Леженда Валентин. Разборки олимпийского уровня

   — Э… — снова неуверенно отозвался Алкидий.
   — Ладно, не буду тебя больше задерживать. — Гефест дружески потрепал грека по плечу. — Передавай привет Танату, что-то слишком часто он в последнее время у тебя клиентуру перебивает. Да и это… — спохватился кузнец, — к Зевсу заскочи, он давеча просил тебя к нему зайти, у него опять геморрой разыгрался.
   И, приветливо улыбнувшись, Гефест скрылся за поворотом.
   Веревка на ковре еще какое-то время дергалась, но вскоре затихла.
   — Разрази меня Аид, — сказал, выбравшись из своего укрытия, Фемистоклюс. — Неужели пронесло?
   — Э… — попытался ответить Алкидий.
   — Ничего, братец, — ободряюще сказал другу Фемистоклюс, — в нашем деле не такое еще бывает. Идем скорее, пока Зевс на Олимп не вернулся. По некоторым данным, он сейчас ночует у очередной смертной бабы, перевоплотившись в ишака.
   — Но откуда? — спросил обретший наконец дар речи Алкидий. — Откуда ты обо всем этом знаешь?
   — Я же тебе уже говорил, — ответил Фемистоклюс, — на прошлой неделе я встретил в одном из питейных заведений Диониса, и он за чашей вина выложил мне план, как можно круто насолить олимпийцам.
   — А зачем ему это?
   — Да сатир его знает, — пожал плечами Фемистоклюс. — Скучно мужику, мается от безделья, с жиряки готов всю Грецию опоить, если бы Зевс ему, конечно, позволил.
   В конце коридора друзья обнаружили громадный пиршественный зал, по случаю позднего времени, естественно, пустовавший. (Боги тоже мужики и отдыхать от постоянных пьянок даже им надо. — Авт.).
   — Этих залов на Олимпе где-то чуть больше семи десятков, — пояснил ошарашенному приятелю Фемистоклюс. — Хорошо, если за год боги хотя бы в половине побывают. Гименей, говорят, однажды в них заблудился. Бродил по пустым коридорам и орал благим матом, пока его Гермес не вывел.
   Алкидий в очередной раз мертвенно побледнел.
   — Но ты не бойся, — усмехнулся Фемистоклюс, — мы не запутаемся, у меня есть карта.
   Тем не менее того, что им было нужно, греки в пиршественном зале не нашли.
   — Вот зараза, — покачал головой Фемистоклюс, — а время-то идет.
   Свернув в очередной коридор, друзья наткнулись на чинившего сандалии Гермеса.
   На этот раз Фемистоклюс не растерялся, ловко сымпровизировав.
   — Привет, — нагло сказал он вестнику богов, сосредоточенно ковырявшему разобранный правый сандалий.
   — Здорово, — не поднимая головы, отозвался Гермес.
   — Не подскажешь ли, приятель, — продолжил Фемистоклюс, от наглости которого Алкидий был готов вот-вот упасть в обморок, — где здесь поблизости можно раздобыть амброзии?
   Гермес не глядя указал в конец коридора:
   — Там в углу автомат, кинешь две монетки.
   Поблагодарив, Фемистоклюс поволок полумертвого от страха приятеля в конец коридора.
   Там действительно оказалось нечто напоминавшее большую собачью будку. В высоком сером ящике имелась специальная прорезь для монет и овальное окошечко пока неизвестного назначения.
   Выудив из-за пазухи пару серебряных монет (да знаю, что их также не могло быть в Древней Греции, но негодующим по этому поводу товарищам советую перечитать эпиграф к роману. — Авт.), Фемистоклюс ловко засунул их в узкую прорезь.
   Серая будка дернулась, громко загудела, и через секунду в овальном окошечке уже лежала прозрачная фляга, наполненная нежно-розовой жидкостью (слава Зевсу, хоть не кока-колой. — Авт.).
   Радостно захихикав, Фемистоклюс передал флягу Алкидию.
   — Держи свое состояние и смотри не урони.
   Алкидий нервно вцепился в прозрачную флягу.
   — А теперь, — Фемистоклюс снова держал в руках заветную дощечку с кратким планом Олимпа, — нам нужно добраться вот до этой террасы.
   Как оказалось, нужная терраса находилась совсем рядом.
   Это был небольшой выступ под открытым небом, на котором клубились темные облака.
   Ярко светила луна, висевшая практически вровень с Олимпом.
   — И что дальше? — Алкидий, сжимая в руках флягу с амброзией, воровато огляделся.
   — Сейчас увидишь, — ответил Фемистоклюс. — Жди меня здесь и никуда не уходи.
   Сказав это, рыжебородый грек скрылся во тьме коридора.
   Вернулся Фемистоклюс где-то минут через десять.
   Под мышкой он нес две пары лохматых белых крыльев.
   Беззаботно посвистывая, он сунул одну пару бледному приятелю.
   Алкидий судорожно сглотнул:
   — Ты хочешь, чтобы…
   — Да-да, — перебил его Фемистоклюс. — Давай, скорее цепляй их себе за спину, там есть специальные ремни.
   — Но…
   — Никаких “но”: или так, или никак.
   Надев крылья, друзья окончательно стали походить на двух свихнувшихся идиотов.
   — На счет “три” прыгаем, — сказал, взмахнув крыльями, Фемистоклюс. — Раз, два, три…
   И они прыгнули. Уже в полете Фемистоклюс предостерег друга:
   — Запомни, Алкидий, не приближайся слишком близко к луне — воск потечет и крылья развалятся. Меня Дедал предупредил, он проверял на собственном сыне…

Глава 3
О РАЗДАЧЕ РОЗОВЫХ СЛОНОВ И О ТОМ, КАК ПАРИС ПОХИТИЛ ЕЛЕНУ

   — Так. — Утвердившись на троне, Зевс обвел присутствующих мрачным взглядом.
   Ничего хорошего этот взгляд не предвещал. Олимпийцы поежились.
   — Допрыгались, засранцы! — с надрывом продолжал Громовержец. — Доигрались, войны вам захотелось. Уже от безделья не знаете, какую пакость выкинуть.
   — А что мы? — возмутился Арес. — Как что, так сразу мы…
   — Заткнись! — взревел Тучегонитель, и Олимп ощутимо тряхнуло. — Ты только и знаешь, что с мечом по полю боя бегать. Признавайся, придурок, это ты подговорил Эриду яблоко на стол подбросить?
   — Что ты, отец, как ты мог такое на меня подумать? — не на шутку испугался бог войны.
   — Не мог подумать, — рявкнул Зевс, — а подумал, причем в первую очередь.
   — Да вы что? — Арес в отчаянии посмотрел на остальных олимпийцев. — Дионис, скажи им, у меня алиби, я был слишком пьян для такой подлости.
   Отщипнув от своего головного убора кисточку спелого винограда, Дионис вытер рукой взмокший лоб и испуганно кивнул:
   — Да, это так, Эгидодержавный, Арес был пьян, как морской еж.
   Зевс задумчиво потеребил окладистую бороду:
   — А что скажет по этому поводу сама виновница скандала?
   Боги недоуменно заозирались.
   — Я имею в виду Эриду, — пояснил Громовержец, и с потолка тронного зала опустилась на цепи большая черная клетка.
   — Мое изобретение, — довольно проговорил Гефест.
   В клетке сидела Эрида, которая вертела головой и страшно ругалась, правда никого конкретно в виду не имея.
   — Что скажешь, дура, в свое оправдание? — грозно бросил ей Зевс, и богиня раздора мгновенно затихла.
   — Да на свадьбу ту ее не пригласили, потому она и злится, — усмехнувшись, пояснил Гермес. — Ох уж эти бабы, чем длиннее волос, тем короче ум.
   — Сам дурак, — зло отозвалась Эрида.
   — Молчать! — гаркнул Зевс. — Говорить будешь лишь тогда, когда тебя спросят.
   Подперев бороду кулаком, Зевс снова тяжелым взглядом обвел присутствующих.
   — Ну а вы что же, три идиотки, — обратился он к притихшим Афине, Афродите и своей жене, — неужели не понимали, что это очередная уловка богини раздора?
   Пристыженные богини опустили глаза.
   — Ну ладно, Афину я прощаю, — махнул рукой Громовержец, — горда, молода, импульсивна, но ты, Гера, как ты могла, в твоем-то возрасте?
   — Что?!! — завизжала супруга Зевса. — Что ты сказал? Да это ты сам все специально подстроил, чтобы греки передрались, а ты под прикрытием войны смог бы по бабам спокойно гулять, героев плодить…
   В тронном зале Олимпа повисла гробовая тишина.
   Испуганные олимпийцы в страхе попятились от трона. Побледневший Дионис, став на четвереньки, спрятался за фонтаном.
   Зевс побагровел.
   — Ах ты, старая карга, — зловеще прошептал он, занося руку с посохом.
   Гера и сама уже пожалела о том, что сказала, но что-либо изменить было уже поздно.
   Посох Громовержца с грохотом ударил в пол. Олимпа, и в следующую секунду страшная сила скрутила вопящую Геру, подняла ее на воздух и закружила в бешеном танце по залу. Секунда — и визжащая благоверная Зевса уже летела головой вниз с Олимпа в бурлящие воды царства Посейдона.
   Переведя дух и немного успокоив расшалившиеся нервы, Тучегонитель подозвал к себе прятавшегося за колоннами Гефеста.
   — Ну что, приятель? — доброжелательно спросил он изобретателя. — Как твой телефонтий, работает?
   — Слева от трона, — ответил Гефест, указывая на черную коробочку с ручкой. — Говорить нужно вон в ту продолговатую трубку.
   Хмыкнув, Зевс поднес трубку к уху.
   — Да? — мелодично донеслось из трубки. — Я вас слушаю, с кем бы вы хотели поговорить?
   Громовержец недоуменно посмотрел на Гефеста.
   — Это оператор, нимфа Эхо, — пояснил бог огня, — для удобства связи.
   Зевс одобрительно кивнул.
   — Э… — неуверенно произнес он. — Я хочу поговорить со своим братом Посейдоном.
   — Сию минуту, — донеслось из трубки. В устройстве что-то щелкнуло, и знакомый Зевсу булькающий голос произнес:
   — Да, Посейдон на связи.
   — Здравствуй, брат. — Тучегонитель улыбнулся. — Как там подводная жизнь?
   — Ничего, — ответил владыка морей, — помаленьку, нефть вот бурю. Говорят, у вас там на поверхности война назревает?
   Зевс нахмурился.
   — Назревает, — подтвердил он, — но я звоню по другому поводу. Скажи-ка, братец, моя жена Гера сейчас, случайно, не у тебя?
   — У меня, у меня, — ответил Посейдон, — страшно ругается. Это ты ее с Олимпа сбросил?
   — Конечно я, а кто же еще. Так вот, окажи, брат, услугу, подержи ее там у себя подольше, а еще лучше в клетку коралловую посади для большей надежности.
   — Сделаю, что смогу. — Посейдон тяжело вздохнул. — Но ты же знаешь Геру, она хуже немейского льва.
   — Знаю, — сказал Громовержец, — но ты постарайся, а я тебе лицензию на добычу нефти продлю.
   — Заметано, — согласился владыка морей, и, распрощавшись, братья прервали связь.
   — Полезную ты штуку, Гефест, создал, — похвалил Зевс кузнеца, — телефонтий этот. Молодец, горжусь я тобой, не то что некоторыми. — Косой взгляд в сторону Ареса.
   Напряжение на Олимпе после низвержения Геры немного спало. Но хорошим настроение Зевса пока что назвать было нельзя.
   Воспитательный момент не был еще закончен, и Тучегонитель взялся за Афродиту.
   Включив телевизориус, Зевс продемонстрировал ошарашенным олимпийцам запись ночи любви Афродиты с Парисом. Снято все было на славу, можно даже сказать, с анатомическими подробностями. Четкость звука и резкость изображения были выше всякой критики. Общая сцена то и дело сменялась подробным крупным планом.
   — Ага, — ехидно сказала Афина, лукаво посмотрев на залившуюся краской сестру.
   — Ого, — произнес Арес, снимая медный шлем.
   — Гм… — кашлянул Гефест, пряча глаза, хотя ему было приятно, что еще одно его изделие пользуется на Олимпе таким оглушительным успехом.
   — Охо-хо! — закричал Эрот, подпрыгивая на месте и многозначительно перемигиваясь с озадаченным Гименеем.
   Видеоролик (или видеоклип, как кому из читателей больше нравится. — Авт.) длился ровно десять минут.
   После того как экран погас и сладострастные стоны любовников оборвались, Зевс устремил испепеляющий взор на Афродиту.
   Комментарии были излишни, но все же Громовержец не удержался:
   — Потаскуха, — громко произнес он, и это слово прозвучало как приговор. (Черт, по-моему, оно уже третий раз встречается в тексте. — Авт.)
   Залившись слезами, опозоренная богиня любви пулей (или стрелой?) вылетела из тронного зала.
   — Ну что ж, теперь вернемся к нашим баранам, — сказал Зевс, когда пошлые смешки в зале наконец стихли, — то бишь к грекам.
   Олимпийцы приготовились внимательно слушать.
   — Почему данная неприятная ситуация грозит колоссальной войной? — раздумчиво проговорил Тучегонитель. — Хочу напомнить присутствующим, что по совету хитроумного Одиссея, чтоб ему пусто было, многочисленные женихи прекрасной Елены, которых она отвергла, дали кровную клятву помогать ее избраннику Менелаю, если что случится плохого. Боюсь, что в скором времени Парис предпримет попытку похитить Елену, обещанную ему в жены потаску… гм, то есть богиней любви, естественно, не без помощи Афродиты. Помешать этому я не в силах, поскольку эта дура дала смертному божественное слово, а точнее, честное олимпийское. Итак, товарищи боги, что будем делать?
   — Предлагаю повесить Одиссея, — сказал Арес, кровожадно ухмыляясь, — как главного виновника произошедших событий.
   Зевс задумался.
   — План хорош, — проговорил он наконец, — но, пожалуй, отложим его осуществление на потом. Какие еще будут предложения?
   Вперед выступил Гефест:
   — Надо будет предупредить царя Трои Приама о грозящей беде.
   — Хорошо. — Громовержец кивнул. — Это сделает прорицательница Кассандра. Что еще?
   Боги молчали.
   — В таком случае сегодняшнее заседание объявляю закрытым. — Зевс величественно встал с трона. — И помните, кто без моего ведома станет впредь помогать смертным, отправится вверх ногами вслед за Герой вниз. Второго предупреждения не будет. Особо меня доставших буду скидывать прямо в Тартар.
   Испуганно переглянувшись, боги часто закивали.
   В общем, Зевс как в воду глядел.
   После встречи с богинями Парис, отдавший золотое яблоко Афродите, недолго оставался в лесах Иды. Помня слова Гермеса насчет своего происхождения, он отправился в Трою.
   А в Трое, как обычно, томившиеся скукой герои устроили от нечего делать спортивные игры: состязания там, распитие спиртных напитков, пьяное мордобитие и прочее.
   Короче, отрывались троянцы, как могли.
   А могли они много чего, ну, скажем, метать копье, диск (не компакт. — Авт.), бегать наперегонки или, намазав зад охрой, сражаться с бешеным на почве сексуального воздержания быком.
   Каково же было удивление Париса, когда, прибыв в Трою, он узнал, что игры эти проводятся в его честь.
   Точнее, формулировка игр звучала так: “Данные спортивные соревнования проводятся в честь погибшего сына царя Приама и его жены Гекубы”. Это Париса несказанно возмутило, как возмутило и то, что народ вокруг страшно веселился, совершенно непонятно по какому поводу. Получалось, что по поводу его смерти.
   В принципе то, что троянцы среди греков считались законченными придурками, Парис слышал и раньше, но теперь он смог воочию в этом убедиться.
   Отличавшийся редкой силой и ловкостью юноша решил показать преждевременно его похоронившим засранцам, кто тут главный, приняв участие в играх.
   До появления на соревнованиях загорелого и стройного, как Аполлон, пастуха во всех единоборствах побеждал известный троянский герой Гектор.
   Поставив перед собой цель проучить зарвавшегося троянца (к слову сказать, своего родного брата), Парис с легкостью послал копье так далеко, что его нашли только на следующий день на окраине Трои торчавшим из спины какого-то бродяги.
   Диск Парис метнул, чуть не забросив его на Олимп, а с бешеным быком вообще разделался за считанные секунды, уложив его метким плевком промеж глаз.
   Естественно, юноше помогала уже оправившаяся после позора на Олимпе Афродита, иначе и быть не могло.
   Увидав нового соперника, тщеславный Гектор страшно возмутился. Особенно ему не понравилось, что его победил какой-то там безродный пастух. Естественно, завязалась драка, которая закончилась не в пользу известного троянского героя. Разнеся пару акрополей и небольшой храм Ареса (который, кстати, и так собирались сносить, так как Трою защищала богиня Афина), двое молодчиков сошлись в стенодробительном поединке под дворцом царя Приама.
   Услышав шум, царь вместе со своей женой выскочил на улицу, но поединок, к сожалению, был уже закончен.
   Покрытый кровоподтеками Гектор, с заплывшим правым глазом и частично выдранной бородой, лежал вверх ногами в сломанном фонтане.
   Пастух Парис стоял рядом, отряхивая практически невредимую аккуратную одежду (набедренную повязку. — Авт.).
   — Как посмел ты, — гневно взревел царь Трои, — как посмел ты обидеть нашего героя?
   Но Парис в ответ лишь презрительно фыркнул, и вся эта история могла для него закончиться весьма плачевно, если бы в драматические события не вмешалась… да, правильно, прорицательница Кассандра, дочь царя Приама и, соответственно, сестра Париса. Ее внезапно (не без вмешательства Афродиты) осенило, и она во всеуслышание признала в юном пастухе своего брата. (Ох, как же все это напоминает мексиканский сериал! — Авт.).
   Возликовал тут же царь Приам, возликовала жена его Гекуба, обрадовались троянцы и дружно спели знаменитый гимн олимпийцев: “Явись-ка, Зевс, и дрогнет враг”. Но спохватилась вдруг Кассандра, поскольку, как и все стройные красивые брюнетки, была она жуткой стервой, и принялась вещать, что, мол, из-за Париса будет разрушена Троя, и справедливости ради надо отметить, что прорицательница была права. Да только, как обычно, никто из троянцев Кассандре не поверил, ибо висело на девушке проклятие самого Аполлона: что бы она ни предсказывала, никто ей не верил, несмотря на то что все это сбывалось.
   Хотя проклятие тут в принципе и ни при чем, во всем была виновата природная тупость троянцев, и грянувшая вскоре война с греками это только лишний раз подтвердила.
   Короче, стал Парис наследником Трои (черт, а как же Гектор? — Авт.).
   Но долго задерживаться у вновь обретших сына родителей он не стал, а поплыл под вещие завывания Кассандры, которая страшно за эти дни всех достала, предсказывая гибель Трои, в устье Эврота, в гости к царю Менелаю вместе со своим старым другом, моторным парубком Энеем.
   Надо сказать, что несчастную Кассандру разгневанный папочка чуть не скормил тиграм, так знаменитая прорицательница убивалась по поводу отъезда Париса…
   Встретив знатных гостей, наивный Менелай закатил роскошный пир.
   Веселились гости до самого утра. Естественно, на пиру присутствовала и прекрасная Елена, увидев которую, Парис чуть не грохнулся в обморок.
   Афродита, внимательно следившая за разыгрывавшимися событиями с Олимпа, немедленно поспешила к Парису. Она вызвала его на разговор в чудесный парк рядом с дворцом царя Менелая.
   — И это прекраснейшая из женщин? — кричал, гневно размахивая кулаками, Парис. — Да вы что там все на Олимпе, включая Зевса, сдурели?
   — Не говори так, — шикнула на юношу богиня любви, — а то Зевс ненароком услышит.
   — Я расторгаю наш договор и возвращаюсь в Трою, — бескомпромиссно объявил Парис, — лучше я бы отдал это проклятое яблоко Гере.
   — Что ты такое говоришь? — упрекнула его Афродита. — Объясни нормально, что тебя в Елене не устраивает?
   — Что не устраивает? — ехидно переспросил Парис. — Да все.
   — Что именно? — настаивала богиня
   — Возраст, — крикнул Парис, потрясая кулаком, — это первое, второе — волосатая родинка на губе и третье, страшно сказать, — голос Париса опустился до зловещего шепота, — она рыжая, в рыжем парике.
   — Ну, знаешь, — с облегчением вздохнула Афродита, — а я думала, тебя беспокоит что-то более серьезное.
   — Что?!! — Юноша с недоумением уставился на богиню.
   — Да разве ж это недостатки? — продолжала Афродита. — Ты бы взглянул на Геру без грима или на меня часов в восемь утра.
   Парис нервно облизнул пересохшие губы.
   — Я отказываюсь похищать эту, эту Елену, — медленно произнес он. — Мне вполне достаточно и того, что ты со мной переспала.
   Богиня вспыхнула:
   — Как ты смеешь напоминать мне об этом?
   — А что? — искренне удивился Парис. — Разве тебе не понравилось?
   Потупив взор, богиня промолчала.
   — Хей-я-хей-я-хей, — донесся из пиршественного зала голос Менелая. — Дионис, еще вина налей!
   — А разве на пиру присутствует Дионис? — изумился юноша, оглянувшись на дворец.
   — Естественно. Разве этот пьяница может пропустить хоть один грандиозный пир? Просто он замаскировался под слепого певца с кифарой.
   — А я-то думаю, как же он ловко себе в тарелку баранину накладывает и ни разу чашу мимо рта не пронес… — Парис задумчиво потер подбородок. — Так это бог вина?!!
   — Ладно. — Афродита с нетерпением посмотрела на небо, где над облаками медленно плыл остров Олимп. — Я дала тебе божественное слово, а это закон, хочешь не хочешь, но Елену тебе придется похитить.
   — Никогда, — гневно отрезал Парис, — ни за что, ни…
   Тут юноше пришлось оборвать свою пламенную речь, потому что Афродита пустила в ход свой последний козырь.
   Серебряная накидка медленно сползла с плеч богини, обнажая шелковистую, чуть мерцавшую во тьме кожу.
   — Может, мне все-таки удастся тебя переубедить? — лукаво спросила Афродита, и Парис понял, что Елену ему, несмотря ни на что, все же придется похитить…
   А на Олимпе, весело хихикая и отпуская соленые шуточки, боги, включая Зевса, уже собрались у работающего телевизориуса.
   — Эй, Гефест, — недовольно ревел Гименей, — убери помехи, что это за полосы вверху экрана!
   Подойдя к своему изделию, бог огня с чувством ударил по телевизориусу кулаком, но данная процедура не помогла.
   — Прибор в порядке, — сделал вывод Гефест, протерев экран тряпочкой, — помехи из-за начинающейся внизу грозы.
   Поняв намек, Зевс на троне хмыкнул, и помехи мгновенно исчезли.
   Афродита на экране телевизориуса уже сняла серебряную накидку.
   — Сейчас начнется, — предупредил Эрот, устраиваясь в первом ряду. — Эй, кто хочет соленых орешков?
   — Может, мне все-таки удастся тебя переубедить? — томно произнесла на экране богиня любви.
   Захлопав в ладоши, боги одобрительно засвистели.
   — Давай, парень, не стесняйся, — закричал Эрот, громко щелкая орешки, — покажи нам высший класс.
   Парис на экране не стеснялся, любовники со стоном повалились на траву.
   — Крупный план, дайте крупный план! — кричал Эрот, подпрыгивая на золотой подушечке.
   — Сейчас, сейчас. — Гефест смущенно крутил какие-то разноцветные ручки настройки.
   Неистово веселясь, боги снова засвистели, а на золотом троне рядом с телевизориусом тихонько захрапел Зевс, сморенный протяжными звуками, доносившимися с экрана.
   Следует отметить, что Елена, в первый раз увидев Париса, сразу же полюбила его, поскольку по сравнению с Менелаем он выглядел как Аполлон рядом с сатиром (и это еще мягко сказано. — Авт.).
   На следующий день после грандиозного пира Менелай, как в старом бородатом анекдоте, который так часто рассказывал Гименей, внезапно уехал по каким-то там неотложным делам на Крит, попросив свою благоверную как можно внимательнее заботиться о его гостях.
   Попросил, короче, на свою голову.
   Естественно, Елена отнеслась к просьбе мужа с большим усердием.
   Даже можно сказать, со слишком большим усердием.
   Проснувшись рано утром, Парис с отчаянием проводил взглядом исчезнувший на горизонте корабль Менелая.
   Бежать не было смысла, ведь он дал слово Афродите. Эней, конечно, советовал другу забить на все обещания, но Парис был человеком слова.
   Елена сама, словно ураган, ворвалась в его покои. Парис даже не успел как следует проснуться. По природной рассеянности женщина забыла надеть на голову свой рыжий парик, и потому ей долго пришлось выманивать Париса из-под кровати. Юноша, не узнав Елену без парика, по ошибке принял ее за бога подземного царства Аида, который, к слову сказать, тоже был лысый.
   — Милый, ну что же ты? — причитала Елена, шаря под кроватью длинным копьем мужа. — Это же я, жена Менелая, разве ты меня не узнал?
   — Это точно? — неуверенно спрашивал из-под кровати Парис. — Ты не Аид?
   — Глупенький, конечно же нет, я Елена.
   Пришлось, в общем, послать за Энеем, который убедил приятеля, что никакого Аида во дворце Менелая нет.
   Короче, Елена эта оказалась той еще штучкой. Куда там до нее Эриде, заварившей всю эту троянскую кашу. Мало того что она (в смысле Елена) потребовала у Париса, чтобы он немедленно увез ее с собой, так она еще заставила несчастного парня прихватить и казну Менелая.
   — Да я и так богат! — кричал Парис, в гневе швыряя в Елену сандалиями. — Я наследник целого царства, зачем мне чужое золото?
   Но Елена была непреклонна, и казну бедняги Менелая пришлось прихватить с собой.
   Больше всех в этой ситуации веселился Эней, понимая, что при любом раскладе будущих событий ему ничего не грозит. Забегая наперед, отметим, что знаменитый герой оказался прав.
   С грустью покидал Парис устье Эврота. Гнетущие мысли одолевали юношу. Жаль ему было царя Спарты Менелая, не заслужил мужик такой от него, Париса, подлянки.
   “А все эти чертовы бабы, — думал юноша, грустно взирая на удалявшийся берег. — Что на Олимпе, что здесь все беды из-за них, проклятых. Вечно им на месте не сидится, вечно подавай им любовные приключения. Любят они, когда мужики из-за них друг другу кровь пускают. Ох умоется этой самой кровью Греция, ох и умоется…”
   Не знал тогда Парис, как близок он был в своих размышлениях к истине, а если бы и знал, то вряд ли смог бы что-либо изменить. И боги и люди были всего лишь игрушками в руках всемогущего Рока, который распоряжался их судьбами по-своему, а не так, как им самим того хотелось.