Страница:
– В принципе твои соображения правильны. К нам приходят письма из Ставрополья, что много посылаем руководителей сверху. Но кого конкретно рекомендовать на пост первого секретаря, если не посылать работника из ЦК? Какие у тебя соображения?
Ефремов сказал, что есть две очевидные кандидатуры – председатель краевого исполкома Николай Васильевич Босенко и второй секретарь крайкома Михаил Сергеевич Горбачев.
– Как ты охарактеризуешь каждого в отдельности? – спросил Брежнев.
К отбору первых секретарей обкомов и крайкомов Леонид Ильич относился исключительно серьезно.
– Босенко постарше, – ответил Ефремов, – участник войны, он был первым секретарем промышленного крайкома в Ставрополье, когда существовало разделение партийных организаций на промышленные и сельские. Так что он готовый первый секретарь. Горбачев – молодой работник, окончил Московский университет, активный человек. Два года работает вторым секретарем.
Ефремов добавил, что Горбачева, по его сведениям, выдвигал на партийную работу Федор Давыдович Кулаков:
– Можно узнать его мнение и о Горбачеве, и о Босенко. Наверное, скажет свое слово и Юрий Владимирович Андропов. Он родился на станции Нагутская Ставропольского края. Он хорошо знает своего земляка Горбачева и может дать ему свою оценку.
Проверить кандидатуру Горбачева Брежнев поручил одному из своих доверенных людей – первому заместителю председателя КГБ Семену Кузьмичу Цвигуну.
К тому времени начальником Ставропольского краевого управления госбезопасности был назначен уже упоминавшийся Эдуард Нордман. Произошло это так.
Весной 1968 года он с группой офицеров прибыл в командировку в Грозный. В середине июня по аппарату ВЧ-связи ему позвонил начальник управления кадров КГБ Виктор Михайлович Чебриков, уточнил:
– Один в кабинете? Нордман попросил всех выйти.
– Прошу завтра быть в Москве, – распорядился Чебриков. – Вылетай первым рейсом.
– А что случилось? – встревожился Нордман.
– Вчера было заседание коллегии, посоветовались и решили, что поедешь работать в Ставрополь начальником краевого управления.
– Виктор Михайлович, – взмолился Нордман, – я ведь только три года как из Белоруссии приехал. Семья толком не акклиматизировалась в Москве, дети учатся. Дайте хоть с женой посоветоваться.
– Мы не жену посылаем работать, а тебя. Советуйся. Но завтра ты в Москве.
«Уже первого июля я был на новом месте службы, – вспоминал Нордман. – Ставрополь встретил жарой под сорок градусов и пылью. Старый, уютный губернский город. В основном двух– и трехэтажные дома, зеленые улицы.
Михаил Сергеевич Горбачев производил хорошее впечатление. Молодой, энергичный, общительный… Дочь Ирина – умная, красивая девочка-старшеклассница, Раиса Максимовна – скромный преподаватель сельхозинститута. Жили без излишеств. По выходным выезжали на природу. Ходили пешком по двадцать и более километров. Бражничать не любили. Правда, по праздникам собирались у друзей…»
И вот теперь начальнику Ставропольского управления Нордману позвонил первый заместитель председателя комитета госбезопасности Цвигун, доверенный человек Брежнева:
– Приезжай на пару дней в Москву.
– Так я же совсем недавно был, Семен Кузьмич. У меня и вопросов никаких нет.
– Ну, я же не каждый день приглашаю. Приезжай.
Когда Нордман вошел в кабинет первого зама, Семен Цвигун доверительно сказал: в крае предстоят перемены. Понадобится новый первый секретарь. Кого будем назначать? Нордман тоже назвал двоих – Босенко и Горбачева. Выбор сделал в пользу Михаила Сергеевича:
– Он моложе Босенко на тринадцать лет, юрист, перспективный.
Цвигун возразил:
– Он ведь первым секретарем крайкома ВЛКСМ работал в одно время с Шелепиным и Семичастным. Одна ведь банда шелепинская, комсомольская.
Бывший глава комсомола Александр Николаевич Шелепин, «железный Шурик», когда-то считался соперником Брежнева, и всех его соратников вычищали из партийно-государственного аппарата.
Нордман сразу возразил:
– Семен Кузьмич, не входит Горбачев в эту команду.
– Откуда ты это знаешь, ведь недавно там работаешь?
И тогда Нордман поведал историю о том, как предлагал Горбачева взять в кадры КГБ и как Семичастный с ходу отверг его кандидатуру. Словом, Михаил Сергеевич к «железному Шурику» никакого отношения не имеет и связей с бывшими комсомольскими лидерами не поддерживает.
Цвигун доложил Брежневу, что Горбачев чист.
Для Михаила Сергеевича это была последняя и решающая проверка.
«Окончательное решение по кандидатурам первых секретарей принадлежало именно генсеку, – рассказывал Горбачев. – Брежнев сам занимался формированием их корпуса и отбирал их тщательно. Перед этим секретари ЦК Капитонов, Черненко скрупулезно изучали досье претендента. Думаю, получали они информацию из разных источников. На этой основе формировалось предварительное мнение. Затем происходили встречи кандидата с секретарями ЦК и лишь после них – с “самим”…
Это был обязательный круг, через который проходили перед утверждением все первые секретари обкомов, крайкомов и республик. Странный, если не сказать нелепый, характер носили эти встречи. Сидим, улыбаемся друг другу, ведем неспешный разговор. При этом я отлично знаю, зачем меня вызвали, но об этом никто не говорит, ибо произнести решающие слова – “мы вас рекомендуем” – мог только Брежнев.
Совсем по-другому происходила заключительная беседа с генеральным секретарем ЦК КПСС. Брежнев, в этом я убедился и на той, и на последующих встречах, умел расположить к себе собеседника, создать обстановку непринужденности…
Мне ясен был его нехитрый замысел – побольше слушать и через это составить мнение о собеседнике, его способностях анализировать местные и общесоюзные проблемы… Брежнев говорил подчеркнуто доверительно, будто именно со мной хотел поделиться своими сокровенными мыслями…»
Ефремова снова вызвал Брежнев и сказал, что, посоветовавшись, решили рекомендовать первым секретарем Горбачева. Ефремов повторил, что Михаил Сергеевич – молодой человек, опыта мало, особенно в промышленности.
– Что же, мы все были молодыми, – ответил Брежнев. – Поработает Горбачев в Ставрополе, переведем его в другой обком. Постепенно наберется опыта.
В Ставрополь на пленум крайкома выехали Ефремов – прощаться – и заведующий территориальным сектором отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Перед пленумом они, как полагалось, побеседовали с каждым членом бюро крайкома, объясняли, что Леонида Николаевича забирают в Москву. Спрашивали: кого целесообразно назначить на его место? Двое назвали фамилию Босенко, остальные – Горбачева. На пленуме в апреле 1970 года избрали Горбачева.
Молодой хозяин крупного региона был заметным человеком. В 1976 году Горбачев, будучи в Москве, зашел по текущим делам к председателю Госплана Николаю Константиновичу Байбакову, от которого многое зависело в хозяйственных делах. Михаила Сергеевича ждал сюрприз.
«Мы вели с Горбачевым беседу о развитии овцеводческих хозяйств в Ставропольском крае, – вспоминал Байбаков, – и я предложил ему перейти в Госплан СССР первым заместителем председателя по сельскому хозяйству».
Михаил Сергеевич отказался. Ему уже не хотелось быть чьим-то заместителем…
Позволю себе небольшое отступление. В середине семидесятых годов я оказался на Северном Кавказе, в городе Железноводске, известном своими минеральными водами. Я учился тогда в Московском университете и жарким летом оказался вместе с родителями в санатории «Дубовая роща». Здесь поправляли здоровье те, кто, говоря медицинским языком, жаловался на органы пищеварения. Санаторий был для начальства, все друг друга знали, встречали и провожали друг друга в соответствии с занимаемой должностью.
В столовой за нашим столиком оказался первый секретарь Пятигорского горкома Иван Сергеевич Болдырев, молодой для партийного работника. Он держался крайне настороженно. Избегал общения с другими отдыхающими и только осматривал высокопоставленных чиновников внимательным взглядом. Сам он ни о чем не рассказывал. На вопросы отвечал, хорошенько подумав, и только на нейтральные темы – о семье, о сыне, которому подарил только-только появившиеся тогда электронные часы по случаю поступления в Бауманское училище. Иван Сергеевич, видимо, крепко усвоил, что молчание – золото. Ей богу, свет не видел более осторожного человека.
Я заметил, что наш сосед почему-то никогда не подходил к отдыхавшему в том же санатории своему непосредственному начальнику Виктору Алексеевичу Казначееву, второму секретарю Ставропольского крайкома партии. Они словно не замечали друг друга. Видно, отношения в краевой верхушке были непростые.
Казначеев был человек иного типа, чем Болдырев, очень заметный и даже шумный. Официантки так и порхали вокруг него, готовые исполнить любое желание второго человека в крае. Санаторий хотя и подчинялся Москве, но находился на территории края, и Казначеев вел себя по-хозяйски. Кстати говоря, имя главного хозяина – первого секретаря Ставропольского крайкома – в разговорах ни разу не упоминалось. А ведь это был не кто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев. Пройдет каких-нибудь пара лет, и его имя услышит вся страна.
Характерно, что Горбачев впоследствии забрал Виктора Казначеева в Москву, но дал ему сравнительно невысокую должность заместителя министра. А нашего соседа-молчальника, Ивана Сергеевича Болдырева, посадил на свое место, сделал хозяином огромного края и членом ЦК. Помню, что это назначение заставило меня сильно усомниться в способности Горбачева подбирать кадры. Впрочем, было ли из кого выбирать? Система отрицательного отбора пагубно сказалась на качестве управленческих кадров.
В июле 1978 года неожиданно скончался Федор Кулаков. Горбачев как представитель Ставрополья был включен в похоронную комиссию и впервые поднялся на Мавзолей, чтобы произнести прощальное слово. Он говорил о том, что «светлый образ Федора Давыдовича Кулакова, славного сына Коммунистической партии, навсегда останется в наших сердцах как пример беззаветной верности и героического служения партии, нашей Советской Родине».
Похоронили Кулакова 19 июля у Кремлевской стены. Руководил церемонией член политбюро и секретарь ЦК Андрей Павлович Кириленко. В отсутствие Брежнева он остался в Москве «на хозяйстве». Другие руководители партии и государства находились в отпуске. Возвращаться на похороны им не захотелось. Брежнев ограничился тем, что велел прислать венок.
Смерть Кулакова открыла Горбачеву дорогу к власти. Именно Михаила Сергеевича решили сделать секретарем ЦК по сельскому хозяйству вместо Кулакова.
Судьба Горбачева решалась в тот момент, когда сам он отправился в гости, никому не сказав, куда направляется. Сейчас уже трудно установить, был ли в тот вечер будущий президент Советского Союза навеселе или же удержался в рамках разумной достаточности. Сам Горбачев, не отрицая факт употребления горячительных напитков по случаю полувекового юбилея друга по комсомолу, выражается туманно:
– Как у нас такие даты отмечаются, известно. По-русски – широко, с обильным угощением, дружеским разговором, с шуткой и песней… Нравы того времени были таковы, что выпивать приходилось не так уж редко. Но мое состояние было вполне нормальным.
Михаила Сергеевича пожелал видеть генеральный секретарь, чтобы окончательно решить: способен ли Горбачев заменить Кулакова. На поиски бросили весь могучий аппарат ЦК КПСС, но проходил час за часом, а будущий президент как в воду канул.
Через много лет после этой судьбоносной пьянки сразу несколько мемуаристов пожелали рассказать о ней всю правду. Первым свою версию изложил бывший помощник Горбачева, а потом предавший его активист ГКЧП Валерий Болдин в книге «Крушение пьедестала».
После смерти Кулакова, как пишет Болдин, на смотрины в Москву вызвали кандидата в преемники – первого секретаря Ставропольского крайкома партии Михаила Горбачева. Но в решающую минуту кандидат исчез. Ушел утром из гостиницы и пропал. Брежнев был недоволен, его ближайший помощник – секретарь ЦК и заведующий общим отделом Константин Устинович Черненко злился. Речь уже зашла о том, чтобы вести к генеральному секретарю другого кандидата – первого секретаря Полтавского обкома Федора Трофимовича Моргуна, который гостиницы не покидал.
В папке у секретаря ЦК по кадрам Ивана Васильевича Капитонова были «объективки» и на других кандидатов помимо Горбачева и Моргуна.
Фигурировали еще три фамилии:
Иван Афанасьевич Бондаренко, по профессии агроном, кандидат экономических наук, первый секретарь Ростовского обкома аж с 1966 года, пользовался репутацией крепкого хозяйственника;
Григорий Сергеевич Золотухин, он тоже начинал агрономом, первый секретарь Краснодарского крайкома, а потом министр заготовок;
Владимир Алексеевич Карлов, заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС. В школьные годы он подрабатывал чистильщиком дымоходов и звонарем в соборе, окончил Институт птицеводства при Воронежской сельскохозяйственной академии, работал зоотехником, пока его не взяли на комсомольскую работу. Во время войны руководил сельскохозяйственным отделом Сталинградского обкома. После войны Карлов стал первым секретарем Калининского обкома, вторым секретарем ЦК компартии Узбекистана.
Все трое были людьми известными, все трое – Герои Социалистического труда. Но Карлову уже исполнилось шестьдесят четыре года, Золотухину – шестьдесят семь. А хотели кого-нибудь помоложе и с более широким кругозором. Горбачев подходил идеально…
Но в последний момент его назначение едва не сорвалось! И все из-за того, что бывший первый секретарь Ставропольского крайкома комсомола Виктор Мироненко позвонил опальному Семичастному, отправленному в Киев. Обсуждали последние новости. Разговор зашел о Михаиле Сергеевиче.
Владимир Ефимович Семичастный спросил Мироненко:
– Слушай, я не помню, Горбачев у нас когда работал?
– Так это вы подписывали решение о его назначении первым секретарем крайкома, – напомнил Мироненко.
Киевлянина Семичастного интересовали кадровые дела:
– Знаешь, почему я тебя спрашиваю? Говорят, вместо Кулакова то ли Горбачев будет, то ли наш Моргун.
Первый секретарь Полтавского обкома Моргун тоже считался кандидатом на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству. Федор Трофимович учился в Днепропетровске, что для Брежнева было большим плюсом, работал на целине…
Разговоры Семичастного записывали. Фамилии, которые называл бывший председатель КГБ, фиксировались. А именно в эти дни оформлялись все документы, необходимые для избрания Горбачева секретарем ЦК.
– Говорят, что Горбачева тут же вызвал Андропов, – рассказывал Мироненко, – и предупредил: будь осторожен, видишь, кто тебя поддерживает…
А теперь на пути Михаила Сергеевича к власти возникла еще и техническая трудность, но и она могла оказаться роковой.
«Неизвестно, чем бы все кончилось, но знатоки жизни членов ЦК отыскали водителя машины, отвозившего Михаила Сергеевича, выяснили, кто живет в том доме, куда его доставили, и тогда определили, где он может быть», – вспоминает Валерий Болдин, намекая на некую фривольность поведения своего бывшего начальника, вырвавшегося на свободу из-под бдительного надзора Раисы Максимовны.
А кто же нашел Горбачева? Виктор Васильевич Прибытков, первый помощник Черненко, вспоминает, как Черненко гневно сказал ему:
– Если за тридцать минут не найдешь Горбачева, то у нас есть и другие кандидатуры на секретарство!
Исполнительный Прибытков все-таки отыскал Горбачева. Но не допросив шофера (версия Болдина), а обратившись к своему приятелю, работавшему в ту пору у Горбачева в Ставрополье. Тот и подсказал, где искать шефа – в гостях у Марата Владимировича Грамова. Марат Грамов, еще один выходец из Ставрополя, трудился с Горбачевым в крайкоме, а в 1974 году его перевели в Москву, в отдел пропаганды ЦК.
«Веселенький» Горбачев успел вовремя попасть на Старую площадь, получил аудиенцию у Черненко, и на следующий день на пленуме Михаила Сергеевича сделали секретарем ЦК КПСС. Началось его восхождение к власти.
– Если бы я тогда оказался чуть менее расторопным, все сложилось бы по-иному, – вздыхает Прибытков. – Кто знает, поищи я его чуть дольше, и стал бы секретарем ЦК КПСС совсем другой человек…
Сразу после смерти Черненко Михаил Сергеевич убрал Прибыткова из ЦК КПСС и отправил в цензуру (Главлит).
Сам Михаил Горбачев с этой же истории начинает свой увесистый мемуарный двухтомник «Жизнь и реформы». По версии Горбачева, не было ни болдинского шофера, ни телефонного звонка Прибыткова. Просто опоздавший на дружескую вечеринку товарищ сообщил Горбачеву, что его давно ждут в ЦК. Михаил Сергеевич покинул гостеприимных хозяев и поехал к Черненко.
Это был звездный час в судьбе Горбачева. Он сделал первый шаг к тому, чтобы стать самостоятельным политиком и изменить судьбу страны. Сам Михаил Сергеевич нисколько не сомневается в том, что вся история с пьянкой, долгими поисками, недовольством Черненко не могла остановить его политического взлета. Перемены в стране должны были произойти, он был призван их осуществить. И многие с ним согласятся. Мелкие аппаратные чиновники могли бы, наверное, при желании и при благоприятном для них стечении обстоятельств навредить Горбачеву. Но в реальности судьбу его решали другие люди.
Глава кремлевской медицины академик Евгений Иванович Чазов вспоминал, как после смерти Кулакова прилетел в Крым, где отдыхал Брежнев. Разговор зашел о смерти Кулакова. Думая, кем его заменить, Брежнев первой назвал фамилию Горбачева:
– Правда, есть и возражения, хотя большинство говорит, что он настоящий партийный руководитель. Вернемся в Москву – все взвесим.
Чазов пошел на соседнюю дачу к Константину Устиновичу Черненко. Тот был очень обеспокоен состоянием здоровья Брежнева:
– В этой ситуации важно, чтобы вокруг него были настоящие друзья, преданные люди.
Он с сожалением сказал о смерти Кулакова:
– На его место есть целый ряд кандидатур. Леонид Ильич хочет выдвинуть Горбачева. Отзывы о нем неплохие. Но я его мало знаю с позиций человеческих качеств, с позиций отношения к Брежневу. Вы, случайно, его не знаете?
Чазов пишет, что к этому времени он уже понял азбуку политической интриги – побольше молчать, поменьше говорить, не раскрывать свои карты и не верить в искренность собеседника. Поэтому высказывался о Горбачеве очень осторожно.
Назначением в Москву Горбачев обязан не председателю КГБ Андропову, как это многим кажется, а главному партийному кадровику Ивану Васильевичу Капитонову, который по просьбе Брежнева подбирал кандидатов на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству, и, конечно же, Михаилу Андреевичу Суслову, второму человеку в партии.
Мнения председателя КГБ Андропова относительно кадровых вопросов в партии не спрашивали. Решающий голос принадлежал Суслову. Он, как бывший секретарь Ставропольского крайкома следил за своими наследниками и Горбачева знал.
Профессор Вадим Алексеевич Печенев, который работал в отделе пропаганды ЦК, а потом был помощником Черненко, рассказывал мне:
– Была любопытная деталь в той аппаратной жизни. Мы знали, что если сегодня в каком-то отделе появился инструктор или заведующий сектором с Урала, который традиционно курировал Кириленко, то завтра появится кто-то со Ставрополья, которое курировал Суслов. То есть они следили за соблюдением баланса.
На следующий день после избрания секретарем ЦК, в ноябре 1978 года, Горбачев пришел к Брежневу. Уже тяжело больной хозяин страны принял нового секретаря ЦК, но практически не реагировал на беседу. Произнес только одну фразу:
– Жаль Кулакова, хороший был человек… Черненко доверительно заметил Горбачеву:
– Леонид Ильич исходит из того, что ты на его стороне, лоялен по отношению к нему. Он это ценит.
Пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству был опасным – с учетом бедственного состояния самого сельского хозяйства. Михаил Сергеевич сразу же вступил в конфликт с главой правительства Алексеем Николаевичем Косыгиным, предполагая, что Брежневу это понравится. Правда, и Косыгин неважно относился к Горбачеву. Он несколько раз отдыхал в Кисловодске, но с Михаилом Сергеевичем не сблизился.
Перед началом торжественной церемонии вручения наград космонавтам в сентябре 1979 года члены высшего партийного руководства собрались у входа в Екатерининский зал. Косыгин недовольно сказал:
– Вот нам, членам политбюро, разослали записку сельхозотдела, Горбачев ее подписал. Он и его отдел пошли на поводу у местнических настроений, а у нас нет больше валюты закупать зерно. Надо не либеральничать, а предъявить более жесткий спрос и выполнить план заготовок.
В ответ на это Горбачев, который всего год был секретарем ЦК, позволил себе прилюдно атаковать члена политбюро. Самым жестким образом ответил, что если председатель Совета министров считает, что отдел ЦК проявил слабость, пусть поручит вытрясти зерно своему аппарату и доводит эту продразверстку до конца.
Воцарилась мертвая тишина, как вспоминал Горбачев. Такой выговор старшему по чину был невиданным делом. Но Михаил Сергеевич прекрасно знал расклад сил в политбюро. Брежнев сам постоянно давал понять, что он не очень доволен правительством, правительство не справляется, приходится Центральному комитету подменять Совет министров. Это было скрытой формой критики Косыгина.
И после церемонии Брежнев позвонил Горбачеву:
– Переживаешь? – спросил сочувственно.
– Да, – ответил Горбачев. – Но дело не в этом. Не могу согласиться с тем, что занял негосударственную позицию.
– Ты правильно поступил, не переживай, – сказал Брежнев. – Надо действительно добиваться, чтобы правительство больше занималось сельским хозяйством.
Через два месяца Горбачева повысили в партийном звании. Ему позвонил Суслов:
– Тут у нас разговор был. Предстоит пленум. Есть намерение укрепить ваши позиции. Будем рекомендовать вас кандидатом в члены политбюро.
27 ноября 1979 года, на пленуме, Горбачев поднялся еще на одну ступеньку в партийной иерархии. Суслов поддержал и его избрание в политбюро.
Кто привел его к власти?
Ефремов сказал, что есть две очевидные кандидатуры – председатель краевого исполкома Николай Васильевич Босенко и второй секретарь крайкома Михаил Сергеевич Горбачев.
– Как ты охарактеризуешь каждого в отдельности? – спросил Брежнев.
К отбору первых секретарей обкомов и крайкомов Леонид Ильич относился исключительно серьезно.
– Босенко постарше, – ответил Ефремов, – участник войны, он был первым секретарем промышленного крайкома в Ставрополье, когда существовало разделение партийных организаций на промышленные и сельские. Так что он готовый первый секретарь. Горбачев – молодой работник, окончил Московский университет, активный человек. Два года работает вторым секретарем.
Ефремов добавил, что Горбачева, по его сведениям, выдвигал на партийную работу Федор Давыдович Кулаков:
– Можно узнать его мнение и о Горбачеве, и о Босенко. Наверное, скажет свое слово и Юрий Владимирович Андропов. Он родился на станции Нагутская Ставропольского края. Он хорошо знает своего земляка Горбачева и может дать ему свою оценку.
Проверить кандидатуру Горбачева Брежнев поручил одному из своих доверенных людей – первому заместителю председателя КГБ Семену Кузьмичу Цвигуну.
К тому времени начальником Ставропольского краевого управления госбезопасности был назначен уже упоминавшийся Эдуард Нордман. Произошло это так.
Весной 1968 года он с группой офицеров прибыл в командировку в Грозный. В середине июня по аппарату ВЧ-связи ему позвонил начальник управления кадров КГБ Виктор Михайлович Чебриков, уточнил:
– Один в кабинете? Нордман попросил всех выйти.
– Прошу завтра быть в Москве, – распорядился Чебриков. – Вылетай первым рейсом.
– А что случилось? – встревожился Нордман.
– Вчера было заседание коллегии, посоветовались и решили, что поедешь работать в Ставрополь начальником краевого управления.
– Виктор Михайлович, – взмолился Нордман, – я ведь только три года как из Белоруссии приехал. Семья толком не акклиматизировалась в Москве, дети учатся. Дайте хоть с женой посоветоваться.
– Мы не жену посылаем работать, а тебя. Советуйся. Но завтра ты в Москве.
«Уже первого июля я был на новом месте службы, – вспоминал Нордман. – Ставрополь встретил жарой под сорок градусов и пылью. Старый, уютный губернский город. В основном двух– и трехэтажные дома, зеленые улицы.
Михаил Сергеевич Горбачев производил хорошее впечатление. Молодой, энергичный, общительный… Дочь Ирина – умная, красивая девочка-старшеклассница, Раиса Максимовна – скромный преподаватель сельхозинститута. Жили без излишеств. По выходным выезжали на природу. Ходили пешком по двадцать и более километров. Бражничать не любили. Правда, по праздникам собирались у друзей…»
И вот теперь начальнику Ставропольского управления Нордману позвонил первый заместитель председателя комитета госбезопасности Цвигун, доверенный человек Брежнева:
– Приезжай на пару дней в Москву.
– Так я же совсем недавно был, Семен Кузьмич. У меня и вопросов никаких нет.
– Ну, я же не каждый день приглашаю. Приезжай.
Когда Нордман вошел в кабинет первого зама, Семен Цвигун доверительно сказал: в крае предстоят перемены. Понадобится новый первый секретарь. Кого будем назначать? Нордман тоже назвал двоих – Босенко и Горбачева. Выбор сделал в пользу Михаила Сергеевича:
– Он моложе Босенко на тринадцать лет, юрист, перспективный.
Цвигун возразил:
– Он ведь первым секретарем крайкома ВЛКСМ работал в одно время с Шелепиным и Семичастным. Одна ведь банда шелепинская, комсомольская.
Бывший глава комсомола Александр Николаевич Шелепин, «железный Шурик», когда-то считался соперником Брежнева, и всех его соратников вычищали из партийно-государственного аппарата.
Нордман сразу возразил:
– Семен Кузьмич, не входит Горбачев в эту команду.
– Откуда ты это знаешь, ведь недавно там работаешь?
И тогда Нордман поведал историю о том, как предлагал Горбачева взять в кадры КГБ и как Семичастный с ходу отверг его кандидатуру. Словом, Михаил Сергеевич к «железному Шурику» никакого отношения не имеет и связей с бывшими комсомольскими лидерами не поддерживает.
Цвигун доложил Брежневу, что Горбачев чист.
Для Михаила Сергеевича это была последняя и решающая проверка.
«Окончательное решение по кандидатурам первых секретарей принадлежало именно генсеку, – рассказывал Горбачев. – Брежнев сам занимался формированием их корпуса и отбирал их тщательно. Перед этим секретари ЦК Капитонов, Черненко скрупулезно изучали досье претендента. Думаю, получали они информацию из разных источников. На этой основе формировалось предварительное мнение. Затем происходили встречи кандидата с секретарями ЦК и лишь после них – с “самим”…
Это был обязательный круг, через который проходили перед утверждением все первые секретари обкомов, крайкомов и республик. Странный, если не сказать нелепый, характер носили эти встречи. Сидим, улыбаемся друг другу, ведем неспешный разговор. При этом я отлично знаю, зачем меня вызвали, но об этом никто не говорит, ибо произнести решающие слова – “мы вас рекомендуем” – мог только Брежнев.
Совсем по-другому происходила заключительная беседа с генеральным секретарем ЦК КПСС. Брежнев, в этом я убедился и на той, и на последующих встречах, умел расположить к себе собеседника, создать обстановку непринужденности…
Мне ясен был его нехитрый замысел – побольше слушать и через это составить мнение о собеседнике, его способностях анализировать местные и общесоюзные проблемы… Брежнев говорил подчеркнуто доверительно, будто именно со мной хотел поделиться своими сокровенными мыслями…»
Ефремова снова вызвал Брежнев и сказал, что, посоветовавшись, решили рекомендовать первым секретарем Горбачева. Ефремов повторил, что Михаил Сергеевич – молодой человек, опыта мало, особенно в промышленности.
– Что же, мы все были молодыми, – ответил Брежнев. – Поработает Горбачев в Ставрополе, переведем его в другой обком. Постепенно наберется опыта.
В Ставрополь на пленум крайкома выехали Ефремов – прощаться – и заведующий территориальным сектором отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС. Перед пленумом они, как полагалось, побеседовали с каждым членом бюро крайкома, объясняли, что Леонида Николаевича забирают в Москву. Спрашивали: кого целесообразно назначить на его место? Двое назвали фамилию Босенко, остальные – Горбачева. На пленуме в апреле 1970 года избрали Горбачева.
Молодой хозяин крупного региона был заметным человеком. В 1976 году Горбачев, будучи в Москве, зашел по текущим делам к председателю Госплана Николаю Константиновичу Байбакову, от которого многое зависело в хозяйственных делах. Михаила Сергеевича ждал сюрприз.
«Мы вели с Горбачевым беседу о развитии овцеводческих хозяйств в Ставропольском крае, – вспоминал Байбаков, – и я предложил ему перейти в Госплан СССР первым заместителем председателя по сельскому хозяйству».
Михаил Сергеевич отказался. Ему уже не хотелось быть чьим-то заместителем…
Позволю себе небольшое отступление. В середине семидесятых годов я оказался на Северном Кавказе, в городе Железноводске, известном своими минеральными водами. Я учился тогда в Московском университете и жарким летом оказался вместе с родителями в санатории «Дубовая роща». Здесь поправляли здоровье те, кто, говоря медицинским языком, жаловался на органы пищеварения. Санаторий был для начальства, все друг друга знали, встречали и провожали друг друга в соответствии с занимаемой должностью.
В столовой за нашим столиком оказался первый секретарь Пятигорского горкома Иван Сергеевич Болдырев, молодой для партийного работника. Он держался крайне настороженно. Избегал общения с другими отдыхающими и только осматривал высокопоставленных чиновников внимательным взглядом. Сам он ни о чем не рассказывал. На вопросы отвечал, хорошенько подумав, и только на нейтральные темы – о семье, о сыне, которому подарил только-только появившиеся тогда электронные часы по случаю поступления в Бауманское училище. Иван Сергеевич, видимо, крепко усвоил, что молчание – золото. Ей богу, свет не видел более осторожного человека.
Я заметил, что наш сосед почему-то никогда не подходил к отдыхавшему в том же санатории своему непосредственному начальнику Виктору Алексеевичу Казначееву, второму секретарю Ставропольского крайкома партии. Они словно не замечали друг друга. Видно, отношения в краевой верхушке были непростые.
Казначеев был человек иного типа, чем Болдырев, очень заметный и даже шумный. Официантки так и порхали вокруг него, готовые исполнить любое желание второго человека в крае. Санаторий хотя и подчинялся Москве, но находился на территории края, и Казначеев вел себя по-хозяйски. Кстати говоря, имя главного хозяина – первого секретаря Ставропольского крайкома – в разговорах ни разу не упоминалось. А ведь это был не кто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев. Пройдет каких-нибудь пара лет, и его имя услышит вся страна.
Характерно, что Горбачев впоследствии забрал Виктора Казначеева в Москву, но дал ему сравнительно невысокую должность заместителя министра. А нашего соседа-молчальника, Ивана Сергеевича Болдырева, посадил на свое место, сделал хозяином огромного края и членом ЦК. Помню, что это назначение заставило меня сильно усомниться в способности Горбачева подбирать кадры. Впрочем, было ли из кого выбирать? Система отрицательного отбора пагубно сказалась на качестве управленческих кадров.
В июле 1978 года неожиданно скончался Федор Кулаков. Горбачев как представитель Ставрополья был включен в похоронную комиссию и впервые поднялся на Мавзолей, чтобы произнести прощальное слово. Он говорил о том, что «светлый образ Федора Давыдовича Кулакова, славного сына Коммунистической партии, навсегда останется в наших сердцах как пример беззаветной верности и героического служения партии, нашей Советской Родине».
Похоронили Кулакова 19 июля у Кремлевской стены. Руководил церемонией член политбюро и секретарь ЦК Андрей Павлович Кириленко. В отсутствие Брежнева он остался в Москве «на хозяйстве». Другие руководители партии и государства находились в отпуске. Возвращаться на похороны им не захотелось. Брежнев ограничился тем, что велел прислать венок.
Смерть Кулакова открыла Горбачеву дорогу к власти. Именно Михаила Сергеевича решили сделать секретарем ЦК по сельскому хозяйству вместо Кулакова.
Судьба Горбачева решалась в тот момент, когда сам он отправился в гости, никому не сказав, куда направляется. Сейчас уже трудно установить, был ли в тот вечер будущий президент Советского Союза навеселе или же удержался в рамках разумной достаточности. Сам Горбачев, не отрицая факт употребления горячительных напитков по случаю полувекового юбилея друга по комсомолу, выражается туманно:
– Как у нас такие даты отмечаются, известно. По-русски – широко, с обильным угощением, дружеским разговором, с шуткой и песней… Нравы того времени были таковы, что выпивать приходилось не так уж редко. Но мое состояние было вполне нормальным.
Михаила Сергеевича пожелал видеть генеральный секретарь, чтобы окончательно решить: способен ли Горбачев заменить Кулакова. На поиски бросили весь могучий аппарат ЦК КПСС, но проходил час за часом, а будущий президент как в воду канул.
Через много лет после этой судьбоносной пьянки сразу несколько мемуаристов пожелали рассказать о ней всю правду. Первым свою версию изложил бывший помощник Горбачева, а потом предавший его активист ГКЧП Валерий Болдин в книге «Крушение пьедестала».
После смерти Кулакова, как пишет Болдин, на смотрины в Москву вызвали кандидата в преемники – первого секретаря Ставропольского крайкома партии Михаила Горбачева. Но в решающую минуту кандидат исчез. Ушел утром из гостиницы и пропал. Брежнев был недоволен, его ближайший помощник – секретарь ЦК и заведующий общим отделом Константин Устинович Черненко злился. Речь уже зашла о том, чтобы вести к генеральному секретарю другого кандидата – первого секретаря Полтавского обкома Федора Трофимовича Моргуна, который гостиницы не покидал.
В папке у секретаря ЦК по кадрам Ивана Васильевича Капитонова были «объективки» и на других кандидатов помимо Горбачева и Моргуна.
Фигурировали еще три фамилии:
Иван Афанасьевич Бондаренко, по профессии агроном, кандидат экономических наук, первый секретарь Ростовского обкома аж с 1966 года, пользовался репутацией крепкого хозяйственника;
Григорий Сергеевич Золотухин, он тоже начинал агрономом, первый секретарь Краснодарского крайкома, а потом министр заготовок;
Владимир Алексеевич Карлов, заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС. В школьные годы он подрабатывал чистильщиком дымоходов и звонарем в соборе, окончил Институт птицеводства при Воронежской сельскохозяйственной академии, работал зоотехником, пока его не взяли на комсомольскую работу. Во время войны руководил сельскохозяйственным отделом Сталинградского обкома. После войны Карлов стал первым секретарем Калининского обкома, вторым секретарем ЦК компартии Узбекистана.
Все трое были людьми известными, все трое – Герои Социалистического труда. Но Карлову уже исполнилось шестьдесят четыре года, Золотухину – шестьдесят семь. А хотели кого-нибудь помоложе и с более широким кругозором. Горбачев подходил идеально…
Но в последний момент его назначение едва не сорвалось! И все из-за того, что бывший первый секретарь Ставропольского крайкома комсомола Виктор Мироненко позвонил опальному Семичастному, отправленному в Киев. Обсуждали последние новости. Разговор зашел о Михаиле Сергеевиче.
Владимир Ефимович Семичастный спросил Мироненко:
– Слушай, я не помню, Горбачев у нас когда работал?
– Так это вы подписывали решение о его назначении первым секретарем крайкома, – напомнил Мироненко.
Киевлянина Семичастного интересовали кадровые дела:
– Знаешь, почему я тебя спрашиваю? Говорят, вместо Кулакова то ли Горбачев будет, то ли наш Моргун.
Первый секретарь Полтавского обкома Моргун тоже считался кандидатом на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству. Федор Трофимович учился в Днепропетровске, что для Брежнева было большим плюсом, работал на целине…
Разговоры Семичастного записывали. Фамилии, которые называл бывший председатель КГБ, фиксировались. А именно в эти дни оформлялись все документы, необходимые для избрания Горбачева секретарем ЦК.
– Говорят, что Горбачева тут же вызвал Андропов, – рассказывал Мироненко, – и предупредил: будь осторожен, видишь, кто тебя поддерживает…
А теперь на пути Михаила Сергеевича к власти возникла еще и техническая трудность, но и она могла оказаться роковой.
«Неизвестно, чем бы все кончилось, но знатоки жизни членов ЦК отыскали водителя машины, отвозившего Михаила Сергеевича, выяснили, кто живет в том доме, куда его доставили, и тогда определили, где он может быть», – вспоминает Валерий Болдин, намекая на некую фривольность поведения своего бывшего начальника, вырвавшегося на свободу из-под бдительного надзора Раисы Максимовны.
А кто же нашел Горбачева? Виктор Васильевич Прибытков, первый помощник Черненко, вспоминает, как Черненко гневно сказал ему:
– Если за тридцать минут не найдешь Горбачева, то у нас есть и другие кандидатуры на секретарство!
Исполнительный Прибытков все-таки отыскал Горбачева. Но не допросив шофера (версия Болдина), а обратившись к своему приятелю, работавшему в ту пору у Горбачева в Ставрополье. Тот и подсказал, где искать шефа – в гостях у Марата Владимировича Грамова. Марат Грамов, еще один выходец из Ставрополя, трудился с Горбачевым в крайкоме, а в 1974 году его перевели в Москву, в отдел пропаганды ЦК.
«Веселенький» Горбачев успел вовремя попасть на Старую площадь, получил аудиенцию у Черненко, и на следующий день на пленуме Михаила Сергеевича сделали секретарем ЦК КПСС. Началось его восхождение к власти.
– Если бы я тогда оказался чуть менее расторопным, все сложилось бы по-иному, – вздыхает Прибытков. – Кто знает, поищи я его чуть дольше, и стал бы секретарем ЦК КПСС совсем другой человек…
Сразу после смерти Черненко Михаил Сергеевич убрал Прибыткова из ЦК КПСС и отправил в цензуру (Главлит).
Сам Михаил Горбачев с этой же истории начинает свой увесистый мемуарный двухтомник «Жизнь и реформы». По версии Горбачева, не было ни болдинского шофера, ни телефонного звонка Прибыткова. Просто опоздавший на дружескую вечеринку товарищ сообщил Горбачеву, что его давно ждут в ЦК. Михаил Сергеевич покинул гостеприимных хозяев и поехал к Черненко.
Это был звездный час в судьбе Горбачева. Он сделал первый шаг к тому, чтобы стать самостоятельным политиком и изменить судьбу страны. Сам Михаил Сергеевич нисколько не сомневается в том, что вся история с пьянкой, долгими поисками, недовольством Черненко не могла остановить его политического взлета. Перемены в стране должны были произойти, он был призван их осуществить. И многие с ним согласятся. Мелкие аппаратные чиновники могли бы, наверное, при желании и при благоприятном для них стечении обстоятельств навредить Горбачеву. Но в реальности судьбу его решали другие люди.
Глава кремлевской медицины академик Евгений Иванович Чазов вспоминал, как после смерти Кулакова прилетел в Крым, где отдыхал Брежнев. Разговор зашел о смерти Кулакова. Думая, кем его заменить, Брежнев первой назвал фамилию Горбачева:
– Правда, есть и возражения, хотя большинство говорит, что он настоящий партийный руководитель. Вернемся в Москву – все взвесим.
Чазов пошел на соседнюю дачу к Константину Устиновичу Черненко. Тот был очень обеспокоен состоянием здоровья Брежнева:
– В этой ситуации важно, чтобы вокруг него были настоящие друзья, преданные люди.
Он с сожалением сказал о смерти Кулакова:
– На его место есть целый ряд кандидатур. Леонид Ильич хочет выдвинуть Горбачева. Отзывы о нем неплохие. Но я его мало знаю с позиций человеческих качеств, с позиций отношения к Брежневу. Вы, случайно, его не знаете?
Чазов пишет, что к этому времени он уже понял азбуку политической интриги – побольше молчать, поменьше говорить, не раскрывать свои карты и не верить в искренность собеседника. Поэтому высказывался о Горбачеве очень осторожно.
Назначением в Москву Горбачев обязан не председателю КГБ Андропову, как это многим кажется, а главному партийному кадровику Ивану Васильевичу Капитонову, который по просьбе Брежнева подбирал кандидатов на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству, и, конечно же, Михаилу Андреевичу Суслову, второму человеку в партии.
Мнения председателя КГБ Андропова относительно кадровых вопросов в партии не спрашивали. Решающий голос принадлежал Суслову. Он, как бывший секретарь Ставропольского крайкома следил за своими наследниками и Горбачева знал.
Профессор Вадим Алексеевич Печенев, который работал в отделе пропаганды ЦК, а потом был помощником Черненко, рассказывал мне:
– Была любопытная деталь в той аппаратной жизни. Мы знали, что если сегодня в каком-то отделе появился инструктор или заведующий сектором с Урала, который традиционно курировал Кириленко, то завтра появится кто-то со Ставрополья, которое курировал Суслов. То есть они следили за соблюдением баланса.
На следующий день после избрания секретарем ЦК, в ноябре 1978 года, Горбачев пришел к Брежневу. Уже тяжело больной хозяин страны принял нового секретаря ЦК, но практически не реагировал на беседу. Произнес только одну фразу:
– Жаль Кулакова, хороший был человек… Черненко доверительно заметил Горбачеву:
– Леонид Ильич исходит из того, что ты на его стороне, лоялен по отношению к нему. Он это ценит.
Пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству был опасным – с учетом бедственного состояния самого сельского хозяйства. Михаил Сергеевич сразу же вступил в конфликт с главой правительства Алексеем Николаевичем Косыгиным, предполагая, что Брежневу это понравится. Правда, и Косыгин неважно относился к Горбачеву. Он несколько раз отдыхал в Кисловодске, но с Михаилом Сергеевичем не сблизился.
Перед началом торжественной церемонии вручения наград космонавтам в сентябре 1979 года члены высшего партийного руководства собрались у входа в Екатерининский зал. Косыгин недовольно сказал:
– Вот нам, членам политбюро, разослали записку сельхозотдела, Горбачев ее подписал. Он и его отдел пошли на поводу у местнических настроений, а у нас нет больше валюты закупать зерно. Надо не либеральничать, а предъявить более жесткий спрос и выполнить план заготовок.
В ответ на это Горбачев, который всего год был секретарем ЦК, позволил себе прилюдно атаковать члена политбюро. Самым жестким образом ответил, что если председатель Совета министров считает, что отдел ЦК проявил слабость, пусть поручит вытрясти зерно своему аппарату и доводит эту продразверстку до конца.
Воцарилась мертвая тишина, как вспоминал Горбачев. Такой выговор старшему по чину был невиданным делом. Но Михаил Сергеевич прекрасно знал расклад сил в политбюро. Брежнев сам постоянно давал понять, что он не очень доволен правительством, правительство не справляется, приходится Центральному комитету подменять Совет министров. Это было скрытой формой критики Косыгина.
И после церемонии Брежнев позвонил Горбачеву:
– Переживаешь? – спросил сочувственно.
– Да, – ответил Горбачев. – Но дело не в этом. Не могу согласиться с тем, что занял негосударственную позицию.
– Ты правильно поступил, не переживай, – сказал Брежнев. – Надо действительно добиваться, чтобы правительство больше занималось сельским хозяйством.
Через два месяца Горбачева повысили в партийном звании. Ему позвонил Суслов:
– Тут у нас разговор был. Предстоит пленум. Есть намерение укрепить ваши позиции. Будем рекомендовать вас кандидатом в члены политбюро.
27 ноября 1979 года, на пленуме, Горбачев поднялся еще на одну ступеньку в партийной иерархии. Суслов поддержал и его избрание в политбюро.
Кто привел его к власти?
Особую роль в судьбе Горбачева сыграл Андропов, который с 1967 года занимал пост председателя комитета госбезопасности. У Юрия Владимировича был свой интерес. Он понимал, что один из его главных недостатков – отрыв от партийных секретарей. В этом кругу – в отличие от Кириленко или Черненко – у него не было достаточной опоры. Андропов искал возможности привлечь на свою сторону молодых партийных секретарей, хотя не имел права в этом усердствовать. Товарищи по политбюро обратили бы внимание на слишком частые контакты председателя комитета с руководителями областей.
А с Горбачевым он общался исключительно на отдыхе – тут никому ничего объяснять не приходилось. Юрий Владимирович заботился о карьере лично известного и симпатичного ему Горбачева. В воспоминаниях Михаила Сергеевича живо описано, как в 1975 году он обрушился на Андропова:
– Вы думаете о стране или нет?
– Что за дикий вопрос? – недоуменно спросил Юрий Владимирович.
– В течение ближайших трех-пяти лет большинство членов политбюро уйдет, – пояснил свою мысль Горбачев. – Просто перемрет. Они уже на грани…
Михаил Сергеевич горячо заговорил о том, что надо выдвигать молодых работников:
– Помните, что в народе говорят: «Леса без подлеска не бывает». Нет оснований сомневаться в точности этого разговора, воспроизведенного Горбачевым по памяти. Но что-то вызывает сомнение. Трудно предположить, что первый секретарь крайкома позволял себе так резко разговаривать со всесильным председателем КГБ. Заводить разговор о том, что члены политбюро стары и скоро умрут, – в присутствии весьма немолодого и тяжелобольного Андропова – было даже по-человечески неприлично. Ставить вопрос о выдвижении молодых – как минимум нескромно.
Свидетели их бесед в Ставрополе говорят о том, что тональность была, разумеется, иной – более чем почтительной со стороны Михаила Сергеевича.
Горбачев познакомился с Андроповым благодаря тому, что Юрий Владимирович, страдавший болезнью почек, каждый год приезжал на Северный Кавказ лечиться. Из-за событий в Чехословакии знаменитый курорт в Карловых Варах высшие руководители посещать не могли. На курорты Кавказских Минеральных Вод фактически приезжало все крупное начальство – лечиться и отдыхать. Как тут не проявить внимание, не организовать отдых так, чтобы у большого начальника остались наилучшие воспоминания? И грех было не воспользоваться возможностью побыть с московским начальством накоротке. Даже понятие такое появилось – «курортный секретарь».
Впервые Андропов приехал в Ставропольский край в апреле 1969 года. Он разместился в Железноводске, в санатории 4-го главного управления «Дубовая роща». Там был трехкомнатный люкс, не очень уютный, для самых высокопоставленных пациентов.
Приветствовать члена политбюро прибыли первый секретарь крайкома Ефремов, второй секретарь крайкома Горбачев и начальник краевого управления госбезопасности Нордман. По инструкции начальник управления госбезопасности на своей территории лично отвечал за безопасность члена политбюро, хотя Андропов приезжал с охраной. Впоследствии Андропов предпочитал более комфортный санаторий «Красные камни» в Кисловодске, где был специальный особняк для членов политбюро.
А с Горбачевым он общался исключительно на отдыхе – тут никому ничего объяснять не приходилось. Юрий Владимирович заботился о карьере лично известного и симпатичного ему Горбачева. В воспоминаниях Михаила Сергеевича живо описано, как в 1975 году он обрушился на Андропова:
– Вы думаете о стране или нет?
– Что за дикий вопрос? – недоуменно спросил Юрий Владимирович.
– В течение ближайших трех-пяти лет большинство членов политбюро уйдет, – пояснил свою мысль Горбачев. – Просто перемрет. Они уже на грани…
Михаил Сергеевич горячо заговорил о том, что надо выдвигать молодых работников:
– Помните, что в народе говорят: «Леса без подлеска не бывает». Нет оснований сомневаться в точности этого разговора, воспроизведенного Горбачевым по памяти. Но что-то вызывает сомнение. Трудно предположить, что первый секретарь крайкома позволял себе так резко разговаривать со всесильным председателем КГБ. Заводить разговор о том, что члены политбюро стары и скоро умрут, – в присутствии весьма немолодого и тяжелобольного Андропова – было даже по-человечески неприлично. Ставить вопрос о выдвижении молодых – как минимум нескромно.
Свидетели их бесед в Ставрополе говорят о том, что тональность была, разумеется, иной – более чем почтительной со стороны Михаила Сергеевича.
Горбачев познакомился с Андроповым благодаря тому, что Юрий Владимирович, страдавший болезнью почек, каждый год приезжал на Северный Кавказ лечиться. Из-за событий в Чехословакии знаменитый курорт в Карловых Варах высшие руководители посещать не могли. На курорты Кавказских Минеральных Вод фактически приезжало все крупное начальство – лечиться и отдыхать. Как тут не проявить внимание, не организовать отдых так, чтобы у большого начальника остались наилучшие воспоминания? И грех было не воспользоваться возможностью побыть с московским начальством накоротке. Даже понятие такое появилось – «курортный секретарь».
Впервые Андропов приехал в Ставропольский край в апреле 1969 года. Он разместился в Железноводске, в санатории 4-го главного управления «Дубовая роща». Там был трехкомнатный люкс, не очень уютный, для самых высокопоставленных пациентов.
Приветствовать члена политбюро прибыли первый секретарь крайкома Ефремов, второй секретарь крайкома Горбачев и начальник краевого управления госбезопасности Нордман. По инструкции начальник управления госбезопасности на своей территории лично отвечал за безопасность члена политбюро, хотя Андропов приезжал с охраной. Впоследствии Андропов предпочитал более комфортный санаторий «Красные камни» в Кисловодске, где был специальный особняк для членов политбюро.