Противоречия между лозунгами и реальными возможностями мы нащупываем сплошь и рядом, на каждом шагу. Но путь наш не в отказе от лозунгов, т.-е. от принципиальных задач, вытекающих из Октября, а в систематическом, упорном, неутомимом расширении наших хозяйственно-культурных возможностей. Наша бедность диктует нам в области культурной работы строго деловой, хозяйственный, расчетливый, почти что спартанский подход: экономия, строгий отбор, целесообразность.
Это относится, в первую голову, к газете и книге. Возьмем юбилейную выставку Госиздата. Когда я посетил ее, я по чистой совести мог сказать: есть что похвалить, успехи сделаны большие за эти 5 лет! Если взять книжку 1918 года, нередко случайную по содержанию, наспех написанную, кое-как напечатанную, на серой бумаге, с огромным количеством опечаток, не сброшюрованную, не сшитую и т. д., и для сравнения взять на выбор одну из сегодняшних книг, куда более тщательно сработанных, сплошь да рядом в кокетливой обложке, непременно литографской, а не типографской (пожалуй, уж роскошь!), то прогресс обнаружится огромный. Но все это, однако, можно назвать только гаммами, экзерсисами, упражнениями, а не настоящей игрой на издательском инструменте. И, надо надеяться, Госиздат сам это понимает. Тираж книги у нас пока еще совершенно ничтожен по сравнению с потребностями страны. Отбора книги, безусловно и абсолютно нужной нам, мы еще произвести не успели. Нам здесь нужно держать основной наш курс не столько на большое количество названий, сколько на большой тираж минимума книг, безусловно необходимых для читателя, которого мы имеем в виду. Эти книги нужно создать или выделить из числа уже созданных. Произвести такой отбор – это огромная работа, которую можно совершить только коллективно, опираясь на опыт школ, курсов, библиотек, исправляя и улучшая наличные книги, предъявляя спрос на такие улучшения или дополнения… Тираж нашей основной книги, т.-е. такой, которая особенно нужна рабоче-крестьянской республике, должен быть соответственный: 100.000, 500.000, 1.000.000, а затем все более и более. Этот тираж и будет лучшим мерилом успехов нашей культурной работы.
Мы печатаем, если я не ошибаюсь, пока лишь около 3 миллионов экземпляров газет в день, считая все наши газеты, – величина совершенно ничтожная по сравнению с нашими гигантскими задачами и даже с наличными потребностями страны. И вот здесь государственный, централизованный подход – при условии активности мест – может оказать огромную услугу делу правильного отбора и распределения необходимой для трудящихся масс газеты и книги. Нужно при этом ни на минуту не забывать свойств нашего массового читателя: у него нет еще читательского знания и умения, – знания, какая книга ему нужна, умения эту книгу найти. А так как наш читатель не умеет найти свою книгу, то наша книга должна уметь найти своего читателя. Это задача библиотекаря! В центре просветительской работы нам придется надолго еще поставить газету – как потому, что мы еще не можем отказаться и долго не сможем отказаться от потребности в политической ориентировке, ибо мы окружены капиталистическими странами и пролетарская революция еще вся впереди, так и потому, что в данной обстановке, в данных культурных условиях, при данных ресурсах, газета является наиболее нам доступным и наиболее широко захватывающим просветительным орудием вообще. Вокруг газеты можно и должно строить целую систему культурно-политического, воспитательного и просветительного воздействия. Газета, конечно, не как орган, рассказывающий о том, о сем, а газета, как рабочий инструмент просвещения, как орудие знания и умения, как непосредственное, повседневное, практическое выражение ленинизма в политическом и хозяйственно-воспитательном действии. Такими стремятся быть наши газеты. Этим они еще далеко не являются. Этим они должны стать. Этим они могут стать, только опираясь на десятки тысяч, а впоследствии и на сотни тысяч библиотек, читален, «изб» и прочих культурно-просветительных ячеек на местах, которые не только воспринимают газету сверху вниз, но и учатся и умеют напирать на газету снизу вверх. Это очень большая и важная задача. Но для этого необходимо газету поставить так, чтобы она была подлинным орудием повседневного или хотя бы еженедельного (в ближайшее время) воздействия, инструментом согласованных просветительных усилий.
Подойдем к вопросу поближе. Сейчас у нас выдвигается на переднее место в культурно-просветительной работе – я говорю о деревне – изба-читальня. Если в центре «избы» должна быть поставлена газета, то на стене этой избы должна быть политическая карта. Без этого газета – не газета. Пропаганду в пользу политико-географических карт я веду уже давно, но пока еще с недостаточным успехом. Может быть, библиотечный съезд поддержит мою инициативу в этом направлении. (Аплодисменты.) Товарищи, газета не только для крестьянина, но и для рабочего или работницы слепа, когда географические термины представляют для них только звук, когда они не знают и не представляют себе и не думали о том, как себе представить размеры и взаимное расположение Франции, Англии, Германии, Америки. Разумеется, можно подбодрить или побудить деревенский комсомол или сельский сход пропеть «Интернационал» и послать приветствие V Конгрессу Коминтерна. Это мы делаем великолепно, почти автоматически. (Смех.) Но, товарищи, надо, чтобы крестьяне и рабочие, которые посылают привет, по возможности конкретно представляли себе: что это за Коминтерн, от каких стран, где эти страны – хоть немного, хоть на глаз. Надо, чтобы, читая или слушая телеграмму, они представляли себе, к какой живой части нашей планеты эта телеграмма относится. И если изо дня в день или пока хоть раз в неделю в этой самой избе-библиотеке при чтении, при разъяснении газеты библиотекарь или «избач» (так как теперь это чудное слово вошло в обиход, то ничего не поделаешь, придется его так и записать в свой словарь), – если, говорю, он потычет в карту пальцем, объясняя телеграмму, он будет уж этим одним делать подлинно культурное дело, ибо телеграмма эта, с показом на карте, сядет уже в мозгу совсем иначе, прочнее, увереннее. Ведь это целая эпоха в личном развитии читателя, когда он начинает представлять себе, что такое Англия, – это, мол, остров, от Европы отделенный, – ему тогда сразу станут понятнее торговые и политические отношения Англии, определяющиеся ее мировым положением. Впрочем, извиняюсь, вам-то не нужно говорить о пользе географии, но должен сказать, что кое-каким нашим учреждениям, может быть, не бесполезно это повторить. (Смех.) Тут нужен напор и напор. Я бы не хотел, однако, быть ложно понятым. Я ни в каком случае не хотел бы односторонне валить ответственность на Госиздат. У нас и Госиздат и все другие издательства теперь на хозрасчете, т.-е. издают то, что может иметь в данных условиях спрос, и здесь обнаруженная воля потребителя играет немалую роль. А потребитель – это библиотека, читальня. Можно отказаться от десятка книжек, которые иногда разными словами, и притом довольно неряшливо, рассказывают одно и то же. Таких неряшливых книжек на тему дня у нас появляется неведомое количество. Можно вполне отказаться от них, при условии строгого отбора, в пользу географической карты, которая, будучи повешена на стене, висит и учит в течение ряда месяцев, а может быть, и лет. Я справлялся, например, перед этим докладом везде, где можно, есть ли у нас справочник по газете, справочник, который способен помочь разобраться в газете. Оказалось, что нет такового. Я не знаю, была ли у вас на съезде об этом речь. А вопрос заслуживает внимания. Мне прислали ряд периодических изданий, где есть отдельные статейки о том, как пользоваться газетой. Некоторые из них очень полезны для руководителей этого дела, но это совсем не то, что я имею в виду, – это общие методологические указания, – но делового справочника, который можно было бы в этой самой «избе» или библиотеке положить под картой на столике, где лежат газеты, справочника, который давал бы основные географические, экономические, статистические и иные указания, отчетливо выраженные и доступные всякому грамотному читателю, – такого справочника нет. Что это значит? Это значит, т.т. библиотекари, что вами не организовано еще давление читателя снизу на писателя и на издателя.
Товарищи, у нас просветительная работа монополизована в руках государства и его руководительницы – коммунистической партии. Может ли быть иначе? В условиях революции, в условиях диктатуры пролетариата всякое отступление от монополии просвещения трудящихся масс было бы гибелью. (Аплодисменты.) В то время как буржуазия, располагающая могущественными средствами во всем мире, беспощадно удаляет каждого отдельного учителя-коммуниста, мы, руководители единственного в мире рабочего государства, окруженного врагами, были бы просто слепцами или юродивыми, если бы открыли доступ к просветительной работе представителям буржуазного миросозерцания. Монополию просветительной работы мы закрепим полностью и безусловно до того времени, когда рабочий класс и крестьянство вместе со своей руководительницей – коммунистической партией – растворятся в социалистическом общежитии, составляющем часть мировой советской республики, чего завтра еще не будет, но что будет послезавтра или после-послезавтра. А до того времени монополию как власти, так и просветительной работы, которая есть идейная основа власти, нужно сохранить в руках рабочего государства и его руководительницы – коммунистической партии. (Аплодисменты.) Но в то же время, товарищи, мы – достаточно трезвые политики, чтобы знать и понимать, что монополия просвещения имеет свои минусы, свои отрицательные стороны, свои опасности. Монополия просвещения, при неправильной постановке, способна порождать казенщину, рутину. В чем признак казенщины? В том, что это форма без содержания. В чем опасность ее? В том, что жизнь направляется в обход ее. Как парализовать опасность казенщины? Организованным и всегда живым давлением потребителя просвещения, т.-е. низов. И вот здесь роль библиотекаря, роль руководителя «избы», вообще роль низовых работников в области культуры является решающей. Тут сверху мы ведем пропаганду в пользу географических карт, а их не дают. Почему? Потому что не требуют. А если с низов, из тысячи, двух тысяч, трех тысяч библиотек и «изб» раздастся крик: «Даешь карту!» – Госиздат даст (аплодисменты) и даст по сходной цене. Это относится и к книге. Все ли книги, которые мы издаем, жизненны и нужны, как хлеб? Я уж говорил об этом: только одна десятая нужна безусловно. Почему это? Потому что наша издательская работа в огромной степени еще идет по линии старой инерции, старых интересов, старой психологии, старых навыков, старого читателя, а до настоящего массового читателя мы еле-еле добираемся. Опять-таки по нашей несовершенной статистике выходит, что на одного грамотного крестьянина в библиотеках (если я ошибаюсь, меня поправят те, которые лучше дело знают) приходится чуть ли не 3/4 книги, – 3/4 книги на одного грамотного крестьянина в библиотеках! (Н. К. Крупская. Меньше.)
Троцкий. Извиняюсь в таком случае за свою чрезмерно оптимистическую статистику. Совершенно ясно, что при таком положении дел отобрать из десятка книжек, где девять более или менее нужны, – притом скорее менее, чем более, – отобрать одну, лучшую и наиболее нужную, и издать ее в удесятеренном количестве экземпляров – это уже само по себе означает огромное культурное завоевание. Почему? Потому что 10 книжек, примерно однородных или близких друг к другу или представляющих лишь некоторые второстепенные оттенки, будут прочитаны или только перелистаны одним и тем же читателем, который, с позволения сказать, обожрался этой самой литературой. А если вместо этих десяти разных книжек издать одну, но удесятерить тираж, то она дойдет до такого читателя, который испытывает подлинный голод и подлинную жажду в чтении и знании. Но и здесь, как говорится, мертвый хватает живого. Из этой инерции издательской работы очень трудно вытащить себя самих за волосы. Подслушать массу, подслушать, что она думает, чего она хочет, понять все это, перескочивши мыслью через всех тех, которые бюрократически думают за массу, но не прислушиваются к ней, – на это нужна ленинская голова. Вы теперь имеете возможность прочесть все, что писал Ленин. Советую вам – это очень полезно! – специально отчеркнуть в этих книгах те места, где он подслушивал массу, чего она хочет, что ей нужно, – не только, чего она хочет, но чего не научилась еще хотеть… Уметь подслушивать все индивидуальным ухом – это дано людям, которые рождаются раз в века. Но организованно, коллективно подслушивать массу можно через большой, разветвленный, гибкий и живой аппарат, который активно обслуживает материальные и духовные потребности массы, – и тот библиотечный работник не есть библиотечный работник социалистической страны, кто просто заведует полкой с книгами, если он при этом не подслушивает запросов своего читателя и не является органом для передачи того, что подслушал, наверх – для давления на писателя и на издателя. Это есть важнейшая работа нового советского социалистического библиотечного работника. (Аплодисменты.)
С намеченными задачами сочетаются, естественно, и многие другие. Основное противоречие нашего положения: власть в руках трудящихся, но трудящиеся еще далеко не овладели самой элементарной культурой. Отсюда противоречия. Равноправие мужчины и женщины у нас полное. Но для того чтобы добраться женщине до тех реальных возможностей, какие имеет у нас даже теперь, при нашей бедности, мужчина, женщине нужно хотя бы уравняться в грамотности с мужчиной. «Женский вопрос» у нас означает поэтому, прежде всего, борьбу с женской безграмотностью. Из-за низкой культурности многие декреты остаются на бумаге. Есть ли у нас произвол в стране? Есть, и в большом количестве. Из чего он вырастает? Не из условий классового господства, а из культурного бессилия, из неграмотности, из чувства беззащитности, которое корнем своим имеет опять-таки неспособность разобраться, прочитать, пожаловаться, обратиться куда следует. И вот здесь опять-таки одной из основных задач той же самой деревенской избы-читальни и деревенской библиотеки является ведение беспощадной борьбы против этого чувства беззащитности. Библиотекарю можно и должно пожаловаться. Я нашел на этот счет интересную цитату у Владимира Ильича: он предлагал при библиотеке заводить бюро жалоб. На первый взгляд это кажется парадоксом, как бы не у места, а между тем и здесь подслушана психология трудящихся масс. Кто из крестьян, из рабочих пробудился настолько, что его тянет к библиотеке, для того библиотека есть источник чего-то более высокого – и познания, и справедливости. Устройте при библиотеке бюро жалоб, создайте обстановку, при которой каждый крестьянин или крестьянка, и в первую голову тот или та, кто боится советского чиновника, считали бы, что к библиотекарю, к «избачу» можно пойти, он не подведет, не напакостит, а посоветует, или в газете напишет, огласит, защитит. Убить чувство беззащитности в придавленном веками трудовом рабочем человеке – значит тем самым убить произвол, а произвол, разумеется, несовместим с тем режимом, который мы строим и который еще далеко не достроили.
В этой своей работе библиотека стянет к себе все лучшие силы деревни, на них будет опираться, через них проводить свое влияние. В связи с этим я хотел бы особо просить библиотечных работников обратить большое внимание на демобилизованных красноармейцев. Они могут стать в деревне носителями коллективных форм хозяйства и проводниками культурной работы, при условии, если будет центр, вокруг которого они будут группироваться. Сейчас наша деревня переживает очень сложные и глубокие процессы, которые имеют огромное хозяйственное и культурное значение. Она расслояется, в деревне снова появляется и быстро появляется слой кулачества. И надо ясно понять одно, именно то, что каждый передовой крестьянин, активный, грамотный, знающий, что такое Советская власть, способный разбираться в законах, послушавший агрономические лекции, посетивший сельскохозяйственную выставку, – всякий такой крестьянин может стать в деревне одним из двух: либо – носителем социалистической культуры, либо – кулаком. Ибо что такое кулак? Кулак – это, в большинстве случаев, способный, умелый, крепкий крестьянин, который всю свою силу полагает на то, чтобы поднять свое индивидуальное хозяйство за счет других хозяйств. И наши демобилизованные красноармейцы, представляющие сейчас в массе своей лучшие элементы крестьянства и способные сгруппироваться вокруг школы, вокруг кооперации, вокруг библиотеки, они же способны выделить из себя нового европеизированного кулака. Почему? Потому что они грамотны, – грамоте мы их в армии научили, если они были неграмотными, – они привыкли читать газеты, они знают адреса советских учреждений, они знают законы, они знают, что такое коммунистическая партия, – словом, это не серые, темные крестьяне, хотя бы они и были родом из самых отдаленных углов, они в армии слушали агрономические лекции, посещали образцовые сельские хозяйства при наших учебных сельскохозяйственных заведениях и пр. И если бы они оказались в деревне предоставленными самим себе, тогда они все эти накопленные преимущества направляли бы по руслу своего лишь собственного хозяйства, собственной прибыли, а это значит, что, незаметно для себя, они в 2 – 3 года могут обернуться европеизированными кулаками. Это реальная опасность. А между тем этот же молодой, более культурный крестьянин, если его притянуть к работе на первых же порах по возвращении из армии, окажется готов и способен направить всю свою энергию по артельно-кооперативному руслу, и он станет неоценимым общественным работником.
Поскольку я затронул красноармейцев, прибавлю: если мы вам отпускаем красноармейцев, на которых вы в вашей культурной работе можете опереться, то и мы ждем от вас, культурных работников в деревне, нового, более культурного и более квалифицированного молодняка для армии. Вы знаете, что мы армию все больше и больше переводим на милиционные рельсы. Этим самым мы прежде всего сокращаем нашу долю в бюджете, а чем меньшая часть его будет поглощаться армией, тем большие средства можно и должно будет выделить на культурно-просветительную работу. Но и здесь: услуга за услугу. Вы должны давать нам более грамотный и развитой деревенский молодняк. Ибо милиционная система предполагает более восприимчивого красноармейца, который, пройдя через допризывную подготовку, затем в течение одних только учебных и повторительных сборов должен овладеть всеми элементами военного дела – нисколько не хуже, чем солдат, прошедший длительную казарменную выучку. Библиотекарь, «избач» являются видными участниками в строительстве Красной Армии.
В заключение позвольте еще раз вернуться к газете, этому важнейшему орудию политического воспитания. Я взял сегодняшние «Известия», просмотрел телеграммы и спросил себя под углом зрения задач настоящего съезда: как эти телеграммы понимаются читателем-массовиком? объясняются ли они, истолковываются ли? как их воспринимает крестьянин? С точки зрения нашего международного положения, вопрос о Польше и вопрос о Румынии представляют, как вы знаете, исключительный интерес. Я остановился поэтому на двух телеграммах сегодняшнего номера, касающихся как раз этих стран. Телеграмма из Варшавы говорит, что «маршалк сейма не принял интерпелляции Украинского клуба, потому что часть этой интерпелляции была написана на украинском языке». Я не говорю о замысловатом построении самой телеграммы, – на этот счет я веду с Ростой и с редакциями длительную гражданскую войну. (Смех.) Не могу, однако, скрыть опасения, что эта телеграмма напечатана в таком же невразумительном виде во всех газетах. Думаю, что не только грамотный крестьянин ее в таком виде не поймет, – не поймет, пожалуй, и «избач». Ибо он не знает, кто такой этот «маршалк», а ему надо разъяснить, что это председатель сейма, т.-е. парламента, и что он не принял интерпелляции (запроса) потому только, что часть этого документа написана на украинском языке. Допустим, что мы с вами в избе-читальне, перед нами висит карта, где обозначена Польша. Каждому можно показать, что Польша примыкает к нашей границе и отрезает нас от Германии. При карте есть справочник, и в справочнике сказано, сколько в Польше украинцев, сколько вообще национальных меньшинств, и крестьянин узнает, что в Польше национальные меньшинства составляют чуть ли не половину населения – около 45 %. Если ему теперь сказать, что в Польше украинцы подали заявление в свой «демократический» парламент, при чем часть заявления написали «по-украински», т.-е. на своем родном языке, и что демократический председатель демократического парламента демократической республики отказался по этой причине принять заявление, то мы сразу обогатим слушателя ярким представлением о Польше. Лучшей агитационной речи не нужно, как толковое и спокойное объяснение этих четырех замысловатых строчек телеграммы. Затем следует телеграмма, касающаяся Румынии. Тут читаем: «Фактически в Бессарабии почти все школы национальных меньшинств закрыты. В Буковине уничтожены все школы не только смешанные, но и украинские». Как видим, и эта телеграмма касается национального гнета. В каждом номере бывают телеграммы, характеризующие классовый или национальный гнет в капиталистических странах, сопротивление угнетенных и пр. Все это – неоценимая школа, особенно для молодняка. Вокруг этих телеграмм, как вокруг стержня, можно построить великолепную воспитательную работу. Но нужны толковые разъяснения, чтобы этот драгоценнейший материал на 9/10 не проходил бесследно для 99/100 грамотного населения нашей страны. Нужны справочники, пособия. Их почти нет. В то же время мы печатаем многочисленные речи и доклады примерно на одни и те же темы, они попадают к тем, кто в общем и целом и без того знает, о чем идет в них речь. В этой области необходим серьезный сдвиг. Книга должна пойти в народ.
Это относится, в первую голову, к газете и книге. Возьмем юбилейную выставку Госиздата. Когда я посетил ее, я по чистой совести мог сказать: есть что похвалить, успехи сделаны большие за эти 5 лет! Если взять книжку 1918 года, нередко случайную по содержанию, наспех написанную, кое-как напечатанную, на серой бумаге, с огромным количеством опечаток, не сброшюрованную, не сшитую и т. д., и для сравнения взять на выбор одну из сегодняшних книг, куда более тщательно сработанных, сплошь да рядом в кокетливой обложке, непременно литографской, а не типографской (пожалуй, уж роскошь!), то прогресс обнаружится огромный. Но все это, однако, можно назвать только гаммами, экзерсисами, упражнениями, а не настоящей игрой на издательском инструменте. И, надо надеяться, Госиздат сам это понимает. Тираж книги у нас пока еще совершенно ничтожен по сравнению с потребностями страны. Отбора книги, безусловно и абсолютно нужной нам, мы еще произвести не успели. Нам здесь нужно держать основной наш курс не столько на большое количество названий, сколько на большой тираж минимума книг, безусловно необходимых для читателя, которого мы имеем в виду. Эти книги нужно создать или выделить из числа уже созданных. Произвести такой отбор – это огромная работа, которую можно совершить только коллективно, опираясь на опыт школ, курсов, библиотек, исправляя и улучшая наличные книги, предъявляя спрос на такие улучшения или дополнения… Тираж нашей основной книги, т.-е. такой, которая особенно нужна рабоче-крестьянской республике, должен быть соответственный: 100.000, 500.000, 1.000.000, а затем все более и более. Этот тираж и будет лучшим мерилом успехов нашей культурной работы.
Мы печатаем, если я не ошибаюсь, пока лишь около 3 миллионов экземпляров газет в день, считая все наши газеты, – величина совершенно ничтожная по сравнению с нашими гигантскими задачами и даже с наличными потребностями страны. И вот здесь государственный, централизованный подход – при условии активности мест – может оказать огромную услугу делу правильного отбора и распределения необходимой для трудящихся масс газеты и книги. Нужно при этом ни на минуту не забывать свойств нашего массового читателя: у него нет еще читательского знания и умения, – знания, какая книга ему нужна, умения эту книгу найти. А так как наш читатель не умеет найти свою книгу, то наша книга должна уметь найти своего читателя. Это задача библиотекаря! В центре просветительской работы нам придется надолго еще поставить газету – как потому, что мы еще не можем отказаться и долго не сможем отказаться от потребности в политической ориентировке, ибо мы окружены капиталистическими странами и пролетарская революция еще вся впереди, так и потому, что в данной обстановке, в данных культурных условиях, при данных ресурсах, газета является наиболее нам доступным и наиболее широко захватывающим просветительным орудием вообще. Вокруг газеты можно и должно строить целую систему культурно-политического, воспитательного и просветительного воздействия. Газета, конечно, не как орган, рассказывающий о том, о сем, а газета, как рабочий инструмент просвещения, как орудие знания и умения, как непосредственное, повседневное, практическое выражение ленинизма в политическом и хозяйственно-воспитательном действии. Такими стремятся быть наши газеты. Этим они еще далеко не являются. Этим они должны стать. Этим они могут стать, только опираясь на десятки тысяч, а впоследствии и на сотни тысяч библиотек, читален, «изб» и прочих культурно-просветительных ячеек на местах, которые не только воспринимают газету сверху вниз, но и учатся и умеют напирать на газету снизу вверх. Это очень большая и важная задача. Но для этого необходимо газету поставить так, чтобы она была подлинным орудием повседневного или хотя бы еженедельного (в ближайшее время) воздействия, инструментом согласованных просветительных усилий.
Подойдем к вопросу поближе. Сейчас у нас выдвигается на переднее место в культурно-просветительной работе – я говорю о деревне – изба-читальня. Если в центре «избы» должна быть поставлена газета, то на стене этой избы должна быть политическая карта. Без этого газета – не газета. Пропаганду в пользу политико-географических карт я веду уже давно, но пока еще с недостаточным успехом. Может быть, библиотечный съезд поддержит мою инициативу в этом направлении. (Аплодисменты.) Товарищи, газета не только для крестьянина, но и для рабочего или работницы слепа, когда географические термины представляют для них только звук, когда они не знают и не представляют себе и не думали о том, как себе представить размеры и взаимное расположение Франции, Англии, Германии, Америки. Разумеется, можно подбодрить или побудить деревенский комсомол или сельский сход пропеть «Интернационал» и послать приветствие V Конгрессу Коминтерна. Это мы делаем великолепно, почти автоматически. (Смех.) Но, товарищи, надо, чтобы крестьяне и рабочие, которые посылают привет, по возможности конкретно представляли себе: что это за Коминтерн, от каких стран, где эти страны – хоть немного, хоть на глаз. Надо, чтобы, читая или слушая телеграмму, они представляли себе, к какой живой части нашей планеты эта телеграмма относится. И если изо дня в день или пока хоть раз в неделю в этой самой избе-библиотеке при чтении, при разъяснении газеты библиотекарь или «избач» (так как теперь это чудное слово вошло в обиход, то ничего не поделаешь, придется его так и записать в свой словарь), – если, говорю, он потычет в карту пальцем, объясняя телеграмму, он будет уж этим одним делать подлинно культурное дело, ибо телеграмма эта, с показом на карте, сядет уже в мозгу совсем иначе, прочнее, увереннее. Ведь это целая эпоха в личном развитии читателя, когда он начинает представлять себе, что такое Англия, – это, мол, остров, от Европы отделенный, – ему тогда сразу станут понятнее торговые и политические отношения Англии, определяющиеся ее мировым положением. Впрочем, извиняюсь, вам-то не нужно говорить о пользе географии, но должен сказать, что кое-каким нашим учреждениям, может быть, не бесполезно это повторить. (Смех.) Тут нужен напор и напор. Я бы не хотел, однако, быть ложно понятым. Я ни в каком случае не хотел бы односторонне валить ответственность на Госиздат. У нас и Госиздат и все другие издательства теперь на хозрасчете, т.-е. издают то, что может иметь в данных условиях спрос, и здесь обнаруженная воля потребителя играет немалую роль. А потребитель – это библиотека, читальня. Можно отказаться от десятка книжек, которые иногда разными словами, и притом довольно неряшливо, рассказывают одно и то же. Таких неряшливых книжек на тему дня у нас появляется неведомое количество. Можно вполне отказаться от них, при условии строгого отбора, в пользу географической карты, которая, будучи повешена на стене, висит и учит в течение ряда месяцев, а может быть, и лет. Я справлялся, например, перед этим докладом везде, где можно, есть ли у нас справочник по газете, справочник, который способен помочь разобраться в газете. Оказалось, что нет такового. Я не знаю, была ли у вас на съезде об этом речь. А вопрос заслуживает внимания. Мне прислали ряд периодических изданий, где есть отдельные статейки о том, как пользоваться газетой. Некоторые из них очень полезны для руководителей этого дела, но это совсем не то, что я имею в виду, – это общие методологические указания, – но делового справочника, который можно было бы в этой самой «избе» или библиотеке положить под картой на столике, где лежат газеты, справочника, который давал бы основные географические, экономические, статистические и иные указания, отчетливо выраженные и доступные всякому грамотному читателю, – такого справочника нет. Что это значит? Это значит, т.т. библиотекари, что вами не организовано еще давление читателя снизу на писателя и на издателя.
Товарищи, у нас просветительная работа монополизована в руках государства и его руководительницы – коммунистической партии. Может ли быть иначе? В условиях революции, в условиях диктатуры пролетариата всякое отступление от монополии просвещения трудящихся масс было бы гибелью. (Аплодисменты.) В то время как буржуазия, располагающая могущественными средствами во всем мире, беспощадно удаляет каждого отдельного учителя-коммуниста, мы, руководители единственного в мире рабочего государства, окруженного врагами, были бы просто слепцами или юродивыми, если бы открыли доступ к просветительной работе представителям буржуазного миросозерцания. Монополию просветительной работы мы закрепим полностью и безусловно до того времени, когда рабочий класс и крестьянство вместе со своей руководительницей – коммунистической партией – растворятся в социалистическом общежитии, составляющем часть мировой советской республики, чего завтра еще не будет, но что будет послезавтра или после-послезавтра. А до того времени монополию как власти, так и просветительной работы, которая есть идейная основа власти, нужно сохранить в руках рабочего государства и его руководительницы – коммунистической партии. (Аплодисменты.) Но в то же время, товарищи, мы – достаточно трезвые политики, чтобы знать и понимать, что монополия просвещения имеет свои минусы, свои отрицательные стороны, свои опасности. Монополия просвещения, при неправильной постановке, способна порождать казенщину, рутину. В чем признак казенщины? В том, что это форма без содержания. В чем опасность ее? В том, что жизнь направляется в обход ее. Как парализовать опасность казенщины? Организованным и всегда живым давлением потребителя просвещения, т.-е. низов. И вот здесь роль библиотекаря, роль руководителя «избы», вообще роль низовых работников в области культуры является решающей. Тут сверху мы ведем пропаганду в пользу географических карт, а их не дают. Почему? Потому что не требуют. А если с низов, из тысячи, двух тысяч, трех тысяч библиотек и «изб» раздастся крик: «Даешь карту!» – Госиздат даст (аплодисменты) и даст по сходной цене. Это относится и к книге. Все ли книги, которые мы издаем, жизненны и нужны, как хлеб? Я уж говорил об этом: только одна десятая нужна безусловно. Почему это? Потому что наша издательская работа в огромной степени еще идет по линии старой инерции, старых интересов, старой психологии, старых навыков, старого читателя, а до настоящего массового читателя мы еле-еле добираемся. Опять-таки по нашей несовершенной статистике выходит, что на одного грамотного крестьянина в библиотеках (если я ошибаюсь, меня поправят те, которые лучше дело знают) приходится чуть ли не 3/4 книги, – 3/4 книги на одного грамотного крестьянина в библиотеках! (Н. К. Крупская. Меньше.)
Троцкий. Извиняюсь в таком случае за свою чрезмерно оптимистическую статистику. Совершенно ясно, что при таком положении дел отобрать из десятка книжек, где девять более или менее нужны, – притом скорее менее, чем более, – отобрать одну, лучшую и наиболее нужную, и издать ее в удесятеренном количестве экземпляров – это уже само по себе означает огромное культурное завоевание. Почему? Потому что 10 книжек, примерно однородных или близких друг к другу или представляющих лишь некоторые второстепенные оттенки, будут прочитаны или только перелистаны одним и тем же читателем, который, с позволения сказать, обожрался этой самой литературой. А если вместо этих десяти разных книжек издать одну, но удесятерить тираж, то она дойдет до такого читателя, который испытывает подлинный голод и подлинную жажду в чтении и знании. Но и здесь, как говорится, мертвый хватает живого. Из этой инерции издательской работы очень трудно вытащить себя самих за волосы. Подслушать массу, подслушать, что она думает, чего она хочет, понять все это, перескочивши мыслью через всех тех, которые бюрократически думают за массу, но не прислушиваются к ней, – на это нужна ленинская голова. Вы теперь имеете возможность прочесть все, что писал Ленин. Советую вам – это очень полезно! – специально отчеркнуть в этих книгах те места, где он подслушивал массу, чего она хочет, что ей нужно, – не только, чего она хочет, но чего не научилась еще хотеть… Уметь подслушивать все индивидуальным ухом – это дано людям, которые рождаются раз в века. Но организованно, коллективно подслушивать массу можно через большой, разветвленный, гибкий и живой аппарат, который активно обслуживает материальные и духовные потребности массы, – и тот библиотечный работник не есть библиотечный работник социалистической страны, кто просто заведует полкой с книгами, если он при этом не подслушивает запросов своего читателя и не является органом для передачи того, что подслушал, наверх – для давления на писателя и на издателя. Это есть важнейшая работа нового советского социалистического библиотечного работника. (Аплодисменты.)
С намеченными задачами сочетаются, естественно, и многие другие. Основное противоречие нашего положения: власть в руках трудящихся, но трудящиеся еще далеко не овладели самой элементарной культурой. Отсюда противоречия. Равноправие мужчины и женщины у нас полное. Но для того чтобы добраться женщине до тех реальных возможностей, какие имеет у нас даже теперь, при нашей бедности, мужчина, женщине нужно хотя бы уравняться в грамотности с мужчиной. «Женский вопрос» у нас означает поэтому, прежде всего, борьбу с женской безграмотностью. Из-за низкой культурности многие декреты остаются на бумаге. Есть ли у нас произвол в стране? Есть, и в большом количестве. Из чего он вырастает? Не из условий классового господства, а из культурного бессилия, из неграмотности, из чувства беззащитности, которое корнем своим имеет опять-таки неспособность разобраться, прочитать, пожаловаться, обратиться куда следует. И вот здесь опять-таки одной из основных задач той же самой деревенской избы-читальни и деревенской библиотеки является ведение беспощадной борьбы против этого чувства беззащитности. Библиотекарю можно и должно пожаловаться. Я нашел на этот счет интересную цитату у Владимира Ильича: он предлагал при библиотеке заводить бюро жалоб. На первый взгляд это кажется парадоксом, как бы не у места, а между тем и здесь подслушана психология трудящихся масс. Кто из крестьян, из рабочих пробудился настолько, что его тянет к библиотеке, для того библиотека есть источник чего-то более высокого – и познания, и справедливости. Устройте при библиотеке бюро жалоб, создайте обстановку, при которой каждый крестьянин или крестьянка, и в первую голову тот или та, кто боится советского чиновника, считали бы, что к библиотекарю, к «избачу» можно пойти, он не подведет, не напакостит, а посоветует, или в газете напишет, огласит, защитит. Убить чувство беззащитности в придавленном веками трудовом рабочем человеке – значит тем самым убить произвол, а произвол, разумеется, несовместим с тем режимом, который мы строим и который еще далеко не достроили.
В этой своей работе библиотека стянет к себе все лучшие силы деревни, на них будет опираться, через них проводить свое влияние. В связи с этим я хотел бы особо просить библиотечных работников обратить большое внимание на демобилизованных красноармейцев. Они могут стать в деревне носителями коллективных форм хозяйства и проводниками культурной работы, при условии, если будет центр, вокруг которого они будут группироваться. Сейчас наша деревня переживает очень сложные и глубокие процессы, которые имеют огромное хозяйственное и культурное значение. Она расслояется, в деревне снова появляется и быстро появляется слой кулачества. И надо ясно понять одно, именно то, что каждый передовой крестьянин, активный, грамотный, знающий, что такое Советская власть, способный разбираться в законах, послушавший агрономические лекции, посетивший сельскохозяйственную выставку, – всякий такой крестьянин может стать в деревне одним из двух: либо – носителем социалистической культуры, либо – кулаком. Ибо что такое кулак? Кулак – это, в большинстве случаев, способный, умелый, крепкий крестьянин, который всю свою силу полагает на то, чтобы поднять свое индивидуальное хозяйство за счет других хозяйств. И наши демобилизованные красноармейцы, представляющие сейчас в массе своей лучшие элементы крестьянства и способные сгруппироваться вокруг школы, вокруг кооперации, вокруг библиотеки, они же способны выделить из себя нового европеизированного кулака. Почему? Потому что они грамотны, – грамоте мы их в армии научили, если они были неграмотными, – они привыкли читать газеты, они знают адреса советских учреждений, они знают законы, они знают, что такое коммунистическая партия, – словом, это не серые, темные крестьяне, хотя бы они и были родом из самых отдаленных углов, они в армии слушали агрономические лекции, посещали образцовые сельские хозяйства при наших учебных сельскохозяйственных заведениях и пр. И если бы они оказались в деревне предоставленными самим себе, тогда они все эти накопленные преимущества направляли бы по руслу своего лишь собственного хозяйства, собственной прибыли, а это значит, что, незаметно для себя, они в 2 – 3 года могут обернуться европеизированными кулаками. Это реальная опасность. А между тем этот же молодой, более культурный крестьянин, если его притянуть к работе на первых же порах по возвращении из армии, окажется готов и способен направить всю свою энергию по артельно-кооперативному руслу, и он станет неоценимым общественным работником.
Поскольку я затронул красноармейцев, прибавлю: если мы вам отпускаем красноармейцев, на которых вы в вашей культурной работе можете опереться, то и мы ждем от вас, культурных работников в деревне, нового, более культурного и более квалифицированного молодняка для армии. Вы знаете, что мы армию все больше и больше переводим на милиционные рельсы. Этим самым мы прежде всего сокращаем нашу долю в бюджете, а чем меньшая часть его будет поглощаться армией, тем большие средства можно и должно будет выделить на культурно-просветительную работу. Но и здесь: услуга за услугу. Вы должны давать нам более грамотный и развитой деревенский молодняк. Ибо милиционная система предполагает более восприимчивого красноармейца, который, пройдя через допризывную подготовку, затем в течение одних только учебных и повторительных сборов должен овладеть всеми элементами военного дела – нисколько не хуже, чем солдат, прошедший длительную казарменную выучку. Библиотекарь, «избач» являются видными участниками в строительстве Красной Армии.
В заключение позвольте еще раз вернуться к газете, этому важнейшему орудию политического воспитания. Я взял сегодняшние «Известия», просмотрел телеграммы и спросил себя под углом зрения задач настоящего съезда: как эти телеграммы понимаются читателем-массовиком? объясняются ли они, истолковываются ли? как их воспринимает крестьянин? С точки зрения нашего международного положения, вопрос о Польше и вопрос о Румынии представляют, как вы знаете, исключительный интерес. Я остановился поэтому на двух телеграммах сегодняшнего номера, касающихся как раз этих стран. Телеграмма из Варшавы говорит, что «маршалк сейма не принял интерпелляции Украинского клуба, потому что часть этой интерпелляции была написана на украинском языке». Я не говорю о замысловатом построении самой телеграммы, – на этот счет я веду с Ростой и с редакциями длительную гражданскую войну. (Смех.) Не могу, однако, скрыть опасения, что эта телеграмма напечатана в таком же невразумительном виде во всех газетах. Думаю, что не только грамотный крестьянин ее в таком виде не поймет, – не поймет, пожалуй, и «избач». Ибо он не знает, кто такой этот «маршалк», а ему надо разъяснить, что это председатель сейма, т.-е. парламента, и что он не принял интерпелляции (запроса) потому только, что часть этого документа написана на украинском языке. Допустим, что мы с вами в избе-читальне, перед нами висит карта, где обозначена Польша. Каждому можно показать, что Польша примыкает к нашей границе и отрезает нас от Германии. При карте есть справочник, и в справочнике сказано, сколько в Польше украинцев, сколько вообще национальных меньшинств, и крестьянин узнает, что в Польше национальные меньшинства составляют чуть ли не половину населения – около 45 %. Если ему теперь сказать, что в Польше украинцы подали заявление в свой «демократический» парламент, при чем часть заявления написали «по-украински», т.-е. на своем родном языке, и что демократический председатель демократического парламента демократической республики отказался по этой причине принять заявление, то мы сразу обогатим слушателя ярким представлением о Польше. Лучшей агитационной речи не нужно, как толковое и спокойное объяснение этих четырех замысловатых строчек телеграммы. Затем следует телеграмма, касающаяся Румынии. Тут читаем: «Фактически в Бессарабии почти все школы национальных меньшинств закрыты. В Буковине уничтожены все школы не только смешанные, но и украинские». Как видим, и эта телеграмма касается национального гнета. В каждом номере бывают телеграммы, характеризующие классовый или национальный гнет в капиталистических странах, сопротивление угнетенных и пр. Все это – неоценимая школа, особенно для молодняка. Вокруг этих телеграмм, как вокруг стержня, можно построить великолепную воспитательную работу. Но нужны толковые разъяснения, чтобы этот драгоценнейший материал на 9/10 не проходил бесследно для 99/100 грамотного населения нашей страны. Нужны справочники, пособия. Их почти нет. В то же время мы печатаем многочисленные речи и доклады примерно на одни и те же темы, они попадают к тем, кто в общем и целом и без того знает, о чем идет в них речь. В этой области необходим серьезный сдвиг. Книга должна пойти в народ.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента