Лейкер Розалинда. Платье от Фортуни

   – Да, но это прекратилось, когда семейные обязанности заставили возвратиться домой, а потом я женился на Наташе. Я не был в Париже с тех пор, как приехал туда в поисках Жюльетт, но не смог ничего узнать о ней, кроме того, что она исчезла, практически в прямом смысле этого слова. Баронесса де Ландель решительно отказалась что-либо сказать о ее местонахождении. А ты? Ничего не знаешь?
   Марко покачал головой.
   – Запланированный визит в Париж не состоялся. Только несколько деловых поездок в Лион – вот и все, чем ограничивались мои деловые посещения Франции, – с огромным облегчением он понял, что Николай ничего не знает о его женитьбе на Жюльетт. Требований о встрече с ней не предвидится, но опасность все-таки не миновала. Необходимо сегодня же вечером отправить Жюльетт с детьми на виллу. Карсавин никогда их там не найдет. – Ты надолго приехал?
   Николай пожал плечами.
   – Нет. Возможно, это мой самый короткий визит в Венецию. Всего на двадцать четыре часа. Вынужден уехать уже завтра утром.
   Марко расслабился и вздохнул более свободно, при этом изобразив на лице глубокое разочарование.
   – Так скоро? Ты у нас тоже со своеобразной миссией?
   – Отнюдь. Это исключительно частная поездка. Вот почему я прямо направился к тебе, как только устроился в отеле, – Николай сунул руку в карман пиджака и вынул сложенную журнальную страницу. Положил на стол перед Марко.
   – Взгляни на эту фотографию из журнала мод. Но Марко уже видел ее. Это был один из тех снимков, которые сделал Фортуни и которые появились во многих популярных журналах.
   – Я полагаю, это Жюльетт.
   – Да, это она!
   – Подпись по-французски. Эта фотография сделана в Париже? – Марко прочел заметку, хотя прекрасно знал ее содержание. В ней не упоминалось ни имя Жюльетт, ни имя фотографа, лишь информация о том, что это – дельфийское платье, созданное венецианским модельером Фортуни, и несколько слов о его деятельности. – Нет, здесь ничего об этом не сказано, – ответил Марко на свой собственный вопрос, откинувшись на спинку кресла. – Но почему тебя так интересует Жюльетт? Ведь я слышал, между вами все кончено.
   Николай отрицательно покачал головой.
   – Это не будет кончено, пока мы живы. Марко внезапно ощутил страшную вспышку ярости при виде такой вызывающей наглости этого русского. И на какое-то мгновение ему даже пришло в голову воспользоваться первым, что попадется под руку, чтобы показать этому самоуверенному негодяю его место. Когда же он немного овладел собой, то понял, что чуть было не сломал карандаш, который вертел в руках. Марко отбросил его в раздражении.
   – Насколько я помню, Жюльетт была несколько иного мнения. Мы обменялись рядом писем, но довольно давно, и с тех пор я ничего о ней не слышал. Тогда она писала, что собирается уехать из Франции и поселиться у своих друзей в Новом Орлеане.
   Глаза Николая недоверчиво сузились.
   – Ты имеешь в виду Люсиль Гарнье и ее мужа?
   – Да. У тебя есть их адрес? – Марко вдруг испугался, что не следует давать Николаю столь точное направление поисков.
   – Нет. В любом случае, в мои намерения не входит вести переписку. Я приехал, чтобы найти Жюльетт. Понимаю, она не пожелает видеться со мной, но был уверен, что ты знаешь, где она. Не ожидал услышать, что она действительно находится так далеко, – Николай вскочил со стула и встал посередине кабинета, сжав кулаки и нахмурившись.
   – Вижу, ты разочарован, – Марко тоже встал, словно для того, чтобы выразить сочувствие. – Я не видел Жюльетт с тех пор, как был в Лондоне. Она гостила у своей подруги Габриэлы. Но почему ты решил, что найдешь ее в Венеции?
   – Мне показалось вполне логичным, что Фортуни, который известен не только как художник, модельер и кто угодно, но и как фотограф, должен делать фотографии своих произведений. Но где же еще ему их делать, как не у себя в мастерской?
   – Боюсь, ты зря потерял время на это путешествие. Жюльетт здесь нет.
   Николай рассеянно кивнул.
   – Но где бы она ни находилась, хочу, чтобы она была счастлива. Единственное, на что надеялся – еще один раз увидеть ее.
   Постучав, вошла секретарша.
   – Синьор, вас ожидает синьор Торризи. Марко быстрым жестом выразил ей свою признательность.
   – Граф Карсавин уже уходит, – он дружески похлопал Николая по плечу. – Дела, мой друг, дела, спешка, – теперь, когда все так благополучно завершилось, Марко уже ощутил что-то вроде жалости, ведь они действительно были друзьями, и остались бы ими, если бы не эти странные обстоятельства. – Давай пообедаем вместе. Зайдем к Даниели и выпьем чего-нибудь перед обедом.
   – Да, это меня вполне устраивает, – казалось, Николай собирался с мыслями. – Я как раз там остановился.
   – Ну вот и прекрасно. Я даже не спросил, бывал ли ты раньше в Венеции? – Они остановились у открытой двери в приемную.
   – Один раз, еще гимназистом.
   – О, тогда тебя просто протащили по достопримечательностям, не дав ничего разглядеть по-настоящему. Послушай меня и посвяти следующие два-три часа осмотру Академии. Там удивительная тишина и несколько величайших шедевров мировой живописи. А потом возвращайся к себе в отель, через некоторое время я найду тебя там.
   – Это великолепное предложение, у меня нет никакого желания разгуливать по тропам, проложенным банальными путеводителями. До встречи.
   Марко закрыл за Николаем дверь кабинета. Та дорога, по которой этот русский аристократ проследует в Академию, а затем в отель, довольно безопасна: случайная встреча с Жюльетт исключена. А его жена сейчас после прогулки по магазинам, вероятно, вернулась домой, так как сегодня к ним должны зайти донья Сесилия и Мария Луиза.
   Возвратившись к столу, Марко заметил, что Николай забыл журнальную фотографию. Он в ярости скомкал листок и швырнул его в корзину. Каким же он был идиотом, когда позволил Жюльетт позировать для рекламных снимков! Нет никакого сомнения: он был слишком либерален в прошлом, слишком терпим. Больше походил на влюбленного школьника, чем на главу семьи, помнящего о своих правах.
   Он открыл ящик стола и достал фотографии. Старый снимок Жюльетт с Мишелем заменила новая фотография жены с обоими детьми. Взгляд Марко смягчился. Да, конечно, он и впредь будет делать для нее все, что в его силах, но никогда не позволит ускользнуть из счастливого семейного гнездышка, которое он создал для них обоих, никогда не допустит ее встречи с бывшим любовником. Теперь Жюльетт принадлежит только ему, она его собственность. Всякий раз, когда Марко замечал в других мужчинах излишнее внимание к жене, в нем просыпалась страшная убийственная ярость собственника.
   Осторожным заботливым движением он разместил обе фотографии на столе под тем углом, который ему больше всего нравился. Затем уселся и перед тем, как нажать кнопку и попросить секретаршу пригласить посетителя, решил позвонить по телефону.

* * *

   Жюльетт играла с Мишелем в тени под деревом в патио, когда вошла Арианна и сказала, что звонил Марко предупредить об обеде. Муж обычно очень четко планировал свой день и задолго знал о времени встречи со своими партнерами, но она подумала, что возникла какая-то серьезная проблема, которую потребовалось срочно обсудить. Марко частенько говорил, что хорошее вино и еда могут скрепить любую сделку и из невыгодной превратить в выгодную.
   Арианна взяла Мишеля и понесла в детскую для послеполуденного сна. Сильвана уже спала в своей кроватке. Перед тем, как заняться чем-либо еще, Жюльетт решила возвратить Генриетте книгу, которую брала почитать. И хотя до Палаццо Орфей было совсем недалеко, Жюльетт надела соломенную шляпу, так как июльское солнце в послеполуденные часы палило нещадно. Магазин Фортуни в это время был закрыт, поэтому она решила войти с черного хода.
   Жюльетт пересекла обожженные солнцем камни Кампо Сан Бенето, прошла мимо величественного входа в Палаццо Орфей по узенькому проулку, примыкавшему одной стороной ко дворцу, вошла в старинную дверь под величественной аркой и оказалась во внутреннем дворике, обрамленном цветущими деревьями у древних полуобвалившихся стен, обступавших нижний пролет великолепной каменной лестницы. Жюльетт быстро поднялась в лоджию на втором этаже и оказалась в салоне-мастерской.
   – Генриетта! – позвала она весело, снимая шляпу и бросая ее на кожаное кресло.
   – О, ты здесь! – воскликнула Генриетта, появляясь из-за роскошных драпировок.
   – Я прочла с большим интересом… – голос Жюльетт сорвался. Войдя с улицы, залитой ярким солнцем, она не сразу заметила напряжение и замешательство подруги. И тут всем своим женским существом поняла причину. – Здесь Николай! – выдохнула она, и ее сердце неистово забилось.
   – Он пришел десять минут назад, – Генриетта говорила очень тихо. – Вначале был у Марко, тот соврал, что ничего о тебе не знает, но Николай Карсавин не из тех, кто так просто сдается.
   – Ты?.. – Жюльетт не смогла продолжить вопрос.
   – Не беспокойся. Я ничего не сказала кроме того, что знаю, где ты живешь. Но когда отказалась дать твой адрес, Николай стал настаивать, чтобы я позвонила тебе. Я уже собиралась сделать это и спросить, готова ли ты встретиться с ним. У тебя еще есть время уйти. Эти драпировки полностью поглощают звук, я находилась рядом с дверью, и поэтому услышала, как ты вошла. И даже, если он услышит наш разговор, то совершенно ничего в нем не поймет и не узнает твой голос.
   Внезапно Жюльетт, к собственному удивлению, полностью овладела собой и отрицательно покачала головой.
   – Он знает, что я здесь, – сказала она спокойно. – Для этого ему нет необходимости слышать меня. Он ждет.
   Машинальным движением она вложила книгу в руки Генриетты и прошла мимо нее в ту часть огромной залы, которую привычно называли мастерской. Николай находился в противоположном конце, их разделяло большое расстояние, но он увидел Жюльетт, так как стоял лицом к ней и спиной к огромному мозаичному окну, заливавшему комнату причудливыми бликами света.
   – Жюльетт, я нашел тебя, – Николай говорил без торжества, скорее, с каким-то облегчением. Она стояла неподвижно, вспоминая, с каким пламенным нетерпением они раньше бросались друг другу в объятия. Время и все, что оно принесло с собой, сделали свое дело. Они стали сдержанны так, словно между ними никогда не было страсти и всепоглощающей любви.
   – Тебе не следовало приезжать сюда, – сказала Жюльетт спокойным, равнодушным голосом. Услышав звук закрывающейся двери, поняла, что Генриетта оставила их одних.
   – Я не мог не повидаться с тобой хотя бы еще один раз, – он поднял руки в жесте примирения, но тут же опустил их.
   – Почему ты стал искать меня именно в Венеции? – Жюльетт медленно приближалась, ее лицо было совершенно лишено всякого выражения, она сохраняла полный контроль над собой.
   – Я увидел твою фотографию в дельфийском платье в журнале.
   – В Санкт-Петербурге?
   – Нет, в Вене. Совершенно случайно. Какая-то женщина уронила стопку журналов как раз в тот момент, когда я входил во французское посольство. Я помог поднять их. Но один журнал открылся на странице с твоей фотографией. И когда я уставился на нее, не в силах отвести взгляд, дама отдала мне его. Так я получил первую нить. Мне кажется, это не случайность. Нам было суждено встретиться снова.
   Жюльетт ничего не ответила. Замедлила шаг и наконец совсем остановилась. Между ними все еще сохранялось определенное расстояние. Теперь Николай видел ее, полностью освещенную солнцем, пряди волос, выбившиеся, когда она снимала шляпу, отливали бронзой и золотом.
   – Генриетта сказала, что ты беседовал с Марко.
   – Он не хотел, чтобы мы с тобой встретились. Полагаю, ты попросила его об этом, как и Генриетту Негрен.
   – Мне не нужно было этого делать. Они оба прекрасно знают, что все кончилось между нами еще в Париже.
   – Не говори этого МНЕ! – взорвался Николай с неожиданной горячностью. – Мы принадлежим друг другу навеки!
   – Ты, кажется, совсем забыл, что женат на Наташе, – холодно возразила она.
   – Этот брак ничего не значит, ведь я же говорил тебе! – воскликнул Николай. – Одному Богу известно, на какие жертвы я шел ради того, чтобы сохранить его, но все напрасно, из этого супружества ничего бы не получилось, даже, если бы я не любил тебя.
   – Но ты сделал выбор, – Жюльетт казалось, что эти резкие слова произнесла не она, а какой-то чужой и совершенно равнодушный человек. Она не хотела мстить, просто желала помочь обоим начать новую жизнь, в которой они не зависели бы друг от друга. На лице Николая отразилась страшная мука. То же выражение, которое было в тот день, когда автомобиль уносил от него Жюльетт. И вновь показалось, что ее сердце вот-вот остановится от боли, пронзившей его.
   – Почему ты избавилась от нашего ребенка? – выкрикнул он сорвавшимся голосом. – Я бы позаботился о вас обоих. Ты бы ни в чем не нуждалась!
   – У тебя будут другие дети.
   – Нет, это был единственный шанс. У меня никогда не будет наследников. Врачи говорят, Наташа бесплодна. Этот ребенок, мальчик или девочка, получил бы все, чем я обладаю. И я бы ни на что не претендовал, даже, если бы ты решилась бросить меня, как и сделала. Я бы уважал твой выбор.
   – Ты говоришь это сейчас! – крикнула Жюльетт. – Тогда ты так не говорил!
   – Ты права, – признал Николай. – Я стал мудрее. Менее самоуверенным. Теперь бы смог любить тебя и ребенка на расстоянии, если бы ты только позволила мне.
   Николаю почти удалось сломить ее. Жюльетт подумала о Мишеле, который находился всего лишь в нескольких минутах ходьбы, возможно, в эту минуту он открывает серые карсавинские глаза, просыпаясь, как всегда, с прелестной улыбкой. И конечно же, Жюльетт не могла позволить себе совершить столь жестокий поступок, оставив Николая в неизвестности по поводу сына, который так много для него значит. Но не осмелилась сказать правду, Она должна внимательно обдумать, какие последствия это будет иметь для нее, так как Николай обязательно пожелает хоть один раз увидеться с ребенком, и Марко ей этого никогда не простит. Это разрушит тот уютный маленький мирок, который Жюльетт создала для сына и дочери.
   – Ты и я, мы оба должны пойти своей дорогой и попытаться найти свое счастье. И нужно идти, не думая, какое счастье могли бы найти на других путях, – комок подступил к горлу, голос Жюльетт дрожал. – Все решения, которые я приняла тогда, оказались правильными.
   Николай думал, что она расстроена воспоминанием о сделанном аборте. Он подошел ближе и мог уже коснуться ее рукой, но не делал этого, продолжая держать руки за спиной. Жюльетт отвела глаза, пытаясь совладать с нахлынувшими любовью и состраданием, которые в любую минуту грозили поглотить ее.
   – Посмотри на меня, – прозвучал его тихий, но настойчивый голос.
   Жюльетт испугалась, что он узнает все ее тайны по выражению глаз. Настало время воспользоваться последним средством, которое еще оставалось. Слезы блеснули на ресницах, когда он повторил свою просьбу.
   – Я вышла замуж за Марко, – Жюльетт наконец посмотрела в глаза Николаю.
   Он горестно сжал губы, но лицо его не отразило никаких признаков удивления.
   – У меня возникли подозрения еще в кабинете Марко. И потом, его неуклюжие попытки управлять моим передвижением по Венеции укрепили мои сомнения. Я не намерен отбирать тебя у него, хотел увидеться с тобой только, чтобы попрощаться. Ведь ты лишила меня этой возможности в Париже. Я должен был удостовериться, что с тобой все в порядке.
   – Неужели это так много для тебя значит? – Жюльетт волновало его спокойствие и смирение.
   – О, я бы поехал ради этого на край света! И тогда Жюльетт поняла, в чем дело.
   – Ты уверен, что Россия вступит в войну? Николай решительно кивнул.
   – Именно поэтому сразу отсюда еду на родину. Меня вызывают. Государь объявил мобилизацию. Я предвижу большие и страшные события.
   – Этот конфликт будет быстро улажен, – запротестовала Жюльетт. – Ведь и раньше между государствами возникали проблемы подобного рода, но все быстро разрешалось.
   – Это были не более, чем мелкие стычки. Но сейчас все иначе.
   – Ты говоришь, будто все это совершенно неизбежно, – Жюльетт попыталась перевести разговор в шутку. – Помнишь мои слова о традиционном русском пессимизме?
   Он схватил ее руки, глядя прямо в глаза.
   – Я помню все о тебе. Твой смех, те часы, что мы провели вдвоем, твое тело в минуты любви…
   – Не надо! – Жюльетт резким движением высвободила руки, подхватила край драпировки и прошла, низко наклонив голову. Николай последовал за ней, но не прикасался, чтобы дать время прийти в себя.
   – Попытайся не сердиться, как это было во время нашей последней встречи в Париже, – совершенно спокойно попросил он. – Не теперь. Не сегодня.
   Жюльетт задыхалась. С трудом переведя дыхание, она произнесла:
   – Мы ведь говорили о возможности войны, – ей хотелось, чтобы беседа возвратилась в то русло, которое позволило бы сохранять контроль над собой. – России нечего бояться. Никто не осмелится напасть на нее.
   – А как же наполеоновское нашествие?
   – Но ведь это было больше ста лет назад! – Жюльетт повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо.
   – Подобные уроки быстро забываются. Теперь опасность для России исходит от Германии. Меня беспокоит, что при наличии достаточных людских ресурсов мы отстали в вооружении.
   – Ты пойдешь в армию?
   – Да, конечно, как только вернусь домой. Теперь ей стало ясно: Николай хотел еще раз повидаться с ней потому, что не надеялся выжить в ужасной надвигающейся катастрофе. Его слова окончательно убедили Жюльетт в неизбежности самого страшного. Она поняла: каждый из них в глубине души был уверен, что настанет день, и их пути снова пересекутся. И когда ему показалось, что надежда ускользает, он бросился на поиски, забыв обо всем.
   – Я буду молиться о тебе, Николай, – Жюльетт не могла отвести от него глаз.
   – Я счастлив, что мне не нужно волноваться за тебя. Знаю, здесь ты будешь в безопасности. Даже Наполеон не осмелился повернуть пушки против Венеции, – улыбка коснулась его губ.
   На этот раз ей тоже удалось улыбнуться. Еще несколько мгновений они продолжали смотреть друг на друга. Затем любовь, которую, как она полагала, ей удалось победить еще во время пребывания на вилле в Тоскане, взяла верх над самообладанием, здравым рассудком, над мыслями о благополучии семьи. Их губы слились в страстном поцелуе, бесконечном от столь долгого ожидания, от почти утраченных надежд, от множества неудачных попыток обмануть себя.
   Вернувшись в салон-мастерскую, Генриетта увидела, что стеклянная дверь открыта, прошла к балюстраде лоджии и увидела, что Николай и Жюльетт прощаются. Он держал ее в объятиях с такой любовью и нежностью, как прощаются навеки. Генриетта отвернулась, чтобы не мешать, но они еще раз поцеловались и разошлись. Николай отворил калитку в переулок, еще раз повернулся, чтобы бросить последний взгляд на любимую, и ушел. Жюльетт не двинулась с места, прислушиваясь к звуку его шагов. Затем бросилась к калитке, прижалась к ней щекой и оставалась так некоторое время, словно прикованная цепью.
   Первым побуждением Генриетты было поспешить к подруге, но она вовремя остановилась. Что можно сделать, чтобы утешить и смягчить терзающую боль? На Жюльетт обрушилось прошлое со всеми страстями и муками, ей необходимо время, чтобы собраться с силами, начать жить снова и прожить по-новому следующее мгновение, следующий час, следующий день. В конце концов, всю оставшуюся жизнь.
   Вернувшись в салон-мастерскую, Генриетта начала мерить шагами зал в ожидании подруги. Жюльетт вошла через несколько минут. Ее лицо имело сероватый оттенок, но глаза были совершенно сухими. Генриетта ласково обняла ее за плечи.
   – Может быть, чашку кофе? Или чая?
   – Нет, спасибо, ничего не нужно. Мне уже пора домой, – Жюльетт взяла шляпу, но не надела. Вместо этого начала вертеть ее в руках.
   – Николай пошел в отель забрать вещи. У него назначен обед с Марко, но он оставит записку, что обстоятельства не позволили остаться. Будет лучше, если Марко никогда не узнает, что Николаю все-таки удалось отыскать меня. Это только причинит ему лишнее беспокойство.
   – Безусловно, ты права.
   – Мы с Николаем больше никогда не встретимся. Сейчас он, должно быть, уже на «вапоретто», который везет его к железнодорожной станции, – Жюльетт благодарно взглянула на Генриетту. – Я так счастлива, что мы с Николаем встретились именно в этой прекрасной комнате, вдали от всего, что могло пробудить тяжелые воспоминания. И это тем более символично, ведь именно наш общий интерес к искусству и мое дельфийское платье когда-то сблизили нас.
   – Я тоже рада за тебя, – Генриетта взяла Жюльетт под руку и направилась по лестнице к главному входу, не желая, чтобы подруга мучила себя воспоминаниями, проходя по двору, где только что прощалась с любимым.
   Жюльетт уже почти перешла Кампо Сан Бене-то, когда вдруг остановилась, взглянула в сторону переулка у боковой стены Палаццо Орфей. Он вел к мосту, а затем, через несколько кварталов к причалу гондол на Большом канале. Она могла бы увидеть там Николая, отъезжающего на «вапоретто».
   Еще один короткий прощальный взгляд, самый последний перед тем, как он будет потерян для нее навсегда.
   Нет, она не пойдет туда одна! Николаю ничего не известно о Мишеле, но почему ее сын не может хоть одним глазком взглянуть на отца? Мишель ничего не поймет и ни разу потом об этом не вспомнит, но она будет счастлива от того, что подарила сыну единственное мгновение встречи с отцом.
   Жюльетт побежала и через несколько минут уже была дома.
   – Мишель! – крикнула она из передней. – Где ты? Она бросилась вверх по лестнице в детскую. Но Мишеля не было, и постель аккуратно заправлена. Полагая, что отыщет его в патио, Жюльетт поспешила вниз по лестнице во внутренний дворик. Но когда оставалось всего несколько последних ступенек, появилась Арианна.
   – Синьора… – начала было няня.
   – Где Мишель?
   – В салоне, синьора. Донья Сесилия принесла новую игрушку. Они ждут вас уже целый час.
   Жюльетт остановилась в отчаянии.
   – Я совершенно забыла, что они должны прийти! – слишком поздно она вспомнила, что намеревалась отсутствовать не более десяти минут. Просто отнести книгу и вернуться домой. – Лена накормила их?
   – Да, синьора.
   Увидев, что все еще держит шляпу в руках, Жюльетт отшвырнула ее, перебегая прихожую, поправила прическу. Мишель бросился к матери, как только заметил, что та вошла в комнату.
   – Мама, посмотри! – он поднял на палочке маленькую деревянную обезьянку, выделывающую умопомрачительные кувырки.
   Мишель прыгнул на руки к матери.
   – Какой ты счастливчик! – затем она повернулась лицом к гостям. – Прошу извинить, что не смогла встретить вас. У меня оказалось совершенно неотложное дело.
   Донья Сесилия сидела с Марией Луизой на одном из диванов, отделанном кружевами. Серебряный поднос с изысканными угощениями, поданными на лучшем хрустале и тончайшем фарфоре, был нетронут.
   – Да, конечно, мы так и поняли, – слова доньи Сесилии прозвучали как снисходительное прощение, хотя чувствовалось, из-за этого ожидания она ощущала некоторую неловкость. Никто и никогда до сих пор не заставлял ее ждать. Но, кроме того, Поразил внешний вид хозяйки. Волосы Жюльетт были в совершеннейшем беспорядке, вместо принятой в подобных случаях домашней одежды на ней была полосатая юбка и простенькая блузка.
   – Нас все это время развлекал Мишель, – весело воскликнула Мария Луиза. – Мы ждали вас, чтобы приняться за еду.
   – Боюсь, мне придется снова покинуть вас, – проговорила Жюльетт смущенно. – Я постараюсь не задержаться, – она стрелой вылетела из комнаты. Оставалось очень мало времени. Мишель уронил новую игрушку и начал всхлипывать. Арианна бросилась поднимать ее, но опоздала – Жюльетт уже выбежала из дома с ребенком на руках. Озадаченная, Арианна повернулась и тупо уставилась на гостей, которые, в свою очередь, так же тупо смотрели друг на друга, будучи не в состоянии осмыслить очередное вопиющее нарушение этикета их хозяйкой.
   Жюльетт мчалась с плачущим Мишелем через площадь к переулку у Палаццо.
   – Все хорошо, малыш, – на бегу пыталась она успокоить сына. – Когда мы вернемся, обезьянка будет ждать тебя дома. Мы немножко посмотрим на гондолы и пароходы.
   Мальчику нравились пароходы, он перестал плакать и крепко обхватил шею матери, а та уже перебежала мост и приближалась к причалу.
   Добежав до маленького деревянного мола, Жюльетт усадила ребенка на перила и немного перевела дыхание.
   Она не опоздала. «Вапоретто» только отошел от причала и двигался в их сторону. Мишель, сидевший спиной к пароходу, с интересом разглядывал проплывающие мимо гондолы. Заслонившись рукой от солнца, Жюльетт всматривалась в пассажиров на борту, но маленький пароходик был еще слишком далеко, чтобы она могла различить Николая. О, если бы он стоял где-то посередине палубы, этого было бы достаточно, чтобы они с Мишелем могли в последний раз взглянуть на него. Ей, конечно, не хотелось, чтобы он их заметил, да это было и маловероятно. Они находились в тени от тента. Вокруг так много яркого и живописного, начиная от блеска солнца на воде и кончая величественными дворцами со всех сторон, баржами и гондолами, снующими по Большому каналу, что могло бы привлечь внимание Николая.
   И вот она увидела его. Николай стоял на передней палубе, выделяясь светлым костюмом и черными кудрявыми волосами. К счастью, он склонился к перилам правого борта и смотрел в сторону, противоположную от Жюльетт и Мишеля, и поэтому она решила пройти немного ближе по причалу, чтобы лучше рассмотреть его. Она повыше подняла сына и посадила себе на бедро.