Страница:
Сомнер умело пользовался обстоятельствами, И, чтобы не «засветиться», старался держаться очень осторожно. Он неоднократно выступал со статьями в советской и зарубежной печати, восхищаясь несметными богатствами России, дружелюбием ее народа и умением неутомимо работать при очень скромном уровне жизни и стойком патриотизме. Генеральный штаб Германии часто получал от него реалистические обзоры о положении дел в СССР.
В 1933 г. Сомнера «перебросили» работать на дипломатический фронт — с сохранением за ним разведывательных функций. В 1933-1934 гг. он исполнял обязанности консулав Москве, где немецкая разведка ждала решающих событий (они совершились лишь частично — убийство члена Политбюро С. Кирова), а затем в Ленинграде (1935-1937). Всюду Сомнер поддерживал тайные контакты с оппозицией, оказывая ей всевозможные услуги, ожидая, как немецкий Генштаб, вооруженного выступления противников Сталина и местной контрреволюции. Разочарований имелось, конечно, много, но антисоветские элементы не теряли надежды.
Сомнер непрерывно повышал свое мастерство разведчика, умение завязывать связи в различных кругах общества. В советском Наркомате обороны он знал едва ли не всех, многократно беседовал с Ворошиловым и Тухачевским, объявляя себя сторонником «русской партии». Сомнер также часто контактировал по делам с руководителями эстонско— го и финского Генштабов и руководителями их разведок. Он хорошо знал военное дело, ибо позже кончил военную академию. Разбирался в важных вопросах стратегии и в тактике, знал современную боевую технику и очень ею интересовался. Отлично стрелял из всех видов оружия и прекрасно владел многими видами рукопашного боя.
При этом являлся вполне светским человеком, выдержанным, вежливым и очень остроумным, умевшим вести беседу и очаровывать.
Сомнер прошел и через Вторую мировую войну, продолжая работать в разведке, обеспечивая интересы группы армий «Север», действовавших против Ленинграда. Знал, разумеется, бывшего военного атташе в Москве Кестринга и всех его сотрудников, а также тех перебежчиков из офицеров и генералов, которые перешли на сторону Гитлера. И с ними он имел дело, полагая, как и Кестринг, что их надо организовывать в самостоятельные боевые части, но под немецким контролем. Он также имел дело с теми военнопленными, из которых пытались создать шпионскую агентуру для заброски их в советский тыл.
Когда война кончилась, Сомнеру скрыться не удалось. СМЕРШ напал на его след и скоро арестовал. Он был доставлен в Москву. Здесь его судили, и он по совокупности своих дел получил 10 лет лагерей. Умер в лагере в 1948 г. 54-х лет от роду.
Сомнер обладал большим опытом, так как работал в разведке уже в Первую мировую войну. И, как разведчик высокой квалификации, знал еще, помимо русского, английский, финский, эстонский и шведский. Считался «специалистом по Ленинграду». Его ум с изворотливостью очень ценил Канарис, его хорошо знали в разведшколе абвера под Кенигсбергом, которой руководил полковник Шиммель, и капитан Целлариус, главенствовавший в филиале абвера в Финляндии, тоже считавшийся «специалистом по Ленинграду». Знал его и майор Гелен, возглавлявший позже в качестве полковника отдел Генерального штаба вермахта «Иностранные армии — Восток».
Учитывая бурную шпионскую деятельность, все немецкие консульства в СССР в конце 1937 г. были закрыты. Вот к этим-то, названным выше послам и посольствам, прибегала оппозиция в разные годы под всякими предлогами, стараясь получить там помощь и поддержку. Посредниками служили «свои люди» из военных и делового мира, приезжавшие по делам в Москву. Первое место среди них занимали посольства Германии, Англии и Франции. Сюда, на всякие культурные мероприятия, регулярно ходили жены высокопоставленных военных (Тухачевского, Егорова, Путны и др.), завязывая многочисленные контакты. В первые месяцы 1937 г. эти визиты очень участились, многие высокопоставленные жены превратились в курьеров своих мужей, переправляя письма в ту и другую сторону. Это дорого им потом обошлось и привело к обвинению в шпионской деятельности. Обвинения этого рода выдвигались НКВД не «просто так»! Все зарубежные посольства находились под постоянным «колпаком» советской контрразведки. Сотрудники опе— ративного отдела расставили «жучки» для подслушивания в особняке Кестринга и не раз тайно наведывались к нему и военно-морскому атташе Баумбаху в их отсутствие. Когда в мае 1937 г. Кестринг совершил «экскурсионную поездку» на автомобиле по областям Черноземья, Украины, Дона, по Крыму, Кубани и Кавказу и подготовил потом доклад для Берлина, сотрудники оперативного отдела добыли этот доклад, сфотографировали его и представили своему начальству раньше, чем он прибыл в Берлин.
Но это еще что! Знаменитый советский разведчик Николай Иванович Кузнецов (1911-1944, чл. партии с 1942), добывавший ценнейшую развединформацию во время Великой Отечественной войны в городе Ровно под видом обер-лейтенанта Пауля Зиберта, уничтоживший ряд видных немецких палачей (главный судья Украины Функ, вице-губернатор Галиции Бауэр и др.), известен и другими акциями. Он показал свои способности еще в родном Свердловске до войны, где работал на заводе, а потом в Москве. Туда его перевели (1939), поскольку он блестяще знал разговорный немецкий язык, обладал значительными аналитическими и актерскими способностями.
О другой части его деятельности, наиболее скрытной, написал позже Павел Судоплатов (Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы. М., 1997, с. 206-207), видный работник разведки и контрразведки:
«Он готовился индивидуально, как специальный агент для возможного использования против немецкого посольства в Москве. Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения. У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве актера он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека типично арийской внешности, с прочно установившейся репутацией знатока балета. Им руководили Райхман, заместитель начальника Управления контрразведки, и Ильин, комиссар госбезопасности по работе с интеллигенцией. Кузнецов, выполняя их задания, всегда получал максимум информации не только от дипломатических работников, но и от друзей, которых заводил среди артистов и писателей. Личное дело агента Кузнецова содержит сведения о нем как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами».
Эта информация, которую прежде бы назвали скандальной, подтверждается и другими исследователями.
Источники «интересных сведений» и в Советском Союзе были очень разнообразны. О них пишется так:
«В СССР в 30-е годы наиболее информационно насыщенной и раскованной группой, в контакте с которой находили вдохновение партийные лидеры, наркомы, военные, советские и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры и прежде всего, конечно, актрисы. С богемой дружили, с ней флиртовали. В том хмельном брожении чувств и страстей вращалась информация и обнажались настроения. Нужен был особый талант, чтобы улавливать и впитывать эти информационные и настроенческие потоки. Таким талантом обладал Кузнецов, и Ильин это понял.
Но кроме таланта охотника за информацией, нужен был талант человека, которому можно было довериться. И здесь Кузнецов не имел себе равных. А деньги и подарки — что масло для механизма. Поэтому Кузнецов вел небольшой бизнес — скупка, продажа ценных и дефицитных вещей — и весьма преуспевал на этой стезе».
«Галантный, остроумный лейтенант производил впечатление крепкого и надежного мужчины, готового быть другом и любовником, готового провернуть дело и вывернуться из любой непредвиденной ситуации. Он познавал московский бомонд на спектаклях, пирушках, вечеринках.
«…» Его видели с артистами в «Метрополе» и «Национале», он собирал компании в московских квартирах, талантливо закручивая атмосферу флирта и интриги.
А потом, очутившись в постели с утонченной блондинкой-певицей или темпераментной балериной, затевал невинные разговоры о друзьях и знакомых, выслушивал забавные истории из жизни писателей и актеров, политиков и даже вождей. Партийные деятели, наркомы, дипломаты и военные «западали» на этих же привлекательных певиц и кокетливых балерин. Ильин знал, на чем заварилась трагедия Кирова — на балеринах Ленинградского оперного. Танцующие любовницы приревновали лидера ленинградских коммунистов к официантке Мильде Драуле и постарались, чтобы ее ревнивый до сумасшествия муж узнал о приключениях своей ненаглядной жены. А маршал Тухачевский симпатизировал танцовщице из Большого и об этом, конечно, знали в НКВД». (Н.Н. Непомнящий, с. 259-260.)
При такой успешной деятельности разведки НКВД материал против Тухачевского удалось собрать очень быстро. В совокупности с другими данными он оказался сокрушительным! В пресловутой «красной папке» Гейдриха не было никакой необходимости.
ГЛАВА 14. ПЕРЕДАВАЛ ЛИ ТУХАЧЕВСКИЙ НЕМЦАМ ПЛАН БУДУЩИХ ВОЕННЫХ ОПЕРАЦИЙ?
Оперативный план того времени, разработанный в спорах крупнейших военачальников, был планом смелых наступательных операций, сразу выносившихся за государственную границу. Этот план предполагал: высокую активность войск, массовое применение артиллерии, танков, десантов, завоевание господства в воздухе, выступление повстанческих частей во главе с местными коммунистами, развитие наступления в высоком темпе и быстрое перерастание тактических прорывов в оперативные, выход механизированных и бронетанковых сил на оперативный простор для самостоятельных действий и совместных рейдов с конницей, с конечным окружением, уничтожением и пленением войск противника. Именно для таких операций Тухачевский и требовал создания четырех танковых армий! Предполагалось, что две танковые армии вторгнутся на территорию Польши, по одной — на территории Венгрии и Румынии, с наступлением на столицы враждебных государств — Варшаву, Будапешт и Бухарест.
Так планировались будущие военные действия в Генеральном штабе РККА еще в середине 30-х годов. Понятно, что вопрос об этом плане и его судьбе очень важен. Ведь против маршала и его соратников выдвигаются уж очень «крепкие» обвинения: что они, «находясь на службе у военной разведки» Германии и Польши, поддерживая недопустимые секретные контакты с руководящими военными кругами этих государств, систематически передавали им секретные сведения о Красной Армии и таким образом пытались подготовить поражение страны в будущей войне, намереваясь затем со своими сторонниками захватить власть.
Сам Сталин, на основании имевшегося у него большого материала НКВД, в таком преступлении Тухачевского и его друзей не сомневался. И, выступая на Военном совете 2 июня 1937 г., о Тухачевском со страшной злобой заявил:
«Он оперативный план наш, оперативный план — наше святое святых — передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион». (Известия ЦК КПСС, 1989, № 4, с. 53.)
Имел ли Сталин основания для такого ответственного заявления? Конечно имел! Правда, у нас мало документов по этому вопросу. Но мы не имеем документов и с другой стороны, которая жаждет оправдать Тухачевского и его коллег любой ценой и уснащает свои статьи словесной шелухой. («Эти утверждения Сталина, как видно сейчас из материалов проверки, основывались на ложных показаниях, не заслуживают никакого доверия». — Там же, с. 54.) Эти голословные заверения (а где они, «эти материалы»?! — В.Л.) не стоят даже выеденного яйца, никто им не обязан верить!
Позиция сторонников Сталина выглядит гораздо сильнее. Известно, что газета «Красная Звезда» 11 июня 1937 г. официально заявила (с. 2):
«Все обвиняемые в предъявленных им обвинениях признали себя виновными полностью». Иначе говоря, вина Тухачевского и его сотоварищей по процессу, при закрытом рассмотрении всяких документов, свидетельских показаний, которые, конечно, были, и их собственных объяснений, считалась абсолютно доказанной. В опубликованных ныне показаниях маршала от 1 июня 1937 г. говорится:
«Седов от имени Троцкого настаивал на более энергичном вовлечении троцкистских кадров в военный заговор и на более активном развертывании своей деятельности. Я сказал Путне, чтобы он передал, что все это будет выполнено. Путна дополнительно сообщил мне, что Троцкий установил непосредственную связь с гитлеровским правительством и генеральным штабом и что центру антисоветского военно-троцкистского заговора ставится задача подготовки поражения на тех фронтах, где будут действовать германские армии.
В зиму с 1935 на 1936 год, как я уже упоминал, я имел разговор с Пятаковым, в котором последний сообщил мне установку Троцкого на обеспечение безусловного поражения Советского Союза в войне с Гитлером и Японией и вероятности отторжения от СССР Украины и Приморья. Эти указания говорили о том, что необходимо установить связь с немцами, чтобы определить, где они собираются двинуть свои армии и где надлежит готовить поражение советских армий». (Кровавый маршал С. 101-102.)
Совершенно несостоятельно утверждение, что маршал давал гнусное показание под влиянием «пыток». Он сам в тех же показаниях писал:
«Настойчиво и неоднократно пытался я отрицать как свое участие в заговоре, так и отдельные факты моей антисоветской деятельности, но под давлением улик следствия я должен был шаг за шагом признать свою вину». (Там же, с. 81-82.)
Возникает вопрос:
— Если Тухачевский, глава военной оппозиционной группировки, имел действительно недозволенные военно-политические связи (равные шпионажу!), то с какого времени и с кем он их поддерживал, в чем они конкретно заключались? И кому именно на немецкой стороне передал он оперативный план?
Известно, что обвинение ставило Тухачевскому в вину передачу секретных сведений о РККА уже в 1925 г., сначала польскому правительству — через члена ЦК Польской компартии Домбаля, обвинявшегося позже в шпионаже. Что представлял собой этот Домбаль, имя которого все биографии Тухачевского «стыдливо» обходят? Это была виднейшая и очень популярная фигура того времени, с официально прекрасной биографией.
Томаш Домбаль (1890-04.12.1937) — видный деятель революционного и коммунистического движения, политический писатель, публицист и исследователь.
Родом он из Галиции, отец его — деревенский плотник. Получил высшее образование, что далось ему нелегко (Венский и Краковский университеты, 1909-1918). Три года пробыл на Первой мировой войне, получил три раны. Пользовался очень большим уважением своих товарищей за порядочность, ум и громадную энергию. В 1918 г. возглавил ра— боче-крестьянское движение Средней Галиции. Стал главой «Советской Крестьянской Тарнобрегской республики». После подавления восстания арестован, бежал, продолжал революционную работу (так называемая Западно-Украинская народная республика, возникшая после распада Австро-Венгрии, в 1919 г. была захвачена белополяками во главе с Пилсудским). В 1919 г., благодаря своей популярности, избран депутатом сейма Польши. Крестьянские делегаты избрали его генеральным секретарем, а крестьянский конгресс Польской народной партии (Левицы) — заместителем председателя. В сейме он выступал за бесплатную передачу помещичьей земли крестьянам. В коммунистическую партию вступил в 1920 г. (партия создана 16 декабря 1918 г.). Был единственным коммунистическим депутатом сейма. С его трибуны выступал как противник советско-польской войны 1920 г. Призывал солдат к борьбе за советскую Польшу. Естественно, был связан с правительством советской Польши, которая возникла в ходе этой войны (Временный польский ревком, председатель — знаменитый польский революционер Мархлевский, 1866-1925). За свои призывы был арестован, но по массовому требованию своих избирателей освобожден. В 1921 г. с С. Ланцуцким создает в сейме коммунистическую фракцию. Вел широкую агитационно-пропагандистскую работу. В конце 1921 г. вновь арестован. По суду получил 6 лет каторжных работ. В 1923 г. вновь освобожден (путем размена политических заключенных) и выехал в СССР. В конце 1923 г. выступил инициатором созыва в Москве первой международной крестьянской конференции, участвовал в создании Крестьянского Интернационала (1923-1933) и Международного аграрного института. Этот Крестьянский Интернационал (он назывался еще Международный крестьянский совет) выпускал свой журнал под тем же именем и работал под лозунгом: «Крестьяне и рабочие всех стран, соединяйтесь!» Как признанный революционер и организатор, избран заместителем генерального секретаря Крестинтерна (генеральный секретарь — А.П. Смирнов), секретарем аграрной комиссии Исполкома Крестинтерна. Работал также в МОПРе. Некоторое время поддерживал Троцкого и Зиновьева. В 1927 г. закончил Институт красной профессуры и Сельскохозяйственную академию в Москве. В 1931 г. являлся ответственным редактором польской рабочей газеты («Советская трибуна»). В 1932-1935 гг. — вице-президент АН СССР, директор Института экономики АН БССР. Близко общался по аграрным вопросам с Бухариным и Рыковым. Член ЦК КП(б)Б (1932— 1937), член ЦИК БССР (1935-1937). Автор многих работ по международному и крестьянскому движению, по экономике сельского хозяйства. Погиб 48-ми лет в качестве «правого», то есть сторонника Бухарина, и как причастный к делам Тухачевского.
Некоторое представление о взглядах Домбаля можно получить из следующих высказываний:
«Господство капиталистов и помещиков укрепляется не надолго. Капитализм не может выйти из кризиса, он не может с ним справиться и установить на длительное время „оздоровление“ хозяйственных отношений. Мы должны, товарищи, разъяснить крестьянам, убедить их в том, что терпеть власть капиталистов и помещиков значит продолжать муки и нужду крестьян. Дело угнетателей клеить, дело крестьян и рабочих буржуазные горшки колотить». (Домбаль Т. Крестьянский Интернационал. Л., 1925, с. 11. Выделено Домбалем.)
«Ленин не только гений, не имеющий себе равного до сего времени и который едва ли будет иметь себе равного в будущем, не только великий ученый-теоретик, но и олицетворение сотен миллионов трудящихся масс: он их коллективная воля, их мысль, их желание, выразитель их стремлений, руководитель их героической борьбы.
Величие Ленина не только в его гениальной индивидуальности, величие Ленина в том, что он ярко выражает большевистские лозунги нынешнего исторического периода; он не только наметил вехи и указал дорогу к новой эре, но и повел миллионы трудящихся деревень и городов по этому пути.
Даже отъявленные враги трудящихся масс с уважением преклоняли свои медные лбы перед личностью Ленина и чувствовали свое ничтожество перед этим властелином мысли и дела». (Из статьи «Ленин и крестьяне». — «Крестьянский Интернационал», 1924, № 1, с. 17.)
Вот с кем был связан опальный маршал. Легко понять, ЧТО их связывало. Домбаль его интересовал в первую очередь как знаток польских дел и специалист по крестьянским делам, которые Тухачевского очень занимали. Ведь предполагалось, что при новой войне именно польское крестьянство, бедняки и батраки (рабочие само собой!) массами поддержат наступление Красной Армии, и уж тогда-то итог будет совсем не тот, что в злосчастном 1920 году.
Из сказанного ясно, что обвинение в шпионаже по этой линии выглядит очень сомнительным. Понятно, почему. Тухачевский являлся «специалистом по Польше», прицельно готовился к войне как раз с ней. Следовательно, будучи военным, обязан был употреблять все виды хитростей и обмана врага, чтобы как можно лучше подготовить обстановку к началу нового наступления. А сделать это оказывалось возможным лишь одним способом: подбрасывая врагу фальшивые сведения о Красной Армии, пуская в ход новую разновидность операции «Трест».
Так ли это было на самом деле? Проверить можно лишь одним путем: опубликовав его данные, предоставленные им польской разведке.
Почему Тухачевский стал давать «секретные сведения» именно в 1925 г.? Что происходило в то время в Польше? Да она буквально кипела, как котел, который грозил взорваться. В стране нарастала инфляция, экономический и революционный кризис. Буржуазно-помещичье правительство проводило крайне реакционную внутреннюю и внешнюю политику. Страну старались превратить в главное звено «санитарного кордона» против СССР, при полной поддержке западных держав. Под прямым воздействием СССР народ яростно боролся со своими угнета— телями. 1923-1925 гг. характеризуются лавиной нарастающих конфликтов. Происходили многочисленные демонстрации безработных, две стачки текстильщиков (1923), стачки железнодорожников, металлистов, всеобщая забастовка шахтеров, восстание рабочих Кракова и окрестных крестьян (декабрь 1923), национальное движение на «Восточных окраинах», забастовка шахтеров и металлургов (1924), новая волна демонстраций безработных (1925), нарастала борьба крестьян за землю. Аграрный вопрос играл в стране огромную роль: в польских деревнях имелось до трех миллионов безземельных сельскохозяйственных рабочих, крупные землевладельцы не составляли и одного процента сельских хозяев, но держали в своих руках 44,8% частновладельческой земли. Мелкие крестьянские хозяйства не могли сами себя прокормить. И их хозяева искали дополнительную работу на стороне. Один польский крестьянин, имевший хозяйство в 5 га, несколько позже так описал типичную картину:
«Пройдешь по нашей польской деревне и видишь, как выглядят дети бедных людей: оборванные, исхудалые, только что через замазанные рубашонки видны вздутые животы от сухой картошки. В таких условиях они должны вырасти и стать настоящими людьми „…“ Как они могут вырасти, если никогда не видят куска сахара, не оближут даже ножа после масла. Масло несут прямо из маслобойки в город, не показывая детям, чтобы они не плакали. А некоторые дети даже и хлеб получают в обрез, хотя и говорится, что у нас имеется избыток хлеба. Избыток хлеба имеется, потому что хлеб не едят и детям не дают. Я не говорю, что дети всех крестьян так живут. По большей части так живут безземельные и малоземельные крестьяне». (Гросфельд Л. Государство досентябрьской Польши на службе монополий. М., 1953, с. 65.)
Большую работу в массах проводила молодая коммунистическая партия. Всеми силами она старалась организовать их на борьбу. Непрерывно создавались новые революционные организации и партии: в 1923 г. — Коммунистическая партия Западной Украины, в 1924 г. — Западной Белоруссии, Независимая крестьянская партия, Белорусская селянско-рабочая громада.
Положение в западных украинских и белорусских землях являлось особенно тяжелым. Здесь проводилась беспощадная политика ограбления местного населения, обезземеливания, унижения местной культуры и ополячивания, насаждения неграмотности. В 1918 г. в Западной Украине, например, насчитывалось около 3600 народных школ, а в 1938 г. — менее 250. Английский наблюдатель Геннет (из лейбористов) отмечал в 1927 г., что страшная нищета индийского крестьянства ничто по сравнению с нищетой крестьянства Западной Украины.
В следующие 10 лет положение ухудшилось еще больше, доходя до катастрофы. Потребление сахара уменьшилось на 93%, соли — на 72%, угля — на 50%. Спички для многих стали роскошью (!), люди снова начали возвращаться к огниву и лучине! Население удерживалось в подчинении жесточайшим террором. Курс был задан еще в 1925 г. В октябре газета «Речь Посполита» писала:
«На южных окраинах создалось фатальное положение; если в течение нескольких лет не произойдет перемены, вспыхнет одно сплошное вооруженное восстание. Если мы не потопим его в крови, оно отторгнет у нас несколько провинций. Ответ на восстание один — виселица, и больше ничего. Необходимо все тамошнее население сверху и донизу подвергнуть такому террору, чтобы в жилах застыла кровь». (Хороша буржуазная «демократия»?!)
Правительство отвечало народу расстрелами демонстрантов и стачечников. Одновременно оно пыталось укрепить свое положение финансовой реформой (1924), заключением союза с Ватиканом (1925), политикой уступок кулачеству (за счет середняков и бедноты).
В среде господствующего класса нарастали внутренние распри. Усиливалась среди оппозиции тяга к террористическим методам борьбы. В 1922 г. президент-пилсудчик Г. Нарутович был убит террористом-эндеком художником Е. Невядомским. В Западной Украине и Западной Белоруссии шла борьба трудящихся за воссоединение с советской Украиной и Белоруссией.
Острейшая ситуация разрешилась тем, что в мае 1926 г. произошел военный переворот и к власти прорвались пилсудчики, поддержанные кулацкой партией «Вызволение» (основана в 1915 г.), реакционным руководством ППС, буржуазно-националистическими элементами Западной Украины и Западной Белоруссии, а также английским и американским империализмом.
На открытое вмешательство в польские дела советское правительство не решилось. Начиная с декабря 1925 г. (XIV съезд партии) в партии начались неистовые фракционные бои, связанные с попытками троцкистско-зиновьевской группировки захватить в стране и партии власть, ниспровергнув Сталина. Кроме того, существовал еще ряд причин. О них Сталин сказал в 1926 г. вполне откровенно:
В 1933 г. Сомнера «перебросили» работать на дипломатический фронт — с сохранением за ним разведывательных функций. В 1933-1934 гг. он исполнял обязанности консулав Москве, где немецкая разведка ждала решающих событий (они совершились лишь частично — убийство члена Политбюро С. Кирова), а затем в Ленинграде (1935-1937). Всюду Сомнер поддерживал тайные контакты с оппозицией, оказывая ей всевозможные услуги, ожидая, как немецкий Генштаб, вооруженного выступления противников Сталина и местной контрреволюции. Разочарований имелось, конечно, много, но антисоветские элементы не теряли надежды.
Сомнер непрерывно повышал свое мастерство разведчика, умение завязывать связи в различных кругах общества. В советском Наркомате обороны он знал едва ли не всех, многократно беседовал с Ворошиловым и Тухачевским, объявляя себя сторонником «русской партии». Сомнер также часто контактировал по делам с руководителями эстонско— го и финского Генштабов и руководителями их разведок. Он хорошо знал военное дело, ибо позже кончил военную академию. Разбирался в важных вопросах стратегии и в тактике, знал современную боевую технику и очень ею интересовался. Отлично стрелял из всех видов оружия и прекрасно владел многими видами рукопашного боя.
При этом являлся вполне светским человеком, выдержанным, вежливым и очень остроумным, умевшим вести беседу и очаровывать.
Сомнер прошел и через Вторую мировую войну, продолжая работать в разведке, обеспечивая интересы группы армий «Север», действовавших против Ленинграда. Знал, разумеется, бывшего военного атташе в Москве Кестринга и всех его сотрудников, а также тех перебежчиков из офицеров и генералов, которые перешли на сторону Гитлера. И с ними он имел дело, полагая, как и Кестринг, что их надо организовывать в самостоятельные боевые части, но под немецким контролем. Он также имел дело с теми военнопленными, из которых пытались создать шпионскую агентуру для заброски их в советский тыл.
Когда война кончилась, Сомнеру скрыться не удалось. СМЕРШ напал на его след и скоро арестовал. Он был доставлен в Москву. Здесь его судили, и он по совокупности своих дел получил 10 лет лагерей. Умер в лагере в 1948 г. 54-х лет от роду.
Сомнер обладал большим опытом, так как работал в разведке уже в Первую мировую войну. И, как разведчик высокой квалификации, знал еще, помимо русского, английский, финский, эстонский и шведский. Считался «специалистом по Ленинграду». Его ум с изворотливостью очень ценил Канарис, его хорошо знали в разведшколе абвера под Кенигсбергом, которой руководил полковник Шиммель, и капитан Целлариус, главенствовавший в филиале абвера в Финляндии, тоже считавшийся «специалистом по Ленинграду». Знал его и майор Гелен, возглавлявший позже в качестве полковника отдел Генерального штаба вермахта «Иностранные армии — Восток».
Учитывая бурную шпионскую деятельность, все немецкие консульства в СССР в конце 1937 г. были закрыты. Вот к этим-то, названным выше послам и посольствам, прибегала оппозиция в разные годы под всякими предлогами, стараясь получить там помощь и поддержку. Посредниками служили «свои люди» из военных и делового мира, приезжавшие по делам в Москву. Первое место среди них занимали посольства Германии, Англии и Франции. Сюда, на всякие культурные мероприятия, регулярно ходили жены высокопоставленных военных (Тухачевского, Егорова, Путны и др.), завязывая многочисленные контакты. В первые месяцы 1937 г. эти визиты очень участились, многие высокопоставленные жены превратились в курьеров своих мужей, переправляя письма в ту и другую сторону. Это дорого им потом обошлось и привело к обвинению в шпионской деятельности. Обвинения этого рода выдвигались НКВД не «просто так»! Все зарубежные посольства находились под постоянным «колпаком» советской контрразведки. Сотрудники опе— ративного отдела расставили «жучки» для подслушивания в особняке Кестринга и не раз тайно наведывались к нему и военно-морскому атташе Баумбаху в их отсутствие. Когда в мае 1937 г. Кестринг совершил «экскурсионную поездку» на автомобиле по областям Черноземья, Украины, Дона, по Крыму, Кубани и Кавказу и подготовил потом доклад для Берлина, сотрудники оперативного отдела добыли этот доклад, сфотографировали его и представили своему начальству раньше, чем он прибыл в Берлин.
Но это еще что! Знаменитый советский разведчик Николай Иванович Кузнецов (1911-1944, чл. партии с 1942), добывавший ценнейшую развединформацию во время Великой Отечественной войны в городе Ровно под видом обер-лейтенанта Пауля Зиберта, уничтоживший ряд видных немецких палачей (главный судья Украины Функ, вице-губернатор Галиции Бауэр и др.), известен и другими акциями. Он показал свои способности еще в родном Свердловске до войны, где работал на заводе, а потом в Москве. Туда его перевели (1939), поскольку он блестяще знал разговорный немецкий язык, обладал значительными аналитическими и актерскими способностями.
О другой части его деятельности, наиболее скрытной, написал позже Павел Судоплатов (Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы. М., 1997, с. 206-207), видный работник разведки и контрразведки:
«Он готовился индивидуально, как специальный агент для возможного использования против немецкого посольства в Москве. Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения. У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве актера он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека типично арийской внешности, с прочно установившейся репутацией знатока балета. Им руководили Райхман, заместитель начальника Управления контрразведки, и Ильин, комиссар госбезопасности по работе с интеллигенцией. Кузнецов, выполняя их задания, всегда получал максимум информации не только от дипломатических работников, но и от друзей, которых заводил среди артистов и писателей. Личное дело агента Кузнецова содержит сведения о нем как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами».
Эта информация, которую прежде бы назвали скандальной, подтверждается и другими исследователями.
Источники «интересных сведений» и в Советском Союзе были очень разнообразны. О них пишется так:
«В СССР в 30-е годы наиболее информационно насыщенной и раскованной группой, в контакте с которой находили вдохновение партийные лидеры, наркомы, военные, советские и иностранные дипломаты, была богема: писатели, поэты, музыканты, актеры и прежде всего, конечно, актрисы. С богемой дружили, с ней флиртовали. В том хмельном брожении чувств и страстей вращалась информация и обнажались настроения. Нужен был особый талант, чтобы улавливать и впитывать эти информационные и настроенческие потоки. Таким талантом обладал Кузнецов, и Ильин это понял.
Но кроме таланта охотника за информацией, нужен был талант человека, которому можно было довериться. И здесь Кузнецов не имел себе равных. А деньги и подарки — что масло для механизма. Поэтому Кузнецов вел небольшой бизнес — скупка, продажа ценных и дефицитных вещей — и весьма преуспевал на этой стезе».
«Галантный, остроумный лейтенант производил впечатление крепкого и надежного мужчины, готового быть другом и любовником, готового провернуть дело и вывернуться из любой непредвиденной ситуации. Он познавал московский бомонд на спектаклях, пирушках, вечеринках.
«…» Его видели с артистами в «Метрополе» и «Национале», он собирал компании в московских квартирах, талантливо закручивая атмосферу флирта и интриги.
А потом, очутившись в постели с утонченной блондинкой-певицей или темпераментной балериной, затевал невинные разговоры о друзьях и знакомых, выслушивал забавные истории из жизни писателей и актеров, политиков и даже вождей. Партийные деятели, наркомы, дипломаты и военные «западали» на этих же привлекательных певиц и кокетливых балерин. Ильин знал, на чем заварилась трагедия Кирова — на балеринах Ленинградского оперного. Танцующие любовницы приревновали лидера ленинградских коммунистов к официантке Мильде Драуле и постарались, чтобы ее ревнивый до сумасшествия муж узнал о приключениях своей ненаглядной жены. А маршал Тухачевский симпатизировал танцовщице из Большого и об этом, конечно, знали в НКВД». (Н.Н. Непомнящий, с. 259-260.)
При такой успешной деятельности разведки НКВД материал против Тухачевского удалось собрать очень быстро. В совокупности с другими данными он оказался сокрушительным! В пресловутой «красной папке» Гейдриха не было никакой необходимости.
ГЛАВА 14. ПЕРЕДАВАЛ ЛИ ТУХАЧЕВСКИЙ НЕМЦАМ ПЛАН БУДУЩИХ ВОЕННЫХ ОПЕРАЦИЙ?
Суд крив, коли судья лжив.
Пословица
Оперативный план того времени, разработанный в спорах крупнейших военачальников, был планом смелых наступательных операций, сразу выносившихся за государственную границу. Этот план предполагал: высокую активность войск, массовое применение артиллерии, танков, десантов, завоевание господства в воздухе, выступление повстанческих частей во главе с местными коммунистами, развитие наступления в высоком темпе и быстрое перерастание тактических прорывов в оперативные, выход механизированных и бронетанковых сил на оперативный простор для самостоятельных действий и совместных рейдов с конницей, с конечным окружением, уничтожением и пленением войск противника. Именно для таких операций Тухачевский и требовал создания четырех танковых армий! Предполагалось, что две танковые армии вторгнутся на территорию Польши, по одной — на территории Венгрии и Румынии, с наступлением на столицы враждебных государств — Варшаву, Будапешт и Бухарест.
Так планировались будущие военные действия в Генеральном штабе РККА еще в середине 30-х годов. Понятно, что вопрос об этом плане и его судьбе очень важен. Ведь против маршала и его соратников выдвигаются уж очень «крепкие» обвинения: что они, «находясь на службе у военной разведки» Германии и Польши, поддерживая недопустимые секретные контакты с руководящими военными кругами этих государств, систематически передавали им секретные сведения о Красной Армии и таким образом пытались подготовить поражение страны в будущей войне, намереваясь затем со своими сторонниками захватить власть.
Сам Сталин, на основании имевшегося у него большого материала НКВД, в таком преступлении Тухачевского и его друзей не сомневался. И, выступая на Военном совете 2 июня 1937 г., о Тухачевском со страшной злобой заявил:
«Он оперативный план наш, оперативный план — наше святое святых — передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион». (Известия ЦК КПСС, 1989, № 4, с. 53.)
Имел ли Сталин основания для такого ответственного заявления? Конечно имел! Правда, у нас мало документов по этому вопросу. Но мы не имеем документов и с другой стороны, которая жаждет оправдать Тухачевского и его коллег любой ценой и уснащает свои статьи словесной шелухой. («Эти утверждения Сталина, как видно сейчас из материалов проверки, основывались на ложных показаниях, не заслуживают никакого доверия». — Там же, с. 54.) Эти голословные заверения (а где они, «эти материалы»?! — В.Л.) не стоят даже выеденного яйца, никто им не обязан верить!
Позиция сторонников Сталина выглядит гораздо сильнее. Известно, что газета «Красная Звезда» 11 июня 1937 г. официально заявила (с. 2):
«Все обвиняемые в предъявленных им обвинениях признали себя виновными полностью». Иначе говоря, вина Тухачевского и его сотоварищей по процессу, при закрытом рассмотрении всяких документов, свидетельских показаний, которые, конечно, были, и их собственных объяснений, считалась абсолютно доказанной. В опубликованных ныне показаниях маршала от 1 июня 1937 г. говорится:
«Седов от имени Троцкого настаивал на более энергичном вовлечении троцкистских кадров в военный заговор и на более активном развертывании своей деятельности. Я сказал Путне, чтобы он передал, что все это будет выполнено. Путна дополнительно сообщил мне, что Троцкий установил непосредственную связь с гитлеровским правительством и генеральным штабом и что центру антисоветского военно-троцкистского заговора ставится задача подготовки поражения на тех фронтах, где будут действовать германские армии.
В зиму с 1935 на 1936 год, как я уже упоминал, я имел разговор с Пятаковым, в котором последний сообщил мне установку Троцкого на обеспечение безусловного поражения Советского Союза в войне с Гитлером и Японией и вероятности отторжения от СССР Украины и Приморья. Эти указания говорили о том, что необходимо установить связь с немцами, чтобы определить, где они собираются двинуть свои армии и где надлежит готовить поражение советских армий». (Кровавый маршал С. 101-102.)
Совершенно несостоятельно утверждение, что маршал давал гнусное показание под влиянием «пыток». Он сам в тех же показаниях писал:
«Настойчиво и неоднократно пытался я отрицать как свое участие в заговоре, так и отдельные факты моей антисоветской деятельности, но под давлением улик следствия я должен был шаг за шагом признать свою вину». (Там же, с. 81-82.)
Возникает вопрос:
— Если Тухачевский, глава военной оппозиционной группировки, имел действительно недозволенные военно-политические связи (равные шпионажу!), то с какого времени и с кем он их поддерживал, в чем они конкретно заключались? И кому именно на немецкой стороне передал он оперативный план?
Известно, что обвинение ставило Тухачевскому в вину передачу секретных сведений о РККА уже в 1925 г., сначала польскому правительству — через члена ЦК Польской компартии Домбаля, обвинявшегося позже в шпионаже. Что представлял собой этот Домбаль, имя которого все биографии Тухачевского «стыдливо» обходят? Это была виднейшая и очень популярная фигура того времени, с официально прекрасной биографией.
Томаш Домбаль (1890-04.12.1937) — видный деятель революционного и коммунистического движения, политический писатель, публицист и исследователь.
Родом он из Галиции, отец его — деревенский плотник. Получил высшее образование, что далось ему нелегко (Венский и Краковский университеты, 1909-1918). Три года пробыл на Первой мировой войне, получил три раны. Пользовался очень большим уважением своих товарищей за порядочность, ум и громадную энергию. В 1918 г. возглавил ра— боче-крестьянское движение Средней Галиции. Стал главой «Советской Крестьянской Тарнобрегской республики». После подавления восстания арестован, бежал, продолжал революционную работу (так называемая Западно-Украинская народная республика, возникшая после распада Австро-Венгрии, в 1919 г. была захвачена белополяками во главе с Пилсудским). В 1919 г., благодаря своей популярности, избран депутатом сейма Польши. Крестьянские делегаты избрали его генеральным секретарем, а крестьянский конгресс Польской народной партии (Левицы) — заместителем председателя. В сейме он выступал за бесплатную передачу помещичьей земли крестьянам. В коммунистическую партию вступил в 1920 г. (партия создана 16 декабря 1918 г.). Был единственным коммунистическим депутатом сейма. С его трибуны выступал как противник советско-польской войны 1920 г. Призывал солдат к борьбе за советскую Польшу. Естественно, был связан с правительством советской Польши, которая возникла в ходе этой войны (Временный польский ревком, председатель — знаменитый польский революционер Мархлевский, 1866-1925). За свои призывы был арестован, но по массовому требованию своих избирателей освобожден. В 1921 г. с С. Ланцуцким создает в сейме коммунистическую фракцию. Вел широкую агитационно-пропагандистскую работу. В конце 1921 г. вновь арестован. По суду получил 6 лет каторжных работ. В 1923 г. вновь освобожден (путем размена политических заключенных) и выехал в СССР. В конце 1923 г. выступил инициатором созыва в Москве первой международной крестьянской конференции, участвовал в создании Крестьянского Интернационала (1923-1933) и Международного аграрного института. Этот Крестьянский Интернационал (он назывался еще Международный крестьянский совет) выпускал свой журнал под тем же именем и работал под лозунгом: «Крестьяне и рабочие всех стран, соединяйтесь!» Как признанный революционер и организатор, избран заместителем генерального секретаря Крестинтерна (генеральный секретарь — А.П. Смирнов), секретарем аграрной комиссии Исполкома Крестинтерна. Работал также в МОПРе. Некоторое время поддерживал Троцкого и Зиновьева. В 1927 г. закончил Институт красной профессуры и Сельскохозяйственную академию в Москве. В 1931 г. являлся ответственным редактором польской рабочей газеты («Советская трибуна»). В 1932-1935 гг. — вице-президент АН СССР, директор Института экономики АН БССР. Близко общался по аграрным вопросам с Бухариным и Рыковым. Член ЦК КП(б)Б (1932— 1937), член ЦИК БССР (1935-1937). Автор многих работ по международному и крестьянскому движению, по экономике сельского хозяйства. Погиб 48-ми лет в качестве «правого», то есть сторонника Бухарина, и как причастный к делам Тухачевского.
Некоторое представление о взглядах Домбаля можно получить из следующих высказываний:
«Господство капиталистов и помещиков укрепляется не надолго. Капитализм не может выйти из кризиса, он не может с ним справиться и установить на длительное время „оздоровление“ хозяйственных отношений. Мы должны, товарищи, разъяснить крестьянам, убедить их в том, что терпеть власть капиталистов и помещиков значит продолжать муки и нужду крестьян. Дело угнетателей клеить, дело крестьян и рабочих буржуазные горшки колотить». (Домбаль Т. Крестьянский Интернационал. Л., 1925, с. 11. Выделено Домбалем.)
«Ленин не только гений, не имеющий себе равного до сего времени и который едва ли будет иметь себе равного в будущем, не только великий ученый-теоретик, но и олицетворение сотен миллионов трудящихся масс: он их коллективная воля, их мысль, их желание, выразитель их стремлений, руководитель их героической борьбы.
Величие Ленина не только в его гениальной индивидуальности, величие Ленина в том, что он ярко выражает большевистские лозунги нынешнего исторического периода; он не только наметил вехи и указал дорогу к новой эре, но и повел миллионы трудящихся деревень и городов по этому пути.
Даже отъявленные враги трудящихся масс с уважением преклоняли свои медные лбы перед личностью Ленина и чувствовали свое ничтожество перед этим властелином мысли и дела». (Из статьи «Ленин и крестьяне». — «Крестьянский Интернационал», 1924, № 1, с. 17.)
Вот с кем был связан опальный маршал. Легко понять, ЧТО их связывало. Домбаль его интересовал в первую очередь как знаток польских дел и специалист по крестьянским делам, которые Тухачевского очень занимали. Ведь предполагалось, что при новой войне именно польское крестьянство, бедняки и батраки (рабочие само собой!) массами поддержат наступление Красной Армии, и уж тогда-то итог будет совсем не тот, что в злосчастном 1920 году.
Из сказанного ясно, что обвинение в шпионаже по этой линии выглядит очень сомнительным. Понятно, почему. Тухачевский являлся «специалистом по Польше», прицельно готовился к войне как раз с ней. Следовательно, будучи военным, обязан был употреблять все виды хитростей и обмана врага, чтобы как можно лучше подготовить обстановку к началу нового наступления. А сделать это оказывалось возможным лишь одним способом: подбрасывая врагу фальшивые сведения о Красной Армии, пуская в ход новую разновидность операции «Трест».
Так ли это было на самом деле? Проверить можно лишь одним путем: опубликовав его данные, предоставленные им польской разведке.
Почему Тухачевский стал давать «секретные сведения» именно в 1925 г.? Что происходило в то время в Польше? Да она буквально кипела, как котел, который грозил взорваться. В стране нарастала инфляция, экономический и революционный кризис. Буржуазно-помещичье правительство проводило крайне реакционную внутреннюю и внешнюю политику. Страну старались превратить в главное звено «санитарного кордона» против СССР, при полной поддержке западных держав. Под прямым воздействием СССР народ яростно боролся со своими угнета— телями. 1923-1925 гг. характеризуются лавиной нарастающих конфликтов. Происходили многочисленные демонстрации безработных, две стачки текстильщиков (1923), стачки железнодорожников, металлистов, всеобщая забастовка шахтеров, восстание рабочих Кракова и окрестных крестьян (декабрь 1923), национальное движение на «Восточных окраинах», забастовка шахтеров и металлургов (1924), новая волна демонстраций безработных (1925), нарастала борьба крестьян за землю. Аграрный вопрос играл в стране огромную роль: в польских деревнях имелось до трех миллионов безземельных сельскохозяйственных рабочих, крупные землевладельцы не составляли и одного процента сельских хозяев, но держали в своих руках 44,8% частновладельческой земли. Мелкие крестьянские хозяйства не могли сами себя прокормить. И их хозяева искали дополнительную работу на стороне. Один польский крестьянин, имевший хозяйство в 5 га, несколько позже так описал типичную картину:
«Пройдешь по нашей польской деревне и видишь, как выглядят дети бедных людей: оборванные, исхудалые, только что через замазанные рубашонки видны вздутые животы от сухой картошки. В таких условиях они должны вырасти и стать настоящими людьми „…“ Как они могут вырасти, если никогда не видят куска сахара, не оближут даже ножа после масла. Масло несут прямо из маслобойки в город, не показывая детям, чтобы они не плакали. А некоторые дети даже и хлеб получают в обрез, хотя и говорится, что у нас имеется избыток хлеба. Избыток хлеба имеется, потому что хлеб не едят и детям не дают. Я не говорю, что дети всех крестьян так живут. По большей части так живут безземельные и малоземельные крестьяне». (Гросфельд Л. Государство досентябрьской Польши на службе монополий. М., 1953, с. 65.)
Большую работу в массах проводила молодая коммунистическая партия. Всеми силами она старалась организовать их на борьбу. Непрерывно создавались новые революционные организации и партии: в 1923 г. — Коммунистическая партия Западной Украины, в 1924 г. — Западной Белоруссии, Независимая крестьянская партия, Белорусская селянско-рабочая громада.
Положение в западных украинских и белорусских землях являлось особенно тяжелым. Здесь проводилась беспощадная политика ограбления местного населения, обезземеливания, унижения местной культуры и ополячивания, насаждения неграмотности. В 1918 г. в Западной Украине, например, насчитывалось около 3600 народных школ, а в 1938 г. — менее 250. Английский наблюдатель Геннет (из лейбористов) отмечал в 1927 г., что страшная нищета индийского крестьянства ничто по сравнению с нищетой крестьянства Западной Украины.
В следующие 10 лет положение ухудшилось еще больше, доходя до катастрофы. Потребление сахара уменьшилось на 93%, соли — на 72%, угля — на 50%. Спички для многих стали роскошью (!), люди снова начали возвращаться к огниву и лучине! Население удерживалось в подчинении жесточайшим террором. Курс был задан еще в 1925 г. В октябре газета «Речь Посполита» писала:
«На южных окраинах создалось фатальное положение; если в течение нескольких лет не произойдет перемены, вспыхнет одно сплошное вооруженное восстание. Если мы не потопим его в крови, оно отторгнет у нас несколько провинций. Ответ на восстание один — виселица, и больше ничего. Необходимо все тамошнее население сверху и донизу подвергнуть такому террору, чтобы в жилах застыла кровь». (Хороша буржуазная «демократия»?!)
Правительство отвечало народу расстрелами демонстрантов и стачечников. Одновременно оно пыталось укрепить свое положение финансовой реформой (1924), заключением союза с Ватиканом (1925), политикой уступок кулачеству (за счет середняков и бедноты).
В среде господствующего класса нарастали внутренние распри. Усиливалась среди оппозиции тяга к террористическим методам борьбы. В 1922 г. президент-пилсудчик Г. Нарутович был убит террористом-эндеком художником Е. Невядомским. В Западной Украине и Западной Белоруссии шла борьба трудящихся за воссоединение с советской Украиной и Белоруссией.
Острейшая ситуация разрешилась тем, что в мае 1926 г. произошел военный переворот и к власти прорвались пилсудчики, поддержанные кулацкой партией «Вызволение» (основана в 1915 г.), реакционным руководством ППС, буржуазно-националистическими элементами Западной Украины и Западной Белоруссии, а также английским и американским империализмом.
На открытое вмешательство в польские дела советское правительство не решилось. Начиная с декабря 1925 г. (XIV съезд партии) в партии начались неистовые фракционные бои, связанные с попытками троцкистско-зиновьевской группировки захватить в стране и партии власть, ниспровергнув Сталина. Кроме того, существовал еще ряд причин. О них Сталин сказал в 1926 г. вполне откровенно: