Леженда Валентин. Повесть былинных лет

   — Ну, блин, давай рули базар, — потребовал Санек. — У нас сейчас презентация. Ты знаешь, бородатый, сколько бабла мы на эту встречу угрохали?
   — Извиняйте, что? — не понял кузнец.
   — А… не важно. — Двое из ларца дружно зевнули. — Давай, бомжара, загадывай желание или че там у тебя?
   И Вован с Саньком продемонстрировали уже как-то привычно смотревшуюся пальцовочку.
   — Нам ведун княжеский нужен, — заявил Степан. — У Ильи вон зуб разболелся.
   — Уы-ы-ы-ы… — промычал Муромец, держась за щеку.
   — Стоматолог, что ли? — удивились двое из ларца.
   — Ась?
   — Ладно, не бери в голову. Сейчас доставим… — И Вован с Саньком исчезли. Мгновение — и вместо них на лугу возникли два совершенно осоловелых мужика: сухонький дедушка, больше всего похожий на сельского старосту, и здоровый детина в белоснежной рубахе с вышитым на груди красным крестом.
   — Кто больной? — противно проблеял старец.
   — А ты кем будешь? — в свою очередь полюбопытствовал кузнец.
   — Я личный зубной врачеватель князя Осмомысла Ижорского. Вы меня, кажись, вызывали?
   И старичок в замешательстве посмотрел по сторонам, не совсем понимая, как это он здесь взял да средь бела дня и оказался. Но, видно, двое из ларца были большими мастерами по задуриванию чужих голов. Огромный детина в белом безмятежно глядел перед собой, словно все происходящее нисколечки его не трогало.
   — А енто кто? — Колупаев бесцеремонно ткнул пальцем в здоровяка.
   — Мой осястент, — пояснил ведун, — Иван Наркозов.
   Услышав свое имя, Иван Наркозов снял с пояса не замеченную ранее кузнецом небольшую дубинку и красноречиво потряс ею над головой.
   — Это кто, соловьи-разбойники? — подал голос сидящий в кустах Муромец. — Они нас грабить будут?
   — Нет, лечить! — крикнул Илье ведун. — Я спрашиваю, кто больной?
   — Он больной! — Степан кивнул в сторону перекошенного Муромца.
   — Мил человек, а ну иди-ка сюда. — Нехотя, но богатырь встал и подошел.
   — А ну открой рот.
   — А…
   — Какой болит?
   — Ы… еры… мр-р…
   — Ага, понял, тот, что слева. Ну что ж… будем рвать. Иван…
   Здоровяк радостно улыбнулся.
   — Как рвать? — несколько опешил Муромец. — Дык зачем рвать?
   — Дык чтобы не болел, — со знанием дела пояснил ведун.
   — А по-другому как-нибудь нельзя?
   — Нельзя!
   И старикашка достал из-под одежды огромные кузнечные щипцы.
   Тут даже Колупаев струхнул. На Руси-то ежели зуб вырвать, так сразу к кузнецу идут. Но Степан такими зверствами никогда не занимался — брезговал. А тут душегубы какие-то, а не врачеватели.
   — Э… — закричал богатырь, отшатываясь от ведуна. — А что, по-другому, значит, никак?
   — Есть еще два варианта. — Старикашка зловеще щелкал железными щипцами. — За тонкую шелковую нить привязать зуб к телеге и… Сам понимаешь. Либо в ближайшее время попробуй ввязаться в какую-нибудь драку. Ну, скажем, тьмутараканчанина ефиопом обзови, он тебе, в общем, и заедет.
   Этот последний вариант понравился Илье больше всего, но ведун был настроен решительно.
   — Сейчас все эти штуки не годятся, — весело вертя щипцы, добавил он, — так как нам с Иваном за работу уже заплатили. Так что… Давай, добрый молодец, открывай рот!
   — Ы-у, — затряс головой Муромец.
   — Иван, анестезию!
   Бугай в белой рубахе взмахнул дубиной и…
   Огромный кулак Муромца опередил его на какие-то доли секунды.
   Второй кулак богатыря опустился на седую плешь ведуна.
   Не веря своим глазам, Колупаев смотрел на нелепо распростершиеся на земле тела.
   — Ты… ты… ты что енто наделал?!!
   — С двух ударов уложил! — похвастался Илья, с недоверием разглядывая свои кулаки, словно и не ожидал от них такого сюрприза.
   Степан наклонился, нервно нащупывая у зубных врачевателей пульс.
   — Что, покойнички? — с неуместной злорадной улыбочкой поинтересовался Муромец.
   — К счастью, нет…
   Кузнец оттащил ведуна к дороге, затем проделал то же самое и с его габаритным помощником. Может, кто мимо проедет, подберет.
   — Ну ты и орясина! — Степан сплюнул, отряхивая штанцы. — Я ж ведь как лучше хотел.
   — А может, он и сам выпадет. — Богатырь осторожно потрогал больной зуб пальцем. — Сейчас и не беспокоит вроде. Поехали, Степан!
   Колупаев вздохнул и, забравшись на козлы, направил коня к дороге, осторожно обогнув оглушенных врачевателей.
   Илья неуклюже вскарабкался на повозку.
   — Значит, снова к Мудрой Голове, да, Степан?
   — Угу, — не очень дружелюбно буркнул кузнец.
   — Может, ей глаз выколоть? — с готовностью предложил богатырь. — Дабы правду говорила и не посылала нас с тобой куда ни попадя.
   — Я тебе выколю. — Колупаев резко обернулся и продемонстрировал Муромцу кулак. — Я тебе так выколю, что даже здоровые зубы повыпадают. Сиди да помалкивай в тряпочку. Еще раз из-за тебя влипнем, будешь сам по Руси путешествовать.
   От подобной перспективы Муромца слегка передернуло, и он тоскливо поглядел в синее небо, вспоминая отчий дом и славную, хорошо протопленную печь, на которой спал себе тридцать три года и забот никаких не ведал.

ГЛАВА 15
в которой слегка меняются планы

   Как всегда оставив Буцефала жевать сено невдалеке, Степан с Ильей залегли за небольшим, практически полностью облетевшим кустиком.
   Осень, ничего не попишешь. Скоро и зима подоспеет. А вот интересно, как Мудрая Голова зимой-то — под снегом аки мыша полевая в спячку впадает или усищами сугробы разгребает? М-да, вопрос вопросов.
   — Ну что, дык навроде дремлет, — прошептал Муромец, вытягивая шею.
   — Нет, не дремлет, — отрезал Колупаев.
   — А я тебе говорю, дремлет. Мне даже отсюдова видно, что у ней зенки закрыты.
   Кузнец молча указал на свои сапоги.
   — Что?!! — не понял Илья.
   — Не идут. — Степан досадливо развел руками. — Не желают. Вниз с холма пожалуйста, а наверх никак.
   — Ты уверен?
   — А вот сам попробуй!
   — И вправду, — обрадовался Муромец, — мне еще ни разу не доводилось обувку волшебную примерять.
   Колупаев легко снял краденые сапоги и передал их Илье.
   Илья нахмурился:
   — А размеры то у нас разные.
   — Ты одевай-одевай, не стесняйся, — подбодрил богатыря Колупаев.
   Муромец не стал спорить. Снял свою обувку и бережно натянул волшебную.
   — Чудно. — Илья уткнул каблуки в землю. — Совсем не жмут! Навья обновка. Жаль только, в полный рост встать нельзя.
   — А ты присядь, — посоветовал кузнец.
   Богатырь присел и на полусогнутых попытался обогнуть куст.
   — Ох! — изумленно выдохнул Муромец и резко опрокинулся назад.
   — А я что тебе говорил! — усмехнулся Степан.
   — Они, словно… словно живые.
   — Снимай давай, опудало, ждать будем. — И русичи снова поменялись сапогами.
   — Холодает. — Илья поежился. — Видно, ранняя зима в этом году случится.
   — Не болтай! — Колупаев осторожно высунулся, отогнув пару веток.
   «Хитрый, мерзавец, — недовольно подумал он, глядя на обезглавленного великана. — Мастерски притворяется, даже сладко посапывает, якобы во сне. А сам-то небось побольше слюны в рот набрал и ждет».
   Степана внезапно осенило.
   — Есть идея!
   — Чаво? — на всякий случай испугался Муромец.
   — Идея, говорю, есть. Снимай шлем!
   — Зачем?
   — Снимай, кому говорят!
   Богатырь подчинился. Колупаев с сомнением взвесил шлем в руке. Ничего, подойдет.
   — Я об этом способе от грека одного слышал. Великий Херакл якобы при помощи вот такого шлема аргонавтов от неминуемой гибели спас, когда те проплывали между заколдованными смыкающимися скалами!
   Затем кузнец прикинул расстояние, размахнулся и швырнул ратную принадлежность в сторону.
   — Дык… — только и успел выдохнуть изумленный Илья.
   Мудрая Голова среагировала незамедлительно. Мощный плевок оглушительно выстрелил в сторону улетевшего шлема.
   Снова сняв сапоги, Колупаев босиком побежал к верхушке холма.
   — Илья, за мной!!!
   Через полминуты они уже находились в «мертвой зоне», взмокшие, но довольные.
   — Снова вы?!! — Мудрая Голова в отчаянии закатила глаза. — А я, дурак, надеялся, что из Новгорода вас живыми уже не выпустят.
   — Ага! — торжествующе воскликнул кузнец, надевая успокоившиеся сапоги. — Значицца, ты, котелок с ухой, все заранее знал и про выборы и про то, что Муромец не удержится и вмешается?
   — Знал! — не без хвастовства подтвердила Мудрая Голова. — Я много чего наперед знаю. Такая моя работа, на холме песчаном торчать и все видеть. Правда… изменить что-либо я не в силах. А это, знаете ли, хуже всего.
   — А как тебе будет торчать на холме с одним глазом? — угрожающе поинтересовался Илья. — По мне, так с одним глазом во много раз интересней окрестности обозревать.
   Мудрая Голова угрозу проигнорировала. Что ей какие-то коротышки с их никчемными смешными проблемами. Ходят тут, вопросами разными тебя достают. Никакого житья от них нет. Сидишь на холме, никого не трогаешь, никому зла не желаешь, на птичек в небе поглядываешь, благодать. Благодать, если бы не эти…
   — Ну что вы снова ко мне приперлись? — решил слегка повозмущаться обезглавленный витязь. — Что вам на месте не сидится? Ходите да ходите. Ужель ничем иным заняться не можете? Вот ты, например, рама поперек себя шире…
   Судя по всему, Мудрая Голова имела в виду Илью Муромца.
   — Пошел бы и пару подвигов ратных совершил. На печи тридцать три года пролежать — это, конечно, славно, но для любви всенародной маловато будет…
   — Дык… — гневно возразил Муромец.
   — Ты мне тут не дыкай, — еще больше разозлилась Мудрая Голова, — иди ратные подвиги совершай! Вон давеча Сиверский уезд банда чудищ непонятных атаковала. Все черные, как эфиопы, и в перьях. Орудуют по большей части топорами.
   — Маньяки, что ли? — заинтересованно спросил Колупаев.
   — Может, и маньяки, я почем знаю?
   — Последнего расейского маньяка я пять лет назад собственноручно извел! — не удержавшись, похвастался Степан. — Снес ему голову мечом булатным при всем честном народе под Астраханью. Верлиокою душегуб звался, на детишек охотился да на красных девиц.
   Муромец с уважением посмотрел на кузнеца. Странно, но хитрый летописец ему такого подвига почему-то не приписал.
   — К тебе, Степан, у меня претензий никаких, — задумчиво изрекла Мудрая Голова. — Таких, как ты, да побольше, и Русь наверняка бы в жизни не распалась. Устояла бы и силы свои лишь более сплотила. Мне этот мордатый не нравится.
   — Это кто тут мордатый? — раненым медведем взревел Муромец, — Ты, ушанка драная!
   — Илья, пойди поищи свой шлем, — нетерпеливо приказал Колупаев.
   Муромец еще немного повозмушался, а затем, развернувшись, заковылял по верхушке холма, высматривая немаловажную часть своих ратных доспехов.
   — Я не знал, что вы Емельяна в Новгороде не застанете, — проговорил обезглавленный великан, — а потом… думал, попадете в Новгород, одумаетесь и бросите свою странную затею. Во всяком случае, Муромец наверняка бы там и остался болтаться на дерьмократической виселице. Не ведал я, однако, что у тебя, Степан, волшебный ларец Кощея имеется. Тут ты меня, конечно, удивил так удивил. Мне-то всегда главное ведомо, а детали… вечно ускользают от внимания.
   — Я вот чего не пойму. — Колупаев не спеша прошелся взад-вперед. — Ты говоришь, что надоели мы тебе со своими расспросами. Так дай нам верный ответ, и мы оставим тебя в покое. Назови место, где летописец ентот обретается, либо скажи, как Емельяна найти, который, по твоим же словам, знает, где живет этот шибко грамотный мерзавец.
   — Ступайте в Хмельград, — просто ответила Мудрая Голова.
   — В Хмельград?
   — Во-во. Именно. Он на границе с Ижорой располагается. Но будьте там осторожны, городом правит свихнувшийся царь. Енто вам не Новгород с его дерьмократией.
   — Нашел!!! — донеслось с южной стороны холма, и кузнец с раздражением поглядел на подпрыгивающего на месте богатыря.
   — Значит, Хмельград, — тяжело вздохнул Колупаев, решив, что на этот раз обезглавленный прохвост окончательно вознамерился их с Муромцем погубить.
   Что ж, придется сильно разочаровать эту протухшую бадью с мочеными яблоками.

* * *

   — Все готово, князюшка. — Николашка подобострастно суетился вокруг Всеволода, маленькой щеточкой охаживая его расшитый золотом парадный камзол. — Вы всех в Кипише затмите своей мудростью и величием.
   — Не лебези, — одернул секретаря князюшка. — В тяжелое время удел родной покидаю. Полчища навьих выродков в лесах бесчинствуют, на простой люд нападают.
   — Вы про этих ефиопов в перьях? — догадался Николашка. — Так ведь енто наверняка…
   — Я не нуждаюсь в твоих пустых предположениях, — перебил помощника Всеволод. — Мне надобны факты! Вот ежели кто отловит хотя бы одного, тогда и разберемся.
   Николашка обиженно передернул плечами: на нет и суда нет. Не в духах сегодня князь, но оно и понятно, на Великое Вече едет. А там с недругами встретится, — с завистниками разными. Но не поехать нельзя, долг зовет. Больше всего раздражало Всеволода место проведения Вече. Раньше ведь все в Новгороде да в Новгороде. А тут Кипиш. Что за город, где находится? Вроде как на большом озере. И попасть, говорят, туда не просто. Чего не придумают эти устроители, час от часу не легче.
   — Экипаж подан!!! — зычно донеслось со двора.
   Всеволод выглянул в распахнутое окно. Да, экипаж впечатлял. Все чин чином: с крышей, с резными дверцами, на четырех изящных колесах, покрытых свежей охрой, и четверка гнедых, лучших в княжьей конюшне. Просто загляденье. Бравая дружина, которая должна была сопровождать князя, тоже выглядела неплохо. В парадных кольчугах, с алебардами. Вот только на кой хрен они везли с собой чугунную пушку? Но на этом, как ни странно, настоял сам Николашка, заявив: мол, мало ли что? Князюшка вопреки своему обыкновению не стал с ним спорить.
   — Сейчас спущусь! — крикнул, в окно Всеволод и, подойдя к большому, в человеческий рост заокеанскому зерцалу, придирчиво в него погляделся:
   — Ничего, по нашему уделу сойдет, да, Николашка?
   Николашка, как всегда, не возражал.
 

МАЛЫЙ ОТРЫВОК ИЗ «ПОВЕСТИ БЫЛИННЫХ ЛЕТ» НЕИЗВЕСТНОГО ЛЕТОПИСЦА

О Мудрой Голове

   О том, как объявилась на Руси. Мудрая Голова, всякое болтают. Я, понятно, расскажу вам правду, стало быть, другим дурням не верьте.
   Издалека притопал ентот витязь. Сам он-то из народа норманнов, конунгов, йотунов и прочих чужих расейскому человеку иноземцев. Размеры витязя впечатляли. На Руси таких великанов сроду не рождалось. Чем-то особым, видно, эти норманны там у себя на севере питаются. Одни говорят пингвинами, другие толкуют, что толченый моржовый клык конунги потребляют, оттого и вымахивают до самого неба.
   Да мало ль отчего?
   Пришел ентот норманн на Русь, дабы государство русичам создать. Жили-то мы тогда, как и сейчас, разрозненно. Древляне, поляне, уличи… Куча племен злобных, коварных, каждый в своего бога верит. Друг другу козни строили и объединяться, понятно, не хотели. Кочевники это дело сразу просекли и набеги устраивать частые стали. Девок уводить, посевы портить. Совсем житья от них не стало.
   Некоторые брешут, что славяне тогда сами витязя заморского пригласили. Мол, приди к нам, норманн мудрый, и нас всех объедини. Чушь! И безо всяких норманнов объединились бы.
   Только вопрос, когда?
   Просто не очень вовремя этот витязь приперся и стал уличей по лесам гонять. Гонял-гонял и загнал их в земли полян. Поляне тоже струхнули, перемешались с уличами, от страха мед крепкий вместе пить начали. Норманн же, видя такое дело, снова меч свой ужасный обнажил и погнал уличей с полянами к древлянам. Так вот и объединил земли расейские. Под конец объединения от великана невиданного такая толпа драла, что земля сотрясалась, а кочевников, так тех и вовсе растоптали, аки мурашей каких.
   Странно, но норманн ентот и вправду Руси добра хотел. Я, говорит, люблю пуще всего ратные подвиги совершать да другим помогать, в особенности коль у этих других в головах сплошная овсяная каша.
   Но я все же уверен, что и без норманна-великана объединились бы. Пущай много позже, пущай войною, но рано или поздно Русь бы возникла аки феникс какой огнекрылый.
   Тута и всплывает резонный вопрос: отчего норманн голову-то свою в один прекрасный день сложил? И тут нас, братья, ждет самый настоящий тупик. Неведомо сие даже мне. Но можем и предположить. Кое-какие посылки из славного прошлого все ж имеются. Маленькие да удаленькие.
   Вроде как некий навий богатырь Змей Змеевич витязя заморского порешил. Что-то они там меж собою не поделили, девку аль трофей какой. Ну, знаете, как в жизни бывает? Сошлись славные великаны в чистом поле и друг дружке кровушку пускать начали. Вот и порешили один другого. Голова норманна на холм песчаный отлетела, а навий богатырь под землю по частям провалился.
   Не ясно токмо, отчего Голова не померла вместе с великаном. Жила себе поживала, просителей настырных гоняла да в небо время от времени пялилась. И превратилась со временем в настоящую расейскую реликвию!
   Мало кто помнил, что именно обезглавленный великан и объединил Русь-матушку, а опосля смерти частичной продолжал неусыпно следить за судьбой расейской.
   Но не выдержал однажды, заснул случайно и проспал так несколько лет кряду, проморгав смуту великую и распад позорный некогда могучего славного государства.
   Есть, правда, еще кое-что… Смею предположить, что внезапный сон великана, возможно, напал на него не сам собою. А что, ежели специально его усыпили? Ворожбой какой аль порошком. Спросите, кому это выгодно? Да наверняка мериканский царьЖордж вмешался. Без него ведь, ирода, никуда. Затаил злобу вражина на земли расейские. Решил, видно, змеюка подколодная, культ своего Рональда МакДональда на Русь-матушку распространить. Отравить умы дряпью заокиянской.
   Может, и так все было. Доподлинно ничего не известно. Смутное время — худшая из напастей. Все важные документы в огне горят, правдолюбы на виселицах болтаются, дурачье и посредственность у власти вабятся. Торжество дерьмократии.
   А какое слово-то чудное, дерьмократия! Еллинское. Так и попахивает от него за версту конским навозом. Бойся, бойся, Русь, заморских измысливаний. К смуте великой попытки все поменять ведут. И враги наши не дремлют. Мы-то по робости своей да по недомыслию на все плюем. Моя хата с краю, что мне какой-то Горыныч? Ну сожрал соседа, так, мол, ему и. надо, соседу ентому. У него ведь кур на целых пять больше, чем у меня… Эх, русичи-русичи. Дивный народ. Я вот часто думаю…
   (В этом месте рукопись резко обрывается, как видно по краю, кем-то отгрызена.)

* * *

   Зачастили в тот день к Мудрой Голове гости. Прямо крестный ход какой-то, ей-богу.
   Нервно покусывая губы, Гришка с Тихоном по иронии судьбы залегли за тем же кустиком, за которым пару часов назад прятались Колупаев с Муромцем.
   Обезглавленный витязь снова притворялся спящим и на этот раз очень сильно рассчитывал в кого-нибудь да плюнуть.
   Каким-то седьмым чувством дружинники это понимали и потому выйти из своего укрытия все никак не решались.
   — Князюшка небось уже в Кипиш направился, — прошептал Тихон, мечтательно глядя на облака. — А там опосля Веча пир будет, яства князья кушать станут невиданные, напитки крепкие хмельные дегустировать.
   — Слушай, не томи, — возмутился Гришка, — и так на душе словно кто нагадил. Мы-то с тобой, чай, в последний раз по-нормальному ели… ежели мне не изменяет память, уже больше недели назад.
   — Да… — протянул Тихон. — Первача бы сейчас лыкового да огурчиков соленых для храбрости. Приняли бы и кочерыжку мудрую хитростью одолели. А так ни одной мысли полезной в голову не забредает.
   — Да тебя и раньше сии мысли никогда не посещали, — усмехнулся Гришка. — Я у нас всегда за двоих думал. О, слышишь?
   Тихон насторожился:
   — Ну, Голова Мудрая храпит, и что с того? Наверняка притворяется.
   — Да нет, внизу холма в зарослях. Неужель не слышишь?!!
   Братья замолчали.
   — Пробирается кто-то. — Тихон озадаченно поскреб небритый подбородок. — Не у нас одних дела к Мудрой Голове имеются.
   Заросли частично облетевших желтых кустов разошлись, и оттуда, опасливо озираясь, вылезло Одноглазое Лихо.
   Прищурилось.
   Принюхалось.
   Княжеские племянники замерли не двигаясь.
   Лихо, конечно, одноглазое и здорово близорукое, но с обонянием у него все было в полном порядке.
   — Ребятушки-и-и-и… — радостно закричала образина. — Козлятушки-и-и-и…
   — Не подходи! — Гришка изловчился и запустил в «красотку» камнем. — Зашибу!
   — Ишь ты какой! — Лихо уперло руки в бока. — Знаешь, а ты мне нравишься, будешь моим главным мужем.
   — Кем?!! — в ужасе завопил Гришка, совсем позабыв про всякую осторожность.
   Беря пример с брата, Тихон тоже приготовился швырнуть камень.
   — Суженые вы мои ненаглядные! — дико взвыло Лихо. — Никуда вы, голубчики, от меня теперь не денетесь. Раз назвались женихами, так полезайте теперь со мной на печку.
   — Она это СЕРЬЕЗНО?!! — не веря ушам своим, переспросил Тихон.
   — Еще как! — — Гришку била нервная дрожь.
   — А ты себя в зерцале-то видела? — решил вступиться за брата Тихон.
   — Видела-видела, — огрызнулось Лихо. — Вы тоже, между прочим, не писаные красавцы. Каковы женихи, такова и невеста. По Сеньке шапка.
   — Пошла вон! — в отчаянии прокричал Григорий, не очень-то и надеясь на результат.
   Одноглазое Лихо ухмыльнулось:
   — Ребятки, я поднимаюсь…
   И она (или оно?), сильно прихрамывая, полезла на холм.
   — Значит, так… — Глаза у Гришки лихорадочно блестели. — Подпускаем ее поближе и бежим… прямо к Мудрой Голове.
   — Но ведь?..
   — Хоть раз в жизни послушай меня!
   — Хорошо, — согласился Тихон.
   — Мальчишки, сыграем свадьбу на болотах! Лешего с Главным Водяным пригласим…
   — Давай!!!
   И дружинники побежали вверх по холму. Обезглавленный витязь только этого и ждал. Но с плевком он немного повременил, несколько озадаченный увиденной картиной. По холму вовсю драпали два добрых молодца с перекошенными физиономиями, преследуемые ужасной мегерой, вопящей что-то весьма невразумительное.
   Великан долго не колебался. Проявив вполне уместную в данной ситуации мужскую солидарность, он прицелился и с силой плюнул в сексуально озабоченную образину.
   И, что удивительно, попал!
   Да так попал, что образина с криком улетела к подножию холма, оставляя за собой столб песчаной пыли.
   — Бегите, я ее задержу как смогу! — пробасил добрым молодцам обезглавленный витязь, набирая в рот побольше слюны.
   — А как же летописец?!! — хором возопили братья, ни на минуту не забывая о строгом повелении Всеволода.
   — Ступайте в Хмельград! — крикнула Мудрая Голова.
   Княжьи племянники переглянулись и, перепрыгивая через кусты, рванули вниз к наезженной дороге.
   А Мудрая Голова ухмыльнулась, ибо по склону холма, изрыгая жуткие проклятия, снова карабкалось Одноглазое Лихо.

* * *

   Колупаев бережно расстелил на коленях льняной платочек с искусно вышитой картой Руси.
   — Мы тута, — показал он удивленно таращившемуся на карту Муромцу. — Хмельград вроде здесь.
   — Дык недалеко, — кивнул Илья.
   — Да на Руси все кажется недалеко, — проворчал Степан, — а как пустишься в дорогу — сам черт в этих дебрях ногу сломает.
   Вечерело. Самое время устроиться где-нибудь на ночлег. Спать на каком-нибудь постоялом дворе не хотелось, лишь клопов зазря кормить. Ночи хоть и холодные, но зато небо звездное-звездное. Любо в такую ночь в лесу переночевать. Зима скоро, а зимой так запросто в леске не заночуешь.
   — Разжигай, Илья, костер, — скомандовал кузнец, съезжая с дороги. — Переночуем и завтра днем… ну, самое позднее к вечеру будем в Хмель-граде.
   — Дивное название, — проговорил Муромец, спрыгивая с остановившейся телеги. — Вроде как раньше я о таком городе и не слыхивал.
   — Опасное место, — покачал головой Колупаев. — Да и из названия все ясно. Кто туда приходит, назад уже не возвращается.
   — Да ты что?!!
   — Вот так-то! Послала нас Мудрая Голова на верную гибель. За себя-то я спокоен, а вот ты… — Степан с сомнением поглядел на богатыря. — Ладно, и за тобой присмотрю. Так вот, правит в том городе некий царь по имени Панек.
   — Городом правит царь?!!
   — Ну, раньше он правил небольшой землей, но так бездарно правил, что со временем остался от той земли один-единственный город. Некоторые говаривают, что он сумасшедший и что правят заместо него хмельградские бояре. Что там Емельяну Великому делать, ума не приложу!
   Муромец тоже здорово сомневался в успехе их очередной опасной поездки, но вслух ничего не сказал.
   Разожгли костер. Поужинали. Кузнец накормил Буцефала и, постелив на земле медвежью шкуру, приготовился как следует вздремнуть.
   — А ты, приятель, — сказал он Муромцу, — на дозоре пока посиди у костра. Места здесь лихие, разбойничьи. Кто знает, может, за наши головы новгородчане уже вознаграждение какое назначили. Шороху мы там наделали большого. Теперь нужно быть вдвойне осторожными.
   — Угу, — отозвался богатырь и, опершись о булатное копье, грустно уставился в горящий костер.
   «И на кой я во все это ввязался? — думалось ему. — Нелегкое это дело оказалось — справедливость восстанавливать. Куда проще на печи подольше полежать, да тем и прославиться».