Страница:
Когда 7 октября 1534 года Сетер написал своему другу Элленборгу, он сопроводил письмо копией речи, с которой видный богослов профессор Паллас Шпангель (умер в 1512 году) выступил по случаю визита императора Максимилиана, а также гороскопом, составленным для него магистром Георгием Гельмштетом, использовавшим иудейскую астрологию, физиогномику и хиромантию. 28 марта 1490 года Сетер сам приезжал в Гейдельберг, и в указанный период вполне мог контактировать с Гельмштетом. Хотя речь Элленборгу понравилась, о гороскопе Гельмштета он высказался скептически. Признав, что не разбирается в искусстве хиромантии, Элленборг указал, что Гельмштет пренебрёг точностью, не нанеся границ астрологических знаков и позиций планет. 12 октября Элленборг отослал гороскоп назад Сетеру. Казалось, начало карьеры не обещало быстрого развития{62}.
4. Явление мага (1500–1506)
Папа-чернокнижник
Князь некромантов
Наследник Заратустры
4. Явление мага (1500–1506)
По мере того как XV век клонился к закату, поползли слухи о всякого рода недобрых знаках и предзнаменованиях. Повсюду, как грибы, появились пророки, возвещавшие скорый приход Антихриста и Второе пришествие, а Арквато (Антонио Торквато) предсказал уничтожение Европы. Ходили слухи о рождении монстров, о молочных и кровавых ливнях и знаках на небе. В небе над Германией видели три луны. В 1500 году в двух деревнях близ Спонхейма, а затем в Льеже на одежде людей чудесным образом появились цветные кресты; согласно Тритемию, это предвещало чуму. В Греции рождалось множество детей с уродствами. Во Франции свирепствовала чума. Небо над Италией осветила корона из пылающих мечей. Говорили, что в Ватикан ударила молния, сбросившая римского папу с престола{63}.
На всей территории Европы шла война. Порта выиграла у Венеции два сражения подряд – при Лепанто, в 1499 и 1500 годах. В 1500 году король Франции Людовик XII и Фердинанд II Арагонский разделили между собой Неаполитанское королевство. В Нидерландах, Бельгии и Люксембурге (1491 и 1492 годы), Эльзасе (1493 год) и Швабии (1492 год) произошли восстания. По Европе бродили толпы разбойников. Восставшие крестьяне требовали лучшей жизни и жестоко расплачивались за своё безрассудное желание. Их недовольство, зревшее многие годы, в конце концов привело к жестокому бунту.
Смерть, моровая язва, война и голод – многие чувствовали приближение всадников Апокалипсиса. Лучше других это чувство выразил Альбрехт Дюрер (1471–1528). Говорили, что однажды он увидел на рубашке девушки-служанки изображение распятия, якобы проступившее после «кровавого» дождя. В 1498 году Дюрер совместно с Кобергером издал в Нюрнберге серию из 15 гравюр на дереве с параллельным текстом, под общим названием «Книга о тайном Откровении Иоанна, называемая Апокалипсисом». Среди гравюр были его знаменитые «Четыре всадника Апокалипсиса». На его гравюре три всадника из четырёх изображены в одеждах правящих сословий. Подобно буре, конная группа сметает простых людей, оказавшихся на их пути. Симптоматично, что Голод – единственный из всадников не принадлежащий к элите, – растаптывает епископа в роскошном облачении. Над всем этим в небе парит ангел, благословляющий эту сцену и, вероятно, смеющийся над человеческой ничтожностью.
Колдовство и магия, всегда вызывавшие беспокойство, на стыке веков с неизбежностью оказались под особенно пристальным вниманием. В десятилетие, предшествовавшее 1500 году, по всей Европе полыхали костры, на которых было сожжено множество ведьм. В тот же период вышло огромное количество работ, посвящённых магии и ведовству. В 1500 году инквизитор Бернардо Ратегно предупреждал о распространении и усилении опасности ведовства в книге Tractatus de strigibus (лат. «Трактат о колдовстве»). По всему выходило, что Европу заполонили толпы агентов дьявола. В те времена Фауст легко мог оказаться в их нечестивой компании.
На всей территории Европы шла война. Порта выиграла у Венеции два сражения подряд – при Лепанто, в 1499 и 1500 годах. В 1500 году король Франции Людовик XII и Фердинанд II Арагонский разделили между собой Неаполитанское королевство. В Нидерландах, Бельгии и Люксембурге (1491 и 1492 годы), Эльзасе (1493 год) и Швабии (1492 год) произошли восстания. По Европе бродили толпы разбойников. Восставшие крестьяне требовали лучшей жизни и жестоко расплачивались за своё безрассудное желание. Их недовольство, зревшее многие годы, в конце концов привело к жестокому бунту.
Смерть, моровая язва, война и голод – многие чувствовали приближение всадников Апокалипсиса. Лучше других это чувство выразил Альбрехт Дюрер (1471–1528). Говорили, что однажды он увидел на рубашке девушки-служанки изображение распятия, якобы проступившее после «кровавого» дождя. В 1498 году Дюрер совместно с Кобергером издал в Нюрнберге серию из 15 гравюр на дереве с параллельным текстом, под общим названием «Книга о тайном Откровении Иоанна, называемая Апокалипсисом». Среди гравюр были его знаменитые «Четыре всадника Апокалипсиса». На его гравюре три всадника из четырёх изображены в одеждах правящих сословий. Подобно буре, конная группа сметает простых людей, оказавшихся на их пути. Симптоматично, что Голод – единственный из всадников не принадлежащий к элите, – растаптывает епископа в роскошном облачении. Над всем этим в небе парит ангел, благословляющий эту сцену и, вероятно, смеющийся над человеческой ничтожностью.
Колдовство и магия, всегда вызывавшие беспокойство, на стыке веков с неизбежностью оказались под особенно пристальным вниманием. В десятилетие, предшествовавшее 1500 году, по всей Европе полыхали костры, на которых было сожжено множество ведьм. В тот же период вышло огромное количество работ, посвящённых магии и ведовству. В 1500 году инквизитор Бернардо Ратегно предупреждал о распространении и усилении опасности ведовства в книге Tractatus de strigibus (лат. «Трактат о колдовстве»). По всему выходило, что Европу заполонили толпы агентов дьявола. В те времена Фауст легко мог оказаться в их нечестивой компании.
Папа-чернокнижник
Вопреки истерическим предсказаниям и загадочным знакам, мир вовсе не рухнул в момент, когда одна группа цифр на произвольно установленной нами шкале летоисчисления сменилась другой. В основном всё шло как раньше, а в чём-то даже лучше прежнего. Леонардо написал свою «Джоконду» (до его смерти эту картину не называли «Мона Лиза»). Дюрер завершил свой знаменитый автопортрет и приступил к работе над картиной «Оплакивание Христа». Известный учёный-гуманист и знаток каббалистики Иоганн Рейхлин (1455–1522), чья карьера определяла интеллектуальный климат того времени, написал первую в своём роде грамматику древнееврейского языка. Конечно, произошли и определённые ухудшения.
В то время как обеспокоенный ростом числа еретиков и язычников римский папа Александр VI (1431–1503) безуспешно пытался организовать крестовый поход, около 30 тысяч паломников, собравшихся в Риме на празднование юбилея церкви, погибли от чумы. К счастью, Коперник, в 1500 году также совершавший паломничество в Рим, пережил чуму и 6 ноября смог наблюдать лунное затмение. Разумеется, непосвящённым казалось, что по лунному диску прошла сама смерть. По общему мнению, папа Александр VI (бывший одним из богатейших людей своего времени) не отпустил на празднование юбилея достаточных средств, а Рим, усеянный разлагающимися телами, стал городом мёртвых.
В 1501 году, с появлением первых печатных музыкальных изданий, в основном предназначенных для домашнего музицирования, римский папа Александр VI выпустил папскую буллу, требовавшую от немецких печатников представлять свои книги на рассмотрение и одобрение церковных властей. В ответ был немедленно выпущен памфлет против папства, в котором Святой престол называли прибежищем беззакония. Самого Александра именовали «пучиной порока, ниспровергателем всех законов, божеских и человеческих»{64}.
В тот год, когда Александр с непревзойдённой пышностью и экстравагантностью отмечал свадьбу своей дочери Лукреции Борджиа с Альфонсо, сыном и наследником Эрколе, герцога Феррары, Фауст, со своей стороны, должен был издать три латинских текста по магии, освящённые именем самого римского папы. Неудивительно, что он хотел тщательно выверить тексты до их передачи в печать. Из этих текстов два относились к категории книг магических заклинаний, предисловие к которым было написано самим римским папой: D.I.Fausti dreyfacher Hoellen-Zwang («Тройное адское заклинание Д[октора] И[?] Фауста») и D. Faustus vierfacher Höllen-Zwang («Четверное адское заклинание Д[октора] Фауста»). Интересно, что в одном из названий используется имя Фаустус, а в другом – сокращение I. (или J.), возможно соответствующее именам Иоганн или Йорг (исторически подтверждённый вариант Георгия). Третий текст вышел под заголовком Tabellae Rabellinae Geister-Commando, а на следующий год была напечатана книга D. Fausts (Original) Geister Commando («Скрижали заклинаний духов»; в заглавии смешаны латинские и немецкие слова. – Примеч. ред.), также отпечатанная в Риме, с поддельной подписью Александра VI, разрешавшей издание.
На обложке экземпляра «подлинного» Geister Commando мы видим смазанное изображение головы бородатого мужчины в цилиндрической шапочке на манер фески. Ниже надпись: «Написано магом доктором Фаустом из города Кундлинга». Похоже, что эта подлинная работа о магии вышла в Риме в 1502 году за подписью Александра VI. В дальнейшем книга находилась в руках некоего «Д. Габермано (Маго)» и была перепечатана частным образом, под страхом отлучения от церкви, уже во времена правления римского папы Юлия II. Этот доктор Иоганн Габерман (1516–1590) был учёным-теологом и специалистом по древнееврейскому языку, якобы написавшим несколько магических текстов. Но дата публикации и время, когда книга находилась во владении Габермана, не совпадают, а, учитывая, что в списке работ Габермана присутствуют только благочестивые лютеранские произведения, его причастность к магической книге скорее могла оказаться чьей-то шуткой.
Репутацию чернокнижника имел сам папа Александр VI (всё же он носил фамилию Борджиа), и даже поговаривали, что ради папства он продал душу дьяволу. Он станет персонажем пьесы Барнеби Барнса «Хартия дьявола» 1607 года, в чём-то напоминающим Фауста. Впрочем, очевидно, что связь между этими фигурами возникла гораздо позже.
Ходили слухи о вызывавших суеверный ужас сеансах чёрной магии в замке Святого Ангела, в которых якобы участвовали сын папы, печально знаменитый Чезаре Борджиа, и опытный колдун-некромант. Когда в 1501 году в замке пропал один из врагов Чезаре, молодой князь Асторре Манфреди, все решили, что он стал жертвой самых ужасающих ритуалов.
Предполагали даже, что Манфреди подвергся экстиспиции – гаданию по внутренностям. Для некоторых самым весомым аргументом было, что Манфреди погиб в замке Святого Ангела – перестроенном мавзолее римского императора Адриана, которого также подозревали в занятиях экстиспицией{65}. Если даже предположить, что у Чезаре хватило духа заняться экстиспицией, этот отвратительный способ гадания предполагал наличие определённой квалификации. Хотя вокруг Чезаре собирались люди честолюбивые и склонные к авантюрам, нельзя утверждать, что Фауст действительно участвовал в его обрядах.
Увы, как часто бывало с фаустовскими сочинениями по магии, вероятнее всего, что даты выхода колдовских книг издатели проставили задним числом, неточно, а папское предисловие и подпись были добавлены, чтобы книги лучше расходились или из меркантильно-политических соображений. История «подлинного» текста Geister Commando прослеживается до 1846 года, когда книга была куплена Британским музеем у берлинского антиквара. По стилистическим и типографским особенностям был сделан вывод, что текст отпечатан в период с 1765 по 1780 год. Точно так же работы, опубликованные под названиями Dreyfacher Hoellen-Zwang и Tabellae Rabellinae можно датировать только по публикациям XIX века{66}. Хотя использование имени Фаустус и инициалы I. или J. заставляют усомниться в названии Vierfacher Höllen-Zwang, история текста прослеживается только до 1680 года – времени его предполагаемого второго издания. Как будет объяснено далее, по особенностям текстов, а именно – по упоминанию имени духа Мефистофеля, можно с уверенностью говорить, что это подделки более позднего времени.
Учитывая репутацию папы Александра VI, этот человек вряд ли разрешил бы использовать своё имя на такого рода документах. Как и многие другие, Фауст, привлечённый рассказами об известных университетах, с большой вероятностью мог бывать в Риме или где-либо в Италии, но до первого упоминания о нём должно было пройти несколько лет.
В то время как обеспокоенный ростом числа еретиков и язычников римский папа Александр VI (1431–1503) безуспешно пытался организовать крестовый поход, около 30 тысяч паломников, собравшихся в Риме на празднование юбилея церкви, погибли от чумы. К счастью, Коперник, в 1500 году также совершавший паломничество в Рим, пережил чуму и 6 ноября смог наблюдать лунное затмение. Разумеется, непосвящённым казалось, что по лунному диску прошла сама смерть. По общему мнению, папа Александр VI (бывший одним из богатейших людей своего времени) не отпустил на празднование юбилея достаточных средств, а Рим, усеянный разлагающимися телами, стал городом мёртвых.
В 1501 году, с появлением первых печатных музыкальных изданий, в основном предназначенных для домашнего музицирования, римский папа Александр VI выпустил папскую буллу, требовавшую от немецких печатников представлять свои книги на рассмотрение и одобрение церковных властей. В ответ был немедленно выпущен памфлет против папства, в котором Святой престол называли прибежищем беззакония. Самого Александра именовали «пучиной порока, ниспровергателем всех законов, божеских и человеческих»{64}.
В тот год, когда Александр с непревзойдённой пышностью и экстравагантностью отмечал свадьбу своей дочери Лукреции Борджиа с Альфонсо, сыном и наследником Эрколе, герцога Феррары, Фауст, со своей стороны, должен был издать три латинских текста по магии, освящённые именем самого римского папы. Неудивительно, что он хотел тщательно выверить тексты до их передачи в печать. Из этих текстов два относились к категории книг магических заклинаний, предисловие к которым было написано самим римским папой: D.I.Fausti dreyfacher Hoellen-Zwang («Тройное адское заклинание Д[октора] И[?] Фауста») и D. Faustus vierfacher Höllen-Zwang («Четверное адское заклинание Д[октора] Фауста»). Интересно, что в одном из названий используется имя Фаустус, а в другом – сокращение I. (или J.), возможно соответствующее именам Иоганн или Йорг (исторически подтверждённый вариант Георгия). Третий текст вышел под заголовком Tabellae Rabellinae Geister-Commando, а на следующий год была напечатана книга D. Fausts (Original) Geister Commando («Скрижали заклинаний духов»; в заглавии смешаны латинские и немецкие слова. – Примеч. ред.), также отпечатанная в Риме, с поддельной подписью Александра VI, разрешавшей издание.
На обложке экземпляра «подлинного» Geister Commando мы видим смазанное изображение головы бородатого мужчины в цилиндрической шапочке на манер фески. Ниже надпись: «Написано магом доктором Фаустом из города Кундлинга». Похоже, что эта подлинная работа о магии вышла в Риме в 1502 году за подписью Александра VI. В дальнейшем книга находилась в руках некоего «Д. Габермано (Маго)» и была перепечатана частным образом, под страхом отлучения от церкви, уже во времена правления римского папы Юлия II. Этот доктор Иоганн Габерман (1516–1590) был учёным-теологом и специалистом по древнееврейскому языку, якобы написавшим несколько магических текстов. Но дата публикации и время, когда книга находилась во владении Габермана, не совпадают, а, учитывая, что в списке работ Габермана присутствуют только благочестивые лютеранские произведения, его причастность к магической книге скорее могла оказаться чьей-то шуткой.
Репутацию чернокнижника имел сам папа Александр VI (всё же он носил фамилию Борджиа), и даже поговаривали, что ради папства он продал душу дьяволу. Он станет персонажем пьесы Барнеби Барнса «Хартия дьявола» 1607 года, в чём-то напоминающим Фауста. Впрочем, очевидно, что связь между этими фигурами возникла гораздо позже.
Ходили слухи о вызывавших суеверный ужас сеансах чёрной магии в замке Святого Ангела, в которых якобы участвовали сын папы, печально знаменитый Чезаре Борджиа, и опытный колдун-некромант. Когда в 1501 году в замке пропал один из врагов Чезаре, молодой князь Асторре Манфреди, все решили, что он стал жертвой самых ужасающих ритуалов.
Предполагали даже, что Манфреди подвергся экстиспиции – гаданию по внутренностям. Для некоторых самым весомым аргументом было, что Манфреди погиб в замке Святого Ангела – перестроенном мавзолее римского императора Адриана, которого также подозревали в занятиях экстиспицией{65}. Если даже предположить, что у Чезаре хватило духа заняться экстиспицией, этот отвратительный способ гадания предполагал наличие определённой квалификации. Хотя вокруг Чезаре собирались люди честолюбивые и склонные к авантюрам, нельзя утверждать, что Фауст действительно участвовал в его обрядах.
Увы, как часто бывало с фаустовскими сочинениями по магии, вероятнее всего, что даты выхода колдовских книг издатели проставили задним числом, неточно, а папское предисловие и подпись были добавлены, чтобы книги лучше расходились или из меркантильно-политических соображений. История «подлинного» текста Geister Commando прослеживается до 1846 года, когда книга была куплена Британским музеем у берлинского антиквара. По стилистическим и типографским особенностям был сделан вывод, что текст отпечатан в период с 1765 по 1780 год. Точно так же работы, опубликованные под названиями Dreyfacher Hoellen-Zwang и Tabellae Rabellinae можно датировать только по публикациям XIX века{66}. Хотя использование имени Фаустус и инициалы I. или J. заставляют усомниться в названии Vierfacher Höllen-Zwang, история текста прослеживается только до 1680 года – времени его предполагаемого второго издания. Как будет объяснено далее, по особенностям текстов, а именно – по упоминанию имени духа Мефистофеля, можно с уверенностью говорить, что это подделки более позднего времени.
Учитывая репутацию папы Александра VI, этот человек вряд ли разрешил бы использовать своё имя на такого рода документах. Как и многие другие, Фауст, привлечённый рассказами об известных университетах, с большой вероятностью мог бывать в Риме или где-либо в Италии, но до первого упоминания о нём должно было пройти несколько лет.
Князь некромантов
Был 1506 год, когда усталый 44-летний монах Тритемий возвращался в Берлин от двора курфюрста Бранденбургского маркграфа Иоахима I (1484–1535). Монах был явно не в настроении. Незадолго до этого Тритемия заставили покинуть бенедиктинский монастырь Святого Мартина в Спонхейме близ Бад-Кройцнаха, лишив его поста настоятеля. По словам Тритемия, он опасался за свою жизнь. Шесть дней он провалялся в Лейпциге, мучимый болями от почечных камней, затем с большим трудом добрался до города Гота, в котором жил его приятель Муциан, каноник церкви Святой Марии. Затем Тритемий направился в Гельнхаузен, куда прибыл в конце мая. Именно здесь ему было назначено судьбой оставить уникальное и наиболее значительное письменное свидетельство о Фаусте.
Гельнхаузен был старым вольным императорским городом, который основал ещё император Фридрих I Барбаросса в 1170 году. В этом некогда процветающем городе, окружённом крепостной стеной, находится замок Барбароссы (Königspfalz), расположенный на острове посреди реки Кинциг, а также так называемый «Гротескный камень» (Fratzenstein), позже переименованный в «Ведьмину башню» (Hexenturm) – напоминание о Гуситских войнах начала XV века. Один из городских домов (наполовину деревянный, один из самых старых в регионе Гессе), некогда занимал Суверенный Военный орден госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского. Значение города определялось его выгодным расположением: Гельнхаузен находился между Франкфуртом и Лейпцигом на старинном торговом пути – «Королевской дороге» (Via Regia).
За Франкфуртом находился Спонхейм. Была пора цветения, и усталый монах наверняка возвращался мыслями в старый монастырь с огородами и садами, вспоминая перипетии своего неожиданного ухода. Возможно, продолжая идти по «Королевскому пути», он когда-нибудь вернётся туда, куда его однажды привёл сам Бог. Но куда идти теперь? Какие новые испытания ждут в будущем? До рождения легенды о Фаусте оставалось совсем немного.
Поскольку не сохранилось никаких исторических записей (во время войны пожар уничтожил городские архивы), нам остаётся полагаться на местные предания. По существующей версии, Тритемий остановился в Арнсбургер-Хоф на Лангассе, 41. Когда-то этот дом, полностью перестроенный в XVIII веке, занимал цистерцианский монастырь, в XIII веке основанный Клостером Арнсбургом неподалеку от Лича (в районе Гессе). Что касается Фауста, то он предположительно остановился через дорогу от Тритемия, в «Золотом льве», существующем в наши дни примерно под тем же наименованием (Zum Löwen). Тритемий благополучно устроился вместе с особами духовного звания, Фаусту же пришлось делить блох с путешествующими торговцами{67}.
Тритемий рассказал эту историю год спустя. По его словам, он получил письмо из Хассфурта от Иоганна Вирдунга, интересовавшегося сведениями о некоем Фаусте. Вирдунг с нетерпением ожидал прибытия этого человека и хотел узнать, что о нём думает Тритемий. Своим письмом он, сам того не желая, развеял карьеру Фауста по ветру. Ответ Тритемия, написанный в 1507 году, стал первым письменным отзывом о Фаусте, причём далеко не хвалебного свойства.
«Человек, о котором ты мне пишешь, этот Георгий Сабелликус, имеющий дерзость называть себя главой некромантов, – бродяга, пустослов и мошенник. Его следовало бы высечь розгами, дабы впредь он не осмеливался публично учить нечестивым и враждебным святой церкви делам»{68} (здесь и далее перевод С.А. Акулянц. – Примеч. пер.).
С самого начала письма Тритемий принимается очернять Фауста; он бросает издёвки, одну за другой, едва успев назвать имя. Эти резкие слова дают отличное представление о карьере Фауста, хотя, в отличие от Тритемия, мы не можем судить о характере Фауста на основании одной этой информации. Видно, что Тритемий относился к Фаусту излишне предвзято.
«Ибо о чем ином свидетельствуют звания, которые он себе присваивает, как не о невежестве и безумии его. Поистине они показывают, что он глупец, а не философ. Так, он придумал себе подходящее на его взгляд звание: “Магистр Георгий Сабелликус, Фауст-младший, кладезь некромантии, астролог, преуспевающий маг, хиромант, аэромант, пиромант и преуспевающий гидромант”. Посуди сам, сколь глуп и дерзок этот человек! Не безумие ли столь самонадеянно называть себя кладезем некромантии? Тому, кто ничего не смыслит в настоящих науках, более приличествовало бы именоваться невеждой, чем магистром»{69}.
Хотя сегодня эти титулы могут показаться нелепыми, в эпоху Возрождения гадание не считали абсурдным занятием, хотя любые практики такого рода так или иначе осуждались как нехристианские. Кстати, письмо Тритемия было адресовано астрологу. С его стороны было не слишком вежливо обвинять астролога в «невежестве и безумии». Тритемий старался повлиять на мнение Вирдунга, но он мог так же испытать действие его авторитета. Замечание кажется ещё более странным потому, что Тритемий сам пробовал определять будущее по звёздам. В 1508 году он составил для Максимилиана I астрологическую историю мира. Кроме того, Тритемий приписал влиянию Сатурна несчастный случай, происшедший с женой Максимилиана, разбившейся при падении с лошади во время соколиной охоты. Тритемий полагал, что его астрология вполне отвечает христианскому вероучению, – и резко выступал против других астрологов, особенно против тех, кто определял будущее по движению планет, или интуитивных астрологов. Позиция Тритемия выглядела до крайности своекорыстной. Он считал, что таким астрологам помогают демоны, а потому они (а также все предсказатели будущего) выступают как «подражатели и приспешники Сатаны»{70}.
Судя по тому, что писал Тацит уже в I веке н. э., жители Германии применяли некоторые способы предсказания – в частности, жребий. В XV веке популярность этого и других, более сложных видов предсказаний была столь высока, что богемский поэт Иоганн фон Тепль (ок. 1350 – ок. 1415) привёл в своём «Богемском пахаре» (1401) 11 различных способов гадания. В 1456 году баварский врач, писатель и дипломат Иоганн Хартлиб (ок. 1400–1468) опубликовал работу, в которой сократил это число до 7 «запретных искусств» – вероятно, желая провести аналогию с «семью свободными искусствами», изучавшимися в университетах. В 1537–1538 годах подобную систематическую классификацию использовал Парацельс. Знаменитое руководство 1486 года Malleus Maleficarum («Молот ведьм») Крамера и Шпренгера насчитывает 15 видов гадания. Не желая казаться побеждённым, Тритемий в 1508 году составил ошеломляющий каталог из 44 видов гадания и в дальнейшем расширил этот список.
Возможность предсказания основывалась на физике Аристотеля. Исидор Севильский (560–636) определил ставшую классической схему предсказания судьбы на основе 4 элементов, то есть аэромантии, геомантии, гидромантии и пиромантии. Герман Хью из церкви Святого Виктора (1078–1141) добавил к схеме Исидора пятую форму – некромантию.
Хуже всего, что Фауст был не только «подражателем и приспешником Сатаны», но и принципиально заявлял, что является fons necromanticorum, то есть буквально «кладезью некромантии». Некромантия считалась опасной магией. Теологи отрицали, что путём некромантии действительно можно вызывать души мёртвых, и заявляли, что их место занимали демоны, выдававшие себя за ушедших. Таким образом, некромантия, по сути, являлась общением с демонами и, соответственно, могла определяться как чёрная магия, или нигромантия. Это обстоятельство приводило к смешению двух терминов, часто имевших равноправное хождение. Это означает, что Фауст занимался не только общением с душами мёртвых и предсказаниями будущего. Это означает, что Фауста должны были считать мастером, владевшим искусством демонической магии.
Хартлиб не оставил сложных аргументов против некромантии. Он лишь настаивал, что это занятие неминуемо связано с дьяволом: «Всякий, кто желает заниматься этим искусством, неминуемо делает разнообразные приношения дьяволу… даёт ему обет и вступает в союз с ним»{71}. Это требовало пожертвовать собственной душой, представлявшейся большой ценностью во времена, когда земная жизнь большинства была грязной, жестокой и короткой, а жизнь после смерти выглядела бесконечной.
Как раз во времена Фауста тёмное искусство некромантии в сходных тонах описывал Агриппа, говоривший об «адских заклинаниях» и «ужасных жертвах»{72}. По сравнению с Хартлибом Агриппа более конкретно рассматривал стоявшие за этим искусством принципы. Он щедро украсил описание цитатами из классических и библейских источников, а также упоминаниями о таких персонажах, как Одиссей и Цирцея, Саул и волшебница из Аэндора, и других. Среди оккультистов и демонологов была особенно популярна драматическая история Саула, царя Израильского, обратившегося к волшебнице из Аэндора, чтобы та вызвала дух пророка Самуила. Эта история доказывала возможность некромантии и одновременно служила примером её запрета. В отличие от Хартлиба и теологов, Агриппа исповедовал классический подход. Казалось, он верил в то, что души мёртвых действительно могут отвечать на вопросы мага.
Хартлиб исповедовал христианский подход, диктовавший, что чёрная магия – порождение дьявола и данная практика требует подчинения дьявольским силам. Хартлиб всегда подчёркивал, что дьявол действует обманом, поэтому некромантия не способна дать верных результатов и таким способом можно достичь лишь одного – вечной муки. Агриппа также серьёзно обсуждал эти классические положения – и неудивительно, что его учитель Тритемий не сказал ничего хорошего о некромантах и их искусстве. По его выражению, «некроманты хуже, чем их демоны»{73}.
Единственным средством предсказания, допустимым с точки зрения Хартлиба, была астрология. Осуждая гадание по кометам и небесным знакам, Хартлиб, однако, не распространял свой запрет на предсказания по движению звёзд и планет. Здесь не придётся далеко ходить за ответом. Хартлиба самого считали чем-то вроде астролога. Такое отношение к некромантии преобладало в XVI и последующих веках. Основной вопрос состоял в том, насколько астрология, предполагавшая вмешательство в волю Божию, противоречила или соответствовала Священному Писанию.
Впрочем, в схеме Хартлиба остальные умения Фауста выпадали за пределы допустимого: хиромантия, пиромантия и гидромантия – все эти искусства Хартлиб называл ловушками дьявола. Из запретных искусств Хартлиба сегодняшний читатель знаком, пожалуй, только с хиромантией (гадание по руке). В ходе пиромантии маг, приносившей жертву «ангелу огня», наблюдал за языками пламени и дымом от горящего дерева. При гидромантии исполнитель наблюдал за рябью на воде, иногда в этом участвовал ребёнок, бросавший в воду камни. В других случаях маг вливал в воду расплавленный металл или бросал предметы.
У Хартлиба, однако, не упоминается одна из практик, о которой говорилось в письме Тритемия: агромантия. По словам Тритемия, Фауст был «агромантикусом» и практиковал агромантию. Однако агромантия не числится среди обычных форм гадания. Над этим термином более сотни лет ломали голову учёные, изучавшие жизнь Фауста и пришедшие к выводу, что Тритемий, возможно, допустил ошибку в названии практики, которую на самом деле использовал Фауст. Едва ли это случайность. Проблема явно имеет важное значение для понимания того рода магии, которой на самом деле или по общему мнению занимался Фауст.
Если принятая классификация способов предсказания включает четыре основных элемента, то, кроме гадания на воде и огне, в списке Тритемия должны были появиться аэромантия и геомантия. Аэромантия ближе по написанию к «агромантии» и такая ошибка вполне допустима, учитывая желание разоблачить Фауста, переполнявшее автора, и не до конца устоявшуюся орфографию того времени. Тем не менее agromanticus буквально означает «гадающий по земле» – и возможно, что это на самом деле одна из разновидностей геомантии.
Наконец, в списке Тритемия нет физиогномики. Письмо Сетера 1534 года свидетельствует, что Гельмштет уже в 1490 году занимался такой практикой, а благодаря Муциану (1513 год) и Бегарди (1539 год) мы знаем, что хиромантия точно входила в репертуар Фауста.
В представлении Тритемия Фауст, утверждавший, что достиг совершенства во всех видах предсказания, заколачивал ещё несколько гвоздей в крышку гроба со своей репутацией. В незаконченном трактате De demonibus Тритемий говорит о «многих тщетах астрологии» и приводит 51 разновидность гадания, явно запрещаемого церковью. Список Тритемия включал некромантию, которую он называл «гаданием по могилам и костям умерших», пиромантию, гидромантию, геомантию и астромантию, или гадание «по положению звёзд»{74}. Фауст, по его собственному признанию, занимался всеми этими видами гадания.
Гельнхаузен был старым вольным императорским городом, который основал ещё император Фридрих I Барбаросса в 1170 году. В этом некогда процветающем городе, окружённом крепостной стеной, находится замок Барбароссы (Königspfalz), расположенный на острове посреди реки Кинциг, а также так называемый «Гротескный камень» (Fratzenstein), позже переименованный в «Ведьмину башню» (Hexenturm) – напоминание о Гуситских войнах начала XV века. Один из городских домов (наполовину деревянный, один из самых старых в регионе Гессе), некогда занимал Суверенный Военный орден госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского. Значение города определялось его выгодным расположением: Гельнхаузен находился между Франкфуртом и Лейпцигом на старинном торговом пути – «Королевской дороге» (Via Regia).
За Франкфуртом находился Спонхейм. Была пора цветения, и усталый монах наверняка возвращался мыслями в старый монастырь с огородами и садами, вспоминая перипетии своего неожиданного ухода. Возможно, продолжая идти по «Королевскому пути», он когда-нибудь вернётся туда, куда его однажды привёл сам Бог. Но куда идти теперь? Какие новые испытания ждут в будущем? До рождения легенды о Фаусте оставалось совсем немного.
Поскольку не сохранилось никаких исторических записей (во время войны пожар уничтожил городские архивы), нам остаётся полагаться на местные предания. По существующей версии, Тритемий остановился в Арнсбургер-Хоф на Лангассе, 41. Когда-то этот дом, полностью перестроенный в XVIII веке, занимал цистерцианский монастырь, в XIII веке основанный Клостером Арнсбургом неподалеку от Лича (в районе Гессе). Что касается Фауста, то он предположительно остановился через дорогу от Тритемия, в «Золотом льве», существующем в наши дни примерно под тем же наименованием (Zum Löwen). Тритемий благополучно устроился вместе с особами духовного звания, Фаусту же пришлось делить блох с путешествующими торговцами{67}.
Тритемий рассказал эту историю год спустя. По его словам, он получил письмо из Хассфурта от Иоганна Вирдунга, интересовавшегося сведениями о некоем Фаусте. Вирдунг с нетерпением ожидал прибытия этого человека и хотел узнать, что о нём думает Тритемий. Своим письмом он, сам того не желая, развеял карьеру Фауста по ветру. Ответ Тритемия, написанный в 1507 году, стал первым письменным отзывом о Фаусте, причём далеко не хвалебного свойства.
«Человек, о котором ты мне пишешь, этот Георгий Сабелликус, имеющий дерзость называть себя главой некромантов, – бродяга, пустослов и мошенник. Его следовало бы высечь розгами, дабы впредь он не осмеливался публично учить нечестивым и враждебным святой церкви делам»{68} (здесь и далее перевод С.А. Акулянц. – Примеч. пер.).
С самого начала письма Тритемий принимается очернять Фауста; он бросает издёвки, одну за другой, едва успев назвать имя. Эти резкие слова дают отличное представление о карьере Фауста, хотя, в отличие от Тритемия, мы не можем судить о характере Фауста на основании одной этой информации. Видно, что Тритемий относился к Фаусту излишне предвзято.
«Ибо о чем ином свидетельствуют звания, которые он себе присваивает, как не о невежестве и безумии его. Поистине они показывают, что он глупец, а не философ. Так, он придумал себе подходящее на его взгляд звание: “Магистр Георгий Сабелликус, Фауст-младший, кладезь некромантии, астролог, преуспевающий маг, хиромант, аэромант, пиромант и преуспевающий гидромант”. Посуди сам, сколь глуп и дерзок этот человек! Не безумие ли столь самонадеянно называть себя кладезем некромантии? Тому, кто ничего не смыслит в настоящих науках, более приличествовало бы именоваться невеждой, чем магистром»{69}.
Хотя сегодня эти титулы могут показаться нелепыми, в эпоху Возрождения гадание не считали абсурдным занятием, хотя любые практики такого рода так или иначе осуждались как нехристианские. Кстати, письмо Тритемия было адресовано астрологу. С его стороны было не слишком вежливо обвинять астролога в «невежестве и безумии». Тритемий старался повлиять на мнение Вирдунга, но он мог так же испытать действие его авторитета. Замечание кажется ещё более странным потому, что Тритемий сам пробовал определять будущее по звёздам. В 1508 году он составил для Максимилиана I астрологическую историю мира. Кроме того, Тритемий приписал влиянию Сатурна несчастный случай, происшедший с женой Максимилиана, разбившейся при падении с лошади во время соколиной охоты. Тритемий полагал, что его астрология вполне отвечает христианскому вероучению, – и резко выступал против других астрологов, особенно против тех, кто определял будущее по движению планет, или интуитивных астрологов. Позиция Тритемия выглядела до крайности своекорыстной. Он считал, что таким астрологам помогают демоны, а потому они (а также все предсказатели будущего) выступают как «подражатели и приспешники Сатаны»{70}.
Судя по тому, что писал Тацит уже в I веке н. э., жители Германии применяли некоторые способы предсказания – в частности, жребий. В XV веке популярность этого и других, более сложных видов предсказаний была столь высока, что богемский поэт Иоганн фон Тепль (ок. 1350 – ок. 1415) привёл в своём «Богемском пахаре» (1401) 11 различных способов гадания. В 1456 году баварский врач, писатель и дипломат Иоганн Хартлиб (ок. 1400–1468) опубликовал работу, в которой сократил это число до 7 «запретных искусств» – вероятно, желая провести аналогию с «семью свободными искусствами», изучавшимися в университетах. В 1537–1538 годах подобную систематическую классификацию использовал Парацельс. Знаменитое руководство 1486 года Malleus Maleficarum («Молот ведьм») Крамера и Шпренгера насчитывает 15 видов гадания. Не желая казаться побеждённым, Тритемий в 1508 году составил ошеломляющий каталог из 44 видов гадания и в дальнейшем расширил этот список.
Возможность предсказания основывалась на физике Аристотеля. Исидор Севильский (560–636) определил ставшую классической схему предсказания судьбы на основе 4 элементов, то есть аэромантии, геомантии, гидромантии и пиромантии. Герман Хью из церкви Святого Виктора (1078–1141) добавил к схеме Исидора пятую форму – некромантию.
Хуже всего, что Фауст был не только «подражателем и приспешником Сатаны», но и принципиально заявлял, что является fons necromanticorum, то есть буквально «кладезью некромантии». Некромантия считалась опасной магией. Теологи отрицали, что путём некромантии действительно можно вызывать души мёртвых, и заявляли, что их место занимали демоны, выдававшие себя за ушедших. Таким образом, некромантия, по сути, являлась общением с демонами и, соответственно, могла определяться как чёрная магия, или нигромантия. Это обстоятельство приводило к смешению двух терминов, часто имевших равноправное хождение. Это означает, что Фауст занимался не только общением с душами мёртвых и предсказаниями будущего. Это означает, что Фауста должны были считать мастером, владевшим искусством демонической магии.
Хартлиб не оставил сложных аргументов против некромантии. Он лишь настаивал, что это занятие неминуемо связано с дьяволом: «Всякий, кто желает заниматься этим искусством, неминуемо делает разнообразные приношения дьяволу… даёт ему обет и вступает в союз с ним»{71}. Это требовало пожертвовать собственной душой, представлявшейся большой ценностью во времена, когда земная жизнь большинства была грязной, жестокой и короткой, а жизнь после смерти выглядела бесконечной.
Как раз во времена Фауста тёмное искусство некромантии в сходных тонах описывал Агриппа, говоривший об «адских заклинаниях» и «ужасных жертвах»{72}. По сравнению с Хартлибом Агриппа более конкретно рассматривал стоявшие за этим искусством принципы. Он щедро украсил описание цитатами из классических и библейских источников, а также упоминаниями о таких персонажах, как Одиссей и Цирцея, Саул и волшебница из Аэндора, и других. Среди оккультистов и демонологов была особенно популярна драматическая история Саула, царя Израильского, обратившегося к волшебнице из Аэндора, чтобы та вызвала дух пророка Самуила. Эта история доказывала возможность некромантии и одновременно служила примером её запрета. В отличие от Хартлиба и теологов, Агриппа исповедовал классический подход. Казалось, он верил в то, что души мёртвых действительно могут отвечать на вопросы мага.
Хартлиб исповедовал христианский подход, диктовавший, что чёрная магия – порождение дьявола и данная практика требует подчинения дьявольским силам. Хартлиб всегда подчёркивал, что дьявол действует обманом, поэтому некромантия не способна дать верных результатов и таким способом можно достичь лишь одного – вечной муки. Агриппа также серьёзно обсуждал эти классические положения – и неудивительно, что его учитель Тритемий не сказал ничего хорошего о некромантах и их искусстве. По его выражению, «некроманты хуже, чем их демоны»{73}.
Единственным средством предсказания, допустимым с точки зрения Хартлиба, была астрология. Осуждая гадание по кометам и небесным знакам, Хартлиб, однако, не распространял свой запрет на предсказания по движению звёзд и планет. Здесь не придётся далеко ходить за ответом. Хартлиба самого считали чем-то вроде астролога. Такое отношение к некромантии преобладало в XVI и последующих веках. Основной вопрос состоял в том, насколько астрология, предполагавшая вмешательство в волю Божию, противоречила или соответствовала Священному Писанию.
Впрочем, в схеме Хартлиба остальные умения Фауста выпадали за пределы допустимого: хиромантия, пиромантия и гидромантия – все эти искусства Хартлиб называл ловушками дьявола. Из запретных искусств Хартлиба сегодняшний читатель знаком, пожалуй, только с хиромантией (гадание по руке). В ходе пиромантии маг, приносившей жертву «ангелу огня», наблюдал за языками пламени и дымом от горящего дерева. При гидромантии исполнитель наблюдал за рябью на воде, иногда в этом участвовал ребёнок, бросавший в воду камни. В других случаях маг вливал в воду расплавленный металл или бросал предметы.
У Хартлиба, однако, не упоминается одна из практик, о которой говорилось в письме Тритемия: агромантия. По словам Тритемия, Фауст был «агромантикусом» и практиковал агромантию. Однако агромантия не числится среди обычных форм гадания. Над этим термином более сотни лет ломали голову учёные, изучавшие жизнь Фауста и пришедшие к выводу, что Тритемий, возможно, допустил ошибку в названии практики, которую на самом деле использовал Фауст. Едва ли это случайность. Проблема явно имеет важное значение для понимания того рода магии, которой на самом деле или по общему мнению занимался Фауст.
Если принятая классификация способов предсказания включает четыре основных элемента, то, кроме гадания на воде и огне, в списке Тритемия должны были появиться аэромантия и геомантия. Аэромантия ближе по написанию к «агромантии» и такая ошибка вполне допустима, учитывая желание разоблачить Фауста, переполнявшее автора, и не до конца устоявшуюся орфографию того времени. Тем не менее agromanticus буквально означает «гадающий по земле» – и возможно, что это на самом деле одна из разновидностей геомантии.
Наконец, в списке Тритемия нет физиогномики. Письмо Сетера 1534 года свидетельствует, что Гельмштет уже в 1490 году занимался такой практикой, а благодаря Муциану (1513 год) и Бегарди (1539 год) мы знаем, что хиромантия точно входила в репертуар Фауста.
В представлении Тритемия Фауст, утверждавший, что достиг совершенства во всех видах предсказания, заколачивал ещё несколько гвоздей в крышку гроба со своей репутацией. В незаконченном трактате De demonibus Тритемий говорит о «многих тщетах астрологии» и приводит 51 разновидность гадания, явно запрещаемого церковью. Список Тритемия включал некромантию, которую он называл «гаданием по могилам и костям умерших», пиромантию, гидромантию, геомантию и астромантию, или гадание «по положению звёзд»{74}. Фауст, по его собственному признанию, занимался всеми этими видами гадания.
Наследник Заратустры
Фауст, объявлявший себя кладезем некромантии, почти не делал других столь же громких заявлений. Хотя Тритемий критиковал Фауста за излишнюю напыщенность, при внимательном чтении провозглашённых им титулов может оказаться, что Фауст, напротив, отличался скромностью. Судя по тексту, Фауст считал себя hydra arte secundus, то есть вторым в области гидромантии, и magus secundus, то есть вторым в области магии. Таким образом, возникает вопрос: кто был первым? Кого признавал первым сам Фауст?
Существует мнение, что Фауст называл себя «вторым магом» после Заратустры, в первенство которого верили такие столпы, как Исидор или Августин, или после Симона-мага, рассказ о котором иногда считают предтечей легенды о Фаусте. Но такое определение можно соотнести с любым из предшественников Фауста, с его учителем или с кем-то из современников – возможно, даже с самим Тритемием. Проблема в том, что Фауст не уточнил, кого конкретно он имел в виду.
Чтобы найти ключ, необходимо изучить тексты современников Фауста. В своей книге «Оккультная философия» Агриппа упоминал Заратустру, а также Замолксиса как двух самых знаменитых магов и «первооткрывателей» магии. Агриппа составил обширный список знаменитых магов, в который, что примечательно, не включил Симона-мага. Рассказывая о Симоне-самаритянине в критической работе «О недостоверности и тщете всех наук и искусств» 1530 года (Симон-маг пришёл из Самарии), Агриппа изобразил его главным противником «апостольской правды», сделав вывод, что Симону уготована «вечная мука»{75}. Окончательно определившись с Симоном-магом, Агриппа назвал Заратустру и Залмоксиса «первыми» магами, но «отцом и князем магов» он считал именно Заратустру{76}.
О Залмоксисе известно сравнительно мало. Впервые его как полумифического персонажа, которого геты почитали как бога, упомянул Геродот (ещё в 420-х годах до н. э.). Гораздо больше классические источники сообщают о Заратустре. В I веке н. э. Плиний Старший приписал Заратустре открытие магии, утверждая, что он жил приблизительно за 6000 лет до Платона. Греческие и римские авторы считали Заратустру первым среди магов. Если первый маг когда-нибудь существовал, им был Заратустра. Заратустрой восхищались видные представители герметического направления. Марсилио Фичино считал Заратустру предтечей столь чтимого им Платона, а Пико делла Мирандола неоднократно ссылался на Заратустру в 900 знаменитых тезисах 1486 года, притом что Симона-мага он упомянул всего один раз. Тритемий считал Заратустру творцом создателем всех магических искусств: «Ведовство и заклинания… были впервые придуманы Заратустрой, царём Бактрии»{77}. В «Климентинах» («Встречи») Заратустру, также известного под именем Хам (сын Ноя), называют «первым некромантом»; позднее об этом говорилось в «Молоте ведьм» и в книге Реджинальда Скота «Открытие колдовства».
Существует мнение, что Фауст называл себя «вторым магом» после Заратустры, в первенство которого верили такие столпы, как Исидор или Августин, или после Симона-мага, рассказ о котором иногда считают предтечей легенды о Фаусте. Но такое определение можно соотнести с любым из предшественников Фауста, с его учителем или с кем-то из современников – возможно, даже с самим Тритемием. Проблема в том, что Фауст не уточнил, кого конкретно он имел в виду.
Чтобы найти ключ, необходимо изучить тексты современников Фауста. В своей книге «Оккультная философия» Агриппа упоминал Заратустру, а также Замолксиса как двух самых знаменитых магов и «первооткрывателей» магии. Агриппа составил обширный список знаменитых магов, в который, что примечательно, не включил Симона-мага. Рассказывая о Симоне-самаритянине в критической работе «О недостоверности и тщете всех наук и искусств» 1530 года (Симон-маг пришёл из Самарии), Агриппа изобразил его главным противником «апостольской правды», сделав вывод, что Симону уготована «вечная мука»{75}. Окончательно определившись с Симоном-магом, Агриппа назвал Заратустру и Залмоксиса «первыми» магами, но «отцом и князем магов» он считал именно Заратустру{76}.
О Залмоксисе известно сравнительно мало. Впервые его как полумифического персонажа, которого геты почитали как бога, упомянул Геродот (ещё в 420-х годах до н. э.). Гораздо больше классические источники сообщают о Заратустре. В I веке н. э. Плиний Старший приписал Заратустре открытие магии, утверждая, что он жил приблизительно за 6000 лет до Платона. Греческие и римские авторы считали Заратустру первым среди магов. Если первый маг когда-нибудь существовал, им был Заратустра. Заратустрой восхищались видные представители герметического направления. Марсилио Фичино считал Заратустру предтечей столь чтимого им Платона, а Пико делла Мирандола неоднократно ссылался на Заратустру в 900 знаменитых тезисах 1486 года, притом что Симона-мага он упомянул всего один раз. Тритемий считал Заратустру творцом создателем всех магических искусств: «Ведовство и заклинания… были впервые придуманы Заратустрой, царём Бактрии»{77}. В «Климентинах» («Встречи») Заратустру, также известного под именем Хам (сын Ноя), называют «первым некромантом»; позднее об этом говорилось в «Молоте ведьм» и в книге Реджинальда Скота «Открытие колдовства».