Страница:
С большим усердием он трудился в Белграде, в небольшом особняке на Крунской улице, постоянно контактируя с немецким посольством и комиссаром гестапо (!) Гансом Гельмом при посольстве. Кто у него только не побывал! Знали сюда дорогу: вождь югославских фашистов Летич, начальник русского отдела тайной белградской полиции Губарев, терский атаман Вдовенко, известный атаман Шкуро, полковник белогврдеец Павский, испанский шпион Чертков, будущий начальник «Русского охранного корпуса» генерал Скородумов (корпусу предстояло действовать как полицейской силе), вождь югославских немцев Янко Сеп.
Гитлер оказывал организации этих фольксдойчей за границей, как «пятой колонне», много внимания. Он обращался к ним в своем воззвании так:
«Вы будете нашими разведчиками, нашими впередсмотрящими! Ваш долг подготовить для армии плацдарм задолго до ее прихода. Ваша задача замаскировать нашу подготовку к нападению. Считайте, что вы на фронте! Для вас вступили в действие законы войны. Отныне вы сама соль, сама суть германского народа. И теперь все зависит от вас, чтобы после победы не нашлось бы такого немца, который поглядел бы на вас косо. Ваша миссия стать в грядущем опекунами в покоренных странах и от имени великого „третьего рейха“ вершить неограниченную власть. Управлять от моего имени теми странами и народами, где вы были преследуемы и угнетены. И, таким образом, наша прежняя старая беда — вынужденное переселение многих миллионов немцев в чужие земли — превратится в величайшее счастье!»
Бывал у Беренса «в гостях» также генерал Николай Батюшин, бывший начальник разведки в Варшавском военном округе. После завершения Гражданской войны он постоянно проживал в Белграде, придерживался, естественно, белогвардейских убеждений. По своим делам он, однако, приезжал в Германию, где в 1921-1923 гг. не раз бывал в доме Эриха Людендорфа, видного руководителя германской армии периода Первой мировой войны. А в этот дом был вхож и полковник Николаи, человек весьма близкий к этому всем известному генералу.
Дальнейшая судьба Людвига Беренса неизвестна. Если он не умер во время войны 1941-1945 гг., не «влип» в дело германских генералов, составивших заговор против Гитлера, то скорее всего он сдался американцам после 25 августа 1944 г., когда в освобожденный от немцев Париж вступили французская и американская дивизии.
Передав американцам все известные ему секреты (как и другие немецкие разведчики), он обеспечил себе мягкий приговор и новую работу. Отслужив положенный срок, вышел на пенсию и завершил жизнь то ли в Германии, то ли в США.
О трех сыновьях Людвига Беренса (рождения 1907, 1909 и 1911 гг.) известно мало, — и уж верно неспроста! Имелась у него и дочь — актриса Маня (!) Беренс. Она тоже работала в разведке, в 30-е годы была любовницей Бормана (!) и играла роль связной между ним и отцом.
Можно не сомневаться: все сыновья Беренса следовали семейной традиции — службе на флоте. И в силу этого кончили кадетский морской корпус в Киле, представлявшем собой центр судостроения, важнейший порт Германии на Балтийском море, где находилась военно-морская база и где моряки в 1918 г. подняли восстание против монархии, послужившее началом ноябрьской буржуазной революции 1918 г.
Выбор учебного заведения не был, понятно, случаен: отец думал о будущей карьере сыновей. Он учитывал, что адмирал Эрих Редер (1876— 1960), начальник военно-морских сил Германии, и сам закончил это учебное заведение. Отец намеревался в будущем устроить сыновей на работу в разведывательное ведомство. Чем занимается адмирал Кана-рис, он, разумеется, как разведчик, отлично знал. Судьба, после окончания кадетского корпуса и положенной службы на корабле, раскидала сыновей в разные стороны. Первый, Герман Беренс, имея чин полковника, оказался в ведомстве Гиммлера-Гейдриха, занимался внешней и внутренней разведкой. Второй, Фридрих Беренс, осел в разведывательном аппарате у адмирала Редера, бывшего в 1935-1943 гг. главнокомандующим ВМФ. Там он занимался научными исследованиями по экономике и вооружениям Германии и ее врагов. Он долго был под большим влиянием своего адмирала. Редер отличался большой самостоятельностью мышления и многократно спорил с Гитлером, за что тот отправил его в отставку ( 1943 г.). Адмирал оставил после себя интересные мемуары «Моя жизнь» (Тюбинген. 1956-1957).
Взгляды Фридриха все больше расходились с официальными. Войдя в контакт с элементами, настроенными враждебно к Гитлеру, он тайно вступил в компартию Германии и долго работал в ее пользу, ни разу не попав в руки гестапо. Вероятно, в этом сильно помог старший брат — уж если не из братской любви, то ради собственной безопасности. Благополучно пройдя сквозь ужасную войну, этот Беренс 36-и лет с почетом вошел в новую Германию. Он жил и работал в ГДР, занимая пост профессора и директора Института политической экономии Лейпцигского университета им. К. Маркса.
Третий брат, впитав в себя неприязнь части офицерского корпуса к Гитлеру и его завоевательной программе, к его намерению вести войну с Россией, незадолго до прихода Гитлера к власти, на основе секретных соглашений, переехал в Россию и поступил здесь на службу в советский Балтийский флот, который очень нуждался в опытных офицерах. Он не пожелал возвращаться в Германию Гитлера, отказался от немецкого гражданства, принял советское, вступил в ВКП(б) и, подобно многим немцам, стал делать вполне успешную карьеру, получив много орденов.
Всемогущее ЧК-НКВД никогда особенно не тревожило его из-за кровного родства с крупным чином в СС. Это родство с выгодой использовалось в разных чекистских операциях за рубежом.
В заключение следует сказать, что в системе родственных связей Беренсов много неясного. Необходимо специальное и подробное исследование по этой фамилии. Выводы могут оказаться в высшей степени неожиданными и сенсационными. Ведь у нас изучением родословных никогда серьезно не занимались (исключение составляла небольшая группа людей — Пушкин, Лермонтов, Л. Толстой, Фет и т.п.). А Беренсы играли видную роль в истории России и Германии. Очень показательным является следующий факт: только в Москве до 1914 г. немцев числилось 30 тысяч человек, и среди них имелось немало Беренсов разного уровня благосостояния и профессии. В связи с войной многие перебрались в Германию и воевали затем с Россией.
Русская же часть Беренсов, которых до 1914 г. очень много проживало в Москве, достаточно известна. Например: Беренс Александр Иванович (1825-1888) — генерал-лейтенант, профессор военной истории и стратегии в академии Генерального штаба (1855-1875); Беренс Евгений Андреевич (1876-1928), родившийся в дворянской семье, окончивший Морской корпус, участвовавший в Русско-японской войне (на крейсере «Варяг»). В 1910-1914 гг. последний был военно-морским атташе в Германии (!), в 1915-1917 гг. — в Италии. С 1917 г., имея чин капитана первого ранга, числился в Морском Генштабе начальником Иностранного отдела. Он стал на сторону Октябрьской революции и занимал видные посты (начальник Морского Генштаба, командующий морскими силами республики, офицер для особо важных поручений при РВС республики). Был влиятельным экспертом при заключении мирного договора с Финляндией, участвовал в Генуэзской и Лозаннской конференциях, был также экспертом в комиссии по сокращению вооружений в Женеве. В 1924 и 1925 гг. занимал посты военно-морского атташе в Великобритании и Франции. Известен также в 30-е годы К.Ю. Берендс, преподаватель военной академии имени М. Фрунзе. (Его фото есть в книге: Казаков М.И. Над картой былых сражений. М., 1965, с. 31.)
Эти примеры неизбежно наводят на глубокие размышления. Совершенно несомненно, что в германском морском флоте, хотя офицерский и адмиральский состав был монархическим, неизбежно в силу разных обстоятельств появлялись всякие «шаткие» элементы. Часть из них переходила на сторону революции, а часть уходила к нацистам. При этом и сами нацисты на них полагаться могли не вполне. Из этих вот последних элементов выходили союзники русской «оппозиции». Об одном таком руководителе ВМФ Германии следует рассказать. Что он являлся тайным союзником Тухачевского и его сторонников, можно утверждать с абсолютной несомненностью. К их числу принадлежал генерал-адмирал (1940) Рольф Карльс (1885-1945). Так заставляют думать удивительные «зигзаги» его карьеры. Они говорят ясно о крайнем недоверии Гитлера к нему.
Карльс начал служить на флоте кадетом с 18-ти лет (1903). Кончил военное училище, стал лейтенантом. Хорошо зарекомендовал себя. Участвовал в Первой мировой войне и, окончив школу подводных лодок, успешно командовал двумя подводными лодками, действовавшими против торговых кораблей союзников (U-9 и U-124). Продолжал службу после официальной демобилизации. Упорно учился и при Гитлере (1935-1936) стал командиром линейных кораблей. Получил адмиральский чин и руководил действиями германского флота в Гражданскую войну в Испании. После возвращения в Германию (Киль) командовал немецким военным флотом (1.01.1937-17.06.1938). Был смещен Гитлером, как думали в обществе, со страшным понижением (в связи с «делом Тухачевского»). Отправлен командовать военно-морской станцией («Остзее»). Ради своей реабилитации, с рядом других руководителей флота, выступал за захват Норвегии и ее военно-морских баз, чтобы обеспечить беспрепятственный подвоз железной руды из Швеции. Гроссадмирал Эрих Редер (1876-1960) его поддерживал, Норвегию удалось захватить, но с очень большими потерями для немецкого флота. Тем не менее свою «репутацию» восстановил. С апреля 1940 г. стал командовать группой ВМФ «Север». Когда на линкоре «Бисмарк» в бою с англичанами погиб командующий флота Гюнтер Лютьенц (1889-27.05.1941), а вместе с ним погиб и штаб флота, и почти вся команда (числилось 2100 человек), был назначен на его место, с сохранением старой должности. Но вскоре оказался вынужден уступить должность коллеге — адмиралу Отто Шнивинду (1888-1964), которого все время поддерживал гроссадмирал Э. Редер.
Тем не менее пользовался на флоте громадным уважением — за широкий круг познаний, организаторские способности, смелость и прямоту. Сослуживцы звали его «Морской царь». Сам Э. Редер, уходя в отставку (1943) из-за споров с Гитлером, своими возможными преемниками назвал его и К. Деница. Гитлер выбрал более покладистого — Деница (имел клички «Лев» и «Папа Карл»). Последний выступал с программой резкого увеличения строительства подводных лодок и уничтожения торгового флота врага на его главных коммуникациях. Его кандидатуру поддержали А. Шпеер и военно-морской адъютант Гитлера — капитан Ф. Путткамер. Дениц, с согласия фюрера, немедленно предпринял «чистку» своего ведомства от личных врагов и «сомнительных». В конце мая 1943 г. Карльс оказался вынужден уйти в отставку. В свои 60 лет (умер в середине апреля 1945 г.) он увидел полное поражение Германии и мог только проклинать своих врагов и предаваться сожалению, что силы его и опыт были использованы не в полной мере.
Возникает естественный вопрос: за что же обрушилась на адмирала такая беда? Ответ вполне очевиден и неоспоримо подкрепляется временем его смещения с важной должности — летом 1938 г., т.е. временем разгрома военного заговора в России. Гитлер и Сталин являлись гражданскими и партийными руководителями, их противники — в значительной мере военные. Адмирал Карльс входил в оппозиционные круги немецких военных групп. Он поддерживал Людендорфа, и ему предстояло стать главным исполнителем крайне дерзкого и опасного плана: переправить на своих судах отборные десантные войска под Ленинград, произвести там высадку и с помощью заговорщиков на верхах взять город, затем развивать наступление на Москву, чтобы помочь другим заговорщикам захватить и столицу советской страны, свергнув «тирана» Сталина.
Гитлер, когда он через свою секретную агентуру узнал о таком плане, до смерти испугался. Хотя он и сам являлся авантюристом, такая авантюра (при армии, не готовой к большой войне!) казалась безумной даже ему. Из правильного понимания обстоятельств последовала молниеносная «расправа» с адмиралом и его снижение в ранге. Воистину можно было бы сказать: «Не лезь раньше батьки в пекло!»
Впрочем, «пострадал» не один Карльс. Да и что значит «пострадал»? Невинное название «Остзее» на самом деле лишь прикрывало кое-что для несведущих: эта военно-морская станция являлась тогда крупнейшим соединением кораблей ВМФ Германии. На этом посту побывал и соратник Карльса, участник намеченного предприятия генерал-адмирал (1940) Конрад Альбрехт (1880-1969). Он был участником Первой мировой войны, командовал флотилией торпедных катеров, награжден за боевые заслуги Железным крестом 1-го и 2-го класса и Рыцарским крестом Дома Гогенцоллернов. Побывал также на посту начальника штаба военно-морской станции «Остзее» (1925-1928), затем на посту руководителя отдела офицерских кадров Морского управления, в 1932— 1935 гг. — он начальник названной «Остзее». А с начала декабря 1935 г. очутился на посту военно-морского адъютанта у Гитлера. В конце 1937 г. вновь вернулся на пост начальника «Остзее», а в середине 1938 г. получил назначение на пост командующего более сильного соединения ВМФ «Восток». Руководил немецким флотом в польской кампании 1939 г., затем занимался его реорганизацией в группу «Север», после чего (из-за недоверия к нему Гитлера) 31 декабря 1939 г. смещен с должности и отправлен в отставку.
ГЛАВА 8. ПРОКУРОР СССР АНДРЕЙ ВЫШИНСКИЙ
Вышинский — лицо очень видное во всех тех и других важных событиях советской жизни. Как складывалась его жизнь?
Андрей Януарьевич Вышинский (1883-1954, чл. партии с 1920) — родом из дворян, с польскими корнями. Родился в Одессе, в 1913 г. окончил юридический факультет в Киеве. Участвовал в студенческом и революционном движении; будучи социал-демократом, вошел во фракцию меньшевиков. Так как его по политическим основаниям не допустили к получению профессуры, усиленно занимался литературой и педагогической деятельностью. В 1917 г. установил секретные отношения с Лениным и представлял собой его тайного агента среди меньшевиков, передавая руководителям большевиков важную информацию. Он подписал ордер Временного правительства на арест Ленина, но он же сделал так, что Ленин благополучно ускользнул от ищеек правительства. При Советской власти удачно делал карьеру, как человек, обладавший широким кругозором и выдающимися способностями: в 1921-1922 гг. — преподаватель Московского университета, декан экономического факультета Института народного хозяйства, в 1923-1925 гг. — прокурор уголовной коллегии Верховного суда СССР; в 1925-1928 гг. — ректор Московского университета, 1928-1931 гг. — член коллегии Наркомпроса РСФСР, 1931-1933 гг. — прокурор РСФСР, заместитель наркома юстиции РСФСР, 1933 г. — заместитель прокурора СССР, 1935-1939 гг. — прокурор СССР. Он был активным участником всех политических процессов 30-х годов. Его прах захоронен в Кремлевской стене, рядом с самыми уважаемыми людьми страны.
Отзывы о Вышинском у разных людей были различные. Л. Берия, ставший преемником Ежова, к нему относился неприязненно. Серго Берия о причинах говорит так: «У отца были совершенно другие представления о прокурорском надзоре. При Вышинском органы прокуратуры, по сути, были таким же карающим мечом, как и органы безопасности». «И дипломатом Вышинского отец никогда не считал. Называл помесью дипломата с прокурором. А чаще — мерзавцем. (…) У него к Вышинскому была давняя неприязнь, еще с Грузии. Он не мог и ему, и Ульриху простить гибель людей, которых он пытался спасти». Личные неприязненные отношения, конечно, были — их порождали должностное положение и разница во взглядах. Но неизбежность столкновения с Ежовым делала их временными союзниками: Берия хотел сесть на место Ежова, Вышинский — спасти свою голову.
Вот каково было действительное положение! Удивительно, но многие авторы его просто не понимают. И поэтому в адрес Вышинского идут самые ужасные обвинения. Несомненно, многие из них обоснованны. Типично высказывание М. Ишова, военного прокурора. Каков его собственный путь? Вот главные вехи: родился в 1905 г., вступил в комсомол и в 1919 г. ушел в Красную Армию. Воевал на Польском фронте, был контужен, после излечения служил в Днепропетровске, учился и работал. С 1928 г. работал в Ленинградском округе, с 1931 г. — заместитель военного прокурора пограничных и внутренних войск Северо-Кавказского края, с 1935 г. — военный прокурор пограничных и внутренних войск Калининской обл., с сентября 1937 г. — заместитель военного прокурорапограничных и внутренних войск Западно-Сибирского военного округа (в подчинении находились военные прокуроры Алтайского и Красноярского края, Омской и Новосибирской областей), член окружной партийной комиссии. В 1938 г., в связи с попытками остановить безумную лавину арестов в военной среде, был арестован как «троцкист и участник право-троцкистской организации», проводившей «антисоветскую агитацию». Осужден на пять лет лагерей. В 1955 г. реабилитирован. О дальнейшей судьбе его не сообщается, но, видимо, до выхода на пенсию работал в системе комиссий, занимавшихся реабилитацией политических заключенных. Умер, вероятно, до 1980 г.
Каковы были политические взгляды Ишова? Прямо об этом он в своих воспоминаниях не говорит, но определить его ориентацию можно достаточно точно по ряду фактов:
1. Его сестра Розалия была старым членом партии, с партстажем до 1917 г., сидела еще в царских тюрьмах, таковы же были и ее подруги. Их Ишов глубоко уважал, и они очень влияли на него.
2. Среди его друзей числились лица, имевшие партстаж с самого начала Советской власти (В.Р. Домбровский, нач. управления НКВД Калинской обл. — с 1918 г., М.В. Слонимский, нач. областного управления милиции — с 1917 г., первый секретарь Калининского обкома партии М.Е. Михайлов — с 1919 г.). Это было поколение людей очень смелых и самостоятельных — потому, что они сами создавали и утверждали Советскую власть.
3. Среди политиков ориентировался на С. Орджоникидзе и его окружение (а в нем находились также и Бухарин с Пятаковым!).
4. Среди военных больше всех почитал М. Тухачевского и не очень это скрывал (в 1937 г. Ишову было всего 32 года!). Поэтому, когда над маршалом разразилась «гроза», на него самого тут же был подан донос со стороны сослуживца и «друга» — председателя военного трибунала Серпуховитинова. В своем заявлении, переданном начальнику политотдела внутренних и пограничных войск Калининской обл. Яновскому, этот «сослуживец» писал, что Ишов «выражал сожаление по поводу ареста Тухачевского, Якира и др». (Там же, с. 197.) Дело дошло до ЦКК в Москве. Доносчик был изобличен в клевете и лжи, документально изобличен в том, что сам служил секретарем суда при гетмане Скоропадском на Украине (!), что охотно прибегал к лжесвидетельству. Из партии его исключили, с работы сняли, позже уволили из РККА.
Впечатлениями и встречами с разными людьми, и прекрасными, и крайне гнусными, жизнь Ишова оказалась очень богата. Все он испробовал на себе. Обстановка 1937-1938 гг., по его словам, была самой ужасной: «Продолжались аресты крупных военных и партийных и советских работников. Развернувшиеся и принявшие массовый характер аресты стали лихорадить страну, вселяя в людей страх и неуверенность. Руководители предприятий, учреждений, партийных организаций, командиры воинских частей сменялись один за другим.
Были арестованы видные деятели партии и государства: Енукидзе, Ломов, Уншлихт и другие. Создалась обстановка всеобщей подозрительности, породившая целую армию клеветников и провокаторов. Они действовали беспрепятственно, открыто, нагло и беззаконно. Люди в то время стали бояться собственной тени, перестали общаться (!).
Любого доноса, анонимки было достаточно для ареста и осуждения. Страх обуял и парализовал всех. Лжедоносительство приняло колоссальные размеры.
Многие коммунисты и комсомольцы, на протяжении долгих лет боровшиеся с оппозицией за генеральную линию партии, арестовывались как троцкисты и осуждались как «враги народа». Ярлык врага народа приклеивали всем арестованным без исключения и какого-либо повода». (Расправа. С. 196-197.)
«Было мучительно тяжело. Найти должное объяснение происходившим массовым арестам я не мог, а между тем многие товарищи, выступавшие на партактиве, говорили с пафосом и большой легкостью о „врагах народа“, будто им все ясно. Мне же было непонятно, как могло случиться, что известные всему народу старые, честные, беспредельно преданные рабочему классу большевики, внезапно заболели страшной инфекционной болезнью, называющейся изменой родине? Как же, — думал я, — люди, отдавшие свои силы революции, народу, партии, вдруг стали на путь предательства, измены, шпионажа?
Мои сомнения и тревога за судьбы многих людей еще более усилились в связи с происшедшим у нас событием». (С. 201.) (Имелся в виду арест первого и второго секретарей обкома партии М.Е. Михайлова и А.С. Калыгиной, члена партии с 1915 г.)
«Стремясь выгородить себя и других своих сотрудников, Мальцев (нач. Новосибирского управления НКВД. — В.Л.) систематически продолжал мешать нормальному ходу следствия, не прекращая массовых арестов невиновных людей. Число арестов росло, принимая чудовищные размеры.
Не было человека, спокойно и уверенно работавшего. Никто не знал, что с ним будет завтра. На борьбу с «врагами народа» были мобилизованы практически все сотрудники НКВД. Все это крайне настораживало и беспокоило. Вначале мне казалось, что в Москве мало знают о произволе органов, поэтому я систематически доносил о всех случаях грубого нарушения законов в Главную военную прокуратуру. Многочисленные донесения, меморандумы, докладные записки адресовывались мною персонально Главному военному прокурору Розовскому, прокурору Дорману и др. Отдельные донесения писал непосредственно Прокурору СССР Вышинскому и в ЦК партии. К сожалению, ни помощи, ни поддержки со стороны Главной военной прокуратуры не было, хотя на словах меня обнадеживали, обещали поддержку. Атмосфера создавалась крайне удушливая, невыносимая. На всех лежала тяжелая тень подозрения». (С. 217.)
«Мои сигналы, донесения Вышинскому, Розовскому, а также ЦК партии никаких положительных результатов не дали. Мой развернутый доклад Новосибирскому обкому партии также ни к чему не привел. И все же я принял решение продолжать свои обращения к партии. В тот период я направил множество подробных писем и докладов в Политбюро партии и лично Сталину. Я питал надежду и твердую уверенность, что мой голос будет услышан, но этого не случилось. Как-то получилось все иначе. Все наоборот. Вокруг меня быстро начали сгущаться тяжелые тучи.
9 февраля 1937 г. мою сестру Розалию Ишову арестовали в Москве органы НКВД, а брат, инженер Военно-морского флота Леонид Ишов, арестован в Кронштадте в апреле того же года. Если раньше на все мои сигналы, записки и докладные Главная военная прокуратура никак не реагировала, то сейчас она оказалась «на высоте». Как ни странно, получив от кого-то «сигнал» об аресте моих сестры и брата, ГВП как никогда проявила мобильность и бдительность. От меня срочно затребовали письменного объяснения о моих взаимоотношениях и «связях» с сестрой и братом. Требуемые от меня сведения я изложил с исчерпывающей полнотой и немедленно передал в Главную военную прокуратуру». (С. 219.) «Усилив борьбу с нарушителями советского закона, я был вынужден снова перенести вопрос об этом в областной комитет партии, приводя в подтверждение сотни фактов грубейшего нарушения прав человека. Как я понял, секретари обкома все чувствовали, видели и знали, но, к великой печали, были не в состоянии что-либо изменить. Я начал убеждаться, что я борюсь с ветряными мельницами и что руководящие партийные работники обкома тоже находились под неослабным наблюдением и контролем НКВД. Партийных руководителей райкомов, обкомов, крайкомов с необычной легкостью арестовывали и заключали в тюрьму. Страшный ярлык „врага народа“ продолжал навешиваться на честных людей.
Мои усилия в борьбе за законность практически оказывались тщетными. Ничего изменить я не мог, если не считать нескольких десятков невиновных людей, освобожденных мною из тюрьмы и арестов немногих мерзавцев, фабриковавших уголовные дела. Все это было каплей в море.
Во мне все восставало против клеветы и издевательств. Непрерывно мучила мысль, как же выйти из создавшегося тупика. Ведь отчетливо было видно, как вся государственная машина работает на такое страшное зло. Но одновременно с этим я не переставал верить в доброту и справедливость. Мечталось о правде, а число фактов нарушения и искажения законов росло с каждым днем.
Бороться с фальсификаторами становилось все труднее и труднее. И вот в июле 1938 года я принял решение добиться свидания с Генеральным прокурором СССР Вышинским, для чего выехал в Москву, захватив с собой собранный мной материал о фактах грубейшего нарушения законности. За каждым документом стоял живой человек.
Кроме того, произведенные к тому времени аресты членов ЦК, секретарей ЦК Украины Косиора, Хатаевича, видного политического деятеля Постышева, вожака питерской комсомолии и секретаря Ленинградского обкома партии П. Смородина, о ком слагали поэмы, секретаря ЦК комсомола Косарева, наркома просвещения Бубнова, крупного военачальника Дыбенко и многих др. — заставили серьезно и очень о многом задуматься. Творившееся беззаконие зашло слишком далеко, приняв огромные размеры.
Вскоре я узнал об аресте еще ряда видных государственных деятелей, таких, как Крыленко и Антонов-Овсеенко. Тогда же стало известно об аресте Карахана, Калмыкова, Шацкого, Рудзутака, Сосновского, М. Кольцова, Бруно-Ясенского, Эйхе и многих-многих других.
Гитлер оказывал организации этих фольксдойчей за границей, как «пятой колонне», много внимания. Он обращался к ним в своем воззвании так:
«Вы будете нашими разведчиками, нашими впередсмотрящими! Ваш долг подготовить для армии плацдарм задолго до ее прихода. Ваша задача замаскировать нашу подготовку к нападению. Считайте, что вы на фронте! Для вас вступили в действие законы войны. Отныне вы сама соль, сама суть германского народа. И теперь все зависит от вас, чтобы после победы не нашлось бы такого немца, который поглядел бы на вас косо. Ваша миссия стать в грядущем опекунами в покоренных странах и от имени великого „третьего рейха“ вершить неограниченную власть. Управлять от моего имени теми странами и народами, где вы были преследуемы и угнетены. И, таким образом, наша прежняя старая беда — вынужденное переселение многих миллионов немцев в чужие земли — превратится в величайшее счастье!»
Бывал у Беренса «в гостях» также генерал Николай Батюшин, бывший начальник разведки в Варшавском военном округе. После завершения Гражданской войны он постоянно проживал в Белграде, придерживался, естественно, белогвардейских убеждений. По своим делам он, однако, приезжал в Германию, где в 1921-1923 гг. не раз бывал в доме Эриха Людендорфа, видного руководителя германской армии периода Первой мировой войны. А в этот дом был вхож и полковник Николаи, человек весьма близкий к этому всем известному генералу.
Дальнейшая судьба Людвига Беренса неизвестна. Если он не умер во время войны 1941-1945 гг., не «влип» в дело германских генералов, составивших заговор против Гитлера, то скорее всего он сдался американцам после 25 августа 1944 г., когда в освобожденный от немцев Париж вступили французская и американская дивизии.
Передав американцам все известные ему секреты (как и другие немецкие разведчики), он обеспечил себе мягкий приговор и новую работу. Отслужив положенный срок, вышел на пенсию и завершил жизнь то ли в Германии, то ли в США.
О трех сыновьях Людвига Беренса (рождения 1907, 1909 и 1911 гг.) известно мало, — и уж верно неспроста! Имелась у него и дочь — актриса Маня (!) Беренс. Она тоже работала в разведке, в 30-е годы была любовницей Бормана (!) и играла роль связной между ним и отцом.
Можно не сомневаться: все сыновья Беренса следовали семейной традиции — службе на флоте. И в силу этого кончили кадетский морской корпус в Киле, представлявшем собой центр судостроения, важнейший порт Германии на Балтийском море, где находилась военно-морская база и где моряки в 1918 г. подняли восстание против монархии, послужившее началом ноябрьской буржуазной революции 1918 г.
Выбор учебного заведения не был, понятно, случаен: отец думал о будущей карьере сыновей. Он учитывал, что адмирал Эрих Редер (1876— 1960), начальник военно-морских сил Германии, и сам закончил это учебное заведение. Отец намеревался в будущем устроить сыновей на работу в разведывательное ведомство. Чем занимается адмирал Кана-рис, он, разумеется, как разведчик, отлично знал. Судьба, после окончания кадетского корпуса и положенной службы на корабле, раскидала сыновей в разные стороны. Первый, Герман Беренс, имея чин полковника, оказался в ведомстве Гиммлера-Гейдриха, занимался внешней и внутренней разведкой. Второй, Фридрих Беренс, осел в разведывательном аппарате у адмирала Редера, бывшего в 1935-1943 гг. главнокомандующим ВМФ. Там он занимался научными исследованиями по экономике и вооружениям Германии и ее врагов. Он долго был под большим влиянием своего адмирала. Редер отличался большой самостоятельностью мышления и многократно спорил с Гитлером, за что тот отправил его в отставку ( 1943 г.). Адмирал оставил после себя интересные мемуары «Моя жизнь» (Тюбинген. 1956-1957).
Взгляды Фридриха все больше расходились с официальными. Войдя в контакт с элементами, настроенными враждебно к Гитлеру, он тайно вступил в компартию Германии и долго работал в ее пользу, ни разу не попав в руки гестапо. Вероятно, в этом сильно помог старший брат — уж если не из братской любви, то ради собственной безопасности. Благополучно пройдя сквозь ужасную войну, этот Беренс 36-и лет с почетом вошел в новую Германию. Он жил и работал в ГДР, занимая пост профессора и директора Института политической экономии Лейпцигского университета им. К. Маркса.
Третий брат, впитав в себя неприязнь части офицерского корпуса к Гитлеру и его завоевательной программе, к его намерению вести войну с Россией, незадолго до прихода Гитлера к власти, на основе секретных соглашений, переехал в Россию и поступил здесь на службу в советский Балтийский флот, который очень нуждался в опытных офицерах. Он не пожелал возвращаться в Германию Гитлера, отказался от немецкого гражданства, принял советское, вступил в ВКП(б) и, подобно многим немцам, стал делать вполне успешную карьеру, получив много орденов.
Всемогущее ЧК-НКВД никогда особенно не тревожило его из-за кровного родства с крупным чином в СС. Это родство с выгодой использовалось в разных чекистских операциях за рубежом.
В заключение следует сказать, что в системе родственных связей Беренсов много неясного. Необходимо специальное и подробное исследование по этой фамилии. Выводы могут оказаться в высшей степени неожиданными и сенсационными. Ведь у нас изучением родословных никогда серьезно не занимались (исключение составляла небольшая группа людей — Пушкин, Лермонтов, Л. Толстой, Фет и т.п.). А Беренсы играли видную роль в истории России и Германии. Очень показательным является следующий факт: только в Москве до 1914 г. немцев числилось 30 тысяч человек, и среди них имелось немало Беренсов разного уровня благосостояния и профессии. В связи с войной многие перебрались в Германию и воевали затем с Россией.
Русская же часть Беренсов, которых до 1914 г. очень много проживало в Москве, достаточно известна. Например: Беренс Александр Иванович (1825-1888) — генерал-лейтенант, профессор военной истории и стратегии в академии Генерального штаба (1855-1875); Беренс Евгений Андреевич (1876-1928), родившийся в дворянской семье, окончивший Морской корпус, участвовавший в Русско-японской войне (на крейсере «Варяг»). В 1910-1914 гг. последний был военно-морским атташе в Германии (!), в 1915-1917 гг. — в Италии. С 1917 г., имея чин капитана первого ранга, числился в Морском Генштабе начальником Иностранного отдела. Он стал на сторону Октябрьской революции и занимал видные посты (начальник Морского Генштаба, командующий морскими силами республики, офицер для особо важных поручений при РВС республики). Был влиятельным экспертом при заключении мирного договора с Финляндией, участвовал в Генуэзской и Лозаннской конференциях, был также экспертом в комиссии по сокращению вооружений в Женеве. В 1924 и 1925 гг. занимал посты военно-морского атташе в Великобритании и Франции. Известен также в 30-е годы К.Ю. Берендс, преподаватель военной академии имени М. Фрунзе. (Его фото есть в книге: Казаков М.И. Над картой былых сражений. М., 1965, с. 31.)
Эти примеры неизбежно наводят на глубокие размышления. Совершенно несомненно, что в германском морском флоте, хотя офицерский и адмиральский состав был монархическим, неизбежно в силу разных обстоятельств появлялись всякие «шаткие» элементы. Часть из них переходила на сторону революции, а часть уходила к нацистам. При этом и сами нацисты на них полагаться могли не вполне. Из этих вот последних элементов выходили союзники русской «оппозиции». Об одном таком руководителе ВМФ Германии следует рассказать. Что он являлся тайным союзником Тухачевского и его сторонников, можно утверждать с абсолютной несомненностью. К их числу принадлежал генерал-адмирал (1940) Рольф Карльс (1885-1945). Так заставляют думать удивительные «зигзаги» его карьеры. Они говорят ясно о крайнем недоверии Гитлера к нему.
Карльс начал служить на флоте кадетом с 18-ти лет (1903). Кончил военное училище, стал лейтенантом. Хорошо зарекомендовал себя. Участвовал в Первой мировой войне и, окончив школу подводных лодок, успешно командовал двумя подводными лодками, действовавшими против торговых кораблей союзников (U-9 и U-124). Продолжал службу после официальной демобилизации. Упорно учился и при Гитлере (1935-1936) стал командиром линейных кораблей. Получил адмиральский чин и руководил действиями германского флота в Гражданскую войну в Испании. После возвращения в Германию (Киль) командовал немецким военным флотом (1.01.1937-17.06.1938). Был смещен Гитлером, как думали в обществе, со страшным понижением (в связи с «делом Тухачевского»). Отправлен командовать военно-морской станцией («Остзее»). Ради своей реабилитации, с рядом других руководителей флота, выступал за захват Норвегии и ее военно-морских баз, чтобы обеспечить беспрепятственный подвоз железной руды из Швеции. Гроссадмирал Эрих Редер (1876-1960) его поддерживал, Норвегию удалось захватить, но с очень большими потерями для немецкого флота. Тем не менее свою «репутацию» восстановил. С апреля 1940 г. стал командовать группой ВМФ «Север». Когда на линкоре «Бисмарк» в бою с англичанами погиб командующий флота Гюнтер Лютьенц (1889-27.05.1941), а вместе с ним погиб и штаб флота, и почти вся команда (числилось 2100 человек), был назначен на его место, с сохранением старой должности. Но вскоре оказался вынужден уступить должность коллеге — адмиралу Отто Шнивинду (1888-1964), которого все время поддерживал гроссадмирал Э. Редер.
Тем не менее пользовался на флоте громадным уважением — за широкий круг познаний, организаторские способности, смелость и прямоту. Сослуживцы звали его «Морской царь». Сам Э. Редер, уходя в отставку (1943) из-за споров с Гитлером, своими возможными преемниками назвал его и К. Деница. Гитлер выбрал более покладистого — Деница (имел клички «Лев» и «Папа Карл»). Последний выступал с программой резкого увеличения строительства подводных лодок и уничтожения торгового флота врага на его главных коммуникациях. Его кандидатуру поддержали А. Шпеер и военно-морской адъютант Гитлера — капитан Ф. Путткамер. Дениц, с согласия фюрера, немедленно предпринял «чистку» своего ведомства от личных врагов и «сомнительных». В конце мая 1943 г. Карльс оказался вынужден уйти в отставку. В свои 60 лет (умер в середине апреля 1945 г.) он увидел полное поражение Германии и мог только проклинать своих врагов и предаваться сожалению, что силы его и опыт были использованы не в полной мере.
Возникает естественный вопрос: за что же обрушилась на адмирала такая беда? Ответ вполне очевиден и неоспоримо подкрепляется временем его смещения с важной должности — летом 1938 г., т.е. временем разгрома военного заговора в России. Гитлер и Сталин являлись гражданскими и партийными руководителями, их противники — в значительной мере военные. Адмирал Карльс входил в оппозиционные круги немецких военных групп. Он поддерживал Людендорфа, и ему предстояло стать главным исполнителем крайне дерзкого и опасного плана: переправить на своих судах отборные десантные войска под Ленинград, произвести там высадку и с помощью заговорщиков на верхах взять город, затем развивать наступление на Москву, чтобы помочь другим заговорщикам захватить и столицу советской страны, свергнув «тирана» Сталина.
Гитлер, когда он через свою секретную агентуру узнал о таком плане, до смерти испугался. Хотя он и сам являлся авантюристом, такая авантюра (при армии, не готовой к большой войне!) казалась безумной даже ему. Из правильного понимания обстоятельств последовала молниеносная «расправа» с адмиралом и его снижение в ранге. Воистину можно было бы сказать: «Не лезь раньше батьки в пекло!»
Впрочем, «пострадал» не один Карльс. Да и что значит «пострадал»? Невинное название «Остзее» на самом деле лишь прикрывало кое-что для несведущих: эта военно-морская станция являлась тогда крупнейшим соединением кораблей ВМФ Германии. На этом посту побывал и соратник Карльса, участник намеченного предприятия генерал-адмирал (1940) Конрад Альбрехт (1880-1969). Он был участником Первой мировой войны, командовал флотилией торпедных катеров, награжден за боевые заслуги Железным крестом 1-го и 2-го класса и Рыцарским крестом Дома Гогенцоллернов. Побывал также на посту начальника штаба военно-морской станции «Остзее» (1925-1928), затем на посту руководителя отдела офицерских кадров Морского управления, в 1932— 1935 гг. — он начальник названной «Остзее». А с начала декабря 1935 г. очутился на посту военно-морского адъютанта у Гитлера. В конце 1937 г. вновь вернулся на пост начальника «Остзее», а в середине 1938 г. получил назначение на пост командующего более сильного соединения ВМФ «Восток». Руководил немецким флотом в польской кампании 1939 г., затем занимался его реорганизацией в группу «Север», после чего (из-за недоверия к нему Гитлера) 31 декабря 1939 г. смещен с должности и отправлен в отставку.
ГЛАВА 8. ПРОКУРОР СССР АНДРЕЙ ВЫШИНСКИЙ
Красноречие — дорога, ведущая в ад.
Античный афоризм
Вышинский — лицо очень видное во всех тех и других важных событиях советской жизни. Как складывалась его жизнь?
Андрей Януарьевич Вышинский (1883-1954, чл. партии с 1920) — родом из дворян, с польскими корнями. Родился в Одессе, в 1913 г. окончил юридический факультет в Киеве. Участвовал в студенческом и революционном движении; будучи социал-демократом, вошел во фракцию меньшевиков. Так как его по политическим основаниям не допустили к получению профессуры, усиленно занимался литературой и педагогической деятельностью. В 1917 г. установил секретные отношения с Лениным и представлял собой его тайного агента среди меньшевиков, передавая руководителям большевиков важную информацию. Он подписал ордер Временного правительства на арест Ленина, но он же сделал так, что Ленин благополучно ускользнул от ищеек правительства. При Советской власти удачно делал карьеру, как человек, обладавший широким кругозором и выдающимися способностями: в 1921-1922 гг. — преподаватель Московского университета, декан экономического факультета Института народного хозяйства, в 1923-1925 гг. — прокурор уголовной коллегии Верховного суда СССР; в 1925-1928 гг. — ректор Московского университета, 1928-1931 гг. — член коллегии Наркомпроса РСФСР, 1931-1933 гг. — прокурор РСФСР, заместитель наркома юстиции РСФСР, 1933 г. — заместитель прокурора СССР, 1935-1939 гг. — прокурор СССР. Он был активным участником всех политических процессов 30-х годов. Его прах захоронен в Кремлевской стене, рядом с самыми уважаемыми людьми страны.
Отзывы о Вышинском у разных людей были различные. Л. Берия, ставший преемником Ежова, к нему относился неприязненно. Серго Берия о причинах говорит так: «У отца были совершенно другие представления о прокурорском надзоре. При Вышинском органы прокуратуры, по сути, были таким же карающим мечом, как и органы безопасности». «И дипломатом Вышинского отец никогда не считал. Называл помесью дипломата с прокурором. А чаще — мерзавцем. (…) У него к Вышинскому была давняя неприязнь, еще с Грузии. Он не мог и ему, и Ульриху простить гибель людей, которых он пытался спасти». Личные неприязненные отношения, конечно, были — их порождали должностное положение и разница во взглядах. Но неизбежность столкновения с Ежовым делала их временными союзниками: Берия хотел сесть на место Ежова, Вышинский — спасти свою голову.
Вот каково было действительное положение! Удивительно, но многие авторы его просто не понимают. И поэтому в адрес Вышинского идут самые ужасные обвинения. Несомненно, многие из них обоснованны. Типично высказывание М. Ишова, военного прокурора. Каков его собственный путь? Вот главные вехи: родился в 1905 г., вступил в комсомол и в 1919 г. ушел в Красную Армию. Воевал на Польском фронте, был контужен, после излечения служил в Днепропетровске, учился и работал. С 1928 г. работал в Ленинградском округе, с 1931 г. — заместитель военного прокурора пограничных и внутренних войск Северо-Кавказского края, с 1935 г. — военный прокурор пограничных и внутренних войск Калининской обл., с сентября 1937 г. — заместитель военного прокурорапограничных и внутренних войск Западно-Сибирского военного округа (в подчинении находились военные прокуроры Алтайского и Красноярского края, Омской и Новосибирской областей), член окружной партийной комиссии. В 1938 г., в связи с попытками остановить безумную лавину арестов в военной среде, был арестован как «троцкист и участник право-троцкистской организации», проводившей «антисоветскую агитацию». Осужден на пять лет лагерей. В 1955 г. реабилитирован. О дальнейшей судьбе его не сообщается, но, видимо, до выхода на пенсию работал в системе комиссий, занимавшихся реабилитацией политических заключенных. Умер, вероятно, до 1980 г.
Каковы были политические взгляды Ишова? Прямо об этом он в своих воспоминаниях не говорит, но определить его ориентацию можно достаточно точно по ряду фактов:
1. Его сестра Розалия была старым членом партии, с партстажем до 1917 г., сидела еще в царских тюрьмах, таковы же были и ее подруги. Их Ишов глубоко уважал, и они очень влияли на него.
2. Среди его друзей числились лица, имевшие партстаж с самого начала Советской власти (В.Р. Домбровский, нач. управления НКВД Калинской обл. — с 1918 г., М.В. Слонимский, нач. областного управления милиции — с 1917 г., первый секретарь Калининского обкома партии М.Е. Михайлов — с 1919 г.). Это было поколение людей очень смелых и самостоятельных — потому, что они сами создавали и утверждали Советскую власть.
3. Среди политиков ориентировался на С. Орджоникидзе и его окружение (а в нем находились также и Бухарин с Пятаковым!).
4. Среди военных больше всех почитал М. Тухачевского и не очень это скрывал (в 1937 г. Ишову было всего 32 года!). Поэтому, когда над маршалом разразилась «гроза», на него самого тут же был подан донос со стороны сослуживца и «друга» — председателя военного трибунала Серпуховитинова. В своем заявлении, переданном начальнику политотдела внутренних и пограничных войск Калининской обл. Яновскому, этот «сослуживец» писал, что Ишов «выражал сожаление по поводу ареста Тухачевского, Якира и др». (Там же, с. 197.) Дело дошло до ЦКК в Москве. Доносчик был изобличен в клевете и лжи, документально изобличен в том, что сам служил секретарем суда при гетмане Скоропадском на Украине (!), что охотно прибегал к лжесвидетельству. Из партии его исключили, с работы сняли, позже уволили из РККА.
Впечатлениями и встречами с разными людьми, и прекрасными, и крайне гнусными, жизнь Ишова оказалась очень богата. Все он испробовал на себе. Обстановка 1937-1938 гг., по его словам, была самой ужасной: «Продолжались аресты крупных военных и партийных и советских работников. Развернувшиеся и принявшие массовый характер аресты стали лихорадить страну, вселяя в людей страх и неуверенность. Руководители предприятий, учреждений, партийных организаций, командиры воинских частей сменялись один за другим.
Были арестованы видные деятели партии и государства: Енукидзе, Ломов, Уншлихт и другие. Создалась обстановка всеобщей подозрительности, породившая целую армию клеветников и провокаторов. Они действовали беспрепятственно, открыто, нагло и беззаконно. Люди в то время стали бояться собственной тени, перестали общаться (!).
Любого доноса, анонимки было достаточно для ареста и осуждения. Страх обуял и парализовал всех. Лжедоносительство приняло колоссальные размеры.
Многие коммунисты и комсомольцы, на протяжении долгих лет боровшиеся с оппозицией за генеральную линию партии, арестовывались как троцкисты и осуждались как «враги народа». Ярлык врага народа приклеивали всем арестованным без исключения и какого-либо повода». (Расправа. С. 196-197.)
«Было мучительно тяжело. Найти должное объяснение происходившим массовым арестам я не мог, а между тем многие товарищи, выступавшие на партактиве, говорили с пафосом и большой легкостью о „врагах народа“, будто им все ясно. Мне же было непонятно, как могло случиться, что известные всему народу старые, честные, беспредельно преданные рабочему классу большевики, внезапно заболели страшной инфекционной болезнью, называющейся изменой родине? Как же, — думал я, — люди, отдавшие свои силы революции, народу, партии, вдруг стали на путь предательства, измены, шпионажа?
Мои сомнения и тревога за судьбы многих людей еще более усилились в связи с происшедшим у нас событием». (С. 201.) (Имелся в виду арест первого и второго секретарей обкома партии М.Е. Михайлова и А.С. Калыгиной, члена партии с 1915 г.)
«Стремясь выгородить себя и других своих сотрудников, Мальцев (нач. Новосибирского управления НКВД. — В.Л.) систематически продолжал мешать нормальному ходу следствия, не прекращая массовых арестов невиновных людей. Число арестов росло, принимая чудовищные размеры.
Не было человека, спокойно и уверенно работавшего. Никто не знал, что с ним будет завтра. На борьбу с «врагами народа» были мобилизованы практически все сотрудники НКВД. Все это крайне настораживало и беспокоило. Вначале мне казалось, что в Москве мало знают о произволе органов, поэтому я систематически доносил о всех случаях грубого нарушения законов в Главную военную прокуратуру. Многочисленные донесения, меморандумы, докладные записки адресовывались мною персонально Главному военному прокурору Розовскому, прокурору Дорману и др. Отдельные донесения писал непосредственно Прокурору СССР Вышинскому и в ЦК партии. К сожалению, ни помощи, ни поддержки со стороны Главной военной прокуратуры не было, хотя на словах меня обнадеживали, обещали поддержку. Атмосфера создавалась крайне удушливая, невыносимая. На всех лежала тяжелая тень подозрения». (С. 217.)
«Мои сигналы, донесения Вышинскому, Розовскому, а также ЦК партии никаких положительных результатов не дали. Мой развернутый доклад Новосибирскому обкому партии также ни к чему не привел. И все же я принял решение продолжать свои обращения к партии. В тот период я направил множество подробных писем и докладов в Политбюро партии и лично Сталину. Я питал надежду и твердую уверенность, что мой голос будет услышан, но этого не случилось. Как-то получилось все иначе. Все наоборот. Вокруг меня быстро начали сгущаться тяжелые тучи.
9 февраля 1937 г. мою сестру Розалию Ишову арестовали в Москве органы НКВД, а брат, инженер Военно-морского флота Леонид Ишов, арестован в Кронштадте в апреле того же года. Если раньше на все мои сигналы, записки и докладные Главная военная прокуратура никак не реагировала, то сейчас она оказалась «на высоте». Как ни странно, получив от кого-то «сигнал» об аресте моих сестры и брата, ГВП как никогда проявила мобильность и бдительность. От меня срочно затребовали письменного объяснения о моих взаимоотношениях и «связях» с сестрой и братом. Требуемые от меня сведения я изложил с исчерпывающей полнотой и немедленно передал в Главную военную прокуратуру». (С. 219.) «Усилив борьбу с нарушителями советского закона, я был вынужден снова перенести вопрос об этом в областной комитет партии, приводя в подтверждение сотни фактов грубейшего нарушения прав человека. Как я понял, секретари обкома все чувствовали, видели и знали, но, к великой печали, были не в состоянии что-либо изменить. Я начал убеждаться, что я борюсь с ветряными мельницами и что руководящие партийные работники обкома тоже находились под неослабным наблюдением и контролем НКВД. Партийных руководителей райкомов, обкомов, крайкомов с необычной легкостью арестовывали и заключали в тюрьму. Страшный ярлык „врага народа“ продолжал навешиваться на честных людей.
Мои усилия в борьбе за законность практически оказывались тщетными. Ничего изменить я не мог, если не считать нескольких десятков невиновных людей, освобожденных мною из тюрьмы и арестов немногих мерзавцев, фабриковавших уголовные дела. Все это было каплей в море.
Во мне все восставало против клеветы и издевательств. Непрерывно мучила мысль, как же выйти из создавшегося тупика. Ведь отчетливо было видно, как вся государственная машина работает на такое страшное зло. Но одновременно с этим я не переставал верить в доброту и справедливость. Мечталось о правде, а число фактов нарушения и искажения законов росло с каждым днем.
Бороться с фальсификаторами становилось все труднее и труднее. И вот в июле 1938 года я принял решение добиться свидания с Генеральным прокурором СССР Вышинским, для чего выехал в Москву, захватив с собой собранный мной материал о фактах грубейшего нарушения законности. За каждым документом стоял живой человек.
Кроме того, произведенные к тому времени аресты членов ЦК, секретарей ЦК Украины Косиора, Хатаевича, видного политического деятеля Постышева, вожака питерской комсомолии и секретаря Ленинградского обкома партии П. Смородина, о ком слагали поэмы, секретаря ЦК комсомола Косарева, наркома просвещения Бубнова, крупного военачальника Дыбенко и многих др. — заставили серьезно и очень о многом задуматься. Творившееся беззаконие зашло слишком далеко, приняв огромные размеры.
Вскоре я узнал об аресте еще ряда видных государственных деятелей, таких, как Крыленко и Антонов-Овсеенко. Тогда же стало известно об аресте Карахана, Калмыкова, Шацкого, Рудзутака, Сосновского, М. Кольцова, Бруно-Ясенского, Эйхе и многих-многих других.