Страница:
Для Жюльетт это был очень тяжелый день. Перед ней прошло много искалеченных людей, их мужество потрясало, и то, что при других обстоятельствах могло вызвать отвращение и ужас, теперь выполнялось с охотой и желанием хоть немного облегчить страдания несчастных. Мучения многих раненых усугублялись многочисленными обморожениями в Альпах. Некоторые находились в полубессознательном состоянии от невыносимой боли и практически не реагировали на происходящее вокруг. Благодарность других раненых трогала до слез, кое-кто даже имел самообладание шутить над собственными ранами. Вскоре Жюльетт привыкла проводить в госпитале три полных дня в неделю. От нее, как от матери маленьких детей, большего не требовали. Когда она предложила руководству госпиталя больше привлекать ее к работе, ей довольно сурово заметили, что дети не меньше нуждаются в материнской заботе, чем раненые в заботе медицинской сестры.
Мартовским утром Жюльетт с Мишелем отправились в магазин Фортуни. Она наконец решилась заменить картину на стене столовой гобеленом от Фортуни. Эта картина ей давно не нравилась. Гобелены дона Мариано были самых разных размеров, и Жюльетт хотела выбрать новый чуть больше картины. Мишель не любил ходить с матерью по магазинам, но всегда с радостью сопровождал ее в Палаццо Орфей, где мог без конца играть в прятки среди штор и драпировок. В три с половиной года он был уже довольно рослым мальчиком крепкого сложения, его ангельское личико вводило в заблуждение многих, не знавших о его шалостях.
– Не балуйся здесь, – попросила Жюльетт, входя в магазин.
– Да, мама.
Кроме нее, посетителей не было. Две продавщицы, утомленные бездельем, были рады поиграть с ребенком. Все продавцы-мужчины ушли на фронт, из-за отсутствия наплыва посетителей в магазине оставалось всего несколько сотрудников.
Жюльетт уже почти остановилась на гобелене кремового цвета в персидском стиле, когда внезапно услышала вой сирен. Начинался налет.
– Мишель, скорее! – крикнула она, протягивая сыну руку. – Идем домой.
Вверху послышался топот ног – несколько человек, еще работавшие в мастерской, оставили свои занятия и спешили укрыться в более безопасном месте. Жюльетт с Мишелем поспешили пересечь площадь перед Палаццо Орфей. Слышались выстрелы артиллерийских орудий, паливших в бледное мартовское небо. Навстречу им шел офицер с костылем. Это был Марко.
– Жюльетт! Мишель!
Она пробежала расстояние, разделявшее их.
– Что с твоей ногой? – тревожно спросила она, когда Марко поцеловал ее и мальчика.
– Ничего серьезного, но благодаря ей я получил отпуск. Мы можем радоваться!
Дома Мишель, безумно счастливый из-за возвращения отца, как только Жюльетт сняла с него курточку, бросился в комнату с закрытыми ставнями. Там сидели Лена и Арианна с малышкой на руках.
– Папа приехал! – кричал он подпрыгивая. – Сильви! Папа приехал домой!
Арианна и Лена радовались счастью мальчика и не хотели портить его восторг сказав, что они видели Марко и сами направили его в Палаццо Орфей.
– Ну не чудесно ли! – Арианна взяла Сильвану на колени, так как, казалось, девочка Немножко стесняется отца после столь долгого его отсутствия.
Вприпрыжку Мишель возвратился к родителям, державшим друг друга в объятиях. В это время раздался взрыв бомбы, зазвенели стекла. Марко с улыбкой повернулся к мальчику и взял его за руку.
– Пойдем, Мишель. Поздороваемся со всеми, – повернувшись к Жюльетт, он спросил: – Эти налеты бывают по ночам?
– Очень редко. Говорят, вода венецианских каналов хорошо высвечивает цели бомбежки, но, к счастью, они никогда не бывают достаточно точны.
То же можно было сказать и об этой бомбежке. Позже они узнали, что на одном из складов перебиты окна, остальные бомбы попадали в залив. К этому времени Жюльетт уже знала историю ранения Марко. Пуля прошла ногу насквозь, к счастью, не задев кость, своевременное и эффективное лечение дало результаты, опасность миновала.
– Самое ужасное, что это случилось накануне моего отпуска. Мне пришлось задержаться, – Марко решил не говорить жене о том количестве крови, которое потерял, и насколько близок был к смерти. Его выздоровление заняло значительно больше времени, чем она могла предположить.
– Но где же ты проходил лечение? – спросила Жюльетт, немного разочарованная из-за того, что его не привезли в Венецию.
– Вначале в полевом палаточном госпитале, а затем в госпитале в маленькой деревушке. А как ты справляешься с обязанностями медсестры? Ты не писала подробно.
– Только потому, что большинство подробностей крайне мрачны. Твоя жизнь на фронте, я полагаю, тоже далеко не весела.
Марко задумчиво кивнул головой. Подобно всем солдатам, находящимся в отпуске, ему не хотелось говорить ни о чем, даже отдаленно связанном с ужасами войны, и поэтому, ограничился сообщением сведений об офицерах, знакомых Жюльетт.
– А как дела с созданием новых моделей? Есть что-нибудь новое?
– Переписка с Парижем стала крайне ненадежной, письма могут идти несколько недель, а некоторые вообще не доходят. Но, конечно, работа над моделями очень успокаивает нервы, поэтому стараюсь заниматься каждую свободную минуту. Я хочу, чтобы мои модели дневной одежды были как можно практичнее.
– Наверное, Денизе трудно находить нужные ткани.
– Да, скорее всего. Если судить по письмам сестры, – с улыбкой добавила Жюльетт, – можно подумать, что кайзер объявил войну специально для того, чтобы причинить ей все эти страдания. Как и у Фортуни, ее товар практически не раскупается. Некоторые из наиболее знаменитых кутюрье Парижа ушли в армию и сейчас на фронте.
– Боже мой! К каким жизненным контрастам им теперь приходится привыкать! – воскликнул Марко.
Жюльетт села рядом с мужем на диван, обняла и нежно поцеловала. Ей хотелось отогнать прочь все его жуткие воспоминания о войне. Ночью Марко дважды просыпался от кошмаров, размахивал руками и выкрикивал команды. Жюльетт снова пришлось успокаивать его поцелуями, отгоняя ужасы прочь. Как-то он разрыдался, склонив голову на грудь жене, вдыхая соблазнительный аромат ее тела. Он не мог представить, что скоро наступит момент, когда снова придется оставить Жюльетт.
И все-таки этот момент наступил. К этому времени Марко уже мог обходиться без костылей, и один из врачей Венеции подтвердил его годность для строевой службы. Жюльетт постаралась сделать дни, которые он провел дома, одними из самых счастливых в его жизни. Она продолжала выполнять работу медицинской сестры, но часы, когда жена отсутствовала, Марко проводил в веселых забавах с детьми, иногда выезжая с ними на «вапоретто» посмотреть на огромный военный корабль, пришвартованный в заливе. Подобные экскурсии, конечно, производили на Мишеля больше впечатления, чем на Сильвану. В магазинах игрушек дети сами выбирали подарки, а перед возвращением домой обязательно заходили в кафе, где угощались пирожными. В результате он совершенно избаловал малышей, их аппетит бывал испорчен на целый день. Это возмущало Арианну гораздо больше, чем Марко мог себе представить, ведь она понимала: будет трудно возвратить детей к обычному режиму после того, как уедет отец.
Иногда Марко брал с собой детей и шел встречать Жюльетт, но по вечерам всегда приходил за ней один. И именно когда они однажды возвращались домой вдвоем, произошел неприятный инцидент, совершенно неожиданный для нее. Марко задал вопрос, заставший Жюльетт врасплох.
– У тебя есть какие-нибудь известия о Карсавине? Жена взглянула на него в полном недоумении.
– Нет. Это уже давно прошедшее. Он не станет писать мне, даже, если отбросить, что почти невозможно получить письмо из России в разгар войны через несколько фронтов.
– Насколько мне известно, это иногда возможно по каналам Красного Креста. Кроме того, у Карсавина, несомненно, есть доступ к дипломатическим каналам.
– Не думаю, если он сейчас находится где-нибудь на боевой позиции на весьма неустойчивом восточном фронте. Нет, я не получила никаких писем и полагаю, что никогда не получу.
Внешне Марко был удовлетворен ответом, но Жюльетт понимала: подобные сомнения будут мучить его на протяжении всей жизни. Они постоянно будут возникать в темных уголках их семейного счастья.
Чтобы провести последний день отпуска мужа вместе с ним, Жюльетт поменяла время дежурства. Они были в этот день с детьми – все вместе посетили представление кукольного театра. Вечером пообедали вдвоем, ночью в последний раз занимались любовью.
Когда Жюльетт утром проснулась, Марко уже не было. На столике рядом с кроватью лежала записка. Она села, отвела волосы от лица и внимательно ее прочитала. Марко писал, что она не должна расстраиваться и обижаться, но прощаться перед уходом выше его сил. Записка завершалась словами, что уходя, он целует ее и детей.
Жюльетт откинула одеяло и бросилась к окну в надежде, что Марко не успел далеко уйти, но улица была пуста, его уже не было видно.
Глава 23
Мартовским утром Жюльетт с Мишелем отправились в магазин Фортуни. Она наконец решилась заменить картину на стене столовой гобеленом от Фортуни. Эта картина ей давно не нравилась. Гобелены дона Мариано были самых разных размеров, и Жюльетт хотела выбрать новый чуть больше картины. Мишель не любил ходить с матерью по магазинам, но всегда с радостью сопровождал ее в Палаццо Орфей, где мог без конца играть в прятки среди штор и драпировок. В три с половиной года он был уже довольно рослым мальчиком крепкого сложения, его ангельское личико вводило в заблуждение многих, не знавших о его шалостях.
– Не балуйся здесь, – попросила Жюльетт, входя в магазин.
– Да, мама.
Кроме нее, посетителей не было. Две продавщицы, утомленные бездельем, были рады поиграть с ребенком. Все продавцы-мужчины ушли на фронт, из-за отсутствия наплыва посетителей в магазине оставалось всего несколько сотрудников.
Жюльетт уже почти остановилась на гобелене кремового цвета в персидском стиле, когда внезапно услышала вой сирен. Начинался налет.
– Мишель, скорее! – крикнула она, протягивая сыну руку. – Идем домой.
Вверху послышался топот ног – несколько человек, еще работавшие в мастерской, оставили свои занятия и спешили укрыться в более безопасном месте. Жюльетт с Мишелем поспешили пересечь площадь перед Палаццо Орфей. Слышались выстрелы артиллерийских орудий, паливших в бледное мартовское небо. Навстречу им шел офицер с костылем. Это был Марко.
– Жюльетт! Мишель!
Она пробежала расстояние, разделявшее их.
– Что с твоей ногой? – тревожно спросила она, когда Марко поцеловал ее и мальчика.
– Ничего серьезного, но благодаря ей я получил отпуск. Мы можем радоваться!
Дома Мишель, безумно счастливый из-за возвращения отца, как только Жюльетт сняла с него курточку, бросился в комнату с закрытыми ставнями. Там сидели Лена и Арианна с малышкой на руках.
– Папа приехал! – кричал он подпрыгивая. – Сильви! Папа приехал домой!
Арианна и Лена радовались счастью мальчика и не хотели портить его восторг сказав, что они видели Марко и сами направили его в Палаццо Орфей.
– Ну не чудесно ли! – Арианна взяла Сильвану на колени, так как, казалось, девочка Немножко стесняется отца после столь долгого его отсутствия.
Вприпрыжку Мишель возвратился к родителям, державшим друг друга в объятиях. В это время раздался взрыв бомбы, зазвенели стекла. Марко с улыбкой повернулся к мальчику и взял его за руку.
– Пойдем, Мишель. Поздороваемся со всеми, – повернувшись к Жюльетт, он спросил: – Эти налеты бывают по ночам?
– Очень редко. Говорят, вода венецианских каналов хорошо высвечивает цели бомбежки, но, к счастью, они никогда не бывают достаточно точны.
То же можно было сказать и об этой бомбежке. Позже они узнали, что на одном из складов перебиты окна, остальные бомбы попадали в залив. К этому времени Жюльетт уже знала историю ранения Марко. Пуля прошла ногу насквозь, к счастью, не задев кость, своевременное и эффективное лечение дало результаты, опасность миновала.
– Самое ужасное, что это случилось накануне моего отпуска. Мне пришлось задержаться, – Марко решил не говорить жене о том количестве крови, которое потерял, и насколько близок был к смерти. Его выздоровление заняло значительно больше времени, чем она могла предположить.
– Но где же ты проходил лечение? – спросила Жюльетт, немного разочарованная из-за того, что его не привезли в Венецию.
– Вначале в полевом палаточном госпитале, а затем в госпитале в маленькой деревушке. А как ты справляешься с обязанностями медсестры? Ты не писала подробно.
– Только потому, что большинство подробностей крайне мрачны. Твоя жизнь на фронте, я полагаю, тоже далеко не весела.
Марко задумчиво кивнул головой. Подобно всем солдатам, находящимся в отпуске, ему не хотелось говорить ни о чем, даже отдаленно связанном с ужасами войны, и поэтому, ограничился сообщением сведений об офицерах, знакомых Жюльетт.
– А как дела с созданием новых моделей? Есть что-нибудь новое?
– Переписка с Парижем стала крайне ненадежной, письма могут идти несколько недель, а некоторые вообще не доходят. Но, конечно, работа над моделями очень успокаивает нервы, поэтому стараюсь заниматься каждую свободную минуту. Я хочу, чтобы мои модели дневной одежды были как можно практичнее.
– Наверное, Денизе трудно находить нужные ткани.
– Да, скорее всего. Если судить по письмам сестры, – с улыбкой добавила Жюльетт, – можно подумать, что кайзер объявил войну специально для того, чтобы причинить ей все эти страдания. Как и у Фортуни, ее товар практически не раскупается. Некоторые из наиболее знаменитых кутюрье Парижа ушли в армию и сейчас на фронте.
– Боже мой! К каким жизненным контрастам им теперь приходится привыкать! – воскликнул Марко.
Жюльетт села рядом с мужем на диван, обняла и нежно поцеловала. Ей хотелось отогнать прочь все его жуткие воспоминания о войне. Ночью Марко дважды просыпался от кошмаров, размахивал руками и выкрикивал команды. Жюльетт снова пришлось успокаивать его поцелуями, отгоняя ужасы прочь. Как-то он разрыдался, склонив голову на грудь жене, вдыхая соблазнительный аромат ее тела. Он не мог представить, что скоро наступит момент, когда снова придется оставить Жюльетт.
И все-таки этот момент наступил. К этому времени Марко уже мог обходиться без костылей, и один из врачей Венеции подтвердил его годность для строевой службы. Жюльетт постаралась сделать дни, которые он провел дома, одними из самых счастливых в его жизни. Она продолжала выполнять работу медицинской сестры, но часы, когда жена отсутствовала, Марко проводил в веселых забавах с детьми, иногда выезжая с ними на «вапоретто» посмотреть на огромный военный корабль, пришвартованный в заливе. Подобные экскурсии, конечно, производили на Мишеля больше впечатления, чем на Сильвану. В магазинах игрушек дети сами выбирали подарки, а перед возвращением домой обязательно заходили в кафе, где угощались пирожными. В результате он совершенно избаловал малышей, их аппетит бывал испорчен на целый день. Это возмущало Арианну гораздо больше, чем Марко мог себе представить, ведь она понимала: будет трудно возвратить детей к обычному режиму после того, как уедет отец.
Иногда Марко брал с собой детей и шел встречать Жюльетт, но по вечерам всегда приходил за ней один. И именно когда они однажды возвращались домой вдвоем, произошел неприятный инцидент, совершенно неожиданный для нее. Марко задал вопрос, заставший Жюльетт врасплох.
– У тебя есть какие-нибудь известия о Карсавине? Жена взглянула на него в полном недоумении.
– Нет. Это уже давно прошедшее. Он не станет писать мне, даже, если отбросить, что почти невозможно получить письмо из России в разгар войны через несколько фронтов.
– Насколько мне известно, это иногда возможно по каналам Красного Креста. Кроме того, у Карсавина, несомненно, есть доступ к дипломатическим каналам.
– Не думаю, если он сейчас находится где-нибудь на боевой позиции на весьма неустойчивом восточном фронте. Нет, я не получила никаких писем и полагаю, что никогда не получу.
Внешне Марко был удовлетворен ответом, но Жюльетт понимала: подобные сомнения будут мучить его на протяжении всей жизни. Они постоянно будут возникать в темных уголках их семейного счастья.
Чтобы провести последний день отпуска мужа вместе с ним, Жюльетт поменяла время дежурства. Они были в этот день с детьми – все вместе посетили представление кукольного театра. Вечером пообедали вдвоем, ночью в последний раз занимались любовью.
Когда Жюльетт утром проснулась, Марко уже не было. На столике рядом с кроватью лежала записка. Она села, отвела волосы от лица и внимательно ее прочитала. Марко писал, что она не должна расстраиваться и обижаться, но прощаться перед уходом выше его сил. Записка завершалась словами, что уходя, он целует ее и детей.
Жюльетт откинула одеяло и бросилась к окну в надежде, что Марко не успел далеко уйти, но улица была пуста, его уже не было видно.
Глава 23
Когда пришло сообщение о новом наступлении австрийцев в Тироле, Жюльетт охватила тревога за Марко. Иногда не в силах дождаться утренней газеты, она шла на площадь Святого Марка, где каждый вечер собиралась толпа людей и слушала последние сведения с фронта. Она присоединялась к слезам и крикам радости и облегчения, услышав известие, что итальянские войска прорвали оборону австрийцев под Трентино. Затем последовали сообщения о новых успехах итальянской стороны, но погребальным колоколом прозвучали списки погибших. Среди раненых, прибывших в Венецию, были и австрийские военнопленные. К ним проявляли не меньшую заботу и участие, чем к соотечественникам, но помещали в отдельные палаты, у входа которых стоял часовой.
С приходом лета сообщений о победах Италии становилось больше. Жюльетт читала о самых последних, сидя в своей мастерской с ногами на диване, совершенно одна в доме. Дети гуляли с Леной, а Арианна незадолго до этого вышла замуж за моряка, с которым уже давно была обручена. На венчании присутствовали все. И хотя муж сразу же после свадьбы вернулся на корабль, Арианна переехала из особняка Романелли в собственную квартиру и поступила на работу на маленькую фабрику при Арсенале.
Жюльетт услышала звонок в дверь и отложила газету, с удивлением подумав, кто бы это мог быть. Она прошла по зеленому мрамору пола передней и широко распахнула входную дверь перед женщиной, одетой в траур. На какое-то мгновение ужас сковал сердце Жюльетт, она инстинктивно почувствовала, что перед ней вестник печали. Но женщина улыбнулась, и испуг прошел. В лице гостьи была какая-то особая мягкость, подчеркнутая возрастом, – ей было за шестьдесят. Волосы давно поседели, черты отличались изысканным аристократизмом. В облике и манерах присутствовало достоинство патрицианки.
– Bonjour, – сказала гостья и дальше продолжала говорить по-французски. – Если не ошибаюсь, я имею честь беседовать с синьорой Романелли? Меня зовут синьора Оттони, я вдова покойного Карло Оттони из Венеции. Мне сказала о вас донья Сесилия. Простите, что позволила себе явиться без предупреждения, но мне просто необходимо познакомиться с вами как можно скорее.
– Входите, пожалуйста, – Жюльетт отступила, чтобы дать гостье дорогу.
– Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз была в Венеции, – пояснила вдова. – Не по своей воле, конечно, я была так долго разлучена с любимым городом. В свое время мы обычно три месяца в году проводили в нашем Палаццо Оттони на Большом канале. К несчастью, здоровье моего мужа начало резко ухудшаться, и по совету врачей мы поселились в Швейцарии. Горный воздух считается очень полезным для больных. И хотя я давно была внутренне готова, но недавняя кончина супруга глубочайшим образом потрясла меня.
– Примите мои самые искренние соболезнования.
Вдова наклонила голову в знак признательности. Несмотря на итальянское имя, во французском женщины не слышалось никакого акцента, но все же Жюльетт была уверена: перед ней не француженка.
– Карло был заядлый путешественник и искатель приключений, – продолжала вдова. – И при любой возможности мы путешествовали вдвоем. Я частенько говорила, что он, должно быть, потомок Марко Поло.
По лукавой улыбке гостьи можно было заключить – эта шутка пользовалась у супругов большой популярностью.
– Но где бы мы ни находились, в какую страну ни приезжали, его сердце всегда оставалось в Венеции. Он очень огорчился, когда Италия вступила в войну, но, с другой стороны, гордился тем отважным шагом, на который страна, в конце концов, решилась, и пожертвовал крупные суммы на военные нужды. Я прибыла в Венецию с тем, чтобы выполнить его последнюю волю: организовать в Палаццо Оттони госпиталь для раненых, все оборудование от кроватей до операционной будет закуплено на средства, выделенные по его завещанию. Распорядителем средств являюсь я.
– О, как это великодушно со стороны вашего мужа! – воскликнула Жюльетт. – Это такая огромная помощь, я говорю по собственному опыту, потому что три дня в неделю работаю в госпитале в отеле «Виктория».
– Мне говорила об этом донья Сесилия. Вчера, сразу же по приезде в Венецию я нанесла ей визит. Много лет тому назад мой муж познакомился с доньей Сесилией и ее покойным мужем Фортуни-и-Марсал, который, без сомнения, был одним из известнейших испанских художников. Карло приобрел несколько его картин, он завещал их музею Прадо в Мадриде, в дополнение той коллекции произведений художника, которой располагает музей.
– Еще один щедрый дар! Значит, вы также знаете дона Мариано и Марию Луизу?
– Да. Мария Луиза встретила меня на вокзале, но я уже давно не видела ее брата, поэтому мне следует возобновить знакомство, – синьора Оттони сделала паузу. – Но я еще не сказала о цели моего визита. Донья Сесилия сообщила, что вы занимались переоборудованием офиса вашего мужа, ушедшего на фронт, в госпиталь. То же самое я должна сделать с нашим Палаццо.
– Все мое участие свелось к тому, что я предложила здание медицинскому управлению, организовала перенос оборудования, мебели и документов на верхний этаж и нашла женщин для уборки, чтобы довести здание до стандартов, которые предъявляются к медицинским учреждениям.
– По этому рассказу я заключаю, что вы – очень практичная женщина и можете мне помочь в подборе людей для осуществления подобной работы, – в жестах и интонация синьоры Оттони Жюльетт почувствовала мольбу. – Буду откровенна. Я далеко не молода, что, к сожалению, слишком очевидно, и у меня нет ни малейшего представления, как следует организовать передачу здания под госпиталь. Естественно, необходимо пройти целый ряд юридических процедур, и я это прекрасно понимаю, но, прежде всего, все-таки решила обратиться к вам. Поначалу я рассчитывала на Марию Луизу, но должна признаться, она так изменилась с тех пор, как мы встречались последний раз, что это практически невозможно.
– Перед тем, как дать ответ, я хотела бы обратить ваше внимание, что местный адвокат сможет произвести все необходимые формальности, войти в контакт с медицинским управлением и полностью осуществить процесс передачи особняка.
– О, безусловно. Уверена, мой муж предполагал, что я именно так и сделаю, но в этом случае меня отстранят от участия в деле, – голос вдовы звучал крайне эмоционально. – Это последнее, что я могу сделать для Карло, и хочу принимать участие во всех этапах основания госпиталя.
– Понимаю.
– Что же вы ответите на мое предложение? Лицо Жюльетт расцвело яркой и светлой улыбкой.
– Мне будет очень приятно оказать вам помощь, на которую способна.
Синьора Оттони взмахнула руками от радости и облегчения.
– Великолепно! Конечно, надежда услышать это не оставляла меня. Но я бесконечно благодарна вам.
– В Палаццо есть мебель?
– Да, там живут старик-управляющий с женой.
– Вы остановились там?
– Нет, я гостья доньи Сесилии. Она послала мне приглашение сразу же, как только узнала о моем приезде. Я даже еще не заходила в Палаццо. Может быть, вы не откажетесь сопровождать меня завтра? Хотелось бы увидеть все вместе с вами.
– Да, конечно. Завтрашний день у меня свободен. Вы просто не представляете, что значит для города иметь еще один госпиталь, – в голосе Жюльетт звучало воодушевление. – Раненые все прибывают и прибывают. Их стоны постоянно звучат у меня в ушах. Огромное количество этих несчастных, кроме тяжелых ранений, еще и контужены.
– А как вы отнесетесь к предложению работать сестрой у меня в госпитале?
– Благодарю вас, это очень лестно. Думаю, с моим переводом не будет трудностей.
Синьора Оттони удовлетворенно кивнула.
– Мне будет очень приятно сознавать, что вы работаете у меня. Видите ли, у нас с Карло никогда не было детей, и мы всегда расценивали это как несчастье. Узнав о содержании завещания, я снова подумала, как было бы хорошо иметь дочь, которая помогла бы мне. И вот теперь появились вы.
– Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.
Внезапно в прихожей послышались детские голоса – Мишель и Сильвана вернулись домой. Через несколько минут дверь распахнулась, и они вбежали в комнату. Дети вели себя хорошо и очень понравились вдове, но Лена увела их с собой. Жюльетт и гостья снова остались вдвоем, разговаривая о Париже и ателье Ворта, где синьора Оттони покупала одежду при каждом посещении Франции. Когда Жюльетт ответила на вопрос, когда и где познакомилась с Марко, синьора Оттони рассказала историю своей помолвки, которая произошла буквально через несколько дней после первой встречи.
– Это случилось в Ницце. Я каждый год приезжала туда с родителями, братьями и сестрами на нашу виллу. Подобно многим другим, столь же близким ко двору, как и мы, наше семейство стремилось укрыться от холодных русских зим и метелей в благоуханном Средиземноморье.
– Значит вы – русская! – воскликнула Жюльетт. – Вот почему вы так хорошо говорите по-французски!
– Да. Вы тоже считаете, что образованные классы в России говорят только по-французски, а на родном языке общаются только с прислугой. В какой-то мере, это действительно так. Будучи еще маленькой девочкой, я как-то усомнилась в пользе подобного обычая, ведь русский – очень богатый и яркий язык, но меня быстро заставили замолчать и вновь перейти на французский. Вопрос даже не обсуждался.
– У вас остался кто-нибудь в России? Вдова кивнула.
– Представителей моего поколения с каждым днем становится все меньше, но у меня много племянников и племянниц. Как раз накануне войны нас с Карло посетил сын младшей сестры, Александр – один из моих любимых племянников. У меня их много, все сейчас на фронте. Со времени его приезда больше никого из членов семьи я не видела, хотя один из моих родственников – министр Государя, он пересылает мне письма жены и других моих сестер по дипломатическим каналам. По крайней мере, он так делал, когда я была в Швейцарии. Надеюсь, переписка продолжится. Дипломатическую почту обычно не задерживают.
– Ваш племянник долго гостил у вас?
– К несчастью, нет. Он заезжал в Вену с другом, возвращавшимся из короткой поездки в Венецию. Они встречались на какой-то станции на полпути между двумя городами, затем должны были вернуться на родину.
Жюльетт слушала, что говорила пожилая дама, не вдумываясь в слова, но размышляя о странной неисповедимости человеческих судеб.
– Вы знали друга вашего племянника?
– Конечно. В России живут миллионы людей, но придворный круг относительно узок, рано или поздно знакомишься со всеми, и знаешь всех, по крайней мере, в лицо. А семью Карсавиных я знаю много лет. Александр и Николай служили в одном полку. В последнем письме сообщалось, что недавно скончался отец Николая. Очень печально, что состояние переходит к наследнику во время войны. У Николая нет детей, чтобы передать наследство, если произойдет самое худшее, – синьора Оттони замолчала, обеспокоенно глядя на Жюльетт, прижавшую пальцы к вискам, словно в безотчетном желании стереть внезапно проступившую бледность. – Вам нехорошо?
Жюльетт уронила руки на колени.
– Наверное, немного устала. Синьора Оттони успокоилась.
– Это неудивительно при такой занятости. Теперь еще и я добавила вам забот.
– О, мне нравится быть занятой, – поспешно ответила Жюльетт. – И с радостью приму любую дополнительную работу.
– Самое большее, что я могу сейчас для вас сделать, это уйти.
– Нет, пожалуйста, останьтесь, мы выпьем по чашке кофе.
Вдова поднялась.
– У нас будет масса возможностей сделать это в будущем.
Они договорились о встрече, и Жюльетт проводила синьору Оттони до двери. Возвратившись в комнату, она увидела в большом золоченом зеркале свое бледное лицо. Если бы с самого начала знать, что синьора Оттони каким-то образом связана с Николаем, согласилась бы она с такой охотой помогать ей организовывать госпиталь? Можно легко найти опытного чиновника, который возьмет все на себя. Конечно, это разочаровало бы нервную пожилую женщину. Но дело было сделано, пути назад нет.
Жюльетт остановилась посреди комнаты, взявшись за голову. Настолько ли сильна воля Николая, может ли она рассчитывать, что никогда не получит известий от него в самый неподходящий момент? Марко даже в последний приезд говорил о нем с такой злобой! Неужели придется страдать из-за этого всю оставшуюся жизнь? Неужели ей навеки отказано в душевном покое?
– Вы можете приступить к работе сегодня же? – спросила Жюльетт, прочитав рекомендательные письма и задав несколько вопросов.
Катарина, застенчивая, улыбчивая девушка с густыми каштановыми волосами, уже успела подружиться с Мишелем и Сильваной. С очаровательной улыбкой она ответила:
– Да, конечно, синьора.
Жюльетт почувствовала облегчение: теперь у Лены будет помощница. Отправившись в медицинское управление, она узнала, что синьору Оттони примут в четыре часа. Это дало время для осмотра Палаццо Оттони. Жюльетт зашла за вдовой, и они отправились на гондоле к особняку.
– С какой радостью гондольер приветствовал нас, – шепнула синьора Оттони. – Раньше в это время дня почти невозможно было найти гондолу.
– Боюсь, они совсем лишились работы, – ответила Жюльетт. Она знала, что даже те, кто еще не забросил дело, практически разорены, и единственным пропитанием для их семей был бесплатный обед, ежедневно раздаваемый благотворительными обществами.
– Я дам ему хорошие чаевые.
– Он будет вам очень благодарен.
– Надеюсь, мы найдем Палаццо в полном порядке. Управляющему почти восемьдесят, но его жена на двадцать лет моложе и содержит дом в безупречной чистоте. Приехав в Венецию, я послала им записку, что зайду для осмотра, но жить буду в другом месте.
– Когда все устроится, вы вернетесь в Швейцарию?
– Только до окончания войны. С нетерпением жду возможности вернуться в Россию, на родину. Одна из моих племянниц с мужем живет в том доме, где я когда-то родилась. Он достаточно велик, чтобы и я могла поселиться, а если вдруг не сойдемся характерами, сможем жить, никогда не встречаясь.
– Но в России, насколько мне известно, перед войной были политические проблемы. Что, если это продолжится или даже усилится после войны?
– О нет, такого не произойдет, – убежденно провозгласила синьора Оттони. – Ничто так не объединяет людей, как сопротивление общему врагу, а крестьяне показали себя превосходными солдатами, – она взглянула вверх. – Ну вот, мы и прибыли.
Палаццо Оттони возвышался над ними великолепным фасадом пятнадцатого века с готическими окнами, изящными, как кружево. Дверь открыл управляющий и с необычным для его возраста проворством ввел дам в Палаццо.
– Какая честь для меня увидеть вас снова, синьора, – он склонился в старомодном поклоне.
– Как ты себя чувствуешь, Джованни?
– Хорошо, синьора, но мне очень не хватает жены.
– О Боже! Неужели ты овдовел?
– Нет, нет. Последнее время у нее болят ноги, и она почти не может ничего делать по дому. Примерно год назад жена упала с лестницы и вывихнула бедро. Теперь вынуждена жить в доме нашей дочери до конца своих дней. Врачи говорят, она вряд ли сможет когда-нибудь ходить, – тем не менее, Джованни не производил впечатление человека, убитого горем. – Но я сам хорошо управляюсь.
Однако, доказательства его явного преувеличения своих способностей справиться с таким огромным домом обнаружились сразу. Чехлы на мебели покрывала зеленая плесень.
– Что случилось? – с тревогой спросила синьора Оттони.
– Прошлой зимой Большой канал вышел из берегов.
Синьора Оттони разочарованно вздохнула, поднимаясь по изящно украшенной лестнице, которую теперь покрывала паутина. Ее длинная черная юбка оставляла дорожку в толстом слое пыли на розовом мозаичном полу бальной залы. Она прошла на середину и остановилась, оглядываясь вокруг. Жюльетт подошла к ней. Огромная зала выглядела величественно: золоченые панели, бирюзовый потолок, две люстры венецианского стекла, пять футов в диаметре каждая, блеску которых не могла помешать даже пыль. Изящная «обманка» изображала группу улыбающихся людей, роскошно одетых по моде прошлого века, рассматривающих что-то с высокой балюстрады среди гранитных ваз с цветами.
С приходом лета сообщений о победах Италии становилось больше. Жюльетт читала о самых последних, сидя в своей мастерской с ногами на диване, совершенно одна в доме. Дети гуляли с Леной, а Арианна незадолго до этого вышла замуж за моряка, с которым уже давно была обручена. На венчании присутствовали все. И хотя муж сразу же после свадьбы вернулся на корабль, Арианна переехала из особняка Романелли в собственную квартиру и поступила на работу на маленькую фабрику при Арсенале.
Жюльетт услышала звонок в дверь и отложила газету, с удивлением подумав, кто бы это мог быть. Она прошла по зеленому мрамору пола передней и широко распахнула входную дверь перед женщиной, одетой в траур. На какое-то мгновение ужас сковал сердце Жюльетт, она инстинктивно почувствовала, что перед ней вестник печали. Но женщина улыбнулась, и испуг прошел. В лице гостьи была какая-то особая мягкость, подчеркнутая возрастом, – ей было за шестьдесят. Волосы давно поседели, черты отличались изысканным аристократизмом. В облике и манерах присутствовало достоинство патрицианки.
– Bonjour, – сказала гостья и дальше продолжала говорить по-французски. – Если не ошибаюсь, я имею честь беседовать с синьорой Романелли? Меня зовут синьора Оттони, я вдова покойного Карло Оттони из Венеции. Мне сказала о вас донья Сесилия. Простите, что позволила себе явиться без предупреждения, но мне просто необходимо познакомиться с вами как можно скорее.
– Входите, пожалуйста, – Жюльетт отступила, чтобы дать гостье дорогу.
– Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз была в Венеции, – пояснила вдова. – Не по своей воле, конечно, я была так долго разлучена с любимым городом. В свое время мы обычно три месяца в году проводили в нашем Палаццо Оттони на Большом канале. К несчастью, здоровье моего мужа начало резко ухудшаться, и по совету врачей мы поселились в Швейцарии. Горный воздух считается очень полезным для больных. И хотя я давно была внутренне готова, но недавняя кончина супруга глубочайшим образом потрясла меня.
– Примите мои самые искренние соболезнования.
Вдова наклонила голову в знак признательности. Несмотря на итальянское имя, во французском женщины не слышалось никакого акцента, но все же Жюльетт была уверена: перед ней не француженка.
– Карло был заядлый путешественник и искатель приключений, – продолжала вдова. – И при любой возможности мы путешествовали вдвоем. Я частенько говорила, что он, должно быть, потомок Марко Поло.
По лукавой улыбке гостьи можно было заключить – эта шутка пользовалась у супругов большой популярностью.
– Но где бы мы ни находились, в какую страну ни приезжали, его сердце всегда оставалось в Венеции. Он очень огорчился, когда Италия вступила в войну, но, с другой стороны, гордился тем отважным шагом, на который страна, в конце концов, решилась, и пожертвовал крупные суммы на военные нужды. Я прибыла в Венецию с тем, чтобы выполнить его последнюю волю: организовать в Палаццо Оттони госпиталь для раненых, все оборудование от кроватей до операционной будет закуплено на средства, выделенные по его завещанию. Распорядителем средств являюсь я.
– О, как это великодушно со стороны вашего мужа! – воскликнула Жюльетт. – Это такая огромная помощь, я говорю по собственному опыту, потому что три дня в неделю работаю в госпитале в отеле «Виктория».
– Мне говорила об этом донья Сесилия. Вчера, сразу же по приезде в Венецию я нанесла ей визит. Много лет тому назад мой муж познакомился с доньей Сесилией и ее покойным мужем Фортуни-и-Марсал, который, без сомнения, был одним из известнейших испанских художников. Карло приобрел несколько его картин, он завещал их музею Прадо в Мадриде, в дополнение той коллекции произведений художника, которой располагает музей.
– Еще один щедрый дар! Значит, вы также знаете дона Мариано и Марию Луизу?
– Да. Мария Луиза встретила меня на вокзале, но я уже давно не видела ее брата, поэтому мне следует возобновить знакомство, – синьора Оттони сделала паузу. – Но я еще не сказала о цели моего визита. Донья Сесилия сообщила, что вы занимались переоборудованием офиса вашего мужа, ушедшего на фронт, в госпиталь. То же самое я должна сделать с нашим Палаццо.
– Все мое участие свелось к тому, что я предложила здание медицинскому управлению, организовала перенос оборудования, мебели и документов на верхний этаж и нашла женщин для уборки, чтобы довести здание до стандартов, которые предъявляются к медицинским учреждениям.
– По этому рассказу я заключаю, что вы – очень практичная женщина и можете мне помочь в подборе людей для осуществления подобной работы, – в жестах и интонация синьоры Оттони Жюльетт почувствовала мольбу. – Буду откровенна. Я далеко не молода, что, к сожалению, слишком очевидно, и у меня нет ни малейшего представления, как следует организовать передачу здания под госпиталь. Естественно, необходимо пройти целый ряд юридических процедур, и я это прекрасно понимаю, но, прежде всего, все-таки решила обратиться к вам. Поначалу я рассчитывала на Марию Луизу, но должна признаться, она так изменилась с тех пор, как мы встречались последний раз, что это практически невозможно.
– Перед тем, как дать ответ, я хотела бы обратить ваше внимание, что местный адвокат сможет произвести все необходимые формальности, войти в контакт с медицинским управлением и полностью осуществить процесс передачи особняка.
– О, безусловно. Уверена, мой муж предполагал, что я именно так и сделаю, но в этом случае меня отстранят от участия в деле, – голос вдовы звучал крайне эмоционально. – Это последнее, что я могу сделать для Карло, и хочу принимать участие во всех этапах основания госпиталя.
– Понимаю.
– Что же вы ответите на мое предложение? Лицо Жюльетт расцвело яркой и светлой улыбкой.
– Мне будет очень приятно оказать вам помощь, на которую способна.
Синьора Оттони взмахнула руками от радости и облегчения.
– Великолепно! Конечно, надежда услышать это не оставляла меня. Но я бесконечно благодарна вам.
– В Палаццо есть мебель?
– Да, там живут старик-управляющий с женой.
– Вы остановились там?
– Нет, я гостья доньи Сесилии. Она послала мне приглашение сразу же, как только узнала о моем приезде. Я даже еще не заходила в Палаццо. Может быть, вы не откажетесь сопровождать меня завтра? Хотелось бы увидеть все вместе с вами.
– Да, конечно. Завтрашний день у меня свободен. Вы просто не представляете, что значит для города иметь еще один госпиталь, – в голосе Жюльетт звучало воодушевление. – Раненые все прибывают и прибывают. Их стоны постоянно звучат у меня в ушах. Огромное количество этих несчастных, кроме тяжелых ранений, еще и контужены.
– А как вы отнесетесь к предложению работать сестрой у меня в госпитале?
– Благодарю вас, это очень лестно. Думаю, с моим переводом не будет трудностей.
Синьора Оттони удовлетворенно кивнула.
– Мне будет очень приятно сознавать, что вы работаете у меня. Видите ли, у нас с Карло никогда не было детей, и мы всегда расценивали это как несчастье. Узнав о содержании завещания, я снова подумала, как было бы хорошо иметь дочь, которая помогла бы мне. И вот теперь появились вы.
– Сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.
Внезапно в прихожей послышались детские голоса – Мишель и Сильвана вернулись домой. Через несколько минут дверь распахнулась, и они вбежали в комнату. Дети вели себя хорошо и очень понравились вдове, но Лена увела их с собой. Жюльетт и гостья снова остались вдвоем, разговаривая о Париже и ателье Ворта, где синьора Оттони покупала одежду при каждом посещении Франции. Когда Жюльетт ответила на вопрос, когда и где познакомилась с Марко, синьора Оттони рассказала историю своей помолвки, которая произошла буквально через несколько дней после первой встречи.
– Это случилось в Ницце. Я каждый год приезжала туда с родителями, братьями и сестрами на нашу виллу. Подобно многим другим, столь же близким ко двору, как и мы, наше семейство стремилось укрыться от холодных русских зим и метелей в благоуханном Средиземноморье.
– Значит вы – русская! – воскликнула Жюльетт. – Вот почему вы так хорошо говорите по-французски!
– Да. Вы тоже считаете, что образованные классы в России говорят только по-французски, а на родном языке общаются только с прислугой. В какой-то мере, это действительно так. Будучи еще маленькой девочкой, я как-то усомнилась в пользе подобного обычая, ведь русский – очень богатый и яркий язык, но меня быстро заставили замолчать и вновь перейти на французский. Вопрос даже не обсуждался.
– У вас остался кто-нибудь в России? Вдова кивнула.
– Представителей моего поколения с каждым днем становится все меньше, но у меня много племянников и племянниц. Как раз накануне войны нас с Карло посетил сын младшей сестры, Александр – один из моих любимых племянников. У меня их много, все сейчас на фронте. Со времени его приезда больше никого из членов семьи я не видела, хотя один из моих родственников – министр Государя, он пересылает мне письма жены и других моих сестер по дипломатическим каналам. По крайней мере, он так делал, когда я была в Швейцарии. Надеюсь, переписка продолжится. Дипломатическую почту обычно не задерживают.
– Ваш племянник долго гостил у вас?
– К несчастью, нет. Он заезжал в Вену с другом, возвращавшимся из короткой поездки в Венецию. Они встречались на какой-то станции на полпути между двумя городами, затем должны были вернуться на родину.
Жюльетт слушала, что говорила пожилая дама, не вдумываясь в слова, но размышляя о странной неисповедимости человеческих судеб.
– Вы знали друга вашего племянника?
– Конечно. В России живут миллионы людей, но придворный круг относительно узок, рано или поздно знакомишься со всеми, и знаешь всех, по крайней мере, в лицо. А семью Карсавиных я знаю много лет. Александр и Николай служили в одном полку. В последнем письме сообщалось, что недавно скончался отец Николая. Очень печально, что состояние переходит к наследнику во время войны. У Николая нет детей, чтобы передать наследство, если произойдет самое худшее, – синьора Оттони замолчала, обеспокоенно глядя на Жюльетт, прижавшую пальцы к вискам, словно в безотчетном желании стереть внезапно проступившую бледность. – Вам нехорошо?
Жюльетт уронила руки на колени.
– Наверное, немного устала. Синьора Оттони успокоилась.
– Это неудивительно при такой занятости. Теперь еще и я добавила вам забот.
– О, мне нравится быть занятой, – поспешно ответила Жюльетт. – И с радостью приму любую дополнительную работу.
– Самое большее, что я могу сейчас для вас сделать, это уйти.
– Нет, пожалуйста, останьтесь, мы выпьем по чашке кофе.
Вдова поднялась.
– У нас будет масса возможностей сделать это в будущем.
Они договорились о встрече, и Жюльетт проводила синьору Оттони до двери. Возвратившись в комнату, она увидела в большом золоченом зеркале свое бледное лицо. Если бы с самого начала знать, что синьора Оттони каким-то образом связана с Николаем, согласилась бы она с такой охотой помогать ей организовывать госпиталь? Можно легко найти опытного чиновника, который возьмет все на себя. Конечно, это разочаровало бы нервную пожилую женщину. Но дело было сделано, пути назад нет.
Жюльетт остановилась посреди комнаты, взявшись за голову. Настолько ли сильна воля Николая, может ли она рассчитывать, что никогда не получит известий от него в самый неподходящий момент? Марко даже в последний приезд говорил о нем с такой злобой! Неужели придется страдать из-за этого всю оставшуюся жизнь? Неужели ей навеки отказано в душевном покое?
* * *
На следующий день, рано утром, Жюльетт отправилась за покупками, как было заведено в последнее время. Ввели карточную систему, многих продуктов не хватало, приходилось часами стоять в очереди, чтобы, подойдя к двери магазина, узнать, что товар только что кончился. Вернувшись домой с кое-какими покупками, она заметила, что ее ждет девушка, Катарина Беллини. Накануне вечером Жюльетт попросила Лену порекомендовать кого-нибудь, кто смог бы помочь по дому. Лена пригласила Катарину, раньше работавшую в семье, которая покинула Венецию.– Вы можете приступить к работе сегодня же? – спросила Жюльетт, прочитав рекомендательные письма и задав несколько вопросов.
Катарина, застенчивая, улыбчивая девушка с густыми каштановыми волосами, уже успела подружиться с Мишелем и Сильваной. С очаровательной улыбкой она ответила:
– Да, конечно, синьора.
Жюльетт почувствовала облегчение: теперь у Лены будет помощница. Отправившись в медицинское управление, она узнала, что синьору Оттони примут в четыре часа. Это дало время для осмотра Палаццо Оттони. Жюльетт зашла за вдовой, и они отправились на гондоле к особняку.
– С какой радостью гондольер приветствовал нас, – шепнула синьора Оттони. – Раньше в это время дня почти невозможно было найти гондолу.
– Боюсь, они совсем лишились работы, – ответила Жюльетт. Она знала, что даже те, кто еще не забросил дело, практически разорены, и единственным пропитанием для их семей был бесплатный обед, ежедневно раздаваемый благотворительными обществами.
– Я дам ему хорошие чаевые.
– Он будет вам очень благодарен.
– Надеюсь, мы найдем Палаццо в полном порядке. Управляющему почти восемьдесят, но его жена на двадцать лет моложе и содержит дом в безупречной чистоте. Приехав в Венецию, я послала им записку, что зайду для осмотра, но жить буду в другом месте.
– Когда все устроится, вы вернетесь в Швейцарию?
– Только до окончания войны. С нетерпением жду возможности вернуться в Россию, на родину. Одна из моих племянниц с мужем живет в том доме, где я когда-то родилась. Он достаточно велик, чтобы и я могла поселиться, а если вдруг не сойдемся характерами, сможем жить, никогда не встречаясь.
– Но в России, насколько мне известно, перед войной были политические проблемы. Что, если это продолжится или даже усилится после войны?
– О нет, такого не произойдет, – убежденно провозгласила синьора Оттони. – Ничто так не объединяет людей, как сопротивление общему врагу, а крестьяне показали себя превосходными солдатами, – она взглянула вверх. – Ну вот, мы и прибыли.
Палаццо Оттони возвышался над ними великолепным фасадом пятнадцатого века с готическими окнами, изящными, как кружево. Дверь открыл управляющий и с необычным для его возраста проворством ввел дам в Палаццо.
– Какая честь для меня увидеть вас снова, синьора, – он склонился в старомодном поклоне.
– Как ты себя чувствуешь, Джованни?
– Хорошо, синьора, но мне очень не хватает жены.
– О Боже! Неужели ты овдовел?
– Нет, нет. Последнее время у нее болят ноги, и она почти не может ничего делать по дому. Примерно год назад жена упала с лестницы и вывихнула бедро. Теперь вынуждена жить в доме нашей дочери до конца своих дней. Врачи говорят, она вряд ли сможет когда-нибудь ходить, – тем не менее, Джованни не производил впечатление человека, убитого горем. – Но я сам хорошо управляюсь.
Однако, доказательства его явного преувеличения своих способностей справиться с таким огромным домом обнаружились сразу. Чехлы на мебели покрывала зеленая плесень.
– Что случилось? – с тревогой спросила синьора Оттони.
– Прошлой зимой Большой канал вышел из берегов.
Синьора Оттони разочарованно вздохнула, поднимаясь по изящно украшенной лестнице, которую теперь покрывала паутина. Ее длинная черная юбка оставляла дорожку в толстом слое пыли на розовом мозаичном полу бальной залы. Она прошла на середину и остановилась, оглядываясь вокруг. Жюльетт подошла к ней. Огромная зала выглядела величественно: золоченые панели, бирюзовый потолок, две люстры венецианского стекла, пять футов в диаметре каждая, блеску которых не могла помешать даже пыль. Изящная «обманка» изображала группу улыбающихся людей, роскошно одетых по моде прошлого века, рассматривающих что-то с высокой балюстрады среди гранитных ваз с цветами.