или на заметенную снегом юрту. Над ней висела половинка багрового
гигантского светила, холодного и почти негреющего.
Ледяной ад! Худшее, что могло быть! Черную карту выбросила ему
судьба... Вернуться? Он нащупал ладонью маленькую выпуклость под кожей, и
это немного успокоило его. Нет, вернуться он всегда успеет... Может быть,
удастся найти жилье, одежду, пищу... В первую очередь - одежду, ибо при
двадцатиградусном морозе нагишом ему не продержаться и трех часов.
Блейд поднялся на ноги, стряхнул обжигающие крупинки с груди и
осмотрелся. Худшего нельзя было увидеть даже в кошмарном сне: снег, снег,
снег со всех сторон; безмолвная бело-фиолетовая пустыня - на запад и на
восток, на юг и север... Пожалуй, только в небо не тянулась эта снежная
пелена...
Впереди, в том направлении, где он увидел конический холмик, по снегу
уже протянулись черно-фиолетовые тени от гряды невысоких торосов; сзади
равнина еще сохраняла белизну похоронного савана, озаренного потоком
сумеречного света. Багровый диск над горизонтом казался яростным оком
неведомого бога, с торжеством следившего за агонией крохотного червячка,
брошенного прямо в обжигающую снежную крупу; возможно, этот глаз принадлежал
не божеству, а Сатане, владыке этого ледяного мира.
Блейд поежился. Выбора у него не оставалось; теперь он лучше оценил
ситуацию, решив, что на таком холоде не выдержит и часа, а если грянет
пурга, то это время сократится до двадцати минут. Ледяную преисподнюю - вот
что он получил после Меотиды!
Разведчик сделал шаг вперед, но тут же нога по самое колено провалилась
в снег, и тысячи мелких, хищных и острых коготков начали раздирать кожу.
Блейд пошатнулся, выдернул ногу и неловко сел на снег - прямо в продавленное
его телом углубление. Теперь жгло нагие ягодицы - удовольствие ниже
среднего; вдобавок кожа на спине, на груди и плечах начала покрываться
ледяной корочкой. Только подошвы еще как-то сопротивлялись ярости снежных
укусов, но пальцев он уже не чувствовал.
"Стоит провалиться по пояс - и конец..." - с ужасом подумал он, вновь
поднимаясь на ноги. Почему-то его меньше волновала перспектива уйти в снег с
головой, словно в нынешнем жутком положении все заботы сосредоточились лишь
на одной-единственной части тела - как будто он не рисковал отморозить уши,
пальцы и нос. Но пальцев, в конце концов, было целых два десятка...
Снег вокруг небольшого плацдарма, на котором стоял Блейд, наливался
зловещими фиолетовыми тенями. Несомненно, близился закат, хотя он еще не мог
определить, встает или садится местное светило; но что-то подсказывало ему,
что наступил вечер. Решив отложить любование игрой багрово-фиолетовых лучей
до более подходящего случая, разведчик внимательно изучил небольшой участок
снега перед собой.
Белесое покрывало на первый взгляд казалось гладким; но стоило закатной
тени побежать быстрей, как он отметил, что справа от него, ярдах в двадцати,
фиолетовое сияние высвечивает нечто похожее на санную колею. Он присел и
похлопал ладонью по ровной белой поверхности - она казалась достаточно
прочной. Затем стукнул изо всех сил, и пальцы погрузились в снежную крупу;
ледяной холод пронзил руку, отдавшись обжигающей болью в плечевом суставе.
Блейд встал и осторожно ступил вперед. Наст треснул и подался, он ушел
по колено в снег, но более плотный слой выдержал вес тела. Разведчик
облегченно вздохнул; теперь он понял, что сможет передвигаться по
поверхности этой снежной пустыни. Но он знал теперь и другое: надо спешить.
Закатные тени накатывались серо-фиолетовыми волнами и каждая из них словно
высасывала из воздуха по градусу тепла. Нужно поторапливаться, напомнил он
себе и двинулся в направлении санного следа.
Холод подгонял его ледяным стрекалом и, добравшись до колеи, он с
опаской перешел на легкую трусцу; снежный покров держал, и Блейд ускорил
шаг. Он чувствовал, как губительная апатия уже начинает сковывать его разум
и мышцы; внутренний голос попытался было убедить его, что конец может
оказаться приятней борьбы. Конец - или возвращение назад, в уютный теплый
зал под древними башнями Тауэра... Разведчик до крови прикусил губу, подавив
приступ малодушия. Ни вопросов, ни возражений, ни сомнений! Ричард Блейд не
собирался останавливаться и замерзать в этом ледяном аду! И он не хотел
возвращаться.
Холмик под грядой торосов, перечеркнувших бескрайнюю равнину, служил
ему единственным ориентиром. Он казался чем-то особым, чем-то выделявшимся
на фоне смертоносной белой простыни, и только в нем могло таиться тепло и
спасение. И след саней вел прямо к нему!
Стылые фиолетовые тени бежали все быстрее и быстрее, обдавая нагого
человека ледяным дыханием. Блейд перешел на бег; он покрылся испариной, но
капли пота не успевали проторить мокрую дорожку по спине - казалось, они
замерзали в тот же миг, когда плоть Блейда исторгала их. Кожа заледенела;
резкие движения ломали прозрачную корку, и крохотные острые чешуйки сыпались
на снег.
В какой-то момент он понял, что расстояние в полмили, на котором, как
казалось ему, находятся торосы, в действительности составляет милю с
четвертью, если не больше. Это удваивало опасность. Начало не только
стремительно холодать - столь же стремительно наступал и мрак. Он прикинул,
что через пятнадцать-двадцать минут на снежную равнину опустится кромешная
тьма. Удастся ли ему тогда отыскать этот спасительный холмик? Едва ли...
Предположение о том, что он замерзнет вконец или провалится в какую-нибудь
невидимую трещину, казалось куда более вероятным.
Он бежал и бежал, подгоняемый холодом, страхом, гордостью и
несокрушимым упрямством, понимая уже, что вновь неточно определил расстояние
до странного конического сугроба. Наконец, когда он был готов остановиться,
чтобы слегка передохнуть, спокойно прочесть отходную молитву и стукнуть по
бугорку спейсера, со стороны холма раздался вой - странный, хриплый и
заунывный; первый звук, который он услышал в ледяной преисподней нового
мира. Из-за сугроба выскочила стая четвероногих созданий - с дюжину лохматых
животных, напоминавших не то собак, не то мохнатых небольших медведей.
Увидев мчавшегося к ним человека, они подняли дикий содом, подстегнувший
Блейда.
Он не сомневался, что видит ездовых псов. Будь звери голодны, они с
рычаньем бросились бы ему навстречу, а не призывали хозяина выйти из шатра.
Безошибочным инстинктом существа, находившегося на грани гибели, он ощущал
близость жилья, пищи, тепла... Близость спасения! Сейчас... сейчас
кто-нибудь выйдет... кто-нибудь услышит этот тревожный вой... Он уже едва
переставлял ноги, но продолжал двигаться вперед с упорством обреченного.
Он не ошибся. Когда до полной тьмы оставалось минут пять, на фоне
холмика, за прыгающими тенями собак, возник человеческий силуэт. Ошибка
исключалась; туземец - двуногое создание, похожее на невысокого мужчину, -
вышел из юрты, чтобы успокоить животных и посмотреть на незванного гостя.
Ричард Блейд попытался что-то выкрикнуть, но холод клещами сжал,
стиснул его горло, и вместо слов он выдавил лишь неясный жалобный вопль.
Затем он рванулся к вожделенному жилью - сломя голову, не разбирая дороги.
Туземец, еще более мохнатый, чем его собаки, побежал навстречу разведчику и,
вытянув руку, что-то предостерегающе закричал, голос у него был тонкий,
почти детский.
Но Блейд, в полуобморочном состоянии, не понял ни слов, ни жеста.
Мгновение спустя он пробил корочку льда и с головой ушел в ледяную
воду. От неожиданности свело дыхание, но он тут же принялся неистово
барахтаться, погружаясь все глубже и глубже. В первый момент холод едва не
свел его с ума; потом заряд адреналина, выброшенный в кровь, придал ему
энергии, заставив искать путь к спасению. Он бился в мрачном бездонном
колодце до тех пор, пока мощным толчком обеих ног не сумел направить
изнемогающее тело к спасительной поверхности. Он вылетел над темной водой
полыньи и, еще не успев снова погрузиться в нее с головой, услышал, как
человек что-то кричит собакам тонким пронзительным голосом. Псы, дружно
попрыгав в воду, поплыли ему навстречу.
Разведчик прижал колени к груди, руками обхватил голени, надеясь, как
поплавок, зависнуть на одном месте, но ему не хватило воздуха - он
захлебнулся горько-соленой ледяной влагой, заполнившей горло и желудок, и
все внутри, в груди и животе, сразу занемело. Но, как ни странно, в легкие
попал и воздух: небольшая порция кислорода буквально оживила его.
Выпрямив ноги, он снова попытался плыть. Вокруг уже мельтешили собаки,
Блейд не видел их - наступила кладбищенская темнота - но чувствовал острый
звериный запах. Он вцепился в мохнатую шерсть обеими руками. Кажется, они
продвигались вперед: псы неторопливо плыли в ледяной воде и тащили его за
собой. Откуда тут, на замерзшей равнине, озеро? - мелькнула и погасла мысль.
На берегу вспыхнул огонек: собаки издали хриплый отрывистый вой и
удвоили свои старания. Блейд, теряя разум и память от холода и усталости,
чувствовал, что лежит теперь на спинах сбившихся в кучу псов словно на
шерстяном ковре с длинным ворсом. Снова раздалась команда, и мохнатый плот
приподнял его; видимо, собаки карабкались на твердую почву. Он снова
отметил, что голос его спасителя звучит отрывисто, но по-детски нежно,
словно звон серебряного колокольчика.
Интересно, кто звонит в этот колокольчик, подумал Блейд, и лишился
сознания.
* * *
Все дальнейшие события запечатлелись в его памяти будто обрывки сна;
при желании он мог восстановить общую картину, но ручаться за каждую деталь
не решился бы.
Перед ним метался сонм бредовых видений, порожденный боровшимся с
беспамятством разумом.
Вот огромные собаки легко вылезли - вместе с распростертым на их спинах
нагим человеческим телом - на твердый наст и дотащили свою ношу до
конусовидного шатра, прятавшегося под снежным холмиком.
Вот чья-то рука торопливо откинула полог юрты, и псы заползли в тускло
освещенное пространство, обтянутое кожами. Блейд, сквозь полусомкнутые веки,
разобрал, что юрта сшита или собрана из треугольных полотнищ и сравнительно
невелика - ярда четыре диаметром.
Вот собаки остановились в центре и покорно легли на утоптанный снег;
разведчик погрузился в их мех еще глубже.
Вот чьи-то руки с нежной кожей перевалили его тело на ложе из шкур -
просторный мешок, набитый чем-то мягким и теплым, словно пух.
Легкий пряный запах защекотал его ноздри. Хозяин жилища вышел, потом
опять вошел и, как показалось Блейду, поставил разогреваться какой-то
котелок на некое подобие походной печки. Она была раскалена и распространяла
вокруг приятный жар.
Сознание разведчика словно плавало на грани бреда и реальности, сна и
яви. Постепенно он стал приходить в себя; из горла хлынул поток воды, плечи,
грудь, живот сотрясла дрожь. Глаза его широко раскрылись, руки лихорадочно
шарили вокруг, словно в поисках оружия; он понимал, что находится сейчас в
полной власти своего спасителя. Профессиональная выучка, однако, брала свое:
он успокоился, хотя еще не спускал подозрительного взгляда с туземца. Тот
плотно задернул полог, подошел к очагу, снял варежки и откинул капюшон.
Ричард Блейд не сумел справиться с удивлением - застонав, он ошарашенно
уставился на тонкое бледное женское лицо, освещенное слабыми бликами огня.
Незнакомка стояла у раскаленной печурки, помешивая в котле какое-то варево:
над ним уже подымался легкий парок. Услышав стон, она повернула голову,
кивнула, словно отметив, что гость очнулся, и явно засуетилась, торопясь
приготовить горячее питье. Блейд видел, как она подбросила в котелок мелко
перетертые ароматные травы, потом, определив - видимо, по запаху, - что
настой готов, отлила немного в миску и капнула туда что-то из крохотного
пузырька.
Осторожно обойдя печку, она шагнула к Блейду; теперь, в трепещущих
отблесках пламени, он видел лицо своей спасительницы более ясно.
На первый взгляд, черты ее выглядели несколько застывшими, а взгляд -
излишне целеустремленным; но на второй... Да, со второго взгляда Блейд
пришел к мнению, что она была красива - той хрупкой сказочно-ледяной
красотой, которая могла оттаять под теплым взглядом и жаркими поцелуями,
обещая много приятных неожиданностей. Едва он подумал об этом, как именно
так все и произошло - глаза женщины блеснули, ока легко улыбнулась, и
странник, оживая, понял, что прогноз был верен.
- Пей, - она поднесла к его рту плошку со своим варевом. - Пахнет
неважно, но выпить надо. И как можно быстрее!
Блейд сделал глоток, затем второй. Он еще не чувствовал вкуса - видимо,
проморозил все внутренности, от горла и до желудка. Как обстояло дело со
всем прочим? Об этом он боялся даже помыслить; но если его язык не ощущал
ничего, то что же говорить о наружных органах?..
- Меня зовут Аквилания, - произнесла женщина, не давая Блейду перевести
дух и открыть рот, - но это очень длинное имя. Я предпочитаю прости Аквия...
Нет, нет, - она поспешно приложила ладошку к его губам, заметив, что он
пытается что-то произнести. - Сначала ты выпьешь все до последней капли, а
потом уже скажешь, как тебя зовут. Договорились?
Блейд опустил веки в знак согласия. Он согревался и начал чувствовать
не только запах, но и отвратительный вкус пойла, поэтому с лихорадочной
поспешностью проглотил остатки целебного настоя. Только затем ему пришло в
голову, что лечение могло оказаться опасней болезни. Что, в конце концов, он
знал об этой женщине? Кто она? Знахарка? Колдунья? Ведьма?
Ее зеленоватые глаза впились в зрачки разведчика, и он вдруг начал
успокаиваться; казалось, его спасительница излучает невидимые флюиды доверия
и благожелательности.
- Молодец, - похвалила она, затем с нежностью провела мягкой ладонью по
лбу Блейда. - Молодец, - повторила она, - ты - крепкий человек, сильный и
терпеливый. Как твое имя, незнакомец?
Он сглотнул и произнес заплетающимся языком:
- Риард... - и запнулся, не в силах ни повторить, ни пояснить, что
немного ошибся; губы и язык еще плохо повиновались ему.
- Красивое имя - Риард, - кивнула женщина и вновь провела по лбу Блейда
ладонью, вытирая испарину. - Ты скоро придешь в себя, Риард, - сообщила она,
посмотрев на влажные пальцы. - Ты потеешь... Это хорошо!
Она снова склонилась над ним, всматриваясь в глаза.
- Как ты попал сюда? Один, голый? Откуда ты взялся?
- Риард... - повторил Блейд, рассчитывая, что голос его, хриплый и едва
слышный, подскажет женщине, что у него нет сил для объяснений; пусть думает,
что спасенный потерял память. Когда он узнает больше об этом мире, не
составит труда сочинить подходящую к случаю легенду.
Но сил у него действительно почти не осталось, а вот что касается
памяти... Даже если рассказать правду, она в нее все равно не поверит.
Внезапно женщина откинула голову и на лице ее мелькнуло изумление.
Казалось, она прочитала его мысли - но в это уже не мог поверить сам Блейд.
Впрочем, ему было уже не до того: он почувствовал, как внутри словно
взорвалась огненная бомба и пот брызнул из пор чуть ли не фонтанчиками. Он
исходил испариной минуты полторы, после чего наступило облегчение; внутри
разливалось приятное тепло, голова пошла кругом.
Аквия довольно кивнула и отдала собакам какую-то команду. Животные
зашевелились, полезли на ложе, прижимаясь к бокам разведчика; одна
взгромоздилась на его ноги, другая - грудь. Их шерсть была неожиданно сухой
и теплой, и сейчас они походили на длинные пушистые меховые валики. Когда
движение мохнатых тел прекратилось, разведчик почувствовал, что кожа его
тоже стала теплой и сухой.
Ему, решил было, что стоит расспросить прекрасную спасительницу об этой
реальности - сейчас он ощущал явный прилив сил; однако смутные образы вдруг
закружились у него в голове, становясь все яснее и яснее. Казалось, с каждой
секундой он все глубже постигает новый мир, в который его занесла судьба,
все полнее впитывает его формы и запахи, вкус и цвет. Он не мог объяснить,
каким образом это произошло - может быть, Аквия умела говорить без слов?
Правда, новые его знания еще находились в некотором беспорядке.
Единственное, что он твердо помнил и понимал, касалось его назначения в этом
заснеженном ледяном мире. Он был Риардом, призванным сопровождать и
охранять; не бездомным странником, неведомым никому, а стражем, спутником,
покровителем и бойцом... И ему предстоял далекий путь - на север, сквозь
льды и снега, в древний замок, где под искусными пальцами мастеров
расцветают сказочные великолепные картины...
По кого же он должен охранять? Блейд задумался на миг в своем полусне,
и вдруг в сознании его всплыло имя женщины, снежной красавицы,
спасительницы. Аквия... Аквилания... колдунья, чародейка, принадлежащая к
Дому Властителей... Возможно, она сама навеяла эти грезы, подумал разведчик,
иначе откуда он знает такие подробности?
Все идет так, как должно, вдруг решил Блейд с непререкаемой
уверенностью и без всякого перехода погрузился в крепчайший сон.
* * *
Он находился в беспамятстве минут десять и очнулся свежим и отдохнувшим
- ощущение тела было каким-то странным, но явно вызывающим положительные
эмоции. Жар, как разволновавшийся теплый ветерок, пробегал от пяток до
макушки, а затем прокатывался обратно еще более горячей волной. Чувство это
было непривычным еще и потому, что Блейд не мог пошевелить ни рукой, ни
ногой, но внутренний огонь, опалявший его плоть, будил желание - неистовое,
страстное.
Аквия стояла на коленях рядом с постелью, наблюдая за его реакцией.
Видимо, возбуждение гостя не укрылось от ее глаз; судя по улыбке и блеску
зрачков, в которых заиграли серебристые искорки, она ожидала именно этого.
- Я вижу, Риард ожил... Что ж, я спасла тебя, а теперь ты поможешь мне,
- она снова улыбнулась и с милой откровенностью сообщила: - Уже много дней у
меня не было мужчины...
Поднявшись, женщина неожиданно легким движением скинула верхнюю одежду
и осталась в тонком, плотно облегавшем тело халатике из серебристого меха.
Затем она неторопливо подошла к лежавшим у печки объемистым мешкам и,
пошарив в одном из них, достала небольшой сосуд. Острый аромат коснулся
ноздрей Блейда; он молча следил за ней, надеясь, что на этот раз ему
предложат нечто более приятное, чем прежний мерзкий отвар. Но Аквия не
собиралась давать ему питье; она капнула на ладонь янтарный шарик жидкой
мази, резким окриком согнала псов и шагнула к ложу, внимательно разглядывая
своего пациента.
- Я вижу, ты еще слаб... Значит, мне придется выполнить всю работу за
двоих, но я не возражаю. А ты?
Блейд в ответ опустил веки.
- Договорились. Но завтра ты поможешь мне - в любом деле, о котором бы
я не попросила?
Блейд хотел сказать, что когда наберется сил, готов помогать своей
спасительнице хоть ежечасно, но язык плохо повиновался ему.
Неожиданно его затрясло, как в лихорадке, на лбу снова выступила
испарина; сознание разведчика поплыло, стены шатра заколебались, тело вновь
вспыхнуло огнем, как после погружения в обжигающую ледяную воду, но теперь,
кажется, для этого имелись гораздо более приятные причины. Он видел, как
силуэт Аквии, его красавицы, его Снежной Королевы, словно раздвоился; потом
обе женщины одинаковым движением протянули к нему руки, что-то нашептывая
розовыми губами. Плавными круговыми движениями Аквия начала втирать в кожу
Блейда янтарную мазь, и ему казалось, что над ним усердно трудятся четыре
нежные ладони.
- Тебе не больно? - спросила одна из Аквий.
Ричард Блейд осторожно повернул голову и с невероятным усилием
прошептал:
- Мне хорошо ... очень хорошо...
- Скоро тебе станет еще лучше... - она улыбнулась; бледно - алые губы
дрогнули на чуть порозовевшем лице.
Она действовала умело и быстро: лицо, шея, руки, грудь, живот... затем,
когда разведчик с усилием перевернулся, - спина, ягодицы, ноги... Тело его
покрывалось мазью, чудодейственным бальзамом, снимавшем жжение и усталость.
Блейд плыл по волнам блаженства, улыбаясь женщине. Он вес еще находился
в странном полусне, лишь иногда испытывая краткие всплески удивления.
Неужели пробежка но морозу и купание в ледяной ванне отняли у него столько
сил? Нет, не может быть... он слишком крепок, чтобы серьезно пострадать
из-за таких мелочей... Или адаптация к новой реальности, негостеприимной и
суровой, лишила его последних запасов энергии? Он понимал, что ему едва
удалось избегнуть смерти, но не мог сказать, откуда пришло к нему это
знание. От Аквии? Но как? Каким образом? Может быть, она...
Закончив с массажем, женщина сбросила свое одеяние, небрежно швырнув
его на мешки, Теперь она втирала терпкую мазь в собственную кожу, и в слабом
свете подмигивающего очага, в полусне-полубреду Блейд отметил, как прекрасно
ее нежное бледно-голубоватое тело. Оно казалось разведчику гибким, хрупким,
но в то же время на удивление мягким, округлым и таинственно притягательным;
и он вдруг понял, что давно уже не ощущал такого страстного, такого
необузданного желания.
Аквия склонилась над ним; тонкие пальцы коснулись его воспрявшей к
жизни плоти; груди ее, словно чаши, наполненные прозрачно-голубым соком,
слегка покачивались и обжигали живот случайными прикосновениями; их соски
заметно набухали и твердели.
- Я нравлюсь тебе? - вдруг спросила она, глубоко вздохнув и
приподнявшись над его телом; ее колени стиснули ребра Блейда.
- Да... моя королева... моя Снежная Королева... - разведчик едва слышал
свой голос; он плыл в океане блаженного тепла, покачиваясь на волнах
сладостного предвкушения.
Аквия оседлала его. Он хотел прижать женщину к себе, положить ладони на
талию, затем наполнить их голубоватыми плодами ее грудей, ласкать темные
соски, коснуться нежной кожи плеч, спины, шеи... Он обнаружил, что не может
шевельнуться.
Наклонившись, Аквия впилась губами в его губы; он чувствовал нежную
влажную податливость ее плоти. Поцелуй прервался, она застонала, изнемогая,
и вскрикнула; потом затихла, прижавшись к Блейду. Он тихо позвал:
- Снежная Королева...
- Риард... - долетел откуда-то издалека полустон-полушепот Аквии, и
Блейд почувствовал, что она продолжила прерванную на миг игру, свое
неторопливое влажное скольжение, ритмичное и восхитительно плавное...
В какой-то момент их стоны слились, и вечный поединок, который ведут
мужчина и женщина во всех мирах и любых измерениях, подошел к экстазу
финала; тело Аквии конвульсивно выгнулось, потом она тонко вскрикнула -
словно серебряный колокольчик победы прозвенел над ухом Блейда, - и рухнула
на его грудь.
* * *
Ричард Блейд не запомнил, часто ли он слышал этот вскрик; но, судя по
загадочной улыбке, которой расцвело лицо спящей Аквии, можно было сказать,
что колокольчик звенел не один раз.
Фиолетовая ночь - первая, которую он провел в этом мире, в пока еще
безымянной реальности - плыла над снежной равниной; спящему Блейду чудилось,
он снова тонет в ледяной купели, задыхается, бьется, пытаясь глотнуть
воздух. Тело его опять обдавало то жаром, то холодом, странные покалывания
сверлили кожу в тысяче, в миллионе мест, будто он, нагой и беззащитный, был
выброшен на мороз, и миллионы снежных пиявок терзали его миллионами ледяных
игл. Он стонал и ворочался, не в силах разорвать цепи сонного забытья, но
звуки эти, казалось, не тревожили спавшую рядом женщину; ее спокойная поза и
улыбка говорили только о блаженной усталости.
Под утро Блейд успокоился и крепко уснул. Кожа у него слегка зудела, и
мнилось ему, что целая армия муравьев странствует по его плечам и груди и,
переползая то на живот, то на спину, щекочет тело бесчисленными лапками. Но
он больше не ощущал холодных укусов снега и ледяной воды; наоборот, ему было
тепло, очень тепло, почти жарко.
Наступило морозное утро, прогнав сонную одурь ночи; закончилось
действие снадобий, и Ричард Блейд, живой и здоровый, вновь вернулся к
привычному состоянию умеренного оптимизма и трезвой рассудительности. Он
чувствовал себя превосходно - разве что очень хотел есть.
Потянувшись, Блейд выпростал руки из-под мехового покрывала, и вдруг
резко отбросил его в сторону. Он глядел на свою кисть, и его глаза
раскрывались все шире и шире. Дьявольщина! То была совсем не его рука!


    ГЛАВА 3



Ошеломленный, Блейд уставился на мускулистую конечность, покрытую
длинной, неимоверно густой шерстью бурого цвета. Эта страшная лапа не могла
принадлежать даже горилле, ибо свисавшая с нее на добрых полфута
растительность не уступала толщиной и плотностью меху белого медведя.
Разведчик привстал, с лихорадочной поспешностью ощупывая лицо, плечи, грудь,
поясницу. Везде то же самое - бурые отвратительные лохмы! С копчика и паха
они спускались почти до колен, словно шерстяная юбка или борода выросшая
совсем в неположенном месте.
Впрочем, положенное место также не было обойдено - со щек и подбородка
на грудь струились густые заросли, подпертые охватившим шею плотным валиком
шерсти. Блейд был очень темным шатеном, почти брюнетом, но волосяные
джунгли, украсившие за ночь его лицо, имели такой же мерзкий
грязновато-бурый цвет, как и буйная поросль на руках, груди и прочих частях
тела. С похолодевшим сердцем он потянулся к затылку, коснулся ушей. О,
великий Создатель! Космами, которые стекали с них к лопаткам, можно было два