Страница:
Глава 12
А в то же время в сокровищнице Сиф решилась действовать, не вынеся горестного выражения, появившегося на лице куклы после того, как на нее был надет шлем; к тому же ее посетила мысль, что совсем недавно руки морского демона прикасались ко всем золотым предметам, что окружали сейчас куклу. Она вырвала человечка из золотого плена и сорвала с него шлем; от ее резких движений предметы со звоном рассыпались по полу. Забыв обо всем, Сиф прижала игрушку к груди, осыпала поцелуями и принялась баюкать и укачивать ее, нашептывая слова любви и утешения.
Глава 13
Мышелову в каюте удалось увернуться от шипастых объятий, а в глубине моря вторая половина его "я" вовремя развернула чудовищную тушу и спасла тем самым корабль от неминуемой гибели. Как только чудовище вынырнуло на поверхность, обе половинки Мышелова вновь соединились и вернулись в каюту, которая накренилась так сильно, словно «Морской Ястреб» уже шел ко дну.
Все, кто был на палубе, вытаращив глаза и разинув рты, глазели на гигантскую фигуру, шириной намного превосходившую их судно, взметнувшуюся из темных глубин совсем рядом с ними, так близко, что корабль содрогнулся всем корпусом, – при желании можно было протянуть руку и коснуться чудовища. Оно походило на лишенную окон башню из черной сапожной кожи, с которой каскадами рушилась вода. Башня вздымалась все выше и выше, притягивая их взоры к небу, пока наконец над водой не показался огромный хвост, – мощный удар плавников, и черный левиафан воспарил прямо над палубой «Морского Ястреба», необъятный, как грозовая туча. Сходство еще более усиливали струи воды, стекавшие, подобно дождю, прямо на палубу, и оглушительный, точно раскат грома, удар хвоста по волнам. Не хватало лишь молний. Матросам, чтобы устоять на ногах, пришлось хвататься за первое, что попало под руку, ибо корабль накренился так резко, точно был живым существом, пытающимся стряхнуть с себя людей. К счастью, благодаря случившемуся недавно у Мышелова приступу властного зуда, на палубе хватало всякого рода канатов и веревок, так что, когда корабль скользнул в зияющий водяной провал, оставленный телом левиафана, за борт никого не смыло. Но когда чудовище рухнуло назад, в свою родную стихию, море вокруг корабля повторно содрогнулось, соленый океан сомкнулся над мачтами, и, увлекаемое тяжестью воды, судно заскользило вниз, вниз, вниз.
Позднее Мышелов никак не мог решить, что из развернувшейся в каюте схватки происходило собственно в просочившейся туда воде, а что – в том пузыре воздуха, который сжала в своих тисках подступающая со всех сторон морская стихия. Все они – и сам Мышелов, и чудовищным образом преобразившаяся Исисси, и та тварь, которую он принял за ее брата, – двигались томительно медленно, как в страшном сне, когда во что бы то ни стало нужно опередить преследователя, а ноги вязнут, словно у попавшей в мед мухи. В их движениях сочетались элементы борьбы не на жизнь, а на смерть и ритуального танца, И все это время Мышелов оставался в центре, а Исисси с братцем кружили вокруг него, словно две акулы. Попеременно они делали атакующие выпады, как ножницами щелкая своими длинными челюстями, утыканными острыми словно бритвы зубами. В то же время он испытывал постоянно увеличивающееся давление; но теперь оно не только разрывало череп, а распространилось на поверхность его тела более или менее равномерно; разве только легкие ощущали его немного больше.
Все началось с того самого момента, когда ему удалось избежать первых смертельных объятий Исисси. При этом они поменялись местами: она покинула сундук, он же, напротив, приблизился к нему. Затем, когда она изготовилась для второго броска (колючие ноги плотно сжаты, руки прижаты к чешуйчатым бокам, челюсти широко открыты, зеленые глаза горят), а он в свою очередь приготовился отразить ее натиск, ему вдруг пришла в голову неожиданная мысль: он схватил в охапку лежавшую сверху штуку материи и подбросил вверх. Облако шелка разделило их медным занавесом. Этот маневр и впрямь на некоторое время отвлек нападавшую, но, опомнившись, она так хватанула зубами прямо сердцевину розовато-оранжевого облака, что от него остались одни клочки и ошметки и, разумеется, ни о каком плаще, или платье для приемов, или церемониальном платье для хранительницы сокровищ Сиф не приходилось уже и мечтать.
Повернувшись в другую сторону, Мышелов оказался лицом к лицу с Мордругом. Он решил повторить удачно сработавший прием, и в воздух взметнулся кусок фиолетового шелка, который он скрепя сердце купил для гордячки Афрейт. Но и его постигла та же участь: через несколько мгновений от него осталось лишь облако узеньких полосочек, в котором, словно чудовищная луна, переливалась серебром устрашающе щелкающая челюстями физиономия Мордруга.
Сзади, прорвавшись сквозь облако медно-красных клочьев, вновь наседала Исисси. Но и эта атака была отбита при помощи штуки ярко-алого шелка, предназначавшегося в подарок рыбачке Хильзи, бывшей проститутке. Однако и этому куску повезло не больше, чем двум другим: зубы морского чудовища превратили его в ничто так же быстро, как близящаяся ночь стирает последние отблески заката.
Пришлось Мышелову принести в жертву морским демонам все так любовно и дипломатично выбранные подарки: бронзово-желтый атлас для подруги Хильзи, Рилл, темно-коричневый с золотым шитьем для Фафхрда, нежно-розовый и цвета морской волны (снова для Сиф), небесно-голубой (для Афрейт – чтобы Фафхрд не дулся), пурпурный для Пшаури (в честь его повышения в звании) и даже один для Гронигера (самый незатейливый черный). Когда вся эта роскошь превратилась в груду самого дорогого в мире конфетти, сундук оказался пуст.
По счастью, атаки демонов к этому времени тоже стали заметно менее интенсивными и утратили свою первоначальную ярость, а потом и вовсе сошли на нет, превратившись в почти бесцельное колыхание взад-вперед, сильно напоминавшее конвульсии издыхающей рыбы. Одновременно чудесным образом стало уменьшаться и давление.
А дело было вот в чем: после того как «Морской Ястреб» соскользнул в оставленный телом левиафана провал, свинец, залитый в его киль (именно он и делал корабль устойчивым), потянул судно вниз. Обильный груз, и в особенности бронзовые слитки и медные пластины, тоже увлекали корабль в пучину. Но, с другой стороны, большая часть груза состояла из товаров, которые были легче воды, – хорошо просушенный лес, просмоленные бочки с мукой, шерстяные мешки с зерном. Да к тому же, благодаря просмоленной парусине, которой был укрыт лес, и пропитанной жиром грубой шерсти, укрывавшей зерно, груз оказался водонепроницаемым, и воздух, в больших количествах скопившийся внутри упаковки, превратил его в поплавки.
До тех пор, пока товары находились на поверхности, своим совокупным весом они погружали корабль в воду, но, оказавшись под водой, груз начал выталкивать «Морского Ястреба» назад, на поверхность.
Опять же, при обычных условиях – то есть если бы груз был закреплен всего лишь как обычно – все, что было на палубе, могло бы оторваться от нее и всплыть: доски и бревна плавали бы по поверхности моря, словно остатки рассыпавшегося плота, мешки с зерном подпрыгивали бы на волнах, как воздушные шары, а «Морской Ястреб» тем временем продолжал бы опускаться в водяную могилу, увлекая с собой и тех, кто находился в каюте под палубой, и пораженных ужасом моряков наверху, которые, уцепившись в панике за что попало, не успели вовремя ослабить хватку.
Но, пустившись в коммерцию, Мышелов принял твердое решение завоевать славу самого умного и дальновидного негоцианта и потому пустил в ход всю свою смекалку и всю силу своих легких, надзирая за погрузкой своего корабля в брульской гавани; к тому же ему совершенно не хотелось, чтобы у Фафхрда, или у Сиф, или (Мог сохрани!) у Скора была причина критиковать его. А если добавить к этому еще и слегка отдававшую садизмом настойчивость, с которой он гонял свою команду по кораблю во время путешествия, заставляя привязывать и перевязывать груз, то станет понятно, что так надежно, как на палубе «Морского Ястреба», груз не был укреплен еще нигде и никогда. Таким образом, то, что другие утром описываемого дня расценивали как безумный каприз своего капитана, обеспечило спасение кораблю и команде.
Конечно, веревки и канаты скрипели и трещали под водой (еще бы, ведь они тянули наверх целый корабль), но ни одна из них не лопнула и не развязалась, ни один хранивший воздух мешок не всплыл раньше, чем «Морской Ястреб» достиг поверхности.
Все, кто был на палубе, вытаращив глаза и разинув рты, глазели на гигантскую фигуру, шириной намного превосходившую их судно, взметнувшуюся из темных глубин совсем рядом с ними, так близко, что корабль содрогнулся всем корпусом, – при желании можно было протянуть руку и коснуться чудовища. Оно походило на лишенную окон башню из черной сапожной кожи, с которой каскадами рушилась вода. Башня вздымалась все выше и выше, притягивая их взоры к небу, пока наконец над водой не показался огромный хвост, – мощный удар плавников, и черный левиафан воспарил прямо над палубой «Морского Ястреба», необъятный, как грозовая туча. Сходство еще более усиливали струи воды, стекавшие, подобно дождю, прямо на палубу, и оглушительный, точно раскат грома, удар хвоста по волнам. Не хватало лишь молний. Матросам, чтобы устоять на ногах, пришлось хвататься за первое, что попало под руку, ибо корабль накренился так резко, точно был живым существом, пытающимся стряхнуть с себя людей. К счастью, благодаря случившемуся недавно у Мышелова приступу властного зуда, на палубе хватало всякого рода канатов и веревок, так что, когда корабль скользнул в зияющий водяной провал, оставленный телом левиафана, за борт никого не смыло. Но когда чудовище рухнуло назад, в свою родную стихию, море вокруг корабля повторно содрогнулось, соленый океан сомкнулся над мачтами, и, увлекаемое тяжестью воды, судно заскользило вниз, вниз, вниз.
Позднее Мышелов никак не мог решить, что из развернувшейся в каюте схватки происходило собственно в просочившейся туда воде, а что – в том пузыре воздуха, который сжала в своих тисках подступающая со всех сторон морская стихия. Все они – и сам Мышелов, и чудовищным образом преобразившаяся Исисси, и та тварь, которую он принял за ее брата, – двигались томительно медленно, как в страшном сне, когда во что бы то ни стало нужно опередить преследователя, а ноги вязнут, словно у попавшей в мед мухи. В их движениях сочетались элементы борьбы не на жизнь, а на смерть и ритуального танца, И все это время Мышелов оставался в центре, а Исисси с братцем кружили вокруг него, словно две акулы. Попеременно они делали атакующие выпады, как ножницами щелкая своими длинными челюстями, утыканными острыми словно бритвы зубами. В то же время он испытывал постоянно увеличивающееся давление; но теперь оно не только разрывало череп, а распространилось на поверхность его тела более или менее равномерно; разве только легкие ощущали его немного больше.
Все началось с того самого момента, когда ему удалось избежать первых смертельных объятий Исисси. При этом они поменялись местами: она покинула сундук, он же, напротив, приблизился к нему. Затем, когда она изготовилась для второго броска (колючие ноги плотно сжаты, руки прижаты к чешуйчатым бокам, челюсти широко открыты, зеленые глаза горят), а он в свою очередь приготовился отразить ее натиск, ему вдруг пришла в голову неожиданная мысль: он схватил в охапку лежавшую сверху штуку материи и подбросил вверх. Облако шелка разделило их медным занавесом. Этот маневр и впрямь на некоторое время отвлек нападавшую, но, опомнившись, она так хватанула зубами прямо сердцевину розовато-оранжевого облака, что от него остались одни клочки и ошметки и, разумеется, ни о каком плаще, или платье для приемов, или церемониальном платье для хранительницы сокровищ Сиф не приходилось уже и мечтать.
Повернувшись в другую сторону, Мышелов оказался лицом к лицу с Мордругом. Он решил повторить удачно сработавший прием, и в воздух взметнулся кусок фиолетового шелка, который он скрепя сердце купил для гордячки Афрейт. Но и его постигла та же участь: через несколько мгновений от него осталось лишь облако узеньких полосочек, в котором, словно чудовищная луна, переливалась серебром устрашающе щелкающая челюстями физиономия Мордруга.
Сзади, прорвавшись сквозь облако медно-красных клочьев, вновь наседала Исисси. Но и эта атака была отбита при помощи штуки ярко-алого шелка, предназначавшегося в подарок рыбачке Хильзи, бывшей проститутке. Однако и этому куску повезло не больше, чем двум другим: зубы морского чудовища превратили его в ничто так же быстро, как близящаяся ночь стирает последние отблески заката.
Пришлось Мышелову принести в жертву морским демонам все так любовно и дипломатично выбранные подарки: бронзово-желтый атлас для подруги Хильзи, Рилл, темно-коричневый с золотым шитьем для Фафхрда, нежно-розовый и цвета морской волны (снова для Сиф), небесно-голубой (для Афрейт – чтобы Фафхрд не дулся), пурпурный для Пшаури (в честь его повышения в звании) и даже один для Гронигера (самый незатейливый черный). Когда вся эта роскошь превратилась в груду самого дорогого в мире конфетти, сундук оказался пуст.
По счастью, атаки демонов к этому времени тоже стали заметно менее интенсивными и утратили свою первоначальную ярость, а потом и вовсе сошли на нет, превратившись в почти бесцельное колыхание взад-вперед, сильно напоминавшее конвульсии издыхающей рыбы. Одновременно чудесным образом стало уменьшаться и давление.
А дело было вот в чем: после того как «Морской Ястреб» соскользнул в оставленный телом левиафана провал, свинец, залитый в его киль (именно он и делал корабль устойчивым), потянул судно вниз. Обильный груз, и в особенности бронзовые слитки и медные пластины, тоже увлекали корабль в пучину. Но, с другой стороны, большая часть груза состояла из товаров, которые были легче воды, – хорошо просушенный лес, просмоленные бочки с мукой, шерстяные мешки с зерном. Да к тому же, благодаря просмоленной парусине, которой был укрыт лес, и пропитанной жиром грубой шерсти, укрывавшей зерно, груз оказался водонепроницаемым, и воздух, в больших количествах скопившийся внутри упаковки, превратил его в поплавки.
До тех пор, пока товары находились на поверхности, своим совокупным весом они погружали корабль в воду, но, оказавшись под водой, груз начал выталкивать «Морского Ястреба» назад, на поверхность.
Опять же, при обычных условиях – то есть если бы груз был закреплен всего лишь как обычно – все, что было на палубе, могло бы оторваться от нее и всплыть: доски и бревна плавали бы по поверхности моря, словно остатки рассыпавшегося плота, мешки с зерном подпрыгивали бы на волнах, как воздушные шары, а «Морской Ястреб» тем временем продолжал бы опускаться в водяную могилу, увлекая с собой и тех, кто находился в каюте под палубой, и пораженных ужасом моряков наверху, которые, уцепившись в панике за что попало, не успели вовремя ослабить хватку.
Но, пустившись в коммерцию, Мышелов принял твердое решение завоевать славу самого умного и дальновидного негоцианта и потому пустил в ход всю свою смекалку и всю силу своих легких, надзирая за погрузкой своего корабля в брульской гавани; к тому же ему совершенно не хотелось, чтобы у Фафхрда, или у Сиф, или (Мог сохрани!) у Скора была причина критиковать его. А если добавить к этому еще и слегка отдававшую садизмом настойчивость, с которой он гонял свою команду по кораблю во время путешествия, заставляя привязывать и перевязывать груз, то станет понятно, что так надежно, как на палубе «Морского Ястреба», груз не был укреплен еще нигде и никогда. Таким образом, то, что другие утром описываемого дня расценивали как безумный каприз своего капитана, обеспечило спасение кораблю и команде.
Конечно, веревки и канаты скрипели и трещали под водой (еще бы, ведь они тянули наверх целый корабль), но ни одна из них не лопнула и не развязалась, ни один хранивший воздух мешок не всплыл раньше, чем «Морской Ястреб» достиг поверхности.
Глава 14
Так вот и получилось, что Мышелов смог выбраться из каюты через люк, вновь увидеть ясное голубое небо, наполнить свои легкие более подходящей для них субстанцией и слабым голосом поздравить Миккиду и одного из минголов, бултыхавшихся и отплевывавшихся неподалеку, с чудесным спасением. Правда, «Морской Ястреб» зачерпнул порядочно воды, но зато корабль по-прежнему уверенно держался на плаву, мачта и парус были невредимы, хотя с последнего потоками стекала вода, море оставалось спокойным, а команда (как вскоре выяснилось) в полном здравии. Поэтому Мышелов решил, что ничто не помешает его людям вычерпать воду, откачать остатки насосом и продолжить путешествие. Занятые подготовкой корабля к дальнейшему плаванию, матросы не обратили внимания на двух довольно больших рыб, которые, пометавшись по палубе, перескочили через борт и скрылись в морских глубинах, – что же в этом особенного, во всем Невоне так и заведено, что вода более всего подходит рыбам для жизни.
Глава 15
Две недели спустя, через неделю после благополучного возвращения «Морского Ястреба» в Соленую Гавань, Фафхрд и Афрейт устроили в «Обломке Кораблекрушения» обед для капитана Мышелова и его команды; впрочем, сам Мышелов и Сиф оплатили часть расходов из той прибыли, которую дал последний рейс. Многочисленные друзья-островитяне также получили приглашения. День торжественного обеда совпал с первой снежной бурей: зимние штормы в тот год долго обходили остров стороной. Но за просоленными морскими ветрами стенами таверны было тепло и уютно, выпивки предостаточно, и еда такая, что лучше и желать нечего, – пожалуй, если бы не один нюанс.
– Фруктовый суп немного отдает жиром и шерстью, – заметила Хильзи. – Не то чтобы очень сильно, но довольно неприятно.
– Да это из-за жира, которым пропитали мешковину, – просветил ее Миккиду. – Благодаря ему вода не дала мешкам промокнуть, и они не дали нам утонуть. Они были как поплавки. Капитан Мышелов все предусмотрел.
– И все равно девчонка в его каюте была, – напомнил ему Скор вполголоса. – И этот чертов сундук с тряпками тоже. Враль он, каких мало, – с этим-то ты не поспоришь.
– Да, но ведь девчонка-то оказалась морским демоном, и тряпки понадобились ему для защиты, а это уже совсем другое дело, – возразил верный Миккиду.
– А я и видел ее только в образе призрачного морского демона с серебряными плавниками, – вставил старый Урф. – В ту ночь, когда мы вышли из Но-Омбрульска, я видел, как она поднялась из каюты на палубу и оттуда вызывала морских духов и чудовищ и говорила с ними.
– Почему же ты не доложил об этом Мышелову? – спросил Фафхрд, указывая на почтенного мингола своим железным крюком.
– Кто же говорит о призраках в их присутствии? – удивился тот. – Верный способ добавить им силы. Молчание – золото, как говорится.
– Да, а слово – серебро, – веско бросил Фафхрд. Рилл через весь стол обратилась к Мышелову с вопросом:
– А что же ты делал с демоницей, пока она оставалась в образе девушки? Я так понимаю, ты держал ее связанной или по крайней мере пытался?
– Да, – ввернула сидевшая рядом Сиф. – Ты ведь даже подумывал одно время сделать из нее для меня служанку, не так ли? – Она лукаво улыбнулась. – Подумать только, какую помощницу я потеряла, не говоря уже о прекрасных тканях.
– Да, я замахнулся на то, что мне явно было не по силам, – мужественно признал Серый, зардевшись. – Счастье, что хоть жив остался. – Он повернулся к Сиф:
– А если бы ты не выдернула мое изображение из того меченого золота, то живым бы мне не уйти.
– Именно я тебя туда и засунула, – ответила она, положив ладонь на его руку, лежавшую на столе. – Но, будем надеяться, теперь оно очищено.
Она лично провела церемонию очищения сакрального золота от гибельного влияния Симоргии, которому магические предметы подверглись, когда морские духи вторглись в сокровищницу. Ей помогала матушка Грам, сомневавшаяся, надо сказать, в действенности этого ритуала.
Потом Скор описал прыжок левиафана через палубу «Морского Ястреба». Афрейт понимающе кивнула и сказала:
– Однажды я плыла в рыбачьей лодке, и рядом с нами вынырнул кит. Такое не скоро забудешь.
– Да, и когда увидишь свой корабль с обратной стороны планшира, тоже, – задумчиво ответил Мышелов. Потом, подмигнув, добавил:
– Клянусь Могом, вот это был бы удар!
– Фруктовый суп немного отдает жиром и шерстью, – заметила Хильзи. – Не то чтобы очень сильно, но довольно неприятно.
– Да это из-за жира, которым пропитали мешковину, – просветил ее Миккиду. – Благодаря ему вода не дала мешкам промокнуть, и они не дали нам утонуть. Они были как поплавки. Капитан Мышелов все предусмотрел.
– И все равно девчонка в его каюте была, – напомнил ему Скор вполголоса. – И этот чертов сундук с тряпками тоже. Враль он, каких мало, – с этим-то ты не поспоришь.
– Да, но ведь девчонка-то оказалась морским демоном, и тряпки понадобились ему для защиты, а это уже совсем другое дело, – возразил верный Миккиду.
– А я и видел ее только в образе призрачного морского демона с серебряными плавниками, – вставил старый Урф. – В ту ночь, когда мы вышли из Но-Омбрульска, я видел, как она поднялась из каюты на палубу и оттуда вызывала морских духов и чудовищ и говорила с ними.
– Почему же ты не доложил об этом Мышелову? – спросил Фафхрд, указывая на почтенного мингола своим железным крюком.
– Кто же говорит о призраках в их присутствии? – удивился тот. – Верный способ добавить им силы. Молчание – золото, как говорится.
– Да, а слово – серебро, – веско бросил Фафхрд. Рилл через весь стол обратилась к Мышелову с вопросом:
– А что же ты делал с демоницей, пока она оставалась в образе девушки? Я так понимаю, ты держал ее связанной или по крайней мере пытался?
– Да, – ввернула сидевшая рядом Сиф. – Ты ведь даже подумывал одно время сделать из нее для меня служанку, не так ли? – Она лукаво улыбнулась. – Подумать только, какую помощницу я потеряла, не говоря уже о прекрасных тканях.
– Да, я замахнулся на то, что мне явно было не по силам, – мужественно признал Серый, зардевшись. – Счастье, что хоть жив остался. – Он повернулся к Сиф:
– А если бы ты не выдернула мое изображение из того меченого золота, то живым бы мне не уйти.
– Именно я тебя туда и засунула, – ответила она, положив ладонь на его руку, лежавшую на столе. – Но, будем надеяться, теперь оно очищено.
Она лично провела церемонию очищения сакрального золота от гибельного влияния Симоргии, которому магические предметы подверглись, когда морские духи вторглись в сокровищницу. Ей помогала матушка Грам, сомневавшаяся, надо сказать, в действенности этого ритуала.
Потом Скор описал прыжок левиафана через палубу «Морского Ястреба». Афрейт понимающе кивнула и сказала:
– Однажды я плыла в рыбачьей лодке, и рядом с нами вынырнул кит. Такое не скоро забудешь.
– Да, и когда увидишь свой корабль с обратной стороны планшира, тоже, – задумчиво ответил Мышелов. Потом, подмигнув, добавил:
– Клянусь Могом, вот это был бы удар!
Звездная болезнь и тихое помешательство
Глава 1
Однажды, когда морозный и ветреный день ранней весны на Льдистом острове уже клонился к вечеру, Фафхрд и Серый Мышелов с удовольствием опустились на сиденья отдельной кабинки в таверне «Обломок Кораблекрушения», что в Соленой Гавани. Несмотря на то что на острове они прожили всего год, а завсегдатаями таверны числились восемь месяцев, никому и в голову не приходило оспаривать их право на отдельную кабинку в этом заведении – во всяком случае не в их присутствии. Оба порядком устали: один руководил работами по ремонту днища «Морского Ястреба», который нужно было закончить до полнолуния, пока не наступила пора высоких приливов, а потом зашел на стрельбище пострелять немного из лука; второй присматривал за тем, как движется постройка новых казарм, предназначавшихся одновременно и под склады, а заодно и производил ревизию имеющихся в наличии строительных материалов. Однако пара кружек горького эля на брата заставила позабыть все дневные заботы, и мысли их потекли совершенно в ином направлении. У стойки бара стояли их помощники: здоровяк Скор, ростом не уступавший самому Фафхрду, и коротышки-воры Пшаури и Миккиду, остепенившиеся за последние несколько месяцев. Хозяин за стойкой уже зажигал факелы, так как еще по-зимнему короткий день клонился к вечеру и в углах таверны сгущался полумрак.
Сосредоточенно подравнивая острым как бритва Кошачьим Когтем ноготь большого пальца, Мышелов начал:
– Помнится, каких-то семнадцать лун тому назад мы с тобой сидели в таверне «Серебряный Угорь» в Ланкмаре и считали, что Льдистый – легенда. И вот мы здесь.
– Ланкмар, – протянул Фафхрд, чертя своим металлическим крюком по поверхности стола. – Кажется, слыхал я о таком городе. Странно все-таки, как часто мы с тобой думаем об одном и том же. Можно подумать, что мы – разлученные половинки одного человека, только был ли он героем или злодеем, философом или негодяем – трудно сказать.
– Я бы сказал – демоном, – тут же ответил Мышелов. – Демоническим воином. Мы и раньше гадали, кем он мог быть, помнишь? Мы решили, что во время боя он ревел, как разъяренный медведь. Может, он и был медведем-оборотнем.
Фафхрд продолжал с усмешкой:
– Но в ту ночь (с той поры здесь прошло уже двенадцать лун, да еще в Ланкмаре пять) мы оба выпили по двенадцать кружек горького эля вместо обычных двух, да еще и полирнули их бренди – вряд ли в таком состоянии можно отличить вымысел от реальности. Ну а потом в «Угорь» вошли две героини с прославленного Льдистого, реальные, как похмелье, ведь так?
Одетый во все серое коротыш, не обращая внимания на слова Северянина, тем же задумчивым тоном продолжал:
– А ты, набравшись до самых бровей, – что, разве не так? – завел жалобную песню о том, как тебе не хватает работы, земли, ответственности, сыновей и прочих обязанностей, включая жену!
– Да, и вот теперь у меня все это есть, и даже жена! А ты, кстати, был не трезвее моего – тоже жаловался на судьбу, как и я! – заявил Фафхрд. Глаза его затуманили воспоминания. Он добавил:
– Хотя, быть может, лучше было бы назвать мою жену товарищем или компаньоном – даже партнером.
– Одна в трех лицах, – подытожил Мышелов. – Что же до остальных благ, которых жаждал твой затуманенный винными парами разум, – и здесь двух мнений быть не может! – то мы оба просто нашпигованы ими, как свиной окорок чесноком. Вот только сыновей, насколько я знаю, нет. Если, конечно, не считать перезревшими младенцами наших людей, каковыми они мне иногда и кажутся.
Фафхрд, вглядывавшийся в дверной проем на протяжении последней тирады Мышелова, поднялся со словами:
– Кстати, о дамах, а не присоединиться ли нам к ним? Их кабина, кажется, побольше нашей.
– Конечно. Чего мы ждем? – ответил Мышелов, вскакивая на ноги. Затем тихо добавил:
– Скажи мне, они только что появились? Или, когда мы вошли, нам так не терпелось промочить горло, что мы ничего вокруг не видели и не слышали?
Фафхрд пожал плечами:
– Кто знает? Да и какая разница?
– Для них, может, и есть разница, – ответил другой.
Сосредоточенно подравнивая острым как бритва Кошачьим Когтем ноготь большого пальца, Мышелов начал:
– Помнится, каких-то семнадцать лун тому назад мы с тобой сидели в таверне «Серебряный Угорь» в Ланкмаре и считали, что Льдистый – легенда. И вот мы здесь.
– Ланкмар, – протянул Фафхрд, чертя своим металлическим крюком по поверхности стола. – Кажется, слыхал я о таком городе. Странно все-таки, как часто мы с тобой думаем об одном и том же. Можно подумать, что мы – разлученные половинки одного человека, только был ли он героем или злодеем, философом или негодяем – трудно сказать.
– Я бы сказал – демоном, – тут же ответил Мышелов. – Демоническим воином. Мы и раньше гадали, кем он мог быть, помнишь? Мы решили, что во время боя он ревел, как разъяренный медведь. Может, он и был медведем-оборотнем.
Фафхрд продолжал с усмешкой:
– Но в ту ночь (с той поры здесь прошло уже двенадцать лун, да еще в Ланкмаре пять) мы оба выпили по двенадцать кружек горького эля вместо обычных двух, да еще и полирнули их бренди – вряд ли в таком состоянии можно отличить вымысел от реальности. Ну а потом в «Угорь» вошли две героини с прославленного Льдистого, реальные, как похмелье, ведь так?
Одетый во все серое коротыш, не обращая внимания на слова Северянина, тем же задумчивым тоном продолжал:
– А ты, набравшись до самых бровей, – что, разве не так? – завел жалобную песню о том, как тебе не хватает работы, земли, ответственности, сыновей и прочих обязанностей, включая жену!
– Да, и вот теперь у меня все это есть, и даже жена! А ты, кстати, был не трезвее моего – тоже жаловался на судьбу, как и я! – заявил Фафхрд. Глаза его затуманили воспоминания. Он добавил:
– Хотя, быть может, лучше было бы назвать мою жену товарищем или компаньоном – даже партнером.
– Одна в трех лицах, – подытожил Мышелов. – Что же до остальных благ, которых жаждал твой затуманенный винными парами разум, – и здесь двух мнений быть не может! – то мы оба просто нашпигованы ими, как свиной окорок чесноком. Вот только сыновей, насколько я знаю, нет. Если, конечно, не считать перезревшими младенцами наших людей, каковыми они мне иногда и кажутся.
Фафхрд, вглядывавшийся в дверной проем на протяжении последней тирады Мышелова, поднялся со словами:
– Кстати, о дамах, а не присоединиться ли нам к ним? Их кабина, кажется, побольше нашей.
– Конечно. Чего мы ждем? – ответил Мышелов, вскакивая на ноги. Затем тихо добавил:
– Скажи мне, они только что появились? Или, когда мы вошли, нам так не терпелось промочить горло, что мы ничего вокруг не видели и не слышали?
Фафхрд пожал плечами:
– Кто знает? Да и какая разница?
– Для них, может, и есть разница, – ответил другой.
Глава 2
Много ланкмарских миль восточнее и южнее, во тьме безлунной ночи, на краю Великой Соленой Топи архимаг Нингобль держал совет с чародеем Шильбой. Каждый раз, когда он, сотрясаясь всей своей тушей, с риском для жизни склонялся со спины слона, пронесшего своего владельца от пещеры в пустыне через Зыбучие Земли сквозь все препятствия к условленному месту, семь сверкающих глаз искрами вспыхивали в тени широкого, низко опущенного капюшона. Его собеседник, выпрямившись во весь рост в дверях крохотной хижинки, пришедшей сюда своим ходом из самого центра ядовитых топей, устремил безглазое лицо ему навстречу. Оба волшебника изо всех сил старались перекричать, перереветь или перевизжать тот безымянный космический гвалт (не слышный уху простого смертного), который сводил на нет все их предшествующие попытки побеседовать на расстоянии. И вот наконец им удалось услышать друг друга!
– Некие неопровержимые признаки указали мне, что волнение в магических сферах, ломающее и сводящее на нет все мои заклинания, есть результат исчезновения из Ланкмара моего слуги и ученика варвара Фафхрда. Без его легковерного добродушия вся моя магия обращается в дым, а нехватка присущего ему романтического идеализма не позволяет ставить высокие цели, – одышливо просипел Нингобль.
На что Шильба ответил:
– И я тоже знаю теперь наверняка, что вся моя злая волшба терпит поражение оттого, что вместе с ним ушел Мышелов, мой протеже, которому я доверял самые мрачные и мерзкие поручения. Злые чары не срабатывают без подпитывающей их угрюмой, всепоглощающей злобы, характерной для него. Необходимо вытащить его с этого богами забытого острова, и Фафхрда с ним вместе!
– Но как же мы это сделаем, коль наша волшба утратила силу? Какому слуге можем мы поручить столь важную и ответственную миссию? Я знаю одну молодую ведьму, которая могла бы сослужить нам эту службу, но как раз сейчас она в рабстве у Кхакхта, сильного мага той холодной страны, – а он враждебен нам. Или же отыскать в шумном царстве духов их мнимого воинственного предка, известного под именем Ворчуна? Невеселая задача! Куда бы я ни бросил взгляд, повсюду встречаются лишь препятствия и неуверенность…
– Я сообщу об их местонахождении Могу, паучьему богу, покровителю Серого, – этот шум не препятствие для молитвы, – прервал его Шильба хриплым отрывистым шепотом. Присутствие велеречивого, рассеянного, вечно колеблющегося волшебника, способного видеть семь сторон одного вопроса одновременно, всегда помогало ему проявить себя с наилучшей стороны. – А потом вы вместе отправитесь в качестве советников к богам Фафхрда: этой доисторической скотине Косу, привередливому калеке Иссеку. Как только они узнают, где скрываются их былые почитатели, то нашлют на них такие громы и молнии, такие кары и проклятия, что те сами приползут к нам как миленькие и будут, скуля, умолять освободить их от наказания.
– И как это я сам до этого не додумался? – протестующе воскликнул Нингобль, носивший также прозвище Сплетник Богов. – За дело! За дело!
– Некие неопровержимые признаки указали мне, что волнение в магических сферах, ломающее и сводящее на нет все мои заклинания, есть результат исчезновения из Ланкмара моего слуги и ученика варвара Фафхрда. Без его легковерного добродушия вся моя магия обращается в дым, а нехватка присущего ему романтического идеализма не позволяет ставить высокие цели, – одышливо просипел Нингобль.
На что Шильба ответил:
– И я тоже знаю теперь наверняка, что вся моя злая волшба терпит поражение оттого, что вместе с ним ушел Мышелов, мой протеже, которому я доверял самые мрачные и мерзкие поручения. Злые чары не срабатывают без подпитывающей их угрюмой, всепоглощающей злобы, характерной для него. Необходимо вытащить его с этого богами забытого острова, и Фафхрда с ним вместе!
– Но как же мы это сделаем, коль наша волшба утратила силу? Какому слуге можем мы поручить столь важную и ответственную миссию? Я знаю одну молодую ведьму, которая могла бы сослужить нам эту службу, но как раз сейчас она в рабстве у Кхакхта, сильного мага той холодной страны, – а он враждебен нам. Или же отыскать в шумном царстве духов их мнимого воинственного предка, известного под именем Ворчуна? Невеселая задача! Куда бы я ни бросил взгляд, повсюду встречаются лишь препятствия и неуверенность…
– Я сообщу об их местонахождении Могу, паучьему богу, покровителю Серого, – этот шум не препятствие для молитвы, – прервал его Шильба хриплым отрывистым шепотом. Присутствие велеречивого, рассеянного, вечно колеблющегося волшебника, способного видеть семь сторон одного вопроса одновременно, всегда помогало ему проявить себя с наилучшей стороны. – А потом вы вместе отправитесь в качестве советников к богам Фафхрда: этой доисторической скотине Косу, привередливому калеке Иссеку. Как только они узнают, где скрываются их былые почитатели, то нашлют на них такие громы и молнии, такие кары и проклятия, что те сами приползут к нам как миленькие и будут, скуля, умолять освободить их от наказания.
– И как это я сам до этого не додумался? – протестующе воскликнул Нингобль, носивший также прозвище Сплетник Богов. – За дело! За дело!
Глава 3
Весь Невон, как известно, расположен меж двух полюсов – северным полюсом Смерти, или Царством Теней, и его полной противоположностью – благодатной Землей Богов, занимающей южную оконечность самого южного континента этого мира. Это райское место отделяет от более беспокойных и менее приятных северных земель Великое Экваториальное Течение (в котором, как говорят, купаются звезды), субэкваториальные пустыни и горы, известные под названием Горы Старейших. Именно там, на этой обетованной земле, и встретились боги Мог, Иссек и Кос. Место встречи они выбрали подальше от других божеств Невона, более культурных и утонченных, которым не по нраву были ни вши, блохи и беспрестанное ворчание неолитического бога Коса, ни некоторая женоподобность Иссека, хотя у Мога и были некоторые связи среди этих, как он их называл, «высших существ».
Трудно было бы сыскать троих столь непохожих друг на друга существ, как боги Мог, Кос и Иссек, их объединяла лишь общая печальная судьба – ни у кого из них практически не осталось почитателей. Молитвы, просьбы и даже богохульства стали в последнее время куда как редки, и всеми позабытые божки проводили целые дни в торжественном молчании, как и подобает богам; однако в их случае молчание явно затянулось и грозило вот-вот перейти в транс или смертное забытье. Поэтому все трое несказанно обрадовались, получив послание от магов, и тут же на него отреагировали.
– Ах они безбожники, мошенники, драчуны! – зашипел Мог, раздвинув в ядовитой усмешке широкий тонкогубый рот. В этот момент он очень напоминал паука, поджидающего в засаде муху. – Они-то нам и нужны! С ними, досточтимые небожители, нам всем работа найдется. Перед нами открывается редкая возможность попрактиковаться в карах и проклятиях.
– О да, чудесная перспектива! – подключился Иссек, оживленно размахивая кистями вывихнутых на дыбе рук. – Я давно должен был о них подумать – наши самые прославленные вероотступники скрылись на своем замороженном острове, чуть ли не в самом Царстве Теней, и думают, что мы уже над ними не властны, – какое ребячество, какая наивность! Но они за это поплатятся!
– Псы неблагодарные! – проскрежетал Кос сквозь лохматую густонаселенную черную бороду. – Мало того что они отвергли нас, их истинных небесных отцов и заступников, "так они еще и отреклись от всех приличных невонских божеств, связались с атеистами и стали прислуживать чужим богам, проститутки несчастные! Клянусь туманами и молниями, они у нас еще попляшут! А ну, где тут моя палица? (Известно было, что Могу и Иссеку приходилось время от времени применять силу, чтобы удержать Коса от опрометчивых поступков и не дать ему лично наказать какую-нибудь слишком строптивую или далеко заблудшую овцу.) – Предлагаю снова поссорить их с женщинами, – прочирикал Иссек. – Женщины имеют над мужчинами власть порою не меньшую, чем боги.
Мог отрицательно покачал своей громадной головогрудью:
– Наши мальчики слишком примитивны в своих запросах. Рассорь мы их с Афрейт и Сиф, как они тут же заведут шашни с Рилл и Хильзи, потаскухами из Соленой Гавани. – Пользуясь данной богам привилегией, Мог с легкостью узнал все подробности жизни на Льдистом острове, стоило ему лишь подумать о нем. – Нет, на этот раз придется выдумать что-нибудь похитрее.
– Чума на все эти тонкости! – взревел Кос. – Пытать их! Наслать на них кашель, пусть задохнутся, пусть у них член отгниет, пусть все кости размякнут!
– Тише, тише, а то ведь мы и вовсе их со свету сживем, – забеспокоился Мог. – У нас не так много почитателей, чтобы разбрасываться ими направо-налево, ты, пожиратель огня. Экономнее надо быть, экономнее! Кроме того, да будет тебе известно, угроза всегда страшит больше, чем ее исполнение. Думается мне, что самое подходящее для них наказание – старческий маразм, как вы полагаете?
– Что ж, вполне, – согласился внезапно протрезвевший Кос. – Мне, во всяком случае, этого было бы вполне достаточно.
– Значит, если я правильно тебя понял, старый Арахн, ты хочешь свести интересы твоего скользкого Мышелова к повседневным банальностям, заставить его думать не о манящем приключениями горизонте, но о ночном колпаке, обеденном столе, отхожем месте и кухонной плите? С большой дороги в сточную канаву, так сказать. Из океана в лужу. Не грандиозный пейзаж, а мутное окошко на задний двор. Гром не из тучи, а из навозной кучи, – прокомментировал предложение коллеги Иссек.
Мог в возбуждении распахнул все восемь глаз.
– А для твоего Фафхрда мы приготовим совсем другой сюрприз: пусть воображает себя звездочетом, пусть он забудет обо всем, что имело для него значение прежде, и только маленькие искорки света высоко в ночном небе будут манить и интересовать его. В то же время между ним и его приятелем разверзнется неодолимая пропасть и они ничем не смогут друг другу помочь.
– И, задрав голову к небу, он будет спотыкаться и падать, и ему будет уже не до тех маленьких удовольствий, которые он мог бы получать на земле, – быстро закончил Иссек, ловя мысль на лету.
Трудно было бы сыскать троих столь непохожих друг на друга существ, как боги Мог, Кос и Иссек, их объединяла лишь общая печальная судьба – ни у кого из них практически не осталось почитателей. Молитвы, просьбы и даже богохульства стали в последнее время куда как редки, и всеми позабытые божки проводили целые дни в торжественном молчании, как и подобает богам; однако в их случае молчание явно затянулось и грозило вот-вот перейти в транс или смертное забытье. Поэтому все трое несказанно обрадовались, получив послание от магов, и тут же на него отреагировали.
– Ах они безбожники, мошенники, драчуны! – зашипел Мог, раздвинув в ядовитой усмешке широкий тонкогубый рот. В этот момент он очень напоминал паука, поджидающего в засаде муху. – Они-то нам и нужны! С ними, досточтимые небожители, нам всем работа найдется. Перед нами открывается редкая возможность попрактиковаться в карах и проклятиях.
– О да, чудесная перспектива! – подключился Иссек, оживленно размахивая кистями вывихнутых на дыбе рук. – Я давно должен был о них подумать – наши самые прославленные вероотступники скрылись на своем замороженном острове, чуть ли не в самом Царстве Теней, и думают, что мы уже над ними не властны, – какое ребячество, какая наивность! Но они за это поплатятся!
– Псы неблагодарные! – проскрежетал Кос сквозь лохматую густонаселенную черную бороду. – Мало того что они отвергли нас, их истинных небесных отцов и заступников, "так они еще и отреклись от всех приличных невонских божеств, связались с атеистами и стали прислуживать чужим богам, проститутки несчастные! Клянусь туманами и молниями, они у нас еще попляшут! А ну, где тут моя палица? (Известно было, что Могу и Иссеку приходилось время от времени применять силу, чтобы удержать Коса от опрометчивых поступков и не дать ему лично наказать какую-нибудь слишком строптивую или далеко заблудшую овцу.) – Предлагаю снова поссорить их с женщинами, – прочирикал Иссек. – Женщины имеют над мужчинами власть порою не меньшую, чем боги.
Мог отрицательно покачал своей громадной головогрудью:
– Наши мальчики слишком примитивны в своих запросах. Рассорь мы их с Афрейт и Сиф, как они тут же заведут шашни с Рилл и Хильзи, потаскухами из Соленой Гавани. – Пользуясь данной богам привилегией, Мог с легкостью узнал все подробности жизни на Льдистом острове, стоило ему лишь подумать о нем. – Нет, на этот раз придется выдумать что-нибудь похитрее.
– Чума на все эти тонкости! – взревел Кос. – Пытать их! Наслать на них кашель, пусть задохнутся, пусть у них член отгниет, пусть все кости размякнут!
– Тише, тише, а то ведь мы и вовсе их со свету сживем, – забеспокоился Мог. – У нас не так много почитателей, чтобы разбрасываться ими направо-налево, ты, пожиратель огня. Экономнее надо быть, экономнее! Кроме того, да будет тебе известно, угроза всегда страшит больше, чем ее исполнение. Думается мне, что самое подходящее для них наказание – старческий маразм, как вы полагаете?
– Что ж, вполне, – согласился внезапно протрезвевший Кос. – Мне, во всяком случае, этого было бы вполне достаточно.
– Значит, если я правильно тебя понял, старый Арахн, ты хочешь свести интересы твоего скользкого Мышелова к повседневным банальностям, заставить его думать не о манящем приключениями горизонте, но о ночном колпаке, обеденном столе, отхожем месте и кухонной плите? С большой дороги в сточную канаву, так сказать. Из океана в лужу. Не грандиозный пейзаж, а мутное окошко на задний двор. Гром не из тучи, а из навозной кучи, – прокомментировал предложение коллеги Иссек.
Мог в возбуждении распахнул все восемь глаз.
– А для твоего Фафхрда мы приготовим совсем другой сюрприз: пусть воображает себя звездочетом, пусть он забудет обо всем, что имело для него значение прежде, и только маленькие искорки света высоко в ночном небе будут манить и интересовать его. В то же время между ним и его приятелем разверзнется неодолимая пропасть и они ничем не смогут друг другу помочь.
– И, задрав голову к небу, он будет спотыкаться и падать, и ему будет уже не до тех маленьких удовольствий, которые он мог бы получать на земле, – быстро закончил Иссек, ловя мысль на лету.