Страница:
Иностранцы считали российский Совет безопасности новым политбюро, которое стоит выше правительства и втайне принимает ключевые решения. Или просто называли Совет безопасности тайным правительством, которое принимает все основные решения.
На самом деле есть как бы два Совета безопасности. Один – учреждение, входящее в администрацию президента. Другой – просто собрание высших должностных лиц государства, которые нашли удобное название для своих заседаний по секретным делам. Когда Борису Ельцину надо было обсудить какое-то сложное и опасное дело (скажем, военную операцию в Чечне), он созывал ключевых министров – и это называлось заседанием Совета безопасности. Но к работе самого Совета такое закрытое совещание обычно никакого отношения не имело.
Новая должность приблизила Путина к президенту и его окружению. И сам Борис Николаевич, и его семья хотели получше присмотреться к новому человеку. Им всем предстояло вверить ему свою судьбу…
Часть третья
«Я предлагаю вам пост премьера»
Вторая чеченская война
На самом деле есть как бы два Совета безопасности. Один – учреждение, входящее в администрацию президента. Другой – просто собрание высших должностных лиц государства, которые нашли удобное название для своих заседаний по секретным делам. Когда Борису Ельцину надо было обсудить какое-то сложное и опасное дело (скажем, военную операцию в Чечне), он созывал ключевых министров – и это называлось заседанием Совета безопасности. Но к работе самого Совета такое закрытое совещание обычно никакого отношения не имело.
Новая должность приблизила Путина к президенту и его окружению. И сам Борис Николаевич, и его семья хотели получше присмотреться к новому человеку. Им всем предстояло вверить ему свою судьбу…
Часть третья
Со Старой площади в Белый дом
Угол поиска у Ельцина сузился. Борис Николаевич подбирал людей определенного склада: офицер Бордюжа, офицер Степашин, офицер Путин. Время уходит катастрофически быстро, а окончательный выбор все еще не сделан.
Вслед за Бордюжей отправлен был в отставку с поста главы правительства и Примаков. Ельцин никак не мог решить, кого поставить взамен. Ему понравился путейский генерал Аксененко, министр железнодорожного транспорта.
Николай Емельянович всю жизнь проработал на железной дороге. Чистый хозяйственник. Политикой не занимался, ни в депутаты, ни в губернаторы не баллотировался. Новый человек – это плюс. Аксененко, говорят, чисто внешне приглянулся Ельцину. Он симпатизировал высоким, статным мужикам с рабочей биографией, которые так напоминали его самого в молодости.
Ельцин позвонил утром председателю Государственной думы Геннадию Николаевичу Селезневу и предупредил, что отправляет представление на Аксененко. А прислал письмо с просьбой одобрить кандидатуру Степашина. Селезневу оставалось только развести руками:
– У нашего президента семь пятниц на неделе.
Вслед за Бордюжей отправлен был в отставку с поста главы правительства и Примаков. Ельцин никак не мог решить, кого поставить взамен. Ему понравился путейский генерал Аксененко, министр железнодорожного транспорта.
Николай Емельянович всю жизнь проработал на железной дороге. Чистый хозяйственник. Политикой не занимался, ни в депутаты, ни в губернаторы не баллотировался. Новый человек – это плюс. Аксененко, говорят, чисто внешне приглянулся Ельцину. Он симпатизировал высоким, статным мужикам с рабочей биографией, которые так напоминали его самого в молодости.
Ельцин позвонил утром председателю Государственной думы Геннадию Николаевичу Селезневу и предупредил, что отправляет представление на Аксененко. А прислал письмо с просьбой одобрить кандидатуру Степашина. Селезневу оставалось только развести руками:
– У нашего президента семь пятниц на неделе.
«Я предлагаю вам пост премьера»
Рассказывают, что в последний момент к Ельцину прорвался Чубайс и переубедил, сделав акцент на достоинства Сергея Степашина: молод, предан, надежен.
Поэтому Аксененко Борис Николаевич сделал дублером – первым вице-премьером. Но с перспективой. Впрочем, скоро стало ясно, что Николай Емельянович на главу правительства не тянет. И в преемники не годится. Но этот эпизод с преемничеством, похоже, не прошел для него даром. Осенью 2001 года против него возбудили уголовное дело по обвинению в превышении полномочий. Но Аксененко свалила тяжкая болезнь. Ему разрешили уехать лечиться. Он умер в июле 2005 года в мюнхенской клинике.
Однако же и премьерство Степашина оказалось недолгим…
Рано утром 5 августа 1999 года Ельцин вызвал к себе Путина:
– Я принял решение, Владимир Владимирович, и предлагаю вам пост премьер-министра. Вы примерно представляете, почему я вынужден отставить вашего предшественника. Я знаю, что Степашин ваш друг, тоже петербуржец, но сейчас нужно думать о другом. Ваша позиция должна быть твердой.
Ельцин нашел того, кого столько времени искал. Множество людей, которые мечтали стать президентом, остались у разбитого корыта. Впервые главой России стал человек, который этого совершенно не ожидал. Борис Березовский уверял, что Владимир Владимирович строил иные планы:
– Когда я беседовал с ним в феврале 1999 года, он сказал: «Борь, дайте мне “Газпром”».
Затем к Ельцину привели Степашина. Сергей Вадимович старался честно исполнять свои обязанности и вызвал симпатии в обществе. А президент Ельцин был им недоволен:
– Нужно создать твердый центр власти, собрать вокруг себя политическую элиту страны. Проявите решимость…
«Степашин слишком мягок, – говорится в последней книге Ельцина. – Я не уверен в том, что он будет идти до конца, если потребуется, сможет проявить ту огромную волю, огромную решительность, которая нужна в политической борьбе…»
Вот этого никто, кроме Ельцина, не уловил: Степашину не хватает характера. Властители такой страны, как наша, делаются из другого, куда более жесткого материала.
Степашин говорил:
– Я не Пиночет.
Вот поэтому с ним и расстались.
На беседе президента с премьером присутствовал Путин. Учился? Постигал искусство управления правительством?
В тот день Степашин сумел, как ему показалось, переубедить Ельцина, снять все его замечания и развеять сомнения. Разговор с президентом, по словам самого Сергея Вадимовича, получился «просто замечательный». После чего Степашин по совету президента отправился в поездку по стране. В эти дни началось вторжение чеченских боевиков под командованием Шамиля Басаева и Хоттаба в соседний Дагестан. Казалось, вот-вот заполыхает весь Северный Кавказ. В воскресенье премьер-министр прилетел в Махачкалу, оттуда позвонил президенту, получил санкцию на ведение военных действий против боевиков, прорвавшихся в Дагестан. Вернулся в боевом настроении в Москву, а на следующий день, 9 августа, в понедельник рано утром Ельцин отправил его в отставку.
На сей раз разговор был очень коротким. Эта сцена описана в «Президентском марафоне» Ельцина. При разговоре со Степашиным присутствовал Александр Стальевич Волошин, который с 19 марта 1999 года руководил президентской администрацией.
В советские времена Волошин работал в отделе исследований текущей конъюнктуры Всесоюзного научно-исследовательского конъюнктурного института. Этот институт обслуживал Министерство внешней торговли, и его сотрудники хорошо представляли себе механизм работы западной экономики.
После перестройки Волошина приметил Борис Березовский. Александр Стальевич трудился у Березовского в торговавшей машинами компании «ЛогоВАЗ», занимался ценными бумагами, потом чековыми инвестиционными фондами, приватизационными аукционами и тендерами. Газеты в ту пору обвиняли его в соучастии в уводе из бюджета многих миллионов долларов, но никаких последствий эти публикации не имели. Считается, что Березовский и привел Волошина в администрацию президента.
Рассказывают, впрочем, что когда отношение к Березовскому в Кремле изменилось, Александр Стальевич перестал узнавать бывшего покровителя…
– Сергей Вадимович, сегодня я принял решение отправить вас в отставку, – сказал Ельцин. – Буду предлагать Владимира Владимировича Думе в качестве премьер-министра. А пока прошу вас завизировать указ о назначении Путина первым вице-премьером.
Степашин разволновался, покраснел. С трудом выговорил:
– Борис Николаевич, это решение… преждевременное. Я считаю, это ошибка.
– Сергей Вадимович, но президент уже принял решение, – вступил в разговор Александр Волошин, желая поскорее избавить Ельцина от неприятных объяснений.
Присутствие Волошина раздражало Степашина.
– Борис Николаевич, я очень вас прошу… поговорить со мной наедине.
Ельцин кивнул, и они остались один на один. Сергей Вадимович говорил в основном о своей верности президенту:
– Я всегда был с вами и никогда вас не предавал.
Но Ельцин уже принял решение.
Позднее разочарованный и обиженный Степашин откровенно скажет журналистам:
– Я никого обслуживать никогда не хотел. Меня никто никогда не покупал. Не все же продаются и не всё же покупается в нашей стране… Ошибка это или не ошибка, но меня просто нельзя переделать. Я не стал обслуживать интересы определенной группы, которая посчитала, что в этой ситуации я ненадежен.
Степашин признавался, что у него есть одна слабость как у политика:
– Я доверяю людям. За неделю до снятия ко мне в гости приезжала, как говорится, группа товарищей. Жена приготовила ужин. Все было замечательно, а потом они же меня снимали. И ведь они в тот момент уже об этом знали, понимаете? Хотя бы сказали по-дружески!.. Не пришло еще время таких, как я. В очках, да еще и улыбается… Не пришло пока. Березовский так прямо мне и сказал: «Быдлу сейчас нужен Лебедь. А твое время еще не пришло».
Борис Березовский тоже ошибся. Настало время не Александра Ивановича Лебедя, а Владимира Владимировича Путина.
– На кого будем опираться на выборах? – деловито поинтересовался Путин у президента.
– Не знаю, – ответил Ельцин, – будем строить новую партию. Но главное – ваш собственный политический ресурс, ваш образ.
У Путина был опыт политической борьбы в Санкт-Петербурге. Неудачный.
– Предвыборной борьбы не люблю, – признался Владимир Владимирович. – Очень. Не умею ею заниматься и не люблю.
– А вам не придется этим заниматься, – утешил его Ельцин. – Главное – ваша воля, уверенность в себе. Вы готовы?
– Буду работать там, куда назначите, – сказал Путин.
Президент сказал Владимиру Владимировичу, что ему придется не просто сменить нерешительного Степашина, но и действовать предельно жестко.
Путин, как говорится в книге «Президентский марафон», понравился Ельцину «холодным взглядом и военной точностью формулировок». Владимир Владимирович – в отличие от своего предшественника – не смущался и не краснел, было ощущение, что он «готов абсолютно ко всему в жизни, причем ответит на любой вызов ясно и четко».
Люди знающие уверяют, что важнейшую роль в выдвижении Путина сыграл Волошин, который убедил Ельцина, что Владимир Владимирович – тот самый человек, который ему нужен. Путин об этом знает, помнит, благодарен Александру Волошину, поэтому тот сохранил свой пост и после ухода Ельцина, а потом переместился в престижное кресло председателя совета директоров РАО ЕЭС «Россия». Прекратило существование РАО, нашлась другая заметная и очень высокооплачиваемая должность…
За три дня до назначения в правительство Путин похоронил отца – Владимира Спиридоновича. Путин-старший почти два года провел в онкологической больнице. Они легли в больницу одновременно с женой, но Мария Ивановна быстро ушла в мир иной. Это произошло 6 июля 1998 года.
Владимира Спиридоновича лечили от радикулита, а оказалось, что у него рак, который уже дал метастазы. Онкологи продлили ему жизнь на полтора года. Он вновь смог ходить. Сын прилетал к нему почти каждую неделю. Но Владимир Спиридонович так и не успел порадоваться за сына… Родителей Путина похоронили на Серафимовском кладбище, где потом найдут вечное упокоение моряки затонувшей подводной лодки «Курск».
Несмотря на смерть отца, Владимир Владимирович в первый премьерский день держался спокойно. Выступая по телевидению по случаю назначения Путина главой правительства, Ельцин говорил:
– Ровно через год будут президентские выборы. И сейчас я решил назвать человека, который, по моему мнению, способен консолидировать общество, опираясь на самые широкие политические силы, обеспечить продолжение реформ в России. Он сможет сплотить вокруг себя тех, кому в новом, XXI веке предстоит обновлять великую Россию. Это секретарь Совета безопасности, директор Федеральной службы безопасности Владимир Владимирович Путин…
Слова Ельцина и назначение Путина всерьез никто не воспринимал. Казалось: пришел еще один калиф на час. Предсказывали: ну и этого через неделю-другую уберут. До следующих президентских выборов все равно придется терпеть ельцинские трюки…
Средства массовой информации встретили назначение Путина скорее с недоумением.
«Объявлять мало известного стране руководителя сил безопасности Владимира Путина, – удивлялась “Парламентская газета”, – человека, похоже, умного, но сугубо военного, лишенного не только харизмы, но и опыта управления делами государства, своим официальным преемником иначе как очередной причудой президента назвать нельзя».
«Как известно, Б. Ельцин всегда отдавал предпочтение политикам большим и сильным, с кулаками, плечами и чтоб голос гремел, – отмечали “Аргументы и факты”. – В. Путин по типажу абсолютно выбивается из круга президентских любимчиков. Небольшого роста, лысоватый и вообще какой-то незаметный».
«Ни один чиновник не доставил журналистам столько проблем, сколько Владимир Владимирович Путин, – писала “Комсомольская правда”. – ВВ, как его называли в Питере, относится к тем людям, про которых известно лишь то, что они пожелают рассказать сами».
«Он очень нравится женщинам: голубоглазый, спортивный, – сообщал журнал “Профиль”. – Голубые глаза, видимо, действовали на женщин Смольного гипнотически, и, несмотря на путинские залысины, они до сих пор называют его блондином. Когда Собчак проиграл выборы и Путин прощался с коллективом, женщины плакали».
Анатолий Чубайс считал, что назначение Путина – ошибка. Депутаты его не утвердят, тогда Ельцину придется распустить Думу. А на выборах победят его злейшие враги – коммунисты в компании с Примаковым и Лужковым…
Александр Волошин же отстаивал иную точку зрения: депутаты недооценивают Путина, они сочтут его слабым кандидатом и утвердят кандидатуру.
При голосовании в Думе 16 августа 1999 года Путин набрал всего двести тридцать три голоса – меньше всех своих предшественников. Это была унизительно маленькая цифра. Слова Ельцина в поддержку Владимира Владимировича всерьез никто не воспринимал. А потом стало ясно, что на сей раз Ельцин не промахнулся. Он нашел того, кого столько времени искал.
В конце августа 1999 года Наина Иосифовна рассказывала корреспондентам:
– Сейчас это назначение трудно объяснить, но пройдет некоторое время, и все поймут, что решение это было правильным.
Сам Путин причины собственного выдвижения объяснял просто:
– Московская политическая элита сама себя истребила в непрекращающейся борьбе то ли за власть, то ли за имущество. Так что выбор был невелик.
Поэтому Аксененко Борис Николаевич сделал дублером – первым вице-премьером. Но с перспективой. Впрочем, скоро стало ясно, что Николай Емельянович на главу правительства не тянет. И в преемники не годится. Но этот эпизод с преемничеством, похоже, не прошел для него даром. Осенью 2001 года против него возбудили уголовное дело по обвинению в превышении полномочий. Но Аксененко свалила тяжкая болезнь. Ему разрешили уехать лечиться. Он умер в июле 2005 года в мюнхенской клинике.
Однако же и премьерство Степашина оказалось недолгим…
Рано утром 5 августа 1999 года Ельцин вызвал к себе Путина:
– Я принял решение, Владимир Владимирович, и предлагаю вам пост премьер-министра. Вы примерно представляете, почему я вынужден отставить вашего предшественника. Я знаю, что Степашин ваш друг, тоже петербуржец, но сейчас нужно думать о другом. Ваша позиция должна быть твердой.
Ельцин нашел того, кого столько времени искал. Множество людей, которые мечтали стать президентом, остались у разбитого корыта. Впервые главой России стал человек, который этого совершенно не ожидал. Борис Березовский уверял, что Владимир Владимирович строил иные планы:
– Когда я беседовал с ним в феврале 1999 года, он сказал: «Борь, дайте мне “Газпром”».
Затем к Ельцину привели Степашина. Сергей Вадимович старался честно исполнять свои обязанности и вызвал симпатии в обществе. А президент Ельцин был им недоволен:
– Нужно создать твердый центр власти, собрать вокруг себя политическую элиту страны. Проявите решимость…
«Степашин слишком мягок, – говорится в последней книге Ельцина. – Я не уверен в том, что он будет идти до конца, если потребуется, сможет проявить ту огромную волю, огромную решительность, которая нужна в политической борьбе…»
Вот этого никто, кроме Ельцина, не уловил: Степашину не хватает характера. Властители такой страны, как наша, делаются из другого, куда более жесткого материала.
Степашин говорил:
– Я не Пиночет.
Вот поэтому с ним и расстались.
На беседе президента с премьером присутствовал Путин. Учился? Постигал искусство управления правительством?
В тот день Степашин сумел, как ему показалось, переубедить Ельцина, снять все его замечания и развеять сомнения. Разговор с президентом, по словам самого Сергея Вадимовича, получился «просто замечательный». После чего Степашин по совету президента отправился в поездку по стране. В эти дни началось вторжение чеченских боевиков под командованием Шамиля Басаева и Хоттаба в соседний Дагестан. Казалось, вот-вот заполыхает весь Северный Кавказ. В воскресенье премьер-министр прилетел в Махачкалу, оттуда позвонил президенту, получил санкцию на ведение военных действий против боевиков, прорвавшихся в Дагестан. Вернулся в боевом настроении в Москву, а на следующий день, 9 августа, в понедельник рано утром Ельцин отправил его в отставку.
На сей раз разговор был очень коротким. Эта сцена описана в «Президентском марафоне» Ельцина. При разговоре со Степашиным присутствовал Александр Стальевич Волошин, который с 19 марта 1999 года руководил президентской администрацией.
В советские времена Волошин работал в отделе исследований текущей конъюнктуры Всесоюзного научно-исследовательского конъюнктурного института. Этот институт обслуживал Министерство внешней торговли, и его сотрудники хорошо представляли себе механизм работы западной экономики.
После перестройки Волошина приметил Борис Березовский. Александр Стальевич трудился у Березовского в торговавшей машинами компании «ЛогоВАЗ», занимался ценными бумагами, потом чековыми инвестиционными фондами, приватизационными аукционами и тендерами. Газеты в ту пору обвиняли его в соучастии в уводе из бюджета многих миллионов долларов, но никаких последствий эти публикации не имели. Считается, что Березовский и привел Волошина в администрацию президента.
Рассказывают, впрочем, что когда отношение к Березовскому в Кремле изменилось, Александр Стальевич перестал узнавать бывшего покровителя…
– Сергей Вадимович, сегодня я принял решение отправить вас в отставку, – сказал Ельцин. – Буду предлагать Владимира Владимировича Думе в качестве премьер-министра. А пока прошу вас завизировать указ о назначении Путина первым вице-премьером.
Степашин разволновался, покраснел. С трудом выговорил:
– Борис Николаевич, это решение… преждевременное. Я считаю, это ошибка.
– Сергей Вадимович, но президент уже принял решение, – вступил в разговор Александр Волошин, желая поскорее избавить Ельцина от неприятных объяснений.
Присутствие Волошина раздражало Степашина.
– Борис Николаевич, я очень вас прошу… поговорить со мной наедине.
Ельцин кивнул, и они остались один на один. Сергей Вадимович говорил в основном о своей верности президенту:
– Я всегда был с вами и никогда вас не предавал.
Но Ельцин уже принял решение.
Позднее разочарованный и обиженный Степашин откровенно скажет журналистам:
– Я никого обслуживать никогда не хотел. Меня никто никогда не покупал. Не все же продаются и не всё же покупается в нашей стране… Ошибка это или не ошибка, но меня просто нельзя переделать. Я не стал обслуживать интересы определенной группы, которая посчитала, что в этой ситуации я ненадежен.
Степашин признавался, что у него есть одна слабость как у политика:
– Я доверяю людям. За неделю до снятия ко мне в гости приезжала, как говорится, группа товарищей. Жена приготовила ужин. Все было замечательно, а потом они же меня снимали. И ведь они в тот момент уже об этом знали, понимаете? Хотя бы сказали по-дружески!.. Не пришло еще время таких, как я. В очках, да еще и улыбается… Не пришло пока. Березовский так прямо мне и сказал: «Быдлу сейчас нужен Лебедь. А твое время еще не пришло».
Борис Березовский тоже ошибся. Настало время не Александра Ивановича Лебедя, а Владимира Владимировича Путина.
– На кого будем опираться на выборах? – деловито поинтересовался Путин у президента.
– Не знаю, – ответил Ельцин, – будем строить новую партию. Но главное – ваш собственный политический ресурс, ваш образ.
У Путина был опыт политической борьбы в Санкт-Петербурге. Неудачный.
– Предвыборной борьбы не люблю, – признался Владимир Владимирович. – Очень. Не умею ею заниматься и не люблю.
– А вам не придется этим заниматься, – утешил его Ельцин. – Главное – ваша воля, уверенность в себе. Вы готовы?
– Буду работать там, куда назначите, – сказал Путин.
Президент сказал Владимиру Владимировичу, что ему придется не просто сменить нерешительного Степашина, но и действовать предельно жестко.
Путин, как говорится в книге «Президентский марафон», понравился Ельцину «холодным взглядом и военной точностью формулировок». Владимир Владимирович – в отличие от своего предшественника – не смущался и не краснел, было ощущение, что он «готов абсолютно ко всему в жизни, причем ответит на любой вызов ясно и четко».
Люди знающие уверяют, что важнейшую роль в выдвижении Путина сыграл Волошин, который убедил Ельцина, что Владимир Владимирович – тот самый человек, который ему нужен. Путин об этом знает, помнит, благодарен Александру Волошину, поэтому тот сохранил свой пост и после ухода Ельцина, а потом переместился в престижное кресло председателя совета директоров РАО ЕЭС «Россия». Прекратило существование РАО, нашлась другая заметная и очень высокооплачиваемая должность…
За три дня до назначения в правительство Путин похоронил отца – Владимира Спиридоновича. Путин-старший почти два года провел в онкологической больнице. Они легли в больницу одновременно с женой, но Мария Ивановна быстро ушла в мир иной. Это произошло 6 июля 1998 года.
Владимира Спиридоновича лечили от радикулита, а оказалось, что у него рак, который уже дал метастазы. Онкологи продлили ему жизнь на полтора года. Он вновь смог ходить. Сын прилетал к нему почти каждую неделю. Но Владимир Спиридонович так и не успел порадоваться за сына… Родителей Путина похоронили на Серафимовском кладбище, где потом найдут вечное упокоение моряки затонувшей подводной лодки «Курск».
Несмотря на смерть отца, Владимир Владимирович в первый премьерский день держался спокойно. Выступая по телевидению по случаю назначения Путина главой правительства, Ельцин говорил:
– Ровно через год будут президентские выборы. И сейчас я решил назвать человека, который, по моему мнению, способен консолидировать общество, опираясь на самые широкие политические силы, обеспечить продолжение реформ в России. Он сможет сплотить вокруг себя тех, кому в новом, XXI веке предстоит обновлять великую Россию. Это секретарь Совета безопасности, директор Федеральной службы безопасности Владимир Владимирович Путин…
Слова Ельцина и назначение Путина всерьез никто не воспринимал. Казалось: пришел еще один калиф на час. Предсказывали: ну и этого через неделю-другую уберут. До следующих президентских выборов все равно придется терпеть ельцинские трюки…
Средства массовой информации встретили назначение Путина скорее с недоумением.
«Объявлять мало известного стране руководителя сил безопасности Владимира Путина, – удивлялась “Парламентская газета”, – человека, похоже, умного, но сугубо военного, лишенного не только харизмы, но и опыта управления делами государства, своим официальным преемником иначе как очередной причудой президента назвать нельзя».
«Как известно, Б. Ельцин всегда отдавал предпочтение политикам большим и сильным, с кулаками, плечами и чтоб голос гремел, – отмечали “Аргументы и факты”. – В. Путин по типажу абсолютно выбивается из круга президентских любимчиков. Небольшого роста, лысоватый и вообще какой-то незаметный».
«Ни один чиновник не доставил журналистам столько проблем, сколько Владимир Владимирович Путин, – писала “Комсомольская правда”. – ВВ, как его называли в Питере, относится к тем людям, про которых известно лишь то, что они пожелают рассказать сами».
«Он очень нравится женщинам: голубоглазый, спортивный, – сообщал журнал “Профиль”. – Голубые глаза, видимо, действовали на женщин Смольного гипнотически, и, несмотря на путинские залысины, они до сих пор называют его блондином. Когда Собчак проиграл выборы и Путин прощался с коллективом, женщины плакали».
Анатолий Чубайс считал, что назначение Путина – ошибка. Депутаты его не утвердят, тогда Ельцину придется распустить Думу. А на выборах победят его злейшие враги – коммунисты в компании с Примаковым и Лужковым…
Александр Волошин же отстаивал иную точку зрения: депутаты недооценивают Путина, они сочтут его слабым кандидатом и утвердят кандидатуру.
При голосовании в Думе 16 августа 1999 года Путин набрал всего двести тридцать три голоса – меньше всех своих предшественников. Это была унизительно маленькая цифра. Слова Ельцина в поддержку Владимира Владимировича всерьез никто не воспринимал. А потом стало ясно, что на сей раз Ельцин не промахнулся. Он нашел того, кого столько времени искал.
В конце августа 1999 года Наина Иосифовна рассказывала корреспондентам:
– Сейчас это назначение трудно объяснить, но пройдет некоторое время, и все поймут, что решение это было правильным.
Сам Путин причины собственного выдвижения объяснял просто:
– Московская политическая элита сама себя истребила в непрекращающейся борьбе то ли за власть, то ли за имущество. Так что выбор был невелик.
Вторая чеченская война
7 августа 1999 года отряд чеченских боевиков во главе с Шамилем Басаевым и приехавшим из Иордании Хаттабом вторгся на территорию Дагестана. Операция боевиков оказалась для страны полной неожиданностью, хотя естественно было бы предположить, что армия и спецслужбы пристально следят за тем, что творится на мятежной территории.
Вторжение боевиков в Дагестан готовилось несколько месяцев, если не лет. Военные потом с раздражением говорили, что там были созданы долговременные оборонительные сооружения, и возмущались поведением местных властей, которые ничего не замечали.
Удивлялись и бездействию Федеральной службы безопасности.
В реальности и ФСБ, и военная разведка завалили высшее руководство предупреждениями. Тогдашний премьер-министр Сергей Степашин рассказывал потом в газетном интервью: «Каждый день шли шифровки от разных спецслужб, соперничающих друг с другом: вторжение вот-вот начнется. А даты назывались разные. Есть у спецслужб такой элемент внутренней подстраховки: “если что – я доложил”. И когда ничего не происходит – появляется элемент расслабления…»
Боевики вошли в Дагестан под зеленым знаменем джихада – священной войны против неверных – и обещали создать исламское государство, которое объединит Чечню и Дагестан. В самом Дагестане к ним присоединились ваххабиты. О них уже несколько лет говорили как о новых и опасных врагах, которые будут пострашнее обычных бандитов из Чечни, потому что ваххабиты намерены оторвать от России Северный Кавказ и создать самостоятельное исламское государство.
Первая чеченская война способствовала распространению крайних форм ислама на Северном Кавказе, как, впрочем, и в других районах России, где молодые мусульмане сочувствовали своим единоверцам в Чечне. Агрессивный фундаментализм быстро приводит радикально настроенную молодежь к идее террора. Террор – это метод, который нравится всем, кто хочет очень быстро добиться своих целей и заполучить то, чего он желает, – власть, деньги, оружие. Террор – это попытка малыми средствами добиться больших целей. Исламские боевики в Чечне легко вербовали молодежь, которая охотно поддавалась внушению и считала, что сражается за благородное дело.
Боевики, имея весьма слабое представление о религии, стремились выставить себя пламенными приверженцами ислама. В результате ваххабизм стал синонимом террора, экстремизма, радикализма.
Большая часть дагестанских ваххабитов была далека от политики. Все, чего они хотели, – это иметь возможность исполнять каноны ислама так, как они считают нужным. Осенью 1998 года они установили свою власть в селах Карамахи и Чабанмахи. Но тогда Москва не видела оснований применять оружие. Сергей Степашин успокоил ваххабитов:
– Если хотите соблюдать исламские обряды и традиции – соблюдайте. Никто вам мешать не станет.
Но чеченские боевики видели в ваххабитах своих естественных союзников в борьбе за единое исламское государство. Боевики, верно, считали, что Москва не решится на вторую чеченскую войну. Тем более что правительство возглавлял Степашин, однажды погоревший на Чечне. Он приказал организовать отпор бандитам, но развязывать настоящую войну не хотел. Желание Степашина избежать жертв стоило ему карьеры.
Хотя Степашин рассказывал потом, что начиная с марта готовился план ведения боевых действий в Чечне:
– Мы планировали выйти к Тереку в августе-сентябре. Так что это произошло бы, даже если бы не было взрывов в Москве. Я вел работу по укреплению границ с Чечней, готовясь к активному наступлению…
Боевики не ожидали, что получат мгновенный и жесткий отпор. В Дагестан перебросили дополнительные силы, и 11 августа началась крупномасштабная операция по уничтожению боевиков. Федеральные войска действовали умело, не так, как в первую чеченскую войну. Новая тактика формировалась под влиянием современного мирового опыта – подавление авиацией и артиллерией огневых точек противника, расчленение и окружение отрядов противника, отказ от традиции брать населенные пункты к заранее установленной дате или к празднику.
Но тут произошла новая беда. 4 сентября 1999 года взорвали дом в Буйнакске – погибли больше шестидесяти человек, 9 сентября прозвучал первый взрыв в Москве, погибли около девяноста человек, 13 сентября – второй взрыв, больше ста двадцати жертв. И уже после того, как боевиков выбили из Дагестана, прогремел взрыв в Волгодонске, семнадцать погибших… Это были хорошо подготовленные террористические акты.
Тогда возник резонный вопрос: почему же ФСБ при таком огромном и разветвленном аппарате не смогла предупредить эти страшные взрывы, которые унесли столько жизней? Удивляло и то, что проходил месяц за месяцем, а организаторы и исполнители террористических актов в Москве и других городах продолжали гулять на свободе.
В отсутствие достоверной информации ходили самые безумные слухи. В том числе писали о том, что эти взрывы были провокацией, организованной для того, чтобы получить предлог для нанесения удара по Чечне и тем самым обеспечить избрание Владимира Путина президентом. Рассказывали о том, что есть люди, которые знают правду. Предположение о том, что взрывы на самом деле были провокацией органов безопасности, – чудовищное. Но законы, которым повинуется массовое сознание, известны: пока не будет проведено полное расследование и не состоится открытый и гласный суд, люди могут предполагать все, что угодно. Впоследствии сообщили, что дома взрывали не чеченские боевики, а участники подпольных исламистских организаций Карачаево-Черкесии.
В конце 1999 года руководители департамента ФСБ по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом оценили работу своего департамента как неудовлетворительную. Признали, что не смогли предотвратить террористические акты в Москве и других городах. В результате погибли триста пять человек.
Единственное, что доподлинно известно о работе ФСБ после взрывов, – это желание чекистов научить страну бдительности. Закончилось это дикой историей в Рязани, где тоже обнаружили взрывчатку, и жители целого дома – женщины, дети, старики – всю ночь провели на улице в ожидании взрыва. А на следующий день руководители ведомства госбезопасности заявили, что это было учение и вместо взрывчатки там был сахарный песок. Чекисты решили проверить, хорошо ли работают их коллеги-милиционеры…
Никто из замечательных чекистов не подумал о том, что эта страшная ночь в ожидании взрыва означала для жителей того дома в Рязани, для женщин, для детей, для стариков. Тогда говорили, что чиновникам, которым наплевать на людей, не место на государственной службе. Однако ФСБ продолжала настаивать, что такого рода учения необходимы для того, чтобы поддерживать в народе дух бдительности. Рязанская история послужила поводом для нового всплеска слухов о том, что взрывы – это провокация. Пошли разговоры о том, что в Рязани все-таки была заложена настоящая взрывчатка…
Тогда никто и представить себе не мог, что эти события радикально изменят политическую жизнь России. В конце сентября на пресс-конференции в Казахстане глава правительства Владимир Путин произнес фразу, которая сделала его знаменитым:
– Мы будем преследовать террористов везде. В туалете поймаем, то и в сортире их замочим.
Путин стал символом порядка и стабильности. Его поддержали в значительной степени на эмоциональном уровне.
«Наружу выплеснулась вся масса недовольства, разочарования, мести, ярости, чувства собственной ущемленности. Мы не ожидали такой реакции, – рассказывал “Новым известиям” известный социолог Лев Дмитриевич Гудков, тогда заведующий отделом социально-политических исследований Всероссийского центра изучения общественного мнения. – Массовое общественное мнение совершенно ясно и определенно требовало смены руководства. На этом фоне и появился новый лидер, о котором не было ничего известно. Но первые же несколько жестов и легко опознаваемый приблатненный жаргон сделали Путина узнаваемым, он был сразу признан как свой.
На фоне почти всеобщего страха перед терактами общество консолидировалось. Новый лидер, „свой“, молодой, решительный, энергичный, пробудил надежды на перемены во всех областях, даже не имеющих непосредственного отношения к чеченской войне. Он как бы дал „разрешение“ на ненависть, мстительные и в общем-то сомнительные в моральном плане чувства к чеченцам как к народу бандитов и боевиков. Поэтому немедленно все показатели, связанные с социальным самочувствием, чувством уверенности в себе, поползли вверх. Увидев в Путине персонификацию своих надежд на будущее, люди обрели некоторую определенность и гарантию на будущее. Что бы он ни делал дальше, отношение к нему уже не менялось».
Люди приветствовали твердость нового премьер-министра и решение генералов не останавливаться на административной границе с Чечней, а двигаться дальше, чтобы полностью ликвидировать источник опасности.
Сергей Степашин рассказывал журналистам:
– У меня был другой план. Он предусматривал продвижение наших войск до Терека и укрепление границ Чечни со Ставропольским краем, Ингушетией и Дагестаном. Но когда военные без потерь продвинулись до Терека, они решили, что дальнейшее продвижение тоже не вызовет никакого значительного сопротивления. Сработала инерция советской военной машины…
Сначала военные говорили о санитарном кордоне вокруг Чечни: войска остановятся на Тереке, чтобы не пропустить террористов. Но быстро пришли к выводу, что создание санитарного кордона – лишь попытка обезопасить себя и отложить на потом решение проблемы Чечни. Успешная боевая операция в Дагестане не означает, что конфликт закончен и на Северном Кавказе воцарились мир и покой. Нетрудно было предположить, что через несколько недель, через месяц неминуемо произойдет новое вторжение и опять начнутся бои. И так будет до тех пор, пока не будет найдено политическое решение главной проблемы – проблемы Чечни.
Как быть? Отгородиться от Чечни – значит отказаться от части российской территории. Утверждают, что именно Путин поддержал военных и уговорил Ельцина двинуть войска в глубь Чечни. Армия перешла Терек и пошла дальше. Антитеррористическая операция превратилась во вторую чеченскую войну.
Генералы говорили о предательстве и упущенных победах, о том, что еще три года назад они разгромили чеченские боевые отряды, загнали их в горы и могли полностью уничтожить. Но помешали политики: в 1996 году тогдашний секретарь Совета безопасности (и кандидат в президенты России) Александр Иванович Лебедь подписал мир с командующим чеченской армией Асланом Масхадовым, бывшим полковником советской армии.
Александр Лебедь многим не нравился, однако же трудно увидеть в нем антиармейски настроенного человека, который только и думает о том, как бы нагадить товарищам по оружию. В 1996 году генерал-лейтенант Лебедь еще не сносил своего первого гражданского костюма и лучше других видел состояние российской армии, увязшей в Чечне. По его мнению, усталые и равнодушные солдаты войну выиграть не могли. Тогда российские войска не понимали, из-за чего они воюют.
Когда началась вторая война, цель была понятна – уничтожить террористов, которые убивают мирных жителей. Запаса солдатской ненависти хватило для успешной боевой операции. Генералы решили наконец взять реванш. За вывод войск из Восточной Европы, за десять лет сокращений и увольнений, за неудачи прошлой чеченской войны. Генералам представилась благоприятная возможность доказать себе и всему миру, что они всё могут и всё умеют.
Вторжение боевиков в Дагестан готовилось несколько месяцев, если не лет. Военные потом с раздражением говорили, что там были созданы долговременные оборонительные сооружения, и возмущались поведением местных властей, которые ничего не замечали.
Удивлялись и бездействию Федеральной службы безопасности.
В реальности и ФСБ, и военная разведка завалили высшее руководство предупреждениями. Тогдашний премьер-министр Сергей Степашин рассказывал потом в газетном интервью: «Каждый день шли шифровки от разных спецслужб, соперничающих друг с другом: вторжение вот-вот начнется. А даты назывались разные. Есть у спецслужб такой элемент внутренней подстраховки: “если что – я доложил”. И когда ничего не происходит – появляется элемент расслабления…»
Боевики вошли в Дагестан под зеленым знаменем джихада – священной войны против неверных – и обещали создать исламское государство, которое объединит Чечню и Дагестан. В самом Дагестане к ним присоединились ваххабиты. О них уже несколько лет говорили как о новых и опасных врагах, которые будут пострашнее обычных бандитов из Чечни, потому что ваххабиты намерены оторвать от России Северный Кавказ и создать самостоятельное исламское государство.
Первая чеченская война способствовала распространению крайних форм ислама на Северном Кавказе, как, впрочем, и в других районах России, где молодые мусульмане сочувствовали своим единоверцам в Чечне. Агрессивный фундаментализм быстро приводит радикально настроенную молодежь к идее террора. Террор – это метод, который нравится всем, кто хочет очень быстро добиться своих целей и заполучить то, чего он желает, – власть, деньги, оружие. Террор – это попытка малыми средствами добиться больших целей. Исламские боевики в Чечне легко вербовали молодежь, которая охотно поддавалась внушению и считала, что сражается за благородное дело.
Боевики, имея весьма слабое представление о религии, стремились выставить себя пламенными приверженцами ислама. В результате ваххабизм стал синонимом террора, экстремизма, радикализма.
Большая часть дагестанских ваххабитов была далека от политики. Все, чего они хотели, – это иметь возможность исполнять каноны ислама так, как они считают нужным. Осенью 1998 года они установили свою власть в селах Карамахи и Чабанмахи. Но тогда Москва не видела оснований применять оружие. Сергей Степашин успокоил ваххабитов:
– Если хотите соблюдать исламские обряды и традиции – соблюдайте. Никто вам мешать не станет.
Но чеченские боевики видели в ваххабитах своих естественных союзников в борьбе за единое исламское государство. Боевики, верно, считали, что Москва не решится на вторую чеченскую войну. Тем более что правительство возглавлял Степашин, однажды погоревший на Чечне. Он приказал организовать отпор бандитам, но развязывать настоящую войну не хотел. Желание Степашина избежать жертв стоило ему карьеры.
Хотя Степашин рассказывал потом, что начиная с марта готовился план ведения боевых действий в Чечне:
– Мы планировали выйти к Тереку в августе-сентябре. Так что это произошло бы, даже если бы не было взрывов в Москве. Я вел работу по укреплению границ с Чечней, готовясь к активному наступлению…
Боевики не ожидали, что получат мгновенный и жесткий отпор. В Дагестан перебросили дополнительные силы, и 11 августа началась крупномасштабная операция по уничтожению боевиков. Федеральные войска действовали умело, не так, как в первую чеченскую войну. Новая тактика формировалась под влиянием современного мирового опыта – подавление авиацией и артиллерией огневых точек противника, расчленение и окружение отрядов противника, отказ от традиции брать населенные пункты к заранее установленной дате или к празднику.
Но тут произошла новая беда. 4 сентября 1999 года взорвали дом в Буйнакске – погибли больше шестидесяти человек, 9 сентября прозвучал первый взрыв в Москве, погибли около девяноста человек, 13 сентября – второй взрыв, больше ста двадцати жертв. И уже после того, как боевиков выбили из Дагестана, прогремел взрыв в Волгодонске, семнадцать погибших… Это были хорошо подготовленные террористические акты.
Тогда возник резонный вопрос: почему же ФСБ при таком огромном и разветвленном аппарате не смогла предупредить эти страшные взрывы, которые унесли столько жизней? Удивляло и то, что проходил месяц за месяцем, а организаторы и исполнители террористических актов в Москве и других городах продолжали гулять на свободе.
В отсутствие достоверной информации ходили самые безумные слухи. В том числе писали о том, что эти взрывы были провокацией, организованной для того, чтобы получить предлог для нанесения удара по Чечне и тем самым обеспечить избрание Владимира Путина президентом. Рассказывали о том, что есть люди, которые знают правду. Предположение о том, что взрывы на самом деле были провокацией органов безопасности, – чудовищное. Но законы, которым повинуется массовое сознание, известны: пока не будет проведено полное расследование и не состоится открытый и гласный суд, люди могут предполагать все, что угодно. Впоследствии сообщили, что дома взрывали не чеченские боевики, а участники подпольных исламистских организаций Карачаево-Черкесии.
В конце 1999 года руководители департамента ФСБ по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом оценили работу своего департамента как неудовлетворительную. Признали, что не смогли предотвратить террористические акты в Москве и других городах. В результате погибли триста пять человек.
Единственное, что доподлинно известно о работе ФСБ после взрывов, – это желание чекистов научить страну бдительности. Закончилось это дикой историей в Рязани, где тоже обнаружили взрывчатку, и жители целого дома – женщины, дети, старики – всю ночь провели на улице в ожидании взрыва. А на следующий день руководители ведомства госбезопасности заявили, что это было учение и вместо взрывчатки там был сахарный песок. Чекисты решили проверить, хорошо ли работают их коллеги-милиционеры…
Никто из замечательных чекистов не подумал о том, что эта страшная ночь в ожидании взрыва означала для жителей того дома в Рязани, для женщин, для детей, для стариков. Тогда говорили, что чиновникам, которым наплевать на людей, не место на государственной службе. Однако ФСБ продолжала настаивать, что такого рода учения необходимы для того, чтобы поддерживать в народе дух бдительности. Рязанская история послужила поводом для нового всплеска слухов о том, что взрывы – это провокация. Пошли разговоры о том, что в Рязани все-таки была заложена настоящая взрывчатка…
Тогда никто и представить себе не мог, что эти события радикально изменят политическую жизнь России. В конце сентября на пресс-конференции в Казахстане глава правительства Владимир Путин произнес фразу, которая сделала его знаменитым:
– Мы будем преследовать террористов везде. В туалете поймаем, то и в сортире их замочим.
Путин стал символом порядка и стабильности. Его поддержали в значительной степени на эмоциональном уровне.
«Наружу выплеснулась вся масса недовольства, разочарования, мести, ярости, чувства собственной ущемленности. Мы не ожидали такой реакции, – рассказывал “Новым известиям” известный социолог Лев Дмитриевич Гудков, тогда заведующий отделом социально-политических исследований Всероссийского центра изучения общественного мнения. – Массовое общественное мнение совершенно ясно и определенно требовало смены руководства. На этом фоне и появился новый лидер, о котором не было ничего известно. Но первые же несколько жестов и легко опознаваемый приблатненный жаргон сделали Путина узнаваемым, он был сразу признан как свой.
На фоне почти всеобщего страха перед терактами общество консолидировалось. Новый лидер, „свой“, молодой, решительный, энергичный, пробудил надежды на перемены во всех областях, даже не имеющих непосредственного отношения к чеченской войне. Он как бы дал „разрешение“ на ненависть, мстительные и в общем-то сомнительные в моральном плане чувства к чеченцам как к народу бандитов и боевиков. Поэтому немедленно все показатели, связанные с социальным самочувствием, чувством уверенности в себе, поползли вверх. Увидев в Путине персонификацию своих надежд на будущее, люди обрели некоторую определенность и гарантию на будущее. Что бы он ни делал дальше, отношение к нему уже не менялось».
Люди приветствовали твердость нового премьер-министра и решение генералов не останавливаться на административной границе с Чечней, а двигаться дальше, чтобы полностью ликвидировать источник опасности.
Сергей Степашин рассказывал журналистам:
– У меня был другой план. Он предусматривал продвижение наших войск до Терека и укрепление границ Чечни со Ставропольским краем, Ингушетией и Дагестаном. Но когда военные без потерь продвинулись до Терека, они решили, что дальнейшее продвижение тоже не вызовет никакого значительного сопротивления. Сработала инерция советской военной машины…
Сначала военные говорили о санитарном кордоне вокруг Чечни: войска остановятся на Тереке, чтобы не пропустить террористов. Но быстро пришли к выводу, что создание санитарного кордона – лишь попытка обезопасить себя и отложить на потом решение проблемы Чечни. Успешная боевая операция в Дагестане не означает, что конфликт закончен и на Северном Кавказе воцарились мир и покой. Нетрудно было предположить, что через несколько недель, через месяц неминуемо произойдет новое вторжение и опять начнутся бои. И так будет до тех пор, пока не будет найдено политическое решение главной проблемы – проблемы Чечни.
Как быть? Отгородиться от Чечни – значит отказаться от части российской территории. Утверждают, что именно Путин поддержал военных и уговорил Ельцина двинуть войска в глубь Чечни. Армия перешла Терек и пошла дальше. Антитеррористическая операция превратилась во вторую чеченскую войну.
Генералы говорили о предательстве и упущенных победах, о том, что еще три года назад они разгромили чеченские боевые отряды, загнали их в горы и могли полностью уничтожить. Но помешали политики: в 1996 году тогдашний секретарь Совета безопасности (и кандидат в президенты России) Александр Иванович Лебедь подписал мир с командующим чеченской армией Асланом Масхадовым, бывшим полковником советской армии.
Александр Лебедь многим не нравился, однако же трудно увидеть в нем антиармейски настроенного человека, который только и думает о том, как бы нагадить товарищам по оружию. В 1996 году генерал-лейтенант Лебедь еще не сносил своего первого гражданского костюма и лучше других видел состояние российской армии, увязшей в Чечне. По его мнению, усталые и равнодушные солдаты войну выиграть не могли. Тогда российские войска не понимали, из-за чего они воюют.
Когда началась вторая война, цель была понятна – уничтожить террористов, которые убивают мирных жителей. Запаса солдатской ненависти хватило для успешной боевой операции. Генералы решили наконец взять реванш. За вывод войск из Восточной Европы, за десять лет сокращений и увольнений, за неудачи прошлой чеченской войны. Генералам представилась благоприятная возможность доказать себе и всему миру, что они всё могут и всё умеют.