Леженда Валентин. Разборки олимпийского уровня

   Дионис усмехнулся и осторожно снял с ее головы золотую диадему с большим переливающимся алмазом посередине.
   — Вот он, монокристалл наш, — довольно сказал он, отпуская Пенелопу. — Считай, все время был у нас под носом… И как же это он, интересно, к ней попал?
   Но этот вопрос так и остался без ответа. (Просто Антиной его у Гипноса в эфиопские нарды выиграл. — Авт.)
   — Ты не поверишь! — закричал материализовавшийся из воздуха Гермес.
   — Ё… — дернулся Дионис, хватаясь за сердце и чуть не выронив при этом золотую диадему. — Кретин, больше так не делай.
   — Извини. — Гермес наклонился к самому уху приятеля. — Ты знаешь, кто оказался отцом Одиссея?
   — Ну? — недовольно буркнул Дионис, которому сия информация была в общем-то до лампочки. Гермес назвал.
   — ЧТО?!!
   — Да-да, именно.
   — Но как же тогда… — Дионис сделал довольно непристойное движение, словно спускался на горных лыжах с крутого заснеженного холма.
   Гермес недоуменно развел руками:
   — Тайна его зачатия, думаю, так и останется нераскрытой, — ответил он.
   — Одиссей? — позвал Дионис, похлопав по плечу царя Итаки, который чистил загаженный женихами трон.
   Одиссей обернулся:
   — Да, в чем дело?
   — Не хочешь познакомиться со своим папулей?
   — Как, вы уже знаете, кто он?!!
   Царь Итаки просто опешил от этой новости. Мокрая тряпочка с громким шлепком выпала у него из рук.
   — Конечно, уже знаем, — улыбнулся Дионис. — Я свое слово держу. Идем, он ждет тебя перед дворцом.
   Но Одиссей не пошел, он буквально вылетел на улицу. Вылетел и застыл как вкопанный с открытым ртом, потому что вместо отца увидел две волосатые гигантские ноги в сандалиях и с давно не стриженными ногтями.
   — Знакомься, Одиссей, — торжественно произнес Дионис, — это твой отец Полифем.
   По-прежнему не веря услышанному, царь Итаки медленно поднял голову.
   — Ой… — сказал циклоп, сдирая с головы черную повязку, под которой оказался второй вполне здоровый глаз. — Дионис, так это же…
   — Ну да, — кивнул бог вина, — это твой сын.
   — Э нет, — покачал головой Полифем, снимая с плеча мощную дубину, — это не мой сын. Ну, я тебя сейчас…
   — Зевс-Громовержец! — закричал Одиссей и со всех ног кинулся бежать к морю, надеясь, что Аякс, Агамемнон, Парис и Гектор еще не отплыли.
   — Стой! — взревел Полифем, раскручивая над головой дубину. — Стой, Ядурак, убью…
   — Как это трогательно, — сказал Дионис, вытирая норовившую сорваться на землю скупую мужскую слезу. — После стольких лет вновь обрести родного отца…
   — Итака. — Телемах с удовольствием вдохнул влажный воздух родины.
   Корабль величественно пристал к берегу, словно тоже радовался возвращению домой.
   — А почему нас никто не встречает? — удивился Паламед, и друзья Телемаха недовольно загудели.
   — О боги! — закричал наследник Итаки. — Наверное, все на свадьбе. Скорее поспешим во дворец.
   И греки галопом бросились за своим предводителем. Каково же было их удивление, когда и у дворца они не обнаружили ни души.
   — Может, война началась? — предположил испуганный Паламед, осматривая высаженные двери парадного входа и разбросанные то тут то там на земле оторванные бороды и стоптанные сандалии.
   “Кто-то недавно очень резво бежал из дворца, — подумал Паламед, — причем в панике. Что бы это все значило?”
   Зашли внутрь.
   Тут все и стало на свои места.
   Пиршественный зал был разгромлен, будто в нем гуляла пьяная ватага циклопов. Сами циклопы, тихо постанывая, лежали посередине зала. Были они маленькие, толстые и… избитые.
   — Так ведь это же… — начал было Паламед.
   — Правильно, — кивнул Телемах, — женихи. Мы снова опоздали. Мой отец уже побывал здесь. Возвращаемся на корабль.
   — Но зачем? — удивились греки.
   — Снова посетим Лесбос, — тяжело вздохнул наследник Итаки, не зная, радоваться ему или скорбеть. — Я уверен, мы наверняка найдем Одиссея там…
   А тем временем к берегам Итаки подплывало еще одно никем не замеченное судно, вернее не судно, а плот.
   На этом плоту с веслом в руках сидел здоровый зверообразный детина с длинными, давно не мытыми волосами и в медном рогатом шлеме. Он яростно греб, бормоча себе под нос:
   — Ох, носатые, Конан идет за вами, разрази всех вас Кром…
   Спрятавшись за небольшим валуном на берегу моря, Одиссей тихонько всхлипывал, сетуя на свою нерадивую судьбу.
   — Уплыли, сволочи. Пять минут подождать не могли, алкаши проклятые…
   К сожалению, своего корабля царь Итаки на берегу не застал, точнее, застал он белый парус на горизонте — это его судно летело словно на крыльях к острову Лесбос. Пьяные вопли героев еще долгое время доносил издалека прохладный Борей.
   Где-то бродил по острову разъяренный циклоп, где-то любовно хрюкали друг другу Пенелопа с Антиноем, только у одного Одиссея жизнь летела к сатирам собачьим.
   Плакать царь Итаки, понятно, не умел, но всхлипывал очень натурально, время от времени громко сморкаясь в синее море…
   Рука случайно наткнулась на маленький холщовый мешочек за пазухой.
   “Деньги?” — удивился Одиссей, машинально ощупывая мешочек.
   Но это были не деньги, а нечто мягкое и сыпучее. Сняв мешочек с пояса, царь Итаки развязал его и обнаружил внутри непонятный белый порошок.
   — Так это же… — вслух произнес Одиссей, и к нему стало возвращаться хорошее настроение.
   В холщовом мешочке был порошок счастья, купленный некогда Гектором в землях лотофагов.
   “Вот так удача! — подумал Одиссей. — Забыться к сатировой матери, уйти от всех этих тартаровых проблем, от идиотов-богов и прочих Полифемов…”
   Да, это был ВЫХОД.
   Хороший выход.
   И, пожалуй, единственный.
   — Что ж, посмотрим, что это за зелье, — сказал царь Итаки, щедро пудря себе ноздри порошком, напоминавшим обыкновенный мел.
   Окружающая его реальность мигнула, и Одиссей мгновенно погрузился в вязкую, нахлынувшую со всех сторон черноту. Будто море за секунду вышло из берегов, слизнув грека мокрым языком и унеся его в свои губительные глубины.
   “Наверняка я умер”, — безразлично подумал Одиссей, но, с другой стороны, как бы он смог думать о том, что УМЕР, если бы он действительно УМЕР?!! И где, мать вашу, долина Асфодели? Где Стикс с мрачным Хароном на утлой ладье?
   Тьма свернулась.
   Естественно, Одиссей не мог этого видеть. Он просто почувствовал, что она свернулась, выворачивая его тело наизнанку. Но никакой боли он при этом не испытал.
   Никакой.
   Боли…
   Свет хлынул внезапно, со всех сторон, как и тьма несколько секунд назад.
   Одиссей открыл глаза…
   — Скорее, нам нужно поймать такси. Чего ты стоишь как истукан? — сердито проговорил худой бородатый мужичок, толкая Одиссея в спину. — Санитары уже близко. Что, обратно в психушку захотел?
   Царь Итаки ошарашенно огляделся.
   Совсем рядом по ровной, высеченной из единого камня дороге с шумом катились диковинные четырехколесные самоходные колесницы. Они сильно дымили и время от времени издавали неприятные высокие гудки.
   В воздухе пахло… Да, именно, в воздухе пахло греческим огнем и гнилой опавшей листвой.
   — Где я? — хрипло прошептал Одиссей, ощупывая свою одежду, которая, к слову сказать, была прежней.
   Бородатый коротышка, подняв кверху большой палец, тыкал им в проезжавшие мимо самоходные колесницы.
   — Ты, — со вздохом ответил он, — на планете Земля, месяц февраль, день, по-моему, среда, хотя я не уверен. Числа не знаю…
   Одна из самоходных колесниц внезапно остановилась. Она была большая, черная и вытянутая, как хищная акула. Из маленького окошка высунулась бритая голова здорового бугая в малиновой одежде и с золотой толстой цепью на шее, терявшейся где-то под квадратным подбородком,
   — Что, шизики? — улыбаясь во весь рот, спросил бритоголовый, беспрестанно что-то жуя.
   — Ага, братан, — отозвался бородатый коротышка, — подкинешь нас к вокзалу?
   — Беглые? — продолжая улыбаться, снова спросил бритоголовый.
   — Ну а как же иначе? — удивился коротышка.
   — Садитесь.
   Бородатый открыл в колеснице черную дверцу, тихо ругаясь, пинком запихнул туда Одиссея и забрался в кошмарное средство передвижения следом за ним.
   Колесница плавно тронулась с места.
   Сиденья Одиссею понравились, они были мягкие и на ощупь очень приятные, сделанные из шкуры неизвестного ему зверя (из дерматинозавра. — Авт.).
   — А почему твой кореш в древнем прикиде? — удивился бритоголовый, крутя перед собой какой-то непонятный дырчатый круг.
   — В древнем прикиде? — переспросил бородатый, озадаченно почесывая затылок. — Да у нас в психушке пьесу историческую ставили, вот мы под шумок и смылись.
   — А как та пьеса называлась? — поинтересовался владелец роскошной колесницы.
   — Да Троянская возня, — ответил коротышка, странно косясь на Одиссея.
   — А, про Египет, — кивнул бритоголовый, — знаю-знаю. Клеопатра, блин, и этот как его, Юрий Цезарь. Тогда понятно…
   Одиссей в ужасе зажмурил глаза.
   “О всемогущие боги, — взмолился он, — помогите мне проснуться, прошу вас!”
   Но боги его на этот раз почему-то не услышали…
 
   Космический корабль медленно удалялся от зеленого шарика планеты. Монотонно гудели двигатели, наполняя рубку тихой убаюкивающей вибрацией.
   Аид, сидевший в кресле первого пилота перед мощным, переливавшимся огнями пультом, блаженно улыбался. В особом пазу посередине пульта панели управления красиво мерцал монокристалл.
   Все боги, кроме Аида, Диониса и Гермеса, предпочли криобиоз, погрузившись в сладкий сон в криоотсеке звездолета.
   — По курсу космический корабль класса “Оникс”, — приятным голосом сообщил бортовой компьютер. — Они пытаются установить с нами связь.
   — Включай, — махнул рукой Аид.
   — Ага, — обрадовался Дионис, — летит наша смена.
   — Аспиранты-недоноски, — буркнул Гермес, наливая себе полный стакан златопенной амброзии (шампанского. — Авт.).
   Экран внешнего обзора подернулся рябью, и на нем появилась рубка встречного корабля. Затем видеокамера сместилась, и в ее поле зрения возникла всклокоченная голова симпатичного молодого человека.
   — А, Юпитер, — кивнул Аид, хитро улыбаясь. — Смотрите, не напортачьте там без нас.
   — Летим исправлять ваши ошибки, — нагло ответил молодой человек. — Здесь со мной целая экспедиция: владыка подземного царства Плутон, моя молодая жена Юнона, богиня мудрости Минерва, божественный вестник Меркурий, бог войны Марс, богиня любви Венера и ее помощник Купидон и конечно же наш молодой талантливый изобретатель, бог огня Вулкан.
   — Сопляки, — презрительно бросил Аид, — куда там вам до нас!
   Молодой человек скорчил в ответ смешную рожицу.
   — Кстати, — добавил он, — Зевсу дома, когда он вернется, собираются академика дать, так что когда прилетите, не забудьте его поздравить. В общем, ладно, до встречи в институте… Трепещите, смертные, к вам возвращается Олимп…
   И экран визуальной связи погас.
   — Не, вы видали?!! — Аид с усмешкой повернулся к распивавшим амброзию Дионису с Гермесом.
   — Дилетанты, — хором ответили боги.
 
   P.S.
   — Что же нам теперь делать? — закрыв лицо руками, глухо спросил Алкидий.
   — Ну а что тут поделаешь? — проворчал Фемистоклюс, мрачно взирая на вязкую черноту за прозрачной стеной главного зала Олимпа. — Скажи спасибо, что мы еще живы остались, а то знаешь… (Описываемые события происходят в ином пространственно-временном измерении. — Авт.)
   — Это все ты виноват, — сердито прошипел Алкидий, — сатиров экспериментатор. Да будь они неладны, эти деньги.
   — Чего ты несешь? — вскипел Фемистоклюс. — Мы ради них шкурой рисковали, самого Зевса на место поставили, Диониса завалили…
   — Так уж и завалили?
   — Ну, в смысле вырубили на время, — поправился рыжебородый. — Вот оно, наше вознаграждение.
   И Фемистоклюс достал из-за пазухи длинный, необычной формы блестящий ключ.
   — И на что нам теперь все это нужно? — с отчаянием всплеснул руками Алкидий. — Куда ты теперь эти деньги потратишь?
   — Ну… — Фемистоклюс задумчиво погладил густую бороду. — Если мыслить логически, Олимп — это летающий остров. В данный момент он куда-то летит, следовательно, в скором времени мы окажемся в точке его… ээ… назначения.
   — То есть?
   — Но ведь не может же он вечно парить в черноте, куда-нибудь да прибудем.
   — Бред. — Алкидий демонстративно отвернулся от друга.
   — Но-но, — грозно нахмурился Фемистоклюс, — ты это, братец, брось. Мы должны держаться друг друга. Только в этом случае нам удастся выжить.
   — Да зачем теперь жить? — со смертельной тоской в голосе прошептал Алкидий.
   — А ну пойдем! — Рыжебородый грубо схватил приятеля за руку. — Если понадобится, я из тебя эту упадническую хандру живо выбью.
   — Эй, больно, отпусти…
   — Нет уж, ты пойдешь со мной.
   Покинутый большей частью богов Олимп выглядел удручающе. Тусклый сумеречный свет, царивший в его коридорах, напоминал друзьям о мрачной пещере Тэнара в подземном царстве мертвых.
   Случившееся с ними было настоящей трагедией. Греки оказались навсегда отрезаны от своего привычного мира. Надежды на возвращение в Аттику не было. Они находились в мире богов, враждебном, непонятном и наверняка опасном для чужаков.
   — Я есть хочу, — после часа бесцельных блужданий по темным переходам простонал Алкидий.
   — Да подожди ты, — огрызнулся Фемистоклюс, настороженно прислушиваясь.
   Постоянная легкая вибрация и монотонный убаюкивающий гул поглощали все прочие звуки. Фемистоклюсу очень не хотелось столкнуться за одним из поворотов с самим Зевсом. Второй раз спастись от гнева Громовержца им вряд ли удастся.
   — Хочу есть, — снова повторил Алкидий, на этот раз со сварливыми нотками в голосе.
   — Да сейчас, сейчас, — отмахнулся от друга Фемистоклюс, чутко принюхиваясь к теплому неподвижному воздуху Олимпа.
   Странно, но по пути им ни разу не попалось ни одного амброзийного автомата, лишь мраморные статуи безразлично взирали из темных ниш по обеим сторонам бесконечных коридоров.
   — Здесь можно проблуждать всю жизнь, — грустно заметил Алкидий, — и умереть от голода.
   — М-да, — согласился с ним Фемистоклюс, — план Диониса с чертежом Олимпа был бы нам сейчас очень кстати, но дощечка осталась там, в Греции.
   — Греция… — Алкидий тяжело вздохнул. — Увидим ли мы тебя когда-нибудь еще раз? (Да увидите, увидите, обещаю. — Авт.)
   — Не ной! — грубо гаркнул Фемистоклюс. — Ты меня сейчас доведешь до рукоприкладства.
   Одна из попавшихся им по пути ниш светилась изнутри мягким желтым светом. Греки в недоумении остановились.
   — А это еще что такое? — удивился Фемистоклюс.
   В нише стояло нечто напоминавшее собою высеченный из камня диковинный цветок, из центра которого бил янтарного цвета источник. Фемистоклюс наклонился, принюхиваясь.
   — Так ведь это же амброзия?!! — удивился он. — Алкидий, ты, кажется, хотел есть?
   — Э нет. — Парень отрицательно замотал головой. — Я слишком хорошо помню, что было, когда мы эту самую амброзию в сухом виде продавали. Лучше уж умереть с голоду, чем стать умственно отсталым идиотом.
   — А по-моему, лучше стать идиотом. — Фемистоклюс пожал плечами и припал губами к медной трубочке, из которой струился нектар богов.
   Алкидий с ужасом смотрел на преображающегося приятеля. Плечи рыжебородого грека стали шире, полнота исчезла, щеки зарумянились, а в глазах забегали озорные огоньки.
   — Эх, — Фемистоклюс с удовольствием вытер янтарные губы, — словно лет на десять помолодел.
   — Фемистоклюс, — осторожно спросил Алкидий, — ты уже идиот?
   — Сам ты идиот, — обиделся рыжебородый, по очереди пробуя мощные бицепсы на руках. — Тебе не кажется, что я стал похож на божественного кузнеца Гефеста?
   Алкидий присмотрелся:
   — Уж скорее на сатира, только вот копыт и хвоста не хватает.
   — Да ну тебя, — добродушно махнул рукой преобразившийся Фемистоклюс.
   Пощипав рыжую бороду, грек размашисто подошел к ближайшей статуе, изображавшей Геру, и с легкостью поднял ее над полом.
   — Ого?!! — удивленно прошептал Алкидий, а Фемистоклюс, озадаченно хмыкнув, раскрутил тяжелую статую над головой и запустил ее в конец коридора.
   Статуя угодила прямехонько в изваяние метающего копье Геракла. Мраморный Геракл накренился и с грохотом упал прямо на бесстыже задравшую ноги каменную Геру. Со стороны сие выглядело крайне неприлично. Друзья смущенно отвернулись.
   — Ну что ж, теперь давай ты, — предложил Фемистоклюс.
   — Что я? — не понял Алкидий.
   — Пробуй эту новую амброзию.
   — Зачем?
   — Станешь таким, как я.
   — А ты не идиот?
   Могучий, покрытый мелкими рыжими волосками кулак просвистел у самого носа Алкидия. Если бы парень вовремя не увернулся, то… Страшно подумать.
   — Ты что, сдурел? — закричал Алкидий, пятясь от гневно потрясающего кулаками друга.
   — Пей, говорю, — приказал Фемистоклюс, сжимая и разжимая мощные кулаки.
   Ну что еще оставалось несчастному парню, кроме как подчиниться?
   Алкидий осторожно приблизился к божественному источнику, про себя с удивлением отмечая, что необычная жидкая амброзия пахнет медом.
   — Смелее, смелее, — подбадривал приятеля Фемистоклюс, у которого так и чесались руки что-нибудь разогнуть либо сломать.
   Алкидий опасливо попробовал янтарную жидкость на вкус. Вкус ему понравился, он был каким-то сладкофруктовым. Сделав несколько больших глотков, парень в нерешительности взглянул на товарища.
   — Ну что? — с интересом спросил Фемистоклюс. — Ты чувствуешь в себе какие-нибудь перемены?
   Алкидий прислушался к своему организму.
   — Нет, — ответил он, — никаких перемен, хотя…
   — Что, что ты ощущаешь? — встрепенулся Фемистоклюс.
   — Да вот по малой нужде захотелось, — несколько растерянно ответил Алкидий.
   — Тьфу ты! — Рыжебородый грек с чувством сплюнул на пол Олимпа.
   Плевок с шипением испарился.
   — Ты чего на божественную твердь плюешь, совсем сдурел? — заорал на друга Алкидий. — Это тебе не Парфенон какой-нибудь.
   Вяло переругиваясь, греки двинулись дальше.
   — Все, не могу больше. — Алкидий скорчил жалостливую гримасу. — Как хочешь, но мне нужно в туалет.
   — Наши походные горшки остались в Греции, — покачал головой Фемистоклюс. — Давай, становись в уголок, я тебя, так уж и быть, прикрою.
   — От кого? — изумился парень.
   — Ну… — неопределенно протянул рыжебородый, — мало ли…
   — Ты хочешь, чтобы я сделал ЭТО на Олимпе?!!
   — Ну да, — удивился Фемистоклюс, — и нечего на меня орать. Нам тут теперь жить, причем неизвестно, сколько времени. В принципе ты, конечно, можешь разыскать Зевса и спросить его, где у них тут отхожее место, но боюсь, он сделает тебе что-то очень и очень плохое.
   — Ладно, уговорил, отвернись, — зло бросил Ал-кидий, направляясь к ближайшей нише со статуей.
   Фемистоклюс деликатно отвернулся.
   За его спиной раздалась какая-то непонятная возня, после чего…
   — А-а-а-а… — дико заорал Алкидий, заставив стоявшего на стреме приятеля подпрыгнуть на месте.
   Схватившись за сердце, рыжебородый грек стремительно обернулся и замер в ужасе…
   Несчастный Алкидий с круглыми от страха глазами висел в воздухе в двух метрах от пола, смешно дергая голыми ногами.
   Фемистоклюс не сразу осознал, что произошло. Ему уже было достаточно и того, что приятель висит над полом, дабы испытать неописуемый ужас. Но мутная пелена перед его глазами быстро рассеялась, и грек понял, что болтающегося в воздухе Алкидия держит за шиворот гигантская мраморная статуя бога войны Ареса.
   Рыжебородый присмотрелся
   Так и есть.
   Правая нога мраморного изваяния была мокрой
   — О великий Крон, — хрипло прошептал Фемистоклюс, — этот идиот помочился на статую Ареса.
   Холодные мраморные губы изваяния были искривлены в страшной гримасе, правая свободная рука медленно тянулась к мечу на поясе.
   “Неужели вытащит?” — мелькнула в голове Фемистоклюса дурацкая мысль. Происходящее просто не вмещалось в рамки рассудка. Но ведь это был Олимп! Олимп, мать его за ногу! Обитель богов. Как они могли забыть об этом?
   Однако Алкидия спасла случайность, вернее, ветхая накидка. Раздался характерный треск рвущейся ткани, и визжащий грек свалился на пол. В мраморной руке статуи, ошеломленной таким поворотом дел, остался лишь серый клочок ветхой ткани.
   — Бежим! — Фемистоклюс бросился прочь, глухо топая по выстланному мягкой толстой тканью коридору.
   Алкидий побежал.
   Рыжебородый обернулся.
   Алкидий бежал на четвереньках, но не это напугало Фемистоклюса еще больше..
   Мраморная статуя, сойдя с пьедестала с обнаженным мечом, гналась следом за ними.
   Греки удирали. Мимо, как во сне, проносились коридоры, какие-то темные залы, прозрачные окна во всю стену с жуткой чернотой неведомого пространства, и в какой-то момент Фемистоклюс понял, что они оторвались.
   — Стой! — крикнул он приятелю и бессильно рухнул на пол…
   Вид Алкидий имел самый жалкий: колени ободраны, одежда порвана, волосы всклокочены.
   “Ну и поделом тебе”, — злорадно подумал Фемистоклюс, безуспешно пытаясь отдышаться.
   Возможно, не выпей они амброзии, сейчас в бесконечных коридорах Олимпа уже лежало бы два окровавленных трупа с оторванными головами.
   Фемистоклюс был твердо уверен, что статуя, поймав их, непременно оторвет им головы. Он и сам за подобное кощунство поступил бы так же.
   — Ну ты и придурок! — Рыжебородый неприязненно посмотрел на приятеля. Тот, постанывая, осматривал свои ушибы и кровоподтеки.
   — Чья бы корова хрюкала, — огрызнулся Алки-дий. — Сам что мне говорил? Давай, становись в уголок, я тебя прикрою. Кто ж знал, что эта статуя живой окажется?
   — Да не была она живой, — грустно вздыхая, ответил Фемистоклюс. — Пока ты на нее не… Короче, сделать подобное НА ОЛИМПЕ… Такое могло прийти в голову лишь законченному психу.
   — От психа слышу.
   — Ах ты…
   Но подраться греки не успели, так как невдалеке раздались тяжелые размеренные шаги. Фемистоклюс на цыпочках прокрался в конец коридора и, затравленно выглянув из-за угла, успел заметить удаляющуюся спину мраморного исполина.
   — Ну что там? — горячечно прошептал Алкидий над самым ухом рыжебородого.
   — Да статуя бродит, нас ищет.
   — Сатир ее побери! — с чувством выругался Алкидий.
   — Сатир тебя побери, — поправил приятеля Фемистоклюс. — Ох, попортит нам каменный Арес кровушку, ох и попортит, попомни мои слова. Такие обиды не забываются…
   — Я вот чего не могу понять… — остановившись посередине некогда роскошного, а ныне покрытого пылью пиршественного зала, внезапно проговорил Фемистоклюс.
   — Ну-ну… — Алкидий вопросительно посмотрел на друга.
   — Почему я, после того как выпил амброзии, сильно изменился, а ты нет?
   Алкидий безразлично пожал плечами.
   — Нет, братец, погоди, не уходи от ответа. Может быть, ты что-то скрываешь?
   — Да ничего я от тебя не скрываю.
   — А все-таки?
   — Ну… — парень задумался, — пожалуй, после того как я ее выпил, мне совсем не хочется есть.
   — А еще?
   — И в туалет не хочется.
   — Еще?
   — Да вроде все. — Алкидий развел руками.
   — Не может быть?!!
   — Может.
   “Что-то здесь не так, — подумал Фемистоклюс, — недаром он что-то скрывает, сатирово отродье, ох недаром”.
   — Похоже, мы ходим по кругу, — мрачно сообщил Алкидий, когда они в седьмой раз оказались в пустующем тронном зале Олимпа.
   — Нет-нет, все правильно, — пробубнил себе под нос Фемистоклюс. — Просто мы шли все время налево, а теперь пойдем направо.
   Пошли направо сквозь практически ничем не отличавшиеся коридоры, ну разве что статуи в них были разные.
   — Так, ну а это кто? — Фемистоклюс остановился у абсолютно незнакомой ему мраморной статуи.
   Греки присмотрелись. Высокий пожилой мужчина был облачен в ниспадающую до пят накидку, закрепленную на плече большой круглой фибулой На голове незнакомца был надет или, правильнее сказать, был сделан лавровый венок. В правой руке статуя держала дощечку для письма, а в левой что-то вроде птичьего пера.
   — А перо-то зачем? — удивился Алкидий.
   У подножия скульптуры находилась пояснительная надпись. Фемистоклюс наклонился, чтобы получше ее рассмотреть.
   — Написано по-гречески, — сообщил он приятелю, с тревогой поглядывавшему в конец коридора.
   — Ну так прочитай, — раздраженно бросил Алкидий, не желавший долго оставаться на одном месте.
   — Н. А. Кун, — прочел Фемистоклюс, и его рыжие брови медленно поползли на лоб. — С уважением от всех участников проекта “Олимп”.
   — И что это значит? — спросил Алкидий.
   — А сатир его знает, идем дальше…
   Все-таки они поступили весьма мудро, свернув направо. Коридор менялся на глазах. Стало значительно светлее Статуи вместе с нишами куда-то исчезли, а вместо них появились закрытые двери. На некоторых даже имелись надписи, но, к сожалению, на неизвестном грекам языке. Однако вскоре смертные наткнулись на дверь с греческой надписью.
   — МОЙРЫ, — вслух прочел Алкидий, с ужасом глядя, как Фемистоклюс тянет дверь на себя
   — Да ты что?
   — Т-с-с-с… тихо.
   За дверью оказалось просторное помещение, сплошь залитое светом. В центре у огромного, мерцавшего разноцветными огнями куба восседали на необычной форме ложах три хорошенькие девушки: блондинка, брюнетка и рыженькая. Одеты девушки были очень странно: в нечто серебристое, туго обтягивавшее их стройные фигурки.