Воры запросто в состоянии управлять государством, - утверждал Мор, хотя на самом деле, исходя из положений воровского закона, управляют им сегодня суки. Но настанет время, править бал станет Беспредел. Настанет день и фраера еще будут тосковать по воровскому закону, ради уничтожения какового мусора столько сил потратили. Ведь именно ради этого и отменил смертную казнь тот, кто хотел показаться мудрее самого Бога - отменил в расчете на то, что без нее, законом благословимы, мы тут друг друга перережем больше, чем успели бы расстрелять. К тому же, как нас расстреливать? Мы же не политические фраера, враги государ-ственных сук... Мы всего-то в некотором смысле конкуренты. Потому и сделали, чтобы мы сами себя казнили. Но когда честные воры мешать стали, их надо было остановить, чтобы их влияние не очень разрасталось: ввели обратно смертную казнь. Резня прекратилась, масти объединили, воров заставили работать - закону хана. Все-таки убийцы единственно смерти боятся; хорошо было резать, когда государство за это не убивало... А ведь и библейский Бог смертную казнь применил, предав огню Содом и Гоморру, затем утопив весь род людской, переставший ему нравится. Таким образом, преступление идет от Бога, без воли которого ничего не делается. Что же удивительного, что людьми правят преступники... Теперь суки! Если бы правили воры, в государстве бы такого блядства не было. Но тут, сколько бы земле не крутиться, мало что изменится. Ведь как это происходит? Умный вор, - рассуждал старик, старается ладить с ментами, а мент есть винтик. Выгоднее иметь дело с его шефом и, если это вору удается, тогда и шеф - жулик, который, в свою очередь, налаживает контакты с вышестоящим начальством. В случае благополучного результата вышестоящее тоже становится... или уже стало преступным и наверняка налаживает перспективные отношения с более высокими чинами. Что должен делать в такой схеме по-настоящему умный вор? Он должен наладить отношения с министром, купить его. А еще лучше самому поступить в Высшую партийную школу, чтобы стать министром. Но тогда он, по старому воровскому закону, сука и его надо резать. Вот и выходит, правят-то суки. Принципиально вор должен приспосабливаться и совершенствоваться, захватывая, проглатывая, размножаясь, стремясь в конечном итоге превратиться во всемирную идею, становясь таким образом правом, идеологией, вынужденной, увы, начать борьбу с левыми движениями, тоже и с воровством вор должен начать бороться с собственным хвостом... Но так было всегда. В мире сплошная круговерть проституции. Право повелевать, давать и брать всегда достигалось интри-гами, обманом, коварством, кровопролитием, одним словом - преступлением. Так кто же наши правители?
   - Но воры, что в правительстве, были бы умны, если бы брали умеренно, дали бы и рабам дышать, кушать, пить, чтобы размножались и пахали они на умного вора. Когда же они обирают мужика дочиста, то им скоро и самим брать станет не у кого, и такие правители даже глупее, чем суки. Беда в том, что наши воры, как только станут правителями, возомнят себя честными людь-ми... Губительно! Хуже нет, когда стараешься изменить своей природе, отсюда всякая путаница.
   3
   Два года "гуляли" вместе Мор и Враль. Старый вор и человек, стесняющийся, что он не преступник. Во всяком случае полноценный. Мор имел основание относиться к Вралю снисхо-дительно... Одиночество сблизило обоих, но не настолько, чтобы согласились они постоянно находиться в одной камере. Они не в одном лишь прогулочном дворе общались: они переговари-вались перекликались через решетки своих небольших окон. Их жилища помещались недалеко друг от друга, хоть и на разных этажах. Тюрьма, вообще-то говоря, не отличается молчаливостью, несмотря на "цензуру" надзирателей. Часовые на вышках по-разному реагиро-вали на их общение из окна в окно, как и на "коня" с "подогревом" (бечевку с выпивкой - жарг.), которого, случалось, Вралю приходилось принимать. Но был у них и свой часовой, они звали его философом: этот охранник на вышке постоянно что-то писал в толстую тетрадь. Заметив, что за ним из окно камеры следит Враль, он, подняв тетрадь, хвастливо крикнул: "Не работал, но трудился". После чего Мор привел его Вралю в пример: "Видишь, даже этот не такой дурак, чтобы не соврать в свою пользу: или он там правду пишет на вышке?! А ты что же ворон ловишь? Раз не можешь красть, зачем такая страсть... зачем красотку красть, если можно ее так уговорить. Или ты не заметил, что в зоне каждый второй - поэт, а третий - романист?"
   Здесь-то и высказал Мор идею, что Враль мог бы тоже что-то сочинить такое, что в дальней-шем поможет ему преуспеть в жизни. Мор считал, на жизнь надо смотреть трезво. А если трезво, то получается у Враля грустная перспектива: ни уголовник, ни честный человек, ни прошлого, ни будущего. Мор выказал завидное знание литературы: похоже, не зря кантовался (приспоса-бливался - жарг.) в качестве библиотекаря. Он даже объяснил Вралю, что если тот, будучи и не очень грамотен, напишет, скажем, книгу, в форме дневников от первого лица - это проще, надо лишь знать, как писать, чтобы обеспечить удачу.
   Враль ничего не презирал в жизни больше карандаша... Про всевозможные литературные жанры, стили - он не слыхивал, о конструктивности, сюжетах, инспирациях понятия не имел и всегда знал, вернее, полагал, что у него одно лицо. Мор объяснил, что в литературе можно рассказывать от первого, второго и даже третьего лица, а если бы Враль был королевских кровей, то мог бы даже писать от имени "мы"... По знанию литературы Мор и впрямь являлся уникумом, ибо воры в большинстве пользовались книгами исключительно рационально: сушили в них самодельные игральные карты, употребляли при кипячении в камере чифирка страницы, как топливо.
   - Вот где открывается горизонт для вранья. Можешь даже обходиться правдой, но не следует говорить всей - если это не в твою пользу. Перевоспитание - дерьмо, но, когда ты сам в дерьме, в его описании - нужная вещь: придти из тюрьмы в новое общество надобно, склонив повинную голову с покаянной мордой. И тогда тебе простится твое уголовное невежество, тебя примут в общество, потому что, хотя и виноваты в нем все, - все не виноваты перед одним, ибо в нашем государстве должно полагать правовой коллективизм. В случае успеха будешь относи-тельно свободен и обласкан прекрасными дамами. Причем, говорил Мор, если учесть, что человек считает себя осознанно царем природы, - ты хотя и не королевских кровей, тоже все-таки как бы царь, ведь ты родился в сословии человеческого рода и все, кого ты встречал в жизни и встретишь впредь - члены этой большой царской семьи. Ко всем ты обязан относиться с традиционным преклонением, как приличествует между высокородными родственниками, однако любить их тебя никто не обязывает.
   4
   Враль стал создавать дневник. Потому что, как сказал Мор, это самый распространенный жанр и из всех них проще. Мор рекомендовал Вралю описать собственную жизнь пожалостнее, он возвысил своего ученика в преступном звании, ибо если уж объявится в мире с покаянной мордой, то не иначе, как с жутко уголовной. Мор уверял, что фактически дает Вралю свободу, что, занявшись сочинительством, - ведь времени у него больше, чем надо, - он в тюрьме станет свободным более, чем иной на воле. Но предупредил: чем больше Враль углубится в эту свободу, тем больше окажется в "тюрьме" из-за невозможности понимания мира. Главное, в своем описании он должен соответствовать тому положению, какое ему создало общество. Таковы правила игры. Иначе на задуманное вранье никто и не клюнет, а тогда нет в нем особого смысла.
   Враль трудился прилежно, ушел с головой в сочинительство и убедился, что книги читать намного проще, чем их писать, даже самую незатейливую. Встречаясь ежедневно в прогулочном дворе, он рассказывал старику о своих успехах, чтобы как бы постоянно с ним консультировать-ся, но тот заявил, что не дело - соваться ему, Мору, в труды начинающего романиста, что в этом процессе Враль должен полагаться на собственную интуицию, фантазию и смелость, что иначе ему свободным не быть, что в этом деле надо быть самостоятельным. Именно тогда, неожиданно, Враль столкнулся с трудностями, о которых даже не подозревал: он осознал, что ему фактически предстоит обмануть и будущих читателей, если допустить, что его действитель-но когда-нибудь напечатают (в душе он в этом сильно сомневался), а также и идеологию. И он вдруг спросил себя, хочет ли он обманывать, что он, собственно, имеет против идеологии социализма? Сомнения такого рода были также порождены, как ни странно, Мором. Еще рассказывая Вралю о своей бытности в монастыре (вот где он видел уникальные книги, вот где была библиотека!) , Мор рассуждал о марксизме и религии, производя некий сравнительный анализ. Он одновременно забраковал и то, и другое, признавая в то же время в обоих явлениях красоту человеческой мечты о совершенном мироустройстве. Он не отрицал бога как такового, считая, что древние, молившиеся солнцу, луне, дереву, бычку, воде, огню - природе, понимали бога, но предали его, когда стали относиться к природе небережливо, теперь она за это людей карает. Ради чего же променяли люди веру в реальное на мифическое? Корысти ради. Жертво-приношений ради. Создав бога по своему образу, люди становились богоправными, и бог стал многолик, но вообще не един: у одних он двурукий, у других многорукий (этим больше положе-но); и все считают только своего бога правильным (еще бы!), а тех, кто с этим не соглашается, на костер (куда же еще!), или на кол, или просто башку долой. Религия, объявил, Мор, церковь - причина всех войн и преступлений, она всеобщее лицемерие, символ жадности и коварства. И не существовало первородного греха, а был первородный страх. И одеваться людей не стыд принудил, а голод. А как ты представляешь себе этих наипервейших людей? Адам, Ева да сынки их - Каин и Авель. Каин убил брата и стал родоначальником. От него якобы пошел род людской. Но кто ему детей нарожал? Адаму, понятно, из ребра бабу сварганили, но из ребер или других костей Бог вроде бы ничего не делал, и женщин других в этом семействе не было... В заповедях же сказано, что не должен человек прелюбодействовать. Таким образом, чем больше разрастался род каинов, тем больше нарушались заповеди создателя. Ну ладно, Бог этот фамильный бардак ликвиднул, потопил всех, как котят, оставил Ноя с его лодкой и... создался другой фамильный бардак? Значит, не зря твердят попы и марксисты, что все люди - братья.
   Церковники сделали из своего вранья науку, ее впоследствии скопировали марксисты, а то их зависть заела: святоши брюхо набивают, обещая райское блаженство на том свете, словно могут знать, что будет после смерти; коммунисты свой плагиат намного улучшили, посулили рай на этом свете. Но тоже не сумели: Бог все-таки в природе, а человек устремился ее обмануть, обобрать... Одним словом, проворовались плагиаторы.
   Лживость библейского вранья на своем жизненном примере подтвердили за всю историю папства (заместителей Бога) десятки римских пап и другие церковные корифеи, а уж они-то знали истинную цену загробной жизни. От себя Мор объявил, что если без воли Бога и волос не упадет с головы грешника, то и преступления по воле господа делаются, тогда и он, Мор, сотворив убийство, является дланью божьей, исполнившей волю всевышнего. В результате получается, что священное писание как бы и оправдывает зло, значит... зло есть благо, или Бог очень коварен. Так и тиран, утвердивший смертную казнь, с одной стороны, восстал против Бога ("не убий"), с другой же, и он есть длань всевышнего. Ведь как бывает: совершавшие с упоением и цинизмом кровавые, массовые убийства, ставшие перед судом земным, сами избегали казни, потому что "Бог дал жизнь и он один вправе взять ее назад". Причем палачи в таких случаях обычно выполняют приказы вождей, которых сами себе избрали. Следовательно, они убивали и зверствовали, выполняя долг, заключавшийся в повиновении вождю (они же именно потому его выбрали, чтобы дать ему право повелевать). Сказки об Иисусе Христе - это призыв к райской жизни, но... на том свете. А марксизм - тоже хорошая сказка про разумную жизнь, но на этом свете, и потому эта сказка умнее.
   Вот эти-то мысли Мора... Нет, они не вызвали у Враля удивления: что вор способен иметь подобные мысли. Хотя противоречивости в них он себе объяснить и не смог. Но они, эти мысли, совокупно с его собственными наблюдениями жизни и стали трудностями, затруднившими ему создавать его литературный обман. Об идеологии марксизма, как и об учении Христа, у него имелось поверхностное представление, но было оно не так уж и негативно. В душе он, несмотря на то, что был в тюрьме, все более и более оправдывал социалистическую идеологию. Во-первых, ему нравились книги про революцию. Революционеры сильно отличались от тех, с кем судьба свела его в лагерях. И грань между справедливостью и злом была в них понятно обозна-чена. Было нетрудно определить, кому симпатизировать, кого презирать. Возможно, не будь он осужден по уголовной статье, его мировоззрение развилось бы по-другому. Но те люди, среди которых он вращался, в большинстве не нравились ему вовсе. И мусора ему тоже не нравились. Но даже их он пробовал оправдать - мотивы их действий, логику их жизни. Ему довелось слышать о том, что осужденные политические будто бы верили тому, что беззаконие и произвол в лагерях неведомы диктатору, что сидевшие в лагерях коммунисты пытались открыть ему глаза. В то же время они обвиняли тюремщика, что тот их лупит. Разве не смешно: сами получи-ли от тирана по шее, как враги народа, и не перестают ему верить, а тюремщика, который по шее еще не получил, обвиняют в верности этому же тирану...
   Все эти и подобные социальные веяния, которые он теоретически не четко представлял, а практически и вовсе не знал, совокупно вызвали в нем сомнение: должен ли он поступать так, как его обучал Мор? Из всего им прочитанного он получил понимание, что во все времена люди всегда искали способы создания идеального общества, когда возможно справедливое деление земных благ. Он понимал, что именно этот вопрос - как разделить земные "дары" природы, чтобы досталось всем, - и есть извечная задача. Помнится, Мор однажды эту проблему выде-лил из общей задачи своей формулой: проблема одна - "как бы рыбку съесть и... на хрен не сесть", то есть ловчее надуть ближнего. Все воры - правящие по закону государства и живущие по закону воровскому, - обязывают одураченных фраеров класть все ими созданное на общий стол, чтобы с него производить раздачу по заслугам. Фактически на общий стол кладут лишь то, что не утаено. В результате на стол попадает все меньше и меньше. Фраера не хотят создавать, раз со стола все равно нечего брать. Воры начнут изобретать способы убеждать фраеров, чтоб создавали. Помрут одни воры, их место займут другие, облают за нечестность предшествующих, набивая в тоже время брюхо с общего стола. И так до того дня, когда будет необходимость придумать что-то исключительно убедительное, чтобы фраера поверили, смирились, вкалывали. И дойдет до того, когда последним ворам уже и взять нечего и не у кого. Тогда и настанет чест-ная жизнь. Так что, браток, честная жизнь и всеобщая справедливость теоретически возможны.
   Враль прикинул, что эти рассуждения старика скорее всего результат его наблюдения дележа воровского общака. Из прочитанных книг он получил представление, что революция не может состояться без людей, искренне в нее веривших, что всегда она делается теми, кому нечего терять, что и в России массы людей находились в социальном неравенстве, - не от хорошей же жизни они, босые, шли умирать за революцию, - но что таких дурачить всем вождям легче, обещая лучшую жизнь на этом свете (в отличие от религии), это тоже верно.
   Приближался конец его срока пребывания в Балашевской тюрьме. Враль втянулся в свое литературное вранье, которое однажды ретивый тюремный кум даже хотел у него конфисковать. Этот кум был начисто лишен художественного вкуса: в результате Враль угодил в кичман (карцер - жарг.) и его "затянули" в смирительную рубашку. Рубашка - чудо изобретение! Враля раздели догола и четверо молодцов в подвале тюрьмы запихнули его в это брезентовое изделие с длинными рукавами, к "манжеткам" и подолу которой прикреплены брезентовые ремни. Затем виделись ему солнце и звезды, и ангелы небесные, и хотелось ему страстно вернуться в детство, в школу, изучать ненавистную таблицу умножения.
   После долгого отсутствия Враля в прогулочном дворе, Мор встретил его вполне равнодуш-но. Он, конечно, знал о карцере, - в тюрьме всегда все обо всем знают, - но известие о рубашке произвело впечатление.
   - Уважительно к тебе относятся, - признал он. И только на третий день вскользь поинте-ресовался, чем Враль все это время занимался. Он, конечно, знал чем, но не всегда давал ученику возможность о своем деле распространяться. Враль вяло ответил, что, вот, заканчивает дневник и скромно выразил сомнение о качественном уровне. Мор разрешил ему прихватить сей труд на следующую прогулку. Вручая учителю и первому литературному консультанту свой литературный опус, Враль промолчал про усовершенствование грамматики русского языка: он упростил ее за счет неудобных, на его взгляд, букв из семейства согласных. На другой день, едва Враль был запущен в прогулочный двор, старый Мор, вместо выражения восторга, разразился гадким смехом. Назад свои "дневники" Враль получил с ужасно исковерканным, как ему пред-ставилось, языком - пропал его труд по улучшению русской письменности. Мор старательно свел на нет все его нововведения, став, таким образом, еще и первым его редактором. Кто бы подумал!.. Враль был уверен - об этом и в литературе писали, и говорили, и вообще логика воровской жизни как бы доказывала: воры сплошь неграмотны... Мора же смешила не только грамматика Враля, но и логика повествования, он тут же стал издеваться над автором.
   - Итак, тебя в тайге подстрелили за сорок километров от зоны, а, надо сказать, тайга - не городской бульвар - и тебя несут на носилках по тайге обратно в зону? Живого!.. В такую липу поверят только законченные идиоты! Или вот: утопая в болоте, нащупываешь камень... Ты подумай: в болоте!.. Камень - не пробка! Идиотов, конечно, отыскать можно, но, если будешь рассчитывать только на них, значит, сам идиот. Если будешь считать себя умнее их, это и есть глупость. Стараться же выглядеть глупее их - дело верное. Ты должен посредством твоей писанины становиться как бы показательным исправившимся преступником, вещественным доказательством жизнеспособности системы перевоспитания правонарушителей, хотя мы знаем, что на самом деле можно перевоспитать их разве что пулеметами. Ты должен стать готовой продукцией. Местами в твоих дневниках очень уж ты скромен, надо бы больше подвига. Лучше быть героем хоть немного, но на этом свете, чем после смерти, где нет возможности насладиться славой. Значит, где-то убавь, а где-то, наоборот, прибавь.
   Чем ближе подходила последняя ночь в тюрьме, чем больше задумывался Враль над учени-ем Мора, тем больше хотелось ему верить в реальность успеха задуманной авантюры. До сих пор он относился к своим "дневникам" скептически, как к игре, забаве, и мало верил возможно-сти ее реализации.
   В будущем он станет изобретать способы осуществить операцию "дневники". Надлежало стать охотником, выслеживающим дичь, рыбаком, стерегущим поплавок - он должен закиды-вать удочки, расставлять силки. Ему надлежит поймать своих "открывателей" и тех, кто станет ловить его: издателя. Необходимо сконструировать случайность, чтобы затянулась она удавкой капкана на шее жертвы.
   Так родились "Записки Серого Волка". Но это еще не всё...