«Ordinatio imperil»
Первый шаг в этом направлении был сделан еще осенью 816 года. Несмотря на официальную коронацию, проведенную за пять лет до этого по воле Карла, Людовик решил повторить ее с еще большей торжественностью, словно нуждаясь в более прочном духовном узаконении своих неоспоримых прав. С этой целью был специально приглашен папа Стефан IV, который, несмотря на преклонные годы, не уклонился от далекого путешествия и, прибыв в Реймс, торжественно помазал на царство Людовика и его супругу Ирмингарду. Рассчитывая этим актом закрепить свое положение, Людовик создавал, сам того не ведая, опасный прецедент на будущее, вручая судьбу каждого нового царствования в руки римского первосвященника.
Одновременно с этим прежние советники Карла — Адалард, Вала и другие — постепенно стали отходить в тень, а затем и вовсе сошли с политической сцены. Их место заняли исключительно прелаты и монахи, которыми окружил себя благочестивый государь. Главные роли в политике стали играть священник Элизахар, Агобард, архиепископ Лиона, и, в особенности, Бенедикт Аннианский, выдвинувшийся еще в конце прошлого царствования.
Учредив крайне строгий монастырский устав, впервые примененный им у себя, в Лангедоке, Бенедикт организовал неподалеку от Ахена образцовую монашескую общину, прославившуюся аскетическим образом жизни, усердием в молитвах и каждодневным физическим трудом. Этот устав создатель его стремился внедрить повсюду, что нашло поддержку у Людовика, который поставил Бенедикта во главе монастырей всей страны. Деятельность «нового апостола» столкнулась, правда, со значительными трудностями, поскольку далеко не все «братья Христовы» пошли ему навстречу; в авангарде недовольных оказалось могущественное духовенство Сен-Дени, не испытывавшее желания перетруждать себя ночными бдениями и изнурительной физической работой. Однако Бенедикт, при полной поддержке императора, успешно ломал подобные настроения. По его инициативе созывались частые соборы, вырабатывавшие генеральные положения для унификации и регламентации монастырской жизни, которая должна была стать моделью и для светского общества.
Единство — вот что отныне больше всего заботило и волновало как императора, так и его духовное окружение.
Деятельно пропагандировал единство и Агобард, один из тех, для кого прочность веры воплощалась в монолитности народов империи. Монарху всячески внушалось, что он уже не «собиратель земель», подобный предшественникам, а «августейший император», правящий империей не как личной собственностью, а как паствой, уполномоченный высшим промыслом во благо строительства «Града Божия».
Все это, разумеется, было не ново, и Людовика не требовалось особенно поучать, ибо он и без того был пропитан подобными идеями; но вскоре обнаружилось, что идеи приходят в резкое столкновение с жизненными обстоятельствами и примирить одно с другим очень трудно.
Вспомним, в какое положение попал Карл в 806 году, когда ему пришлось делить империю между тремя сыновьями; из этой ситуации он, правда, благополучно вышел, но лишь потому, что двое из троих умерли при его жизни и вследствие этого раздел не потребовался — Людовик беспрепятственно унаследовал всю империю. Но теперь сам Людовик попал в точно такое же положение, в каком оказался его великий отец в 806 году: у него от королевы Ирмингарды также было трое сыновей — Лотарь, Пипин и Людовик. Как в этих условиях можно было сохранить единство империи?
Проблема выглядела весьма серьезной. Ее обсуждали долго и всесторонне, ей был целиком посвящен ахенский сейм лета 817 года. И наконец, после горячих споров приняли компромиссное решение, зафиксированное в документе, получившем название «Ordinatio imperil». Термин этот в необходимом контексте перевести на русский язык не так-то просто. Слово «ordinatio» имеет ряд значений, но главные из них — «организация», «учреждение», «упорядочение»; нам представляется в данном случае наиболее адекватным понятие «обустройство». По существу это как бы конституция империи, определяющая ее статус и особенности. Само название документа говорит о его целенаправленности: речь будет идти якобы не о разделе, а о чем-то совершенно противоположном — о совершенствовании структуры империи, ее реорганизации, более целесообразном устройстве. В преамбуле «Ordinatio» сказано прямо: «Ни нам, ни нашим праведным советникам (подчеркнем эти слова — они ясно говорят, чьей подсказкой руководствовался император! — А.Л.) не представляется возможным из любви к нашим детям разрушать единство империи, которое Бог сохраняет нам во благо. Мы не хотели бы также нанести ущерб святой церкви и подорвать ее могущество, на котором покоятся права всех королевств». Но в действительности, вопреки всем этим заверениям, речь идет именно о разделе, и весь словесный антураж ставит целью лишь ослабить силу удара. Ибо, бесспорно, это был удар по единству империи, которое так долго и так усиленно прокламировалось, удар по партии, на которую до сих пор опирался Людовик, начало внутреннего разлада, ступив на путь которого, слабый монарх уже не сможет с него больше сойти. Освященный всей деятельностью великого Карла принцип: «один Бог, одна Церковь, одна Империя» отныне нарушался, и нарушался бесповоротно.
Формально императорский титул получал старший сын Людовика, Лотарь, который с этого времени становился соправителем отца, а после его смерти наследовал империю. Остальные два сына получили по королевству: Пипин — Аквитанию, которой уже и так управлял, Людовик — Баварию и земли, примыкающие к ней на востоке. Оба младших брата должны были подчиняться воле старшего в военной и дипломатической сферах и не могли вступить в брак без его согласия. В случае смерти одного из младших братьев новый раздел не предусматривался, в случае же смерти Лотаря вельможи должны были избрать императором одного из оставшихся. Акт 817 года был торжественно скреплен присягой всех подданных и благословением папы; в том же году Лотарь был коронован и получил титул «августа».
Как и всякий компромисс, «Обустройство империи» не удовлетворило ни одну из сторон. Партия единства сочла себя обманутой и постепенно начала отходить от императора, каждый же из братьев считал себя обделенным и затаил обиду на отца. Таким образом, уже на четвертом году своей власти Людовик Благочестивый попал в весьма сложное положение, оказавшись между партией единства и ее врагами. Последствия не замедлили сказаться.
В «Обустройстве» не был вовсе упомянут внук Карла Великого, сын короля Италии Пипина, Бернард, после смерти отца унаследовавший королевство и утвержденный в этом звании дедом в 811 году. Усмотрев в подобном умолчании выпад против себя лично и подстрекаемый вельможами из прежнего окружения Карла, Бернард не замедлил восстать с целью защиты своих прав. Восстание было быстро подавлено, ахенский сейм приговорил Бернарда к смерти, а император оказал ему «милость», заменив смертную казнь распространенной в то время карой — выжиганием глаз. Но франкские палачи еще не поднаторели в этой процедуре, с таким успехом проводившейся в Византии. В результате варварски сделанной операции юный Бернард скончался.
Вся эта история сильно повредила императору в глазах народа. Но еще больше вреда принесла ему довольно неуклюжая попытка загладить свою вину. Мучимый угрызениями совести за убийство племянника, он решил принести всенародное покаяние, к которому приглашал всех своих близких; покаяние, проведенное в Аттиньи, сопровождалось щедрыми подарками и милостями императора в отношении лиц, подвергнутых опале. Так приоткрылась подлинная натура наследника Карла Великого. Его непоследовательность и слабость стали для всех очевидны, тем более что покаяние в Аттиньи оказалось лишь первым в серии актов подобного рода.
Дальше все пошло значительно хуже.
Одновременно с этим прежние советники Карла — Адалард, Вала и другие — постепенно стали отходить в тень, а затем и вовсе сошли с политической сцены. Их место заняли исключительно прелаты и монахи, которыми окружил себя благочестивый государь. Главные роли в политике стали играть священник Элизахар, Агобард, архиепископ Лиона, и, в особенности, Бенедикт Аннианский, выдвинувшийся еще в конце прошлого царствования.
Учредив крайне строгий монастырский устав, впервые примененный им у себя, в Лангедоке, Бенедикт организовал неподалеку от Ахена образцовую монашескую общину, прославившуюся аскетическим образом жизни, усердием в молитвах и каждодневным физическим трудом. Этот устав создатель его стремился внедрить повсюду, что нашло поддержку у Людовика, который поставил Бенедикта во главе монастырей всей страны. Деятельность «нового апостола» столкнулась, правда, со значительными трудностями, поскольку далеко не все «братья Христовы» пошли ему навстречу; в авангарде недовольных оказалось могущественное духовенство Сен-Дени, не испытывавшее желания перетруждать себя ночными бдениями и изнурительной физической работой. Однако Бенедикт, при полной поддержке императора, успешно ломал подобные настроения. По его инициативе созывались частые соборы, вырабатывавшие генеральные положения для унификации и регламентации монастырской жизни, которая должна была стать моделью и для светского общества.
Единство — вот что отныне больше всего заботило и волновало как императора, так и его духовное окружение.
Деятельно пропагандировал единство и Агобард, один из тех, для кого прочность веры воплощалась в монолитности народов империи. Монарху всячески внушалось, что он уже не «собиратель земель», подобный предшественникам, а «августейший император», правящий империей не как личной собственностью, а как паствой, уполномоченный высшим промыслом во благо строительства «Града Божия».
Все это, разумеется, было не ново, и Людовика не требовалось особенно поучать, ибо он и без того был пропитан подобными идеями; но вскоре обнаружилось, что идеи приходят в резкое столкновение с жизненными обстоятельствами и примирить одно с другим очень трудно.
Вспомним, в какое положение попал Карл в 806 году, когда ему пришлось делить империю между тремя сыновьями; из этой ситуации он, правда, благополучно вышел, но лишь потому, что двое из троих умерли при его жизни и вследствие этого раздел не потребовался — Людовик беспрепятственно унаследовал всю империю. Но теперь сам Людовик попал в точно такое же положение, в каком оказался его великий отец в 806 году: у него от королевы Ирмингарды также было трое сыновей — Лотарь, Пипин и Людовик. Как в этих условиях можно было сохранить единство империи?
Проблема выглядела весьма серьезной. Ее обсуждали долго и всесторонне, ей был целиком посвящен ахенский сейм лета 817 года. И наконец, после горячих споров приняли компромиссное решение, зафиксированное в документе, получившем название «Ordinatio imperil». Термин этот в необходимом контексте перевести на русский язык не так-то просто. Слово «ordinatio» имеет ряд значений, но главные из них — «организация», «учреждение», «упорядочение»; нам представляется в данном случае наиболее адекватным понятие «обустройство». По существу это как бы конституция империи, определяющая ее статус и особенности. Само название документа говорит о его целенаправленности: речь будет идти якобы не о разделе, а о чем-то совершенно противоположном — о совершенствовании структуры империи, ее реорганизации, более целесообразном устройстве. В преамбуле «Ordinatio» сказано прямо: «Ни нам, ни нашим праведным советникам (подчеркнем эти слова — они ясно говорят, чьей подсказкой руководствовался император! — А.Л.) не представляется возможным из любви к нашим детям разрушать единство империи, которое Бог сохраняет нам во благо. Мы не хотели бы также нанести ущерб святой церкви и подорвать ее могущество, на котором покоятся права всех королевств». Но в действительности, вопреки всем этим заверениям, речь идет именно о разделе, и весь словесный антураж ставит целью лишь ослабить силу удара. Ибо, бесспорно, это был удар по единству империи, которое так долго и так усиленно прокламировалось, удар по партии, на которую до сих пор опирался Людовик, начало внутреннего разлада, ступив на путь которого, слабый монарх уже не сможет с него больше сойти. Освященный всей деятельностью великого Карла принцип: «один Бог, одна Церковь, одна Империя» отныне нарушался, и нарушался бесповоротно.
Формально императорский титул получал старший сын Людовика, Лотарь, который с этого времени становился соправителем отца, а после его смерти наследовал империю. Остальные два сына получили по королевству: Пипин — Аквитанию, которой уже и так управлял, Людовик — Баварию и земли, примыкающие к ней на востоке. Оба младших брата должны были подчиняться воле старшего в военной и дипломатической сферах и не могли вступить в брак без его согласия. В случае смерти одного из младших братьев новый раздел не предусматривался, в случае же смерти Лотаря вельможи должны были избрать императором одного из оставшихся. Акт 817 года был торжественно скреплен присягой всех подданных и благословением папы; в том же году Лотарь был коронован и получил титул «августа».
Как и всякий компромисс, «Обустройство империи» не удовлетворило ни одну из сторон. Партия единства сочла себя обманутой и постепенно начала отходить от императора, каждый же из братьев считал себя обделенным и затаил обиду на отца. Таким образом, уже на четвертом году своей власти Людовик Благочестивый попал в весьма сложное положение, оказавшись между партией единства и ее врагами. Последствия не замедлили сказаться.
В «Обустройстве» не был вовсе упомянут внук Карла Великого, сын короля Италии Пипина, Бернард, после смерти отца унаследовавший королевство и утвержденный в этом звании дедом в 811 году. Усмотрев в подобном умолчании выпад против себя лично и подстрекаемый вельможами из прежнего окружения Карла, Бернард не замедлил восстать с целью защиты своих прав. Восстание было быстро подавлено, ахенский сейм приговорил Бернарда к смерти, а император оказал ему «милость», заменив смертную казнь распространенной в то время карой — выжиганием глаз. Но франкские палачи еще не поднаторели в этой процедуре, с таким успехом проводившейся в Византии. В результате варварски сделанной операции юный Бернард скончался.
Вся эта история сильно повредила императору в глазах народа. Но еще больше вреда принесла ему довольно неуклюжая попытка загладить свою вину. Мучимый угрызениями совести за убийство племянника, он решил принести всенародное покаяние, к которому приглашал всех своих близких; покаяние, проведенное в Аттиньи, сопровождалось щедрыми подарками и милостями императора в отношении лиц, подвергнутых опале. Так приоткрылась подлинная натура наследника Карла Великого. Его непоследовательность и слабость стали для всех очевидны, тем более что покаяние в Аттиньи оказалось лишь первым в серии актов подобного рода.
Дальше все пошло значительно хуже.
Плод поздней любви
В 819 году император овдовел. Оплакав смерть королевы Ирмингарды, он совсем уже было собрался покинуть сей грешный мир и, оставив империю сыновьям, удалиться в монастырь, когда вдруг встретил некую молодую особу, похитившую его сердце. То была красивая, умная и образованная аристократка, представительница знатного баварского рода Вельфов; ей было 29 лет (Людовику только что минул 51), и носила она библейское имя — Юдифь. И вот вместо того чтобы уйти в тихую обитель, Людовик сыграл новую свадьбу. А в 823 году у счастливой четы родился ребенок мужского пола, которого в честь великого деда окрестили Карлом…
Родился не просто младенец, родилась проблема. Проблема, которой предстояло окончательно погубить империю.
Конечно, сразу так думать никому не хотелось. Все шло своим чередом, и вроде бы ничего не изменилось. Да и что могло измениться, если «конституция» 817 года вполне определенно обусловила будущее! Братья молчали, а Лотарь, стремясь освятить и закрепить свое звание, в том же 823 году отправился в Рим, где получил золотую диадему из рук самого папы.
Но все понимали, что вскоре что-то произойдет. Проблема в лице юного Карла неуклонно «подрастала». А вместе с ней росло и общее напряжение. Молодая мать, заботясь о будущем ребенка, пыталась соответствующим образом воздействовать на отца. Отец и сам понимал, что младшего сына нужно своевременно обеспечить земельными владениями, но их-то можно было выкроить только за счет уже поделенного между старшими сыновьями! А как отнесутся к этому они? Да и все остальные?…
Старшие сыновья молчаливо выжидали.
Сторонники партии единства предостерегали императора от неверного шага. «Вы не должны пересматривать акт 817 года, — внушал ему Агобард. — Вам не удастся изменить его безнаказанно, не подвергая опасности души вашей».
Насчет души император все понимал, но ведь у него было еще и грешное тело. Нежный супруг и чадолюбивый отец не внял предостережениям. Шесть лет он крепился и, наконец, принял решение.
В 829 году на сейме в Вормсе император торжественно заявил, что меняет условия «Обустройства империи», а еще через два года опубликовал и соответствующий акт. Карлу был выделен «удел», состоявший из Аламаннии, Эльзаса, Реции и части Бургундии.
Поскольку это ущемляло земельные интересы Лотаря, тот выступил с резким протестом. В ответ император изгнал непокорного в Италию и фактически лишил императорского звания (имя Лотаря перестало вписываться в официальные документы).
Этот поступок вызвал возмущение всех сыновей от первого брака и окончательно отвратил от императора его прежних советников. И вот — чего только не бывает в истории! — стороны как бы поменялись местами и убеждениями. Людовик Благочестивый, еще вчера возглавлявший партию единства империи в качестве продолжателя дела своего великого отца и строителя «Града Божия», теперь, начисто забыв о «Граде», оказался инициатором и проводником его развала, в то время как Лотарь, прежде бывший одним из сторонников раздела, вдруг стал в гордую позу защитника единства империи, сплотив вокруг себя всю интеллектуальную элиту — к нему примкнули Агобард, Вала, Эббон Реймский и многие другие сторонники порядка и монолитности государства.
Но ни порядка, ни монолитности не было больше и в помине. Все рушилось на глазах.
Крупные земельные магнаты подняли головы и, спекулируя на поддержке то одной, то другой стороны, захватывали земли и важнейшие статьи дохода. На поверхности оказались временщики, фавориты, беспринципные искатели богатств. Первым советником императора стал явный авантюрист граф Бернар Септиманский, крестник Людовика Благочестивого и большой друг Юдифи (злые языки утверждали, что здесь было нечто большее, чем дружба).
Император становился пешкой в большой игре. Его слабость и непоследовательность уже были очевидны для всех. Какое-то время церковь пыталась овладеть положением и все взять в свои руки. Но из этого также ничего не вышло. Четыре церковных собора, проведенных один за другим, не дали позитивных результатов. Общество распадалось на отдельные группы, одни из которых поддерживали императора, другие — его врагов, третьи — выжидали. Но к 830 году все враги императора, а также нейтралы, возмущенные самоуправством фаворита, объединились и вызвали из Италии Лотаря. В союзе с Пипином он взял верх над партией Юдифи и Бернара. Союзники дружно выступили против императора и вынудили его к примирению со старшими сыновьями.
В подобных условиях примирение стало равносильно поражению. Супругов разлучили, фаворит бежал. Юдифь была сослана в монастырь в Пуатье, а Людовику пришлось снова каяться: он отказался от всех принятых ранее мер и вернулся к «Обустройству империи». «Я обязуюсь, — гласила его декларация, — не предпринимать более ничего без совета вашего. Торжественно обещаю, что империя останется такой, как я устроил ее при вашем содействии».
Речь шла об акте 817 года.
Это была полная капитуляция верховной власти. Но эфемерное единство империи казалось спасенным.
Родился не просто младенец, родилась проблема. Проблема, которой предстояло окончательно погубить империю.
Конечно, сразу так думать никому не хотелось. Все шло своим чередом, и вроде бы ничего не изменилось. Да и что могло измениться, если «конституция» 817 года вполне определенно обусловила будущее! Братья молчали, а Лотарь, стремясь освятить и закрепить свое звание, в том же 823 году отправился в Рим, где получил золотую диадему из рук самого папы.
Но все понимали, что вскоре что-то произойдет. Проблема в лице юного Карла неуклонно «подрастала». А вместе с ней росло и общее напряжение. Молодая мать, заботясь о будущем ребенка, пыталась соответствующим образом воздействовать на отца. Отец и сам понимал, что младшего сына нужно своевременно обеспечить земельными владениями, но их-то можно было выкроить только за счет уже поделенного между старшими сыновьями! А как отнесутся к этому они? Да и все остальные?…
Старшие сыновья молчаливо выжидали.
Сторонники партии единства предостерегали императора от неверного шага. «Вы не должны пересматривать акт 817 года, — внушал ему Агобард. — Вам не удастся изменить его безнаказанно, не подвергая опасности души вашей».
Насчет души император все понимал, но ведь у него было еще и грешное тело. Нежный супруг и чадолюбивый отец не внял предостережениям. Шесть лет он крепился и, наконец, принял решение.
В 829 году на сейме в Вормсе император торжественно заявил, что меняет условия «Обустройства империи», а еще через два года опубликовал и соответствующий акт. Карлу был выделен «удел», состоявший из Аламаннии, Эльзаса, Реции и части Бургундии.
Поскольку это ущемляло земельные интересы Лотаря, тот выступил с резким протестом. В ответ император изгнал непокорного в Италию и фактически лишил императорского звания (имя Лотаря перестало вписываться в официальные документы).
Этот поступок вызвал возмущение всех сыновей от первого брака и окончательно отвратил от императора его прежних советников. И вот — чего только не бывает в истории! — стороны как бы поменялись местами и убеждениями. Людовик Благочестивый, еще вчера возглавлявший партию единства империи в качестве продолжателя дела своего великого отца и строителя «Града Божия», теперь, начисто забыв о «Граде», оказался инициатором и проводником его развала, в то время как Лотарь, прежде бывший одним из сторонников раздела, вдруг стал в гордую позу защитника единства империи, сплотив вокруг себя всю интеллектуальную элиту — к нему примкнули Агобард, Вала, Эббон Реймский и многие другие сторонники порядка и монолитности государства.
Но ни порядка, ни монолитности не было больше и в помине. Все рушилось на глазах.
Крупные земельные магнаты подняли головы и, спекулируя на поддержке то одной, то другой стороны, захватывали земли и важнейшие статьи дохода. На поверхности оказались временщики, фавориты, беспринципные искатели богатств. Первым советником императора стал явный авантюрист граф Бернар Септиманский, крестник Людовика Благочестивого и большой друг Юдифи (злые языки утверждали, что здесь было нечто большее, чем дружба).
Император становился пешкой в большой игре. Его слабость и непоследовательность уже были очевидны для всех. Какое-то время церковь пыталась овладеть положением и все взять в свои руки. Но из этого также ничего не вышло. Четыре церковных собора, проведенных один за другим, не дали позитивных результатов. Общество распадалось на отдельные группы, одни из которых поддерживали императора, другие — его врагов, третьи — выжидали. Но к 830 году все враги императора, а также нейтралы, возмущенные самоуправством фаворита, объединились и вызвали из Италии Лотаря. В союзе с Пипином он взял верх над партией Юдифи и Бернара. Союзники дружно выступили против императора и вынудили его к примирению со старшими сыновьями.
В подобных условиях примирение стало равносильно поражению. Супругов разлучили, фаворит бежал. Юдифь была сослана в монастырь в Пуатье, а Людовику пришлось снова каяться: он отказался от всех принятых ранее мер и вернулся к «Обустройству империи». «Я обязуюсь, — гласила его декларация, — не предпринимать более ничего без совета вашего. Торжественно обещаю, что империя останется такой, как я устроил ее при вашем содействии».
Речь шла об акте 817 года.
Это была полная капитуляция верховной власти. Но эфемерное единство империи казалось спасенным.
Отец и сыновья
Впрочем, так только казалось. Да и то очень недолгое время. Это был не конец борьбы — страсти разгорались и унять их не представлялось возможным.
У несчастного отца нашлись приверженцы. Правда, многих из них пришлось покупать, а императорская казна становилась все более скудной. Но тут, возмущенные своевластьем торжествующего Лотаря, отца вдруг поддержали Пипин и Людовик.
Юдифь вернулась из ссылки, Бернар очистился клятвой.
Престарелый император приободрился.
Он заявил, что не признает вырванного силой и будет добиваться справедливости. Имя Лотаря вновь было исключено из государственных актов. Объявив «Обустройство» утратившим значение, Людовик вернулся к своему последнему разделу государства и пообещал защищать его с оружием в руках.
Но он не нашел общего языка с Пипином и Людовиком Юным, и те вновь переметнулись к старшему брату. Враги партии Юдифи, возглавляемые Лотарем, в свою очередь взялись за оружие. Вербуя себе сторонников, они обратились за помощью к папе, который, дорожа единством империи, откликнулся на призыв и прибыл в их лагерь.
24 июня 833 года обе армии встретились на Красном поле в долине Эльзаса.
Из лагеря сыновей к императору отправились парламентеры, в числе которых находились Лотарь и папа. Но договориться не удалось — Людовик был непреклонён.
После этого несколько дней армии стояли в бездействии. И это выжидание оказалось губительным для императора. Обладая большими ресурсами, да еще имея у себя римского первосвященника, сыновья довольно успешно переманивали на свою сторону людей императора. И вот в ночь на 29 июня большинство военачальников и рядовых воинов, не говоря уже о магнатах, покинуло лагерь императора, так что к утру Людовик остался всего лишь с несколькими вассалами, сохранившими ему верность. Видя безвыходность положения, император и их отослал к сыновьям, а затем и сам отправился вслед за ними. Красное же поле (Rotfeld) с тех пор стало называться «Полем лжи» (Lugenfeld).
Для побежденного наступили черные дни, быть может, самые черные в его жизни. Словно бы вновь повторилось то, что происходило три года назад, но в несравнимо более жестком варианте.
Обозленный предшествующим поведением отца, Лотарь решил показать себя беспощадным и отказался от каких-либо переговоров.
Людовик Благочестивый был взят под стражу. С супругой его снова разлучили, равно как и с младшим сыном.
1 октября Лотарь созвал генеральный сейм в Компьене. Здесь Агобард и Эббон выступили в роли обвинителей императора. Его упрекали в вероломстве и лицемерии, в неспособности управлять государством, в том, наконец, что он «унизил наследие великого Карла». Через несколько дней его перевели в Суассон, где собрались епископы, аббаты, графы и светская знать. Император был приведен в храм святого Медарда и здесь, среди массы присутствующих, его подвергли величайшему унижению. Простершись перед алтарем, Людовик принял из рук епископов длинный список своих «преступлений». Его заставили громогласно прочитать параграф за параграфом, произнося после каждого слово «виновен». Затем с него сняли меч, положили на алтарь, сняли царские одежды и облачили в робу кающегося. Передав старшему сыну императорское достоинство, он молил о снисхождении и прощении. Но ни то, ни другое дано ему не было. Юдифь сослали в далекую Италию, в город Тортону, Карла заточили в Прюмский монастырь.
Спектакль оказался внушительным, но все же Лотарь переусердствовал. Уже в ходе церемонии из рядов зрителей слышались возгласы сочувствия и негодования. Люди были потрясены насилием сыновей над беззащитным отцом. Да и среди самих сыновей не обнаружилось единства. Если Пипин пребывал в нерешительности, то более чуткий Людовик не скрыл своего возмущения жестокостью старшего брата и все высказал ему. Разгневанный Лотарь прогнал его, но тогда к Людовику присоединился и Пипин. Отшатнулось от победителя и большинство прелатов. Церковь сочла низложение помазанного папой императора, сына Карла Великого, опасным прецедентом, ведущим к соблазну верующих. Собравшись в Тионвилле, епископы и аббаты после обсуждения объявили Людовика невиновным. 28 февраля 835 года он был восстановлен в правах и снова возведен на престол в церкви святого Стефана в Меце. Нечего и говорить, что Юдифь и Карл были возвращены.
И тут Людовик Благочестивый раскрылся до конца. Всему миру демонстрирует он свое «благодушие» (читай: «слабодушие»). Его больше не занимает ни «Град Божий», ни церковь, ни императорская власть, ни подданные, ни сыновья — разумеется, за исключением одного, последнего. Этот последний, юный Карл, уже подрос — ему исполнилось двенадцать, и семидесятилетний отец не чает в нем души. Он согласен на все ради благополучия Карла — отныне Карл его единственная забота. Его не остановят ни ложь, ни вероломство, ни забвение этических принципов (быть может, и не зря во всем этом его обвинял Лотарь?) — лишь бы устроить Карла, найти ему сильного покровителя и наделить его обширными землями — как можно больше земель!…
Забыв, что совсем недавно его спасли от падения и позора Людовик Юный и Пипин, император предает сначала одного, затем другого и начинает явно заискивать перед тем, от кого столько претерпел за последние годы — перед Лотарем. Пока тянется этот фарс, Пипин умирает (838). Император, успевший оттягать у него в пользу Карла всю Нейстрию и Бретань, теперь принимается и за Аквитанию, лишив права наследования сына покойного; попутно он прихватывает и часть земель Людовика. Но и этого ему мало, для своего возлюбленного сына он мечтает о большем. Лотарь снисходительно принимает заигрывание родителя и соглашается вступить с ним в сговор. Встретившись в начале 839 года в Вормсе, они заново делят многострадальную империю на две части по линии, идущей с севера на юг вдоль Мааса и далее к Средиземному морю. Лотарь, которому предоставлено право выбора, занимает восточную часть, Карлу остается западная. Императорский титул, с которым, правда, больше не связано никаких привилегий, сохраняется за Лотарем; он обязуется защищать Карла, а Карл — чтить своего покровителя и повиноваться ему.
Итак, все образовалось, все устроилось. Престарелый император остался ни с чем, зато его обожаемый Карл обеспечен всем: он получил могущественного покровителя и королевство, едва ли не превышающее земли Лотаря.
А Людовик Юный? О нем, выходит, забыли? Да нет, не забыли, просто сбросили со счетов — будто бы его и не существует. Зачем он старому или молодому императору, если они так славно поделили империю? Пусть, если хочет, удаляется в монастырь!
Мог ли примириться с этим Людовик, оставшийся без положения и без земель? В монастырь идти он не хочет, он собирает армию и готовится к войне. Но война, едва начавшись, тут же закончилась: 20 июня 840 года Людовик Благочестивый, уже давно болевший, испустил дух.
Смерть эта оказалась желанной для всех. О покойнике не пожалел никто, в том числе и его последний отпрыск, ради благополучия которого он отдал и свою репутацию, и последние годы жизни.
У несчастного отца нашлись приверженцы. Правда, многих из них пришлось покупать, а императорская казна становилась все более скудной. Но тут, возмущенные своевластьем торжествующего Лотаря, отца вдруг поддержали Пипин и Людовик.
Юдифь вернулась из ссылки, Бернар очистился клятвой.
Престарелый император приободрился.
Он заявил, что не признает вырванного силой и будет добиваться справедливости. Имя Лотаря вновь было исключено из государственных актов. Объявив «Обустройство» утратившим значение, Людовик вернулся к своему последнему разделу государства и пообещал защищать его с оружием в руках.
Но он не нашел общего языка с Пипином и Людовиком Юным, и те вновь переметнулись к старшему брату. Враги партии Юдифи, возглавляемые Лотарем, в свою очередь взялись за оружие. Вербуя себе сторонников, они обратились за помощью к папе, который, дорожа единством империи, откликнулся на призыв и прибыл в их лагерь.
24 июня 833 года обе армии встретились на Красном поле в долине Эльзаса.
Из лагеря сыновей к императору отправились парламентеры, в числе которых находились Лотарь и папа. Но договориться не удалось — Людовик был непреклонён.
После этого несколько дней армии стояли в бездействии. И это выжидание оказалось губительным для императора. Обладая большими ресурсами, да еще имея у себя римского первосвященника, сыновья довольно успешно переманивали на свою сторону людей императора. И вот в ночь на 29 июня большинство военачальников и рядовых воинов, не говоря уже о магнатах, покинуло лагерь императора, так что к утру Людовик остался всего лишь с несколькими вассалами, сохранившими ему верность. Видя безвыходность положения, император и их отослал к сыновьям, а затем и сам отправился вслед за ними. Красное же поле (Rotfeld) с тех пор стало называться «Полем лжи» (Lugenfeld).
Для побежденного наступили черные дни, быть может, самые черные в его жизни. Словно бы вновь повторилось то, что происходило три года назад, но в несравнимо более жестком варианте.
Обозленный предшествующим поведением отца, Лотарь решил показать себя беспощадным и отказался от каких-либо переговоров.
Людовик Благочестивый был взят под стражу. С супругой его снова разлучили, равно как и с младшим сыном.
1 октября Лотарь созвал генеральный сейм в Компьене. Здесь Агобард и Эббон выступили в роли обвинителей императора. Его упрекали в вероломстве и лицемерии, в неспособности управлять государством, в том, наконец, что он «унизил наследие великого Карла». Через несколько дней его перевели в Суассон, где собрались епископы, аббаты, графы и светская знать. Император был приведен в храм святого Медарда и здесь, среди массы присутствующих, его подвергли величайшему унижению. Простершись перед алтарем, Людовик принял из рук епископов длинный список своих «преступлений». Его заставили громогласно прочитать параграф за параграфом, произнося после каждого слово «виновен». Затем с него сняли меч, положили на алтарь, сняли царские одежды и облачили в робу кающегося. Передав старшему сыну императорское достоинство, он молил о снисхождении и прощении. Но ни то, ни другое дано ему не было. Юдифь сослали в далекую Италию, в город Тортону, Карла заточили в Прюмский монастырь.
Спектакль оказался внушительным, но все же Лотарь переусердствовал. Уже в ходе церемонии из рядов зрителей слышались возгласы сочувствия и негодования. Люди были потрясены насилием сыновей над беззащитным отцом. Да и среди самих сыновей не обнаружилось единства. Если Пипин пребывал в нерешительности, то более чуткий Людовик не скрыл своего возмущения жестокостью старшего брата и все высказал ему. Разгневанный Лотарь прогнал его, но тогда к Людовику присоединился и Пипин. Отшатнулось от победителя и большинство прелатов. Церковь сочла низложение помазанного папой императора, сына Карла Великого, опасным прецедентом, ведущим к соблазну верующих. Собравшись в Тионвилле, епископы и аббаты после обсуждения объявили Людовика невиновным. 28 февраля 835 года он был восстановлен в правах и снова возведен на престол в церкви святого Стефана в Меце. Нечего и говорить, что Юдифь и Карл были возвращены.
И тут Людовик Благочестивый раскрылся до конца. Всему миру демонстрирует он свое «благодушие» (читай: «слабодушие»). Его больше не занимает ни «Град Божий», ни церковь, ни императорская власть, ни подданные, ни сыновья — разумеется, за исключением одного, последнего. Этот последний, юный Карл, уже подрос — ему исполнилось двенадцать, и семидесятилетний отец не чает в нем души. Он согласен на все ради благополучия Карла — отныне Карл его единственная забота. Его не остановят ни ложь, ни вероломство, ни забвение этических принципов (быть может, и не зря во всем этом его обвинял Лотарь?) — лишь бы устроить Карла, найти ему сильного покровителя и наделить его обширными землями — как можно больше земель!…
Забыв, что совсем недавно его спасли от падения и позора Людовик Юный и Пипин, император предает сначала одного, затем другого и начинает явно заискивать перед тем, от кого столько претерпел за последние годы — перед Лотарем. Пока тянется этот фарс, Пипин умирает (838). Император, успевший оттягать у него в пользу Карла всю Нейстрию и Бретань, теперь принимается и за Аквитанию, лишив права наследования сына покойного; попутно он прихватывает и часть земель Людовика. Но и этого ему мало, для своего возлюбленного сына он мечтает о большем. Лотарь снисходительно принимает заигрывание родителя и соглашается вступить с ним в сговор. Встретившись в начале 839 года в Вормсе, они заново делят многострадальную империю на две части по линии, идущей с севера на юг вдоль Мааса и далее к Средиземному морю. Лотарь, которому предоставлено право выбора, занимает восточную часть, Карлу остается западная. Императорский титул, с которым, правда, больше не связано никаких привилегий, сохраняется за Лотарем; он обязуется защищать Карла, а Карл — чтить своего покровителя и повиноваться ему.
Итак, все образовалось, все устроилось. Престарелый император остался ни с чем, зато его обожаемый Карл обеспечен всем: он получил могущественного покровителя и королевство, едва ли не превышающее земли Лотаря.
А Людовик Юный? О нем, выходит, забыли? Да нет, не забыли, просто сбросили со счетов — будто бы его и не существует. Зачем он старому или молодому императору, если они так славно поделили империю? Пусть, если хочет, удаляется в монастырь!
Мог ли примириться с этим Людовик, оставшийся без положения и без земель? В монастырь идти он не хочет, он собирает армию и готовится к войне. Но война, едва начавшись, тут же закончилась: 20 июня 840 года Людовик Благочестивый, уже давно болевший, испустил дух.
Смерть эта оказалась желанной для всех. О покойнике не пожалел никто, в том числе и его последний отпрыск, ради благополучия которого он отдал и свою репутацию, и последние годы жизни.
«Воина трех братьев»
Но если смерть Людовика Благочестивого никого не огорчила, то она не принесла и радости: умиротворения не получилось.
Теперь на исторической арене оставались три брата: Лотарь, Людовик и Карл. В дальнейшем Людовик, поскольку он будет ориентироваться на восточные области империи, получит прозвище «Немецкого»; Карл, у которого с возрастом волосы начнут сильно редеть, войдет в историю как «Карл Лысый»; Лотарь же останется просто Лотарем и не получит никакого прозвища, зато, оказавшись единственным монархом с титулом императора, обнаружит нескромное желание захватить всю империю целиком, что, конечно же, не вызовет восторга у его младших братьев.
Борьба возобновится.
Она развернется между 840 и 843 годами, и историки назовут ее «войной трех братьев».
Все началось с того, что вдовствующая императрица Юдифь сразу же после похорон супруга обратилась к Лотарю и напомнила об условиях Вормского договора 839 года. Но Лотарь заявил, что договор утратил силу, и навязал Карлу новый раздел, сильно сокращавший его владения. Одновременно он установил с Пипином II, сыном и наследником Пипина Аквитанского, отношения, направленные на изоляцию Людовика Немецкого.
Тогда Карл и Людовик в свою очередь заключили союз и заявили громогласно, что будут защищать свои права.
Силы сторон сложились следующим образом. Вокруг Лотаря объединились большинство франков и те из аквитанцев, которые поддерживали Пипина. За Людовиком пошли восточные франки, аламанны, саксы и тюринги. К Карлу примкнули жители Бургундии и те из аквитанцев, которые не признавали Пипина. Таково было этническое размежевание сторон. Если же посмотреть сквозь социальную призму, то нельзя не заметить, что народ в целом был равнодушен к междуусобной борьбе, а представители знати продавались и покупались сторонами, как и прежде. И поскольку Лотарь, владевший имперской казной, имел больше средств для подкупа, то и дела у него поначалу шли лучше, чем у братьев.
Кульминацией войны стало сражение при Фонтенуа-ан-Пюизе, происшедшее 25 июня 841 года. Эта битва была одной из самых кровопролитных в средние века. По преданию, в ней пало 40 000 человек — цифра небывалая для того времени. Современники были потрясены этой гекатомбой, в которой франки (и не только они) убивали друг друга ради прихоти своих господ. Церковь объявила даже по этому поводу трехдневный пост. Выиграна же битва была младшими братьями. Лотарь оказался вынужденным отступить, рассчитывая в дальнейшем разбить братьев поодиночке.
Но Людовик и Карл предусмотрели этот вариант. 14 февраля 842 года они встретились в Страсбурге и обменялись клятвой-присягой, текст которой дошел до нас:
Эта внушительная демонстрация заставила Лотаря задуматься.
Через несколько месяцев он сам обратился к братьям с предложением мира. Братья согласились, и после предварительных переговоров в начале августа 843 года в Вердене был заключен договор, положивший конец «войне трех братьев». Текст Верденского договора утрачен, но, комбинируя материалы других источников, о нем можно составить довольно четкое представление.
Империя делилась на три части. Самую большую получал Лотарь, сохранявший титул императора, но не имевший никакой власти над братьями. Государство Лотаря, крайне причудливое по конфигурации, состояло из Италии и примыкающей к ней территории, в основном ограниченной Рейном на востоке, Роной, Соной, Маасом и Шельдой — на западе. Все вместе составляло извилистую полосу земли длиной около 1500 км и шириной в среднем 200 км. Людовик Немецкий получал независимое королевство к востоку от владений Лотаря, Карл Лысый — к западу.
Современники едва ли поняли эпохальное значение Верденского договора. Для них он утонул в массе разделов и переделов IX века. Они не увидели в нем того, что видим сегодня мы. Но они хорошо разглядели и почувствовали другое. Пожалуй, точнее всего эти общие мысли сформулировал Флор, диакон лионской церкви, когда записал: «Увы! Где она, та империя, которая объединяла верой чуждые друг другу народы и наложила на покоренных узду спасения?… Она утратила имя и честь. Вместо царя появились царьки, вместо царства — жалкие обломки…».
Но из этих обломков будущему суждено выстроить новые государства.
Теперь на исторической арене оставались три брата: Лотарь, Людовик и Карл. В дальнейшем Людовик, поскольку он будет ориентироваться на восточные области империи, получит прозвище «Немецкого»; Карл, у которого с возрастом волосы начнут сильно редеть, войдет в историю как «Карл Лысый»; Лотарь же останется просто Лотарем и не получит никакого прозвища, зато, оказавшись единственным монархом с титулом императора, обнаружит нескромное желание захватить всю империю целиком, что, конечно же, не вызовет восторга у его младших братьев.
Борьба возобновится.
Она развернется между 840 и 843 годами, и историки назовут ее «войной трех братьев».
Все началось с того, что вдовствующая императрица Юдифь сразу же после похорон супруга обратилась к Лотарю и напомнила об условиях Вормского договора 839 года. Но Лотарь заявил, что договор утратил силу, и навязал Карлу новый раздел, сильно сокращавший его владения. Одновременно он установил с Пипином II, сыном и наследником Пипина Аквитанского, отношения, направленные на изоляцию Людовика Немецкого.
Тогда Карл и Людовик в свою очередь заключили союз и заявили громогласно, что будут защищать свои права.
Силы сторон сложились следующим образом. Вокруг Лотаря объединились большинство франков и те из аквитанцев, которые поддерживали Пипина. За Людовиком пошли восточные франки, аламанны, саксы и тюринги. К Карлу примкнули жители Бургундии и те из аквитанцев, которые не признавали Пипина. Таково было этническое размежевание сторон. Если же посмотреть сквозь социальную призму, то нельзя не заметить, что народ в целом был равнодушен к междуусобной борьбе, а представители знати продавались и покупались сторонами, как и прежде. И поскольку Лотарь, владевший имперской казной, имел больше средств для подкупа, то и дела у него поначалу шли лучше, чем у братьев.
Кульминацией войны стало сражение при Фонтенуа-ан-Пюизе, происшедшее 25 июня 841 года. Эта битва была одной из самых кровопролитных в средние века. По преданию, в ней пало 40 000 человек — цифра небывалая для того времени. Современники были потрясены этой гекатомбой, в которой франки (и не только они) убивали друг друга ради прихоти своих господ. Церковь объявила даже по этому поводу трехдневный пост. Выиграна же битва была младшими братьями. Лотарь оказался вынужденным отступить, рассчитывая в дальнейшем разбить братьев поодиночке.
Но Людовик и Карл предусмотрели этот вариант. 14 февраля 842 года они встретились в Страсбурге и обменялись клятвой-присягой, текст которой дошел до нас:
«Из любви к Богу и ради спасения христианского народа и нас самих я с нынешнего дня, насколько Бог даст мне разумение и силу, буду поддерживать брата моего [такого-то] во всем, как надлежит поддерживать брата, при условии, что он будет поступать точно так же. И никогда не вступлю ни в какое соглашение с Лотарем, которое с моего ведома направлялось бы против брата моего [такого-то]».Данную формулу каждый из них произнес на языке региона, принадлежавшему другому брату, с тем чтобы его поняло союзное войско: Карл — по-немецки, Людовик — на романском наречии. Затем оба войска также дали торжественную клятву, каждое на своем языке.
Эта внушительная демонстрация заставила Лотаря задуматься.
Через несколько месяцев он сам обратился к братьям с предложением мира. Братья согласились, и после предварительных переговоров в начале августа 843 года в Вердене был заключен договор, положивший конец «войне трех братьев». Текст Верденского договора утрачен, но, комбинируя материалы других источников, о нем можно составить довольно четкое представление.
Империя делилась на три части. Самую большую получал Лотарь, сохранявший титул императора, но не имевший никакой власти над братьями. Государство Лотаря, крайне причудливое по конфигурации, состояло из Италии и примыкающей к ней территории, в основном ограниченной Рейном на востоке, Роной, Соной, Маасом и Шельдой — на западе. Все вместе составляло извилистую полосу земли длиной около 1500 км и шириной в среднем 200 км. Людовик Немецкий получал независимое королевство к востоку от владений Лотаря, Карл Лысый — к западу.
Современники едва ли поняли эпохальное значение Верденского договора. Для них он утонул в массе разделов и переделов IX века. Они не увидели в нем того, что видим сегодня мы. Но они хорошо разглядели и почувствовали другое. Пожалуй, точнее всего эти общие мысли сформулировал Флор, диакон лионской церкви, когда записал: «Увы! Где она, та империя, которая объединяла верой чуждые друг другу народы и наложила на покоренных узду спасения?… Она утратила имя и честь. Вместо царя появились царьки, вместо царства — жалкие обломки…».
Но из этих обломков будущему суждено выстроить новые государства.
К новым государствам
Всего лишь на несколько десятилетий пережила империя своего основателя. Созданная из разнородных частей путем завоевания, не имеющая ни единой экономической основы, ни этнической целостности, она не могла быть прочной: каждая из территорий, населенных определенными племенными группами, имела свой уровень развития, жила своей внутренней жизнью и без постоянного военно-административного принуждения не хотела подчиняться власти завоевателя. Именно поэтому Карл Великий проводил все время в походах, бросаясь то в Аквитанию, то в Италию, то в Саксонию, то в Баварию — каждый раз, когда вставала реальная угроза отпадения этих территорий. Его наследник не обладал ни энергией, ни решительностью своего отца. А удерживать завоеванные племена и народности с течением времени становилось все труднее. Правительственные средства, как мы видели, были весьма примитивны. Административный аппарат империи неуклонно феодализировался, чиновники на местах узурпировали свои должности, стремясь захватить земли и людей, которые им были вверены. Ослабевала и армия: бенефициарии, все более превращаясь в феодалов, стремились осесть на ранее захваченных землях и установить непосредственные вассальные отношения с крупными титулованными феодалами, минуя императора. Так складывалась феодальная иерархия, по мере развития которой все более ослабевала центральная власть. В этих условиях непрочные внешние связи, соединявшие отдельные части империи, должны были разорваться. Они и разорвались два с лишним десятилетия спустя после смерти завоевателя.