Лев Тарасов. Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы

Мои цветы – все пустоцвет.
 
   1939 июнь 14

Мертвец

 
На тёмном лице его
Копошатся мухи…
 
 
Ввалились глаза.
 
 
Синева
впадин –
обведена
углем.
 
 
Чужая слеза
Жжёт
Жёлтую
Кожу.
 
 
Над гробом
веют
духи.
 
 
Так можно стать
совсем смуглым,
застыть
мёртвым.
 
 
Не ставьте труп
у всех на виду,
чтобы ложь
не липла
к нему.
 
 
Лучше бы
быть одному,
чем в толпе
зевак.
 
 
Ведь
не в силах
руку
поднять
никак
 
 
Мертвец,
над которым
люди творят –
 
 
поругание и обиду…
 
 
Словно
длинная палка
простёрт
в гробу.
 
 
Белый венчик
лежит
на жёлтом
лбу.
 
 
Руки
сложены
на груди
крестом.
 
 
Ничего не скажет,
покидая
дом.
 
 
Так уходят все,
покидая
дом,
 
 
но никто
не властен
придти
назад.
 
 
От цветов
давно
темнеет
лицо.
 
 
От пряных
запахов
убежать
нельзя.
 
 
По ландышам белым
Ползёт,
скользя,
зелёная
гусеница
к рукам
мертвеца.
 
 
Недвижны руки.
Скованы
члены.
С жёлтого
лица
не сходят
муки.
 
 
А тут –
мухи!
 
 
Встать бы из гроба!
Убрать цветы!
Стряхнуть
мишуру гробовую
к ногам,
от всех провожатых
уйти –
 
 
в храм.
 
 
Но только
и там
не избыть
суеты.
 
 
И там
равнодушно
творят
обряд.
 
 
Святые слова
Говорят
невпопад,
 
 
глазом мигает
над трупом
поп,
 
 
друзья и родные
смотрят
в гроб,
 
 
брезгливо
целуют
белый венец –
 
 
И всё это:
 
 
молча,
терпит
Мертвец.
 
 
Господи!
Избави
труп
от поругания
близких!
 
 
Защити
от скверны
земной!
 
 
Не дай душе
быть
исчервоточенной!
 
 
И в последний час
погребения
ниспошли
терпение
 
 
перенести
эту
пытку!
 

   1939 июнь 21

«Мы одни остались в саду…»

 
Мы одни остались в саду,
Для беседы я слов не нашёл,
Но принёс от тебя резеду
И поставил на письменный стол.
 
 
Этой данью с душистой гряды
Ты сумела сказаться без слов –
Сладким запахом резеды
Я себя одурманить готов.
 

   1939 июнь 29

«Душа изнемогла от скорби…»

 
Душа изнемогла от скорби.
В моей гробнице скарабеи.
Отточены серые плиты –
И путь заказан в Египет.
 
 
Тяжёлый камень привален
К дверям забытого склепа,
И свет увидит едва ли,
Истлевший в гробу скелет.
 
 
Хотя бы вольные птицы
Донесли до меня вести
О том, как время мчится,
Какие народы в чести.
 
 
Мне скучно, давно я умер,
Забылся сладким сном смерти.
Надо мною вечные сумерки,
И от вечной тьмы не уйти.
 

   1939 июль 5

Танка

 
Перед зеркалом
Ты заплела косы,
Звонко смеялась.
Сетью волос душистых
Я навеки опутан.
 

   1939 август

«Белые голуби над маленьким домом…»

   N.

 
Белые голуби над маленьким домом
Тонули в небе глубоком и голубом,
Вместе с дымом сизым столбом
Тянулись к высям от солнца весёлым –
 
 
И так золотиста была глубина,
Что не было сил отойти от края,
Выросли крылья, и хотелось, играя,
Кинуться в небо до самого дна.
 

   1939 август 19

На полях книги В. Иванова «Cor Ardens»

 
В пылающем сердце твоём
Я вещие зовы прослышал,
Из дома родимого вышел
Сокрытый искать водоём.
 
 
И слово взлетело, как голубь,
И внятно для спящего слуха –
На воды сошествие Духа,
Когда всколебалася прорубь.
 

   1939 сентябрь

«Видали как в клетке…»

   Посвящается. В.М.

 
Видали
как в клетке
мечется лев,
Которому
быть довелося
пленником,
Он лапой
бьёт
брусья
и, дико взревев,
Бросает вызов –
бездельникам!
Тот зверь –
мой тёзка.
В лютой тоске,
С утра
полоумный
мечусь
по аллеям.
Кто мне скажет:
– Теперь
ты с кем?
Подарит улыбкой
и пожалеет.
В дни,
когда мир
забредил
войной,
Оскалила смерть
свои белые
челюсти,
Хочу, чтобы ты
была
со мной.
Дерзкий,
покуда
цел ещё!..
Звонкий смех
в моих
ушах
Звенит,
как сладкая
музыка,
Я ускоряю
невольно
шаг,
Мелькнула
твоя мне
блузка…
Легко растерять
от восторга
слова,
Что встали, как
иглы,
торчком,
Сегодня пошла
об заклад
голова –
Играю на
жизнь
в очко!
И только
с поля
сгребать трупы
Начнут
по братским
могилам,
Слова
этих братьев
станут
скупы,
Но
слишком дороги
милым.
Сегодня
готов просить,
как о милости:
Приди
не к мёртвому
в часы погребения!
Знаю,
мне пытки такой
не вынести,
Если
надежды
нет
на спасение.
Ещё в Египте,
в глубокой
древности,
Любовь
источила меня,
как ржа,
С тех пор
я теряюся
в повседневности,
Участьем и лаской
твоей
дорожа…
Быть может,
в сохранности
жёлтая мумия,
Которую тлен
пощадил
для вечности,
Готовы в музеях
поэты
в раздумии
Часами смотреть
на сухие
конечности.
И я открыл
для себя
однажды
Твоё лицо
под стеклом
в витрине,
Губы
иссохли
от вечной
жажды,
И я
целовать их
не смею
ныне.
Поверь,
что радостью
навек
вымучен,
Стихи слагающий
о любви.
Заново
египетский язык
выучи.
Разбей стекло!
И живи!..
 

   1939

Монолог Петрушки

   Ночь. Влюблённый Петрушка остался один.
   Тусклое небо и матовая, круглая луна.

 
В такую бездонную глубину
Не хотелось бы мне упасть.
Но вот я снова вижу луну.
И в сердце вспыхнула страсть,
Такая бездонная, как луна,
Как матовый шар фонаря.
Душа, словно небо, не знает дна,
И я задыхаюсь, паря…
Я места себе не найду от тоски,
Синим пеплом покрылись мои виски.
В глазах поплыли тёмные мушки.
Любовью отравлено сердце Петрушки.
Деревянная голова
Падает с плеч.
Сегодня мне стали ясны слова:
«Игра не стоит свеч»!
 
 
Ночь задувает свои светильники,
Уже чадит не один фитиль.
Сыплется с неба млечная пыль,
Словно серебряные полтинники.
Блестит асфальтовая мостовая.
Ветер доносит звонки трамвая,
Ундиной предстала мне любимая,
В зелёном платье, в венке из кувшинок,
Когда с балаганом проехал мимо я
Давать спектакль на колхозный рынок.
Не многих тронет печаль Петрушки.
Девушка скрылась в ближней роще.
Долго кричали вослед лягушки…
И мне бы крикнуть! Было бы проще!
А я заломил нелепо руки
И произнёс монолог о разлуке.
 
 
Ночь, ты видишь унылого путника,
Который сбился и никнет у рампы.
Он больше не скажет ничего путного.
Повалится с ног и подавит лампы.
 

   1939 октябрь 25

Виланель

 
Услада жизни в жёлтом, красном.
И славит разум чистый цвет
В их сочетании согласном.
 
 
Душевный жар в порыве страстном
Сумел отобразить поэт.
Услада жизни в жёлтом, красном.
 
 
Погибнет всяк в пути опасном,
Кому живого смысла нет
В их сочетании согласном.
 
 
На небе нестерпимо ясном
Оранжевый пылает свет –
Услада жизни в жёлтом, красном.
 
 
Мир плавится веленьем властным,
И тяготеет вещий бред
В их сочетании согласном,
 
 
Когда в неведенье всечасном
Вникаем в тысячи примет,
Услада жизни в жёлтом, красном,
В их сочетании согласном.
 

   1939 ноябрь 9. (1940?)

1940

«Порой четырёхстопный ямб…»

 
Порой четырёхстопный ямб
Вселяет слабую надежду,
Что будут ясными стихи.
 
 
Но убежать от волчьих ям
Напрасно мыслю, только стражду
И в строках поверяю вздохи.
Провалы памяти моей
Бездонны…
 
 
И когда я сгину,
То будет кости мыть ручей,
Поспешно прядая в долину.
И хлебом будет Око мне,
И пивом будет Око мне,
И боги будут близки мне
В краю,
где нет земных страстей.
 
 
Когда поют матросы Ра,
Приветствовать богов пора.
И всплески вёсел ловит слух,
Встречая светлую ладью,
И громко торжествует дух
У тёмной бездны на краю.
 
 
Да будет мир в душе твоей!
В гробнице нет земных скорбей,
И если дни полны тоски,
Ты будешь видеть сны во сне.
 
 
И ямбы сыплются ко мне.
И камни сыплются ко мне
На грудь – и невозможно мне
Их стронуть – так они тяжки.
 

   1940 февраль 2

«Луна двурога…»

   «Луна двурога…»

А. Белый

 
Луна двурога.
У полубога на лбу два рога.
Побудь со мной!
Во мгле дорога,
Томит тревога,
Ещё немного – побудь со мной!
У тебя лик Каина,
И печаль твоя высока, высока…
Выше дома растёт раскаянье,
Поднимаясь под облака.
Но тяжёлые копыта
Ударяют по земле.
Но тяжёлые копыта,
Но тяжёлые копыта
Ударяют
по земле!
 

   1940 февраль 4

«Рождён поэтом…»

 
Рождён поэтом
Скромную прозу презрел,
Стал петь союз Муз.
Мне девять босых сестёр
Гудок вложили в уста.
 

   1940 март

«Так повелось…»

 
Так повелось, что не Гоген – Ван-Донген:
Три синих ветви, вскинутые к небу,
Весна над розовым квадратом дома.
 

   1940 май

Три путника

 
Мы выбежали, словно дети,
Из дома душного на волю.
Тянули сок из стебля трав
И были радостны с утра.
Теряли весело рассудок.
По лугу он летал, как мячик.
Его не сдерживали сети
Покорно принятых запретов.
Там от очков метнулся зайчик,
Но был к земле прижат ладонью –
Уж не скакать ему по кочкам.
Тонули в топи незабудок,
А на воде темнела тина,
Осока попадала в стень,
Короткие ложились тени
У ног, и надвигался полдень.
Охотно каждый бредил сенью,
Когда катилось лето в Лету…
 
 
Те крылья – цвета спелой ржи.
И голубыми васильками
Расшиты белые одежды.
Три путника своей дорогой
Идут и кличут Авраама.
Кругом протоптаны межи,
К реке протянут скат пологий,
В низине тучные стада.
Пастух дудит вдали на дудке.
Мы собираем незабудки.
А в полдень тронется вода.
 
 
И снова ржавый купол храма
Встречает снятыми крестами,
И снова попраны надежды…
Вдали: три посоха, три ангела…
Три белых голубя: над нами.
 

   1940 июль

День траура

 
В день траура уснет война,
Под голову положит руки.
Страну подавит тишина,
И неизбывной скорби звуки
Сорвутся с оркестровых труб.
Как будет горек голос меди,
Когда у смерти много снеди.
От сна воспрянет каждый труп
С тяжёлой думой о погосте.
А там, под грудою развалин,
Белеют молодые кости,
И череп весело оскален.
В глазницы понабилась пыль.
Но сраму мёртвые не имут,
Они ползут туда, где омут,
Где тиной зарастает быль.
Кусочки синего свинца
Лишь точки смертного конца.
Воронкой взрыты водоёмы,
Мосты разрушены, дома
Сошли от ужаса с ума,
Они друг другу незнакомы,
Стоят расколоты тоской.
Дверь бьётся в панике доской.
И окон впадины пустые
Роняют звонкое стекло
На вздыбленные мостовые,
Где столько близких полегло.
Всех беженцев, сирот в слезах
Земля чужая не приемлет.
Людей отчаянье объемлет,
За ними тенью ходит страх.
В окопах плач о матерях,
В домах стенание о сыне.
Удачен у войны покос,
Что не селенье – то погост.
И сладко ей дремать на Сене.
Твой траур Франция во мне,
Ты гибель обрела в войне,
Но не постыдна эта гибель.
 

   1940 июль 26

«Смерть пришла согреть поцелуем…»

 
Смерть пришла согреть поцелуем
И сказала на ухо нежно:
– Пройден путь твой, конец неизбежно
Подступает, и гроб неминуем.
Так пойдём и закажем белый,
Самый прочный, самый просторный.
Я послушал и вышел покорный
В путь, где ждут меня Хлебников, Белый.
Смерть сама покупала цветы,
Вырастал одуряющий ворох,
Я томился в пустых разговорах,
И поблёкли, завяли мечты.
Жизнь упала могильной плитой
И мерещится жалким надгробьем.
Стал я серым и пыльным подобьем,
Весь источен дневной суетой.
Не по сердцу любимое дело,
Показались чужими тетради.
Смерть разгладила жидкие пряди
Кос и молча у зеркала села.
А потом мы открыли вино
И, как кровь, нацедили в стаканы.
Долго пили и не были пьяны,
Лишь туманы ползли к нам в окно.
Смерть с противным своим поцелуем
Не торопится, сводит с ума –
И уже позабыла сама,
Что мы целую вечность толкуем.
 

   1940 октябрь 21

Святой Сисиний

 
Как на море-океане
Виден бел-горючий камень.
Встал на нём святой Сисиний,
Держит свод небесный, синий.
Плащ на нём, как в осень ясень,
Сам он, словно солнце, красен.
Зелена под ним пучина,
Глубока, черна кручина.
 
 
Всколебались гулко хляби,
Поползли из вод по зыби
Лихорадки, сыпи, ряби,
В чешуе горя, как рыбы.
Поднялись нагие сёстры:
Груди остры, локти остры,
Взгляды дики, злобны крики,
С воем тянут в тине руки.
Косы мокры, их не выжать.
Трудно будет нежить выжить.
Спали струи водяные,
Встали девы водяные,
 
 
Изметнулись, словно змеи,
И застыли, сёстры злые,
Видя, как святой Сисиний
Держит свод небесный синий.
На нём плащ, как в осень ясень,
Сам он, словно солнце, красен,
Зелена под ним пучина,
И плывёт со дна кручина…
Нарастает в сердце злоба.
Сына тянет мать от гроба.
Люди стынут, тяжко стонут,
Стоны к ночи громче станут.
 
 
Как огонь сжигает хворост,
Гнёт людей и ломит хворость.
Каждый, внемля трясовицам,
Словно тяжкий сноп валится.
И взывать к святому надо:
– Изгони исчадья ада,
Исцели, святой Сисиний,
Помоги, святой Сисиний!..
 
 
Тут на бел-горючий камень
С облак пал небесный пламень.
Облеченно плотью слово.
Над святым рука Христова.
Он упорен в чистой вере,
Свет вокруг него струится:
– Сгиньте, Иродовы дщери,
Дети мрака, трясовицы!
Уж не место на земле вам
Вечно зло творящим девам!
 
 
И сестёр, что злобы полны,
С торжеством пожрали волны,
Те, шипя в воде, как угли,
Шли ко дну черны и смуглы.
Как на море-океане
Виден бел-горючий камень.
 
 
Там стоит святой Сисиний,
Держит свод небесный синий,
Плащ на нём, как в осень ясень,
Сам он, словно солнце красен.
Зелена под ним пучина,
Полегла на дно кручина.
 

   1940 октябрь 30

«В те дни, когда нас посетил Господь…»

 
В те дни, когда нас посетил Господь,
Мы не могли уйти от нашей скорби.
 
 
Была глухая осень, гасли дни,
И падали с дождём ненастным листья.
 
 
Я помню краткое богослуженье,
Цветы и оплывающие свечи.
 
 
Когда твой гроб мы вынесли из церкви –
Я видел просветлённое лицо,
 
 
Красивое и чуждое земным
Страданьям, тронутое тихим тленом.
 
 
И, помню, я благословил тогда
Святую смерть за тяжкую утрату.
 
 
Гроб опускали плавно на верёвках,
И сыпались земли сырые комья.
 
 
Она не говорила: – Тише,…тише….
И губы не ловили жадно воздух.
 
 
Лишь о себе я плакал и о церкви,
Утратившей свою былую силу.
 
 
Всё было скромно, никакие люди
Присутствием своим не тяготили.
 
 
И только я остался одиноким
С холодною и чёрствою душою,
 
 
Но верю, что любовь ещё приснится
И озарит меня своим небесным светом.
 

   1940 ноябрь 16

«Каждое движение твоё…»

 
Каждое движение твоё,
Каждое слово твоё –
Для меня – откровенье.
Я мечтаю с тобою вместе
Собирать вишни и сушить яблоки.
Никогда не пройдёт детство –
Будут вечно жить в памяти
Одни и те же годы.
И всегда ты будешь девочка,
Мною встреченная впервые
В незабвенном Египте.
Верю, суждено повториться
В вечности каждой встрече.
 

   1940 декабрь 5

«Не ты ли Хлебникова звал…»

 
Не ты ли Хлебникова звал
В свои укромные владенья,
Ему сирень покорно рвал,
Читал свои стихотворенья.
 
 
Он здесь, давно перед тобой,
Его волос струятся змейки,
Огромный, он порос травой
От яблони и до скамейки.
 
 
Ты полюбил его слова,
Что пали наземь лепестками.
И пыль у ног его жива,
И камень шевелит губами….
 
 
Прими бессмертие его
Без зависти, без сожаленья.
Он как возник из ничего,
Так и уйдёт без повторенья.
 

   1940 декабрь

1941

«Я ношу тоской спелёнутую душу…»

 
Я ношу тоской спелёнутую душу,
Даже рук она освободить не в силах.
Ей твержу день изо дня одно и то же,
И не спит душа, мне прямо в сердце смотрит.
 

   1941 январь

«Ты Невеста моя и Жена…»

 
Ты Невеста моя и Жена,
Но туманен и странен Твой лик,
Неизвестны Твои имена,
Я не видел Тебя и отвык.
 
 
Но хотелось бы чувство донесть
Не утраченным до конца,
Чтобы снова небесная весть
Окрылила наши сердца.
 

   1941 февраль

«Дни мои…вы обступили меня…»

 
Дни мои…вы обступили меня,
Тщетно хочу оттолкнуть вас рукою.
Встали стихи мои каждой строкою,
Как обвинители против меня.
 
 
Дни мои вы поглотили меня,
Опустошили, развеяли прахом
Всё, что сложил я с любовью и страхом.
Что вы имеете против меня?..
 

   1941 февраль

«Ты звал меня, Господь, – я посетил твой храм…»

 
Ты звал меня, Господь, – я посетил твой храм,
Я обошёл пустынные могилы,
Я близким людям поклонился там –
И были мне воспоминанья милы.
 
 
О, только бы не покидали силы,
Не подступала к сердцу суета.
Предвижу на пути я не одни могилы,
Жизнь озарённая Тобой – чиста.
 

   1941 март 2

Рондо

   В.М.

 
«…Ты любишь петь качаясь,
Крылья смежив, глаза закрыв…»
 

Э. По

 
Ты любишь петь, и внемлю я твоим
Напевам, что подъемлются как дым,
И стелются как дым, на высоте
В клубы свиваясь, прядая к черте,
Где я стою, часами недвижим…
 
 
Мы долгое молчание храним,
Когда любовь свою в себе таим.
Страшася потеряться в суете,
Ты любишь петь…
 
 
День будущий становится былым,
И миг любой, меняясь, повторим.
Закрыв глаза, мы вместе в темноте,
Крыла подъемлют нас и в пустоте,
Пока мы к звёздам медленно летим,
Ты любишь петь…
 

   1939 декабрь. 1941 март

«Страсть отгорела, отошла…»

 
Страсть отгорела, отошла,
Покорно отступали муки,
Тревогам не было числа –
И приближался час разлуки.
 
 
И долго говорили мы,
Не веря, что близка утрата,
Что подступает царство тьмы
И горькая за всё расплата.
 
 
И было трудно оборвать
Мечты о недоступной связи,
Хотелось многое сказать,
Поверить выхваченной фразе.
 
 
Страсть отгорела, отошла,
Теперь стою испепелённый,
Совсем иной, но чуждый зла,
Спокойный, светлый и влюблённый.
 

   1941 март 21

«Отпылало пламя страсти…»

 
Отпылало пламя страсти,
Тихо теплится любовь,
Снова я живу во власти
Неподвижных, чистых снов.
 
 
Отступили вновь сомненья,
Скорбь неслышно отошла,
В светлый час преображенья
Стала жизнь моя светла.
 
 
И предвидя посещенье,
Я приемлю божество,
Славлю тихое успенье,
Вечной жизни торжество.
 
 
А когда коснётся слуха
Вещий голос наяву,
Я, приняв Святого Духа,
Твоё имя назову.
 

   1941 март 21

Хвала небу

 
Хвала небу
Далеки утраты.
По зелёной траве
Пройду к храму.
 
 
Купола сини,
Двери настежь,
Там заупокойную
Творят службу.
 
 
Седой священник,
В золотой ризе
Тихим голосом
Молит бога.
 
 
– Упокой, Господи,
Со святыми душу!..
И сотвори ей
Вечную память!..
 
 
Со свечами люди
Стоят у гроба.
Покрыто покровом
Неподвижное тело.
 
 
Светло на кладбище.
Свежа могила.
С обнажёнными головами
Вышли люди.
 
 
Вынесли девушку
В белом гробе,
Скрещены руки,
Сомкнуты очи.
 
 
Тронуто тленом
Лицо умершей.
Путь устелен
Живыми цветами.
 
 
У неё праздник,
К чему плакать?
Никому не ведомы
Пути смерти.
 
 
Земные утраты
Стали ничтожны.
Тяжело пробужденье,
Сон сладок.
 
 
Высоко солнце,
Спокойно сердце.
Иду и слагаю
Живые песни.
 

   1941 май 16

«Ненавижу тебя, Война…»

 
Ненавижу тебя, Война,
Ты отравила мои колодцы,
Ты напоила меня ядом!
И когда кровоточат язвы,
Ты говоришь: – Это розы!
А тело – цветущий розариум!
Обгорело лицо, спалены волосы,
Последний глаз вытечет,
Раздроблены сильные ноги.
 
 
Но мёртвый, я люблю мою землю,
Родную, единственную!..
 

   1941 май 30

«И медленно ложится вечер…»

 
И медленно ложится вечер
На землю жарким животом…
Он жадно ловит воздух ртом
И тополей ласкает плечи…
Валится белый пух, слова
Нейдут на ум, душа жива –
Мгла подкосила куст сирени,
И падает он на колени
Там, где курчавится трава.
 

   1941 июнь 18

Стихи о войне

1.

 
День объявления войны.
И сразу пала тень на лица,
Землистый, цвета охры тон.
Тревожный подавила стон
Насторожённая столица.
И слушала – была граница
В огне…Суровые сыны
Великой Родины вставали
Стеною, принимая бой.
И каждому был другом Сталин,
Неумолимою судьбой.
 
 
Война… Писать плакат и плакать
Навзрыд, лицо укрывши в плат,
Пока по капле будет капать
Кровь, словно краска, наугад
На белый полотняный плат.
А вырвется невольный крик,
Поспешно плат свой разверни –
На нём нерукотворный лик
В годину бед, в глухие дни,
Тебе защитой будет плат.
 

   1941 июль

2.

 
Пришли и встали за спиной
Две грозные войны
В дни, когда голуби со мной
Беседовать должны.
 
 
И я забыл, что были дни
Иными до войны.
 
 
За мною – чёрная Война,
Недвижна, как судьба,
Когтистою рукой она
Клеймит навек раба.
 
 
И я страшуся в злые дни
Твоих угроз судьба.
 
 
За мною – правая Война,
Раскинула крыла,
Как нежный друг зовёт она
На битву против зла.
 
 
Высоко реют в эти дни
Два белые крыла.
 

   1941 июнь 29

3.

 
Мы хоронили ребёнка
Белокурого, с синими глазами.
Он был убит шальным осколком,
И осталась по нём долгая память.
Мы хоронили юношу статного, молодого,
Что погиб, охраняя Родину, принял смерть, как герой…
Звонко песни реяли, поднимались снова,
Ополченцы толпами шли над головой,
Был увит убитый шелковой травой.
Хоронили девушку с золотыми косами,
Умерла на пожарище, оберегая больных.
Тоже будет с нашими нежными сёстрами.
Смерть грозит покосами -
У раненых отняли утешение их.
 
 
Покидают мёртвые на произвол живых.
 
 
Погляди: повсюду свежие могилы.
Иные обложены дёрном, убраны цветами,
Иные сравнялись с землёй…
Сохрани и помилуй
Всех усопших, Боже!..
Пусть они будут с нами!
Вместе понесём мы боевое знамя.
 
 
Требуют убитые справедливого суда
И встают, готовые для нового похода.
У врага без боя берут города.
Не потерпит Родина насилья никогда,
Высоко над мёртвыми крылами бьёт Свобода.
Дом заколочен досками, хозяин пропал без
вести,
Слепыми впадинами глаз уставилась на
прохожего улица…
Из пепла, на груде развалин, возникла Свобода,
тихо сошла с крыльца;
Мёртвому и живому шептала о правой мести,
О близкой победе, о войне до конца…
 

   1941 июль.4

4.

   WM

 
Как душа моя страдает
и сама того не знает,
Сиротиночка, не в силах
от пожарища уйти.
Руки белые ломает,
утирает токи слёз,
Словно горлинка, в тревоге
убивается душа.
Позади дымятся угли,
тлеет жадный огонёк…
Впереди встают глухие,
Чёрные, как ночь, пути…
Чем, душа, тебя утешу,
чем порадую тебя?
Разве крепче поцелую,
с пепелища уведу…
 

   1941 октябрь 11

5.

   Алексею Паукову

 
У матери тоска в глазах,
Струится вечный синий холод.
И на руках,
Измученный неволей Город.
Ты, как младенец на руках,
Покоишься любимый Город,
А за спиной Война и Голод,
Позор и Страх.
 

   1941 ноябрь

«Господи, Ты затеплил звёзды…»

 
Господи, Ты затеплил звёзды
И осветил высокое небо.
Восковые свечи – звёзды,
Храмовидный купол – небо.
 
 
И стоят сиротливые люди
Посреди огромного храма,
Они молят Бога о чуде
И ждут терпеливо, упрямо.
 
 
Нам по вере даётся чудо,
С неба падают золотые звёзды.
Мой любимый, моё светлое чудо,
Мы горстями собираем звёзды…
 

   1941 август 5

«Имя моё назови…»

 
Имя моё назови…
Ночь склонилась, как нежная мать…
– И назову:
– Богоматерь!
Тихо сошла,
сосчитала ступени…