Несмотря на опустившуюся на город ночь, в комнате было душно. Это в Бетте ветерок с моря приносит вечером прохладу, а здесь асфальт и высотные дома удерживают жару, и ночью такая же духота, как днем. Я распахнула окно. Небо чистое, и на нем уже показались мелкие полупрозрачные звездочки. Но московское небо, конечно, не сравнится с темно-синим, густым, бархатным небом Бетты и его огромными звездами.
Я еще долго не могла уснуть. То проваливаясь в сон, то пробуждаясь, я потерялась и не могла понять, где нахожусь – то ли в Бетте (мне даже слышался шум волн), то ли в вагоне поезда. Мне мерещился Саймон. Он обнимал меня и сначала легко, а потом все настойчивее целовал мою шею, покусывал мочку уха и спускался все ниже, ниже… Его руки блуждали по моему податливому разгоряченному телу, и я уже вся растворилась в нем, как вдруг резкий грубый крик оборвал видение.
Я широко открыла глаза и села на кровати. За окном раздавались крики и мат местной шпаны, которая теплыми ночами всегда оккупировала детскую площадку. Медленно осмотрела я свою комнату и наконец сказала себе: «Ты в Москве. И точка». После этого опустилась на горячую подушку и крепко уснула.
Утром меня разбудил звонок мобильника. Увидев на экране «мама», я нажала на сброс – ну почему ей обязательно звонить в такую рань? Однако через минуту затрезвонил домашний телефон – о да, мама добьется своего, если захочет. Телефон все звонил и звонил, трубку никто не брал. Видимо, папа ушел на работу. Со вздохом я поднялась с кровати и поплелась в прихожую.
– Слушаю, – сняв трубку со стены, пробурчала я.
– Полиночка, дочка, ну что ты меня сбрасываешь? Я же волнуюсь – как ты там? – Помолчав секунду, мама тихо добавила: – И как папа?
– Все хорошо, папа на работе, а я сплю. Сегодня иду с Машкой в кафе.
– С Машенькой? – обрадовалась мама. Я всегда знала, что Маша нравится ей куда больше задиристой Надьки. – Это очень хорошо. А мы тут с бабушкой уже скучаем!
– Мам, ты не волнуйся, у меня все хорошо, – успокоила я ее, одновременно стараясь свободной рукой собрать непослушные волосы в хвостик.
– Ты только держи меня в курсе по поводу экзаменов. Когда у тебя история? – заволновалась мама.
– В понедельник, – ответила я. – А сегодня только среда.
– Сегодня уже среда! Подготовься как следует, я в тебя верю!
– Хорошо. Бабуле привет!
Пытаться заснуть было бесполезно. Я набрала номер профессора, и снова мне никто не ответил. Бросив телефон на кровать, я принялась за уборку. Через несколько часов комнату было не узнать – все блестело, я протерла даже стекла книжных полок. В час дня мы договорились встретиться с Машей в кафе недалеко от дома. Вывалив из дорожного чемодана вещи на кровать, я выбрала из кучи мятой одежды немнущийся голубой сарафан в мелкий желтый цветочек, затем собрала волосы в пучок и обула «греческие» босоножки. Выйдя из подъезда, я словно нырнула в душную горячую волну – казалось, что в Москве уже наступило лето. Я быстро зашагала к кафе.
Маша ждала меня там. Как только я отворила стеклянную дверь, она вскочила со своего места и закричала на весь зал: «Полинка!»
Я бросилась к подруге, мы горячо обнялись, и я ощутила знакомый сладкий аромат земляники – запах любимых «летних» Машкиных духов. Мы сели и первую минуту жадно оглядывали друг друга. За месяцы, что мы не виделись, Машка вытянулась и похорошела. На ней был длинный белый сарафан со сборенным лифом и оборками внизу, сверху она накинула малюсенький светло-голубой джинсовый пиджачок. Светлые волосы аккуратно завязаны в хвостик, кожа светится ровным загаром…
– Ты где так загорела? – спросила я.
– В солярии, а где же еще? – рассмеялась Маша, обнажая ровные блестящие зубки. – Я же на море не была, как некоторые… – подмигнула подруга.
– Ух ты! Да у тебя теперь голливудская улыбка? – еще больше удивилась я, вспомнив вечное Машкино нытье про неправильный прикус. – Ты что ли весь год носила брекеты?
– Фу-у, как ты отстала от жизни в своей Бетте! – шутливо возмутилась Машка и достала из сумочки маленькую розовую коробочку. Быстрым движением она сняла что-то с идеальных зубов и положила в коробочку. – Я ношу капы!
Я недоуменно взглянула на коробочку – в ней ничего не было!
– Маш, ты чего – издеваешься? – спросила я и только тут заметила, что в коробочке лежит что-то маленькое и прозрачное, как крылья стрекозы.
– Поясняю для провинциалов – это капы! – важно пояснила Маша. – Новая технология исправления прикуса, их теперь носят вместо брекетов…
Ох, сейчас Машка сядет на своего любимого конька: новые технологии, достижения науки и так далее!
– Машка, кончай! – не выдержала я, и мы обе засмеялись.
– Ну ладно, рассказывай, как ты там, мхом не заросла в своей Бетте? – спросила подруга.
Мысль о Саймоне буквально прорезала меня насквозь. Оказывается, любое упоминание Бетты причиняло почти физическую боль. Но боль, как ни странно, придала мне сил и решимости. Я начала вдохновенно рассказывать о беттинской школе, новых друзьях, маминой работе, ни словом не обмолвившись о любимом.
Машке мой рассказ понравился. Она заливисто хохотала над разными смешными историями из школьной жизни, округлила глаза, узнав о местной библиотеке, куда все ходят «за Интернетом», и погрустнела, когда я со вздохом упомянула о разводе моих родителей. Впрочем, я видела: и Маше есть, что рассказать. Ее прямо всю распирало от нетерпения, а в глазах читалось: «Говори, подруга, говори. А потом будешь слушать меня!»
Когда мой монолог завершился, Маша сложила ручки на столе, отчего стала похожа на мультяшную белочку, и заговорщицким тоном спросила:
– А теперь угадай, какие новости у меня? – и, не дав мне и рта открыть, сразу же ответила: – Я встречаюсь с мальчиком! – Только Маша могла произнести это так, словно признавалась: «Я выхожу замуж за принца Уэльского!» – Полин, ты не представляешь, какой он классный! Мы вместе уже полгода! Сегодня я вас обязательно познакомлю!
Я терпеливо выслушала рассказ о том, как романтично они встретились. Мне почти не было больно – наверное, потому, что вся эта история была типично московской и совсем не походила на мои отношения с Саймоном. Я слушала Машку, как старая бабушка, умудренная жизнью, слушает милое щебетанье любимой внучки…
– Маш, ну а как с поступлением? Всё уже схвачено? – сменила я тему.
– О, за это не беспокойся! – уверенно сказала Маша. – Я буду первоклассным журналистом! И никто мне не помешает – после того, как целый год я колошматилась на курсах и прочла всего Тургенева! Никто!
– Женя! – вдруг закричала она так же звонко, как час назад выкрикнула мое имя.
Я обернулась – в дверях кафе стоял улыбающийся молодой человек. «Идеальная пара для Машки!» – сразу подумалось мне. Стильные очки в черной оправе, светло-голубые джинсы, на белую футболку накинута черная жилетка, на голове – творческий беспорядок. Через секунду Женя уже сидел за нашим круглым столиком.
Машу всю распирало от восторга. Влюбленные держались за руки, не в силах насмотреться друг на друга, и я почувствовала себя лишней. Я начала ерзать на стуле и поглядывать на часы.
– Ладно, Маш, вы оставайтесь, а мне пора! – сказала я наконец.
Подруга сделала капризное лицо, хотя глаза ее светились от счастья.
– Поли-и-ин, ну ты что? Может, посидишь еще с нами? – не очень настойчиво предложила она. И не стала меня уговаривать, когда я все-таки откланялась. Но я совсем на нее не обиделась. Я была рада, что выдержала нашу встречу. Нелегко общаться с кем-то, когда у тебя все выжжено внутри.
Я шагала по пыльной улице к своему дому и думала о том, как хорошо, что Москва не похожа на Бетту. Здесь мне легче будет продержаться до встречи с Саймоном. Временами я почти верила в то, что снова его увижу…
Дома я приготовила ужин отцу и немного разобралась на кухне. У папы за время нашего отсутствия все перепуталось – специи и соленья стояли вместе со сладостями, тарелки соседствовали со сковородами, а чашки с банками. Я разложила все по местам, вымыла пол и села за стол. За окном радостно надрывался воробей, тикали настенные часы… Я вздохнула, взяла в руки телефон и снова набрала профессора Стояна. Гудки шли бесконечно долго. Наконец, я услышала низкий голос Магды:
– Полина?
– Да, – прошептала я.
– Полина, мы говорили с ним. Девочка, он не верит тебе…
Пол ушел из-под ног. Я перестала существовать. Как сквозь сон до меня долетали слова Магды:
– Он не верит. Ни нам, ни тебе. Он сказал, что больше не хочет видеть тебя…
Гулко билось в груди истекающее кровью сердце.
– Полина?
– Я здесь.
– Не печалься, девочка, ты еще так молода! – тягуче проговорила Магда. – Все пройдет.
– Он не вернется? – тупо спросила я.
– Нет.
– Почему вы не смогли уговорить его?
– Потому что это невозможно, Полина!
Я медленно и очень аккуратно положила телефон на стол и уставилась перед собой. Из глаз быстрыми ручейками потекли слезы. Я чувствовала, как они капают мне на руки, сложенные на коленях.
Потом стены кухни сдвинулись и приблизились ко мне. Теряя сознание, я благодарила – не знаю, кого – за то, что для меня все закончилось.
– Полина! Детка! Солнышко! – услышала я, разлепляя непослушные отяжелевшие веки. Надо мной склонились отец и мужчина в белом халате. Я лежала на своей кровати. В комнате резко пахло лекарствами, а на табуретке, принесенной отцом из кухни, стоял большой ярко-оранжевый чемодан, набитый ампулами, шприцами и медикаментами. Первое, что я почувствовала, – глубочайшее разочарование. Я жива, а значит, ничего не кончилось.
Мужчина с усталым, но добрым лицом повернулся к отцу и ободряюще улыбнулся.
– Ну вот и хорошо. Теперь ей нужен покой. После укола она уснет и проспит долго, так что не волнуйтесь. Обычный обморок – бывает, особенно у подростков: переживают перед сдачей экзаменов. Мало спят и много нервничают. Да еще и жара такая! – говорил с профессиональным оптимизмом доктор «скорой помощи». Он ободряюще похлопал бледного папу по плечу. – Все будет хорошо. Повторюсь: девочке нужен покой, ну и лекарства, которые я здесь написал.
Доктор протянул отцу маленький листок, улыбнулся теперь уже мне и сказал как маленькой:
– Ну вот, будь хорошей девочкой и больше так не нервничай!
Я хотела только одного – чтобы они скорее удалились из комнаты.
– Я провожу вас! – спохватился отец, и наконец они вышли в коридор.
Я тупо огляделась и увидела на столе свой мобильный. Наверное, это папа принес его с кухни. Голова отказывалась соображать, тело было отяжелевшее, словно его придавили огромной плитой.
Я медленно встала, взяла телефон и набрала номер профессора. Он сам взял трубку.
– Профессор, я… – но Стоян тут же перебил меня:
– Полина, девочка, успокойся! Хорошо еще, что так вышло! Могло быть хуже, много хуже! – затараторил он.
Я еще долго не могла уснуть. То проваливаясь в сон, то пробуждаясь, я потерялась и не могла понять, где нахожусь – то ли в Бетте (мне даже слышался шум волн), то ли в вагоне поезда. Мне мерещился Саймон. Он обнимал меня и сначала легко, а потом все настойчивее целовал мою шею, покусывал мочку уха и спускался все ниже, ниже… Его руки блуждали по моему податливому разгоряченному телу, и я уже вся растворилась в нем, как вдруг резкий грубый крик оборвал видение.
Я широко открыла глаза и села на кровати. За окном раздавались крики и мат местной шпаны, которая теплыми ночами всегда оккупировала детскую площадку. Медленно осмотрела я свою комнату и наконец сказала себе: «Ты в Москве. И точка». После этого опустилась на горячую подушку и крепко уснула.
Утром меня разбудил звонок мобильника. Увидев на экране «мама», я нажала на сброс – ну почему ей обязательно звонить в такую рань? Однако через минуту затрезвонил домашний телефон – о да, мама добьется своего, если захочет. Телефон все звонил и звонил, трубку никто не брал. Видимо, папа ушел на работу. Со вздохом я поднялась с кровати и поплелась в прихожую.
– Слушаю, – сняв трубку со стены, пробурчала я.
– Полиночка, дочка, ну что ты меня сбрасываешь? Я же волнуюсь – как ты там? – Помолчав секунду, мама тихо добавила: – И как папа?
– Все хорошо, папа на работе, а я сплю. Сегодня иду с Машкой в кафе.
– С Машенькой? – обрадовалась мама. Я всегда знала, что Маша нравится ей куда больше задиристой Надьки. – Это очень хорошо. А мы тут с бабушкой уже скучаем!
– Мам, ты не волнуйся, у меня все хорошо, – успокоила я ее, одновременно стараясь свободной рукой собрать непослушные волосы в хвостик.
– Ты только держи меня в курсе по поводу экзаменов. Когда у тебя история? – заволновалась мама.
– В понедельник, – ответила я. – А сегодня только среда.
– Сегодня уже среда! Подготовься как следует, я в тебя верю!
– Хорошо. Бабуле привет!
Пытаться заснуть было бесполезно. Я набрала номер профессора, и снова мне никто не ответил. Бросив телефон на кровать, я принялась за уборку. Через несколько часов комнату было не узнать – все блестело, я протерла даже стекла книжных полок. В час дня мы договорились встретиться с Машей в кафе недалеко от дома. Вывалив из дорожного чемодана вещи на кровать, я выбрала из кучи мятой одежды немнущийся голубой сарафан в мелкий желтый цветочек, затем собрала волосы в пучок и обула «греческие» босоножки. Выйдя из подъезда, я словно нырнула в душную горячую волну – казалось, что в Москве уже наступило лето. Я быстро зашагала к кафе.
Маша ждала меня там. Как только я отворила стеклянную дверь, она вскочила со своего места и закричала на весь зал: «Полинка!»
Я бросилась к подруге, мы горячо обнялись, и я ощутила знакомый сладкий аромат земляники – запах любимых «летних» Машкиных духов. Мы сели и первую минуту жадно оглядывали друг друга. За месяцы, что мы не виделись, Машка вытянулась и похорошела. На ней был длинный белый сарафан со сборенным лифом и оборками внизу, сверху она накинула малюсенький светло-голубой джинсовый пиджачок. Светлые волосы аккуратно завязаны в хвостик, кожа светится ровным загаром…
– Ты где так загорела? – спросила я.
– В солярии, а где же еще? – рассмеялась Маша, обнажая ровные блестящие зубки. – Я же на море не была, как некоторые… – подмигнула подруга.
– Ух ты! Да у тебя теперь голливудская улыбка? – еще больше удивилась я, вспомнив вечное Машкино нытье про неправильный прикус. – Ты что ли весь год носила брекеты?
– Фу-у, как ты отстала от жизни в своей Бетте! – шутливо возмутилась Машка и достала из сумочки маленькую розовую коробочку. Быстрым движением она сняла что-то с идеальных зубов и положила в коробочку. – Я ношу капы!
Я недоуменно взглянула на коробочку – в ней ничего не было!
– Маш, ты чего – издеваешься? – спросила я и только тут заметила, что в коробочке лежит что-то маленькое и прозрачное, как крылья стрекозы.
– Поясняю для провинциалов – это капы! – важно пояснила Маша. – Новая технология исправления прикуса, их теперь носят вместо брекетов…
Ох, сейчас Машка сядет на своего любимого конька: новые технологии, достижения науки и так далее!
– Машка, кончай! – не выдержала я, и мы обе засмеялись.
– Ну ладно, рассказывай, как ты там, мхом не заросла в своей Бетте? – спросила подруга.
Мысль о Саймоне буквально прорезала меня насквозь. Оказывается, любое упоминание Бетты причиняло почти физическую боль. Но боль, как ни странно, придала мне сил и решимости. Я начала вдохновенно рассказывать о беттинской школе, новых друзьях, маминой работе, ни словом не обмолвившись о любимом.
Машке мой рассказ понравился. Она заливисто хохотала над разными смешными историями из школьной жизни, округлила глаза, узнав о местной библиотеке, куда все ходят «за Интернетом», и погрустнела, когда я со вздохом упомянула о разводе моих родителей. Впрочем, я видела: и Маше есть, что рассказать. Ее прямо всю распирало от нетерпения, а в глазах читалось: «Говори, подруга, говори. А потом будешь слушать меня!»
Когда мой монолог завершился, Маша сложила ручки на столе, отчего стала похожа на мультяшную белочку, и заговорщицким тоном спросила:
– А теперь угадай, какие новости у меня? – и, не дав мне и рта открыть, сразу же ответила: – Я встречаюсь с мальчиком! – Только Маша могла произнести это так, словно признавалась: «Я выхожу замуж за принца Уэльского!» – Полин, ты не представляешь, какой он классный! Мы вместе уже полгода! Сегодня я вас обязательно познакомлю!
Я терпеливо выслушала рассказ о том, как романтично они встретились. Мне почти не было больно – наверное, потому, что вся эта история была типично московской и совсем не походила на мои отношения с Саймоном. Я слушала Машку, как старая бабушка, умудренная жизнью, слушает милое щебетанье любимой внучки…
– Маш, ну а как с поступлением? Всё уже схвачено? – сменила я тему.
– О, за это не беспокойся! – уверенно сказала Маша. – Я буду первоклассным журналистом! И никто мне не помешает – после того, как целый год я колошматилась на курсах и прочла всего Тургенева! Никто!
– Женя! – вдруг закричала она так же звонко, как час назад выкрикнула мое имя.
Я обернулась – в дверях кафе стоял улыбающийся молодой человек. «Идеальная пара для Машки!» – сразу подумалось мне. Стильные очки в черной оправе, светло-голубые джинсы, на белую футболку накинута черная жилетка, на голове – творческий беспорядок. Через секунду Женя уже сидел за нашим круглым столиком.
Машу всю распирало от восторга. Влюбленные держались за руки, не в силах насмотреться друг на друга, и я почувствовала себя лишней. Я начала ерзать на стуле и поглядывать на часы.
– Ладно, Маш, вы оставайтесь, а мне пора! – сказала я наконец.
Подруга сделала капризное лицо, хотя глаза ее светились от счастья.
– Поли-и-ин, ну ты что? Может, посидишь еще с нами? – не очень настойчиво предложила она. И не стала меня уговаривать, когда я все-таки откланялась. Но я совсем на нее не обиделась. Я была рада, что выдержала нашу встречу. Нелегко общаться с кем-то, когда у тебя все выжжено внутри.
Я шагала по пыльной улице к своему дому и думала о том, как хорошо, что Москва не похожа на Бетту. Здесь мне легче будет продержаться до встречи с Саймоном. Временами я почти верила в то, что снова его увижу…
Дома я приготовила ужин отцу и немного разобралась на кухне. У папы за время нашего отсутствия все перепуталось – специи и соленья стояли вместе со сладостями, тарелки соседствовали со сковородами, а чашки с банками. Я разложила все по местам, вымыла пол и села за стол. За окном радостно надрывался воробей, тикали настенные часы… Я вздохнула, взяла в руки телефон и снова набрала профессора Стояна. Гудки шли бесконечно долго. Наконец, я услышала низкий голос Магды:
– Полина?
– Да, – прошептала я.
– Полина, мы говорили с ним. Девочка, он не верит тебе…
Пол ушел из-под ног. Я перестала существовать. Как сквозь сон до меня долетали слова Магды:
– Он не верит. Ни нам, ни тебе. Он сказал, что больше не хочет видеть тебя…
Гулко билось в груди истекающее кровью сердце.
– Полина?
– Я здесь.
– Не печалься, девочка, ты еще так молода! – тягуче проговорила Магда. – Все пройдет.
– Он не вернется? – тупо спросила я.
– Нет.
– Почему вы не смогли уговорить его?
– Потому что это невозможно, Полина!
Я медленно и очень аккуратно положила телефон на стол и уставилась перед собой. Из глаз быстрыми ручейками потекли слезы. Я чувствовала, как они капают мне на руки, сложенные на коленях.
Потом стены кухни сдвинулись и приблизились ко мне. Теряя сознание, я благодарила – не знаю, кого – за то, что для меня все закончилось.
– Полина! Детка! Солнышко! – услышала я, разлепляя непослушные отяжелевшие веки. Надо мной склонились отец и мужчина в белом халате. Я лежала на своей кровати. В комнате резко пахло лекарствами, а на табуретке, принесенной отцом из кухни, стоял большой ярко-оранжевый чемодан, набитый ампулами, шприцами и медикаментами. Первое, что я почувствовала, – глубочайшее разочарование. Я жива, а значит, ничего не кончилось.
Мужчина с усталым, но добрым лицом повернулся к отцу и ободряюще улыбнулся.
– Ну вот и хорошо. Теперь ей нужен покой. После укола она уснет и проспит долго, так что не волнуйтесь. Обычный обморок – бывает, особенно у подростков: переживают перед сдачей экзаменов. Мало спят и много нервничают. Да еще и жара такая! – говорил с профессиональным оптимизмом доктор «скорой помощи». Он ободряюще похлопал бледного папу по плечу. – Все будет хорошо. Повторюсь: девочке нужен покой, ну и лекарства, которые я здесь написал.
Доктор протянул отцу маленький листок, улыбнулся теперь уже мне и сказал как маленькой:
– Ну вот, будь хорошей девочкой и больше так не нервничай!
Я хотела только одного – чтобы они скорее удалились из комнаты.
– Я провожу вас! – спохватился отец, и наконец они вышли в коридор.
Я тупо огляделась и увидела на столе свой мобильный. Наверное, это папа принес его с кухни. Голова отказывалась соображать, тело было отяжелевшее, словно его придавили огромной плитой.
Я медленно встала, взяла телефон и набрала номер профессора. Он сам взял трубку.
– Профессор, я… – но Стоян тут же перебил меня:
– Полина, девочка, успокойся! Хорошо еще, что так вышло! Могло быть хуже, много хуже! – затараторил он.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента