Страница:
— Разве это твой дом?.. — неуверенно спросила Марша.
— Уже три века семья Моничелли владеет этим замком и всеми окрестными угодьями. Обычно я добираюсь сюда на вертолете, но мне показалось, что долгое автомобильное путешествие по этим пустынным дорогам будет для тебя… как бы это лучше сказать… поучительным.
Изумленная столь неожиданной для него в последнее время разговорчивостью, Марша ухватилась за тему для беседы.
— Здесь очень красиво.
— И очень пустынно. Долина изолирована от внешнего мира. Зимой по дороге часто невозможно проехать. Ты должна была заметить, что последний город мы проехали три часа назад. До ближайшей деревни несколько миль. Здесь нет никого, кроме нас и слуг.
Пораженной Марше вдруг показалось, что она поняла причину столь внезапного изменения его настроения. Винченцо приехал домой, и то, что это событие может до такой степени смягчить его, очень обрадовало ее. Поэтому ей мрачные серые стены, возвышающиеся среди отвесных скал, совсем не показались устрашающими.
Лимузин проехал под аркой гигантских ворот и оказался на мощенном булыжником дворе.
— Как красиво, — в восхищении охнула Марша, вылезая из машины на прорезанный вытянувшимися под вечер тенями двор.
— Да, но здесь далековато от привычных тебе развлечений и модных магазинов. Это не Париж и не Лондон.
— Да, но иногда так хочется отдохнуть, развеяться… — Марша с восхищением осмотрелась вокруг. — Очень красиво!
— Остается надеяться, что завтра ты не изменишь своего мнения об этих местах.
Марша чувствовала такое облегчение, оттого что он снова разговаривает с ней, что просто светилась от счастья. Гордость говорила ей, что она должна держать себя в руках, но она слишком любила Винченцо, чтобы таить на него злобу. И как бы ей это ни было больно, понимала, что его враждебность в некоторой степени можно извинить. Он имел полное право гневаться на нее за то, что она столько лет скрывала от него сына. Но Марша надеялась, что теперь он уже примирился с этим и мало-помалу обо всем забудет и простит ее. Марше очень хотелось, чтобы несколько дней, проведенных наедине друг с другом, смогли по-настоящему соединить их.
— Я люблю деревенскую жизнь, — приветливо сказала она.
Винченцо ответил язвительной улыбкой.
— Даже зимой?
Разве мы будем жить здесь и зимой? — хотела спросить она, но в это время поприветствовать их подошла полная пожилая женщина небольшого роста, одетая во все черное. Он представил ее как свою домоправительницу Кармелу. Она совершенно не говорила по-английски, но улыбалась очень дружелюбно.
— Я должна буду выучить итальянский, — рассмеялась Марша, чувствуя, что выглядит немного нелепо. Но она просто не могла скрыть рвущейся наружу радости от сознания того, что Винченцо наконец-то снова обратил на нее внимание.
— У тебя будет для этого более чем достаточно времени.
Почему ее все время не оставляет впечатление, что он постоянно чего-то недоговаривает? Однако она опять повторяла себе, что не надо быть глупой. Теперь Винченцо — ее муж, к тому же он достаточно воспитанный человек, чтобы не позволить себе распускаться при прислуге. В конце концов, он будет сдерживаться ради спокойствия Сэмми.
— Кармела проводит тебя наверх. Ужин в девять часов, — сказал Винченцо.
Из огромного холла наверх поднималась великолепная каменная лестница с коваными чугунными перилами. Марша повсюду замечала тщательно и с любовью сохраненные семейством свидетельства старины. Она поднялась вслед за Кармелой по великолепным ступеням. Широко распахнутая дверь вела в большую комнату, отделанную дубовыми панелями. В ее середине возвышалась широкая кровать в стиле барокко, украшенная причудливой резьбой. Войдя туда, Марша как будто перенеслась в семнадцатый век.
Дверь в одном из углов вела в очаровательную ванную, остроумно переделанную из бывшей сторожевой башенки. Оставшись одна. Марша внимательно осмотрела все и нахмурилась, обнаружив, что комната явно предназначена для нее одной. Покраснев, она напомнила себе, что еще час назад ей даже в голову не приходило, что их брак будет не просто видимостью ради спокойствия ребенка. С того дня, как Винченцо узнал о Сэмми, он не пытался даже поцеловать ее, не говоря уже о большем.
Теплая ванная успокоила ее. Войдя снова в спальню, она, к своему смущению, обнаружила там юную горничную, раскладывающую на кровати приготовленное для нее платье.
— Но это не мои вещи. — Марша бережно коснулась тонкого как паутина шелкового белья, отделанного роскошными кружевами. Заметив рядом великолепное вечернее платье из блестящего атласа, она нахмурилась и спросила:
— А где же мои платья?
Молодая горничная казалась пораженной.
— Вам не есть нравиться, синьора? — Она торопливо подошла к одному из больших старинных шкафов и широко распахнула дверцу. Марша едва не зажмурилась, ослепленная разноцветьем бесчисленных туалетов.
Пораженная, она открыла другой шкаф и увидела такую же картину. Ящики были полны бельем, полки ломились от свитеров, а внизу аккуратными рядами стояли туфли, все до одной — новехонькие. Только теперь до нее дошло — Винченцо решил полностью обновить ее гардероб. Она была просто поражена, когда сравнила свои старые платья, аккуратно развешанные в том же шкафу, с приобретениями Винченцо — до того они казались убогими, просто нищенскими. Да рядом с великолепными изделиями лучших кутюрье их и платьями-то назвать было нельзя — так, жалкие старые тряпки!
Она не могла оторвать взора от соблазнительного черного платья с глубоким декольте, разложенного на постели. Вежливо выпроводив горничную. Марша сама оделась и собрала волосы в свою любимый нетугой узел. Покрутившись перед огромным — во всю высоту стены — зеркалом, она восхищенно провела рукой по великолепной гладкой ткани, мягко шуршащей при каждом движении. Ее точеные плечи по контрасту с черным атласом корсажа казались, белоснежными.
Как только Марша была готова, она тотчас же, не теряя ни секунды, сбежала вниз по лестнице. И вот уже высокие каблуки ее туфель застучали по полу центрального холла. Ей вдруг страшно захотелось поскорее увидеть Винченцо. За ней чинно шел слуга. Когда она остановилась, не зная, куда идти дальше, он распахнул перед ней дверь.
Сквозь узкие и высокие зарешеченные окна в дальнем конце комнаты был виден огнем пылающий закат. Винченцо стоял возле окна. Вечерний свет отливал лиловым на его черных волосах, белый смокинг прекрасно подчеркивал смуглую кожу. При взгляде на него у Марши перехватило дыхание.
— Ты выглядишь очень довольной. Именно этого я от тебя и ждал, — негромко произнес он.
Раскрасневшаяся, сияющая Марша приняла эти слова за чистую монету.
— Эти платья-прекрасный сюрприз, — торопливо сказала она. — Благодарю тебя за них.
— Не стоит благодарности. Если моя жена будет плохо одета, стыдно будет мне самому, — сухо ответил Винченцо. — Кроме того, я собираюсь время от времени устраивать здесь приемы. И будет неудобно, если кто-нибудь примет тебя за служанку.
Марша отпрянула, как будто он дал ей пощечину. Как в тумане она слышала, что он говорит с одним из слуг по имени Джанкарло. Перед ней на серебряном подносе появился наполненный до краев бокал шампанского. Дрожащей рукой она подняла его.
— За что же мы будем пить? За законный брак? — сардонически ухмыльнулся Винченцо. — Или за твое вступление в новый мир?
— О чем ты говоришь? — Голос Марши предательски дрогнул. Этими несколькими фразами Винченцо уничтожил все ее надежды на то, что теперь у них все пойдет по-другому.
Величаво ступая, он отошел от окна, и ей стало видно его лучше. На его твердом смуглом лице явно читалось мрачное удовлетворение.
— Хотя ты и одета не совсем подобающим для этого образом, но для тебя начинается жизнь, где свободы у тебя будет не больше, чем у монашки в монастыре со строгим уставом, — спокойно сказал он.
— Ты что, пьян? — прошептала Марша. Это было единственным разумным объяснением, которое пришло ей в голову.
Винченцо откинул голову и рассмеялся с видимым удовольствием.
— Ты ведь никогда не спрашивала, где и как будешь жить, — напомнил он ей. — Теперь я тебе скажу. Ты будешь жить здесь.
— Здесь… — неуверенно повторила Марша.
— И не надейся, что я отвезу тебя обратно в Англию.
— Но я думала, что мы будем жить в Лон…
— Ты ошибалась. Я могу управлять своими компаниями откуда угодно. Современная техника позволяет мне это. Придется, конечно, иногда уезжать ненадолго, но ты будешь всегда оставаться здесь, поддерживать домашний очаг и посвящать все свое время и силы воспитанию нашего сына, — четко выговаривая слова, объяснил Винченцо. — Не думаю, чтобы ты особенно этому обрадовалась.
Марша отхлебнула шампанского-просто для того, чтобы смочить пересохшее горло. Она посмотрела на него так, как будто он только что признался ей, что психически ненормален. Ее бирюзовые глаза недоверчиво расширились.
— Но эта глушь совсем не подходит для воспитания Сэмми! — то было первое, что пришло ей в голову.
— Очень даже подходит. Я купил все, что только нужно для ребенка. А когда придет время отдать Сэмми в школу, то в шести километрах отсюда, в деревне есть отличная школа. Я сам ее субсидирую, чтобы молодежь не разбегалась из этих мест. Мы здесь, в Сицилии, выше всего ставим преданность семье и родственникам. Тебе придется с этим смириться, — рубил Винченцо, не давая ей сказать ни слова.
— Но Сэмми не знает ни слова по-итальянски! — воскликнула Марша, совершенно ошарашенная спокойной уверенностью, с какой Винченцо отметал все ее доводы.
— Ничего, он быстро научится, — ответил Винченцо. — В возрасте Сэмми дети все схватывают на лету. Через пару лет он будет говорить не хуже меня.
Слишком поздно до Марши стал доходить смысл его намеков о том, что здесь ей придется жить совсем другой жизнью, чем она привыкла. Он решил наказать ее заточением в этом угрюмом замке, где не будет ни праздников, ни развлечений-только тоскливые будни. Собственно говоря, она не лгала, когда говорила о том, что любит жить в деревне. Но то, что предлагал ей Винченцо, больше походило на заключение в тюрьму.
— Ужин, — произнес Винченцо, положив свою сильную руку ей на спину и осторожно подталкивая ее к двери. — Ты удивлена, не правда ли?
— Я не вижу никаких причин, чтобы тебе вести себя подобным образом! — беспомощно выкрикнула она. На самом же деле, зная мрачную и мстительную натуру Винченцо, она могла бы назвать множество причин для этого.
— Заведешь любовника — убью. Так и знай, — почти неслышно шепнул ей Винченцо, наклоняясь к самому ее уху. — Так что здесь, в безлюдье, тебе будет даже спокойнее. Здесь нет никаких соблазнов для такой особы, как ты… в целях твоей же безопасности. И моего спокойствия тоже, — добавил он немного погодя.
Она посмотрела невидящими глазами на прекрасно сервированный стол и медленно опустилась на предупредительно подвинутый ей стул. «Заведешь любовника — убью. Так и знай». Эти слова Винченцо окончательно сразили ее. Как он мог даже подумать об этом в день их свадьбы? Марша сидела неподвижно, тупо уставившись в свою тарелку. Все происходящее казалось ей длинным, кошмарным сном. Вот только очнуться от него ей, наверное, не удастся никогда…
7
— Уже три века семья Моничелли владеет этим замком и всеми окрестными угодьями. Обычно я добираюсь сюда на вертолете, но мне показалось, что долгое автомобильное путешествие по этим пустынным дорогам будет для тебя… как бы это лучше сказать… поучительным.
Изумленная столь неожиданной для него в последнее время разговорчивостью, Марша ухватилась за тему для беседы.
— Здесь очень красиво.
— И очень пустынно. Долина изолирована от внешнего мира. Зимой по дороге часто невозможно проехать. Ты должна была заметить, что последний город мы проехали три часа назад. До ближайшей деревни несколько миль. Здесь нет никого, кроме нас и слуг.
Пораженной Марше вдруг показалось, что она поняла причину столь внезапного изменения его настроения. Винченцо приехал домой, и то, что это событие может до такой степени смягчить его, очень обрадовало ее. Поэтому ей мрачные серые стены, возвышающиеся среди отвесных скал, совсем не показались устрашающими.
Лимузин проехал под аркой гигантских ворот и оказался на мощенном булыжником дворе.
— Как красиво, — в восхищении охнула Марша, вылезая из машины на прорезанный вытянувшимися под вечер тенями двор.
— Да, но здесь далековато от привычных тебе развлечений и модных магазинов. Это не Париж и не Лондон.
— Да, но иногда так хочется отдохнуть, развеяться… — Марша с восхищением осмотрелась вокруг. — Очень красиво!
— Остается надеяться, что завтра ты не изменишь своего мнения об этих местах.
Марша чувствовала такое облегчение, оттого что он снова разговаривает с ней, что просто светилась от счастья. Гордость говорила ей, что она должна держать себя в руках, но она слишком любила Винченцо, чтобы таить на него злобу. И как бы ей это ни было больно, понимала, что его враждебность в некоторой степени можно извинить. Он имел полное право гневаться на нее за то, что она столько лет скрывала от него сына. Но Марша надеялась, что теперь он уже примирился с этим и мало-помалу обо всем забудет и простит ее. Марше очень хотелось, чтобы несколько дней, проведенных наедине друг с другом, смогли по-настоящему соединить их.
— Я люблю деревенскую жизнь, — приветливо сказала она.
Винченцо ответил язвительной улыбкой.
— Даже зимой?
Разве мы будем жить здесь и зимой? — хотела спросить она, но в это время поприветствовать их подошла полная пожилая женщина небольшого роста, одетая во все черное. Он представил ее как свою домоправительницу Кармелу. Она совершенно не говорила по-английски, но улыбалась очень дружелюбно.
— Я должна буду выучить итальянский, — рассмеялась Марша, чувствуя, что выглядит немного нелепо. Но она просто не могла скрыть рвущейся наружу радости от сознания того, что Винченцо наконец-то снова обратил на нее внимание.
— У тебя будет для этого более чем достаточно времени.
Почему ее все время не оставляет впечатление, что он постоянно чего-то недоговаривает? Однако она опять повторяла себе, что не надо быть глупой. Теперь Винченцо — ее муж, к тому же он достаточно воспитанный человек, чтобы не позволить себе распускаться при прислуге. В конце концов, он будет сдерживаться ради спокойствия Сэмми.
— Кармела проводит тебя наверх. Ужин в девять часов, — сказал Винченцо.
Из огромного холла наверх поднималась великолепная каменная лестница с коваными чугунными перилами. Марша повсюду замечала тщательно и с любовью сохраненные семейством свидетельства старины. Она поднялась вслед за Кармелой по великолепным ступеням. Широко распахнутая дверь вела в большую комнату, отделанную дубовыми панелями. В ее середине возвышалась широкая кровать в стиле барокко, украшенная причудливой резьбой. Войдя туда, Марша как будто перенеслась в семнадцатый век.
Дверь в одном из углов вела в очаровательную ванную, остроумно переделанную из бывшей сторожевой башенки. Оставшись одна. Марша внимательно осмотрела все и нахмурилась, обнаружив, что комната явно предназначена для нее одной. Покраснев, она напомнила себе, что еще час назад ей даже в голову не приходило, что их брак будет не просто видимостью ради спокойствия ребенка. С того дня, как Винченцо узнал о Сэмми, он не пытался даже поцеловать ее, не говоря уже о большем.
Теплая ванная успокоила ее. Войдя снова в спальню, она, к своему смущению, обнаружила там юную горничную, раскладывающую на кровати приготовленное для нее платье.
— Но это не мои вещи. — Марша бережно коснулась тонкого как паутина шелкового белья, отделанного роскошными кружевами. Заметив рядом великолепное вечернее платье из блестящего атласа, она нахмурилась и спросила:
— А где же мои платья?
Молодая горничная казалась пораженной.
— Вам не есть нравиться, синьора? — Она торопливо подошла к одному из больших старинных шкафов и широко распахнула дверцу. Марша едва не зажмурилась, ослепленная разноцветьем бесчисленных туалетов.
Пораженная, она открыла другой шкаф и увидела такую же картину. Ящики были полны бельем, полки ломились от свитеров, а внизу аккуратными рядами стояли туфли, все до одной — новехонькие. Только теперь до нее дошло — Винченцо решил полностью обновить ее гардероб. Она была просто поражена, когда сравнила свои старые платья, аккуратно развешанные в том же шкафу, с приобретениями Винченцо — до того они казались убогими, просто нищенскими. Да рядом с великолепными изделиями лучших кутюрье их и платьями-то назвать было нельзя — так, жалкие старые тряпки!
Она не могла оторвать взора от соблазнительного черного платья с глубоким декольте, разложенного на постели. Вежливо выпроводив горничную. Марша сама оделась и собрала волосы в свою любимый нетугой узел. Покрутившись перед огромным — во всю высоту стены — зеркалом, она восхищенно провела рукой по великолепной гладкой ткани, мягко шуршащей при каждом движении. Ее точеные плечи по контрасту с черным атласом корсажа казались, белоснежными.
Как только Марша была готова, она тотчас же, не теряя ни секунды, сбежала вниз по лестнице. И вот уже высокие каблуки ее туфель застучали по полу центрального холла. Ей вдруг страшно захотелось поскорее увидеть Винченцо. За ней чинно шел слуга. Когда она остановилась, не зная, куда идти дальше, он распахнул перед ней дверь.
Сквозь узкие и высокие зарешеченные окна в дальнем конце комнаты был виден огнем пылающий закат. Винченцо стоял возле окна. Вечерний свет отливал лиловым на его черных волосах, белый смокинг прекрасно подчеркивал смуглую кожу. При взгляде на него у Марши перехватило дыхание.
— Ты выглядишь очень довольной. Именно этого я от тебя и ждал, — негромко произнес он.
Раскрасневшаяся, сияющая Марша приняла эти слова за чистую монету.
— Эти платья-прекрасный сюрприз, — торопливо сказала она. — Благодарю тебя за них.
— Не стоит благодарности. Если моя жена будет плохо одета, стыдно будет мне самому, — сухо ответил Винченцо. — Кроме того, я собираюсь время от времени устраивать здесь приемы. И будет неудобно, если кто-нибудь примет тебя за служанку.
Марша отпрянула, как будто он дал ей пощечину. Как в тумане она слышала, что он говорит с одним из слуг по имени Джанкарло. Перед ней на серебряном подносе появился наполненный до краев бокал шампанского. Дрожащей рукой она подняла его.
— За что же мы будем пить? За законный брак? — сардонически ухмыльнулся Винченцо. — Или за твое вступление в новый мир?
— О чем ты говоришь? — Голос Марши предательски дрогнул. Этими несколькими фразами Винченцо уничтожил все ее надежды на то, что теперь у них все пойдет по-другому.
Величаво ступая, он отошел от окна, и ей стало видно его лучше. На его твердом смуглом лице явно читалось мрачное удовлетворение.
— Хотя ты и одета не совсем подобающим для этого образом, но для тебя начинается жизнь, где свободы у тебя будет не больше, чем у монашки в монастыре со строгим уставом, — спокойно сказал он.
— Ты что, пьян? — прошептала Марша. Это было единственным разумным объяснением, которое пришло ей в голову.
Винченцо откинул голову и рассмеялся с видимым удовольствием.
— Ты ведь никогда не спрашивала, где и как будешь жить, — напомнил он ей. — Теперь я тебе скажу. Ты будешь жить здесь.
— Здесь… — неуверенно повторила Марша.
— И не надейся, что я отвезу тебя обратно в Англию.
— Но я думала, что мы будем жить в Лон…
— Ты ошибалась. Я могу управлять своими компаниями откуда угодно. Современная техника позволяет мне это. Придется, конечно, иногда уезжать ненадолго, но ты будешь всегда оставаться здесь, поддерживать домашний очаг и посвящать все свое время и силы воспитанию нашего сына, — четко выговаривая слова, объяснил Винченцо. — Не думаю, чтобы ты особенно этому обрадовалась.
Марша отхлебнула шампанского-просто для того, чтобы смочить пересохшее горло. Она посмотрела на него так, как будто он только что признался ей, что психически ненормален. Ее бирюзовые глаза недоверчиво расширились.
— Но эта глушь совсем не подходит для воспитания Сэмми! — то было первое, что пришло ей в голову.
— Очень даже подходит. Я купил все, что только нужно для ребенка. А когда придет время отдать Сэмми в школу, то в шести километрах отсюда, в деревне есть отличная школа. Я сам ее субсидирую, чтобы молодежь не разбегалась из этих мест. Мы здесь, в Сицилии, выше всего ставим преданность семье и родственникам. Тебе придется с этим смириться, — рубил Винченцо, не давая ей сказать ни слова.
— Но Сэмми не знает ни слова по-итальянски! — воскликнула Марша, совершенно ошарашенная спокойной уверенностью, с какой Винченцо отметал все ее доводы.
— Ничего, он быстро научится, — ответил Винченцо. — В возрасте Сэмми дети все схватывают на лету. Через пару лет он будет говорить не хуже меня.
Слишком поздно до Марши стал доходить смысл его намеков о том, что здесь ей придется жить совсем другой жизнью, чем она привыкла. Он решил наказать ее заточением в этом угрюмом замке, где не будет ни праздников, ни развлечений-только тоскливые будни. Собственно говоря, она не лгала, когда говорила о том, что любит жить в деревне. Но то, что предлагал ей Винченцо, больше походило на заключение в тюрьму.
— Ужин, — произнес Винченцо, положив свою сильную руку ей на спину и осторожно подталкивая ее к двери. — Ты удивлена, не правда ли?
— Я не вижу никаких причин, чтобы тебе вести себя подобным образом! — беспомощно выкрикнула она. На самом же деле, зная мрачную и мстительную натуру Винченцо, она могла бы назвать множество причин для этого.
— Заведешь любовника — убью. Так и знай, — почти неслышно шепнул ей Винченцо, наклоняясь к самому ее уху. — Так что здесь, в безлюдье, тебе будет даже спокойнее. Здесь нет никаких соблазнов для такой особы, как ты… в целях твоей же безопасности. И моего спокойствия тоже, — добавил он немного погодя.
Она посмотрела невидящими глазами на прекрасно сервированный стол и медленно опустилась на предупредительно подвинутый ей стул. «Заведешь любовника — убью. Так и знай». Эти слова Винченцо окончательно сразили ее. Как он мог даже подумать об этом в день их свадьбы? Марша сидела неподвижно, тупо уставившись в свою тарелку. Все происходящее казалось ей длинным, кошмарным сном. Вот только очнуться от него ей, наверное, не удастся никогда…
7
Джанкарло встряхнул салфетку и церемониальным жестом положил ее к ней на колени. Потом откупорил еще одну бутылку шампанского и, отойдя в сторону, произнес краткую речь на итальянском языке.
— Если тебя это интересует, Джанкарло передает самые пламенные поздравления от прислуги и тактично выказывает надежду на то, что наш союз снова заполнит дом множеством детей. Без сомнения, он будет обрадован, когда узнает, что в этой области мы уже опередили их пожелания!
Марша густо покраснела.
— Винченцо… я не понимаю, откуда ты взял, что я могу…
— …Прыгнуть в постель к другому мужчине, если я не буду держать тебя на коротком поводке и глаз с тебя не спускать? — издевательски протянул Винченцо, с насмешкой глядя на ее зарозовевшие щеки. — Я знаю тебе цену, дорогая. Видал, что ты выделывала со стариком Шульцем и с Форбсом. Поучительное зрелище. Ростом ты, конечно, не вышла, зато все прочее в отменном виде. Будь я арабом, я заточил бы тебя в башню, ключ от которой имелся бы только у меня.
— После тебя у меня никого не было! — Марша с вызовом подняла голову. — Хотя ты не заслуживаешь этого, но я должна тебе сказать, что…
Винченцо до боли сжал ее хрупкую руку, оборвав фразу на полуслове.
— Не лги! Саймон Форбс был твоим любовником. Я все знаю!
— Во всяком случае то, что было до нашего знакомства с тобой, тебя не касается! — Марша сорвалась на крик.
— Я оставляю тебя всего на сорок восемь часов, — пробормотал Винченцо таким тоном, что у нее кровь застыла в жилах, — и что я вижу? Форбс обнимает тебя! Он был и остался твоим любовником, и не пытайся отпираться!
Марша вспомнила сцену в теплице перед появлением Винченцо. После того случая он не намекнул ни словом, ни взглядом на то, что его взволновало и расстроило происходившее между ней и Саймоном. Она уже решила, что он просто забыл об этой злосчастной встрече! Оказывается, он ловко скрывал от нее снедавшие его душу ненависть и ревность, и только сейчас они вырвались наружу…
— Да, этого ты не сможешь отрицать, — с жестким удовлетворением продолжал Винченцо. — Когда вы были совсем юнцами, он влюбился в тебя… и он нравился тебе. Потом, может быть, все и изменилось, на твоем горизонте появился я, — куда более соблазнительная добыча… А когда у тебя не выгорело со мной, ты снова ухватилась за своего старого, верного Саймона. Ведь он по-прежнему обожал тебя. Что же, придется тебе привыкнуть к мысли, что ты больше никогда с ним не увидишься.
— Кто тебе сказал, что у нас с Саймоном в юности был роман? — дрожа от волнения, спросила Марша.
— Твоя сестра… и я не думаю, что она мне соврала.
— Я не отрицаю, но уже за год до нашего знакомства с тобой у нас с ним все было кончено.
— Но он до сих пор влюблен в тебя, — сухо перебил ее Винченцо.
— Был влюблен… это верно. Но теперь — нет! — упрямо возражала Марша, охваченная гневом и разочарованием. — А что до Айрис, то она всегда хотела, чтобы я вышла замуж за Саймона и мы все стали бы одной большой семьей. Но если бы я желала этого, то согласилась бы выйти за него еще задолго до встречи с тобой.
— Он не мог тебе особенно ничего предложить. Вряд ли он когда-нибудь разбогатеет. Вот ты и не захотела всерьез воспринять его как будущего мужа. Ты всегда знала, чего хочешь! А этот дурачок до сих пор свято верит, что во всем виноват я. Хитрый сицилийский злодей обманом завлек его верную подружку, напоил и соблазнил ее! Не появись я опять в твоей жизни, ты рано или поздно все равно вышла бы за него.
Марша отшвырнула прочь салфетку и, вся дрожа от ярости, вскочила с места.
— Видит Бог, я жалею, что так не поступила! — крикнула она срывающимся голосом. — Может быть, Саймон и не будет никогда богатым, но он никогда бы не посмел так унижать меня, как ты!
— Ты сядешь на место и закончишь ужин, — с холодной злобой сказал Винченцо.
— Не желаю я сидеть с тобой за одним столом! — прошипела Марша. — Ты не только видишь во всех моих поступках злой умысел, ты просто-напросто псих и если думаешь, что я собираюсь…
— А ну сядь на место! — рявкнул Винченцо. Марша услышала скрип открывающейся двери и села на свой стул. Она не собиралась скандалить с ним на глазах у прислуги. Пока убирали первую перемену блюд и ставили вторую, она вся дрожала от смешанного чувства гнева, горечи и отвращения к себе — надо же было быть такой дурой, чтобы вообразить, что Винченцо даже на короткое время может забыть прошлое!
— Я вышла за тебя замуж с честными намерениями, — пробормотала она сдавленным голосом, когда они снова остались одни.
— Ради благополучия Сэмми, — язвительно напомнил ей Винченцо. — Ведь деревенская жизнь так полезна детям. Свежий воздух, масса мест для игр, не говоря уже о постоянном внимании любящей и преданной матери.
— Где бы мы ни жили, я всегда буду рядом с Сэмми! — Марша больше не могла на него смотреть. Бледная как смерть, она судорожно схватила нож и вилку. Хотя аппетит у нее совсем пропал, ей не хотелось этого показывать. — Но теперь мне стало ясно: как бы я ни поступала, ты все равно не будешь верить мне.
— Доверие нужно заслужить, и если ты не постараешься сделать это, то через год все еще будешь сидеть здесь взаперти, — сообщил ей Винченцо с мерзкой улыбкой, когда она все-таки отважилась взглянуть на него. — Когда же ты добровольно признаешься мне в том, что совершила свое преступление, обманула меня тогда, и расскажешь, куда спрятала деньги…
— Я ни в чем не виновата! — отчаянно завопила Марша.
Винченцо даже бровью не повел.
— …И проведешь год здесь, в полном одиночестве, не видя ни единого молодого мужчины, кроме меня, без малейшей возможности улизнуть, — вот тогда я, может быть, сжалюсь над тобой и награжу за примерное поведение… поездкой на неделю в Лондон. Естественно, под присмотром верного человека и без миллионов в кармане.
— Не надо мне твоих поганых денег! — выкрикнула оскорбленная Марша.
Весьма удовлетворенный, Винченцо ослепительно улыбнулся.
— Ты их и не получишь. Я все устроил так, что в твоем распоряжении не будет ни гроша. У тебя даже не будет ни единой драгоценной побрякушки, которую ты могла бы продать.
Кстати, кольцо на твоей очаровательной ручке поддельное, как бы роскошно оно ни выглядело…
В вспышке неукротимой ярости Марша дрожащей рукой сорвала кольцо с пальца и швырнула его через стол-прямо в лицо Винченцо. Кольцо запрыгало по столу и укатилось, но никто не обратил на это никакого внимания.
— И это забирай, скупердяй паршивый! — запальчиво крикнула она, оскорбленная до глубины души.
— Короче, я думаю, что некоторое время ты должна посидеть здесь взаперти, — с нескрываемым удовольствием выговорил Винченцо. — Ты сможешь посвящать свой досуг тому, чтобы учиться быть мне хорошей женой, а Сэмми — доброй матерью. И когда мне будет нужно отлучиться отсюда на несколько дней, я каждый раз должен быть уверен, что найду тебя на месте. Можешь вопить, рвать на себе волосы, биться головой о стену-тебе ничего не поможет. Ты станешь жить так, как испокон веку живут замужние женщины в этом краю.
Вошел Джанкарло с десертом. Марше захотелось выхватить поднос из этих почтительных рук и швырнуть прямо в Винченцо, и ей потребовалось неимоверное усилие над собой, чтобы сдержаться. Перед глазами все поплыло, но ей удалось сдержать рвущуюся наружу ярость до ухода старика.
— Что я сделаю прямо сейчас, — проговорила она дрожащим голосом, — так это позвоню своей сестре…
— Твоя сестра впадает в ступор от страха, едва я вхожу в комнату. Тоже мне, нашла, чем пугать, — сестрой!
— Айрис не отдаст Сэмми никому, кроме меня, ты не сможешь отобрать его у нее силой! выкрикнула Марша первое, что пришло ей в голову; она отчаянно пыталась найти хоть какое-либо оружие против него.
— Она отдаст Сэма его отцу… твой зять об этом позаботится, — ответил Винченцо.
Поняв, что проиграла, Марша отчаянно прикусила губу. Она не хотела впутывать в это дело свою семью, у нее была своя гордость. К тому же это могло навредить Сэмми.
— Ив счастье и в несчастье… — тихо напомнил ей он слова из свадебной клятвы. — Хотя, может быть, строчка «и в богатстве и в бедности» гораздо больше подходит тебе в теперешнем тоскливом настроении.
— Мне не тоскливо, мне убить тебя хочется! Да, вот именно, скинуть тебя вниз с какой-нибудь высокой скалы, чтобы ты разбился вдребезги! — упершись обеими руками в край стола и привстав, выкрикнула ему в лицо Марша. — Ты еще пожалеешь о том, что запер меня здесь, Винченцо Моничелли!
— А ты думала, что я настолько глуп, чтобы, женившись на тебе, позволить жить в самом центре Лондона и заниматься чем тебе будет угодно? Ты что, считаешь меня круглым дураком, дорогая? — И он саркастически поднял бровь.
Марша стиснула зубы.
— Но за последние недели ты ни разу не напомнил мне ни о Саймоне, ни об этих проклятых деньгах!
— Конечно, нет, — промурлыкал Винченцо, вертя в пальцах бокал шампанского. — Теперь могу признаться тебе, что мне стоило немалых трудов держать себя в руках, но в конце концов ведь это привело тебя к алтарю, не так ли? А теперь у меня есть все, что только мне нужно. У меня есть мой сын-законный наследник и продолжатель рода. Ты теперь тоже моя…
— Я вовсе не твоя! — яростно отрезала Марша, напрягшись, точно готовая к прыжку кошка.
Черные глаза Винченцо обшарили все ее тело и остановились на груди.
— Ты моя, — повторил он. — Целиком и полностью. Ты в моем распоряжении и всецело зависишь от меня.
— Как ты смеешь? — Марша даже взвизгнула от бешенства. Перед ее глазами плыл красный туман, руки тряслись.
— Придется тебе мало-помалу превратиться в покорную и бессловесную сицилийскую жену, — медленно произнес Винченцо, и его чувственный рот изогнулся в откровенно довольной усмешке. — Это произойдет не сразу, но дай только срок…
Марша с угрозой шагнула прямо на него.
— Только попробуй принудить меня к чему-нибудь! Я больше тебя к себе не подпущу, так и знай!
— На нашем брачном свидетельстве еще чернила не высохли, а мы уже ссоримся. — Винченцо негромко рассмеялся и снова внимательно поглядел на нее. — Благоразумный человек поспешил бы загладить недоразумение во время первой брачной ночи… но я никогда не отличался благоразумием. Собственно говоря, меня это только возбуждает. Могу поспорить с тобой хоть на тысячу фунтов, что сегодня ночью ты будешь спать со мной.
— Да спорь ты хоть на целый миллиард фунтов — все равно проиграешь! — крикнула Марша и, едва не сбив с ног пораженного Джанкарло, вошедшего с подносом, вылетела из комнаты.
Еще никогда в жизни не была она так разъярена. Еще пять минут, и она грохнула бы свою тарелку об пол. То, что с самого начала так привлекало ее в Винченцо Моничелли, теперь обернулось страшным недостатком. Он был совершенно непредсказуем. Поднимаясь по лестнице, она вновь и вновь перебирала в памяти все его пороки.
Марша с грохотом вытаскивала один за другим ящики из огромного комода, когда в комнату вошла ее горничная Джованна. Широко открыв от удивления большие темные глаза, девушка спросила.
— Не нужно помощь, синьора?
— Нет, спасибо. — Покрасневшая от стыда за то, что ее застали за таким занятием, запыхавшаяся Марша выпрямилась и поправила сползшее с плеч платье. — Мне не надо никакой помощи, — солгала она.
Джованна с видимой неохотой ушла. Марша вытащила последний ящик и снова, пыхтя и отдуваясь от усилий, стала толкать комод к двери. Деревянная громада заскрипела, но сдвинулась всего на несколько сантиметров. Яростная решимость придавала ей сил. Марша продолжала толкать комод, и когда наконец ей удалось загородить им дверь, обессилев, рухнула на ковер. Она лежала там до тех пор, пока ей не пришло в голову, что в таком виде, без ящиков с вещами, комод слишком легок. К тому времени как Марша вернула ящики на место и для большей надежности подперла комод большим креслом, стоявшим под одним из окон, она окончательно выдохлась.
Закончив работу, едва живая от непривычных усилий. Марша рухнула на кровать. Она яростно дернула молнию платья и стянула его через ноги, потом, передохнув пару минут, сняла чулки и узенький эластичный пояс. Таких вещей у нее никогда не было, и это только усилило ее ярость. Винченцо купил все эти тряпки не для нее, а для самого себя — вот в чем дело. Это ему нравились эти вещи, с горечью подумала она. В бунтарском порыве Марша сорвала с себя легкие полупрозрачные трусики. С этих пор она не наденет больше ни одной вещи, кроме тех, которые привезла с собой. Может быть, хоть это смутит его!
Скрип открывающейся двери заставил Маршу резко повернуть голову. Подскочив на кровати, с бешено забившимся сердцем, она недоуменно следила за тем, как медленно поворачивается одна из панелей мореного дуба, которыми были обшиты стены комнаты.
На мгновение она неподвижно замерла, но потом вспомнила, что сидит совсем раздетая. Охваченная ужасом, она судорожно ухватила шелковое покрывало, на котором сидела, и, как могла, прикрылась им.
— Боже милостивый… — пискнула Марша. В темном прямоугольнике стоял Винченцо. На нем был только короткий халат из черного шелка. Он откровенно любовался Маршей — ее растрепанными белокурыми волосами, в беспорядке рассыпавшимися по хрупким плечам, испуганно расширенными голубовато-зелеными глазами, миниатюрным, стройным телом, которое полупрозрачное покрывало не могло скрыть от его пристального взора. Марше захотелось провалиться сквозь землю.
Встретившись взглядом с горячими черными глазами, она словно оцепенела, а потом вдруг взорвалась:
— Ты просто сволочь! Ты опять обманул меня!
— Почему же обманул? — Винченцо с комическим выражением сморщил лоб и нахмурил брови. — Где тут обман? Я же обещал, что сегодня буду спать с тобой…
— Ты нарочно подстроил этот трюк с потайной дверью! — гневно завопила она, чувствуя всю глупость ситуации, в которую попала, — надо же было ей разлечься на кровати совершенно голой, думая, что она в безопасности. И зачем она только надрывалась, тащила на себе этот идиотский комод!
— Если тебя это интересует, Джанкарло передает самые пламенные поздравления от прислуги и тактично выказывает надежду на то, что наш союз снова заполнит дом множеством детей. Без сомнения, он будет обрадован, когда узнает, что в этой области мы уже опередили их пожелания!
Марша густо покраснела.
— Винченцо… я не понимаю, откуда ты взял, что я могу…
— …Прыгнуть в постель к другому мужчине, если я не буду держать тебя на коротком поводке и глаз с тебя не спускать? — издевательски протянул Винченцо, с насмешкой глядя на ее зарозовевшие щеки. — Я знаю тебе цену, дорогая. Видал, что ты выделывала со стариком Шульцем и с Форбсом. Поучительное зрелище. Ростом ты, конечно, не вышла, зато все прочее в отменном виде. Будь я арабом, я заточил бы тебя в башню, ключ от которой имелся бы только у меня.
— После тебя у меня никого не было! — Марша с вызовом подняла голову. — Хотя ты не заслуживаешь этого, но я должна тебе сказать, что…
Винченцо до боли сжал ее хрупкую руку, оборвав фразу на полуслове.
— Не лги! Саймон Форбс был твоим любовником. Я все знаю!
— Во всяком случае то, что было до нашего знакомства с тобой, тебя не касается! — Марша сорвалась на крик.
— Я оставляю тебя всего на сорок восемь часов, — пробормотал Винченцо таким тоном, что у нее кровь застыла в жилах, — и что я вижу? Форбс обнимает тебя! Он был и остался твоим любовником, и не пытайся отпираться!
Марша вспомнила сцену в теплице перед появлением Винченцо. После того случая он не намекнул ни словом, ни взглядом на то, что его взволновало и расстроило происходившее между ней и Саймоном. Она уже решила, что он просто забыл об этой злосчастной встрече! Оказывается, он ловко скрывал от нее снедавшие его душу ненависть и ревность, и только сейчас они вырвались наружу…
— Да, этого ты не сможешь отрицать, — с жестким удовлетворением продолжал Винченцо. — Когда вы были совсем юнцами, он влюбился в тебя… и он нравился тебе. Потом, может быть, все и изменилось, на твоем горизонте появился я, — куда более соблазнительная добыча… А когда у тебя не выгорело со мной, ты снова ухватилась за своего старого, верного Саймона. Ведь он по-прежнему обожал тебя. Что же, придется тебе привыкнуть к мысли, что ты больше никогда с ним не увидишься.
— Кто тебе сказал, что у нас с Саймоном в юности был роман? — дрожа от волнения, спросила Марша.
— Твоя сестра… и я не думаю, что она мне соврала.
— Я не отрицаю, но уже за год до нашего знакомства с тобой у нас с ним все было кончено.
— Но он до сих пор влюблен в тебя, — сухо перебил ее Винченцо.
— Был влюблен… это верно. Но теперь — нет! — упрямо возражала Марша, охваченная гневом и разочарованием. — А что до Айрис, то она всегда хотела, чтобы я вышла замуж за Саймона и мы все стали бы одной большой семьей. Но если бы я желала этого, то согласилась бы выйти за него еще задолго до встречи с тобой.
— Он не мог тебе особенно ничего предложить. Вряд ли он когда-нибудь разбогатеет. Вот ты и не захотела всерьез воспринять его как будущего мужа. Ты всегда знала, чего хочешь! А этот дурачок до сих пор свято верит, что во всем виноват я. Хитрый сицилийский злодей обманом завлек его верную подружку, напоил и соблазнил ее! Не появись я опять в твоей жизни, ты рано или поздно все равно вышла бы за него.
Марша отшвырнула прочь салфетку и, вся дрожа от ярости, вскочила с места.
— Видит Бог, я жалею, что так не поступила! — крикнула она срывающимся голосом. — Может быть, Саймон и не будет никогда богатым, но он никогда бы не посмел так унижать меня, как ты!
— Ты сядешь на место и закончишь ужин, — с холодной злобой сказал Винченцо.
— Не желаю я сидеть с тобой за одним столом! — прошипела Марша. — Ты не только видишь во всех моих поступках злой умысел, ты просто-напросто псих и если думаешь, что я собираюсь…
— А ну сядь на место! — рявкнул Винченцо. Марша услышала скрип открывающейся двери и села на свой стул. Она не собиралась скандалить с ним на глазах у прислуги. Пока убирали первую перемену блюд и ставили вторую, она вся дрожала от смешанного чувства гнева, горечи и отвращения к себе — надо же было быть такой дурой, чтобы вообразить, что Винченцо даже на короткое время может забыть прошлое!
— Я вышла за тебя замуж с честными намерениями, — пробормотала она сдавленным голосом, когда они снова остались одни.
— Ради благополучия Сэмми, — язвительно напомнил ей Винченцо. — Ведь деревенская жизнь так полезна детям. Свежий воздух, масса мест для игр, не говоря уже о постоянном внимании любящей и преданной матери.
— Где бы мы ни жили, я всегда буду рядом с Сэмми! — Марша больше не могла на него смотреть. Бледная как смерть, она судорожно схватила нож и вилку. Хотя аппетит у нее совсем пропал, ей не хотелось этого показывать. — Но теперь мне стало ясно: как бы я ни поступала, ты все равно не будешь верить мне.
— Доверие нужно заслужить, и если ты не постараешься сделать это, то через год все еще будешь сидеть здесь взаперти, — сообщил ей Винченцо с мерзкой улыбкой, когда она все-таки отважилась взглянуть на него. — Когда же ты добровольно признаешься мне в том, что совершила свое преступление, обманула меня тогда, и расскажешь, куда спрятала деньги…
— Я ни в чем не виновата! — отчаянно завопила Марша.
Винченцо даже бровью не повел.
— …И проведешь год здесь, в полном одиночестве, не видя ни единого молодого мужчины, кроме меня, без малейшей возможности улизнуть, — вот тогда я, может быть, сжалюсь над тобой и награжу за примерное поведение… поездкой на неделю в Лондон. Естественно, под присмотром верного человека и без миллионов в кармане.
— Не надо мне твоих поганых денег! — выкрикнула оскорбленная Марша.
Весьма удовлетворенный, Винченцо ослепительно улыбнулся.
— Ты их и не получишь. Я все устроил так, что в твоем распоряжении не будет ни гроша. У тебя даже не будет ни единой драгоценной побрякушки, которую ты могла бы продать.
Кстати, кольцо на твоей очаровательной ручке поддельное, как бы роскошно оно ни выглядело…
В вспышке неукротимой ярости Марша дрожащей рукой сорвала кольцо с пальца и швырнула его через стол-прямо в лицо Винченцо. Кольцо запрыгало по столу и укатилось, но никто не обратил на это никакого внимания.
— И это забирай, скупердяй паршивый! — запальчиво крикнула она, оскорбленная до глубины души.
— Короче, я думаю, что некоторое время ты должна посидеть здесь взаперти, — с нескрываемым удовольствием выговорил Винченцо. — Ты сможешь посвящать свой досуг тому, чтобы учиться быть мне хорошей женой, а Сэмми — доброй матерью. И когда мне будет нужно отлучиться отсюда на несколько дней, я каждый раз должен быть уверен, что найду тебя на месте. Можешь вопить, рвать на себе волосы, биться головой о стену-тебе ничего не поможет. Ты станешь жить так, как испокон веку живут замужние женщины в этом краю.
Вошел Джанкарло с десертом. Марше захотелось выхватить поднос из этих почтительных рук и швырнуть прямо в Винченцо, и ей потребовалось неимоверное усилие над собой, чтобы сдержаться. Перед глазами все поплыло, но ей удалось сдержать рвущуюся наружу ярость до ухода старика.
— Что я сделаю прямо сейчас, — проговорила она дрожащим голосом, — так это позвоню своей сестре…
— Твоя сестра впадает в ступор от страха, едва я вхожу в комнату. Тоже мне, нашла, чем пугать, — сестрой!
— Айрис не отдаст Сэмми никому, кроме меня, ты не сможешь отобрать его у нее силой! выкрикнула Марша первое, что пришло ей в голову; она отчаянно пыталась найти хоть какое-либо оружие против него.
— Она отдаст Сэма его отцу… твой зять об этом позаботится, — ответил Винченцо.
Поняв, что проиграла, Марша отчаянно прикусила губу. Она не хотела впутывать в это дело свою семью, у нее была своя гордость. К тому же это могло навредить Сэмми.
— Ив счастье и в несчастье… — тихо напомнил ей он слова из свадебной клятвы. — Хотя, может быть, строчка «и в богатстве и в бедности» гораздо больше подходит тебе в теперешнем тоскливом настроении.
— Мне не тоскливо, мне убить тебя хочется! Да, вот именно, скинуть тебя вниз с какой-нибудь высокой скалы, чтобы ты разбился вдребезги! — упершись обеими руками в край стола и привстав, выкрикнула ему в лицо Марша. — Ты еще пожалеешь о том, что запер меня здесь, Винченцо Моничелли!
— А ты думала, что я настолько глуп, чтобы, женившись на тебе, позволить жить в самом центре Лондона и заниматься чем тебе будет угодно? Ты что, считаешь меня круглым дураком, дорогая? — И он саркастически поднял бровь.
Марша стиснула зубы.
— Но за последние недели ты ни разу не напомнил мне ни о Саймоне, ни об этих проклятых деньгах!
— Конечно, нет, — промурлыкал Винченцо, вертя в пальцах бокал шампанского. — Теперь могу признаться тебе, что мне стоило немалых трудов держать себя в руках, но в конце концов ведь это привело тебя к алтарю, не так ли? А теперь у меня есть все, что только мне нужно. У меня есть мой сын-законный наследник и продолжатель рода. Ты теперь тоже моя…
— Я вовсе не твоя! — яростно отрезала Марша, напрягшись, точно готовая к прыжку кошка.
Черные глаза Винченцо обшарили все ее тело и остановились на груди.
— Ты моя, — повторил он. — Целиком и полностью. Ты в моем распоряжении и всецело зависишь от меня.
— Как ты смеешь? — Марша даже взвизгнула от бешенства. Перед ее глазами плыл красный туман, руки тряслись.
— Придется тебе мало-помалу превратиться в покорную и бессловесную сицилийскую жену, — медленно произнес Винченцо, и его чувственный рот изогнулся в откровенно довольной усмешке. — Это произойдет не сразу, но дай только срок…
Марша с угрозой шагнула прямо на него.
— Только попробуй принудить меня к чему-нибудь! Я больше тебя к себе не подпущу, так и знай!
— На нашем брачном свидетельстве еще чернила не высохли, а мы уже ссоримся. — Винченцо негромко рассмеялся и снова внимательно поглядел на нее. — Благоразумный человек поспешил бы загладить недоразумение во время первой брачной ночи… но я никогда не отличался благоразумием. Собственно говоря, меня это только возбуждает. Могу поспорить с тобой хоть на тысячу фунтов, что сегодня ночью ты будешь спать со мной.
— Да спорь ты хоть на целый миллиард фунтов — все равно проиграешь! — крикнула Марша и, едва не сбив с ног пораженного Джанкарло, вошедшего с подносом, вылетела из комнаты.
Еще никогда в жизни не была она так разъярена. Еще пять минут, и она грохнула бы свою тарелку об пол. То, что с самого начала так привлекало ее в Винченцо Моничелли, теперь обернулось страшным недостатком. Он был совершенно непредсказуем. Поднимаясь по лестнице, она вновь и вновь перебирала в памяти все его пороки.
Марша с грохотом вытаскивала один за другим ящики из огромного комода, когда в комнату вошла ее горничная Джованна. Широко открыв от удивления большие темные глаза, девушка спросила.
— Не нужно помощь, синьора?
— Нет, спасибо. — Покрасневшая от стыда за то, что ее застали за таким занятием, запыхавшаяся Марша выпрямилась и поправила сползшее с плеч платье. — Мне не надо никакой помощи, — солгала она.
Джованна с видимой неохотой ушла. Марша вытащила последний ящик и снова, пыхтя и отдуваясь от усилий, стала толкать комод к двери. Деревянная громада заскрипела, но сдвинулась всего на несколько сантиметров. Яростная решимость придавала ей сил. Марша продолжала толкать комод, и когда наконец ей удалось загородить им дверь, обессилев, рухнула на ковер. Она лежала там до тех пор, пока ей не пришло в голову, что в таком виде, без ящиков с вещами, комод слишком легок. К тому времени как Марша вернула ящики на место и для большей надежности подперла комод большим креслом, стоявшим под одним из окон, она окончательно выдохлась.
Закончив работу, едва живая от непривычных усилий. Марша рухнула на кровать. Она яростно дернула молнию платья и стянула его через ноги, потом, передохнув пару минут, сняла чулки и узенький эластичный пояс. Таких вещей у нее никогда не было, и это только усилило ее ярость. Винченцо купил все эти тряпки не для нее, а для самого себя — вот в чем дело. Это ему нравились эти вещи, с горечью подумала она. В бунтарском порыве Марша сорвала с себя легкие полупрозрачные трусики. С этих пор она не наденет больше ни одной вещи, кроме тех, которые привезла с собой. Может быть, хоть это смутит его!
Скрип открывающейся двери заставил Маршу резко повернуть голову. Подскочив на кровати, с бешено забившимся сердцем, она недоуменно следила за тем, как медленно поворачивается одна из панелей мореного дуба, которыми были обшиты стены комнаты.
На мгновение она неподвижно замерла, но потом вспомнила, что сидит совсем раздетая. Охваченная ужасом, она судорожно ухватила шелковое покрывало, на котором сидела, и, как могла, прикрылась им.
— Боже милостивый… — пискнула Марша. В темном прямоугольнике стоял Винченцо. На нем был только короткий халат из черного шелка. Он откровенно любовался Маршей — ее растрепанными белокурыми волосами, в беспорядке рассыпавшимися по хрупким плечам, испуганно расширенными голубовато-зелеными глазами, миниатюрным, стройным телом, которое полупрозрачное покрывало не могло скрыть от его пристального взора. Марше захотелось провалиться сквозь землю.
Встретившись взглядом с горячими черными глазами, она словно оцепенела, а потом вдруг взорвалась:
— Ты просто сволочь! Ты опять обманул меня!
— Почему же обманул? — Винченцо с комическим выражением сморщил лоб и нахмурил брови. — Где тут обман? Я же обещал, что сегодня буду спать с тобой…
— Ты нарочно подстроил этот трюк с потайной дверью! — гневно завопила она, чувствуя всю глупость ситуации, в которую попала, — надо же было ей разлечься на кровати совершенно голой, думая, что она в безопасности. И зачем она только надрывалась, тащила на себе этот идиотский комод!