По нашим данным, 19 июля в 15.00 20 танков и мотоциклисты врага отбросили боевое охранение и прорвались на передний край обороны 19-й стрелковой дивизии 24-й армии[22]. К 19 часам противник силами до 60 танков овладел городом. Донесение об этом поступило только на следующий день – к 13.50 20.07. Предпринятая в 9.30 20.07 контратака частей 19-й с 20 танками Т-26 успеха не имела. Не имела успеха и повторная атака в 15.00.
   По немецким данным, Ельня была захвачена частями 10-й тд из 46-го тк 2-й танковой группы Гудериана 19 июля 1941 г. Танки дивизии ворвались в город на последних каплях горючего. На следующий день горючее подвезли, и 10-я танковая дивизия, отражая недостаточно организованные контратаки русских, сумела продвинуться еще немного на восток. На большее у дивизии не хватило сил. К 22 июля в строю танкового полка дивизии осталось всего 9 танков (5 легких T-II и 4 средних T-III) из 200, с которыми она пересекла советскую границу. Остальные частью вышли из строя из-за поломок, частью были подбиты или сожжены в боях. Немцы перешли к обороне, создав на восточном берегу р. Десна плацдарм шириной в основании до 30 км и глубиной – 20 км. На плацдарме вначале оборонялись только части 10-й танковой и моторизованной дивизии СС «Рейх», потому что немецкая пехота далеко отстала от подвижных частей Гудериана.
   24-я армия под командованием генерал-майора К.И. Ракутина пыталась ударами под основание ельнинского выступа ликвидировать опасный плацдарм. Немцы с трудом отбивали атаки наших войск, так как их 37-мм противотанковые пушки были не в состоянии успешно бороться с танками Т-34 и КВ. Ценой больших потерь удалось добиться лишь небольшого продвижения, но немцы контратаками восстановили положение. Несмотря на все усилия наших войск, сломить сопротивление противника и ликвидировать плацдарм не удалось. Немцы умело маневрировали резервами, быстро выдвигая их на угрожаемые участки. Для борьбы с русскими танками они использовали имеющиеся в корпусе штурмовые орудия, а также 88-мм зенитные орудия частей ПВО. Ощутимую поддержку наземным частям оказывала авиация, в том числе пикировщики Ю-87.
   Так, 24 июля части моторизованной дивизии СС «Рейх», оборонявшие северный фас выступа на фронте более 30 км, были атакованы советской пехотой при поддержке тяжелых танков. На следующий день в ходе боя несколько советских танков прорвалось через стык между дивизией «Рейх» и 10-й тд. При этом три из них сумели пробиться к самой Ельне. Положение немцам удалось восстановить лишь потому, что действия танков не были поддержаны русской пехотой, которая отстала. По немецким данным, на поле боя осталось 16 подбитых советских танков. А всего, согласно докладам, части дивизии «Рейх» и 10-й тд 25 июля уничтожили 78 советских танков [13]. С 1 по 6 августа мд СС «Рейх», подошедшие моторизованный полк «Великая Германия» и 268-я пехотная дивизия из состава 46-го моторизованного корпуса, подвергавшиеся почти непрерывным артобстрелам, сумели отразить атаки наших войск. При этом они понесли большие потери.
   Операция под Ельней затягивалась. Противник непрерывно подтягивал на плацдарм дополнительные силы, используя для подвоза пехоты автотранспорт танковой дивизии и 46-го моторизованного корпуса. Дальнейшие события в этом районе с точки зрения немцев хорошо прослежены в статье Б.К. Кавалерчика «Сражение за Ельню» [14]. К 28 июля противник подтянул 263-ю и 292-ю пехотные дивизии 9-го ак, которые заняли оборону на южном фасе выступа. К 17 августа противник полностью завершил смену подвижных соединений пехотными. Части 10-й тд и моторизованный полк «Великая Германия» были выведены из боя в резерв 46-го мк. В ходе непрерывных боев немецкие соединения несли большие потери. Командиры 9-го и 20-го корпусов требовали подкреплений. Но никто из высшего германского командования не хотел брать на себя ответственность за решение – продолжать ли удерживать плацдарм или оставить его, так как наступление на Москву было отложено. Наконец, 28 августа командующий 4-й армией фон Клюге подал рапорт командующему группой армий «Центр» фон Боку. В нем он предсказал, что если русские начнут атаковать на узких участках при поддержке артиллерии целыми дивизиями вместо батальонов, то немецкая оборона неизбежно рухнет. Он продолжал, что ельнинский выступ первоначально был захвачен в качестве плацдарма для наступления, а оборонять его очень трудно, выступ имел ширину всего 18 километров и насквозь простреливался русской артиллерией. Каждая защищавшая его дивизия ежедневно теряла в среднем от 50 до 150 человек. Для снабжения размещенных там войск имелась всего одна дорога. В конце рапорта фон Клюге рекомендовал или немедленно возобновить наступление на Москву, или сдать выступ.
   Как начальник Генштаба, генерал армии Г.К. Жуков знал о тяжелом положении 24-й армии, войскам которой не хватало самого необходимого: ручных гранат, 122-мм снарядов, снарядов для РС и средств связи. Из имевшихся в Резервном фронте к началу августа 84 самолетов треть была неисправной. С назначением его командующим Резервным фронтом (с 30 июля 1941 г.) Жуков составил заявку на поставку фронту маршевого пополнения и необходимых материальных средств. Он также просил дать фронту дополнительно два авиаполка – 64 самолета. С прибытием на место, чувствуя, что запланированные поставки могут быть сорваны, Жуков телеграфирует 1 августа в Генштаб:
   «Если не будет принято мер обеспечения моего плана, я план отменяю и проводить его не буду, т.к. необеспеченный план это гарантированный провал.
   Прошу срочно отправить в район Ельни все, что я просил»[23].
   Справедливое требование, ничего не скажешь. Не каждый командующий фронтом решится так поставить вопрос. Но не надо забывать, что Жуков являлся членом Ставки ВГК. Когда 3 августа в 127-ю стрелковую дивизию прислали на пополнение 5 тыс. безоружных человек, Жуков пригрозил, что будет жаловаться лично Сталину.
   Главной задачей фронта по-прежнему была ликвидация ельнинского выступа, который оценивался советским военным руководством как удобный плацдарм для наступления на Москву. Немцы по этой же причине решили его удержать во что бы то ни стало. Впервые во Второй мировой войне им пришлось перейти к обороне, и они не хотели сдавать Ельню хотя бы из соображений престижа. Никто не хотел уступать. А сроки поджимали – в это время Резервному фронту было приказано 6 августа «продолжать энергичное и решительное наступление под Ельней с задачей окружения и уничтожения ельнинской группировки противника...»[24].
   Войска 24-й армии 17 августа возобновили наступление на плацдарм, в обороне которого к этому времени участвовало пять дивизий немецкой 4-й армии. Дело дошло до того, что на участке 120-й стрелковой дивизии в бой бросили наиболее подготовленную пятую роту только что сформированной 6-й дивизии народного ополчения. Командовал ротой командарм 2-го ранга запаса Орлов. Рота выполнила поставленную боевую задачу, выбила противника из деревни Алексеевка Коробецкого сельсовета Ельнинского района. После боя в роте осталось лишь пять человек, в их числе и Орлов. Контратаку немцев уже отражало другое подразделение. Несмотря на все усилия наших войск, окружить и уничтожить немецкие части в районе Ельни не удалось.
   21 августа Жуков доложил в Ставку:
   «При существующей малочисленности наших частей окончательно окружить и уничтожить 4 – 5 немецких пехотных дивизий невозможно. Дальнейшее ведение боя в существующем составе приведет к окончательной потере боеспособности действующих частей.
   Сейчас необходимо пополнить части хотя бы до 60% состава, подтянуть побольше снарядов, дать передохнуть бойцам, тщательно выявить у противника слабые места, после чего стремительно атаковать.
   Прошу Вашего разрешения:
   1) Прекратить до 24.08 общее наступление.
   2) Пополнить за это время части четырнадцатью прибывшими маршевыми батальонами...
   4) Начать атаки с новыми силами с утра 25.08.
   Жуков»[25].
   Войска генерала Ракутина получили приказ прекратить атаки и к 29.08 подготовить новую операцию. Анализируя причины предыдущих неудачных действий войск 24-й армии, Жуков выявил недопустимую безграмотность в использовании в бою танков и танковых частей, которые в результате этого несли большие потери в живой силе и материальной части. В приказе фронта от 21 августа он, в частности, потребовал:
   «1. Запретить вводить танки в бой без тщательной разведки системы огня противника, местности и без увязки на поле боя взаимодействия командира танкового взвода или роты с командирами стрелкового батальона и артиллерийского дивизиона или батареи.
   2. Запретить вводить танки в бой без тщательной отработки взаимного опознавания, без установления сигналов вызова и прекращения огня.
   3. Строжайше предупреждать перед каждой атакой всех бойцов, младших и средних командиров о недопустимости отставания от танков во время атаки, следствием чего обычно является срыв наступления и большие потери.
   4. Не допускать подчинения танков командирам стрелковых рот, и, как правило, танки подчинять командирам стрелковых батальонов и полков, действующих на главных направлениях <...>» [15].
   Жуков предупредил командиров частей и соединений о недопустимости преступного отношения к выполнению приказов: если боевая задача не будет выполнена, командование будет арестовано и предано суду военного трибунала. В ходе боев за Ельню командиры 103, 105 и 106-й дивизий были сняты Жуковым со своих должностей и назначены с понижением.
   25 августа командование Резервного фронта получило директиву Ставки:
   «<...> 2. Войскам Резервного фронта, продолжая укреплять главными силами (31, 49, 32 и 33-я армии. – Л.Л.) оборонительную полосу на рубеже Осташков, Селижарово, Оленино, р. Днепр (западнее Вязьмы), Спас-Деменск, Киров, 30 августа левофланговыми 24-й и 43-й армиями перейти в наступление с задачами: покончить с ельнинской группировкой противника, овладеть Ельней и, нанося в дальнейшем удары в направлениях Починка и Рославля, к 8 сентября 1941 г. выйти на фронт Долгие Нивы, Хиславичи, Петровичи, для чего:
   а) 24-й армии в составе восьми сд, одной тд, одной мд – концентрическими ударами уничтожить ельнинскую группировку противника и к 1 сентября выйти на фронт ст. Б[ольшая] Нежода, Петрово, Стройна; в дальнейшем, развивая наступление, нанести удар в направлении на Починок и, овладев последним, к 8 сентября выйти на фронт Долгие Нивы, Хиславичи;
   б) 43-й армии, оставив 222-ю и 53-ю стр. дивизии на занимаемом фронте обороны и главные силы армии на обороне спас-деменских и кировских позиций, двумя стрелковыми и двумя танковыми дивизиями 30 августа перейти в наступление в общем направлении на Рославль и, овладев Рославлем, к 8 сентября выйти на фронт (иск.) Хиславичи, (иск.) Петровичи<...>» [6].
 
   Ставка утвердила план операции, представленный командующим Резервным фронтом. По плану разгром ельнинской группировки предусматривалось завершить к 3 сентября. К началу наступления в состав 24-й армии, усиленной тремя стрелковыми соединениями, входили тринадцать дивизий[26]. Прорыв обороны, окружение и разгром противника предусматривалось осуществить силами девяти дивизий, включая 102-ю и 105-ю танковые и 103-ю моторизованную дивизии, всего 60 тыс. человек, 800 орудий и минометов, 35 танков. Остальные четыре стрелковые дивизии оборонялись на рубеже р. Ужа, севернее ельнинского выступа.
   Войскам 24-й армии на фронте более 70 км противостояли части 9-го и 20-го армейских корпусов 4-й немецкой армии. На 30 августа немецкие соединения располагались на выступе в следующем порядке (см. схему 2). 137-я пд из 9-го ак занимала позиции на северо-западной стороне выступа, между реками Устром и Ужа. Слева от нее за пределами выступа располагалась 15-я пд из состава того же 9-го ак, позиции которой уходили на север, к Днепру. В резерве 9-го ак была 263-я пд. Правее 137-й пд начиналась зона ответственности 20-го ак. Его 78, 292 и 268-я пехотные дивизии оборонялись по периметру выступа, от реки Ужа на севере до Десны на юге. Последний участок на юго-западе выступа между реками Десна и Стряна защищал один полк из состава 7-й пд. Его соседом справа, уже за пределами ельнинского плацдарма, была 23-я пд, входившая в 7-й ак. Ее позиции уходили на юг вдоль реки Стряна. В резерве у немцев в этом районе находились 7-я пд (без одного полка), 10-я тд и мп «Великая Германия». Они располагались в районе г. Починок на расстоянии свыше 50 километров юго-западнее Ельни и составляли резерв всей немецкой 4-й армии, а не только ельнинской группировки [14]. Таким образом, непосредственно на ельнинском выступе оборонялась группировка противника в составе немногим более четырех дивизий, а с учетом действующих на флангах – шести. Она насчитывала около 70 тыс. человек, 500 орудий и минометов. Соотношение в людях было примерно равным, но 24-я армия превосходила противника в артиллерии в 1,6 раза. В решающем наступлении на Ельню участвовало не менее 35 танков. У немцев на плацдарме не было к этому времени ни танков, ни штурмовых орудий.
   Таким образом, всем известная Ельнинская наступательная операция началась через 40 с лишним дней почти непрерывных и кровопролитных боев за плацдарм. В 7.00 30 августа началась артподготовка, в которой участвовало 800 орудий, минометов и ракетных установок. Противник оказывал отчаянное сопротивление. Ему ничего не стоило правильно определить направления ударов наших войск. За счет маневра силами и средствами немцы своевременно усиливали угрожаемые направления, использовали каждую возможность для контратак. За первые сутки успеха достигла лишь южная ударная группа, дивизии которой продвинулись на участке прорыва до 1,5 км.
   Низкие темпы наступления были обусловлены целым рядом причин. Дивизии прорывали оборону противника на узких участках, но каждая в своей полосе. Из-за ограниченного количества боеприпасов оборона противника была подавлена недостаточно. К тому же разведке не удалось достаточно полно вскрыть систему огня противника, расположение его огневых средств. Сказались неумение применять маневр пехотой и танками на поле боя, а также большие потери среди командиров подразделений, которые личным примером вели бойцов в атаку.
   В этот критический момент Жуков потребовал покончить с примиренческим отношением «к трусливым жалобам на огонь противника и действия его авиации. С такими преступными явлениями немедленно кончать и заставить дивизии, полки и батальоны выполнить мой приказ (выделено мною. – Л.Л.) и точно выйти к исходу дня на рубеж, указанный в приказе командующего армией.
   <...>Требую от командиров и комиссаров всех степеней быть в первых рядах наступающих частей и своим личным примером продвигать части вперед.
   <...> От представителей армии и фронта требую к исходу дня донести мне о всех командирах и комиссарах, проявивших трусость и чрезмерную осторожность»[27].
   Такие жесткие требования командующего фронтом в данном случае не вызывались обстановкой. Скорее они объяснялись заботой Жукова о своем престиже. «Ельнинская операция, – вспоминал он позже, – была моей первой самостоятельной операцией, первой пробой личных оперативно-стратегических способностей в большой войне с гитлеровской Германией. Думаю, каждому понятно, с каким волнением, особой осмотрительностью и вниманием я приступил к ее организации и проведению». На Жукове, как начальнике Генерального штаба, висела немалая часть вины за поражения Красной Армии с началом войны. Его только что отстранили от этой должности. Поэтому он не мог допустить провала очередной своей попытки ликвидации плацдарма. Характерно, что и в конце апреля 1945 г. уже в Берлине – на пороге Великой Победы – Жуков, обвинив командиров соединений и частей в трусости, потребовал, чтобы они лично вели в бой солдат. В последние дни там погибли многие командиры частей и подразделений...
   Подобные требования приводили лишь к росту потерь среди старшего (и не только) командного состава, которого и так не хватало. Было бы лучше, если бы они оставались на своих командных и наблюдательных пунктах, организуя подавление огнем выявленных узлов сопротивления противника, обеспечивая тем самым продвижение своих частей. Совсем не случайно в 1942 году были внесены изменения в боевой устав, где было четко зафиксировано место командира в бою – там, откуда ему удобнее руководить боем.
   В ходе ожесточенных боев на северном фасе выступа нашим частям удалось вклиниться в оборону противника на глубину 2 км на участке 3 км в ширину. 1 сентября они вышли к д. Волосково и перерезали железную дорогу, ведущую к Ельне. Утром 3 сентября возобновили наступление и части южной группировки 24-й армии. Им удалось отбить у немцев деревни Леоново и Щеплево. Но южнее Леоново все 15 танков 103-го отдельного танкового батальона, поддерживавшие атаку пехоты 303-й сд, застряли в болоте. В который раз сказалось пренебрежение разведкой местности. К утру следующего дня удалось вытащить из болота только 9 машин [16]. Тем не менее к исходу 3 сентября войска 24-й армии, отразив сильные контратаки, глубоко охватили группировку противника. Командиры немецких дивизий докладывали, что не в силах более удерживать позиции. Возникла угроза, что фронт может в любой момент рухнуть. Тяжелое положение немцев усугублялось тем, что одновременно с ельнинской началась Рославль-Новозыбковская наступательная операция Брянского фронта, а 1 сентября 16, 19 и 20-я армии Западного фронта возобновили наступление в районе Духовщины. Немногочисленные немецкие резервы были втянуты в тяжелые бои.
   К 4 сентября горловина мешка, в котором оказались немецкие войска, сузилась до 6 км. В этот день состоялись переговоры Сталина и Шапошникова с Жуковым, запись которых приводится ниже:
   «У аппарата Жуков.
   У аппарата Сталин, Шапошников. Здравствуйте. Вы, оказывается, проектируете по ликвидации Ельни направить силы в сторону Смоленска, оставив Рославль в нынешнем неприятном положении. Я думаю, что эту операцию, которую Вы думаете проделать в районе Смоленска, следует осуществить лишь после ликвидации Рославля. А еще лучше было бы подождать пока со Смоленском, ликвидировать вместе с Еременко Рославль и потом сесть на хвост Гудериану, двигая некоторое количество дивизий на юг. Главное – разбить Гудериана, а Смоленск от нас не уйдет. Все.
   Жуков. Здравия желаю, товарищ Сталин. Товарищ Сталин, об операции в направлении на Смоленск я не замышляю и считаю, этим делом должен заниматься Тимошенко. Удар 109, 149 и 104 (речь идет о 149-й стрелковой, 104-й и 109-й танковых дивизиях 43-й армии. – Л.Л.) я хотел бы нанести сейчас в интересах быстрейшего разгрома ельнинской группы противника, с ликвидацией которой я получу дополнительно 7 – 8 дивизий для выхода в район Починок (50 км западнее Ельни. – Л.Л.), и, заслонившись в районе Починок со стороны Смоленска, я мощной группой мог бы нанести удар в направлении Рославля и западнее, т. е. в тыл Гудериану. Как показывает опыт, наносить глубокий удар в 3 – 4 дивизии приводит к неприятностям, ибо противник такие небольшие группы быстро охватывает своими подвижными частями. Вот почему я просил Вашего согласия на такой маневр. Если прикажете бить на рославльском направлении, это дело я могу организовать. Но больше было бы пользы, если бы я вначале ликвидировал Ельню. Сегодня к исходу дня правым флангом нашей ельнинской группировки занята Софиевка. У противника горловина осталась всего 6 км. Я думаю, в завтрашний день будет закончено полностью тактическое окружение. Все.
   Сталин. Я опасаюсь, что местность в направлении на Починок лесисто-болотистая и танки у вас могут там застрять.
   Жуков. Докладываю. Удар намечается через Погуляевку, южнее р. Хмара по хорошей местности с выходом в район Сторино, Васьково, 30 км с.-з. Рославля, км 10 южнее Починок. Кроме того, наносить удар по старому направлению не следует. На нашу сторону сегодня перешел немецкий солдат, который показал, что сегодня в ночь разбитая 23-я пехотная дивизия сменена 267-й пехотной дивизией, и тут же он наблюдал части СС. Удар севернее выгоден еще и потому, что он придется по стыку двух дивизий. Все.
   Сталин. Вы в военнопленных не очень верьте, допросите его с пристрастием, а потом расстреляйте. Мы не возражаем против предлагаемого Вами маневра на 10 километров южнее Починок. Можете действовать. Особенно сосредоточьте авиационный удар, используйте также РС. Когда Вы думаете начать?
   Жуков. Перегруппировку произведу к седьмому. Седьмого подготовка, восьмого на рассвете удар. Очень прошу подкрепить меня снарядами РС, 76 [мм], да и 152 мм 09/30 года, минами 120 мм. Кроме того, если можно, – один полк «илов» и один полк Пе-2 и танков – штук 10 КВ и штук 15 Т-34. Вот все мои просьбы. Все.
   Сталин. К сожалению, у нас нет пока резервов РС. Когда будут – дадим. РС-ы получите. Жалко только, что Еременко придется действовать одному против Рославля. Не можете ли организовать нажим на Рославль с северо-востока?
   Жуков. Нечем, нечем, товарищ Сталин. Могу только отдельными отрядами, подкрепив их артиллерией, но это будет только сковывающий удар, а главный удар нанесу на рассвете восьмого; постараюсь, может быть, выйдет, на рассвете седьмого. Еременко еще далеко от Рославля, и я думаю, товарищ Сталин, что удар седьмого или восьмого – это будет не поздний удар. Все.
   Сталин. А прославленная 211-я дивизия долго будет спать? (Об этой дивизии в Ставку ранее докладывали, что она в панике бежала с поля боя, поставив соседнюю 149-ю сд в трудное положение. – Л.Л.)
   Жуков. Слушаю. Организую седьмого. 211-я сейчас формируется, будет готова не раньше 10-го. Я ее потяну в качестве резерва, спать ей не дам. Прошу Вас разрешить немедленно арестовать и судить всех паникеров, о которых докладывал. Все.
   Сталин. Седьмого будет лучше, чем восьмого. Мы приветствуем и разрешаем судить их по всей строгости. Все. До свидания.
   Жуков. Будьте здоровы» [6].
 
   Небольшое отступление в связи с просьбой Жукова разрешить ему судить паникеров (потом он по таким «пустякам» к Сталину не обращался – просто посылал копии своих решений, если дело касалось больших начальников). После некоторого периода растерянности, вызванной внезапностью нападения (для войск) гитлеровской Германии на Советский Союз, бойцы и командиры Красной Армии проявляли в боях массовый героизм. Об этом писали в своих воспоминаниях многие военачальники, в том числе и маршал К. К. Рокоссовский. Вместе с тем он вынужден был признать, что встречалось немало фактов проявления военнослужащими трусости, паникерства, дезертирства и членовредительства с целью уклониться от боя. Командиры и личный состав некоторых частей не проявили должной выдержки и упорства в бою. После прорыва обороны советских войск танковыми частями противника эти части без приказа оставляли занимаемые позиции, стремились укрыться в лесах и самовольно отступали на восток. Так, с начала боевых действий по 20 июля особыми отделами НКВД фронтов и армий были задержаны на дорогах 103 876 военнослужащих, потерявших свои части и беспорядочно отступавших на восток. Отмечались также случаи массовой сдачи в плен. Уже в июне на некоторых фронтах по инициативе командования начали создавать заградительные отряды.
   Военно-политическое руководство страны в целях укрепления дисциплины и стойкости войск восстановило в армии и на флоте институт военных комиссаров. Пришлось также пойти на беспрецедентные репрессивные меры. 16 августа 1941 г. был издан приказ Ставки ВГК № 270, который был адресован всем членам и кандидатам ЦК ВКП(б), секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик, председателям областных крайисполкомов, СНК республик, всем секретарям райкомов, горкомов и председателям райисполкомов и горисполкомов. Он не подлежал опубликованию, но его предписывалось прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах. Согласно приказу, командиры и политработники, сдающиеся в плен, ставились вне закона и подлежали расстрелу на месте. В приказе об этом было сказано так: «Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения <...> уничтожать их всеми средствами». Совершеннолетние члены семей военнослужащих, осужденных к высшей мере наказания (к расстрелу) за измену Родине, подлежали аресту и ссылке сроком на пять лет. Семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишались государственного пособия и помощи. Судя по тексту, приказ писал сам Сталин, который в гневе перепутал должности и звания генералов, попавших в плен. Но никто из подписавших текст военачальников не посмел поправить вождя. Таким образом, уже в первые месяцы войны было окончательно сформировано отношение к военнопленным. В ходе боев разбираться было некогда, и под этот приказ порой попадали и правые, и виноватые.