"Что по этому поводу скажет Кальтенбруннер?" - подумал зубной врач со странным именем Сантос Уником-без-Банка и понял, что его сейчас будут бить.
Сорок восьмая под предлогом, что надо сходить в магазин она там еще c утра заняла очередь, быстро удалилась. Уником-без-Банка был прав. Получив по морде, он усадил нового больного в кресло, достал электродрель, насадил сверло, товарищ Отто Штирлиц открыл рот - началась стандартная процедура лечения.
В это же время где-то в далеком городе Санта-Барбара шел проливной дождь.
ГЛАВА 4. ТАЙНА СОРОК ВОСЬМОЙ МАМЫ
Луис Альберто жестоко порол... Марианну кожаным сыромятным ремнем за неверность. Марианна, стоя на коленях в углу на горохе, всхлипывала и просила прощения. Ничто не помогло ей уйти от наказания: ни клятвы, не обещания в супружеской верности, ни партийный билет, выданный ей Штирлицем намедни. Луис был неумолим. Порка кончилась лишь благодаря тому, что на вилле Альберто появилась сорок восьмая мама. Марианна, встав c коленок, была удивлена, что сорок восьмая вошла без стука.
Луис Альберто галантно подошел к своей бывшей возлюбленной и мило поцеловал ей ручку.
- Какими судьбами? - учтиво спросил он, вешая ремень на привычное для него место в прихожей.
- Штирлиц в городе! - почти прокричала мама.
- Как?! - ужаснулась Марианна.
- Да, милочка моя. Он сейчас в зубной клинике. Я только что еле ушла оттуда.
Откуда-то появилась Донна Роза, что-то фыркнула, напомнила о диких обезьянах Бразилии и, неожиданно для всех, спросила:
- Ну как он?
- Кто он? - мрачно спросил Альберто.
- Ну как же? Товарищ Штирлиц! - Донна налила себе немного виски, дыхнула, выпила залпом и очень противно прорыгала.
Марианна поморщилась.
- А ты что, корова, знаешь его? - Сорок восьмая мама грозно посмотрела на небрежную фигурку Розы.
- Это кто - корова? Ах ты распутница! Марианна, а знаешь ли ты, что вот эта тварь спала c твоим мужем?
Лицо Марианны покраснело, Луис Альберто смутился и быстро вышел, сорок восьмая же воспользовалась моментом и залепила ударную пощечину тетушке Розе. Донна вскрикнула, но не ответила; она налила еще виски и c мощным выдохом выпила, заметив при этом:
- Ты, милочка, руки не распускай. Марианна, а знаешь ли ты, что у этой святоши от твоего миленького Альбертика родился сын.
- Как! Мой муж - рогоносец?
- Да, да, девочка моя. Твой ревнивец скрывает это уже двадцать лет. Но мы то в России все знаем! Телевизоры, слава Богу, у всех есть. Насмотрелись ваших дебильных сериалов!
Сорок восьмая в этот момент была готова провалиться на месте. Как она возненавидела эту мерзкую русскую. Но она не искала теперь физической расправы:
- Вы все сказали? Ну, так вот послушайте меня! Завтра все газеты мира узнают, что Майоров Вихрь - плод твоей пошлой любви c товарищем Штирлицем.
Пустая рюмка выпала из рук Донны Розы и c шумом разбилась вдребезги. Роза была не готова к такому удару. Она встала на колени и дергая ляжками, подошла к сорок восьмой:
- Умоляю вас, как может умолять женщина женщину, не губите меня! Не дайте утонуть моей любви в чане c дерьмом. Если б вы знали, как я люблю Максима!
- Я тоже его люблю! - воскликнула сорок восьмая.
- И я! - почти вскрикнула Марианна.
В это время какой-то мелкий пакостник, очень похожий на товарища Бормана, сидел в женском клозете виллы Альберто и записывал на диктофон весь этот разговор. "Получится неплохое донесение товарищу Черненко!" - подумал мелкий пакостник и насторожился.
В дверь постучали, Марианна спешно открыла, вошла Ракелия.
- Что тут происходит? - спросила она, увидев коленопреклоненную Донну Розу.
- Да, ничего! Так, разговариваем! - ответила ей Марианна.
- Ну, ну! - Ракелия тихо прошмыгнула в комнату и со вздохом села в кресло. - Послушайте, а никто не знает, где сейчас может быть товарищ Штирлиц?
Три женщины одновременно вскрикнули, Роза деловито встала c колен, мелкий пакостник проглотил жвачку.
- Что c вами? - удивленно спросила Ракелия.
Донна Роза ответила за всех:
- А что тут удивительного! У нас в Бразилии, где водятся дикие обезьяны, вот эту дуру, которая называет себя Ракелией, знают все как распутную шлюху...
Ракелия была сильной женщиной и мощным ударом в грудь заставила замолчать Розу. Грудь упала и Ракелия неожиданно поняла, что перед ней мужчина:
- Так ты - "мужецко пола"! Ах ты развратник! Девки, бей его!
Товарищ Дмитрий Розов понял, что пора сматываться, и, подобрав выбитые груди, выбежал вон.
ГЛАВА 5. ДОНОС ПОД ДИКТОВКУ
Господин Кальтенбруннер, будучи главным советником товарища Хонекера, писал доклад. Рука дрожала и текст получался неровным. Что-то сильно раздражало Генриха. Тема доклада ему была спущена сверху, главный советник долго вдумывался в ее смысл, мозг усиленно работал и не мог понять главного. А главное было в названии:
"Враги социалистического Рейха и их связь со штандартенфюрером CC фон Штирлицем".
Генрих работал c таким напряжением, что даже не заметил, как к нему вошел его бывший шеф Мартин Борман. Рейхсляйтер вежливо чихнул, Кальтенбруннер поднял глаза, лицо его окаменело, голос поник и выплюнул древнее восклицание:
- Хайль, Гитлер!
- Какой еще Гитлер? - спросил Борман. - Тот что сидит в Бутырке? Чем вы тут занимаетесь? Антисоциалистической пропагандой?
- Нет... Но вы... Здесь... Я подумал...
- Что вы подумали?
- Я...
- Что нацизм опять пришел к власти? - мелкий пакостник был неумолим и старался задавать вопросы покаверзнее.
- Нет, просто, что-то нашло... Вот я и выпалил невесть знает что.
- В вашем возрасте, товарищ главный советник, пора бы уже научиться давать отчет своим словам.
Кальтенбрунер вовремя пришел в себя и холодно произнес:
- Я считаю, господин рейхсляйтер, что мои действия и поступки служат делу мирового пролетариата!
- Действия и поступки - это одно и то же! - глухо произнес Борман и вдруг вспомнил, что он уже где-то слышал эту фразу, она ему напомнила весну и какое-то из ее мгновений, скорее всего седьмое, но точно он не помнил. - И никакой я вам не рейхсляйтер. Зовите меня просто - Мартин Рейхстагович. Впрочем, я к вам не за этим пришел... Я сверху... Вы меня понимаете?! - Борман показал пальцем на потолок. - Я к вам спустился сверху для того, чтобы помочь сделать донесение товарищу Хонекеру.
И тут Борман включил диктофон. Генеральный советник прослушал запись разговора, сделанного мелким пакостником на вилле у товарища Альберто.
- Так что же это получается, - воскликнул Кальтенбруннер. - Марианна - агент Штирлица, а Донна Роза это вовсе не Роза, а товарищ "мужецко пола"? А на кого работает Ракелия и сорок восьмая, как ее там... мама?
- Вы коммунист? - неожиданно для себя спросил Борман.
- Я?
- Ну конечно вы.
- Вы меня обижаете! Конечно же коммунист.
- Тогда вы все должны понять сразу и без лишних объяснений.
- Но, простите...
- Мартин Рейхстагович...
- Но, простите, Мартин Рейхстагович, я хотел бы напомнить вам, что Штирлиц тоже коммунист и в партии он более нас c вами. Не нам судить о его действиях и поступках.
- Я вам сказал, - воскликнул Борман. - Это одно и то же. А опорочить его перед глазами мировой общественности мы должны. Директива спущена и не мне вас учить, что ее надо выполнять, и все тут! А, может, Генрих Кальтенбрунович, вы против партии?!
- Вы меня оскорбляете!
- Я? Да что вы! Уж не мне соваться в ваши дела. Но то что вы защищаете Штирлица наводит на всякие мысли... Впрочем, предателем вы никогда не были.
- Предателем? - оборвал его Кальтенбруннер. - Да я за свой партийный билет готов жизнь отдать! Я - коммунист до мозга костей!
- Ну, ну, друг мой, я погорячился. Впрочем, хватит дискуссий, посмотрим, какой вы коммунист. Итак, к делу, пишите.
Кальтенбрунер взял ручку и принялся записывать слова мелкого пакостника:
Полковник Максим Максимович Исаев находясь на ответственном задании в Мексике (или в Бразилии, точно пока не установлено) грубо нарушив партийную дисциплину и потеряв облик человека коммунистического труда, вел распутную жизнь c тамошними плохо одевающимися девицами подозрительной наружности. Снюхавшись c некой Марианной, означенный Исаев опорочил ее и по принуждению заставил вступить в партию. Этого ему показалось мало, и он завел связь c барышней легкого поведения, некой Ракелией, которая разоблачила нашего агента по кличке Голубая Розочка. Кроме этого, тот же Штирлиц позволил скрыться классовому врагу мирового пролетариата - сорок восьмой маме. Все эти факты имеют под собой документальную основу и в лишних аргументах и фактах, а также доказательствах, не нуждаются...
- Но это же не доклад! Это же донос, товарищ Мартин Рейхстагович! - Кальтенбруннер наморщил лоб и прекратил писать.
- Что вы имеете в виду, Генрих Кальтенбрунович?
- Я имею в виду текст, который вы только что продиктовали.
- Ах, текст! Так вот, друг мой! Или вы его подпишите, или положите партбилет на стол, или одно из трех! Вы меня давно знаете? Давно! Я, в отличие от вас и подхалима Шелленберга, не путаю действия c поступками! Выполняйте распоряжения, товарищ Кальтенбруннер, я уже и так теряю терпение. А может, меня осенила мысль, вам в морду дать?
Вместо ответа, генеральный советник быстро подписал документ и передал его Борману.
- То-то! А то не могу, не хочу! - Мартин Рейхстагович положил бумагу к себе в папку и поспешно вышел.
"Борман для чего-то точит зуб на Штирлица, - подумал Кальтенбруннер и закурил. - А впрочем, мне на это глубоко наплевать! Это их проблемы! У этих русских вечно что-то не так. Стоп! Причем здесь русские? Ведь Борман... значит Штирлиц все знает... А может это была проверка? Тогда я погиб".
Генеральный советник быстро затушил сигарету и тяжело откинулся в кресло. За окном шел дождь, не сулящий ничего хорошего. Старый партиец был подавлен и неожиданно понял, что его провели.
- Конечно провели! - громовым голосом сказал Хуан Антонио, сидевший все это время под столом.
- А-а, дорогой мой Хуян! Это вы?! Вечно вы неожиданно появляетесь! - Кальтенбруннер чихнул и c гордостью посмотрел на своего агента, специально подготовленного для работы в Мексике. - Так вы думаете, что все кончено?
- Ну, это не совсем так...
- Говорите яснее.
- Дело в том, что можно все устроить так, что Борман сам будет скомпрометирован этим донесением Хонекеру...
- Неужели это возможно?
- Я вам отвечу положительно, но нам придется подключить к этому делу двух человек.
- Кто эти люди? - Кальтенбруннер резко встал и подошел к окну, голос его был резок, выражал злобу и нетерпение.
- Генрих Кальтенбрунович, их имена вам ни о чем не скажут, но только c помощью этих двух мы сможем обвинить мелкого пакостника в неверности его супруге и в предательстве коммунистических идеалов.
- Что вы все вечно тянете, дорогой товарищ Хуян Антонио, итак - их имена?
- Это товарищ Даниэла Лоренте и Мария Сорте...
- Но позвольте, - вскричал Кальтенбруннер. - Эту Сорте я прекрасно знаю и, если мне не изменяет память, она является второй дочерью Мюллера от третьего брака c этой, ну как ее...
- Долорес...
- Точно! C этой милой старушенцией.
- У вас хорошая память, дружище. Но я хочу вам, товарищ генеральный советник, напомнить еще один любопытнейший факт. Эта самая Долорес еще при существовании Четвертого Рейха была завербована ЦРУ для работы в Бразилии...
- В Мексике...
- Да, да, вы правы. Впрочем, какая разница, в Аргентине или в Мексике, хоть в Уругвае, ну пусть будет в Мексике. Хотя мне милее Венесуэлла. Впрочем, "ближе к телу", как говорил Мопассан, так вот, ее дочь пошла по стопам своей матушки.
- Как?! Сорте - агент ЦРУ?!
- Вот именно.
- Значит... Ага! У этой же Сорте дружеские связи c Джиной - женой Бормана. Но это же прекрасный шанс - шанс опорочить Бормана, - озарило Кальтенбруннера.
- Конечно, камрад генеральный советник! Две женщины, у одной из которых партбилет, а у другой - шпионские инструкции вражеского государства не могут не интересовать наше ведомство, а тем более, наших коллег из Совдепа.
- Да, но тогда зачем нам эта... вторая, как ее там?
- Лоренте?
- Да.
- Даниэла Лоренте - наш тайный агент в Южной Америке, вступивший в контакт c Марианной, Ракель, сорок восьмой мамой и что самое важное, c этой Марфушей Сорте.
- А Борман ее знает?
- Кого?
- Ну не Марфушу же?!
- Нет, товарищ Кальтенбруннер, и даже не догадывается о ее существовании.
- Значит, в случае необходимости, она может дать показания против Бормана?
- Да, мой учитель! - Хуан Антонио вытянулся так, что товарищ Кальтенбруннер еле увидел его чудную головку, маячившую между потолком и люстрой ручной работы семнадцатого века.
- Немедленно вызовите ее в Берлин! - строго приказал Кальтенбруннер.
- Она уже здесь! - Хуан Антонио подошел к старинному комоду, в одном из ящиков которого лежала свернутая калачиком Даниэла, нажал тайную кнопку, девушка вывалилась наружу и, вытянувшись по стойке "смирно", отрапортовала:
- Товарищ генеральный советник! Агент серии СГП4274784321 под номером 468053 по вашему приказанию прибыл!
- Вольно! - приказал Кальтенбруннер.
- Итак, вы все знаете. Ваша задача - опорочить товарища Бормана в глазах товарища Хонекера, товарища Штирлица - в глазах товарища Черненко. Вы все поняли?
- Так точно!
- Вы свободны. Ханс проводит вас. Ханс! Где этот развратник?! Товарищ Хуян, немедленно найдите его. А я пока свяжусь c Борманом.
Не знал Генрих Кальтенбрунович, что мелкий пакостник был не так глуп, чтобы уйти сразу после того, как он получил мерзкий донос; товарищ Борман подло подслушивал под дверью и все записывал на диктофон, адъютант Кальтенбруннера Ханс был рядом, но в бессознательном состоянии - Мартин Рейхстагович постарался на славу.
- А не надо со мной связываться! - дверь открылась и невозмутимый Борман резким ударом в нос дал понять Кальтенбруннеру, что тот окончательно проиграл.
- Я, пожалуй, пойду, - поспешно сказал Хуан Антонио, я вспомнил, что у меня дома утюг остался включенным в розетку.
- Я прошу вас остаться! - сказал Кальтенбруннер. Из-за окровавленного носа его голос сделался более мягким.
Но товарища Хуана уже не было.
- Значит, вот как?! Значит - так?! - мелкий пакостник всем своим телом наступал на Кальтенбруннера. - Значит, опорочить меня?! Не думал, Генрих, не предполагал даже, что вы способны на предательство!
- Я... Я...
Удар поддых, мастерски сделанный Борманом, дал понять товарищу Кальтенбруннеру, что пора сматываться. Бывший рейхсляйтер понял это и схватил свою жертву за горло:
- Против моей миленькой Джины? Вот так, да?!
- Простите, я больше так не буду!
- Я тебя прощу! Я тебя так прощу, что ты у меня десять лет проведешь в реанимации и пять лет в морге!! - Борман любил душить людей, это занятие доставляло ему истинное наслаждение и всегда приводило в экстаз. Но прикончить свою жертву он не успел, откуда-то появился архитектор Мендисабаль и на русско-испанском языке отрапортовал:
- Товарищ Борман, я за вами! Четвертая ветвь магистрали построена. Товарищ Альберто ждет ваших новых распоряжений по поводу строительства пятой ветви.
Борман отшвырнул полуживое тело и посмотрел на уже немолодого человека - главного архитектора мексиканско-бразильской стройки:
- А при чем здесь я?! Пусть этим занимается товарищ Штирлиц.
- Штирлицу сейчас не до этого: он беседует c товарищем Хонекером, точнее они разговаривают о вас, мой ляйтер.
- Как?! - вскрикнул Борман и вдруг обнаружил, что у него куда-то пропал донос и диктофон. - Свинья! Он опять провел меня!
- Простите, я не понял? - сказал Мендисабаль.
- Это я не вам! Что вы тут стоите? Не видите, я уже иду! Русская свинья!
- Что-о?!
- Я вам уже сказал, это не для вас! Скотина!
- Не понял!
- Да заткнись ты, дебил, это я уже вам! Идите, я за вами.
Там, где лежал Кальтенбруннер, послышался легкий смешок медленно переходящий в яростный смех.
ГЛАВА 6. МОЛЧАНИЕ ПОСРЕДСТВОМ ЭКЗЕКУЦИИ
Как и говорил Мендисабаль, Штирлиц был в кабинете у Хонекера. Речь шла о Бормане и Кальтенбруннере. Максим Максимович жрал тушенку, закусывал ее "Сникерсом" и доказывал товарищу Хонекеру о преимуществах лубянских казематов перед берлинскими тюрьмами. Последний доклад товарища генерального советника был как раз на эту тему, Кальтенбруннер предлагал построить новые камеры пыток и пару лагерей для алкоголиков, при этом он исходил из того, что сегодняшнее состояние тюрем социалистического Рейха было самым тяжелым. Борман был против такого подхода, как советский человек, он не мог простить Генриху Кальтенбруновичу непатриотичность по отношению к социалистическому Рейху.
- Товарищ Штирлиц, значит вы думаете, что все-таки прав Борман?
- Да, мой учитель! - ответил разведчик.
Товарищ Хонекер на минуту задумался и подошел к камину, почувствовав тепло, он неожиданно для себя предположил, что где-то там, в Антарктиде, сейчас заседает троцкистско-зиновьевский блок и людей пронзает жуткий холод. Но, вспомнив, что этот самый блок - враг мирового социализма, генсек отогнал от себя эти холодные мысли и, подойдя вплотную к Штирлицу, спросил:
- Значит, вы считаете, что Кальтенбруннер - предатель?
- Не думаю! - ответил Максим Максимович. - Хоть он и из бывших, но положиться на него все же можно...
- Но тогда только Борман?
- Нет... Не думаю.
- Но, простите, товарищ Исаев, Борман - это, как не крути, по вашему ведомству. Он - ваш человек!
- Ну вы загнули! - усмехнулся генерал Исаев. - Он, прежде всего, человек Черненко, это первое. А во-вторых, посмотрите на его последнее сочинение.
Товарищ Хонекер подозрительно посмотрел на Штирлица, взял из его рук листок бумаги и бегло прочитал донос Кальтенбруннера.
- Но, позвольте, - удивился генсек. - Ведь это же почерк Генриха!
- Когда вас бьют в нос и пытаются скомпрометировать вашу жену в пособничестве вражеским разведкам, вы и не такое напишите!
- А кто это... Марианна?
- Да, так, девчонка одна, по-моему из Мексики или из Бразилии, но что точно - из тех мест, где водятся дикие обезьяны.
- Так, все понятно, - легко усмехнулся Хонекер. Значит это все - правда?
- Что - правда?
- Что вы ее знаете?
Максим Максимович вдруг понял, что разговор не складывается в его сторону и информация из доноса Кальтенбруннера-Бормана может попасть к Черненко или того хуже к товарищу Ваучеру Неприватизированному. Не долго думая, он, от нечего делать, влепил дорогому товарищу Хонекеру легкий подзатыльник.
- Да как ты смеешь, холоп?! Я - генсек! - закричал глава социалистического Рейха.
- А я - Штирлиц! - спокойно сказал разведчик.
- Да вы, вы...
- Я, я.
Штирлиц подошел к окну и посмотрел сквозь грязное стекло. Перед ним простирался Берлин - город, в котором он когда-то проработал двенадцать лет и из которого еле унес ноги в сорок пятом. Сейчас Максим Максимович смотрел на эти странные новые, но до боли знакомые улицы почти родного ему города и страстно желал как можно скорее убраться отсюда снова. Мысли разведчика были прерваны ударом по голове посредством пустой бутылки из-под шнапса. Штирлиц обернулся и увидел перед собой подлого товарища Хонекера c разбитой бутылкой в руках.
- А это вы зря сделали! - сухо сказал разведчик. Снимайте штаны.
- Простите, я больше не буду.
- Надо, товарищ Хонекер, надо, - сурово сказал Штирлиц, снимая ремень и ловко перебрасывая хрупкое тело дорогого товарища Хонекера на коленку. - Будем учиться.
...Порка длилась около двух часов. Товарищ Хонекер визжал, как ошпаренный поросенок и тягостно просил пощады. Штирлиц был неумолим. И только потерянное сознание дорогого ему генсека заставило бросить нагое тело.
"Хиляк, другие дольше держались!" - подумал Максим Максимович, заталкивая тело под диван.
- Если дашь делу ход, проведешь там весь свой остаток жизни.
Из-под дивана донесся жалкий стон и подхалимский примирительный плач.
В тоже время где-то в далеком городе Санта-Барбара выглянуло солнышко.
ГЛАВА 7. АМУРСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПАСТОРА ШЛАГА
В то время, когда на Марс перестали падать летящие мимо метеориты, на Венере перестал плавиться известняк, а на Меркурии застыл алюминий, в России пачками продавался заморский шоколад "Сникерс". Его рекламировали так успешно, что пастор Шлаг, путешествующий по БАМу, начал подумывать о том, что здешние христиане окончательно помешались на шоколадной стезе. Пастор ехал в поезде "Москва-Якутск" и, лежа на верхней полке, мирно созерцал вагонную суету. Пассажиры, все без исключения, c жадностью пожирали огромные порции "Сникерса" из-за чего в вагоне воняло "Красным Октябрем" и чем-то еще, похожим на тот запах, который был в бункере Гитлера, когда Рейх изнемогал от канализационных отбросов. Когда Шлаг уже было начал рыгать, к нему обратилась проходящая мимо буфетчица:
- Товарищ, батончик "Сникерса"?
- Дочь моя, - сказал пастор, стараясь придать своему голосу мирный тон. - Шла бы ты отседова подобру, поздорову, пока я добрый.
- Грубиян! - громко сказала буфетчица. - Ему как лучше, а он меня на хрен посылает.
Несколько пассажиров подошли к буфетчице и купили весь шоколад.
- Нет, вы только посмотрите на этого бугая! - не унималась буфетчица. - "Сникерс" он не любит!
Несколько рабочих БАМа, услышав такую наглость, подошли к пастору и за сутану стянули его вниз.
- Ты что ли не любишь "Сникерс" - спросил один из рабочих.
- Сын мой, - начал пастор, - мне по положению не полагается этот продукт. Я человек верующий и не могу питаться дьявольской пищей.
- Ненавижу тех, кто ненавидит "Сникерс"! - крикнул второй рабочий, тот, что был покрепче и поздоровее первого. Завернув Шлага в его же сутану, он открыл окно и, дождавшись, когда поезд проезжал по мосту через озеро Байкал, выкинул огромный сверток.
Очнувшись, пастор понял, что он тонет. Плавать он не умел, но вовремя вспомнив про что-то, о чем говорил ему Штирлиц еще в Бразилии, Шлаг вдруг понял, что утонуть он не может, исходя из определения своей сущности. Поэтому он быстро всплыл и течение понесло его к берегу.
"Интересно, - подумал пастор. - А водятся ли здесь крокодилы?"
Но крокодилы и другие бразильские обитатели в Байкале не водились, поэтому тело грузного Шлага благополучно пришвартовалось к пристани города Тындым-Амура, где совсем недавно был построен очередной кирпичный завод "Унитрон".
Выйдя на берег, путешественник разделся и хотел уже было высушить свою сутану, как вдруг заметил, что она замерзла и что над ним бессовестно ржут местные жители.
- Ты что здесь, на курорт приехал? Однако здесь солнце плохо светить. Простыть можно! - щебетал низенький человечек, очень похожий на товарища Ким Ир Сена.
- Сын мой, - жалобно произнес пастор, - помоги мне. Всевышний отблагодарит тебя и воздаст семье твоей по заслугам за помощь ближнему.
- Я - Бискек! А ты кто?
- Зовите меня, дети мои, Шлагом!
- Очень xopoco, Cpak, иди за мной! Моя будет помогать тебе.
Процессия, состоящая из местных чукчей, медленно пошла по пристани. Впереди шел пастор Шлаг, за ним Бискек и еще человек сорок, очень похожих на него. Где-то вдали дымились трубы кирпичного завода "Унитрон".
Вселенная поражала своей бесконечностью!
ГЛАВА 8. УДАР ПО ПАРТБИЛЕТУ ТОВАРИЩА БОРМАНА
- Ну, в общем так, - сказал Константин Устинович. - Или вы мне этого Штирлица в Москву доставите, или одно из двух.
- Из каких двух? - глупо спросил Борман.
- Мартин Рейхстагович, однако, вы не дерзите! Не любит партия тех, кто дерзит ей. Здесь Кремль, а не публичный дом для голубых чукчей! Я вас быстро отучу водку пьянствовать! А может, дорогой мой товарищ, вы пьяны? То-то я смотрю на вас - нос красный, как огурец! - зверствовал Константин Устинович, сидя за рабочим столом, нервными движениями включая и выключая настольную лампу.
- Даю вам слово коммуниста, что не пройдет и трех дней, как товарищ Штирлиц будет в Москве, и не просто в Москве, а в Кремле, и не просто в Кремле, а в этом кабинете!
- Ты у меня смотри, задница, - серьезно сказал генсек. - Я где нормальный, а где и беспощаден! У нас, коммунистов, c фашистами разговор короткий! Не сдержите слово - положите партбилет на стол! - Константин Устинович очень подозрительно посмотрел на бывшего рейхсляйтера Германии. - Тем более, прошлое ваше, однако, у меня начало вызывать серьезные беспокойства...
- Я...
- Молчать! Или я сейчас начну зверствовать! Товарищ Ваучер Неприватизированный мне мн-о-о-го рассказывал о ваших похождениях в нацистской Германии и о вашей подлой связи c известной операцией "Шнапс" и, поверьте, факты, однако, которые он мне предоставил, достойны моего, однако, внимания. А это, Мартин Рейхстагович, вам боком чревато. Так что вечером, на рассвете третьего дня c утра в четверг после вторника к обеду, чтоб Штирлиц был здесь! Вы все поняли?
- Да, товарищ Генеральный секретарь, - сказал Борман и тихо удалился из кабинета.
Через час Мартин Рейхстагович своим корявым почерком писал послание Центра Штирлицу:
"Алекс - Юстасу.
По нашим непроверенным данным в Москве объявился вражеский шпион троцкистско-зиновьевского блока. Нам известно, что этот шпион имеет паспорт c пропиской в Тындым-Амуре. Вам необходимо:
1. Временно приостановить деятельность по вербовке мексиканско-бразильских агентов.
2. Явиться в Москву для получения подробных инструкций.
Алекс".
Плюнув на законы конспирации, Борман той же ночью передал послание по факсу в места, где водятся дикие обезьяны и живут аллигаторы.
Сорок восьмая под предлогом, что надо сходить в магазин она там еще c утра заняла очередь, быстро удалилась. Уником-без-Банка был прав. Получив по морде, он усадил нового больного в кресло, достал электродрель, насадил сверло, товарищ Отто Штирлиц открыл рот - началась стандартная процедура лечения.
В это же время где-то в далеком городе Санта-Барбара шел проливной дождь.
ГЛАВА 4. ТАЙНА СОРОК ВОСЬМОЙ МАМЫ
Луис Альберто жестоко порол... Марианну кожаным сыромятным ремнем за неверность. Марианна, стоя на коленях в углу на горохе, всхлипывала и просила прощения. Ничто не помогло ей уйти от наказания: ни клятвы, не обещания в супружеской верности, ни партийный билет, выданный ей Штирлицем намедни. Луис был неумолим. Порка кончилась лишь благодаря тому, что на вилле Альберто появилась сорок восьмая мама. Марианна, встав c коленок, была удивлена, что сорок восьмая вошла без стука.
Луис Альберто галантно подошел к своей бывшей возлюбленной и мило поцеловал ей ручку.
- Какими судьбами? - учтиво спросил он, вешая ремень на привычное для него место в прихожей.
- Штирлиц в городе! - почти прокричала мама.
- Как?! - ужаснулась Марианна.
- Да, милочка моя. Он сейчас в зубной клинике. Я только что еле ушла оттуда.
Откуда-то появилась Донна Роза, что-то фыркнула, напомнила о диких обезьянах Бразилии и, неожиданно для всех, спросила:
- Ну как он?
- Кто он? - мрачно спросил Альберто.
- Ну как же? Товарищ Штирлиц! - Донна налила себе немного виски, дыхнула, выпила залпом и очень противно прорыгала.
Марианна поморщилась.
- А ты что, корова, знаешь его? - Сорок восьмая мама грозно посмотрела на небрежную фигурку Розы.
- Это кто - корова? Ах ты распутница! Марианна, а знаешь ли ты, что вот эта тварь спала c твоим мужем?
Лицо Марианны покраснело, Луис Альберто смутился и быстро вышел, сорок восьмая же воспользовалась моментом и залепила ударную пощечину тетушке Розе. Донна вскрикнула, но не ответила; она налила еще виски и c мощным выдохом выпила, заметив при этом:
- Ты, милочка, руки не распускай. Марианна, а знаешь ли ты, что у этой святоши от твоего миленького Альбертика родился сын.
- Как! Мой муж - рогоносец?
- Да, да, девочка моя. Твой ревнивец скрывает это уже двадцать лет. Но мы то в России все знаем! Телевизоры, слава Богу, у всех есть. Насмотрелись ваших дебильных сериалов!
Сорок восьмая в этот момент была готова провалиться на месте. Как она возненавидела эту мерзкую русскую. Но она не искала теперь физической расправы:
- Вы все сказали? Ну, так вот послушайте меня! Завтра все газеты мира узнают, что Майоров Вихрь - плод твоей пошлой любви c товарищем Штирлицем.
Пустая рюмка выпала из рук Донны Розы и c шумом разбилась вдребезги. Роза была не готова к такому удару. Она встала на колени и дергая ляжками, подошла к сорок восьмой:
- Умоляю вас, как может умолять женщина женщину, не губите меня! Не дайте утонуть моей любви в чане c дерьмом. Если б вы знали, как я люблю Максима!
- Я тоже его люблю! - воскликнула сорок восьмая.
- И я! - почти вскрикнула Марианна.
В это время какой-то мелкий пакостник, очень похожий на товарища Бормана, сидел в женском клозете виллы Альберто и записывал на диктофон весь этот разговор. "Получится неплохое донесение товарищу Черненко!" - подумал мелкий пакостник и насторожился.
В дверь постучали, Марианна спешно открыла, вошла Ракелия.
- Что тут происходит? - спросила она, увидев коленопреклоненную Донну Розу.
- Да, ничего! Так, разговариваем! - ответила ей Марианна.
- Ну, ну! - Ракелия тихо прошмыгнула в комнату и со вздохом села в кресло. - Послушайте, а никто не знает, где сейчас может быть товарищ Штирлиц?
Три женщины одновременно вскрикнули, Роза деловито встала c колен, мелкий пакостник проглотил жвачку.
- Что c вами? - удивленно спросила Ракелия.
Донна Роза ответила за всех:
- А что тут удивительного! У нас в Бразилии, где водятся дикие обезьяны, вот эту дуру, которая называет себя Ракелией, знают все как распутную шлюху...
Ракелия была сильной женщиной и мощным ударом в грудь заставила замолчать Розу. Грудь упала и Ракелия неожиданно поняла, что перед ней мужчина:
- Так ты - "мужецко пола"! Ах ты развратник! Девки, бей его!
Товарищ Дмитрий Розов понял, что пора сматываться, и, подобрав выбитые груди, выбежал вон.
ГЛАВА 5. ДОНОС ПОД ДИКТОВКУ
Господин Кальтенбруннер, будучи главным советником товарища Хонекера, писал доклад. Рука дрожала и текст получался неровным. Что-то сильно раздражало Генриха. Тема доклада ему была спущена сверху, главный советник долго вдумывался в ее смысл, мозг усиленно работал и не мог понять главного. А главное было в названии:
"Враги социалистического Рейха и их связь со штандартенфюрером CC фон Штирлицем".
Генрих работал c таким напряжением, что даже не заметил, как к нему вошел его бывший шеф Мартин Борман. Рейхсляйтер вежливо чихнул, Кальтенбруннер поднял глаза, лицо его окаменело, голос поник и выплюнул древнее восклицание:
- Хайль, Гитлер!
- Какой еще Гитлер? - спросил Борман. - Тот что сидит в Бутырке? Чем вы тут занимаетесь? Антисоциалистической пропагандой?
- Нет... Но вы... Здесь... Я подумал...
- Что вы подумали?
- Я...
- Что нацизм опять пришел к власти? - мелкий пакостник был неумолим и старался задавать вопросы покаверзнее.
- Нет, просто, что-то нашло... Вот я и выпалил невесть знает что.
- В вашем возрасте, товарищ главный советник, пора бы уже научиться давать отчет своим словам.
Кальтенбрунер вовремя пришел в себя и холодно произнес:
- Я считаю, господин рейхсляйтер, что мои действия и поступки служат делу мирового пролетариата!
- Действия и поступки - это одно и то же! - глухо произнес Борман и вдруг вспомнил, что он уже где-то слышал эту фразу, она ему напомнила весну и какое-то из ее мгновений, скорее всего седьмое, но точно он не помнил. - И никакой я вам не рейхсляйтер. Зовите меня просто - Мартин Рейхстагович. Впрочем, я к вам не за этим пришел... Я сверху... Вы меня понимаете?! - Борман показал пальцем на потолок. - Я к вам спустился сверху для того, чтобы помочь сделать донесение товарищу Хонекеру.
И тут Борман включил диктофон. Генеральный советник прослушал запись разговора, сделанного мелким пакостником на вилле у товарища Альберто.
- Так что же это получается, - воскликнул Кальтенбруннер. - Марианна - агент Штирлица, а Донна Роза это вовсе не Роза, а товарищ "мужецко пола"? А на кого работает Ракелия и сорок восьмая, как ее там... мама?
- Вы коммунист? - неожиданно для себя спросил Борман.
- Я?
- Ну конечно вы.
- Вы меня обижаете! Конечно же коммунист.
- Тогда вы все должны понять сразу и без лишних объяснений.
- Но, простите...
- Мартин Рейхстагович...
- Но, простите, Мартин Рейхстагович, я хотел бы напомнить вам, что Штирлиц тоже коммунист и в партии он более нас c вами. Не нам судить о его действиях и поступках.
- Я вам сказал, - воскликнул Борман. - Это одно и то же. А опорочить его перед глазами мировой общественности мы должны. Директива спущена и не мне вас учить, что ее надо выполнять, и все тут! А, может, Генрих Кальтенбрунович, вы против партии?!
- Вы меня оскорбляете!
- Я? Да что вы! Уж не мне соваться в ваши дела. Но то что вы защищаете Штирлица наводит на всякие мысли... Впрочем, предателем вы никогда не были.
- Предателем? - оборвал его Кальтенбруннер. - Да я за свой партийный билет готов жизнь отдать! Я - коммунист до мозга костей!
- Ну, ну, друг мой, я погорячился. Впрочем, хватит дискуссий, посмотрим, какой вы коммунист. Итак, к делу, пишите.
Кальтенбрунер взял ручку и принялся записывать слова мелкого пакостника:
Полковник Максим Максимович Исаев находясь на ответственном задании в Мексике (или в Бразилии, точно пока не установлено) грубо нарушив партийную дисциплину и потеряв облик человека коммунистического труда, вел распутную жизнь c тамошними плохо одевающимися девицами подозрительной наружности. Снюхавшись c некой Марианной, означенный Исаев опорочил ее и по принуждению заставил вступить в партию. Этого ему показалось мало, и он завел связь c барышней легкого поведения, некой Ракелией, которая разоблачила нашего агента по кличке Голубая Розочка. Кроме этого, тот же Штирлиц позволил скрыться классовому врагу мирового пролетариата - сорок восьмой маме. Все эти факты имеют под собой документальную основу и в лишних аргументах и фактах, а также доказательствах, не нуждаются...
- Но это же не доклад! Это же донос, товарищ Мартин Рейхстагович! - Кальтенбруннер наморщил лоб и прекратил писать.
- Что вы имеете в виду, Генрих Кальтенбрунович?
- Я имею в виду текст, который вы только что продиктовали.
- Ах, текст! Так вот, друг мой! Или вы его подпишите, или положите партбилет на стол, или одно из трех! Вы меня давно знаете? Давно! Я, в отличие от вас и подхалима Шелленберга, не путаю действия c поступками! Выполняйте распоряжения, товарищ Кальтенбруннер, я уже и так теряю терпение. А может, меня осенила мысль, вам в морду дать?
Вместо ответа, генеральный советник быстро подписал документ и передал его Борману.
- То-то! А то не могу, не хочу! - Мартин Рейхстагович положил бумагу к себе в папку и поспешно вышел.
"Борман для чего-то точит зуб на Штирлица, - подумал Кальтенбруннер и закурил. - А впрочем, мне на это глубоко наплевать! Это их проблемы! У этих русских вечно что-то не так. Стоп! Причем здесь русские? Ведь Борман... значит Штирлиц все знает... А может это была проверка? Тогда я погиб".
Генеральный советник быстро затушил сигарету и тяжело откинулся в кресло. За окном шел дождь, не сулящий ничего хорошего. Старый партиец был подавлен и неожиданно понял, что его провели.
- Конечно провели! - громовым голосом сказал Хуан Антонио, сидевший все это время под столом.
- А-а, дорогой мой Хуян! Это вы?! Вечно вы неожиданно появляетесь! - Кальтенбруннер чихнул и c гордостью посмотрел на своего агента, специально подготовленного для работы в Мексике. - Так вы думаете, что все кончено?
- Ну, это не совсем так...
- Говорите яснее.
- Дело в том, что можно все устроить так, что Борман сам будет скомпрометирован этим донесением Хонекеру...
- Неужели это возможно?
- Я вам отвечу положительно, но нам придется подключить к этому делу двух человек.
- Кто эти люди? - Кальтенбруннер резко встал и подошел к окну, голос его был резок, выражал злобу и нетерпение.
- Генрих Кальтенбрунович, их имена вам ни о чем не скажут, но только c помощью этих двух мы сможем обвинить мелкого пакостника в неверности его супруге и в предательстве коммунистических идеалов.
- Что вы все вечно тянете, дорогой товарищ Хуян Антонио, итак - их имена?
- Это товарищ Даниэла Лоренте и Мария Сорте...
- Но позвольте, - вскричал Кальтенбруннер. - Эту Сорте я прекрасно знаю и, если мне не изменяет память, она является второй дочерью Мюллера от третьего брака c этой, ну как ее...
- Долорес...
- Точно! C этой милой старушенцией.
- У вас хорошая память, дружище. Но я хочу вам, товарищ генеральный советник, напомнить еще один любопытнейший факт. Эта самая Долорес еще при существовании Четвертого Рейха была завербована ЦРУ для работы в Бразилии...
- В Мексике...
- Да, да, вы правы. Впрочем, какая разница, в Аргентине или в Мексике, хоть в Уругвае, ну пусть будет в Мексике. Хотя мне милее Венесуэлла. Впрочем, "ближе к телу", как говорил Мопассан, так вот, ее дочь пошла по стопам своей матушки.
- Как?! Сорте - агент ЦРУ?!
- Вот именно.
- Значит... Ага! У этой же Сорте дружеские связи c Джиной - женой Бормана. Но это же прекрасный шанс - шанс опорочить Бормана, - озарило Кальтенбруннера.
- Конечно, камрад генеральный советник! Две женщины, у одной из которых партбилет, а у другой - шпионские инструкции вражеского государства не могут не интересовать наше ведомство, а тем более, наших коллег из Совдепа.
- Да, но тогда зачем нам эта... вторая, как ее там?
- Лоренте?
- Да.
- Даниэла Лоренте - наш тайный агент в Южной Америке, вступивший в контакт c Марианной, Ракель, сорок восьмой мамой и что самое важное, c этой Марфушей Сорте.
- А Борман ее знает?
- Кого?
- Ну не Марфушу же?!
- Нет, товарищ Кальтенбруннер, и даже не догадывается о ее существовании.
- Значит, в случае необходимости, она может дать показания против Бормана?
- Да, мой учитель! - Хуан Антонио вытянулся так, что товарищ Кальтенбруннер еле увидел его чудную головку, маячившую между потолком и люстрой ручной работы семнадцатого века.
- Немедленно вызовите ее в Берлин! - строго приказал Кальтенбруннер.
- Она уже здесь! - Хуан Антонио подошел к старинному комоду, в одном из ящиков которого лежала свернутая калачиком Даниэла, нажал тайную кнопку, девушка вывалилась наружу и, вытянувшись по стойке "смирно", отрапортовала:
- Товарищ генеральный советник! Агент серии СГП4274784321 под номером 468053 по вашему приказанию прибыл!
- Вольно! - приказал Кальтенбруннер.
- Итак, вы все знаете. Ваша задача - опорочить товарища Бормана в глазах товарища Хонекера, товарища Штирлица - в глазах товарища Черненко. Вы все поняли?
- Так точно!
- Вы свободны. Ханс проводит вас. Ханс! Где этот развратник?! Товарищ Хуян, немедленно найдите его. А я пока свяжусь c Борманом.
Не знал Генрих Кальтенбрунович, что мелкий пакостник был не так глуп, чтобы уйти сразу после того, как он получил мерзкий донос; товарищ Борман подло подслушивал под дверью и все записывал на диктофон, адъютант Кальтенбруннера Ханс был рядом, но в бессознательном состоянии - Мартин Рейхстагович постарался на славу.
- А не надо со мной связываться! - дверь открылась и невозмутимый Борман резким ударом в нос дал понять Кальтенбруннеру, что тот окончательно проиграл.
- Я, пожалуй, пойду, - поспешно сказал Хуан Антонио, я вспомнил, что у меня дома утюг остался включенным в розетку.
- Я прошу вас остаться! - сказал Кальтенбруннер. Из-за окровавленного носа его голос сделался более мягким.
Но товарища Хуана уже не было.
- Значит, вот как?! Значит - так?! - мелкий пакостник всем своим телом наступал на Кальтенбруннера. - Значит, опорочить меня?! Не думал, Генрих, не предполагал даже, что вы способны на предательство!
- Я... Я...
Удар поддых, мастерски сделанный Борманом, дал понять товарищу Кальтенбруннеру, что пора сматываться. Бывший рейхсляйтер понял это и схватил свою жертву за горло:
- Против моей миленькой Джины? Вот так, да?!
- Простите, я больше так не буду!
- Я тебя прощу! Я тебя так прощу, что ты у меня десять лет проведешь в реанимации и пять лет в морге!! - Борман любил душить людей, это занятие доставляло ему истинное наслаждение и всегда приводило в экстаз. Но прикончить свою жертву он не успел, откуда-то появился архитектор Мендисабаль и на русско-испанском языке отрапортовал:
- Товарищ Борман, я за вами! Четвертая ветвь магистрали построена. Товарищ Альберто ждет ваших новых распоряжений по поводу строительства пятой ветви.
Борман отшвырнул полуживое тело и посмотрел на уже немолодого человека - главного архитектора мексиканско-бразильской стройки:
- А при чем здесь я?! Пусть этим занимается товарищ Штирлиц.
- Штирлицу сейчас не до этого: он беседует c товарищем Хонекером, точнее они разговаривают о вас, мой ляйтер.
- Как?! - вскрикнул Борман и вдруг обнаружил, что у него куда-то пропал донос и диктофон. - Свинья! Он опять провел меня!
- Простите, я не понял? - сказал Мендисабаль.
- Это я не вам! Что вы тут стоите? Не видите, я уже иду! Русская свинья!
- Что-о?!
- Я вам уже сказал, это не для вас! Скотина!
- Не понял!
- Да заткнись ты, дебил, это я уже вам! Идите, я за вами.
Там, где лежал Кальтенбруннер, послышался легкий смешок медленно переходящий в яростный смех.
ГЛАВА 6. МОЛЧАНИЕ ПОСРЕДСТВОМ ЭКЗЕКУЦИИ
Как и говорил Мендисабаль, Штирлиц был в кабинете у Хонекера. Речь шла о Бормане и Кальтенбруннере. Максим Максимович жрал тушенку, закусывал ее "Сникерсом" и доказывал товарищу Хонекеру о преимуществах лубянских казематов перед берлинскими тюрьмами. Последний доклад товарища генерального советника был как раз на эту тему, Кальтенбруннер предлагал построить новые камеры пыток и пару лагерей для алкоголиков, при этом он исходил из того, что сегодняшнее состояние тюрем социалистического Рейха было самым тяжелым. Борман был против такого подхода, как советский человек, он не мог простить Генриху Кальтенбруновичу непатриотичность по отношению к социалистическому Рейху.
- Товарищ Штирлиц, значит вы думаете, что все-таки прав Борман?
- Да, мой учитель! - ответил разведчик.
Товарищ Хонекер на минуту задумался и подошел к камину, почувствовав тепло, он неожиданно для себя предположил, что где-то там, в Антарктиде, сейчас заседает троцкистско-зиновьевский блок и людей пронзает жуткий холод. Но, вспомнив, что этот самый блок - враг мирового социализма, генсек отогнал от себя эти холодные мысли и, подойдя вплотную к Штирлицу, спросил:
- Значит, вы считаете, что Кальтенбруннер - предатель?
- Не думаю! - ответил Максим Максимович. - Хоть он и из бывших, но положиться на него все же можно...
- Но тогда только Борман?
- Нет... Не думаю.
- Но, простите, товарищ Исаев, Борман - это, как не крути, по вашему ведомству. Он - ваш человек!
- Ну вы загнули! - усмехнулся генерал Исаев. - Он, прежде всего, человек Черненко, это первое. А во-вторых, посмотрите на его последнее сочинение.
Товарищ Хонекер подозрительно посмотрел на Штирлица, взял из его рук листок бумаги и бегло прочитал донос Кальтенбруннера.
- Но, позвольте, - удивился генсек. - Ведь это же почерк Генриха!
- Когда вас бьют в нос и пытаются скомпрометировать вашу жену в пособничестве вражеским разведкам, вы и не такое напишите!
- А кто это... Марианна?
- Да, так, девчонка одна, по-моему из Мексики или из Бразилии, но что точно - из тех мест, где водятся дикие обезьяны.
- Так, все понятно, - легко усмехнулся Хонекер. Значит это все - правда?
- Что - правда?
- Что вы ее знаете?
Максим Максимович вдруг понял, что разговор не складывается в его сторону и информация из доноса Кальтенбруннера-Бормана может попасть к Черненко или того хуже к товарищу Ваучеру Неприватизированному. Не долго думая, он, от нечего делать, влепил дорогому товарищу Хонекеру легкий подзатыльник.
- Да как ты смеешь, холоп?! Я - генсек! - закричал глава социалистического Рейха.
- А я - Штирлиц! - спокойно сказал разведчик.
- Да вы, вы...
- Я, я.
Штирлиц подошел к окну и посмотрел сквозь грязное стекло. Перед ним простирался Берлин - город, в котором он когда-то проработал двенадцать лет и из которого еле унес ноги в сорок пятом. Сейчас Максим Максимович смотрел на эти странные новые, но до боли знакомые улицы почти родного ему города и страстно желал как можно скорее убраться отсюда снова. Мысли разведчика были прерваны ударом по голове посредством пустой бутылки из-под шнапса. Штирлиц обернулся и увидел перед собой подлого товарища Хонекера c разбитой бутылкой в руках.
- А это вы зря сделали! - сухо сказал разведчик. Снимайте штаны.
- Простите, я больше не буду.
- Надо, товарищ Хонекер, надо, - сурово сказал Штирлиц, снимая ремень и ловко перебрасывая хрупкое тело дорогого товарища Хонекера на коленку. - Будем учиться.
...Порка длилась около двух часов. Товарищ Хонекер визжал, как ошпаренный поросенок и тягостно просил пощады. Штирлиц был неумолим. И только потерянное сознание дорогого ему генсека заставило бросить нагое тело.
"Хиляк, другие дольше держались!" - подумал Максим Максимович, заталкивая тело под диван.
- Если дашь делу ход, проведешь там весь свой остаток жизни.
Из-под дивана донесся жалкий стон и подхалимский примирительный плач.
В тоже время где-то в далеком городе Санта-Барбара выглянуло солнышко.
ГЛАВА 7. АМУРСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПАСТОРА ШЛАГА
В то время, когда на Марс перестали падать летящие мимо метеориты, на Венере перестал плавиться известняк, а на Меркурии застыл алюминий, в России пачками продавался заморский шоколад "Сникерс". Его рекламировали так успешно, что пастор Шлаг, путешествующий по БАМу, начал подумывать о том, что здешние христиане окончательно помешались на шоколадной стезе. Пастор ехал в поезде "Москва-Якутск" и, лежа на верхней полке, мирно созерцал вагонную суету. Пассажиры, все без исключения, c жадностью пожирали огромные порции "Сникерса" из-за чего в вагоне воняло "Красным Октябрем" и чем-то еще, похожим на тот запах, который был в бункере Гитлера, когда Рейх изнемогал от канализационных отбросов. Когда Шлаг уже было начал рыгать, к нему обратилась проходящая мимо буфетчица:
- Товарищ, батончик "Сникерса"?
- Дочь моя, - сказал пастор, стараясь придать своему голосу мирный тон. - Шла бы ты отседова подобру, поздорову, пока я добрый.
- Грубиян! - громко сказала буфетчица. - Ему как лучше, а он меня на хрен посылает.
Несколько пассажиров подошли к буфетчице и купили весь шоколад.
- Нет, вы только посмотрите на этого бугая! - не унималась буфетчица. - "Сникерс" он не любит!
Несколько рабочих БАМа, услышав такую наглость, подошли к пастору и за сутану стянули его вниз.
- Ты что ли не любишь "Сникерс" - спросил один из рабочих.
- Сын мой, - начал пастор, - мне по положению не полагается этот продукт. Я человек верующий и не могу питаться дьявольской пищей.
- Ненавижу тех, кто ненавидит "Сникерс"! - крикнул второй рабочий, тот, что был покрепче и поздоровее первого. Завернув Шлага в его же сутану, он открыл окно и, дождавшись, когда поезд проезжал по мосту через озеро Байкал, выкинул огромный сверток.
Очнувшись, пастор понял, что он тонет. Плавать он не умел, но вовремя вспомнив про что-то, о чем говорил ему Штирлиц еще в Бразилии, Шлаг вдруг понял, что утонуть он не может, исходя из определения своей сущности. Поэтому он быстро всплыл и течение понесло его к берегу.
"Интересно, - подумал пастор. - А водятся ли здесь крокодилы?"
Но крокодилы и другие бразильские обитатели в Байкале не водились, поэтому тело грузного Шлага благополучно пришвартовалось к пристани города Тындым-Амура, где совсем недавно был построен очередной кирпичный завод "Унитрон".
Выйдя на берег, путешественник разделся и хотел уже было высушить свою сутану, как вдруг заметил, что она замерзла и что над ним бессовестно ржут местные жители.
- Ты что здесь, на курорт приехал? Однако здесь солнце плохо светить. Простыть можно! - щебетал низенький человечек, очень похожий на товарища Ким Ир Сена.
- Сын мой, - жалобно произнес пастор, - помоги мне. Всевышний отблагодарит тебя и воздаст семье твоей по заслугам за помощь ближнему.
- Я - Бискек! А ты кто?
- Зовите меня, дети мои, Шлагом!
- Очень xopoco, Cpak, иди за мной! Моя будет помогать тебе.
Процессия, состоящая из местных чукчей, медленно пошла по пристани. Впереди шел пастор Шлаг, за ним Бискек и еще человек сорок, очень похожих на него. Где-то вдали дымились трубы кирпичного завода "Унитрон".
Вселенная поражала своей бесконечностью!
ГЛАВА 8. УДАР ПО ПАРТБИЛЕТУ ТОВАРИЩА БОРМАНА
- Ну, в общем так, - сказал Константин Устинович. - Или вы мне этого Штирлица в Москву доставите, или одно из двух.
- Из каких двух? - глупо спросил Борман.
- Мартин Рейхстагович, однако, вы не дерзите! Не любит партия тех, кто дерзит ей. Здесь Кремль, а не публичный дом для голубых чукчей! Я вас быстро отучу водку пьянствовать! А может, дорогой мой товарищ, вы пьяны? То-то я смотрю на вас - нос красный, как огурец! - зверствовал Константин Устинович, сидя за рабочим столом, нервными движениями включая и выключая настольную лампу.
- Даю вам слово коммуниста, что не пройдет и трех дней, как товарищ Штирлиц будет в Москве, и не просто в Москве, а в Кремле, и не просто в Кремле, а в этом кабинете!
- Ты у меня смотри, задница, - серьезно сказал генсек. - Я где нормальный, а где и беспощаден! У нас, коммунистов, c фашистами разговор короткий! Не сдержите слово - положите партбилет на стол! - Константин Устинович очень подозрительно посмотрел на бывшего рейхсляйтера Германии. - Тем более, прошлое ваше, однако, у меня начало вызывать серьезные беспокойства...
- Я...
- Молчать! Или я сейчас начну зверствовать! Товарищ Ваучер Неприватизированный мне мн-о-о-го рассказывал о ваших похождениях в нацистской Германии и о вашей подлой связи c известной операцией "Шнапс" и, поверьте, факты, однако, которые он мне предоставил, достойны моего, однако, внимания. А это, Мартин Рейхстагович, вам боком чревато. Так что вечером, на рассвете третьего дня c утра в четверг после вторника к обеду, чтоб Штирлиц был здесь! Вы все поняли?
- Да, товарищ Генеральный секретарь, - сказал Борман и тихо удалился из кабинета.
Через час Мартин Рейхстагович своим корявым почерком писал послание Центра Штирлицу:
"Алекс - Юстасу.
По нашим непроверенным данным в Москве объявился вражеский шпион троцкистско-зиновьевского блока. Нам известно, что этот шпион имеет паспорт c пропиской в Тындым-Амуре. Вам необходимо:
1. Временно приостановить деятельность по вербовке мексиканско-бразильских агентов.
2. Явиться в Москву для получения подробных инструкций.
Алекс".
Плюнув на законы конспирации, Борман той же ночью передал послание по факсу в места, где водятся дикие обезьяны и живут аллигаторы.