Лэрд Джордж. Снега Берглиона

торосам - мохнатая ездовая собака, похожая на небольшого медведя, и еще
более мохнатый человек, выглядевший пришельцем из доисторических времен,
древним охотником каменного века. Лишь блеск топора за спиной да зловещее
сверкание острия пешни разрушали эту иллюзию; но схватка, которая должна
была сейчас состояться, ничем не отличалась от битв кроманьонцев с пещерными
медведями в эпоху великого оледенения Земли.
Блейд следил, чтобы собака бежала ярдах в трех от него и слева. Его
приманка вела себя спокойно; видимо, снежный ящер отлично умел
маскироваться. Они миновали горловину прохода, пройдя рядом с пирамидальным
ледяным утесом, потом пошли вдоль поваленной на ребро шестигранной призмы.
Эта полупрозрачная блистающая колонна тянулась футов на сорок, и конец ее
приходился как раз напротив подозрительного места.
Разведчик сделал шаг, другой, придерживая поводок кончиками пальцев.
Вдруг слева, над плоской вершиной ледяного куба, взметнулось белесое облако;
собака панически взвизгнула и бросилась назад, вырвав ремень из руки Блейда.
Пес чуть-чуть не успел, мощная лапа обрушившегося сверху чудовища вдавила в
лед пушистый собачий хвост, и клыкастая голова на длинной гибкой шее
стремительно метнулась к позвоночнику. Пронзительно взвыв, пес дернулся из
всех сил и вдруг заскользил по насту к выходу на равнину.
Но это прошло мимо сознания Блейда. Он видел перед собой только
бледно-розовую разверстую пасть, крокодильи челюсти, способные враз
перекусить его ногу, и длинный узкий змеиный язык, с которого капала слюна.
Пешня, словно живой таран, метнулась в капкан чудовищного зева - точно между
огромных передних клыков; стальное острие ударило в небо, пробило
неподатливую кость и вышло, обагренное бледной кровью, из загривка.
Разведчик не пытался извлечь ее обратно; отпустив древко, он сорвал с
плеча топор и рубанул зверя по шее. Потом отскочил в сторону - тварь могла
оказаться живучей, и он не собирался подставлять ребра под сокрушительный
выпад шестифутового хвоста.
Удар его секиры, похоже, был лишним. Зверь бился на снегу, и с каждой
секундой его судорожные движения становились все слабее, а хриплое шипенье,
вырывавшееся из распоротого горла, все тише. Сжимая обеими руками топор,
Блейд медленно двинулся к голове монстра, и вдруг замер, услышав позади
слабый скрип полозьев по снегу. Нарты стремительно влетели в проход, псы,
жутко взвыв, остановились в десяти ярдах от поверженного чудовища, и Аквия,
соскочив на снег, бросилась к нему, сжимая в обеих руках по метательному
диску.
- Ты... ты... цел? - она задыхалась.
Блейд молча кивнул, наблюдая за дайром; тело его вытянулось и замерло.
- Я чуть с ума не сошла, когда пес выскочил из торосов, - она робко
протянула руку к неподвижной туше ящера, разглядывая его; потом брови
женщины взлетели вверх. - Ты уложил дайра с одного удара? Не получив ни
царапины?
Блейд подошел к чудищу, откинул ногой когтистую лапу и поднял собачий
хвост. Его приманке повезло - коготь зверя перебил кость и мышцы, вот почему
собаке удалось удрать. Поискав глазами раненого пса - тот был на месте,
жался позади упряжки, - разведчик довольно кивнул.
- Вот все наши потери, - сказал он, швырнув хвост к ногам Аквии. -
Сегодня ночью можешь приделать эту штуку к моей заднице, и я стану так
страшен, что все дайры будут разбегаться с твоего пути.
Она отпрянула, как от пощечины. Не обращая на нее внимания, Блейд
вытащил свое копье, перевернул зверя на бок и принялся разглядывать. Эта
тварь действительно походила на огромную ящерицу - чешуйчатым вытянутым
телом с мощным хвостом, длинными челюстями и голыми кожистыми лапами с
когтями длиной в палец. Однако он не сомневался, что зверь был теплокровным
- иначе он просто не выжил бы в ледяной пустыне. Грудь дайра покрывали
блестящие серебристые квадраты костяного панциря; такой же защитный доспех
монстр носил на спине - плюс гребень из треугольных пластин.
Взявшись за топор, Блейд несколькими ударами распорол брюхо снежного
ящера, стараясь не повредить нагрудный панцирь. Он оглянулся - Аквия
возилась с раненой собакой, обматывая тряпицей культю хвоста.
- Эй! - позвал Блейд. - Принеси-ка мне нож да ставь юрту.
Она подошла, молча протянула клинок; разведчик отметил застывшие
полоски слез на бледных щеках, блестящие глаза, чуть дрогнувшую руку.
Ничего! Они заключили сделку, но дружелюбие и вежливость не были указаны в
условиях контракта. Как, кстати, и доверие.
Аквия постояла минут пять, наблюдая, как он кромсает ножом и топором
плоть дайра, превратившуюся из смертоносных могучих мышц просто в груду
мяса. Наконец она тихо спросила:
- Что ты собираешься делать? Может быть, поедем дальше?
- Сказано тебе - ставь юрту! - Блейд бросил на женщину сердитый взгляд.
- Клянусь, я не сделаю ни шага отсюда, пока не обглодаю эту тварь до
последней косточки!
Слова разведчика отнюдь не были фигуральным выражением: его опять
терзал свирепый голод.
* * *
Мясо дайра оказалось вполне приемлемым на вкус, и Блейд умял фунта
четыре; собаки тоже охотно ели его. Сытый и умиротворенный, разведчик сидел
в маленькой юрте на перевернутом котле, лениво наблюдая за тем, как Аквия
совершает ежевечерний ритуал отхода ко сну. Растеревшись янтарной мазью, она
набросила свой халатик и скользнула под меховое покрывало. В шатре, у
раскаленной печурки, не было холодно - градусов пять-десять выше нуля; Блейд
затруднялся определить точнее, ибо с воздухом контактировали, пожалуй,
только его глаза. Шерсть росла на его теле везде - даже на ладонях и
ступнях, правда, тут она имела вид короткого, но очень густого подшерстка.
Однако он не мог плотно стиснуть пальцы в кулак; когда он сгибал их,
возникало ощущение, что в его ладони находится плотный комок меха.
Несколько раз за день Блейд щупал, под левой подмышкой, пытаясь
установить, все ли в порядке со спейсером. Приборчик был на месте, но он
едва ощущал маленькую выпуклость на ребрах под двойным слоем шерсти - на
пальцах и на боку. Включить его будет непросто... Оставалось надеяться, что
Аквия выполнит свою часть контракта так же честно, как он сам, и возвратит
ему человеческий облик.
Разведчика удивляло, куда делся его натуральный волосяной покров, так
разительно отличавшийся от звероподобной шкуры, что облекла сейчас его
плоть. Однажды, незаметно для Аквии, он запустил пятерню в буйную
растительность на голове, превозмогая боль, выдернул клок и внимательно
рассмотрел его. Среди бурой шерсти, толстой и грубой, тонули отдельные
черные волосинки. Блейд не мог выделить их из общей массы и ощупать
загрубевшими пальцами, но не сомневался, что видит следы своей настоящей
шевелюры. Значит, с бровями и ресницами тоже ничего страшного не произошло;
бурая шерсть росла сама по себе, независимо от волос, покрывавших его тело
раньше. Оставалось надеяться, что снадобье, которое даст ему колдунья в
конце пути, подействует так, как нужно. Блейд совсем не хотел потерять
собственные волосы вместе с этой жуткой бурой шерстью - хотя, в крайнем
случае, был готов согласиться и на это.
Аквия зашевелилась под своим покрывалом.
- Риард...
- Да?
- Ты сердишься на меня?
- Нет.
Она помолчала.
- Не могу забыть твоих слов... насчет хвоста...
- Это была шутка.
Снова молчание; потом тихий шепот:
- Риард?..
- Что?
- Ты... ты прости меня...
- Я же сказал, что не сержусь.
- Нет, сердишься. Я же чувствую... твоя душа полна - гнева и... и
отвращения...
Правда, несомненная и истинная; Блейд забыл, с кем имеет дело. Он
повернулся и пристально посмотрел на женщину.
- Давай поговорим начистоту, ведьма. Да, ты спасла меня; твои псы
вытащили глупого Риарда из воды. Мало того, ты подарила мне прекрасную
ночь... И я бы помог тебе - из чувства благодарности. Так, как мужчина может
помочь женщине, сильный - слабому, воин - нуждающемуся в защите. Все было бы
честно, уверяю тебя...
Она слабо вздохнула.
- Вместе мы решили бы все проблемы - с одеждой, например. Я понимаю,
что у тебя нет ничего подходящего, по мазь!.. Эта твоя сат-па! Я продержался
бы с ней два-три дня, убил пару волков... - или еще кого - с теплой
шкурой... Наконец, вот это меховое покрывало, - он ткнул пальцем в шкуру,
под которой съежилась Аквия, - его вполне хватило бы на куртку и штаны...
- Все не так просто, Риард, как тебе кажется...
- Просто - не просто! Разве в этом дело? Ты посмотри, как все выглядит
со стороны...
- Как?
- Мерзко и отвратительно! Ты пустилась одна в опасное странствие - не
знаю, куда и зачем. Тебе нужен мужчина - защитник, покровитель... такой, с
которым ты могла бы разделить постель. Тебе встретился подходящий человек, -
он прижал ладонь к мохнатой груди. - И что же ты делаешь? Заставляешь его
обманом выпить зелье, потом - пока он еще не превратился в зверя - с
удовольствием используешь... А утром начинаешь торговаться: доведи меня,
куда надо, тогда сниму эту мерзкую шерсть...
Она плакала. Ничего, решил Блейд, это ей полезно; кто не плакал, тот не
жил.
- Пойми, дело даже не в этой шкуре, что ты натянула на меня, а в
насилии над человеком! В оскорблении, которое ты мне нанесла! - он шумно
выдохнул воздух. - Может, я и сам решился бы на такой исход... если бы
ничего другого не оставалось... Но - сам, по своей доброй воле и разумению!
- Ты горд, Риард... - ее голос дрожал.
- Какой есть, - буркнул Блейд, и они снова замолчали.
- Риард?
- Слушаю.
- Понимаешь, тебе нельзя пользоваться сат-па... Один раз, для спасения
жизни - может быть... Но это очень сильное средство. Нужна специальная
тренировка... этому обучают долгие годы...
- Меня тоже обучали долгие годы, - заявил Блейд.
- Но чему?
- Всему. - он резко выпрямил спину. - Например, как поступать в
подобных обстоятельствах.
- И как же?
Блейд встал, прошелся вдоль полога, потирая занемевшие ягодицы - три
шага туда, три - обратно, потом вытянул руки над раскаленной печуркой.
- Видишь этот очаг? - Аквия молча кивнула. - Что ты скажешь, если я
поставлю его на твою прекрасную нежную грудь? Еще можно срезать кожу
ножом... медленно, полоска за полоской. Можно отобрать эту мазь, сат-па,
вывести тебя голую на мороз и поливать водой... Можно изловить волка,
связать ему пасть - чтобы терзал когтями, долго, долго... Можно выдавить
глаза, вырвать ногти, выбить зубы... Поверь мне, красавица, не только
колдовской отвар способен сделать из человека нечеловека...
Она смотрела на него остановившимся взглядом, в глазах плескался ужас,
а тело под меховым покрывалом съежилось в комок.
- Нет!.. - тонкий крик прорезал полумрак под кожаным сводом шатра. -
Нет! Я не верю! Ты не можешь так... так... безжалостно... - она зашлась в
беззвучных рыданиях.
- Почему же? - голос разведчика оставался абсолютно спокойным. - Разве
ты испытывала ко мне жалость, когда давала то зелье? И самый простой способ
получить противоядие - пытка? Тот кровавый кусок мяса, в который ты
превратишься через пару дней, все мне расскажет - про каждую баночку и
пузырек в твоих мешках.
- Я могу ведь и не сказать правды... - пробормотала она сквозь слезы.
- Нууу... Во-первых, любое зелье я могу проверить сначала на тебе и на
собаках; во-вторых, в каждом предприятии есть своя доля риска. И может на
пути в Берглион меня ждет гораздо больше опасностей, чем в твоих мешках со
снадобьями.
Снова воцарилось долгое молчание. Наконец:
- Риард?
- Весь внимание.
- Зачем говорить такие страшные вещи? Ты ведь не дикарь, не изверг, я
чувствую... знаю... Ты не способен на это.
- Кто знает, на что способен человек, когда его лишают человеческого
естества? Люди, видишь ли, могут меняться - особенно когда их превращают в
зверей.
Тихий шорох. Меховое покрывало медленно сдвинулось, обнажив стройные
ноги с треугольником золотистых волос меж ними, тонкая рука коснулась
налитых грудей.
- Ты можешь лечь здесь... Нам будет теплее...
Что это? Искреннее раскаяние или очередная хитрость? Блейд почесал в
кудлатой голове.
- Нет, моя милая. Мне будет слишком жарко под покрывалом рядом с тобой.
Лучше я устроюсь в холодке.
Он лег прямо на утоптанный снег - так же, как вчера, - и уснул. Но всю
ночь ему снились округлые бедра и полные груди Аквии и слышался ее
серебристый зовущий голосок.

ГЛАВА 5

Утром Блейд нарубил топором замерзшее мясо дайра - его оставалось
фунтов восемьсот - и сложил в задок саней. Шкуру и голову с мощными
костяными чешуями он вычистил еще вчера; теперь же, разрезав по бокам,
разведчик натянул ее на себя словно боевой доспех. Несмотря на массу
спутанных волос, его голова свободно поместилась в черепе зверя. Лицо
выглядывало меж широко раздвинутых челюстей с огромными клыками, затыльная
кость прикрывала темя, грудь и живот - до самых колен - защищали крепкие,
как сталь, пластины, вдоль спины тянулся острый гребень. Собственная шерсть
теперь не только не мешала ему, но пришлась очень кстати, выполняя роль
подкольчужной прокладки.
Он был так страшен в этом облачении, что собаки панически взвыли и с
полчаса не подпускали его к себе. Но, к счастью, у снежного ящера
действительно был очень слабый запах, и вскоре псы распознали человека под
шкурой их страшного врага. Аквия лишь покачала головой в островерхом
колпачке и ничего не сказала; после вчерашнего разговора она была молчалива
и поглядывала на Блейда с нескрываемым страхом. Он решил в этот день вести
себя с женщиной помягче. Что было, то было; сейчас они оба нуждаются в
каком-то минимуме доверия друг к другу, иначе их кости останутся тут, в
мерзлых равнинах Дарсолана. Он не хотел, чтобы Аквия боялась его. Пусть
лучше чувствует себя виноватой - сознание вины сделает ее разговорчивой, и
тогда можно попытаться выведать кое-что насчет всех этих чудодейственных
снадобий.
В то утро Блейд принял одно важное решение. Он не тронет спейсер и не
вернется домой по своей воле, пока его плоть покрывает эта звериная шкура.
Лейтон дал ему шестьдесят дней, и впереди еще много времени: хватит, чтобы
два раза добраться до Берглиона. А там - там он предпримет кое-какие меры,
чтобы Аквия выполнила свое обещание. Но до тех пор спейсер под запретом!
Даже в минуту смертельной опасности! Он на самом деле лучше погибнет во
льдах навечно замерзшего моря, чем отправится назад, не решив все свои
проблемы.
Аквия сложила юрту, запрягла собак. Пес, вчерашний напарник Блейда по
охотничьей экспедиции, уже весело вилял обрубком хвоста; за ночь рана
полностью зарубцевалась, и разведчик подозревал, что тут дело тоже не
обошлось без волшебных снадобий Аквии. Молча они сели в сани, и упряжка
дружно потянула их по ущелью меж причудливых ледяных утесов. Потом нарты
вырвались на равнину и полетели стрелой. Тихо шипел снег под полозьями,
женщина изредка покрикивала на собак, багровый солнечный диск - раз в десять
больше привычного - медленно, в торжественной тишине плыл над
бело-фиолетовым саваном, навеки похоронившем океан.
Сравнивая продолжительность дня и ночи, Блейд пришел к выводу, что они
путешествуют отнюдь не в высоких широтах. Периоды света и тьмы были примерно
равны, так что странники находились, скорее всего, где-то в районе
умеренного пояса, между сороковой и пятидесятой параллелями. Но если здесь
царит полярный климат, то что же творится на севере - на настоящем севере?
Видимо, зона, пригодная для обитания человека, протянулась вдоль экватора.
Там, как он понял из скупых замечаний Аквии, существует растительность,
трава и деревья. И там, несомненно, сосредоточено основное население,
сородичи этой странной женщины... Что же заставило ее отправиться в одиночку
в такой страшный, тяжелый и опасный путь? Что гонит ее по этим мертвящим
холодным снежным полям? Кто она? Беглянка? Преступница? Колдунья, осужденная
на мучительную казнь?
И какая катастрофа произошла в этом мире? Совершенно ясно, что он не
всегда был таким. Аквия упоминала про древние города... вероятно, в далеком
прошлом тут бурлила жизнь, возникла машинная цивилизация - не ниже земной,
судя по этим дискам-ватарам... Что же случилось потом? Необратимо нарушился
экологический баланс планеты? Какие-то чудовищные эксперименты с климатом
вызвали новый ледниковый период? Или все случилось закономерно, естественным
путем? Древний мир, древнее, гаснущее и умирающее светило... Да, Лейтону с
его компанией яйцеголовых будет над чем поразмыслить, когда он представит
свой доклад! Если представит, поправил себя Блейд.
После полудня за ними увязалась дюжина катрабов - медведеподобных
созданий, одновременно походивших на огромных гиен. У них был желтоватый
блестящий мех, могучие челюсти и широченные когтистые лапы; весили они, по
прикидке разведчика, фунтов по шестьсот. Час за часом стая упорно трусила по
накатанному следу нарт, не переходя в атаку, но и не скрывая своего
настойчивого и хищного интереса. Собаки заволновались; наконец, это
молчаливое преследование стало раздражать и Блейда. Он велел Аквии
остановиться, взял копье и топор и направился прямо к зверям.
Они подпустили его на пять ярдов - видно, полагались больше на чутье,
чем на зрение, а носы говорили, что легкая добыча сама движется к ним в
пасть. Потом передние разглядели голову дайра, его страшные клыки и туманный
перламутровый блеск панциря; вся стая с глухим ревом подалась обратно и
ринулась, не разбирая дороги, в снежную пустыню.
В результате этого эпизода Блейд заключил, что дайры пользуются среди
местной живности непререкаемым авторитетом и бояться ему нечего. Удачно
метнув копье, он перешиб хребет одной твари, затем добил ее топором. Аквия
развернула и подогнала нарты, без слов наблюдая, как разведчик быстро
свежует еще теплую тушу. Ободрав шкуру и слегка очистив ее от мездры, Блейд
швырнул ее в задок саней, на останки снежного ящера. Мясо он решил бросить;
собаки еще не были голодны, а груз на нартах - довольно велик.
Странники вновь в молчании помчались к северу, поглядывая на светило,
висевшее на локоть над горизонтом. Останавливаться на ночлег было еще рано;
до сумерек упряжка одолеет еще немало миль, и где-нибудь да встретится
подходящее для привала место - небольшая площадка в окружении торосов.
На этот раз молчание нарушил Блейд.
- Аквия?
- Да? - такое холодное, замерзшее "да", словно ком снега, подобранный с
этой ледяной равнины.
- Я не собираюсь тебя пытать.
- Я знаю.
- И мстить тебе я тоже не хочу.
- Ты уже отомстил. Вчера.
- Значит, мы квиты?
- Можно считать и так...
Блейд уткнулся подбородком в мохнатую грудь, Пожалуй, вчера он перегнул
палку...
- Поговорим?
Она повернула к разведчику бледное лицо, обрамленное серебристым мехом
капюшона, и тихо спросила:
- Ты что-то хочешь узнать?
Да, этой женщине не откажешь в проницательности! Хорошо еще, что она не
способна отчетливо читать мысли - все его мысли, подумал Блейд. Вслух же он
произнес:
- Только одно: ты больше не спрашиваешь, откуда я появился в вашем
мире. Почему?
- Потому что ты не из нашего мира, Риард. Я поняла это сразу.
- Как?! - это был глупый вопрос, и Блейд тут же пожалел, что задал его.
Аквия уклончиво повела плечиком; на подобные темы она предпочитала не
распространяться. Возможно, знание ее было тайной; возможно, она просто не
умела выразить его словами. Блейд решил не настаивать.
- Что за место этот твой Берглион? - спросил он, меняя тему.
- Замок Помнящих.
- Ты уже говорила. О чем же они помнят?
- О прошлом...
- И ты хочешь послушать их рассказы?
- Не только. Хочу посмотреть.
- Увидеть прошлое? Разве такое возможно? - он был изумлен.
- Конечно, - последовал спокойный ответ. - Помнящие могут показать, как
выглядел наш мир раньше... до того, как снега и льды покрыли сушу и море...
- Аквия помолчала. - Говорят, что в незапамятные времена здесь плескалось
теплое море меж двух континентов. Дар-со-ланнн... - протяжные хрустальные
звуки сорвались с бледно-розовых губ тремя осколками разбитого зеркала. -
Дарсолан - значит "ласковые волны"... Они струились от южных берегов,
омывали Берглион - почти в самой середине моря, - и неслись дальше, на
север... И везде была жизнь, Риард! Везде! Леса - зеленые, а не
сине-фиолетовые, как сейчас... трава, цветы, желтый песок, бурые скалы,
голубые озера, реки... Все краски, все оттенки, все, что теперь мертво...
Понимаешь. Риард? - ее глаза стали огромными, как два бездонных колодца,
полных изумрудной влаги, - Понимаешь? Увидеть такое хоть раз - и умереть!
- Ну зачем же столь трагично, - пробормотал Блейд с некоторым
смущением; кажется, он начинал понимать эту женщину. - Увидеть и жить - так
будет гораздо лучше.
- Разве тебе неясно? - Аквия вскинула на него вопрошающий взгляд. -
Наверное, в твоем мире сохранилось все, о чем я говорю. Но для меня увидеть
прошлое мира - а потом это... - она махнула рукой в сторону безотрадной
унылой равнины и покачала головой.
- Что ж, в снегах тоже есть своя красота, - заметил разведчик и сделал
паузу, собираясь с мыслями. - В том мире, откуда я родом, живет одна
девушка, которая тоже любит смотреть на прошлое. Видишь ли, у нас есть люди,
художники, которые изображают красками на ткани и бумаге все, что хочешь...
других людей, животных, лес, море, облака, солнечные закаты и восходы... Они
занимаются этим уже тысячи лет, так что мы знаем, как выглядел наш мир
раньше, - Блейд вздохнул, невольно подумав, - что в определенных отношениях
этот мир за последние две тысячи лет явно изменился к худшему. - Так вот, о
девушке... - он вспомнил темные глаза и бархатистую кожу Зоэ и снова
вздохнул. - Она показала мне картины мастера, который рисовал только снега и
льды - ибо в нашем мире тоже есть и то, и другое. Его полотна... они... да,
они были прекрасны! Они потрясали душу!
Замерев, с остановившимся взглядом, Аквия слушала его рассказ. Лицо ее
побледнело, губы задрожали и приоткрылись в изумлении; потом она приложила к
ним ладонь, словно пыталась сдержать крик.
- Значит... - ее обычно звонкий голосок вдруг стал хриплым, - значит, в
твоем мире люди могут везде увидеть картины прошлого?
Блейд с недоумением кивнул; он не мог понять, что ее так поразило.
- И таких картин много? Ты сказал - на ткани, на бумаге...
- ...на дереве, на камне, на металле - теперь художники рисуют на чем
угодно, даже на живых людях. И полотен, старых и новых, столько, что на
каждого жителя моего мира приходится несколько десятков - или сотен, точнее
не могу сказать. Правда, не все они хороши. Есть, например...
Но Аквия не слушала его. С жадным любопытством она вцепилась в его руку
и спросила - почти выкрикнула:
- Сколько?!
- Чего - сколько?
- Сколько жителей в твоем мире? Тысяча? Десять тысяч? Сто?
Блейд невольно рассмеялся, представив Лондон со стотысячным населением.
Это было бы совсем неплохо! Но реальность выглядела несколько иначе.
- В одном городе моего мира тысяча тысяч людей. И таких городов - около
трех тысяч. - Дать ей лучшее представление о человеческом муравейнике,
кишащем на Земле, он не мог.
Аквия испытующе посмотрела на него, и тонкая морщинка вдруг прорезалась
на ее лбу; Блейд ощутил мгновенный острый укол под черепом, словно тонкая
игла непонятной энергии пронзила мозг. Потом женщина медленно покачала
головой.
- Это правда, но это - непредставимо... Людей больше, чем снежинок в
огромном сугробе... и еще больше - того, что ты назвал полотнами...
- Но почему же это удивляет тебя?
- Потому, что некоторые мудрецы Берглиона делают то же самое...
Воспроизводят картины прошлого по древним образцам. Только их осталось
совсем мало...
Так вот что она имела в виду, когда говорила о том, что может увидеть
прошлое! Увидеть копии неимоверно старых картин тех сказочных, легендарных
времен, когда на месте ледяной пустыни Дарсолана плескались теплые ласковые
волны! Блейд почувствовал жалость; на миг у него перехватило дыхание, потом
он откашлялся и спросил:
- Значит, в Берглионе есть художники, которые рисуют картины красками
на ткани?
- Нет, - Аквия, порозовев от волнения, вскинула руки, - они ткут ткани
с картинами! Такие большие полосы ткани, - она показала широким жестом, -
длинные, яркие и разноцветные! И на них...
"Бог мой, - думал Блейд, слушая звон серебристого колокольчика над
ухом, - стоило ли переноситься в мир, где зеленые деревья и синее море можно
увидеть только на гобеленах! На древних гобеленах, которые из века в век
ткут фанатики в какой-то затерянной в снегах холодной каменной башне! Что
полезного можно взять отсюда?"
Потом он вспомнил о мешках Аквии с таинственными снадобьями и покачал
головой. Отсюда было что взять. И было что оставить.
- Когда мы придем в Берглион, - Блейд широко ухмыльнулся, - я подарю
свою шерсть гобеленным мастерам. Нити такого бурого цвета отлично подойдут
для изображения самых мерзких гор, которые когда-либо высились на берегах
Дарсолана.
* * *
На этот раз они разбили лагерь рядом с подернутой ледком промоиной,
около очередной гряды торосов. Место это Аквии чем-то не понравилось, и она
не хотела останавливаться тут, но Блейд настоял - ему хотелось взглянуть на
морских обитателей
Полынья - вернее, прорубь, - была явно выбита во льду человеческими
руками; может быть, это и вызвало у Аквии тревогу. Неправильный квадрат
двадцать на двадцать футов с тремя отвесными стенками в рост человека, с
четвертой стороны к воде тянулся пологий откос. Прихватив несколько кусков