Страница:
– Дичь на твою кухню два месяца будем поставлять бесплатно.
– Четыре месяца, – отрезал он. – Раз в неделю.
– Много хочешь.
– Ты желаешь спасти напарника или нет? Еще торгуешься!
– Не факт, что ты сильно поможешь… Ладно, четыре месяца, но раз в две недели, иначе слишком хлопотно выйдет, мы от Рынка вообще никуда отойти не сможем. Все, забились?
– Ладно.
– Знаешь парня по прозвищу Борзой? – спросил я.
– Это фраер такой в красной рубахе?
– Он самый.
Сиг качнул головой:
– Ничего не знаю. Из новых, раньше его не видал, недавно появился.
– Что за банда, где их стоянка?
– Не в курсе я, Стэн. Но этот Борзой к нашей Ксюхе борзо так пристает, глаз на нее положил и явно хочет еще и руки, того… на нее положить. Соответственно, она больше про него должна знать. Надо ее позвать.
Хозяин налил мне еще и стал раскачиваться на стуле, покатывая свой стакан между ладонями и хмуро уставившись в него. В голове его явно бродило множество тревожных мыслей. Я глотнул виски, закусил изюминой и задал следующий вопрос:
– Если мы начнем расспрашивать, она не проболтается? Тому же Борзому?
– Он вроде ей не нравится… – возразил Сигизмунд не слишком уверенно.
– Это ничего не значит. Иногда у женщин «нет» значит «да», а «да» значит «да-да-да!». Может, Борзой этот ей противен, а может, она просто ломается для порядка.
Сиг задумчиво отхлебнул виски.
– Все возможно. Она недавно у меня, дочка знакомого одного. В целом девка вроде правильная, но стопроцентно отвечать за нее пока не могу.
– Ну, значит, и не надо ее в лоб расспрашивать, подозрения вызывать. Я у тебя ночую, и будет плохо, если сюда по мою душу заявятся те, с кем этот Борзой Миху выкрал.
– Но он точно один из тех похитителей?
– Я почти уверен. Почти.
– Ты ж, по твоим словам, видел их только издалека. А красные рубахи или там свитера тут не один Борзой носит.
– Но я здесь в Шатре еще вроде нож Михи узнал. Правда, только рукоять видел. В общем, этот Борзой обещал Ксюхе, что вечером опять подойдет…
– Кстати! – перебил Сиг. – Ты меня без Кирпича оставил. Так вот – займешь пока его место.
Я удивился:
– Какой из меня вышибала? Я ни ростом не вышел, ни мышцами.
– Без разницы. Махаться умеешь? Умеешь, вон Кирпича вырубил.
– Ну и что? Для вышибалы грозный вид важен не меньше, чем умение драться. А у меня вид такой… средний. Обычный.
– Все равно, у меня других вариантов сейчас нет. Вышибала нужен. Скоро тут толпа будет. Напьются, тогда пойдут всякие, того… эксцессы. Мои парни могут дубинками помахать, так что подсобят, если что. Только тебе шмот нужен более привычный, чтоб не лезли просто из-за того, что вид не такой. Я тебе выделю. Все понял?
Допив виски, я поставил стакан на стол и сказал:
– Ладно, поработаю у тебя пару вечеров и заодно понаблюдаю. С твоей Ксюхой ближе познакомлюсь, расспрошу.
– Правильно, как раз хорошее прикрытие для тебя. Никаких вопросов не будет, ну, нанял я к себе нового парня, кому какое дело. Короче, сейчас идем на склад, натянешь другие панталоны, потом Ксюху позовем, она посмотрит твою ногу, подлечит, компресс наложит. Потом пожрешь – как раз уже ночь, тут веселье будет в самом разгаре. Ночевать выделю комнату на задах, в нее ход и с общего коридора, и отдельный есть, со стороны пустыря. И тайник для ствола имеется.
Он встал:
– Все, хватит болтать, а то у меня полно дел.
– Нет, подожди, – возразил я, – у меня еще один вопрос к тебе, важный.
– Ну?
Я замялся, подыскивая слова. Не хотел рассказывать Сигу про кулон и про оставленный углем рисунок – эти два момента я опустил, когда описывал ему произошедшее.
– Когда вы до Пандемии в последний раз виделись с Михаилом?
– А тебе это зачем сейчас? – удивился он.
– Ну, надо. Ответь.
– Лет, может, за пять или за четыре до того, как все случилось.
– И после того раза вообще не встречались?
– Нет. Только уже сейчас друг друга случайно увидели. Ну ты помнишь, когда вы в первый раз на Черный Рынок заявились.
– А до Пандемии кем он был, в ту вашу последнюю встречу?
– Полковником был. Заведовал охраной армейских перевозок Уральского военного округа.
– Крутая должность. Как думаешь, чем Михаил после заниматься мог?
– Ну, может, теми же перевозками и заведовал? – Он направил к выходу, но приостановился и добавил, задумчиво оглаживая фартук: – Хотя, если рассудить, был бы Миха на той же службе, я бы столкнулся с ним еще не раз. На самом деле он… вроде как пропал куда-то. То есть последние года четыре перед Пандемией непонятно, чем он занимался. Может, уволился из рядов российской, понимаешь, армии или, наоборот, в секретный какой проект угодил… А что, он тебе не рассказывал?
– Про это – нет. Скажи еще, Сиг, знак такой: латинская «V», перечеркнутая зигзагом, тебе ни о чем не говорит?
– Не-е, – он покачал головой. – Такого точно не знаю. Что за знак?
– Ладно, неважно, – ответил я, вслед за ним выходя в коридор и сквозь ткань нащупывая висящий на груди кулон.
После полуночи народ начал расходиться. Хотя в зале оставалось еще порядочно людей, но свежие клиенты уже не подваливали. Неподалеку за столом сидели трое, и поддатый мужичок, лицо которого украшал большой фингал, с упоением вещал:
– А было дело так, хлопцы… Двое бродяг возвращались в лагерь, поздней ночью. Останавливаться они не хотели: рукой же подать до лагеря, что на Рудне находится. Тяжко было идти. Сидоры до отказа артефактами да травами лечебными забиты, и лес кругом. Страшно. И знаете что? – Мужик промочил горло и продолжил: – Смотрят, небо тучами застилает. Ветер подул промозглый. Дождь заморосил. Лес будто ожил. Тут и там молнии сверкают. Шторм начинается!
Рассказчик сделал выразительную паузу.
– Видать, сгинуть суждено, подумали тогда те бродяги… но, как говорится, глаза боятся, а ноги несут туда, где безопасно. В общем, бежали они так, что пятки сверкали. Вот уже и крыши домов виднеются в сполохах молний. Но тут один из них остановился, потому что услыхал из зарослей чертополоха детский плач. Раздвинув кусты, увидел маленькую девочку, зареванную всю. И откуда только взялась там?! «Я погулять пошла и потерялась», – сказала девочка. Бродяга оглянулся, но его товарища уже не было. Тогда бродяга бросил свой сидор, взял девочку на руки и припустил что есть духу, следом за ушедшим приятелем… но не суждено было им убежать. Шторм накрыл этих двоих – и поминай как звали. А после Шторма никто не выживает. Сгинули они бесследно.
Мужичок замолчал и уставился куда-то вдаль.
– Ну, а дальше-то что? – спросил сидящий рядом.
– А что дальше? Многие говорят, что это выдумка… а это не выдумка… я сам видел, своими глазами! – Он стукнул кулаком по столу так, что звякнула посуда. – Иногда, перед Штормом, когда остается совсем немного времени, появляются двое. Бродяга с девочкой на руках. Он приходит ненадолго, указывает правильную дорогу до ближайшего укрытия и исчезает. И вскоре начинается Шторм. Я знаю, я видел, они спасли меня тогда… Эх!
Он приник к стакану.
Отвернувшись, я поманил проходящую мимо Ксюху.
Она подошла с готовностью. Раскрасневшаяся, глаза блестят, грудь вздымается под блузкой.
– Еще пива, Стэн?
– Нет, так, поговорить просто. Не против?
Девушка выжидающе, с легкой полуулыбкой, смотрела на меня, и я спросил:
– Как тебе здесь?
– Ну, – Ксюха повела плечами. – Вроде нормально.
– Вроде?
– Да что тут может быть интересного? Бегаешь туда-сюда с этими подносами…
– А платит Сиг как?
– Ты сам вроде не понимаешь. Вчера вот рубль дал… Хотя еще еда и жилье. Но все равно, он же скупой.
– Есть такое дело, – согласился я. – Но ведь и клиенты что-то подкидывают?
– Подкидывают, если с ними, – она повела подбородком в сторону брезентового коридора, уходящего от зала в глубь Шатра, – туда прогуливаться.
В том направлении недавно проследовала пара подвыпивших кочевников в обнимку с пьяной девицей. Я, кажется, узнал в ней ту, что на похоронах неудержимого Бохи Хмеля стояла у стола с вещами покойного. Для чего эти двое повели ее туда, где были отдельные комнаты с койками, и мутанту понятно.
– А ты, значит, «в номера» с клиентами не ходишь? – уточнил я.
Ксюха на такой откровенный вопрос не обиделась:
– Я девушка приличная и ищу себе мужчину серьезного, постоянного. Чтобы… – Она смолкла, поджав губы.
– Чтобы увез тебя отсюда? – догадался я.
Она смотрела куда-то мимо меня. Я оглянулся. Ну наконец-то!
Кочевник по прозвищу Борзой ввалился в зал вместе с парочкой приятелей.
Его приятели не понравились мне с первого взгляда. Один, в пятнистом комбинезоне, был какой-то снулый, с пустыми равнодушными глазами. Встречали мы с Михой таких – убийцы. Тихие, безучастные, часто – скрытые садисты, им перерезать человеку глотку в радость, хотя эмоции свои они не проявляют, не умеют. Второй – коренастый мужик лет шестидесяти с седой бородой, в кирзовых сапогах, брезентовых штанах и шерстяной фуфайке. Он смахивал не то на егеря, не то на крестьянина, лицо у него было грубое и жестокое.
Борзой, войдя в зал, сразу нашел взглядом Ксюху. Равнодушно глянул на меня и отсалютовал девчонке. Отставив большой палец, ткнул им себе за спину, словно показывая ей, что приглашает выйти прогуляться прямо сейчас, и ухмыльнулся.
– Пришел, козел, – огорчилась Ксюха.
– Часто он к тебе пристает?
– Постоянно! Достал уже.
– А чего ж ты с ним неласково? Я смотрю, паренек видный, активный.
– Да не люблю я таких. Он как… как петух наглый.
– То он у тебя козел, то петух, – хмыкнул я. – Ты уж определись. А кто это с ним?
– Тот спокойный – Рыба, а второго, кажется, Кузьмой звать.
– Они из клана какого-нибудь? Из банды?
– Не знаю. Недавно появились. Боря, эй, Борька! – позвала она, когда троица проследовала за свободный стол. – Обслужи вон тех, видишь?
– Ты сама чего не пойдешь? – недовольно ответил парень, проходящий мимо с подносом, полным пустых мисок.
– Сам не знаешь чего? Говорю, обслужи! Стэн, ты точно больше пива не хочешь? Сиг сказал тебе бесплатно наливать.
Я покачал головой, и Ксюха ушла.
Вскоре пиво дало о себе знать. Окинув взглядом зал, я решил, что, во-первых, никто не собирается в ближайшие минуты устраивать потасовку, а во-вторых, Борзой с приятелями пока что сидят на месте и никуда не уходят. Опустошив кружку, я покинул зал через проход за стойкой, миновал кухню, коридор, свернул – и очутился возле брезентового клапана, застегнутого на молнию. Ее фиксировал висячий замок. Достал кольцо с двумя ключами, полученными от Сига, раскрыл замок, отвел клапан и шагнул в отведенное мне помещение.
Каморка была совсем небольшая. Два с половиной на полтора, из мебели только вешалка и низкая койка, то есть доски на камнях, сверху шкуры да набитая соломой меховая подушка.
Одна стена каморки была не брезентовой, а деревянной, с дверью. Потолок наклонный и низкий, я почти цеплял его макушкой, хорошо хоть пол не земляной – там ковер из шкур. В углу их можно откинуть, под ними в твердой земле углубление, а в нем – длинный сейф. Сиг сказал, что ниже еще на полметра залит цементный раствор и к днищу сейфа приварены штыри, наглухо уходящие в бетон.
Сейф был закрыт на цифровой замок, шифр от которого я также получил от хозяина. Набрав комбинацию, раскрыл дверцу – ТОЗ и патроны на месте. Обычное ружье в ящик бы не влезло, но короткоствольная «махновка» как раз поместилась. Доставать ее я сейчас не собирался, только проверил сохранность. Все-таки оружие – самое ценное из того, что у меня на данный момент есть.
Проверив сейф, я обернулся к осколку зеркала, висящему на вбитом в стену гвозде. Поправил ворот кожаной рубахи, оглядел себя. Каждый видит в зеркале то, что он заслуживает, и каждый считает, что заслуживает большего. Я видел парня с худым лицом и темными, остриженными «ежиком» волосами. С тонким шрамом справа на лбу и еще одним, почти незаметным, на левой скуле. У мочки левого уха не хватало кончика, но это тоже было почти незаметно.
Накинув куртку, я провел по волосам ладонью, покинул каморку и запер дверь за собой.
Снаружи было темно, прохладно и сыро. Пока торчал в зале, прошел дождь – пахло влажной землей, но едва ощутимо, все забивал запах костров. Их по округе полно. Электрический свет, помимо того, что дают аккумуляторы машин, есть только в Ставке. Там у Хана стоят аж четыре разборных ветряка и, говорят, даже солнечные батареи.
Позади Шатра никого не было, слышался приглушенный шум голосов, доносящийся из питейного зала. Рядом на фоне усыпанного звездами неба высилась башенка на крыше диспетчерской – когда-то здесь была большая автобусная станция. Я не спеша, с чувством, помочился и зашагал к ней.
Ржавая пожарная лестница, опасно подрагивающая под руками, привела меня на верхний этаж. До катастрофы это был застекленный короб под крышей башни, вроде такого диспетчерского пункта наблюдения, теперь же от него остались только железные ребра. Пройдя по усыпанному мусором полу, я встал на краю.
Черный Рынок не спал. Горели огни, лаяли собаки. Пахло дымом. Развалины образовывали темный лабиринт, иногда по нему двигался свет фар, лучи выхватывали из тьмы части стен, остатки кирпичной кладки, кусты, груды земли и камней. Яркое пятно света горело там, где была Ставка. Я разглядел ветряки, мерно вращающиеся длинные тени от их лопастей.
По спине вдруг прошла волна дрожи, а в голове словно что-то сдвинулось. Лес забери, неужели начинается… Точно! Я присел на корточки, подождал немного, но странные ощущения не проходили, а только усиливались. Пришлось усесться, скрестив ноги, и прикрыть глаза.
И сразу же в темноте под веками протянулась тусклая линия – неровная граница далеко на востоке. Граница Леса. В реальности я не мог разглядеть его отсюда, с верхнего этажа диспетчерской башни, но я видел его внутри своей головы.
Не только у Михи есть тайна, у меня тоже. Иногда мне казалось: он догадывался, что со мной что-то не так, но вслух мы об этом не говорили. Ни разу ни с кем я не обсуждал свои видения. Мерцание, как я называл их.
Лес. Там, вдалеке, – темный, странный, страшный. Чуждый. Разумный. Я смотрел на него, а он смотрел на меня.
А еще я видел их.
Они выглядели как тусклые светящиеся пятна. Ползали за той границей, где начинался Лес, клубились, меняя очертания. Иногда превращались во что-то знакомое, вроде силуэтов зверей или людей с очень длинными тонкими конечностями, без голов и ступней. Но чаще всего это были просто расплывчатые амебы, живущие своей странной жизнью среди лесных просторов, где не ступала нога человека.
Может, я просто сумасшедший?
Иногда существа – я называл их мерцающими – подползали близко к границе, скапливаясь в одном месте, привлеченные непонятно чем. А может, запахом? Запахом человеческой мысли? Что, если они чуяли меня, понимали, что я вижу их? Или никаких мерцающих нет, все это только мой бред? Я всего лишь больной на голову псих, которому надо лечиться, да негде!
Эта мысль пугала больше всего.
Несколько минут я сидел неподвижно, с закрытыми глазами глядя на мерцающих. Множество их собралось у границы Леса, они ворочались, слипшись в рыхлую световую массу. Еще я слышал тихий шепот – непонятный, глухой.
Потом они стали отползать, бледнея, растворяясь в безграничном мраке Леса, и вскоре исчезли. Померкла неровная светящаяся граница, стало совсем темно.
Раскрыв глаза, я выпрямился. Помассировал виски. Немного кружилась голова, в ногах была слабость. Интересно, когда-нибудь я попаду в Лес? Там не выживают! Говорят, лишь некоторые люди из поселения Край могут находиться в Лесу. Краевцы вообще чудной народ. Еще говорят, есть особые настойки, выпьешь такую – и можешь какое-то время гулять по Лесу, не опасаясь его реакции, взрыва спор из ульев, атаки зверья, Шторма или другой напасти, которую он способен наслать. Только кто их готовит, те настойки? Лично я не видел ни одного такого умельца.
Хорошо иметь свою большую тайну, нечто, отличающее тебя от других людей. Но плохо, когда эта тайна пугает тебя самого. Когда абсолютно не можешь понять, что все это значит. Я просто не знал, что делать с приступами мерцания.
Руки дрожали. Спустившись по лестнице, я постоял, привалившись лбом к стене диспетчерской, а затем пошел обратно в Шатер, но не знакомым путем, а в обход.
Было уже совсем поздно – то есть так поздно, что скоро станет очень рано. Обогнув заведение Сигизмунда, вошел внутрь. Увидел, как у стойки Борзой держит за локоть Ксюху, и поспешил к ним через зал, натягивая перчатки. Кинул взгляд на места, которые кочевник занимал с двумя дружками, – его приятелей там уже не было. Ушли спать или допивать в свой лагерь, а он, значит, решил нагнуть-таки девчонку…
В зале оставалось меньше десятка байкеров, и большинство едва держалось на ногах. Сига не видно. Борька за стойкой протирал стаканы, молодой Игорь снимал вертел с очага, где дотлевали угли.
Борзой крепко держал Ксюху, не давая высвободиться. Я остановился за его спиной.
– Хватит ломаться, – говорил кочевник, – надоело тебя уговаривать. Ну, пошли!
Он грубо ухватил ее за плечо, потянул… а я грубо ухватил его за свисающий на спину «хвост». И тоже потянул: резко книзу, откинув голову назад, потом – вбок, разворачивая к себе. Он крякнул от боли и попытался в повороте врезать мне локтем. Я отступил. Теперь мы стояли лицом друг к другу, боком к стойке. За ней Борька вылупил на нас глаза.
– Ты… а, вышибала! – прохрипел Борзой. – Охренел, быдло тупое?! Я тебе ухи отрежу!
– Семь, – сказал я, окидывая взглядом его ярко-красную рубаху, штаны с бахромой, шейный платок, золотой браслет на запястье.
– Чего?!
Я пояснил:
– Сначала думал – десять. А теперь вижу – нет, семь.
– Ты че несешь?!
Левой он потянул из кармана нож. Я понял, что бить им Борзой не собирается, по крайней мере, сейчас. Обманный маневр, чтобы отвлечь внимание от правой руки, которая в это время сжала глиняную кружку на стойке. Ту самую, из которой я пил, до того как покинуть зал. Ею бандит собрался сбоку вмазать мне по голове, он даже двинул локтем той руки, которой держал нож, чтобы еще сильнее сбить меня с толку. И в тот же миг ударил кружкой.
Раз – я упал. Нет, не в прямом смысле, просто расслабил и подогнул ноги, будто провалился вниз, мгновенно присев на корточки, правая рука вытянулась вперед – и стальные шипы перчатки вломились в коленную чашечку Борзого. В это время кружка пронеслась над моей головой.
Два – левая рука наискось вверх, второй удар – шипами по локтю – Борзой вскрикивает, до него только сейчас доходит, что он получил уже два… а теперь три очень болезненных удара. Я выпрямляюсь, нога взлетает, колено прижато к диафрагме, распрямляется – и подкованный каблук врезается в бедро, четыре – бьет сбоку, поскольку в результате собственного замаха Борзой развернулся вполоборота ко мне. Пять – кочевник грудой костей падает на пол, шесть – наклонившись, выдергиваю нож из его кармана, отщелкиваю клинок, приставляю к горлу и говорю, внимательно глядя в глаза:
– Семь. И у тебя десять секунд, чтобы свалить. Иначе зарежу.
Выпрямляюсь, слегка морщась от проснувшейся боли в ноге. Все.
Миха говорил: ты никогда не будешь силачом. Ты жилистый, но не мощный. Гибкий, но не очень-то сильный. Не обольщайся насчет себя. Любой увалень сомнет тебе ребра кулаком, если попадет. Смысл в том, чтобы использовать свои плюсы и не дать врагу воспользоваться минусами. Первое: работай по суставам. По ним нужно наносить короткие быстрые удары. Второе: действуй неожиданно и резко. Неожиданность, запомнил? Только на ней сможешь выехать в драке. Быстро входи в клинч и сразу отскакивай. Позволишь себя схватить – тебя стопчут. И в подтверждение своих слов он во время очередного спарринга, если я не успевал вывернуться, хватал меня в медвежьи объятия, сдавливал так, что хрустели ребра. Еще напарник тренировал меня «работать по суставам». Колени болели, локти ныли, саднило кулаки, я месяцами ходил в синяках, но постепенно костяшки пальцев и мягкие ткани твердели, привыкая в нагрузке, и я учился наносить все более короткие и резкие – «кинжальные», как Миха называл их, – удары.
Борзой встал на четвереньки, преодолев таким манером ползала, выпрямился. Хромая, плетью свесив правую руку, он покинул Шатер.
Я защелкнул нож – тот самый, Михин! – шепнул глядевшей на меня вытаращенными глазами Ксюхе: «Я вернусь» – и нырнул в коридор за стойкой. Пробежав его, раскрыл клапан в свою каморку, вытащил из сейфа ружье, выскочил через дверь. Запер ее и рванул в обход Шатра.
И очутился по другую сторону как раз вовремя, чтобы увидеть, как силуэт в красной рубахе удаляется, хромая, между развалин. Пригибаясь, я поспешил за ним. Он приведет меня на стоянку банды похитителей.
Пора разобраться с уродами.
Глава 4
– Четыре месяца, – отрезал он. – Раз в неделю.
– Много хочешь.
– Ты желаешь спасти напарника или нет? Еще торгуешься!
– Не факт, что ты сильно поможешь… Ладно, четыре месяца, но раз в две недели, иначе слишком хлопотно выйдет, мы от Рынка вообще никуда отойти не сможем. Все, забились?
– Ладно.
– Знаешь парня по прозвищу Борзой? – спросил я.
– Это фраер такой в красной рубахе?
– Он самый.
Сиг качнул головой:
– Ничего не знаю. Из новых, раньше его не видал, недавно появился.
– Что за банда, где их стоянка?
– Не в курсе я, Стэн. Но этот Борзой к нашей Ксюхе борзо так пристает, глаз на нее положил и явно хочет еще и руки, того… на нее положить. Соответственно, она больше про него должна знать. Надо ее позвать.
Хозяин налил мне еще и стал раскачиваться на стуле, покатывая свой стакан между ладонями и хмуро уставившись в него. В голове его явно бродило множество тревожных мыслей. Я глотнул виски, закусил изюминой и задал следующий вопрос:
– Если мы начнем расспрашивать, она не проболтается? Тому же Борзому?
– Он вроде ей не нравится… – возразил Сигизмунд не слишком уверенно.
– Это ничего не значит. Иногда у женщин «нет» значит «да», а «да» значит «да-да-да!». Может, Борзой этот ей противен, а может, она просто ломается для порядка.
Сиг задумчиво отхлебнул виски.
– Все возможно. Она недавно у меня, дочка знакомого одного. В целом девка вроде правильная, но стопроцентно отвечать за нее пока не могу.
– Ну, значит, и не надо ее в лоб расспрашивать, подозрения вызывать. Я у тебя ночую, и будет плохо, если сюда по мою душу заявятся те, с кем этот Борзой Миху выкрал.
– Но он точно один из тех похитителей?
– Я почти уверен. Почти.
– Ты ж, по твоим словам, видел их только издалека. А красные рубахи или там свитера тут не один Борзой носит.
– Но я здесь в Шатре еще вроде нож Михи узнал. Правда, только рукоять видел. В общем, этот Борзой обещал Ксюхе, что вечером опять подойдет…
– Кстати! – перебил Сиг. – Ты меня без Кирпича оставил. Так вот – займешь пока его место.
Я удивился:
– Какой из меня вышибала? Я ни ростом не вышел, ни мышцами.
– Без разницы. Махаться умеешь? Умеешь, вон Кирпича вырубил.
– Ну и что? Для вышибалы грозный вид важен не меньше, чем умение драться. А у меня вид такой… средний. Обычный.
– Все равно, у меня других вариантов сейчас нет. Вышибала нужен. Скоро тут толпа будет. Напьются, тогда пойдут всякие, того… эксцессы. Мои парни могут дубинками помахать, так что подсобят, если что. Только тебе шмот нужен более привычный, чтоб не лезли просто из-за того, что вид не такой. Я тебе выделю. Все понял?
Допив виски, я поставил стакан на стол и сказал:
– Ладно, поработаю у тебя пару вечеров и заодно понаблюдаю. С твоей Ксюхой ближе познакомлюсь, расспрошу.
– Правильно, как раз хорошее прикрытие для тебя. Никаких вопросов не будет, ну, нанял я к себе нового парня, кому какое дело. Короче, сейчас идем на склад, натянешь другие панталоны, потом Ксюху позовем, она посмотрит твою ногу, подлечит, компресс наложит. Потом пожрешь – как раз уже ночь, тут веселье будет в самом разгаре. Ночевать выделю комнату на задах, в нее ход и с общего коридора, и отдельный есть, со стороны пустыря. И тайник для ствола имеется.
Он встал:
– Все, хватит болтать, а то у меня полно дел.
– Нет, подожди, – возразил я, – у меня еще один вопрос к тебе, важный.
– Ну?
Я замялся, подыскивая слова. Не хотел рассказывать Сигу про кулон и про оставленный углем рисунок – эти два момента я опустил, когда описывал ему произошедшее.
– Когда вы до Пандемии в последний раз виделись с Михаилом?
– А тебе это зачем сейчас? – удивился он.
– Ну, надо. Ответь.
– Лет, может, за пять или за четыре до того, как все случилось.
– И после того раза вообще не встречались?
– Нет. Только уже сейчас друг друга случайно увидели. Ну ты помнишь, когда вы в первый раз на Черный Рынок заявились.
– А до Пандемии кем он был, в ту вашу последнюю встречу?
– Полковником был. Заведовал охраной армейских перевозок Уральского военного округа.
– Крутая должность. Как думаешь, чем Михаил после заниматься мог?
– Ну, может, теми же перевозками и заведовал? – Он направил к выходу, но приостановился и добавил, задумчиво оглаживая фартук: – Хотя, если рассудить, был бы Миха на той же службе, я бы столкнулся с ним еще не раз. На самом деле он… вроде как пропал куда-то. То есть последние года четыре перед Пандемией непонятно, чем он занимался. Может, уволился из рядов российской, понимаешь, армии или, наоборот, в секретный какой проект угодил… А что, он тебе не рассказывал?
– Про это – нет. Скажи еще, Сиг, знак такой: латинская «V», перечеркнутая зигзагом, тебе ни о чем не говорит?
– Не-е, – он покачал головой. – Такого точно не знаю. Что за знак?
– Ладно, неважно, – ответил я, вслед за ним выходя в коридор и сквозь ткань нащупывая висящий на груди кулон.
* * *
Повязка с компрессом помогла, теперь рана беспокоила меньше. Одетый в потертые черные джинсы с дырой на колене и кожаную рубаху, я сидел на высоком ящике у стойки, потягивал кислое пиво из кружки и неторопливо оглядывал зал. Давно стемнело, народу в Шатер набилось прилично. От жарящейся на вертеле свиньи осталась едва ли половина, Ксюха и присоединившиеся к ней парни Сига, Игорь с Борькой, сновали между кухней и столами, разнося жратву с выпивкой. Дважды мне пришлось отрывать зад от стула, то есть от ящика, чтоб усмирить особо буйных кочевников, но до серьезных инцидентов пока не доходило.После полуночи народ начал расходиться. Хотя в зале оставалось еще порядочно людей, но свежие клиенты уже не подваливали. Неподалеку за столом сидели трое, и поддатый мужичок, лицо которого украшал большой фингал, с упоением вещал:
– А было дело так, хлопцы… Двое бродяг возвращались в лагерь, поздней ночью. Останавливаться они не хотели: рукой же подать до лагеря, что на Рудне находится. Тяжко было идти. Сидоры до отказа артефактами да травами лечебными забиты, и лес кругом. Страшно. И знаете что? – Мужик промочил горло и продолжил: – Смотрят, небо тучами застилает. Ветер подул промозглый. Дождь заморосил. Лес будто ожил. Тут и там молнии сверкают. Шторм начинается!
Рассказчик сделал выразительную паузу.
– Видать, сгинуть суждено, подумали тогда те бродяги… но, как говорится, глаза боятся, а ноги несут туда, где безопасно. В общем, бежали они так, что пятки сверкали. Вот уже и крыши домов виднеются в сполохах молний. Но тут один из них остановился, потому что услыхал из зарослей чертополоха детский плач. Раздвинув кусты, увидел маленькую девочку, зареванную всю. И откуда только взялась там?! «Я погулять пошла и потерялась», – сказала девочка. Бродяга оглянулся, но его товарища уже не было. Тогда бродяга бросил свой сидор, взял девочку на руки и припустил что есть духу, следом за ушедшим приятелем… но не суждено было им убежать. Шторм накрыл этих двоих – и поминай как звали. А после Шторма никто не выживает. Сгинули они бесследно.
Мужичок замолчал и уставился куда-то вдаль.
– Ну, а дальше-то что? – спросил сидящий рядом.
– А что дальше? Многие говорят, что это выдумка… а это не выдумка… я сам видел, своими глазами! – Он стукнул кулаком по столу так, что звякнула посуда. – Иногда, перед Штормом, когда остается совсем немного времени, появляются двое. Бродяга с девочкой на руках. Он приходит ненадолго, указывает правильную дорогу до ближайшего укрытия и исчезает. И вскоре начинается Шторм. Я знаю, я видел, они спасли меня тогда… Эх!
Он приник к стакану.
Отвернувшись, я поманил проходящую мимо Ксюху.
Она подошла с готовностью. Раскрасневшаяся, глаза блестят, грудь вздымается под блузкой.
– Еще пива, Стэн?
– Нет, так, поговорить просто. Не против?
Девушка выжидающе, с легкой полуулыбкой, смотрела на меня, и я спросил:
– Как тебе здесь?
– Ну, – Ксюха повела плечами. – Вроде нормально.
– Вроде?
– Да что тут может быть интересного? Бегаешь туда-сюда с этими подносами…
– А платит Сиг как?
– Ты сам вроде не понимаешь. Вчера вот рубль дал… Хотя еще еда и жилье. Но все равно, он же скупой.
– Есть такое дело, – согласился я. – Но ведь и клиенты что-то подкидывают?
– Подкидывают, если с ними, – она повела подбородком в сторону брезентового коридора, уходящего от зала в глубь Шатра, – туда прогуливаться.
В том направлении недавно проследовала пара подвыпивших кочевников в обнимку с пьяной девицей. Я, кажется, узнал в ней ту, что на похоронах неудержимого Бохи Хмеля стояла у стола с вещами покойного. Для чего эти двое повели ее туда, где были отдельные комнаты с койками, и мутанту понятно.
– А ты, значит, «в номера» с клиентами не ходишь? – уточнил я.
Ксюха на такой откровенный вопрос не обиделась:
– Я девушка приличная и ищу себе мужчину серьезного, постоянного. Чтобы… – Она смолкла, поджав губы.
– Чтобы увез тебя отсюда? – догадался я.
Она смотрела куда-то мимо меня. Я оглянулся. Ну наконец-то!
Кочевник по прозвищу Борзой ввалился в зал вместе с парочкой приятелей.
Его приятели не понравились мне с первого взгляда. Один, в пятнистом комбинезоне, был какой-то снулый, с пустыми равнодушными глазами. Встречали мы с Михой таких – убийцы. Тихие, безучастные, часто – скрытые садисты, им перерезать человеку глотку в радость, хотя эмоции свои они не проявляют, не умеют. Второй – коренастый мужик лет шестидесяти с седой бородой, в кирзовых сапогах, брезентовых штанах и шерстяной фуфайке. Он смахивал не то на егеря, не то на крестьянина, лицо у него было грубое и жестокое.
Борзой, войдя в зал, сразу нашел взглядом Ксюху. Равнодушно глянул на меня и отсалютовал девчонке. Отставив большой палец, ткнул им себе за спину, словно показывая ей, что приглашает выйти прогуляться прямо сейчас, и ухмыльнулся.
– Пришел, козел, – огорчилась Ксюха.
– Часто он к тебе пристает?
– Постоянно! Достал уже.
– А чего ж ты с ним неласково? Я смотрю, паренек видный, активный.
– Да не люблю я таких. Он как… как петух наглый.
– То он у тебя козел, то петух, – хмыкнул я. – Ты уж определись. А кто это с ним?
– Тот спокойный – Рыба, а второго, кажется, Кузьмой звать.
– Они из клана какого-нибудь? Из банды?
– Не знаю. Недавно появились. Боря, эй, Борька! – позвала она, когда троица проследовала за свободный стол. – Обслужи вон тех, видишь?
– Ты сама чего не пойдешь? – недовольно ответил парень, проходящий мимо с подносом, полным пустых мисок.
– Сам не знаешь чего? Говорю, обслужи! Стэн, ты точно больше пива не хочешь? Сиг сказал тебе бесплатно наливать.
Я покачал головой, и Ксюха ушла.
Вскоре пиво дало о себе знать. Окинув взглядом зал, я решил, что, во-первых, никто не собирается в ближайшие минуты устраивать потасовку, а во-вторых, Борзой с приятелями пока что сидят на месте и никуда не уходят. Опустошив кружку, я покинул зал через проход за стойкой, миновал кухню, коридор, свернул – и очутился возле брезентового клапана, застегнутого на молнию. Ее фиксировал висячий замок. Достал кольцо с двумя ключами, полученными от Сига, раскрыл замок, отвел клапан и шагнул в отведенное мне помещение.
Каморка была совсем небольшая. Два с половиной на полтора, из мебели только вешалка и низкая койка, то есть доски на камнях, сверху шкуры да набитая соломой меховая подушка.
Одна стена каморки была не брезентовой, а деревянной, с дверью. Потолок наклонный и низкий, я почти цеплял его макушкой, хорошо хоть пол не земляной – там ковер из шкур. В углу их можно откинуть, под ними в твердой земле углубление, а в нем – длинный сейф. Сиг сказал, что ниже еще на полметра залит цементный раствор и к днищу сейфа приварены штыри, наглухо уходящие в бетон.
Сейф был закрыт на цифровой замок, шифр от которого я также получил от хозяина. Набрав комбинацию, раскрыл дверцу – ТОЗ и патроны на месте. Обычное ружье в ящик бы не влезло, но короткоствольная «махновка» как раз поместилась. Доставать ее я сейчас не собирался, только проверил сохранность. Все-таки оружие – самое ценное из того, что у меня на данный момент есть.
Проверив сейф, я обернулся к осколку зеркала, висящему на вбитом в стену гвозде. Поправил ворот кожаной рубахи, оглядел себя. Каждый видит в зеркале то, что он заслуживает, и каждый считает, что заслуживает большего. Я видел парня с худым лицом и темными, остриженными «ежиком» волосами. С тонким шрамом справа на лбу и еще одним, почти незаметным, на левой скуле. У мочки левого уха не хватало кончика, но это тоже было почти незаметно.
Накинув куртку, я провел по волосам ладонью, покинул каморку и запер дверь за собой.
Снаружи было темно, прохладно и сыро. Пока торчал в зале, прошел дождь – пахло влажной землей, но едва ощутимо, все забивал запах костров. Их по округе полно. Электрический свет, помимо того, что дают аккумуляторы машин, есть только в Ставке. Там у Хана стоят аж четыре разборных ветряка и, говорят, даже солнечные батареи.
Позади Шатра никого не было, слышался приглушенный шум голосов, доносящийся из питейного зала. Рядом на фоне усыпанного звездами неба высилась башенка на крыше диспетчерской – когда-то здесь была большая автобусная станция. Я не спеша, с чувством, помочился и зашагал к ней.
Ржавая пожарная лестница, опасно подрагивающая под руками, привела меня на верхний этаж. До катастрофы это был застекленный короб под крышей башни, вроде такого диспетчерского пункта наблюдения, теперь же от него остались только железные ребра. Пройдя по усыпанному мусором полу, я встал на краю.
Черный Рынок не спал. Горели огни, лаяли собаки. Пахло дымом. Развалины образовывали темный лабиринт, иногда по нему двигался свет фар, лучи выхватывали из тьмы части стен, остатки кирпичной кладки, кусты, груды земли и камней. Яркое пятно света горело там, где была Ставка. Я разглядел ветряки, мерно вращающиеся длинные тени от их лопастей.
По спине вдруг прошла волна дрожи, а в голове словно что-то сдвинулось. Лес забери, неужели начинается… Точно! Я присел на корточки, подождал немного, но странные ощущения не проходили, а только усиливались. Пришлось усесться, скрестив ноги, и прикрыть глаза.
И сразу же в темноте под веками протянулась тусклая линия – неровная граница далеко на востоке. Граница Леса. В реальности я не мог разглядеть его отсюда, с верхнего этажа диспетчерской башни, но я видел его внутри своей головы.
Не только у Михи есть тайна, у меня тоже. Иногда мне казалось: он догадывался, что со мной что-то не так, но вслух мы об этом не говорили. Ни разу ни с кем я не обсуждал свои видения. Мерцание, как я называл их.
Лес. Там, вдалеке, – темный, странный, страшный. Чуждый. Разумный. Я смотрел на него, а он смотрел на меня.
А еще я видел их.
Они выглядели как тусклые светящиеся пятна. Ползали за той границей, где начинался Лес, клубились, меняя очертания. Иногда превращались во что-то знакомое, вроде силуэтов зверей или людей с очень длинными тонкими конечностями, без голов и ступней. Но чаще всего это были просто расплывчатые амебы, живущие своей странной жизнью среди лесных просторов, где не ступала нога человека.
Может, я просто сумасшедший?
Иногда существа – я называл их мерцающими – подползали близко к границе, скапливаясь в одном месте, привлеченные непонятно чем. А может, запахом? Запахом человеческой мысли? Что, если они чуяли меня, понимали, что я вижу их? Или никаких мерцающих нет, все это только мой бред? Я всего лишь больной на голову псих, которому надо лечиться, да негде!
Эта мысль пугала больше всего.
Несколько минут я сидел неподвижно, с закрытыми глазами глядя на мерцающих. Множество их собралось у границы Леса, они ворочались, слипшись в рыхлую световую массу. Еще я слышал тихий шепот – непонятный, глухой.
Потом они стали отползать, бледнея, растворяясь в безграничном мраке Леса, и вскоре исчезли. Померкла неровная светящаяся граница, стало совсем темно.
Раскрыв глаза, я выпрямился. Помассировал виски. Немного кружилась голова, в ногах была слабость. Интересно, когда-нибудь я попаду в Лес? Там не выживают! Говорят, лишь некоторые люди из поселения Край могут находиться в Лесу. Краевцы вообще чудной народ. Еще говорят, есть особые настойки, выпьешь такую – и можешь какое-то время гулять по Лесу, не опасаясь его реакции, взрыва спор из ульев, атаки зверья, Шторма или другой напасти, которую он способен наслать. Только кто их готовит, те настойки? Лично я не видел ни одного такого умельца.
Хорошо иметь свою большую тайну, нечто, отличающее тебя от других людей. Но плохо, когда эта тайна пугает тебя самого. Когда абсолютно не можешь понять, что все это значит. Я просто не знал, что делать с приступами мерцания.
Руки дрожали. Спустившись по лестнице, я постоял, привалившись лбом к стене диспетчерской, а затем пошел обратно в Шатер, но не знакомым путем, а в обход.
Было уже совсем поздно – то есть так поздно, что скоро станет очень рано. Обогнув заведение Сигизмунда, вошел внутрь. Увидел, как у стойки Борзой держит за локоть Ксюху, и поспешил к ним через зал, натягивая перчатки. Кинул взгляд на места, которые кочевник занимал с двумя дружками, – его приятелей там уже не было. Ушли спать или допивать в свой лагерь, а он, значит, решил нагнуть-таки девчонку…
В зале оставалось меньше десятка байкеров, и большинство едва держалось на ногах. Сига не видно. Борька за стойкой протирал стаканы, молодой Игорь снимал вертел с очага, где дотлевали угли.
Борзой крепко держал Ксюху, не давая высвободиться. Я остановился за его спиной.
– Хватит ломаться, – говорил кочевник, – надоело тебя уговаривать. Ну, пошли!
Он грубо ухватил ее за плечо, потянул… а я грубо ухватил его за свисающий на спину «хвост». И тоже потянул: резко книзу, откинув голову назад, потом – вбок, разворачивая к себе. Он крякнул от боли и попытался в повороте врезать мне локтем. Я отступил. Теперь мы стояли лицом друг к другу, боком к стойке. За ней Борька вылупил на нас глаза.
– Ты… а, вышибала! – прохрипел Борзой. – Охренел, быдло тупое?! Я тебе ухи отрежу!
– Семь, – сказал я, окидывая взглядом его ярко-красную рубаху, штаны с бахромой, шейный платок, золотой браслет на запястье.
– Чего?!
Я пояснил:
– Сначала думал – десять. А теперь вижу – нет, семь.
– Ты че несешь?!
Левой он потянул из кармана нож. Я понял, что бить им Борзой не собирается, по крайней мере, сейчас. Обманный маневр, чтобы отвлечь внимание от правой руки, которая в это время сжала глиняную кружку на стойке. Ту самую, из которой я пил, до того как покинуть зал. Ею бандит собрался сбоку вмазать мне по голове, он даже двинул локтем той руки, которой держал нож, чтобы еще сильнее сбить меня с толку. И в тот же миг ударил кружкой.
Раз – я упал. Нет, не в прямом смысле, просто расслабил и подогнул ноги, будто провалился вниз, мгновенно присев на корточки, правая рука вытянулась вперед – и стальные шипы перчатки вломились в коленную чашечку Борзого. В это время кружка пронеслась над моей головой.
Два – левая рука наискось вверх, второй удар – шипами по локтю – Борзой вскрикивает, до него только сейчас доходит, что он получил уже два… а теперь три очень болезненных удара. Я выпрямляюсь, нога взлетает, колено прижато к диафрагме, распрямляется – и подкованный каблук врезается в бедро, четыре – бьет сбоку, поскольку в результате собственного замаха Борзой развернулся вполоборота ко мне. Пять – кочевник грудой костей падает на пол, шесть – наклонившись, выдергиваю нож из его кармана, отщелкиваю клинок, приставляю к горлу и говорю, внимательно глядя в глаза:
– Семь. И у тебя десять секунд, чтобы свалить. Иначе зарежу.
Выпрямляюсь, слегка морщась от проснувшейся боли в ноге. Все.
Миха говорил: ты никогда не будешь силачом. Ты жилистый, но не мощный. Гибкий, но не очень-то сильный. Не обольщайся насчет себя. Любой увалень сомнет тебе ребра кулаком, если попадет. Смысл в том, чтобы использовать свои плюсы и не дать врагу воспользоваться минусами. Первое: работай по суставам. По ним нужно наносить короткие быстрые удары. Второе: действуй неожиданно и резко. Неожиданность, запомнил? Только на ней сможешь выехать в драке. Быстро входи в клинч и сразу отскакивай. Позволишь себя схватить – тебя стопчут. И в подтверждение своих слов он во время очередного спарринга, если я не успевал вывернуться, хватал меня в медвежьи объятия, сдавливал так, что хрустели ребра. Еще напарник тренировал меня «работать по суставам». Колени болели, локти ныли, саднило кулаки, я месяцами ходил в синяках, но постепенно костяшки пальцев и мягкие ткани твердели, привыкая в нагрузке, и я учился наносить все более короткие и резкие – «кинжальные», как Миха называл их, – удары.
Борзой встал на четвереньки, преодолев таким манером ползала, выпрямился. Хромая, плетью свесив правую руку, он покинул Шатер.
Я защелкнул нож – тот самый, Михин! – шепнул глядевшей на меня вытаращенными глазами Ксюхе: «Я вернусь» – и нырнул в коридор за стойкой. Пробежав его, раскрыл клапан в свою каморку, вытащил из сейфа ружье, выскочил через дверь. Запер ее и рванул в обход Шатра.
И очутился по другую сторону как раз вовремя, чтобы увидеть, как силуэт в красной рубахе удаляется, хромая, между развалин. Пригибаясь, я поспешил за ним. Он приведет меня на стоянку банды похитителей.
Пора разобраться с уродами.
Глава 4
Месть. Люди и уроды
Скоро стало ясно, куда направляется Борзой.
Поняв это, я кивнул сам себе: так вот в чем дело! Хорошо, что стоянка бандитов недалеко, но, если Миха жив, где именно они его спрятали?
На бывшей СТО горел костер, вокруг сидели трое, еще одного я увидел на фургоне грузовика, а пятый расположился на крыше авторемонтной мастерской. Причем последние двое не просто так сидели, это были вооруженные охранники. Периодически они начинали оглядываться, крутили головами, иногда вставали и прохаживались. Интересно, зачем охранять лагерь, который находится почти у самой Ставки? Здесь некому напасть. Разве что другая конкурирующая банда решит наскочить.
Так или иначе, они насторожены и чего-то опасаются. Это плохо.
Когда стало ясно, что Борзой идет прямиком к костру, я пригнулся еще ниже, перебежал от дерева к кустарнику, а оттуда – к большому куску бетона, лежавшему на границе стоянки. Присел за ним и очень осторожно выглянул.
Все, дальше двигаться нельзя: костер горит ярко, и если не с грузовика, так с крыши мастерской меня точно засекут. Ладно, что мы тут имеем? Прямоугольник асфальта, на нем – длинное здание мастерской, ворота выломаны, виден большой зал. Перед мастерской, задом к ней, стоит грузовик. Слева от машины – ремонтная «яма», справа – костер. Я сейчас гляжу на все это спереди, то есть нахожусь перед покатой кабиной грузовика.
На крыше фургона сидел охренеть какой огромный мужик, метра два ростом, если не больше. Я не мог понять, что у него за ствол, но было такое впечатление, что это ручной пулемет. А вот часового на крыше мастерской почти не видно – различается только силуэт, едва подсвеченный снизу.
Вокруг костра лежали шкуры, на них и устроились трое бандитов. Доносился запах жареного мяса и крепкого курева. Двоих я узнал: Рыба и Кузьма. Бородач-егерь курил, неторопливо затягиваясь, уголек самокрутки разгорался и угасал. Третий сидел ко мне спиной. Обычного роста, бритый череп, очень широкие плечи. Пока больше о нем сказать нечего.
Ну, и где Миха? Заперт в одной из комнат рядом с ремонтным залом? Или связанный лежит на дне бетонной ямы? Нет, последнее вряд ли.
Когда Борзой подошел к костру, Рыба не пошевелился, а Кузьма с третьим бандитом подняли головы. Великан на грузовике повернулся, скрипнув железом. Часовой на мастерской не двигался – может, спит?
– Я тебе сказал: долго не бухать, – угрюмо произнес тот, что сидел спиной ко мне. – Почему хромаешь? С рукой что?
Ясно, старший. Главарь.
– Да я, – заговорил Борзой, – там с одним… хреном из леса, блин! Сцепился с ним…
– Сцепился? – На бритой голове заиграли отблески костра, когда главарь всем корпусом развернулся к Борзому, неуверенно топтавшемуся у костра.
– Ну, так вышло…
– Что ты лепечешь, придурок? Судя по тому, как ты хромаешь, он тебя отметелил.
– Не, Метис, ты послушай…
– Чего мне тебя слушать? Сказано было: скоро дело очень серьезное, ни во что не встревать. А ты?
– Да я… Девка эта, понимаешь? Шлюха, а не дает! Я к ней и так, и сяк… А этот… Ну, он вышибала там новый. Пошли, замочим его, Метис, – горячо шептал Борзой, склоняясь к главарю. – Он жлоб какой-то, из Леса только выполз… у-у, морда тупая! Давай его завалим, к Лесу бога душу его мать!
– Шум, сказано было, не поднимать, – раздельно повторил тот, кого звали Метисом.
– Да какой шум! Мы тихо! Зарежем его, чик – и жмурик!
– А сам, значит, не можешь? – спросил Кузьма, выпустив в небо клуб дыма.
– А ты молчи, борода! – окрысился Борзой. – Вертухай, блин, чья б мычала! Метис, ну пошли…
Борзой еще ниже склонился к главарю. Я не понял, что произошло, не увидел удара, но кочевник в красной рубашке вдруг отлетел назад и стукнулся затылком об асфальт. Приподняв голову, он застонал:
Поняв это, я кивнул сам себе: так вот в чем дело! Хорошо, что стоянка бандитов недалеко, но, если Миха жив, где именно они его спрятали?
На бывшей СТО горел костер, вокруг сидели трое, еще одного я увидел на фургоне грузовика, а пятый расположился на крыше авторемонтной мастерской. Причем последние двое не просто так сидели, это были вооруженные охранники. Периодически они начинали оглядываться, крутили головами, иногда вставали и прохаживались. Интересно, зачем охранять лагерь, который находится почти у самой Ставки? Здесь некому напасть. Разве что другая конкурирующая банда решит наскочить.
Так или иначе, они насторожены и чего-то опасаются. Это плохо.
Когда стало ясно, что Борзой идет прямиком к костру, я пригнулся еще ниже, перебежал от дерева к кустарнику, а оттуда – к большому куску бетона, лежавшему на границе стоянки. Присел за ним и очень осторожно выглянул.
Все, дальше двигаться нельзя: костер горит ярко, и если не с грузовика, так с крыши мастерской меня точно засекут. Ладно, что мы тут имеем? Прямоугольник асфальта, на нем – длинное здание мастерской, ворота выломаны, виден большой зал. Перед мастерской, задом к ней, стоит грузовик. Слева от машины – ремонтная «яма», справа – костер. Я сейчас гляжу на все это спереди, то есть нахожусь перед покатой кабиной грузовика.
На крыше фургона сидел охренеть какой огромный мужик, метра два ростом, если не больше. Я не мог понять, что у него за ствол, но было такое впечатление, что это ручной пулемет. А вот часового на крыше мастерской почти не видно – различается только силуэт, едва подсвеченный снизу.
Вокруг костра лежали шкуры, на них и устроились трое бандитов. Доносился запах жареного мяса и крепкого курева. Двоих я узнал: Рыба и Кузьма. Бородач-егерь курил, неторопливо затягиваясь, уголек самокрутки разгорался и угасал. Третий сидел ко мне спиной. Обычного роста, бритый череп, очень широкие плечи. Пока больше о нем сказать нечего.
Ну, и где Миха? Заперт в одной из комнат рядом с ремонтным залом? Или связанный лежит на дне бетонной ямы? Нет, последнее вряд ли.
Когда Борзой подошел к костру, Рыба не пошевелился, а Кузьма с третьим бандитом подняли головы. Великан на грузовике повернулся, скрипнув железом. Часовой на мастерской не двигался – может, спит?
– Я тебе сказал: долго не бухать, – угрюмо произнес тот, что сидел спиной ко мне. – Почему хромаешь? С рукой что?
Ясно, старший. Главарь.
– Да я, – заговорил Борзой, – там с одним… хреном из леса, блин! Сцепился с ним…
– Сцепился? – На бритой голове заиграли отблески костра, когда главарь всем корпусом развернулся к Борзому, неуверенно топтавшемуся у костра.
– Ну, так вышло…
– Что ты лепечешь, придурок? Судя по тому, как ты хромаешь, он тебя отметелил.
– Не, Метис, ты послушай…
– Чего мне тебя слушать? Сказано было: скоро дело очень серьезное, ни во что не встревать. А ты?
– Да я… Девка эта, понимаешь? Шлюха, а не дает! Я к ней и так, и сяк… А этот… Ну, он вышибала там новый. Пошли, замочим его, Метис, – горячо шептал Борзой, склоняясь к главарю. – Он жлоб какой-то, из Леса только выполз… у-у, морда тупая! Давай его завалим, к Лесу бога душу его мать!
– Шум, сказано было, не поднимать, – раздельно повторил тот, кого звали Метисом.
– Да какой шум! Мы тихо! Зарежем его, чик – и жмурик!
– А сам, значит, не можешь? – спросил Кузьма, выпустив в небо клуб дыма.
– А ты молчи, борода! – окрысился Борзой. – Вертухай, блин, чья б мычала! Метис, ну пошли…
Борзой еще ниже склонился к главарю. Я не понял, что произошло, не увидел удара, но кочевник в красной рубашке вдруг отлетел назад и стукнулся затылком об асфальт. Приподняв голову, он застонал: