэрри по большей части глазела в окно или перекидывалась записками с подружками – кто бы мог предсказать, что теперь она станет сожалеть о своем легкомыслии? Карлос-то, наверное, по меньшей мере, университет окончил, подумала она, и мысль эта отозвалась в сердце ноющей болью. Неудивительно, что рядом с ним я чувствую себя недотепой!
   – Я распорядился, чтобы твои вещи привезли на виллу. Дороти проведет ночь в городе с няней, а утром мы встретимся с ними в аэропорту.
   Кэрри, сглотнув, неохотно кивнула. Ее мучили тяжелые предчувствия; казалось, свадьба, окончившаяся унижением и ссорой, предвещает неудачный брак.
   – Ты все еще ее любишь? – выпалила она вдруг, неожиданно даже для себя самой.
   Волнение заставило Кэрри облечь в слова свой злейший страх – что каждую секунду, проведенную с ней, Карлос будет изнывать от страсти к неведомой Лотте.
   Карлос не стал притворяться, будто не понимает, о чем речь.
   – Нет.
   Кэрри перевела дух – ей стало чуточку полегче. Что же произошло между Карлосом и его невестой? Очевидно, что-то серьезное: Кэрри уже поняла, что ее муж не из тех мужчин, которые меняют женщин как перчатки. А значит, ей не о чем беспокоиться и ни к чему портить медовый месяц бесплодными сожалениями и завистью к счастливице, испытавшей его любовь. Пусть ее Карлос не любит – зато в ее силах стать для него хорошей женой. Прежде всего надо узнать, что такое Багамы, а потом садиться за испанскую грамматику. И еще: если она хочет, чтобы Карлос к ней привязался, надо проводить с ним больше времени, чем с дочерью.
   Некоторое время спустя перед изумленным взором Кэрри выросла вилла – огромный особняк, величественно возвышающийся над сумрачными рядами столетних деревьев и безукоризненно подстриженными лужайками.
   – Сколько же ему лет?! – воскликнула Кэрри, с восторгом созерцая бесчисленные ряды окон.
   – Старейшая часть здания относится к восемнадцатому веку. Разумеется, с того времени его много раз достраивали и перестраивали. Эта вилла принадлежала семье моей матери. Она живет здесь в теплое время года.
   Карлос вышел из машины и открыл дверцу для Кэрри.
   На тяжелой дубовой двери Кэрри заметила полустершиеся от старости слова: «Добро пожаловать!» Больше она ничего разглядеть не успела – Карлос поднял ее на руки и, по обычаю, перенес через порог. Кэрри не заметила, кто открыл дверь, и, едва муж опустил ее на пол, спросила об этом.
   – Наши слуги тактичны и понимают, что молодоженам в медовый месяц не хочется видеть вокруг посторонних, – объяснил ей Карлос.
   Рассмеявшись, Кэрри огляделась. Широко распахнутые глаза ее с восторгом впитывали огромный холл, словно сошедший со страниц исторических романов, – каменный пол, отполированный ногами многих поколений, гобелены на стенах и огонь, ярко горящий в огромном камине. Несмотря на мрачноватую обстановку, здесь чувствовалась атмосфера тепла и уюта.
   – Какая красота! – воскликнула Кэрри.
   Карлос развернул ее лицом к себе и внимательно вгляделся в глаза.
   – Значит, тебе вилла не кажется старой и запущенной?
   – Нет, что ты... здесь просто замечательно! В таком доме хочется прожить всю жизнь!
   Карлос ласково улыбнулся – от этой улыбки сердце Кэрри растаяло.
   – Признаюсь тебе, я всегда был от него без ума. Помню, когда я был маленьким, бегал здесь наперегонки со своими американскими кузенами.
   – Каким ты был в детстве? – спросила Кэрри.
   Все страхи и обиды были забыты: теперь, когда она осталась наедине с Карлосом, Кэрри охватило чувство глубокого, всепоглощающего счастья. Она любит его – и это главное. Ради него она готова на все.
   – Вредным избалованным мальчишкой. Синдром единственного ребенка. Я получал все, что хотел, и даже больше, дорогая моя... Ах, прости, – Карлос усмехнулся, – я и забыл, что ласковые слова у нас под запретом.
   – Теперь, когда мы женаты, – нет, – поспешно заверила Кэрри.
   Карлос обнял ее одной рукой и привлек к себе: при его прикосновении сердце Кэрри ускорило бег.
   – Большая разница, правда?
   Кэрри кивнула.
   Он крепче прижал ее к себе, и она выгнула спину, инстинктивно потянувшись к его жаркому сильному телу. Пронзив ее страстным взглядом темно-золотых глаз, Карлос склонился к ее губам – и Кэрри позабыла обо всем на свете.
   Очнулась она, лишь когда сообразила, что Карлос подхватил ее, ослабевшую от страсти, на руки и несет вверх по резной деревянной лестнице.
   Отворив дверь плечом, он лукаво ухмыльнулся.
   – Если хочешь, могу задернуть занавески...
   За окном было еще светло, но Кэрри, покраснев, покачала головой. При свете догорающего дня она могла разглядеть спальню – стены, обшитые дубовыми панелями, огромную кровать под темно-красным балдахином и – трогательная деталь – букет белых лилий в вазе на столе. А это что?.. Господи, камин! Такой роскоши Кэрри и вообразить не могла!
   Карлос опустил ее на пол и принялся бережно снимать с нее украшения. Затем развязал галстук, расстегнул воротничок и бросил на кресло смокинг. Кэрри вдруг ощутила робость – робость, очень похожую на ту, что владела ею в их первую ночь. Однако теперь под пеплом страха, словно угли костра, крылось желание, тайное предвкушение, готовое в любой миг разгореться в-пламя всепоглощающей страсти. Сейчас, глядя на Карлоса, Кэрри не боялась признаться самой себе, что желает его. И желала с первого же мгновения их необычного знакомства.
   – Я рад, что ты не смогла переодеться, красавица моя, – лениво протянул Карлос, окидывая ее хрупкую фигурку сверкающим взглядом золотистых глаз. – Я полдня мечтал о том, как буду снимать с тебя эти соблазнительные кружева.
   – Правда?
   Груди Кэрри заныли, соски затвердели от желания ласки. Как ему это удается? – в смятении подумала она. Одно его слово, один взгляд – и я уже готова упасть к его ногам!
   – Мне нравится, как ты на меня смотришь. Как будто я – единственный мужчина на земле.
   Так оно и есть! – мысленно ответила Кэрри, но не осмелилась произнести это вслух. Не стоит докучать Карлосу разговорами о своих чувствах. Пока что он не испытывает к ней ничего, кроме симпатии и сексуального влечения; но, если она будет скромной и терпеливой, если не станет давить на него и выпрашивать большего, быть может, в один прекрасный день он ее по-настоящему полюбит. Полюбит так же, как любил свою невесту.
   – Ты – воплощенный соблазн... – Карлос привлек ее к себе, отбросил от лица Кэрри густые волны бронзовых кудрей. – Всякий раз, когда я смотрю на тебя, мне хочется обнять тебя вот так...
   – О-о! – тихо простонала она в ответ на прикосновения умелых губ к чувствительной коже и, прильнув щекой к его мускулистой груди, блаженно закрыла глаза. Казалось, кровь в ее жилах превратилась в шипучее пенистое вино.
   – Как ты подходишь к этой спальне! – хрипло проговорил Карлос. – Мне не хватает только камзола и шляпы с пером, чтобы все было как в старые времена.
   Он принялся с томительной медлительностью расстегивать на ней кружева. Кэрри пошатнулась и крепче прижалась к нему – нежные прикосновения сильных рук Карлоса сводили ее с ума.
   – В те времена мужчины, кажется, были ужасными свиньями, – пробормотала Кэрри, смутно припоминая школьные уроки истории.
   – Не обязательно. В библиотеке внизу хранятся любовные письма и дневники, доказывающие совсем обратное.
   Из груди Карлоса вырвался прерывистый вздох – он обнаружил, что на Кэрри нет бюстгальтера.
   – Я не стала надевать лифчик, потому что он просвечивал... – смутившись, объяснила Кэрри.
   – Не извиняйся, что доставила мне удовольствие, дорогая.
   Карлос стянул платье с ее плеч, осторожно высвободил руки из узких рукавов и спустил белоснежную ткань до пояса. Теперь груди Кэрри были обнажены, и ничто не мешало ему насладиться игрой с затвердевшими алыми невероятно чувствительными сосками. Кэрри сдавленно ахнула, когда он сжал набухшие бутончики между пальцами. Ноги ее задрожали, она пошатнулась и, должно быть, рухнула бы под тяжестью своего желания, если бы Карлос не подхватил ее и не уложил на огромную кровать.
   – Никогда, – прошептал он, устремив на нее жгучий пристальный взгляд, – ни одна женщина не отвечала мне с такой страстью, как ты.
   С этими словами он опустился на одно колено и принялся стягивать с нее туфли. Кэрри молчала, одновременно ободренная и подавленная его замечанием. С одной стороны, Карлос практически признался, что она возбуждает его сильнее всех предыдущих возлюбленных; с другой стороны, горько. осознавать, что его привлекает в ней лишь готовность отдаться.
   – Бог мой... – Карлос снял с нее платье и отступил на шаг, любуясь крошечными трусиками и чулками с голубыми подвязками. Заметив, что Кэрри смутилась, он оскалил зубы в хищной усмешке. – Пятерка за хороший вкус, моя милая.
   – Что я должна сделать, чтобы получить пять с плюсом? – услышала Кэрри собственный шепот.
   – Ничего особенного. Твой учитель сегодня не расположен придираться, – промурлыкал Карлос. – Пройдет пара недель – и ты будешь знать все, что должна знать.
   Кэрри с восхищением следила за тем, как Карлос избавляется от рубашки и брюк. Один вид его приводил ее в восторг, близкий к безумию: бронзовая кожа, густо поросшая кудрявыми волосками, сильные, словно литые мускулы, атлетическое сложение – ни унции жиру! Кэрри не могла оторвать глаз. Всего четыре дня назад они впервые занялись любовью – но чувствовала она себя так, словно уже много месяцев принадлежала Карлосу, и только ему.
   Склонившись над ней, он игриво дернул за подвязку.
   – Старомодная девушка?
   – Да...
   – А что еще на тебе старое?
   – Украшения, которые ты дал мне поносить.
   – Это только малая часть семейных драгоценностей Виэйра, – ответил Карлос, уверенной рукой развязывая подвязку и спуская чулок вниз по стройной ноге. – И я не «дал их тебе поносить». Они все твои. Я глава семьи, а ты – моя жена.
   А потом он поцеловал ее, и поцелуй этот был не таким, как в прошлый раз, хотя Кэрри вряд ли могла определить, в чем разница, – едва губы их слились, она потеряла способность думать, различать и сравнивать. Тягучий медленный жар охватил потаенные уголки ее тела; она запустила пальцы в густые шелковистые волосы Карлоса и притянула его к себе, не в силах обуздать свой нетерпеливый любовный голод.
   Карлос оторвался от ее губ. Глаза из-под тяжелых век блеснули золотом.
   – У нас вся ночь впереди... Не будем спешить....
   – Я не хочу умолять тебя... – дрожащим голосом прошептала Кэрри, прежде чем сообразила, что этого говорить не стоит.
   Всякий раз при воспоминании об их первой ночи ее охватывали противоречивые чувства: наряду с восторженным блаженством она испытывала стыд и горечь, вспоминая о том, как унижала себя слезами и мольбами.