Стало быть, вопрос прежде всего состоит в том, чтобы собрать этот слой квалифицированных и просто обученных рабочих. Во второй очереди стоит мобилизация неквалифицированных и необученных рабочих, прежде всего мужика. Тут работы, к каким можно и должно привлечь эту силу, разделяются на две части. Первые и неотложные срочные работы, это по очистке снега на железных дорогах, по ремонту путей, особенно в местах, которые мы возвращаем, где мосты и пути разрушены; затем необходимые постройки для жилья рабочих; работы по сельскому хозяйству в советских хозяйствах, в особенности, в пустующих пространствах, которые не являются ничьими хозяйствами, ни крестьянскими, ни советскими; добыча угля, торфа, сланцев и т. д. Можно назвать целый ряд других отраслей, где применение этой рабочей силы является делом совершенной неотложности. Мы приступаем теперь к внесению некоторой планомерности в эти работы. Была комиссия, которая выработала план мобилизации труда для снежной и дровяной повинности, т.-е. для очистки снега и рубки дров. Комиссия из Комиссариата внутренних дел, Наркомтруда и ВЦСПС разобрала эти вопросы и установила нормы. Но нам нужно иметь определенный мобилизационный план для всей страны, для разных отраслей труда, как его имеет военное ведомство, конечно, гораздо лучший, чем оно имеет сейчас. Это мобилизационный план состоит в том, чтобы, во-первых, соответственные учреждения знали, сколько есть населения, каких возрастных категорий, сколько в каждой категории здоровых, сколько больных, в каком порядке выгоднее мобилизовать, как они распределяются по районам. Хозяйственная мобилизация ставит перед нами целый ряд вопросов, которые должны быть разработаны: когда, в какой губернии, какую часть населения, каких возрастов нужно мобилизовать для очистки снега, для добычи сланца, какие районы мобилизовать с наименьшими затруднениями для транспорта, с наименьшей обузой для крестьянского хозяйства. Должен быть определенный законченный план и должен быть аппарат для проведения его в жизнь.
Эту работу профессиональные союзы не смогут выполнить. Его может выполнить аппарат Комиссариата внутренних дел и военный путем применения принудительных мер, до тех пор пока крестьянин не поймет новой механики хозяйства, пока она ему не даст известных выгод, не привлечет его вполне на свою сторону. До тех пор элементы принуждения будут необходимы для трудовой повинности, как они применяются сейчас при воинской повинности. Конечно, в выработке всего плана, в воздействии, в регулировании и пр. профсоюзы должны иметь первенствующее значение. Конечно, это их область. Но к учету, например, привлечь мобилизационный аппарат военного ведомства совершенно необходимо. Элементы принуждения абсолютно необходимы. К этому нужно прибавить еще одно обстоятельство, что военное ведомство есть единственное учреждение, унаследованное от прошлого, которое привыкло обращаться с большими массами в общегосударственном масштабе. Хозяйство было частным хозяйством, и все соотношения движения рабочей силы, товаров определялись законами рынка, законами конкуренции. Не было централизованной государственной воли, которая бы их определяла. Единственным учреждением, где был определенный план, где оперировали с большими массами, передвигали их, мобилизовали, одевали и пр., был военный аппарат.
Тут не нужно задерживаться на лево-эсеровском отношении к милитаризму. Буржуазный милитаризм[58] имеет две черты: с одной стороны, он представляет самую безобразную форму классового господства, но, с другой стороны, он в себе закрепляет все важнейшие завоевания буржуазной цивилизации, ибо доводит все отношения до величайшей точности, так как тут всякая неточность грозит смертельной опасностью. Здесь господствует принцип: «исполни и об исполнении донеси». Не менее важно установление точной ответственности, кто за что отвечает и т. д. Этот принцип доведен в военном деле до такой пунктуальности, как ни в какой области. Это определяется уставами внутренней службы и дисциплинарным уставом, их дополняющим. Наконец, милитаризм заставляет страны двигаться по пути прогресса. Даже самая отсталая страна в технической области, в военной технике стремится сравняться с передовой страной, иметь такие же пушки, винтовки и проч. Стало быть, глядеть на милитаризм так, что это есть только воплощение варварства и жестокости, значит глядеть на него с точки зрения лево-эсеровщины.
Итак, с одной стороны, в милитаризме выступает классовое варварство, в отношениях офицеров и генералов к солдату, с другой стороны, с милитаризмом связана точная иерархия ответственности, когда каждый знает, за что отвечает и что отвечает головой. Последнее есть превосходнейшая черта милитаризма. Нам нужно пропитать этим сознанием всех работников советского хозяйства. «Исполнить и об исполнении донести». Хозяйственный план может быть хорош или плох, но он теряет всякий смысл, когда срок его выполнения уже прошел. Вся суть в том, чтобы в соответственное время исполнить нужное дело. «Действуй за глазами начальства так же, как на его глазах», это правило требует контроля над собой, чтобы его исполнить, нужно иметь чувство гражданской ответственности. Важен также точный учет, когда человек знает, что у него есть и какая область у него больше страдает. Товарищи, которые работают в военном ведомстве, поняли всю важность точного учета.
Целый ряд черт милитаризма, не в лево-эсеровском определении этого слова, сливается с тем, что мы называем тейлоризмом. Что такое тейлоризм?.[59] С одной стороны, это утонченная форма эксплуатации рабочей силы, самая беспощадная, когда каждое движение, каждое дыхание рассчитано и подстерегается приказчиками капитала, чтобы это дыхание превратить в прибыль. С другой стороны, это система разумного и точного расходования человеческой силы, участвующей в производстве. Тут ученый наблюдает за рабочим, замечает движения его, целесообразные и нецелесообразные, и выводит тип движения наиболее целесообразного. Эту сторону тейлоризма социалистический хозяин должен усвоить целиком. И если возьмем милитаризм, то увидим, что в некотором отношении он всегда был близок к тейлоризму. Сравните движение толпы и движение воинской части, ходьбу в ногу и беспорядочную ходьбу, – и вы увидите преимущество организованного воинского строя. Недаром на организованных демонстрациях стараются идти в правильном строю, чтобы движение было более быстрым, более разумным и правильным. И вот положительные, творческие силы тейлоризма должны быть употреблены и применены. Я не сомневаюсь, что те десятки тысяч рабочих, которые вернутся из нашей армии, которую они строили уже не как рабы, но которую они сознательно строили, будут переносить свои навыки в хозяйство и в промышленность. Если бы не было этого стремления, то вообще не было бы у нас никакого спасения. Но эти стремления имеются у цвета рабочего класса, даже не проходившего через армию, потому что он сознает, что наше хозяйство сейчас является отрицанием тейлоризма, отрицанием всяких элементарных здравых принципов экономики, когда 80 % человеческой энергии тратятся на добычу продовольствия, конечно, не по чьей-нибудь злой воле, но в силу известных причин. Из этого хаоса мы можем выбраться только одним путем, – через живую рабочую силу. Тут другого выхода нет. Никакого угля, никакого продовольствия, никаких машин мы не получим. Единственный рычаг, который способен внести изменения, – это живая рабочая сила. Это совершенно ясно. Поэтому я и говорю о применении этой рабочей силы, об ее учете и мобилизации.
Этим основным вопросам посвящены мои тезисы, которые вызвали отповедь в «Экономической Жизни», которую я не могу считать серьезной, и возбудили некоторые прения в среде профессиональных союзов. На днях я буду читать доклад во фракции ВЦСПС и надеюсь, что недоразумения, которые вызваны, исчезнут.
Но сейчас я обращусь к своим тезисам. Во-первых, они в такой краткой формулировке не предназначались для печати. Здесь вышло недоразумение чисто фактического характера. Возражения против этих тезисов приводятся в статье тов. Рыкова, слишком неопределенной и дающей мало основания к выводам, в сатирической заметке тов. Ларина и в статье тов. Гольцмана. Эти тезисы, если отбросить случайные мысли насчет своевременности или несвоевременности разговоров о демобилизации, обвиняются в двух грехах: во-первых, в милитаризме и, во-вторых, в децентрализме. Вообще мы привыкли к тому, что милитаризм теснейшим образом связан с централизмом, но здесь мне приписаны одновременно эти два несомненно тяжких греха. В сущности полемика против моего будто бы децентрализма ведется против последнего Съезда Советов, где, как известно, тов. Ленин[60] и я поддержали в известных пределах ту оппозицию, которая была с мест и которая боролась против сплошь да рядом бюрократических форм централизма и требовала больше внимания к местам и большего сочетания централизма с инициативой и творчеством на местах. Как известно, резолюция VII Съезда Советов[61] требует, чтобы наши хозяйственные органы открывали больший простор инициативе на местах. Некоторые наши хозяйственники истолковали это как капитуляцию перед областничеством, перед местничеством. Теперь они направляют тот же упрек не против VII Съезда Советов, постановления которого есть для нас закон, но против моих тезисов. Это дипломатический прием, может быть, очень удобный, но не заслуживающий поощрения. Во всяком случае я готов принять бой в обоих плоскостях – и в плоскости защиты Съезда и моих тезисов.
В моих тезисах сказано, что «социалистическое хозяйство предполагает общий план, охватывающий всю территорию со всеми ее естественными богатствами, средствами производства и живой человеческой силой, каковые средства и силы пролетариат использует в пределах общегосударственного целого с такой полнотой, с какой отдельный предприниматель стремится использовать свои силы и средства в пределах своего завода или своего сельскохозяйственного имения». Это основной тезис. Ясно, что это построение централистическое.
Далее идет конкретизация, о том, что возможно сейчас, что невозможно сейчас (п. 6). «Не может быть и речи о том, чтобы из нынешнего состояния величайшего разрушения производительных сил и хозяйственного хаоса, в котором сочетаются обломки прошлого и зародыши будущего, возможен был непосредственный скачок к законченному централизованному хозяйству в общегосударственном масштабе. Неизбежен длительный период, в течение которого усилия сверху централизовать на новых социальных основах хозяйство будут дополняться попытками и усилиями возрождения местных очагов хозяйства при помощи сил и средств ближайших районов».
Вот пункт наиболее криминальный. Сказано, что мы от частноправового и капиталистического хозяйства переходим к коммунистическому в тягчайших условиях, когда обломки прошлого и зародыши будущего сочетаются в едином величайшем хаосе. Поэтому сейчас пытаться осуществлять централизованный план, когда мы с величайшими трудностями можем перебрасывать необходимые материалы, есть бюрократическая утопия. План должен отвечать реальным ресурсам и средствам. Мы убили и уничтожили мелкую промышленность, сейчас ее пытаются возродить в форме кустарничества за счет крупной промышленности. Мы убили среднего предпринимателя, социализировали крупную промышленность, но потребностей на местах ведь мы не убили. Гвоздь на месте нужен, подкова необходима. И думать, что мы все потребности сейчас в ближайший период сможем целиком и полностью, или хотя бы наполовину, удовлетворить путем централизованного хозяйства, – это чистейшая бюрократическая утопия. Иногда необходимо и целесообразно распределять продукты производства в пределах местных сил и средств. Конечно, то, что необходимо для важнейших отраслей производства, поскольку это можно, нужно перевезти. Но если томский уголь, например, нельзя перевезти, то нужно Томскому округу дать возможность при помощи местного угля и при помощи местных сил и средств строить, удовлетворить в первую голову местные потребности, затем постепенно включать этот уголь в общую схему. Конечно, тов. Рыков прав в своих тезисах, что обнищание Европы повело к централизации, но из этого не нужно делать тот вывод, что наилучшая централизация будет тогда, когда будет полное обнищание. В таком стремлении нет надобности. В стране, где есть естественные богатства, но плохой транспорт и плохой учет, наступает момент, когда централизм, чтобы он оказался на своем месте, должен в свои рамки включить местную инициативу с местным сырым материалом и т. д. Это решает ВСНХ, т.-е. тот же самый центр. В каких пределах? Которые указывает центральный аппарат. Происходит ли это сейчас? Да, происходит. В области потребления в виде мешечничества, в области производства в виде самогонки, которая у нас развита во всех областях: и мыльная самогонка, и сапожная и пошивочная и пр. Самогонка, это протест местных потребностей против того централизма, который их не удовлетворяет. Тов. Ломов говорит, что ни при каких условиях не позволит самогонки. Но сейчас там, где есть вино, вы не сможете запретить гнать его. Я говорю о производстве, о полуконтрабандном производстве или совершенно контрабандном производстве, которое совершается на местах и играет огромную хозяйственную роль, потому что иначе погибла бы страна. Как же жить без подковы, без гвоздя? Либо его воруют из складов, либо фабрикуют кустарным путем.
Этот несколько карикатурный период в развитии нашего хозяйства неизбежен. Это переход от разрушения капитализма к социалистическому хозяйству в тягчайших условиях. Я возьму один пример. Если, скажем, в Казани или в Саратове обвалилась бы металлическая лестница, то, чтобы восстановить ее, чтобы отлить четыре-пять ступенек, нужно употребить усилия, которые в десять раз превышают те, которые сделал тов. Литвинов,[62] чтобы приехать в Копенгаген. На месте, на заводе это может быть сделано в несколько дней, но завод находится в распоряжении главка, при чем тот Иван Иванович, который сидит на заводе, говорит Ивану Петровичу, губвоенкому: «да я бы за милую душу сделал тебе, но есть центр, который не разрешает мне, и тебе надо туда обратиться». Это пример вредного централизма, и, очевидно, необходимо установить положение, при котором охранялась бы неприкосновенность данного завода, как части треста, и в то же время была бы возможность удовлетворять наиболее неотложные потребности мест, не нарушая общего производственного плана. Разумеется, для разных отраслей, для разных заводов это будет по-разному. И это будет определено тем же самым Высовнархозом централизованным путем. Возьмем другой пример. В Туле есть оружейный завод, на котором находится одна из лучших инструментальных мастерских. Предположим, что тульским ремонтным мастерским нужен какой-нибудь инструмент. Имеет ли право инструментальная мастерская тульского оружейного завода выдать инструмент для неотложных надобностей? При нынешнем положении приходится посылать из Тулы одного-двух рабочих в Москву для нажима на центр. Здесь они живут, стучатся во все места, теряют время, в течение которого нужный инструмент мог бы быть сделан. Вот какое создается положение, и места кричат от этого не своим голосом. По роду моей деятельности, мне пришлось посетить очень большое число губерний, – по крайней мере в двадцати у меня были совещания по военным надобностям с местными исполкомами, заведующими совнархозами и воензагами. И всюду выяснилось, что на месте есть все элементы для того, чтобы удовлетворить нужные потребности – сделать телеги или сшить шинели, но нет между органами какой-то сцепки. Полная разобщенность! Каждый должен во всех случаях обращаться в центр, при чем приказы из центра не всегда отвечают положению, так что бывает, что получается приказ вывезти сукно из одной губернии в другую, в то время как здесь пустуют мастерские и есть пуговицы, а сукно перевозится в другое место, где пуговиц нет.
Ясно, что необходимо вертикальную централизацию дополнить. Конечно, еще нет для этого точного рецепта, но должна быть какая-то горизонтальная сцепка. В известных пределах должна быть допущена инициатива с мест. Я должен сказать, что те нарекания, которые были в первый период насчет самостийности местных властей, уже отжили свое время. Может быть, в волостях и уездах сохранились кое-какие остатки прежнего, но губисполкомы строго блюдут за этим, а в городах и губерниях дело обстоит еще лучше. Другими словами, в губернии мы имеем кадры работников, хорошо воспитанных, на которых можно положиться, и которые чувствуют себя не местными сатрапами, а заинтересованы в общехозяйственной системе.
Вот эта простая мысль о сочетании централизма с творческой инициативой на местах и была провозглашена на VII Съезде Советов работниками с мест. Что касается меня лично, то я в течение последнего года посылал сотни телеграмм с протестами против излишнего централизма Высовнархоза, как и военного ведомства. У нас есть Цус[63] и другие учреждения, которые проявляют иногда совершенно бессмысленную бюрократическую централизацию. Я считаю, что это ни в коем случае не есть разрушение аппарата централизма. Тов. Гольцман, который прямо говорит, что я предлагаю упразднить централизованное руководство, ошибается. Завод, который является частью треста, национализованный, социализованный, подчинен известному главку, тем не менее он не вырван из местной хозяйственной жизни. Ему нужны дрова, вода, телеги, лошади. Он является звеном в известной централизованной механике, но и звеном в местной жизни. И здесь нужно установить организационную связь между местными органами. Нужно установить связь между заводом и губсовнархозом. И так как пределы этой связи будет определять Высовнархоз, – то тут нет никакого покушения на централизм.
Наконец, вызвал смущение тезис о производственно-территориальных округах.[64] Но он теснейшим образом связан с тем, что я сказал. Территориально-производственные округа можно сравнить с нашими военными округами. Территория Советской Республики разбита на шесть или восемь округов. Мобилизация населения производится через мобилизационное управление Всероглавштаба, которое действует через мобилизационное управление округов, приспособленных к местным условиям и производящих через свои аппараты мобилизацию, формирование и т. д. В хозяйственной области то же необходимо сделать еще в большей степени. Округа должны быть тесно связаны с хозяйственными районами, – металлургическим, текстильным, сельскохозяйственным и пр. Такое разделение страны вызывается ее естественными условиями и выросло на хозяйственно-производственных условиях. Здесь затруднения могут быть другого порядка. Как определить границы этих районов, какими принципами руководствоваться, поскольку текстильная, химическая и др. промышленности совпадают, либо по разным линиям пересекаются? Стало быть, нужно выделить наиболее основные типические районы, при чем специалисты, люди широкого кругозора, должны определить и приспособить наше административное деление. Наши старые губернии, границы которых определялись формами крепостничества, аграрного быта и другими условиями и с того времени почти не изменялись, должны быть приспособлены к очагам пролетариата, к очагам промышленности. Эту задачу последний Съезд Советов подтвердил. Стало быть, губерния или соединение этих губерний должны быть подчинены производственным районам, и когда мы перейдем ко всеобщей трудовой повинности, – а я надеюсь, что это будет в ближайшем будущем, – то, конечно, мы не будем делать так, что пермского мужика пошлем под Нарву добывать сланец, а очевидно будет установлен известный территориально-производственный округ, в пределах которого будет передвигаться рабочая сила. Это не будет загромождать транспорт. Часть рабочей силы будет перебрасываться из округа в округ, наиболее нужные элементы будут перебрасываться по всей стране. Все это вопросы чисто практические, которые подлежат детальному обсуждению и проведению в жизнь.
Что такое производственные округа? Нужно взять группу заводов с той периферией деревень, которые тяготеют к этой группе, превратить ее в административную единицу. Такие группы могут объединяться в округа, которые будут связаны единым хозяйством и где господство пролетариата будет гораздо жизненнее, и он не распылится в крестьянской массе.
Вот, товарищи, мне кажется, основные мысли тезисов. ЦК решил создать для разработки этих вопросов междуведомственную комиссию, которая рассмотрит эти вопросы под углом зрения того опыта, который имеет каждое ведомство. Такая комиссия создана. Туда входят и представители профсоюзов. Кстати, тов. Гольцман пишет, что Троцкий предполагает, что эти вопросы обойдутся без участия профсоюзов. Я не понимаю, откуда он это взял. Я не упоминал также, например, о партии, он мог отсюда заключить, будто я предполагаю обойтись и без партии. Тов. Рыков говорит очень осторожно, что вот странным образом в тезисах не упоминается о профсоюзах по поводу мобилизации рабочей силы и по поводу учета. При чем в том же самом номере, где Рыков как будто косвенно упрекает меня в том, что я игнорирую профсоюзы, тов. Гольцман прямо говорит, что я предлагаю обойтись без них, статья же Ларина играет совсем на другом.
Эту работу профессиональные союзы не смогут выполнить. Его может выполнить аппарат Комиссариата внутренних дел и военный путем применения принудительных мер, до тех пор пока крестьянин не поймет новой механики хозяйства, пока она ему не даст известных выгод, не привлечет его вполне на свою сторону. До тех пор элементы принуждения будут необходимы для трудовой повинности, как они применяются сейчас при воинской повинности. Конечно, в выработке всего плана, в воздействии, в регулировании и пр. профсоюзы должны иметь первенствующее значение. Конечно, это их область. Но к учету, например, привлечь мобилизационный аппарат военного ведомства совершенно необходимо. Элементы принуждения абсолютно необходимы. К этому нужно прибавить еще одно обстоятельство, что военное ведомство есть единственное учреждение, унаследованное от прошлого, которое привыкло обращаться с большими массами в общегосударственном масштабе. Хозяйство было частным хозяйством, и все соотношения движения рабочей силы, товаров определялись законами рынка, законами конкуренции. Не было централизованной государственной воли, которая бы их определяла. Единственным учреждением, где был определенный план, где оперировали с большими массами, передвигали их, мобилизовали, одевали и пр., был военный аппарат.
Тут не нужно задерживаться на лево-эсеровском отношении к милитаризму. Буржуазный милитаризм[58] имеет две черты: с одной стороны, он представляет самую безобразную форму классового господства, но, с другой стороны, он в себе закрепляет все важнейшие завоевания буржуазной цивилизации, ибо доводит все отношения до величайшей точности, так как тут всякая неточность грозит смертельной опасностью. Здесь господствует принцип: «исполни и об исполнении донеси». Не менее важно установление точной ответственности, кто за что отвечает и т. д. Этот принцип доведен в военном деле до такой пунктуальности, как ни в какой области. Это определяется уставами внутренней службы и дисциплинарным уставом, их дополняющим. Наконец, милитаризм заставляет страны двигаться по пути прогресса. Даже самая отсталая страна в технической области, в военной технике стремится сравняться с передовой страной, иметь такие же пушки, винтовки и проч. Стало быть, глядеть на милитаризм так, что это есть только воплощение варварства и жестокости, значит глядеть на него с точки зрения лево-эсеровщины.
Итак, с одной стороны, в милитаризме выступает классовое варварство, в отношениях офицеров и генералов к солдату, с другой стороны, с милитаризмом связана точная иерархия ответственности, когда каждый знает, за что отвечает и что отвечает головой. Последнее есть превосходнейшая черта милитаризма. Нам нужно пропитать этим сознанием всех работников советского хозяйства. «Исполнить и об исполнении донести». Хозяйственный план может быть хорош или плох, но он теряет всякий смысл, когда срок его выполнения уже прошел. Вся суть в том, чтобы в соответственное время исполнить нужное дело. «Действуй за глазами начальства так же, как на его глазах», это правило требует контроля над собой, чтобы его исполнить, нужно иметь чувство гражданской ответственности. Важен также точный учет, когда человек знает, что у него есть и какая область у него больше страдает. Товарищи, которые работают в военном ведомстве, поняли всю важность точного учета.
Целый ряд черт милитаризма, не в лево-эсеровском определении этого слова, сливается с тем, что мы называем тейлоризмом. Что такое тейлоризм?.[59] С одной стороны, это утонченная форма эксплуатации рабочей силы, самая беспощадная, когда каждое движение, каждое дыхание рассчитано и подстерегается приказчиками капитала, чтобы это дыхание превратить в прибыль. С другой стороны, это система разумного и точного расходования человеческой силы, участвующей в производстве. Тут ученый наблюдает за рабочим, замечает движения его, целесообразные и нецелесообразные, и выводит тип движения наиболее целесообразного. Эту сторону тейлоризма социалистический хозяин должен усвоить целиком. И если возьмем милитаризм, то увидим, что в некотором отношении он всегда был близок к тейлоризму. Сравните движение толпы и движение воинской части, ходьбу в ногу и беспорядочную ходьбу, – и вы увидите преимущество организованного воинского строя. Недаром на организованных демонстрациях стараются идти в правильном строю, чтобы движение было более быстрым, более разумным и правильным. И вот положительные, творческие силы тейлоризма должны быть употреблены и применены. Я не сомневаюсь, что те десятки тысяч рабочих, которые вернутся из нашей армии, которую они строили уже не как рабы, но которую они сознательно строили, будут переносить свои навыки в хозяйство и в промышленность. Если бы не было этого стремления, то вообще не было бы у нас никакого спасения. Но эти стремления имеются у цвета рабочего класса, даже не проходившего через армию, потому что он сознает, что наше хозяйство сейчас является отрицанием тейлоризма, отрицанием всяких элементарных здравых принципов экономики, когда 80 % человеческой энергии тратятся на добычу продовольствия, конечно, не по чьей-нибудь злой воле, но в силу известных причин. Из этого хаоса мы можем выбраться только одним путем, – через живую рабочую силу. Тут другого выхода нет. Никакого угля, никакого продовольствия, никаких машин мы не получим. Единственный рычаг, который способен внести изменения, – это живая рабочая сила. Это совершенно ясно. Поэтому я и говорю о применении этой рабочей силы, об ее учете и мобилизации.
Этим основным вопросам посвящены мои тезисы, которые вызвали отповедь в «Экономической Жизни», которую я не могу считать серьезной, и возбудили некоторые прения в среде профессиональных союзов. На днях я буду читать доклад во фракции ВЦСПС и надеюсь, что недоразумения, которые вызваны, исчезнут.
Но сейчас я обращусь к своим тезисам. Во-первых, они в такой краткой формулировке не предназначались для печати. Здесь вышло недоразумение чисто фактического характера. Возражения против этих тезисов приводятся в статье тов. Рыкова, слишком неопределенной и дающей мало основания к выводам, в сатирической заметке тов. Ларина и в статье тов. Гольцмана. Эти тезисы, если отбросить случайные мысли насчет своевременности или несвоевременности разговоров о демобилизации, обвиняются в двух грехах: во-первых, в милитаризме и, во-вторых, в децентрализме. Вообще мы привыкли к тому, что милитаризм теснейшим образом связан с централизмом, но здесь мне приписаны одновременно эти два несомненно тяжких греха. В сущности полемика против моего будто бы децентрализма ведется против последнего Съезда Советов, где, как известно, тов. Ленин[60] и я поддержали в известных пределах ту оппозицию, которая была с мест и которая боролась против сплошь да рядом бюрократических форм централизма и требовала больше внимания к местам и большего сочетания централизма с инициативой и творчеством на местах. Как известно, резолюция VII Съезда Советов[61] требует, чтобы наши хозяйственные органы открывали больший простор инициативе на местах. Некоторые наши хозяйственники истолковали это как капитуляцию перед областничеством, перед местничеством. Теперь они направляют тот же упрек не против VII Съезда Советов, постановления которого есть для нас закон, но против моих тезисов. Это дипломатический прием, может быть, очень удобный, но не заслуживающий поощрения. Во всяком случае я готов принять бой в обоих плоскостях – и в плоскости защиты Съезда и моих тезисов.
В моих тезисах сказано, что «социалистическое хозяйство предполагает общий план, охватывающий всю территорию со всеми ее естественными богатствами, средствами производства и живой человеческой силой, каковые средства и силы пролетариат использует в пределах общегосударственного целого с такой полнотой, с какой отдельный предприниматель стремится использовать свои силы и средства в пределах своего завода или своего сельскохозяйственного имения». Это основной тезис. Ясно, что это построение централистическое.
Далее идет конкретизация, о том, что возможно сейчас, что невозможно сейчас (п. 6). «Не может быть и речи о том, чтобы из нынешнего состояния величайшего разрушения производительных сил и хозяйственного хаоса, в котором сочетаются обломки прошлого и зародыши будущего, возможен был непосредственный скачок к законченному централизованному хозяйству в общегосударственном масштабе. Неизбежен длительный период, в течение которого усилия сверху централизовать на новых социальных основах хозяйство будут дополняться попытками и усилиями возрождения местных очагов хозяйства при помощи сил и средств ближайших районов».
Вот пункт наиболее криминальный. Сказано, что мы от частноправового и капиталистического хозяйства переходим к коммунистическому в тягчайших условиях, когда обломки прошлого и зародыши будущего сочетаются в едином величайшем хаосе. Поэтому сейчас пытаться осуществлять централизованный план, когда мы с величайшими трудностями можем перебрасывать необходимые материалы, есть бюрократическая утопия. План должен отвечать реальным ресурсам и средствам. Мы убили и уничтожили мелкую промышленность, сейчас ее пытаются возродить в форме кустарничества за счет крупной промышленности. Мы убили среднего предпринимателя, социализировали крупную промышленность, но потребностей на местах ведь мы не убили. Гвоздь на месте нужен, подкова необходима. И думать, что мы все потребности сейчас в ближайший период сможем целиком и полностью, или хотя бы наполовину, удовлетворить путем централизованного хозяйства, – это чистейшая бюрократическая утопия. Иногда необходимо и целесообразно распределять продукты производства в пределах местных сил и средств. Конечно, то, что необходимо для важнейших отраслей производства, поскольку это можно, нужно перевезти. Но если томский уголь, например, нельзя перевезти, то нужно Томскому округу дать возможность при помощи местного угля и при помощи местных сил и средств строить, удовлетворить в первую голову местные потребности, затем постепенно включать этот уголь в общую схему. Конечно, тов. Рыков прав в своих тезисах, что обнищание Европы повело к централизации, но из этого не нужно делать тот вывод, что наилучшая централизация будет тогда, когда будет полное обнищание. В таком стремлении нет надобности. В стране, где есть естественные богатства, но плохой транспорт и плохой учет, наступает момент, когда централизм, чтобы он оказался на своем месте, должен в свои рамки включить местную инициативу с местным сырым материалом и т. д. Это решает ВСНХ, т.-е. тот же самый центр. В каких пределах? Которые указывает центральный аппарат. Происходит ли это сейчас? Да, происходит. В области потребления в виде мешечничества, в области производства в виде самогонки, которая у нас развита во всех областях: и мыльная самогонка, и сапожная и пошивочная и пр. Самогонка, это протест местных потребностей против того централизма, который их не удовлетворяет. Тов. Ломов говорит, что ни при каких условиях не позволит самогонки. Но сейчас там, где есть вино, вы не сможете запретить гнать его. Я говорю о производстве, о полуконтрабандном производстве или совершенно контрабандном производстве, которое совершается на местах и играет огромную хозяйственную роль, потому что иначе погибла бы страна. Как же жить без подковы, без гвоздя? Либо его воруют из складов, либо фабрикуют кустарным путем.
Этот несколько карикатурный период в развитии нашего хозяйства неизбежен. Это переход от разрушения капитализма к социалистическому хозяйству в тягчайших условиях. Я возьму один пример. Если, скажем, в Казани или в Саратове обвалилась бы металлическая лестница, то, чтобы восстановить ее, чтобы отлить четыре-пять ступенек, нужно употребить усилия, которые в десять раз превышают те, которые сделал тов. Литвинов,[62] чтобы приехать в Копенгаген. На месте, на заводе это может быть сделано в несколько дней, но завод находится в распоряжении главка, при чем тот Иван Иванович, который сидит на заводе, говорит Ивану Петровичу, губвоенкому: «да я бы за милую душу сделал тебе, но есть центр, который не разрешает мне, и тебе надо туда обратиться». Это пример вредного централизма, и, очевидно, необходимо установить положение, при котором охранялась бы неприкосновенность данного завода, как части треста, и в то же время была бы возможность удовлетворять наиболее неотложные потребности мест, не нарушая общего производственного плана. Разумеется, для разных отраслей, для разных заводов это будет по-разному. И это будет определено тем же самым Высовнархозом централизованным путем. Возьмем другой пример. В Туле есть оружейный завод, на котором находится одна из лучших инструментальных мастерских. Предположим, что тульским ремонтным мастерским нужен какой-нибудь инструмент. Имеет ли право инструментальная мастерская тульского оружейного завода выдать инструмент для неотложных надобностей? При нынешнем положении приходится посылать из Тулы одного-двух рабочих в Москву для нажима на центр. Здесь они живут, стучатся во все места, теряют время, в течение которого нужный инструмент мог бы быть сделан. Вот какое создается положение, и места кричат от этого не своим голосом. По роду моей деятельности, мне пришлось посетить очень большое число губерний, – по крайней мере в двадцати у меня были совещания по военным надобностям с местными исполкомами, заведующими совнархозами и воензагами. И всюду выяснилось, что на месте есть все элементы для того, чтобы удовлетворить нужные потребности – сделать телеги или сшить шинели, но нет между органами какой-то сцепки. Полная разобщенность! Каждый должен во всех случаях обращаться в центр, при чем приказы из центра не всегда отвечают положению, так что бывает, что получается приказ вывезти сукно из одной губернии в другую, в то время как здесь пустуют мастерские и есть пуговицы, а сукно перевозится в другое место, где пуговиц нет.
Ясно, что необходимо вертикальную централизацию дополнить. Конечно, еще нет для этого точного рецепта, но должна быть какая-то горизонтальная сцепка. В известных пределах должна быть допущена инициатива с мест. Я должен сказать, что те нарекания, которые были в первый период насчет самостийности местных властей, уже отжили свое время. Может быть, в волостях и уездах сохранились кое-какие остатки прежнего, но губисполкомы строго блюдут за этим, а в городах и губерниях дело обстоит еще лучше. Другими словами, в губернии мы имеем кадры работников, хорошо воспитанных, на которых можно положиться, и которые чувствуют себя не местными сатрапами, а заинтересованы в общехозяйственной системе.
Вот эта простая мысль о сочетании централизма с творческой инициативой на местах и была провозглашена на VII Съезде Советов работниками с мест. Что касается меня лично, то я в течение последнего года посылал сотни телеграмм с протестами против излишнего централизма Высовнархоза, как и военного ведомства. У нас есть Цус[63] и другие учреждения, которые проявляют иногда совершенно бессмысленную бюрократическую централизацию. Я считаю, что это ни в коем случае не есть разрушение аппарата централизма. Тов. Гольцман, который прямо говорит, что я предлагаю упразднить централизованное руководство, ошибается. Завод, который является частью треста, национализованный, социализованный, подчинен известному главку, тем не менее он не вырван из местной хозяйственной жизни. Ему нужны дрова, вода, телеги, лошади. Он является звеном в известной централизованной механике, но и звеном в местной жизни. И здесь нужно установить организационную связь между местными органами. Нужно установить связь между заводом и губсовнархозом. И так как пределы этой связи будет определять Высовнархоз, – то тут нет никакого покушения на централизм.
Наконец, вызвал смущение тезис о производственно-территориальных округах.[64] Но он теснейшим образом связан с тем, что я сказал. Территориально-производственные округа можно сравнить с нашими военными округами. Территория Советской Республики разбита на шесть или восемь округов. Мобилизация населения производится через мобилизационное управление Всероглавштаба, которое действует через мобилизационное управление округов, приспособленных к местным условиям и производящих через свои аппараты мобилизацию, формирование и т. д. В хозяйственной области то же необходимо сделать еще в большей степени. Округа должны быть тесно связаны с хозяйственными районами, – металлургическим, текстильным, сельскохозяйственным и пр. Такое разделение страны вызывается ее естественными условиями и выросло на хозяйственно-производственных условиях. Здесь затруднения могут быть другого порядка. Как определить границы этих районов, какими принципами руководствоваться, поскольку текстильная, химическая и др. промышленности совпадают, либо по разным линиям пересекаются? Стало быть, нужно выделить наиболее основные типические районы, при чем специалисты, люди широкого кругозора, должны определить и приспособить наше административное деление. Наши старые губернии, границы которых определялись формами крепостничества, аграрного быта и другими условиями и с того времени почти не изменялись, должны быть приспособлены к очагам пролетариата, к очагам промышленности. Эту задачу последний Съезд Советов подтвердил. Стало быть, губерния или соединение этих губерний должны быть подчинены производственным районам, и когда мы перейдем ко всеобщей трудовой повинности, – а я надеюсь, что это будет в ближайшем будущем, – то, конечно, мы не будем делать так, что пермского мужика пошлем под Нарву добывать сланец, а очевидно будет установлен известный территориально-производственный округ, в пределах которого будет передвигаться рабочая сила. Это не будет загромождать транспорт. Часть рабочей силы будет перебрасываться из округа в округ, наиболее нужные элементы будут перебрасываться по всей стране. Все это вопросы чисто практические, которые подлежат детальному обсуждению и проведению в жизнь.
Что такое производственные округа? Нужно взять группу заводов с той периферией деревень, которые тяготеют к этой группе, превратить ее в административную единицу. Такие группы могут объединяться в округа, которые будут связаны единым хозяйством и где господство пролетариата будет гораздо жизненнее, и он не распылится в крестьянской массе.
Вот, товарищи, мне кажется, основные мысли тезисов. ЦК решил создать для разработки этих вопросов междуведомственную комиссию, которая рассмотрит эти вопросы под углом зрения того опыта, который имеет каждое ведомство. Такая комиссия создана. Туда входят и представители профсоюзов. Кстати, тов. Гольцман пишет, что Троцкий предполагает, что эти вопросы обойдутся без участия профсоюзов. Я не понимаю, откуда он это взял. Я не упоминал также, например, о партии, он мог отсюда заключить, будто я предполагаю обойтись и без партии. Тов. Рыков говорит очень осторожно, что вот странным образом в тезисах не упоминается о профсоюзах по поводу мобилизации рабочей силы и по поводу учета. При чем в том же самом номере, где Рыков как будто косвенно упрекает меня в том, что я игнорирую профсоюзы, тов. Гольцман прямо говорит, что я предлагаю обойтись без них, статья же Ларина играет совсем на другом.